Текст книги "Лилии Стикса. Готические стихотворения"

 
Сотемним голубое вино
Юровыми звездами и падом,
В слоте морочной тлеет рядно,
Что и есть за сеим вертоградом.
 
 
Что и мертвых ли ждать ко столу,
Здесь юдицы всегда балевали,
На обсидах тиранили мглу,
Вопиясь, виноградом блевали.
 
 
Ангелочки по нивам златым
Пролетят, ах, певцов не ищите,
Се и мы – под терновьем свитым,
Всяк тлеется о мраморном щите.
 

 
Вновь горят золотые шары,
Нежно хвоя свечная темнится,
Гномы резвые тлят мишуры
И червицей серебро тиснится.
 
 
Алигъери, тебя ль я взерцал:
Надломленный каменами профиль,
Тень от ели, овалы зерцал,
Беатриче с тобой и Теофиль.
 
 
Ах, останьтесь, останьтесь хотя
Вы ночными гостями в трапезных —
Преследить, как, юродно блестя,
Лезут Иты со хвой необрезных.
 

К Аннабель

 
Вдоль сугробов меловых гулять
И пойдем коробейной гурмою,
Станут ангелы чад исцелять —
Всяк охвалится нищей сумою.
 
 
Щедро лей, Брисеида, вино,
Что успенных царей сторониться,
Шелки белые тушит рядно,
Иль с демонами будем цениться.
 
 
Золотое начинье тисня
Голубою сакраментной пудрой,
Яд мешая ль, узнаешь меня
По венечной главе небокудрой.
 

 
Буде пир, воздвигайте столы,
Дайте канторам яблок румяных,
Мак по хлебам тиснен, фиолы
Веют негою вишен всепьяных.
 
 
Золотая парча обернет
Донн алмазных и граций меловость,
Лишь веселие к фижмам и льнет,
Разве яд обещает суровость.
 
 
Чресла юных чудесниц белей
Свеч в альковах и персевых лилий,
И точится душистый елей
С медальонов пустых надмогилий.
 

 
Май порфирный лиется, кадит,
Хлебов млечных юдицы алкали,
Ах, за семи ль архангел следит,
Суе им небеса потакали.
 
 
Содвигайте столы, для камен
Мы живые, где ауры тают,
Во тлеющейся пудре меж стен
Тени мертвых колодниц летают.
 
 
Их ли в мае всезвёздность влечет
К пировым и фамильным аллеям,
Где лишь кровь наша присно течет
По фаянсам и темным лилеям.
 

 
Эльфы белые нас ли найдут
По кровавым сеим апронахам,
Юны отроков аще блюдут,
Пусть вино доливают монахам.
 
 
Как еще диаменты горят,
Как веретища тлятся звездами,
С нами ангелы всё говорят
И эдемскими грезят садами.
 
 
Пусть хотя бы пия веселей,
Иудицы, восчествуя песах,
Нас узнают о слоте аллей —
Со диаментом в мертвых очесах.
 

 
Амстердама ль пылает свеча,
Двор Баварский под сению крова
Млечнозвездного тлеет, парча
Ныне, присно и ввеки багрова.
 
 
Книжный абрис взлелеял «Пассаж»,
Ах, напротив толпятся юнетки,
Цель ничто, но каменам форсаж
Мил опять, где златые виньетки.
 
 
Аониды еще пронесут
Наши томы по мглам одеонным,
Где совидя, как граций пасут,
Фрея золотом плачет червонным.
 

 
Только пир и веселие, тьмы
Пусть лелеют свое перманенты,
Сколь царей извили суремы,
Несть к стольницам геройские ленты.
 
 
Волны злые, несите вдове
Желчь гранита и холод муаров,
Кто еще без царя в голове:
Се начинье и кровь будуаров.
 
 
Август мороком выбьет замки,
Диамент со шкатулок ольется,
Прекричим сквозь мраморов куски —
Так алмазность векам достается.
 

 
Яд готовь, Хрисеида, к столам,
Аще рано во цвете явиться,
Будем каддишей мглу зеркалам
Соливать и неречно язвиться.
 
 
То зерцальники – панны одне
Там свивают с червленою молью
Плесень вечности, в белом вине
Фурий точатся профили смолью.
 
