Текст книги "Железный город"

К моменту, когда погасли таблички «пристегнуть ремни», колечки на пальцах пассажиров закончили процедуру идентификации и начали светиться. У кого-то зеленым, у некоторых желтым. У одного пассажира, сидевшего в том же ряду, что и резидент, но через проход – красным. Этому человеку не имело смысла лететь на Эйзен. На что он надеялся, непонятно. Его даже не выпустят из корабля, поскольку цвет колечка указывал, что его степень расовой чистоты крайне низка, менее сорока процентов. Все, на что мог рассчитывать настолько далекий от золотого стандарта человек – переговоры с эйзенскими партнерами по бизнесу прямо на борту лайнера. Хотя вряд ли у этого пассажира имелись на Эйзене партнеры. Закон о торговле запрещал чистым арийцам иметь дела с людьми низшего сорта. Обычно для этого использовались посредники с Юнкера, Рура или Марты. Наверняка в подавляющем большинстве пассажиры этого судна, имевшие желтый и зеленый цвет гостевых колец (чистота более пятидесяти и семидесяти процентов, соответственно), были именно такими посредниками. А этот неудачник был либо начинающим бизнесменом, либо плохо подготовленным шпионом. Второе, скорее всего.

Резидент полюбовался сочным зеленым цветом своего колечка (девяносто пять процентов – практически максимальный показатель), отстегнул ремень и поднялся из удобного, но порядком надоевшего за время полета кресла.

Поднимаясь, он на миг обернулся и ухватил фрагмент довольно занятного явления: шпион-неудачник «взламывал» кольцо. Как он это делал, было не совсем понятно, но колечко шпиона меняло цвет буквально на глазах. Резидент хмыкнул. Все-таки этот парень не такой уж простак. Но все равно ему не пройти дальше зоны таможенного досмотра. Там стоят генные сканеры помощнее этих экспресс-анализаторов, да и от взлома они защищены получше. Они вычислят шпиона на раз, а «на два» сотрудники ГСП вышвырнут его прямиком в сто двенадцатый шлюз. Причем, не проверяя, пристыкован ли еще по ту сторону ворот пассажирский лайнер. Если судно к тому моменту не уйдет в обратный рейс, шпиону повезет, если уйдет – на орбите Эйзена появится лишняя единица заледеневшего космического мусора.

Согласно неписаным правилам поведения на Эйзене, обладатели зеленых колец двинулись к выходу первыми. Резидента уважительно пропустили даже те, кто имел кольца почти такого же сочного зеленого цвета. Почти, да не такого же, поэтому и пропустили.

Пассажир пересек шлюзовую площадку, окинул надменным взглядом шеренгу пограничников, небрежно поставил свой багаж на тележку робота-носильщика и прошел под пластиковый навес стационарного таможенного сканера. Пока службисты проверяли документы, багаж и проводили углубленное сканирование, гость с интересом наблюдал за действиями усиленного пограничниками патруля ГСП, затаившегося прямо у шлюза. Офицеры тайной полиции явно кого-то поджидали. Скорее всего, шпиона-взломщика. Видимо, сработал он грубовато, и колечко успело просигналить о взломе. Резидент усмехнулся. Наверное, это марсиане решили вновь попытать счастья. Дилетанты. Они свято верят в возможности собственных высоких технологий и никак не желают признать, что кто-то во вселенной умеет применять эти технологии эффективнее них.

Пассажиру вернули документы, багаж и вежливо попросили пройти в зал ожидания. До свободной зоны космического города оставалось всего несколько шагов – по короткому коридору, минуя стеклянные двери, и неожиданная заминка показалась странной.

– Зал ожидания? Мы кого-то ждем? – Резидент обернулся к пограничнику.

– Одновременно с вашим судном ко второму и третьему шлюзам сто двенадцатого причала подошли еще два борта. Согласно требованиям инструкции по безопасности, до высадки всех пассажиров и закрытия внутренних ворот всех трех шлюзов выход из сектора запрещен. Приносим извинения за неудобства.

– Да, конечно, безопасность прежде всего, – пассажир прошел в зал, встал у внутренней стеклянной стены и снова сосредоточился на шоу в зоне досмотра.

