Текст книги "Железный город"

2. Февраль 2299 г., Эйзен

Такого количества разных документов Альфред не составлял еще никогда. К вечеру суматошного дня он уже с трудом соображал и, если бы не подсказки служебной программы, наверняка наделал бы в формулярах кучу ошибок. В дополнение ко всему над головой по-прежнему висел дамоклов меч инспекции герра Штрауха. Шеф постоянно маячил в поле зрения, что-то выясняя у экспертов-криминалистов и медиков. С точки зрения Краузе, картина была вполне понятной, и особо углубляться в подробности не имело смысла, но у шефа на этот счет имелась своя точка зрения, о которой он предпочитал многозначительно помалкивать. После десяти вечера к усталости добавилось раздражение. Силы кончились, работы оставались еще горы, а неутомимый Штраух продолжал докапываться до некой истины. В целом всё это утомляло сильнее марафона на беговой дорожке. Страшно хотелось упасть и хотя бы на полчаса забыться. Можно даже прямо здесь, на палубе шлюзового отсека. Все равно уйти с карантинной площадки без разрешения шефа немыслимо, а он, похоже, намеревался работать до полного выяснения всех обстоятельств дела.

Краузе усталым взглядом поискал заместителя. Фриц тоже выглядел выжатым досуха и бродил по сектору на автомате, создавая лишь видимость работы. Почувствовав взгляд старшего инспектора, Найдер вяло кивнул и направился к Альфреду, в импровизированную зону отдыха. Заботливый инспектор Клаус, заступивший дежурным по сектору, прислал коллегам стандартный набор для сверхурочных работ: комплект пластиковых стульчиков, столик и несколько термосов с кофе и бульоном. Еще в набор должны были входить галеты, но их почему-то не оказалось. Посыльный только развел руками. Пришлось дать ему целых десять марок и отправить за печеньем в ближайший Markthalle [7]7
  Крытый рынок (нем.)


[Закрыть]. За столь приличные деньги посыльный купил всего-то две маленьких пачки импортного ванильного печенья «Данкейк», но выбора у проголодавшихся офицеров не было. Государственные магазины, где можно было приобрести дешевые и питательные отечественные продукты, работали только до двадцати двух ноль-ноль. Из мысленного архива снова выползла мыслишка о бездарности министра продовольствия и его подчиненных, которые вместо того, чтобы поставить во всех секторах служебные пищематы, поощряют подпольную торговлю импортными продуктами на частных рынках. Где логика?

Альфред сунул в рот тающий на языке кусочек обывательского ванильного счастья и невольно прикрыл глаза. Было очень вкусно. А будь поблизости пищемат, пришлось бы снова давиться «семью злаками». Краузе без сожаления запихнул мыслишку про бездарность Минпрода обратно в архив. Десять марок, конечно, жаль, но во всем есть свои плюсы. Пойди он на рынок за импортными сладостями, на него посмотрели бы косо, а так… служебная необходимость удачно совместилась с тайным желанием любого нормального человека хоть иногда полакомиться чем-нибудь неординарным.

– Что у медиков? – отвинчивая крышку термоса, спросил Краузе. – Садитесь, Фриц. Кофе?

– Спасибо, герр…

– Рабочий день окончен, – перебил его инспектор, – можете обращаться просто Альфред.

– Хорошо, Альфред, – Фриц устало сел на пластиковый стульчик. – Я бы с удовольствием закурил.

Признание было неожиданным. Для офицера ГСП курение табака считалось постыдным, хотя напрямую не запрещалось. Но больше Альфреда насторожила откровенность обычно скрытного и немногословного Найдера. Он явно рассчитывал на ответную откровенность или хотя бы неформальный разговор. Думает, что сумеет раздобыть сведения, о которых полагалось знать только старшим офицерам отдела? Что это, его личное любопытство или спецзадание шефа, этакая проверка благонадежности молодого старшего инспектора? Кстати, а почему на эту должность не назначили самого Найдера, ведь он служит в отделе дольше всех, и по сроку вполне мог претендовать на место второго человека в секторе? Нет, с этим Фрицем следует держаться осторожно. Дружески, но на расстоянии. Так будет надежнее.