 
Все невесты лишь царские, сем
Тушат веями холод зеничный
Пудры темных ланит и по всем
Плеснь виется и морок темничный.
 

 
Христиания млечность лиет,
Золотые шелка оторочим
Сотлеенной червицей виньет,
Яко небеси Божие прочим.
 
 
Свечки наши юдольно темны,
Желти лилий Геката страшится,
К небесам рамена взметены,
Вакх ли сех упоить и решится.
 
 
Будут в куфели тьму наливать,
Будут звезды тиранить огнями,
И явимся к столам – балевать
Со лилейно-златыми тенями.
 

 
Злобный Мом, веселись и алкай,
Цины любят безумную ядность,
Арманьяка шабли и токай
Стоят днесь, а свечей – неоглядность.
 
 
На исходе письмо и февраль,
Кто рейнвейны любил, откликайтесь,
Мгла сребрит совиньон, где мистраль
Выбил тушь, но грешите и кайтесь.
 
 
Цина станет в зеркале витом
Вместе с Итою пьяной кривляться,
Хоть узрите: во пунше златом
Как и будем с мелком преявляться.
 

Померанцы

 
Где путрамент златой, Аполлон,
Мы ль не вспели чертоги Эдема,
Время тлесть, аще точат салон
Фреи твой и венок – диодема.
 
 
Шлейфы Цин в сукровице рябой,
Всё икают оне и постятся,
Се вино или кровь, голубой
Цвет пиют и, зевая, вертятся.
 
 
Кто юродив, еще именит,
Мглу незвездных ли вынесет камор,
Виждь хотя, как с бескровных ланит
Наших глина крошится и мрамор.
 

 
Плачь, безумная Ида, во тех
Окаянных подушках лядайся,
Дорог шлейф окантовок златех:
И кричи, и сквозь тьмы соглядайся.
 
 
Даже мертвые отроки тлен
Желтоимный узреют всевитый,
Что гитаны порхают с пелен,
Слави пух иродиц, кто убитый.
 
 
В очарованных смертью местах
Бледных юношей видят ли мрачность,
Днесь еще на истлелых перстах
Желтых шелков течется призрачность.
 

 
Из фаянсов червленых вино
Сквозь виньету златую сочится,
Хором пуст и мертвы мы давно,
Разве Ирод на хлебы потщится.
 
 
Тусклой хвои для нас ангелки
Во портальном саду не жалели,
Всё еще юровые мелки
Сожимаем – целить акварели.
 
 
Будь забвен иль преславен Аид,
Сумасшедшие эти белены
Точат ядом уста аонид,
Арамейские помнящих тлены.
 

 
Млечность вретищ худых отисним
Сукровицей, звездами ль, уголем,
А и втуне с юдолью темним,
О волнах и о мрамре глаголем.
 
 
Вишни се, не отнесть их к столам,
Что крахмалят по желти хламиды,
Гипс утешен еще зеркалам:
Лики наши воспомнят сильфиды.
 
 
Аще ныне темно в пировых,
Шелк тлеенный явим, чтоб дивиться
Иды стали меж лилий мертвых,
Хоть и вишнями стали давиться.
 

 
Полон стол или пуст, веселей
Нет пиров антикварных, Вергилий,
Ад есть мгла, освещайся, келей,
Несть и Адам протравленных лилий.
 
 
Разве ядом еще удивить
Фей некудрых, елико очнутся,
Будут золото червное вить
По венцам, кисеей обернутся.
 
 
Наши вишни склевали давно,
Гипс вишневый чела сокрывает,
Хоть лиется златое вино
Пусть во мглу, яко вечность бывает.
 

 
Бал опять, а к зерцалу сольни —
Души отроков бледных текутся,
И стенают, и пляшут они,
И тенями чужими рекутся.
 
 
Желтью лилии нощно ль горят
На раменах иудиц всеоких,
Только Ирод уснет: мастерят
Яды нам во колпачьях высоких.
 
 
Выбьют мрамор асийские тьмы,
Обелят шелки смерти ланиты,
Не успенные юноши, мы
Кровь плеснем в кельхи Лои и Ниты.
 