Шпиона схватили, как только он показался в досмотровом секторе. Пару минут офицер ГСП что-то ему объяснял, а затем патрульные довольно грубо втолкнули «марсианина» обратно в шлюз и почти пинками погнали на борт лайнера. Старший группы тем временем подписал у пограничников протокол задержания-депортации и отправился в служебный бар пить кофе, надиктовывать рапорт и дожидаться возвращения помощников, которые были обязаны оставаться рядом с депортированным субъектом вплоть до отправления судна.

Глупо. Попытка проникновения на Эйзен этого «марсианина» была нелепой и какой-то чересчур показательной. Случись это лет десять назад, понять логику шпиона и его начальства было бы нетрудно. Тогда об эффективности работы ГСП еще не ходили легенды, и иностранные разведки могли надеяться, что простенький трюк со «взломом» гаджета позволит забросить агента дальше, чем в погранично-таможенную зону Эйзена. Но теперь-то, когда любому первокурснику разведшколы известно, что ГСП – это самая эффективная контрразведка всех обитаемых миров, устраивать такое глупое шоу было, как минимум, неэкономично. Впрочем…

Впрочем, тому могли существовать свои резоны. Вариант навскидку – отвлекающий маневр. От чего? Это уже другой вопрос.

В зале ожидания стало довольно многолюдно. Резидент с интересом оглянулся по сторонам. Судя по одежде, акцентам и некоторым нюансам поведения пассажиров, рейсы прибыли из трех разных дружественных Эйзену Колоний. Гости с Рура были в основном сдержанны, немногословны и безукоризненно одеты, а вот пассажиры судна с Юнкера выглядели не столь однообразно, держались самоуверенно и немного простовато, как люди с высоким уровнем доходов, но невысоким уровнем личной культуры. Что же касается уроженцев Марты, они без умолку болтали и смеялись, а их одежда отличалась существенным разнообразием красок и фасонов. Впрочем, во всех трех партиях имелись свои исключения: с серыми лицами, в кургузых полувоенных костюмах, опасливо поглядывающие в сторону офицеров ГСП. Это были вернувшиеся на Эйзен аборигены.

– Дамы и господа, прошу на выход! – прозвучало, наконец, из открывшихся стеклянных дверей. – Добро пожаловать в идеологический центр Великого Порядка, на борт космического города Эйзен!

Толпа гостей и вернувшихся восвояси жителей «идеологической столицы» оттеснила приветливого администратора и деловито протопала в «свободную» зону Железного города.

* * *

Офицер ГСП встретил обоих экспертов буквально в десяти шагах от зоны досмотра. Как он умудрился одновременно выудить их из толпы, понять было трудно. Наверное, у ГСП имелись для этого специальные методики.

– Профессор Нейман, доктор Хирш! – офицер козырнул. – Старший инспектор Краузе, к вашим услугам! Прошу следовать за мной.

Он любезно указал обоим гостям на ближайший служебный лифт-экспресс. Эксперты молча обменялись рукопожатиями, не преминув при этом бросить взгляд на цвет РЭА-кольца коллеги. Цвет внушал уважение, и вообще оба выглядели солидными учеными мужами. К тому же оба прибыли по личному приглашению комиссара Штрауха, а это говорило о многом.

Гости послушно вошли в лифт, но с отправлением случилась небольшая заминка. Инспектор Краузе на миг задержался у дверей, чтобы поздороваться с выходившим из зоны досмотра человеком в штатском. Судя по одежде – типичным гражданином Юнкера. Это не ускользнуло от внимательных взглядов гостей по двум причинам: инспектор был явно удивлен, а цивильный растерян. Видимо, он не ожидал встретить Краузе в погранзоне. Не ожидал настолько, что теперь не знал, как поступить. Возможно, он даже задумался о бегстве с Эйзена домой, от греха подальше, хотя определенно только что прилетел с родной планеты одним из «сто двенадцатых» рейсов. В одной руке мужчина держал небольшой чемоданчик, а в другой сжимал документы. Едва открылись дверцы соседнего лифта, цивильный бросился в кабину, будто получил хорошего пинка. Наверное, он понял, что улететь на родной Юнкер без визы ГСП теперь не сможет и решил просто поскорее исчезнуть из поля зрения Краузе. Что все это означало, оставалось гадать.