– Я бы с удовольствием разрешил вам, Фриц, но… – Краузе взглядом указал на шлюз, в котором минуту назад скрылся шеф. – Комиссар может появиться в любую секунду. Достанется нам обоим.

– Я понимаю, Альфред, – офицер вздохнул. – У медиков пока лишь предварительные выводы. С трупами более-менее понятно: почти все астронавты погибли от различных ран и повреждений. Естественную смерть прозекторы предполагают лишь в трех случаях из тридцати. Думаю, они перегрызлись, как пауки в банке.

– Неудивительно. А выжившие?

– Мужчину почти откачали, но пока он неадекватен; никого не видит в упор, несет какой-то бред и бьется в истерике. Доктор сказал, что это реактивный психоз.

– Реактивный? – Альфред хмыкнул. – А почему не гиперпрыжковый?

– Это медицинский термин, – терпеливо пояснил Найдер.

– Извините, неуклюжая шутка, – Краузе, чтобы скрыть неловкость, потянулся за очередной порцией «данкейка».

Фриц продолжил, будто бы ничего не заметив.

– Женщина в коме и, похоже, надолго. А вот ребенок почти в порядке, но толку от него мало. Девочке всего десять лет, шесть из которых она провела на борту корабля, причем, не в лучшей компании. Она боится всего и всех. Медики и психологи разводят руками. Требуется время на адаптацию, но сколько конкретно его потребуется, они не говорят. Врачи накачали ее транквилизаторами, так что в данный момент она мало отличается от товарищей по несчастью, тоже лежит мешком и грезит.

– Понятно. Что с представителем компании?

– Как! Вы с ним еще не познакомились? – удивился Найдер. – Он прибыл час назад и даже успел осмотреть судно.

– Что значит, «успел осмотреть»? – Краузе едва не подавился печеньем. – Без моего ведома?!

– Компанию ему составил сам герр Штраух, – Фриц виновато отвел взгляд. – Вы должны были его видеть, Альфред, это он разговаривал с шефом перед тем, как оба повторно прошли на борт «призрака». Вон там, у шлюза, видели?

– Да, да, – Краузе недовольно поморщился. – Герр Штраух требует результатов и в то же время…

Он поднялся со стульчика и одернул униформу.

– Пойти с вами? – спросил Найдер.

– Нет, лучше подстегните медиков. Пусть оставят в покое мертвых и сосредоточатся на выживших. Мы должны получить исчерпывающие данные на эту троицу в наикратчайший срок. В первую очередь меня интересует генетический анализ: кто кому родня и насколько близки эти якобы уроженцы Юнкера к стандарту расовой чистоты.

– Якобы? – заинтересовался Фриц.

– Пока не доказано обратное, их расовая принадлежность под вопросом, – пояснил Краузе. – Стандартная процедура. Вам ясно задание, Фриц?

– Да, герр старший инспектор, – Найдер тоже поднялся и коротко кивнул.

В первую очередь ему стало ясно, что едва наметившаяся дружба с начальством дала трещину. Но откуда он мог знать, что Краузе такой безглазый идиот?! Слегка раздосадованный этой неувязкой, Фриц проводил начальника преданным взглядом и направился в медотсек. Генетический анализ? Ну что ж, это будет интересно, хотя насчет женщины все ясно и без анализа, она не арийка – сто к одному. Что из этого следует? Пока рано делать выводы. А уж какую из этого можно извлечь выгоду, тем более пока неясно. Будет день, будет пища.

Шефа и представителя компании-судовладельца Краузе нашел довольно быстро. Они прогуливались по верхней палубе судна-призрака, неторопливо беседуя, будто два философа, рассуждающих о смысле жизни. К появлению Альфреда оба отнеслись снисходительно, как к приходу официанта. В принципе, это Краузе устраивало. Ведь Штраух вполне мог наорать за то, что руководитель следственной группы знакомится с главным свидетелем едва ли не последним, и был бы прав. Но шеф ничего такого не сделал, и это было славно. Можно сказать, сошло с рук. А догнать улетающую ракету чужой беседы будет нетрудно, надо лишь сосредоточиться.