 
Урании ли башни целы,
До чертей испились астрономы,
Звездной ветошью пудрят столы
Аи злые и тучные гномы.
 
 
Дев прелестных зови, Таиах,
Маю вишнями полно черниться,
Нет алмазов у вечности, ах,
Мы одно будем ангелам сниться.
 
 
Врат витых червотечный портал
И не минуть сейчас иудицам,
Их ложесны Аид сочетал,
А взыскует по мраморным лицам.
 

 
Аще бал, станем пить и дышать
Благовонною пудрой, шелками,
А и поздно царей воскрешать
Ядовитыми семи духами.
 
 
Яд порфирный со пламенных ртов
Выльем с кровью, хвалитесь осколкам,
Узнавайте хотя бы шутов
По безмолвности царской и шелкам.
 
 
Бьются нощно юдицы одне,
Мы ль у Коры доселе считаем
Звезды смерти и тонем в огне,
И меж гипсов крошащихся таем.
 

 
Заливай хоть серебро, Пилат,
В сей фаянс, аще время испиться,
Где равенствует небам Элат,
Сами будем звездами слепиться.
 
 
Вновь античные белит столы
Драгоценный вифанский орнамент,
А и ныне галаты светлы,
Мы темны лишь, как Божий сакрамент.
 
 
Был наш век мимолетен, шелков
Тех не сносят Цилетты и Озы,
Пить им горечь во веки веков
И поить ей меловые розы.
 

Харитам

 
Черной оспою царский альков
Наградят одалиски белые,
Пазолини Корабль дураков
Совлечет в кущи Асии злые.
 
 
Любят нимфы серебро волны,
Зри, Адонис, лядвийские мелы,
Что и Дафнис беспечный,
Луны Фаворитов смущают Камелы.
 
 
Внове Гретхен атласы целят,
Монастырские балы всеслышны,
И октябрь голубой веселят
Золотыя оцветницы Вишны.
 

 
По раменам лилеи текут,
Наш путрамент сейчас желтоцветен,
Мелоногие бляди влекут
Шум с собою и куфоры сплетен.
 
 
Собежались, Овидий, гляни,
Полоумные Хайки и Эты,
Желтью ль мраморы лечат огни,
Увили гипс некровный виньэты.
 
 
Ах, истлел серебристый муар,
Носят Иды бумажные клипсы,
И в зерцалах мелов будуар,
И темнеют лишь битые гипсы.
 

 
Со зерцалом иль нищей сумой
Наклонятся, прельем всенебесность,
Геть в обсиды – пугать суремой
Тучных крыс, чародействуй, словесность.
 
 
Едкий морок цветков юровых
Нам лишь ангелы бурь подносили,
На успенных и вечно живых
Разочлись, где и утро Сесили.
 
 
Суе Цинам во гипсах летать,
Мрамр целить за виньетой обойной,
Будут дев ангелки сочетать,
Всех означат порфирою бойной.
 

 
Доливай, антиквар, доливай
Во начинье клико золотое,
Пусть и внове будит каравай
Шум пиров, это дело святое.
 
 
Мрамор тех столований пышней
Яствий Марфы, Вифании алость
Ярче неб и колонских огней,
Свечек тусклых чарует всеталость.
 
 
Нас однех сотрапезники ждут,
Прецветив танцовщиц бальзамины,
И цветки по серебру ведут,
И диамент лиют на жасмины.
 

 
За владыками звезды летят
В погреба и хладные обсиды,
Злые грации юношей чтят
Иль кошмарные, ветхие Иды.
 
 
Темной кровию дыши, сирень,
Огнебледные высь колоншпили,
У чумных изваяний мигрень,
С иудиц ли их нощно лепили.
 
 
Яко полночь и счастливо пьют,
Над столами клонясь меловыми,
Сукровицу по гипсам биют,
Меж нимфетками прячась живыми.
 

 
Се чарницы нам, Хорхе Луис,
Каллиграфии спрятан учебник,
Шелком веет нежным Беатрис,
Под басмой колонтитульный требник.
 
 
Сколь барочные дивы белы
И воздушные их кринолины,
С мелом яд расточайте, юлы,
Веселитесь, Манон и Мелины.
 