– Какие-то проблемы, старший инспектор? – поинтересовался Нейман.

– Нет, – после некоторого колебания, ответил Краузе. – Всё в порядке. Если не возражаете, господа, мы отправимся сразу на место, в карантинный сектор. По пути я введу вас в курс дела. Начну с общего описания ситуации и формальных данных, которые предоставил сотрудник компании-судовладельца Мартин Фогель…

– Простите, инспектор, – перебил Альфреда профессор. – Фогель из «Юнкер-Д»? Эксперт по эксплуатации маломерных судов?

– Теперь он представитель фирмы на Эйзене.

– Делает карьеру, – Нейман усмехнулся. – Кажется, я его знаю. Не с ним ли вы только что поздоровались?

– Да, это был он.

– Мне показалось, вы не ожидали встретить его в этом секторе?

– Да, это так. Герр Фогель обещал не покидать Эйзен до окончания следствия, но, как видите, нарушил данное обещание.

– Арестуете его? – исподлобья взглянув на инспектора, спросил доктор Хирш.

– За что? Никаких официальных клятв герр Фогель не давал. К тому же он улетал всего на ночь и вернулся точно к началу рабочего дня. Хотя, что за необходимость лететь домой всего на одну ночь, я не понимаю. Но с этим мы разберемся позже, господа. Не стоит отвлекаться на такие мелочи.

– Нарушение порядка на Эйзене считается мелочью? С каких пор? – профессор Нейман покачал головой.

Краузе промолчал, лишь состроил многозначительную гримасу. Видимо, она должна была означать, что офицер благодарит гостя за подсказку и здоровую критику, но одновременно просит не лезть в чужие, к тому же совершенно секретные дела.

Нейман понял инспектора правильно. Во всяком случае, от реплик в дальнейшем воздержался. Доктор Хирш тоже не раскрыл рта до самого прибытия в карантинный сектор.

– Вот наши подопечные, господа, – когда делегация прошла в палату, сказал Краузе. – Матрос Юрген Крафт, программист Катрина Вильгельм и фройляйн Ева Меркер, юная пассажирка трагического рейса. Как видите, все трое пока не в лучшем состоянии. Не так ли, доктор Хирш?

– Чтобы это понять, не обязательно быть доктором, – пробурчал Хирш.

Он вынул из чемоданчика маленький фонарик и молоточек, подошел поочередно к каждому пациенту, осмотрел, проверил рефлексы и, наконец, удовлетворенно причмокнул.

– Пока никто из троих не может быть вам полезен, герр Краузе, но надежда есть. Думаю, за неделю мы сумеем вернуть их в реальный мир. Всех троих. Сначала матроса, затем девочку. С фройляйн Вильгельм будет сложнее, но вернем и ее. Главное, чтобы нам никто не мешал.

– Я гарантирую абсолютную изоляцию, доктор, – заверил старший инспектор. – Только достаньте мне всех тараканов из их черепушек.

3. Февраль 2299 г., Эйзен – Земля

Конфликт на посту у входа в карантинный сектор разгорался, как пожар на складе горюче-смазочных материалов. Его не сумел погасить ни командир взвода охраны, ни даже опытный в таких делах Найдер. Когда оба офицера расписались в собственном бессилии, а «источник возгорания» раскалился, грозя поджечь не только пост, но и весь сектор, Альфреду пришлось принять непростое решение. Он собрал в кулак всю силу воли и буркнул «Пропустить». Краузе отлично понимал, что совершает очередную крупную ошибку, но ничего не мог поделать. Остановить корреспондента государственной информационной компании«Heereszeitung» [9]9
  Армейская газета (нем.)