– В целом, повторюсь, герр комиссар, судно в очень приличном состоянии. Все-таки концерн «Даймлер-Ганза» умеет строить суда.

– Я поклонник продукции верфей «Вольф унд Сименс», – заметил Штраух.

– Вы говорите о военных кораблях и катерах, – уточнил представитель, – а я о гражданских судах. Этот «призрак» с честью выдержал испытание затяжным гипердрайвом. Безусловно, его реальное техническое состояние оценят специалисты, но предварительно можно сказать, что судно в порядке.

– Вы рекламируете своих партнеров, герр Фогель? – усмехнулся Штраух. – Никто не ставит под сомнение техническое совершенство немецких кораблей и судов, это было бы кощунством. Я также не сомневаюсь, что ваша фирма содержит суда в образцовом порядке, поэтому они с честью выдерживают самые суровые космические испытания. Но все-таки, давайте вспомним, какую службу представляю здесь я… и мой помощник.

Он снисходительно взглянул на Краузе. Второй раз за сутки – невероятная щедрость! Альфред вдруг понял, что шеф впервые за последний год чувствует себя в своей тарелке и потому практически счастлив. Вот ведь как мало нужно человеку для счастья.

Хотя… быть может, и не так уж мало. Кто знает, что у шефа на уме? Возможно, Альфреду просто неизвестны некоторые существенные нюансы, возможно, он видит только кусочек картины, которую выкопал из-под палубы древнего «Даймлера» старательный Штраух.

– Конечно, герр Штраух, я помню о главном предмете вашего интереса. Все файлы на экипаж переправлены в ваш компьютер. Я не могу добавить что-либо существенное, но если желаете, попробую дать неформальные комментарии к биографиям выживших.

– Будьте так любезны, – шеф скривился, выдавливая из себя вежливую улыбку.

– До трагического рейса парочка не была знакома. Матрос Юрген Крафт завербовался на это судно впервые, женщина – программист Катрина Вильгельм ходила на нем два года. Девочка, судя по всему, дочь кого-то из погибших членов экипажа. Более ранние сведения имеются в архиве нашего торгового флота.

– Мы договорились насчет неформальных комментариев, – напомнил Штраух.

– Да, да, конечно, герр комиссар. На матроса Крафта в наших архивах есть все данные, буквально с пеленок. Он типичный вольный матрос. Двенадцать лет до рокового рейса ходил на судах Юнкера и Марты. Расовая чистота очень приличная – девяносто процентов от золотого стандарта, благонадежен, хотя идеологически инертен. Криминальный файл на него, конечно, имеется – какой матрос без греха? – но ничего серьезного. Две семьи и три постоянных подруги на Юнкере, Марте и Гефесте. Спортом не увлекается, в свободное время слоняется по кабакам и казино. Когда более-менее протрезвеет, обязательно садится за руль и гоняет до посинения по автобанам, преимущественно на Юнкере. В дальние рейсы ходит редко, последний был за год до найма на «призрак», ходил на Грацию. Вот, собственно, и все комментарии.

– Просто эталонный матрос, – задумчиво произнес Штраух.

– В общем-то, да, – Фогель кивнул. – О двадцати семи из тридцати двух членов этого экипажа я мог бы сказать то же самое, слово в слово, лишь поменяв фамилию. Исключения составляют капитан, две женщины и ребенок.

– А кто пятый? – позволил себе вмешаться Альфред.

– Пятый? – Фогель удивленно уставился на старшего инспектора.

– Вы сказали двадцать семь из тридцати двух. Минус пять человек. Капитан, две женщины и ребенок это четверо. Кто пятый?

– У вас все такие дотошные? – представитель перевел удивленный взгляд на Штрауха.

– Это наша работа, – шеф, надо отдать ему должное, всем видом показал, что он на стороне Краузе: пусть туповатого, зато своего.

– Хорошо, пусть будет двадцать восемь из тридцати двух. Это вас устроит, офицер?