 
Тушь у нимф по ланитам стечет,
Крыс лиловых мышъячные трюфли
Умирят и в Коринф совлечет
Аполлон легкобелые туфли.
 

 
Се букет из колонских цветков,
Бледножелтые вянут лилеи,
Фей безумных святится альков,
Где оцветшие в яде аллеи.
 
 
Ах, Сесилия, гостя не жди,
Победители цвета не имут,
Ярки звезды на вышней тверди,
Их ли ангелы бездны обнимут.
 
 
Мрамор наш всё темней и темней,
Всё юдицы под ним пировают,
Мел и кровь от шелковых теней
Во начиния дев преливают.
 

 
Мы отпили, античных столов
Несть роскошества, бледны ланиты,
Звезды славы искал Птицелов,
Узрел ночи алкающей Иты.
 
 
Кто в фаянсе злаченом, они ль,
Бесноватые фаи с платками,
Пьют клико ли, вкушают ваниль,
Юн черникой манят и шелками.
 
 
Днесь опять меж салатниц галдят,
Со вишневых нектаров хмелятся,
И урочно за Корой следят,
И гранатовой тьмою целятся.
 

 
В мае разве убитых встречать
Меж сиреневой пыли и славок,
Белошвейки ли станут кричать —
Им наколем алмазных булавок.
 
 
Бриллианты сверкают на дне
Тусклых амфор с вином из Женевы,
Над шкатулками чахнут одне
Утопленные белые Евы.
 
 
Ах, слетятся камены трубить
О бессмертье, о маке и хлебах,
И уже не дадут погубить
Ангелки нас во розовых небах.
 

Gloria агнцу

 
Сколь весною урочно письмо,
Аонид лишь брильянтами тешат,
Вейтесь, звезды, Асии трюмо
Нас явит и Цианы опешат.
 
 
Хоть архангелы помнят ли сех
Златоустов, терницы вознимем —
Соглядайте еще в небесех
Вишни, агнцев, мы золото имем.
 
 
Вакх нестойкий астрал оцветил,
Где порхали блеющие Евны,
Их туда ль и со ядом впустил
Падший ангел успенной царевны.
 

 
Се виется коньячный туман,
Тьмы рыдают о злых небокудрах,
Вечность им – шардоне и канкан,
Веселимся в смертельных их пудрах.
 
 
Юный Вертер, не плачь, а мелись,
Любят бледность Люции и Юты,
Зри, серебра на их затеклись
Под Шумана синкопы и брюты.
 
 
Гипс богемная ночь сокрушит,
Фижм пастельных избавятся дивы,
Бал обрамят и Вакх увершит
Мглы портретность шелками Годивы.
 

 
Мгла путрамент свечной овиет,
Апронахи кровавые снимем,
Зрите агнцев о слоте виньет,
Нощность мы и бессмертие имем.
 
 
Что и звезды, не вымолвить их,
Суе эти камены рыдают,
Мелос ангельских бальников тих,
Нас теперь лишь оне соглядают.
 
 
Се Аид надо свеч остием,
Се Геката чарует виньеты,
Где всеприсно мы яды пием
И в порфирах тлеют силуэты.
 

 
Вишни тусклые щедрый июль
Расточит и холодную млечность,
Се веранда и бежевый тюль,
И юности пустой червотечность.
 
 
Ах, диамент всё льется по тем
Занавескам сугатно, свечами
Навивая его, исплетем
Хоть пасхалы – каждитесь ночами.
 
 
На веранду несите, волхвы,
К этажеркам, свечами плетенным,
Миро с вишней, чтоб мертвые львы
Хоть пленились огнем доцветенным.
 

 
Будет майский ли сад под луной
Во холодной опале томиться,
У Гиад воспируем весной,
Аще некуда боле стремиться.
 
 
Скоро вишни блаженный туман
Перельют в золотые рубины,
Стоил истин высокий обман,
Златоуст – диодем из рябины.
 
 
Выйдет Фрида младенцев искать,
Лишь увидит пустые камеи,
И начнут гости ядов алкать
За столами, где веются змеи.
 

 
Диаменты иль звезды таят
Серебряные с желтью креманки,
Злых царевен балы упоят,
А любили и нас нимфоманки.
 