[Закрыть] Грету Нессель можно было только пулей. Нет, если задуматься, теоретически ничто не мешало тому же Фрицу или охране арестовать Грету за нарушение порядка в режимной зоне, но кроме виртуальной теории существовала реальная практика. В суровой реальности фрау Нессель занимала внештатную должность информатора отдела собственной безопасности ГСП. Обычно она не афишировала свою принадлежность к ГСП и совала нос в дела секторов исключительно под прикрытием журналистского удостоверения, но в крайних обстоятельствах… И уж если кто-то вынуждал Грету прибегнуть к секретному оружию, мало ему впоследствии не казалось. Фрау Нессель могла обеспечить провинившемуся как легкую «идеологическую головомойку», так и неприятности покрупнее. Кроме удостоверения сотрудника ГСП у Греты, верной жены замминистра вооружения Теодора Несселя, имелись широкие бедра, высокая грудь и, в связи с этим, неплохие личные связи в высших эшелонах власти. То есть, ее возможности были обширны, даже без учета связей мужа. Поссориться с фрау Нессель безусловно означало sich in die Nesseln setzen [10]10
  Сесть в крапиву, перен. «нажить себе неприятность» (нем.)


[Закрыть].

В этот раз обошлось без предъявления секретных удостоверений и звонков наверх, но Альфред все равно чувствовал крайнее раздражение. На самом деле раздражение Краузе было вызвано не столько вмешательством посторонних в служебные дела, сколько личными мотивами. Появление прессы было некстати, но будь на месте Греты, например, Ганс Майер, инспектор Министерства пропаганды, Альфред отнесся бы к задержке в делах философски, как к полезной паузе. С Гансом было приятно поговорить, отвлечься, и затем с новыми силами взяться за прерванное расследование. Энергия же фрау Нессель была деструктивной, и после ее интервью каждый раз приходилось собирать мысли в кучу, а уж потом возвращаться к делам. На это уходило слишком много драгоценного времени. Особенно скверно было то, что Грета считала себя неотразимой и строила интервью на базе безудержного кокетства. А между тем у нормальных молодых мужчин она не вызывала никаких эмоций. Может быть, пожилые министры и западали на сомнительные прелести фрау Нессель, но такие, как Краузе, вряд ли. Во всяком случае, повторно. Среди знакомых Альфреда, не раз сталкивавшихся с напористой журналисткой, упоминание о Грете вызывало, как правило, стоны и чертыхания. А еще иронические ухмылки и реплики в адрес Краузе.

Однажды, работая молодым инспектором в складском секторе, Альфред не разобрался в специфических методах работы фрау Нессель и принял ее кокетство за искренний интерес к собственным мужским достоинствам. Чем всё это закончилось, Краузе безуспешно пытался забыть вот уже года три или больше. Таким идиотом он не чувствовал себя никогда в жизни. Мало того, что, не справившись с неуемным сексуальным аппетитом Греты, он заработал снисходительное обращение «мой милый неопытный мальчик», так эта хитрая стерва еще и прозрачно намекнула, что об их случайной связи может узнать муж. Он, конечно же, простит взбалмошную молодую супругу, но непременно накажет ее любовника. То есть, во избежание неприятностей, впредь Альфреду следует быть покладистым и предоставлять Греете любую информацию по первому требованию. Неудивительно, что с тех пор от Греты инспектор шарахался, как от огня.

– Мой милый Альфред, – Грета раскрыла объятия.

Краузе представил зев печи крематория и невольно отшатнулся.

– Здравствуйте, фрау Нессель. Слышал, вы были в отъезде? – «И дернул вас черт вернуться!» – мысленно добавил он. – Чем могу быть полезен?

– Вы же знаете, чем, – Грета кокетливо похлопала густо намазанными ресницами и «спроецировала» (черт возьми, как ей это удавалось, вот так, по заказу?!) на пухлые щечки застенчивый румянец. – Но сейчас, увы, мы можем только поговорить.

– Я крайне занят, фрау Нессель.

– Этим загадочным кораблем-призраком? Ах, как это романтично, как волнует! «Летучий голландец» дальних космических трасс! Это будет сногсшибательный материал.

– Никакого материала не будет, Грета, вы же понимаете, это секретное дело. Отдел военной цензуры не пропустит ваш репортаж.

