Текст книги "Почему евреи не любят Сталина"

Политический антисемитизм в культурно-идеологической сфере

Сталинское руководство объявило сионизму самую настоящую войну, поставив его на одну доску с американским империализмом – своим злейшим врагом в послевоенном мире. Советские же евреи, сделавшиеся невольными заложниками этой войны, должны были теперь доказывать свою преданность режиму и отводить от себя подозрения в том, что могут стать «пятой колонной» сионизма в СССР. Единственный выход, который им предлагался теперь системой, – это радикальная ассимиляция, т. е. форсированный и потому особенно мучительный и отнюдь не бескровный, как показали последующие события, процесс национальной стерилизации. Цель его – ликвидация всего того, что, собственно, и делало еврея евреем: национальной культуры, традиций, самобытности, истории, языка.

Культурно-интеллектуальная элита еврейства, широко влиявшая на умы и сердца своих соплеменников посредством изданий на родном языке, театра, радио, музейно-исторической работы и т. п., – вот кто, прежде всего, воспринимался Сталиным как потенциальный носитель и проводник идей сионизма. Поэтому в начале 1949 г. Сталин не ограничился ликвидацией Еврейского антифашистского комитета, а нанес массированный удар по всем очагам еврейской культуры.

8 февраля 1949 г. Сталин подписал подготовленное А. А. Фадеевым[160]160
  Показательно, что именно Фадеев был в свое время инициатором создания объединения еврейских писателей в Москве. Это подтверждается показаниями председателя этого объединения Л. М. Квитко, с которыми он выступил на закрытом процессе по делу Еврейского антифашистского комитета в мае 1952 г. Также по представлению Фадеева Секретариатом ЦК 28 июля 1947 г. было санкционировано издание литературно-художественных альманахов на еврейском языке в Москве и Киеве (РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 117. Д. 877. Л. 18–19).


[Закрыть] решение Политбюро о роспуске объединений еврейских писателей в Москве, Киеве и Минске и закрытии альманахов на еврейском языке «Геймланд» (Москва) и «Дер Штерн» (Киев).

Для «ориентировки» аппаратом ЦК была подготовлена для Сталина «мотивированная» справка, в которой указывалось, что в московское объединение входят 45 еврейских писателей, минское – 6, киевское – 26 и принцип национальной однородности, положенный в организационную основу этих объединений, представляется ошибочным. В справке также говорилось, что объединения не имеют перспективы роста, произведения еврейских писателей не находят широкого читателя. Издаваемые же объединениями литературно-художественные альманахи вообще осуждались как сугубо националистические.

Подобная категоричность оценок зиждилась на аргументах, собранных путем выдергивания из произведений еврейских писателей и поэтов «уличающих» фрагментов, которые снабжались негативными комментариями. О писателе Дер Нистере (Пинсохе Кагановиче) было сказано, что в очерке «С переселенцами в Биробиджан» он развивает мысли сионистского характера, говоря, например, о Биробиджане: «Да будет снова построен дом Израиля» и далее: «Как хорошо, что в СССР уже появились маленькие, смелые Давиды, которые должны активно все больше вооружаться гордостью и достоинством Давида, его любовью к своему народу… чтобы никакие Галиафы (так в тексте. – Авт.) им больше не были страшны»[161]161
  Костырненко Г. В. Указ. соч. С. 154.


[Закрыть].

Нашлись и «объективные» причины: «Издание альманахов “Геймланд” и “Дер Штерн” убыточно». И чтобы соблюсти все формальности, свое предложение о роспуске объединения еврейских писателей в Киеве и закрытии альманаха «Дер Штерн» Фадеев согласовал с тогдашним первым секретарем ЦК КП(б) Украины Н. С. Хрущевым, а о роспуске объединения еврейских писателей в Минске – с первым секретарем ЦК КП(б) Белоруссии Н. И. Гусаровым.