 
Се зеленый гранат потускнел,
Чаровницы ввились в кринолины,
Вот любовь и коварство Тинел,
Цвет и кровь тусклоядной малины.
 
 
Преалкают виющихся од
Тени фей и бордосские фавны
Оцветят диаментовый свод,
Аще тристии наши подавны.
 

 
Нарядим златохвойную ель,
Шелк вился – пусть виется атрамент,
Се и ять, лейте ж, Цилии, хмель,
Как начиние тешит диамент.
 
 
Снег и тушь, картонажная мгла,
Вселетящие эти синкопы,
Междометий честная юла
Бьет ли твердь, нам лгали гороскопы.
 
 
Ах, ужели шумел маскерад,
Спят царевны, их веи незвездны,
Тушь вытекла и с шелками смрад
Лишь стекает в тлеющие бездны.
 

 
Август, август, хоть в тусклых очах
Мнемозины гори, бриллианты
Мы ль чиним об асийских свечах,
Фрейлин бледных ли веются банты.
 
 
Антиохии ветхой столы
Яств полны и сугатно ломятся,
Блещут вина, играют мелы,
Черни с гипсом лишь ныне томятся.
 
 
Утром станут менины делить
Кукол злых и крахмальные блузы,
Сех и будем тогда веселить
Мертвых дев, исплетающих узы.
 

 
Стол нисана – виющийся хлеб,
Что и днесь тосковать о небесном,
Вишни в амфоры бросим, а Феб
Нас оплачет на пире одесном.
 
 
Калипсо, под звездами, смотри,
Тьмой надушена Фрида, камеи
Тяжелы от шелков, ах, замри
И умри, пусть целуются змеи.
 
 
Ни печати, ни светочей мглы
Здесь уже не увидят сервенты,
Где полны были емин столы,
Вьются тусклых чернил диаменты.
 

Оцветники Сеннаара

 
Ядом трюфели чинит Эдель,
Сейна вишням советует мрачность,
Полон стол,, меж араками эль
Юн манит, изливая призрачность.
 
 
Яств стольницы весомей чернил,
А иными всепишутся цинки,
Днесь ли в Мемфисе пир оценил
Сонм теней и волховствуют инки.
 
 
Милый друг, обиет зеркала
Диаментная чернь и хватятся
Небовержцев, мы темень стола
Озолотим – пусть вершники чтятся.
 

 
От порфировых ломких теней
Стали вретища наши лиловы,
А куда и бежать, Гименей,
Вкруг морганы и сех душеловы.
 
 
Надушились алмазные фри
И родосская полночь созвездна,
Вспел картавый пиит фонари,
Где блюла Исаакия бездна.
 
 
Тушь с чарующих вей не течет,
Юл осиные тальи желтятся,
Под чарницею нем звездочет
И в шелках Моргианы вертятся.
 

 
Сад эдемский лозою манит,
Звезды желтые вьются на синем,
Царство наше бессмертие мнит,
А и райские ль сени оминем.
 
 
Иль в саду накрывайте столы,
Здравьте яства, младые Гиады,
Ах, меловницы, днесь веселы,
Ах, тлеются висячие сады.
 
 
Нависает из кущ виноград,
Под начинием лилии тлеют
И сочится огнем вертоград,
И о звездах царевны белеют.
 

 
Мая ль цветы благие темны,
Это мы ли сирени алкаем,
Несть вина фаворитам Луны,
Се и кровь, се и ей истекаем.
 
 
Ах, Элиза, сюда не гляди,
Лунный огнь источился меж башен,
Цины пьют лишь из сонной тверди
В гипсах темных сукровицу брашен.
 
 
Всё язвятся черемы, юлят,
Мрак подвальный серебром точают,
Ждут августа – хотя исцелят
Вишни мертвых, сколь ангелов чают.
 

 
Броши алые мертвым идут,
Ароматы цветочные внемлем
И уснем, сколь инфантов не ждут
Серафимы и шелк сей отъемлем.
 
 
Пей, август, молодое вино,
Цесаревичей балуй успенных,
Лики пудрой бели ж: и темно
В мрачных обсидах камор склепенных.
 