– С цензорами я договорюсь, – отрезала Грета. – Это не ваша забота, милый Альфред. Дайте мне информацию, а уж как с ней поступить я решу сама.

– Все, что я могу для вас сделать, фрау Нессель, это подтвердить слухи. Да, мы перехватили в ближнем космосе судно, утерянное Юнкером десять лет назад. На борту есть выжившие. Идет следствие. Это всё.

– Что за судно, какой компании принадлежало, кто выжил?

– Грета, идите… к герру Штрауху. Если он сочтет возможным, то даст вам больше информации. Я не могу. Не положено.

– К Штрауху? – Грета скривилась. – К этому толстому борову?

Мысленно Альфред ей поаплодировал, но все равно остался непреклонен. В данной ситуации враг моего врага другом не становился. Если задуматься, из двух зол Краузе выбрал бы шефа.

– Таков порядок, фрау Нессель, – Альфред коротко поклонился и почти улизнул из цепких пальчиков журналистки, но Грета имела отменную хватку. Скорее мышь могла вырваться из когтей совы.

– Но ведь я могу хотя бы взглянуть на этот загадочный корабль? Вы не откажете мне, милый Альфред.

Последняя фраза прозвучала не вопросительно и даже не утвердительно, а повелительно. Раздайся сейчас «голос за кадром», он бы непременно добавил: «И только попробуй возразить, сукин сын!»

Краузе снова включил воображение и представил расстрельный взвод. Перспектива была именно такой, но имелись два варианта: если показать Грете секретный объект – расстрел возможен, но если не показывать, а просто вытолкать эту стерву из сектора – расстрел неминуем.

– Вы понимаете, что я рискую? – задав этот вопрос, Альфред понял, что фактически сдается, и проклял себя за малодушие.

– Только одним глазком, – Грета хищно улыбнулась и обняла инспектора за талию. – Вы же знаете, Альфред, я не останусь в долгу.

Ее рука сползла ниже и механически помассировала Альфреду ягодицу, словно бы подкачала спущенную шину. Краузе понял, что побежден окончательно.

«Жаль, что на Эйзене нет смертельных венерических заболеваний, – уныло подумал Альфред. – Какая-нибудь «Чума-21В» могла бы запросто избавить нас от чумы нового порядка, то есть, от Греты Нессель. Очень жаль…»

– Грета, я не могу…

– Отказать такой просьбе, – договорила за него фрау Нессель и весело рассмеялась. – Ведите, проказник! Но сначала в шлюз, посмотреть на «призрака». Или вы хотите познакомить меня с выжившими членами экипажа? Думаю, такой репортаж с удовольствием посмотрит сам министр пропаганды. Хотите, я позвоню, спрошу у него, насколько будет интересен гражданам репортаж о спасении в космосе чистокровных носителей генофонда нации? Хотите?

«Hundin!». [11]11
  Собака, сука (нем.)


[Закрыть]

– Нет, не надо, – Краузе тяжело вздохнул. – Только никаких попыток взять интервью у спасенных, фрау Нессель. Они все равно не ответят на ваши вопросы.

– Вот как? А почему?

– Матрос едва пришел в себя, программист в коме, а девочке только десять лет и она, можно считать, никогда не видела чужих людей, вы можете ее напугать.

– Значит, их трое? – глаза у Греты загорелись. – Матрос, программист и девочка. Ах, как интересно!

«Ну почему я такой слабовольный осел? – Альфред в глубине души страдал, как узник в пыточной. – Убить ее мало».

Так вот, страдая и мысленно обзывая Грету распоследними словами, Краузе вел ее прямиком в изолятор, нарушая разом и все инструкции, и положения служебной этики, и для комплекта – обещание, данное доктору Хиршу. По совокупности прегрешений старшего инспектора впору было ссылать на двести пятьдесят седьмой уровень, рядовым в охрану политической тюрьмы «Шварцлюфт».

Лазарет карантинного сектора состоял всего из трех небольших помещений, в которых толкались локтями человек десять. Когда Грета, сунув нос в переполненный отсек, замешкалась, у Альфреда мелькнула обнадеживающая мысль, что фрау Нессель передумает, но чаяния инспектора оказались напрасными. Грета втиснула пышные формы в узкую дверь лазарета и решительно направилась к собственно изолятору.