– Старший инспектор ГСП Альфред Краузе, – строго поправил представителя Альфред.

Этому Фогелю, безусловно, плевать на чины Эйзенских полицейских, пусть они и величают себя «ГСП», намекая на достойное продолжение традиций предков. На Юнкере идеи Великого Порядка не имели такого сильного влияния на умы и настроения граждан, как на Эйзене, и к тайной полиции там относились без пиетета. Но все-таки, пока герр Фогель находился на борту космического города, ему волей-неволей приходилось подчиняться его законам и уважать его тайную полицию. В противном случае разговор мог выйти жестким и очень коротким. Мало ли людей пропадает в космосе?

Видимо, Фогель рассуждал именно так. Или прочел все эти мысли во взгляде Альфреда. Так или иначе, он подобрался, приклеил к лицу вежливую мину опытного дипломата и едва заметно поклонился.

– Очень приятно, герр Краузе. Я Мартин Фогель, представитель государственной транспортной компании «Юнкер-Д».

– «Д» означает «Даймлер»?

– Вы догадливы.

– Серьезный капитал, – Альфред почувствовал вибрацию в левой мочке и приложил палец к коммуникатору. – Извините, господа, срочный вызов.

– Новые сведения? – терпеливо дождавшись, когда Альфред примет рапорт, спросил Штраух.

– Да, это от Найдера. Готовы результаты генного анализа.

– Обсудим позже, – Штраух поднял руку. – Сначала дадим возможность герру Фогелю закончить свои комментарии. Что вы можете сказать о женщине, об этой… Катрине Вильгельм.

– Не так много. На эту женщину в архиве нашего торгового флота нет почти ничего, кроме иммиграционной карточки. На самом деле она появилась на Юнкере всего за пару месяцев до найма на судно. Так что ее происхождение – загадка.

– Так я и думал, – удовлетворенно заявил Штраух. – Она не арийка, видно сразу.

– Но если не ограничиваться сведениями архива… – Фогель взял эффектную паузу.

Он раздражал Альфреда в первую очередь своей театральностью. Кроме того, что он внешне был похож на слащавого зазывалу из земного рекламного ролика, так еще и говорил поставленным голосом, с паузами и эффектными модуляциями. Не будь он чистокровным арийцем (в противном случае власти Эйзена не выдали бы ему временный «аусвайс»), Краузе заподозрил бы, что Фогель педик. Почему-то эта мысль развеселила Альфреда, и он решил, что к представителю «Юнкер-Д» следует относиться чуть снисходительнее. Как к военному инвалиду. С одной стороны, он контуженный, и это не лечится, с другой – имеет Железный крест за храбрость, и это следует уважать.

– Не томите, герр Фогель, – едва уловимо пародируя интонацию представителя, попросил Краузе.

Фогель иронию уловил и сразу как-то обмяк. Наверное, решил, что не стоит тратить свои театральные таланты на двух тупых гестаповцев, все равно не оценят.

– Дамочка еще та попрыгунья, – голос Мартина тоже стал каким-то пресным. – Упоминаний о ней нет в архиве нашего флота, зато они имеются в базах торговых флотов едва ли не всех остальных Колоний, но… нигде нет свидетельства о ее рождении.

– Очень интересно, – на удивление искренне, будто ему и вправду интересно, выдохнул Штраух. – Вы серьезно помогли нам, герр Фогель.

– Принесли на хвосте хорошие вести [8]8
  Vogel – птица (нем.)


[Закрыть], – снова поддел представителя Альфред.

– Надеюсь, тонкий нюх поможет вам взять верный след, господа, – ответил Мартин такой же скрытой подначкой.

– Возьмем, – ничуть не смутившись, сказал Штраух. – Принцип расовой чистоты – закон законов Эйзена. Ни один чужак не может ступить на палубу города. Только арийцы. Прошу, герр Фогель, мои подчиненные вызовут вам лифт.

Представитель с Юнкера уже входил в лифтовую кабину, когда его окликнул Краузе.

– Герр Фогель, одна просьба. Постарайтесь скорректировать свой рабочий график таким образом, чтобы всегда имелась возможность прибыть к нам для дачи дополнительных комментариев.