 
Кровь щадит перманент золотой,
А сразим финикийские ады,
Всяк меловый великосвятой
Вкусит хлеб и нощей винограды.
 

 
Из Бордо Грас лишь мнится легко,
Шелк душистый чаруют Цианы,
Разливаются пунш и клико,
Ах, мы сами пьяны и всепьяны.
 
 
Фа кофейных кантат совиньон
Днесь возвысил до шпилей фиванских,
По шафрановым кущам Виньон
Бродит сонно меж див гефсиманских.
 
 
Туберозы ли, вишни с шабле
Феи ночи со тьмой огранили,
Где хмелеет голодный Рабле
От кориц бланманже и ванили.
 

 
Туне мертвых искать ли в садах,
Гефсиманские кущи мерцают,
Се и мы о тлеенных звездах,
Нас камены еще восклицают.
 
 
На челах лишь стигматы горят,
Темен мрамор всезвездных венечий,
Хоть следы иудицы узрят
С житием несовместных увечий.
 
 
У порфирных пустых колоннад,
Где сирени точатся златые,
Хоть виждите ночной променад:
Это мы цветом их увитые.
 

 
Аще пир, заносите вино
Из садов Диониса хмельного,
Не темнеет серебро одно,
Так и мы не алкали иного.
 
 
Азазелей горят колпаки
И зеленые с желтью хламиды,
Сколь юдоли еще высоки,
Сколь высоки честные планиды.
 
 
Нощно Ады в замковом окне
Стерегут нас и желтью давятся,
И на мраморах воют оне,
Всё и ждут – вдруг цвета преявятся.
 

 
Тусклым серебром хлеб увиют,
Маком сдобрят вино сеннаарским,
Воскресят нас тогда и убьют
В устрашение отрокам царским.
 
 
Ибо звездные тени страшат
Ядокровных иудиц армады,
Мы явимся туда, где вершат
Бесфамильные судьбы Гиады.
 
 
Воскричим ли из кущей весной,
Свечи кровью совьем золотою,
Кто услышит – и будет иной
Бледный отрок со нитью витою.
 

Lacrimosa

Весел август иль нощь золота,

Иль отравные яства из вишен

Тусклоядных жжет каддиш, места

Очаруют сие, кто возвышен.

Белокровные донны к столам

Подают всеалмазные вина,

Бал великий грядет, зеркалам

Не глава же страшна – горловина.

Их овалам парчовым и мы

Воздадим хоть неполною мерой:

Пара статуй в музее Чумы,

Соклоненных над мертвой химерой.

 
По зерцалам Тиан кашемир
Серебристою мглой сотечется,
Во шелковиях сей ли кумир,
Всетрезвей, кто о мертвых печется.
 
 
Эти веи тиснились в басме,
Вейтесь, юны, меж пудр Иоганна,
Льнул этюдный путрамент ко тьме,
Течной кровию ода слоганна.
 
 
Одеонов чарницы ль ярки,
Свили тусклые арки виньэты,
И еллинского гипса куски
Наши бледные жгут силуэты.
 

 
Суе пели демоны святых,
Май грядет, благоденствуй, старизна,
Возглянем со виньет навитых:
То ли наша веселая тризна.
 
 
Вновь юдицы, юдицы одне
Пировают о мраморных столах,
Топят лилии в белом вине,
Вишни с ядом вертят на фиолах.
 
 
Шелки черные их увили,
Облеклись во царевн домовые,
И всенощно каждятся угли
Вместо звезд, и горят пировые.
 

 
Вишни август для мертвых копил,
Пурпур сей мы алкаем впервые,
Будит завтрак Летиций и Пил
Неб аромой, а те – меловые.
 
 
Ах, над нами ль смеялись толпы
Слуг дворцовых и челядей неба,
Как алмазные держим столпы,
Хоть несите порфирного хлеба.
 
 
Днесь еще алавастровый мел
Истончают вишневые канты,
И темнятся румяна Памел,
И в кимвалы биют музыканты.
 

 
Наши розы в капрейской сени,
Август их окаймит ли виньетой,
Фриды алое носят, взгляни,
Где сливаются бродники с Летой.
 