На пороге она нос к носу столкнулась с доктором Хиршем.

– Вы куда? – как обычно, глядя исподлобья, спросил Хирш.

– Сюда! – журналистка попыталась отодвинуть досадную помеху с пути, но доктор, несмотря на малый рост и обманчивую пухлость фигуры, оказался крепким, просто каменным мужчиной. Фрау Нессель навалилась всеми своими килограммами (даже в условиях пониженной гравитации Эйзена вес у нее зашкаливал за девяносто), но Хирш устоял.

– Сюда нельзя, – спокойно заявил доктор. – Краузе, что это за фрау-бульдозер?

– Как?! – Грета задохнулась от возмущения и густо покраснела (на этот раз не по заказу). – Как вы смеете, жалкий, плюгавый докторишка?!

– Оригинальное ругательство, – Хирш поморщился и провел ладонью по лысине. – Вы забыли сказать «плешивый». Плюгавый и плешивый коновал. Обычно меня обзывают именно так. Краузе, я жду объяснений. Вы обещали абсолютную изоляцию, ну и где она?

– Это фрау Нессель, журналистка «Армейской газеты» и супруга замминистра вооружения.

– Понимаю, – доктор взглянул на Грету в упор. – Крученая штучка. Выведите ее вон, Краузе. Оздоровительные клизмы для элиты у нас по вторникам.

– Я… – Грета была явно растеряна. Никто на Эйзене не смел обращаться с ней так беспардонно. – Я корреспондент центрального издания! Я буду жаловаться министру здравоохранения!

– Хоть канцлеру, – Хирш указал на дверь. – День пресс-конференции пока не назначен. Когда я разрешу пациентам пообщаться с журналистами, Краузе сообщит вам в первую очередь, фрау… Нессель. Всего хорошего.

Альфред почти витал в облаках, периодически ныряя в молочную реку с кисельными берегами, а затем снова взмывая к теплому солнцу. Такого блаженства он не испытывал давно. Очень давно. Доктор Хирш на глазах у Краузе превращал в реальность давнюю мечту тысяч униженных и растоптанных каблуками Греты эйзенских мужчин. Да и женщин тоже. Этот хмурый толстяк с немодной лысиной и в нелепом белом халате поверх цивильного костюма поставил фрау Кошмарный Сон на место. Наконец-то нашелся тот, кто вывинтил взрыватель у этой напомаженной торпеды, кто разоружил и спешил этого бронированного риттера в юбке. Жаль, что не надолго. Грета непременно вернется, причем с какой-нибудь индульгенцией от министра здравоохранения или от шефа ГСП, а быть может, и от самого канцлера, за ней не заржавеет, и уж тогда не поможет никакой Хирш и даже Штраух. Фрау Нессель допросит всех, кого пожелает и вообще наведет в лазарете свой Великий Порядок.

Но пока… Альфред с нескрываемым удовольствием проводил Грету до границы внешней зоны сектора и «сдал» командиру взвода охраны.

– Я вернусь, – прошипела Грета, не глядя на Краузе. – Вернусь с ордером на арест этого вашего докторишки!

– В таком случае, до скорой встречи, фрау Нессель, – усмехнулся Альфред.

На обратном пути к изолятору инспектора будто кто-то легонько подпинывал под зад. Ему хотелось буквально пуститься вприпрыжку, настолько воздушным сделалось настроение.

– Весело, да? – встретил его на пороге Хирш. – Чертова баба! Мы еще хлебнем с нею кислого пива. Она действительно жена министра?

– Заместителя. Но вы не волнуйтесь, доктор. Раньше, чем послезавтра, она не вернется.

– А послезавтра она придет в компании десятка молодчиков из «Фольксштурма»? Ладно, инспектор, вернемся к нашим баранам.

– За что вы их так?

– Образно, герр Краузе, образно. Хотя матроса Крафта вполне уместно сравнивать с этим животным. Субъектов тупее я не встречал даже среди азиатов.

– Разве он не чистокровный ариец? – Альфред спросил это для протокола, неискренне, но демонстративно удивившись.