Однако в решении о ликвидации еврейских литературных организаций и изданий не было практической нужды, это был во многом формально-символический акт. К тому времени, когда оно вышло, почти все еврейские писатели и поэты были арестованы. К концу января 1949 г. наряду с уже упоминавшимися деятелями Еврейского антифашистского комитета, такими как литераторы Гофштейн, Маркиш, Квитко, Бергельсон, Фефер, на Лубянке оказались их собратья по перу: писатель Дер Нистер, поэт Самуил Галкин, критик и драматург Ихезкиил Добрушин, писатели Дмитрий Стонов, Ноях Лурье и др. Там же очутились и пострадавшие затем в наибольшей степени литераторы и журналисты, тесно сотрудничавшие с ЕАК и газетой «Эйникайт» в подготовке статей, очерков, корреспонденций и других материалов, которые пересылались за границу для публикации в международной еврейской печати[162]162
  Там же. С. 155.


[Закрыть]. 4 апреля 1950 г. арестовали М. С. Айзенштадт – журналистку, печатавшую свои статьи под псевдонимом Железнова. Эта чрезвычайно энергичная и напористая женщина, используя связи своего мужа подполковника Л. А. Айзенштадта, работавшего ответственным редактором «Иллюстрированной газеты» Главного политуправления Советской армии, проникала в военные штабы, кабинеты высшей номенклатуры, на оборонные заводы. В 1943 г. она написала очерк о директоре Сталинградского завода «Баррикады» Л. R Гоноре. После войны опубликовала очерки о ремесленном училище и дворце культуры Московского автозавода им. И. В. Сталина. По заданию Михоэлса она, установив контакты с руководством наградной службы военного ведомства[163]163
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 155.


[Закрыть], собрала материалы и написала тридцать очерков о евреях, ставших в годы войны Героями Советского Союза. Информация, которую ей удалось получить на 85 человек, отмеченных этой высшей наградой, в апреле 1946 г. была передана американскому журналисту Б. Гольдбергу[164]164
  В частности, она сотрудничала с заместителем начальника отдела Управления по награждению и присвоению воинских званий Министерства вооруженных сил СССР А. П. Токарем, который впоследствии был арестован и 23 июля 1951 г. приговорен к 25 годам лагерей.


[Закрыть]. В том же году Мириам Айзенштадт-Железнова обратилась с письмом к М. А. Суслову, протестуя против включения в выпущенную тогда Гослитиздатом книгу произведений М. Е. Салтыкова-Щедрина сатирической сказки о ростовщике-еврее, которую оценила как политически вредную и антисемитскую.

22 ноября 1950 г. на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, которое проходило под председательством Чепцова, Айзенштадт-Железнова была приговорена к расстрелу. В апреле 1954 г. тот же Чепцов сообщил матери расстрелянной журналистки Е. С. Казаринской, что ее дочь была осуждена к десяти годам лишения свободы без права переписки и скончалась в лагере от воспаления легких 10 октября 1951 г.[165]165
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 155.


[Закрыть]

В тот же день, что и Айзенштадт-Железновой, Военная коллегия вынесла смертный приговор писателю С. Д. Персову. Он также сотрудничал через ЕАК с еврейской прессой в США, откуда еще в 1943 г. получил предложение собрать материалы о Светлане Сталиной. Американцев интересовали примечательные факты биографии дочери советского вождя, чем она занималась в свободное время, ее жизненные приоритеты, культурные привязанности, отношение к Западу и т. д. Пока шла война, Персов много разъезжал по стране, побывал в Белоруссии, Литве, на Украине. Собрал богатый материал о евреях-героях, начиная с простых бойцов, сражавшихся в партизанских отрядах, и кончая генералами. В США был направлен его материал о евреях, внесших крупный вклад в создание советской военной техники, в том числе о сыне раввина, авиаконструкторе С. А. Лавочкине, директоре артиллерийского завода в Мотовилихе (г. Пермь) А. И. Быховском и др.

После войны Самуил Персов активно участвовал в подготовке книги на русском языке «Партизанская слава», которая должна была выйти в свет в издательстве «Дер Эмес». Однако, как позже вспоминал главный редактор этого издательства М. С. Беленький, в 1946 г. ЦК счел это произведение вредным и националистическим, и уже готовый тираж бы пущен под нож. Однако писатель продолжал работать. В 1946–1947 гг. он подготовил серию очерков «Евреи завода Сталина в Москве»[166]166
  На этот завод Персов был допущен помощником директора А. Ф. Эйдиновым, который познакомил его с евреями-станочниками, рассказал о технических характеристиках нового правительственного автомобиля «ЗИС-110». На заводе Персов встречался также с директором комбината питания Б. Ю. Персиным и директором дворца культуры Ф. Б. Белихиной, которые потом были репрессированы.