– Конечно, герр старший инспектор, – Фогель изобразил на лице полное понимание важности своей роли основного свидетеля. – Я всегда буду поблизости.

Когда за Фогелем закрылись двери лифта, Штраух тяжело протопал в «зону отдыха» и опустился в хлипкое пластиковое креслице. Альфред на секунду задержал дыхание, ожидая, что под тяжестью шефа кресло лопнет и разлетится сотней мелких обломков, но пластик выдержал нагрузку. Начальник отдела некоторое время сидел молча, враждебно косясь на термосы, затем чуть расслабился и жестом приказал налить себе кофе.

– Дерьмовый выродок этот Фогель, – буркнул он, принимая из рук Альфреда чашку. – Я навел справки, его бабка по материнской линии была на четверть чешкой. Что сказали медики?

– Матрос Крафт действительно имеет высокий процент – девяносто три от стандарта. Женщина не дотягивает и до сорока, скорее всего, она славянка.

– Катрина Вильгельм?

– Вот именно, герр Штраух. Явная подтасовка. Думаю, она была агентом землян на Юнкере. Во время войны даже у нас за расовой чистотой следили плохо.

– Возможно. Девочка ее?

– Нет. Это дочь капитана и второй женщины – врача экипажа. Чистота почти девяносто процентов.

– Понятно. Итак, Краузе, что мы имеем?

– Полезного торговому флоту матроса-арийца. Конечно, при условии, что медики выведут его из психоза. А также здорового арийского ребенка, что особенно ценно – женского пола.

Альфред намеренно замолчал.

– Ну что вы затормозили? – недовольно пробасил начальник. – Заканчивайте мысль.

– Она закончена, комиссар.

– А Катрина Вильгельм?

– Недочеловек не имеет права ступить на палубу Эйзена, следовательно, никакой Катрины мы не имеем. Если она выживет и поправится, согласно закону, мы должны отправить ее к месту постоянного проживания на борту нейтрального судна.

– Это верно, – Штраух скривился, – но я спрашиваю вас, как контрразведчика, а не как полицейского офицера или судебного пристава. Как мы можем использовать бывшую шпионку Земли на Юнкере Катрину Вильгельм во благо Эйзена?

– Для начала следует убедиться, что она действительно бывшая шпионка землян на Юнкере, а не обычная авантюристка или искательница приключений. Понять это мы сможем, когда Катрина выйдет из комы. Но в лазарете карантинной зоны выздоровление может затянуться, а в приличный госпиталь ее не примут, даже если об этом попросит министр здравоохранения.

– Как это ни противно, вы правы, Краузе, – Штраух допил кофе одним глотком и медленно поднялся. – Утром я сброшу вам два адреса на Руре и Марте. Вызовете… э-э… пригласите от моего имени двоих экспертов. Эксперт с Рура, профессор Август Нейман, специализируется на внепространственной физике, он трудится научным консультантом отдела проектирования гиперторпед «РУСТа». А с Марты прилетит психоневролог, доктор Хирш, специалист по влиянию гипердрайва на человеческие мозги. Пока это все, чем я способен вам помочь. Еще могу дать совет: не все золото, что блестит, Краузе. Помните об этом. Иногда очевидные вещи оказываются не такими уж простыми. Помните об этом и работайте до беспамятства. Вы должны разложить ситуацию с «Призраком-9» на молекулы, на атомы! Вы отлично знаете, какое трудное и ответственное сейчас время. Мы не имеем права даже на самую маленькую и, казалось бы, безобидную ошибку. Обо всех серьезных подвижках в деле докладывайте мне лично. В любое время. А сейчас идите спать, Краузе, вы дерьмово выглядите.