– Побочный эффект евгеники, – Хирш пожал плечами. – Это официальная теория, можете не стараться поймать меня на слове. Формулируя просто: чем чище генофонд, тем, конечно, меньше отклонений, но зато все «отклоненные» – абсолютные выродки. Впрочем, они тоже нужны для процветания общества. Если все станут красавцами семи пядей во лбу, кто будет выполнять черновую работу?

– Вы говорите о таких, как Крафт, но ведь вырождение может принимать иные формы. Физические уродства, к примеру. Как быть с такими экземплярами?

– Краузе, вы что, проверяете меня на благонадежность?! – доктор рассмеялся. – Вы забыли, что я с Марты? Великий Порядок для меня теория, а не закон! Занятная, но эфемерная, как марксизм или какое-нибудь сектантское учение. Конечно, пока я на Эйзене, я готов признавать ваш Порядок законом и выполнять все его статьи, но не требуйте от меня невозможного, я не вступлю в вашу партию, Краузе. Как чистый немец я вам сочувствую, но как человек и врач – нет. Ваша идеология негуманна и опасна…

– Доктор Хирш! – громко сказал Альфред и, сделав «страшные глаза», указал взглядом на потолок. – Если я правильно вас понял, матрос Крафт окончательно пришел в себя?

– Да, да, вы правы, – доктор смущенно покашлял и отвел взгляд.

Он отлично понял, что Краузе спас его от крупных неприятностей. Еще немного, и либеральные речи могли завести Хирша в дебри, из которых тот же Альфред был просто обязан вывести доктора прямиком в карцер. А куда доктор мог попасть, когда к записям неосторожных слов добавились бы показания Греты, лучше и не фантазировать.

«А между тем, его лично пригласил ярый нацист и опытный гестаповец Штраух, – подумалось Альфреду. – Странный выбор».

– Ну, так мы побеседуем с матросом? – подтолкнул Краузе «зависшего» доктора.

– Если угодно, – Хирш развел руками. – Только уверяю, ничего ценного он не скажет. Если задавать ему конкретные вопросы, он ответит, а если попросите рассказать о полете в целом… Можете спросить у профессора Неймана. Мы вместе допра… беседовали с этим Крафтом.

Альфред немного поразмыслил и кивнул.

– Хорошо, давайте сначала изучим результаты вашего допроса.

– Беседы!

– Как бы вам ни было противно, доктор, в данный момент вы сотрудничаете с ГСП, то есть, фактически в ней служите. У нас принято называть вещи своими именами.

Альфреду показалось, что у Хирша свело челюсти, словно от порции аскорбиновой кислоты. Краузе про себя усмехнулся. Доктор не дурак и должен понимать, что мера лояльности старшего инспектора не бездонна. В знак благодарности за обуздание Греты Краузе пропустил мимо ушей опасные речи Хирша, и теперь они квиты. Теперь они снова люди, выполняющие как общую работу, так и каждый свою. Доктор – лечил, а Краузе служил старшим инспектором ГСП – государственной тайной полиции, святой обязанностью которой было, в частности, выявление и выдворение с Эйзена вольнодумствующих иностранцев.

– Сюда, пожалуйста, – Хирш снова нахмурился и первым прошел в крохотную ординаторскую.

В комнатке заседали трое: врач лазарета, профессор Нейман и неизвестно когда просочившийся мимо Альфреда инспектор Найдер. Профессор о чем-то неспешно рассказывал, а инспектор и врач внимательно его слушали. Со стороны – семинар в университете, да и только.

– Таким образом, происшествие с «Призраком-9» целиком и полностью укладывается в рамки теории о боковых поправках, – Нейман взглянул на новых «студентов». – Располагайтесь, господа.

Кресел в комнатке было только три, и Найдеру с врачом пришлось уступить места начальству. Альфред и Хирш не возражали. Либерализм был задушен минутой раньше, и отныне на территории карантинного сектора снова царствовала строгая субординация.

– Боковые поправки? – заинтересовался Краузе. – Это что?