 
Мертвый воздух смычок и не рвет,
Что резвятся в аллеях Зефиры,
Из аркадий сих Парка зовет,
Цветью красною жалуя клиры.
 
 
Лишь серебро сквозь хлеб преломим
И покинем Вифанию летом,
Мало звезд в ней еще и томим
Всякий странник алеющим цветом.
 

 
Вновь очнется Петрополь от сна:
Юлы в шелковых гребнях совились,
Ночь пуста, а без емин красна
Пировая, где куфели бились.
 
 
Источайте арому, сады,
Мрамр камеи вершат и лелеют,
Ядны столы дворцовой еды,
Нимф чересла на бархатах тлеют.
 
 
Заждались парфюмерии Од,
Савских модниц белей фигурины,
И скелеты порфирный комод
Обошли и взбивают перины.
 

 
Мелом выведем каморность лиц,
Пудры желтые гейшам отдарим,
Век паяцев и павших столиц,
Туне мы на пирах государим.
 
 
Кровь ли вытекла с чел и ланит,
Присно слезы всенощные тают,
Кто в этерии был именит,
Со звездами лишь тех сочетают.
 
 
Хоть виждите, виждите во сне,
Как фаянсы пасхальною кровью
Налиются и Цины одне
Льнут юродиво нам к изголовью.
 

 
Май свечами юдоль перевьет,
Звезд всемлечные вспыхнут присады,
И очнемся в остуде виньет,
Елеонские чествуя сады.
 
 
Замки мира одесно стоят,
Дождались нас меловницы нощи,
Как диамент еще утаят,
Будем сами темней Людогощи.
 
 
И вижди – сколь порфирная мгла
Иудицам хмельным потакает,
И одне мы сидим круг стола,
И по челам серебро стекает.
 

 
Виждь Уранию в темных шелках,
У валькирий балы небозвездны,
Твердь горит и в ея потолках
Ярус к ярусу плавятся бездны.
 
 
Много кипени белой вверху,
Много бледной на хорах отравы,
Пламена источают круху,
Птицы райские млечно-кровавы.
 
 
Свечи золотом стянет Гефест,
Вспомним злато сие пред целиной,
И четверга пылающий крест
Выжжет сумерки белою глиной.
 

Лорелее

 
Новолетие, роз голубых
Ангелки мирротечной смолою
Истеклись, где и мы со рябых
Ват следим за душистой юлою.
 
 
Ель чудесная, помни о сех
Бледных мытарях ночи портальной,
Звезды с мелом горят на власех,
Яд в безе и во басме хрустальной.
 
 
Воск ликующих свеч ангелы
Подсластили, трепещет и вьется
Мрак шаров и червные столы
Яств гадают, кто первым убьется.
 

 
Веселитесь одесно, юлы,
Нежьте стулия чресл наготою,
Мы хотя пировые столы
Кутией осеребрим свитою.
 
 
Сколь терзают рапсодниц шелка
И пифии ad modum старлеток,
Алавастры пускай чрез века
Дев тиснят померанцем виньеток.
 
 
Милый Франц, се ночные холмы
Капитолия, холмы ль иные,
Сладок пир лишь во время Чумы,
Где блюдут нас Туаны чумные.
 

 
Ныне вишни с черникой горят,
Золотыя, смотри, истекают
Розы кровию, нас и дарят
Сим – иных к ангелкам ли пускают.
 
 
Здравствуй, Смерть, лучший бал согляди,
Манят ядом черничные вина,
Мрамр на лицах крошится, иди
И узри, то скорбей половина.
 
 
Дев пугаем крушней меловой,
Тускл вифанский атрамент и течен,
Ах, по Лете и плач юровой
Лишь волнами забвения встречен
 

 
Темный мрамор с незвездных ланит
Обием и о Коре явимся,
Что и колокол нощно звонит,
Мы лишь Цинам во пурпуре мнимся.
 
 
Что и плакать, вино прелилось,
Шелк невинниц истлел, по кладовкам
Гонит крыс, яко время сбылось,
Вей, Украйна, тенета жидовкам.
 
 
Вишни желтые молвят нести
Из подвалов, мы с Иродом вместе
К ним явимся в убойной желти —
Золотить винограды ко сьесте.