Штраух бросил пустую чашку на стол и направился к лифту. Альфред растерянно потер подбородок. С такой щетиной и после суток на ногах выглядеть лучше, чем дерьмово, было бы сложно. Но причина растерянности инспектора заключалась вовсе не в последнем замечании шефа. Краузе впервые за всю службу настолько смутно понимал, чего от него хочет начальство. Штраух явно сделал для себя какие-то выводы, (частично благоприятные для Краузе, ведь обошлось без ора и почти без оскорблений) и теперь ожидал, что подчиненный найдет этим выводам фактические подтверждения. Но вот что забыл герр Штраух, так это поделиться своими выводами с этим самым подчиненным! И как теперь угадать, каких результатов ожидает строгий начальник? Как прочесть его мысли?

Краузе устало сел в кресло и поднял с пола термос. Он был пуст. Относительно солидно булькало в другом, но на крышке стояла пометка «бульон». Альфреду же сейчас позарез был нужен глоток кофе, а не бульона. Чтобы собраться с мыслями и прокрутить в памяти все, что говорил Штраух. Но кофе кончился.

Да и к черту кофе! Инспектор поставил термос на стол и решительно поднялся. Кофе тут не поможет. Надо просто выспаться. Сон разложит все события, слова и мысли прошедшего дня по полочкам, и наутро понимание придет само собой. Сон и только сон. Недаром право (оно же обязанность) на сон прописано в законе о Великом Порядке. Гражданин должен иметь здравый рассудок и трезвое мышление, которые гарантированы только в случае чередования периодов сна и бодрствования по формуле «семь часов через семнадцать». В этом пункте закон прав, как ни в чем другом.

Альфред почти доплелся до лифта, когда в мочке уха снова зазудело. Краузе прижал к уху палец и обреченно вздохнул.

– Что еще, Фриц?

– Я по-прежнему в лазарете, герр старший инспектор. Матрос с «призрака», кажется, выходит из затмения, а у женщины усилилась мозговая активность. И с девочкой что-то не в порядке, ей ввели вторую дозу транквилизаторов. Я подумал, это важно.

– Да, Фриц, это важно… – Краузе скрипнул зубами. – Но неужели не подождет до утра, черт побери?!

– Да, Альфред, я понял. До утра. Надеюсь, матрос не впадет в психоз снова?

– Что говорят врачи?

– Ставят девять против одного, что этого не случится, но я им не слишком доверяю. Они ведь обещали, что женщина проваляется бревном не меньше недели, а она…

– А она столько и проваляется. Усиление активности еще ничего не значит. Поверьте специалистам, Фриц, мы с вами не можем знать и уметь все на свете. А сейчас идите спать, это приказ.

* * *

«Корабли землян шли атакующим порядком, отрезая караван от портала и, казалось, никто и ничто во вселенной не в силах предотвратить худший вариант развязки. Маневры были бесполезны, сопротивление – тем более. Оставалось только рисковать: развить нужную для прыжка скорость и проскочить в ворота. Тут, правда, имелся один нюанс. Прыгать в ворота означало погибнуть с вероятностью в пятьдесят процентов; то есть, или да, или нет. До сих пор истории были известны лишь четыре случая гиперпрыжка в створ ворот. Два закончились относительно благополучно: корабли вышли не там, где нужно, но экипажи выжили. Еще два судна пропали без вести. Статистика так себе, но в данной ситуации выбора не оставалось, земляне уничтожали суда и корабли противника без жалости. Сдача была равносильна смерти, вот почему никто из членов экипажа не сказал и слова, когда капитан принял решение прыгать».

Так, если вкратце, было записано в комментариях к бортовому журналу. Наверное, так и было. Шок от нештатного прыжка уменьшил экипаж на три человека. Сердце не выдержало или мозги, трудно сказать наверняка. Никто из уцелевших и не задумывался над причиной. Минус три и точка. Все остальные погибли позже, через пять лет, когда стало окончательно ясно, что выбраться из лабиринтов гиперхода получится разве что случайно, то есть, неизвестно когда. Возможно, никогда. Сначала не выдержали нервы у суперкарго, он повесился на брючном ремне, потом подрались двое механиков, а потом началась всеобщая безумная резня, выжить в которой сумели только трое, да и то чудом.

Но сейчас это стало историей, страшное испытание закончилось. В полной мере насладиться возвращением в нормальный мир у выживших пока не получалось, слишком много прошло времени в одуряющем заточении вне пространства и времени, но сам факт возвращения действовал, как лучшее в мире лекарство, и экипаж «призрака» быстро шел на поправку.