– Считайте это своего рода карманами в гиперпространстве, – снисходительно пояснил профессор. – Попав в такой карман, корабль теряет вектор и начинает рыскать по хаотичной траектории в поисках выхода, но конфигурация боковой поправки очень сложна, и шанс найти точку входа ничтожен. «Призраку-9» невероятно повезло.

– А почему в эти карманы попадают не все корабли?

– Это пока неизвестно, – Нейман развел руками. – Не требуйте от науки объяснений того, что еще не изучено. Наука опирается на опыт, а не на фантазии.

Альфред кивнул и перевел взгляд на Хирша.

– Ждете дополнений? – доктор откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. – Могу добавить, что пребывание в этом кармане никаких органических изменений в мозгах наших пациентов не вызвало. А все функциональные проблемы вызваны экстренным торможением при выходе из затянувшегося прыжка и самим фактом выхода. Это своего рода защитная реакция организма. Шесть биологических лет постоянного стресса – и вдруг чудо спасения. Это, знаете ли, шок.

– Ясно, – Краузе снова взглянул на профессора. – А вы уверены, профессор, что судно вырвалось именно из этого… кармана?

– Не понимаю, – признался Нейман, – откуда же еще?

– Вы нашли какие-то свидетельства в памяти навигатора?

– В памяти, и не только, – профессор напрягся. – Вы что же, молодой человек, не верите в мою теорию?

– Так это ваша личная теория? – уточнил Альфред. – Теперь понятно.

– Что вам понятно?! – Нейман занервничал. – Судно попало в «карман», это не подлежит сомнению! А что касается состоятельности моей теории… она признана всеми ведущими учеными обитаемых миров! Это… это, как теория относительности! Она бесспорна!

– Скромно, – хмыкнул Хирш.

– При чем тут скромность?! – Нейман был готов взорваться.

– Мы не ставим под сомнение вашу теорию, профессор, – максимально миролюбиво произнес Краузе. – Но как контрразведчики мы должны допускать иные варианты развития событий. Например, такой, при котором «Призрак-9» вышел из «кармана» чуть раньше, а затем снова прыгнул, но уже с нормальной скоростью и с определенной целью – попасть в наше поле зрения.

– Не понимаю, – заупрямился Нейман. – Зачем?

– Затем, что между прыжками кто-то из экипажа связался с вражеским Генштабом и получил инструкции насчет дальнейшей шпионской деятельности, – пробурчал Хирш. – Или кого-то из выживших просто подменили. Типичный сценарий шпионского детектива.

– Какой, к дьяволу, детектив?! – профессор перешел на шипение. – Это судно вышло из затяжного прыжка только сейчас! Никаких промежуточных остановок у него не было. Я изучил и сам корабль, и его электронику. Все так и есть.

– Ну, в марсианской разведке тоже имеются профессора, – продолжил издеваться над коллегой доктор Хирш. – Подправили программу навигатора, стерли там что-нибудь…

– Что вы лезете, Хирш, в дела, о которых не имеете ни малейшего представления?! Ваша версия просто смехотворна. Вы же не спутаете гайморит с геморроем? Так и я никогда не ошибусь при чтении протокола!

– Хорошо, профессор, остыньте! – вмешался Краузе. – Вы сказали, что подтверждения имеются не только в памяти навигатора. Где еще?

– В показаниях матроса Крафта, например, – Нейман всё еще обижался. – Он, конечно, не знает, как назвать этот феномен, но правильно описывает то, что происходило с судном.

– Очень интересно, – невольно подражая манере Штрауха, заявил Альфред. – И что же он говорит? Если можно, дословно.

– Я не владею Gaunersprache [12]12
  Блатной жаргон (нем.)


[Закрыть], поэтому могу передать лишь общий смысл сказанного. Судно, как и полагается, рыскало в поисках выхода, то есть, навигатор вел себя в полном соответствии с программой позиционирования в гипердрайве.

– С какой программой? – ожил вдруг Найдер. – Позиционирования? Я извиняюсь, профессор, вы толкуете о программе «Икс-хода»?

– Да, о ней.

– Но в компе «Призрака-9» стоит первая версия программы. Она умеет только одно – держать вектор. Искать выход она неспособна.