Пассажир рейсового лайнера Эйзенской космотранспортной компании «Штурмфогель» поставил виртуальную пометку и закрыл файл предварительного отчета «карантинщиков», отправленный шефом отдела ГСП вышестоящему начальству (копия обошлась резиденту в каких-то двести марок взятки знакомому шифровальщику). Появление «Призрака-9» было последним, наиболее убедительным аргументом в пользу новой для резидента карьеры разведчика. Теперь не осталось и тени сомнения, выбор сделан верный, а значит, можно сосредоточиться на деле, для пассажира абсолютно неведомом. Хотя, в общем-то, ничего сложного и принципиально нового: шпионаж и руководство агентурой привычные реалии обыденной жизни, где все шпионят за всеми. Пассажир незаметно усмехнулся. Разве что в новой игре ставки повыше, риска побольше, да и техника посложнее: например, эти продвинутые средства связи с агентом – чудеса, да и только!

На самом деле, конечно, не чудеса, а высокие технологии, но принцип действия приборчиков настолько необычен, что обывателю проще назвать их «телепатическими усилителями» или вообще – «волшебными коробочками», чем понять, как эти штуковины действуют. Как это так – беседовать с кем-то, не раскрывая рта, «закачивать» в сознание собеседника инструкции из личного компа или подключать его к сети без посредничества компьютера, напрямую? Телепатия с элементами телетрансляции?

Удобно, ничего не скажешь. Удобно и безопасно. Пассажир мысленно произнес команду «подключения» и сосредоточился на контакте с агентом. Со стороны казалось, что пассажир рассеянно листает виртуальный журнал, периодически посматривая через иллюминатор корабля на приближающийся космический город, а на самом деле…

Странный все-таки этот псевдотелепатический контакт. Особенно интригует момент «соединения». Ты будто бы растворяешься в море общего сознания, но в то же время остаешься отдельной личностью с собственной волей и своими убеждениями. А главное – можешь контролировать ситуацию, можешь не допустить собеседника в закрытые для него зоны своего разума, или даже солгать, практически так же легко, как и в нормальном разговоре. То есть, о реальном «общем сознании» речь не идет, все в жестких рамках программ «ментальных коммуникаторов»: только передача информации, ничего больше. И все-таки здорово! Странно, но здорово.

Волна «соединения» накрыла, наконец, агента, и он увидел то же, что и пассажир: момент швартовки лайнера к первому из трех шлюзов выносного причала «Эйзен-112». Так было написано на шлюзовых воротах. Написано с претензией на общественный вызов, даже на провокацию: готическим шрифтом, а вместо тире заключенная в круг свастика.

«Сто двенадцать… – не замечая чужого присутствия, подумал агент. – Растет город, меняется. Помню свой первый прилет на Эйзен. Тогда причал под номером семьдесят был самым дальним и самым новым. И по три шлюза на причал тогда не делали. А вот внутренне «Железный город», похоже, не изменится никогда. Как и раньше, все та же идиотская идеология и эти бесперспективные игры в Новый Рейх. Как это они называют… Великий Порядок, кажется? Неонацисты недобитые, нашли, где строить свою новую империю. Хотя окраинное положение Эйзена на самом деле выгодно. Никто лишний раз сюда не лезет и жить не мешает. Жить и строить свой Рейх. Так, глядишь, что-нибудь, да и построится. Если не Великий Порядок, то хотя бы Великий Кулак. Даже наверняка это будет кулак».

«Завидная выдержка, – подумал пассажир. – Я ожидал от вас бурной реакции или хотя бы удивления. Все-таки вдруг начали видеть чужими глазами. Или вы считаете, что видите сон?»

«Сон? Нет, не считаю. Просто если мне в задницу тайно вживляют микроскопический коммуникатор, значит, это кому-то нужно. Остается дождаться контакта и выяснить, кому и зачем. Вы резидент?»

«Да. Вы знакомы с такими приборами?»

«Только в теории. Над темой мысленных коммуникаций инженеры бьются уже лет двести, когда-то у них должно было получиться».

«И все-таки странно, что вы не удивились. Почему? Ведь вы довольно долго были… э-э… законсервированы, не так ли?»

«Вы доброволец?»

«Да. Как вы это поняли?»

«Профессионалы не задают таких вопросов. Разведчик всегда готов к операции, которая может начаться вообще без всяких «вводных», инструктажей и передачи необходимого оборудования. В нашем случае факт «прививки» подготовил меня к любому повороту событий. В первую очередь к «трансляции инструкций». Признаюсь, «телепатическая» форма трансляции – сюрприз, но не такой, чтобы падать с кровати от изумления. Будут еще вопросы или перейдем к инструктажу?»

«Да, перейдем. Я попробую закачать вам файл с инструкциями Центра».

«Центра? – агент улыбнулся, и пассажир каким-то образом это уловил. – Кто вас вербовал?»

«Это закрытая информация».

«Хорошо, кто руководит операцией?»

«Генерал».

«И все?»

«Да».

«Значит, это инструкции Генерала. Давайте придерживаться конкретных формулировок, без самодеятельности. Простите, что указываю».

«Вы правы. Инструкции от Генерала. Принимайте».

Пассажир постарался скрыть досаду. Агент оказался гораздо опытнее связного. Получалось, что пассажиру было просто неприлично именовать себя резидентом. Что это за «резидент», которого полевые агенты тычут носом, как щенка? Пассажир тщательно заблокировал и эту мысль. Надо обязательно сохранить лицо, и все будет в порядке. В конце концов, может быть, это легенда! Да, такая легенда для конспирации. Резидент – дилетант. А на самом деле… Пассажир «затоптал» и эту мысль. Не хватало еще проколоться на фальшивых легендах! Вдруг агент прочитает эти мысли? Вот уж будет позор!

Никаких мыслей человека, летящего на борту пассажирского лайнера, «расконсервированный» агент, конечно, не читал, зато продолжал видеть его глазами и подсознательно воспринимать нечто похожее на инструкцию. Она больше походила на отсроченное задание, которое активируется лишь в назначенное время, но «закачка» шла, это факт.

«Задание получено, – спустя какое-то время доложил агент. – А теперь, простите, я вздремну. Так лучше усвоится, да и час поздний».

«Да, пожалуйста. До связи».

Пассажир рейсового лайнера закрыл виртуальный журнал и снова взглянул на приближающийся шлюз. Из надписи «Эйзен-112» уже была видна только свастика, точно по центру ворот.

Ну что ж, Генерал действительно неплохо подготовил операцию. «Телепатическое» внушение агенту прошло гладко, и это в свою очередь означало, что предварительный этап «вживления оборудования» тоже был проведен чисто и вовремя. Когда и кем – резидент не знал, да и не должен был знать. Главное, что тактика «один человек – одна задача» сработала. Непонятно, когда агент сможет приступить к выполнению «закачанных» в подсознание инструкций и сможет ли вообще, но два этапа преодолены успешно, а там будет видно. Не выйдет, значит, не судьба, будут задействованы планы «B» и «C».

Судно подошло к причалу вплотную, и, согласно правилам швартовки, на иллюминаторы опустились шторки. Стюардесса что-то мило мурлыкнула, наверное, попросила оставаться на местах до выравнивания давления в отсеках и ждать особого приглашения, а стюард раздал всем пластиковые колечки «РЭА». Начинка высокотехнологичных безделушек для простых смертных была секретом, но пассажир знал, что эти следящие устройства работают не только, как радиомаячки; они еще считывают биопараметры, проводят генный экспресс-анализ и даже слегка корректируют поведение. Насчет того, могут ли эти колечки при необходимости нейтрализовать врага, точных данных не было, но некоторые специалисты утверждали, что это вполне реально. Впрочем, это могло быть преувеличением, у страха глаза велики. В аббревиатуре были зашифрованы лишь слова «радиомаяк и экспресс-анализатор». Возможно, разумнее всего было так эти колечки и воспринимать.