[Закрыть], статьи об управляющем трестом «Запорожстрой» В. Э. Дымшице и столичном электромашиностроительном заводе «Динамо». Все эти и некоторые другие отправленные в Америку материалы квалифицировались потом следствием как закодированная шпионская информация о промышленном потенциале Советского Союза. Поэтому и Московский автозавод им. И. В. Сталина, и другие описанные в очерках Персова и его коллег предприятия со временем превратились в объекты оперативной «разработки» госбезопасности как потенциальные центры американо-сионистской агентуры. К тому же с помощью допросов «с пристрастием» от Персова были получены и персональные «наводки». Так, описывая следователю свою встречу в 1946 г. с Бенционом Гольдбергом, он сообщил, что назвал ему в числе других наиболее влиятельных советских евреев и профессора Б. И. Збарского, возглавлявшего биохимическую лабораторию при Мавзолее В. И. Ленина. Услышав это, американский визитер якобы воскликнул: «Значит, охрана тела Ленина находится в руках евреев!» Неудивительно, что потом Збарского арестовали[167]167
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 156–157.


[Закрыть].

В следственных материалах сохранились пространные списки еврейских литераторов, журналистов и тех, кто когда-либо имел неосторожность передать свои статьи, очерки и т. п. в редакцию ЕАК для отправки в заграничную еврейскую печать. Почти все они рано или поздно попадали в жернова сталинской карательной машины, которая с циничной жестокостью и тупой методичностью перемалывала человеческие судьбы. Поэту и драматургу С. 3. Галкину постановлением Особого совещания от 25 января 1950 г. был определен десятилетний срок лагерей[168]168
  Решением Центральной комиссии по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, содержащихся в лагерях, колониях и тюрьмах МВД СССР и находящихся в ссылке и на поселении, от 12 декабря 1955 г. С. 3. Галкина освободили из-под стражи.


[Закрыть]. На пять лет больше этого срока получил 21 июля 1951 г. еврейский литератор С. В. Гордон. Более строгое наказание, по-видимому, обусловливалось тем, что в годы войны он выезжал в Куйбышев и подготовил потом материал для ЕАК об авиационном заводе № 1 и Четвертом государственном подшипниковом заводе (директор – Яков Юсим). После войны писатель продолжал активно сотрудничать с ЕАК и газетой «Эйникайт». Несколько раз командировался в Крым, на Украину, побывал в Биробиджане, находившемся в закрытой, режимной зоне[169]169
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 156–157.


[Закрыть].

Так называемый абакумовский «четвертак» или, выражаясь официальным языком того времени, 25 лет лишения свободы в исправительно-трудовых лагерях – такова была кара, назначенная властями 25 февраля 1952 г. за «преступления», совершенные еврейско-украинским писателем А. Я. Каганом. Такой колоссальный срок он получил главным образом за то, что на Западе была опубликована его статья «Евреи в Киеве» и в 1948 г. он передал ЕАК материал о «стратегическом» газопроводе Дашава – Киев[170]170
  Костырненко Г. В. Указ. соч. С. 156–157.


[Закрыть].

Аналогичным образом разделались и с другими деятелями еврейской литературы и журналистами. После смерти Сталина те, кто выжил, обрели свободу и, утратив здоровье и радость к жизни, получили справки о реабилитации. Но некоторые так и не смогли вырваться из цепких объятий ГУЛАГа. 31 октября 1950 г. «от опухоли твердой мозговой оболочки» умер в Лефортовской тюрьме профессор-литературовед И. М. Нусинов, передавший до 1947 г. через посредство ЕАК пятнадцать статей в США. В декабре 1950 г. из-за болезни сердца скончался в лагере патриарх еврейской литературы Дер Нистер, выезжавший в июле 1947 г. вместе с переселенцами с Украины в Биробиджан и описавший свои впечатления в инкриминировавшемся ему потом очерке[171]171
  Там же. С. 158.


[Закрыть].

Не менее жестокая расправа была уготована и тем штатным сотрудникам ЕАК и редакции газеты «Эйникайт», кто заказывал и редактировал авторские материалы, а затем публиковал их внутри страны или отправлял через Совинформбюро за границу. По версии МГБ, ЕАК и «Эйникайт», создав разветвленную корреспондентскую сеть, включавшую штатных и большое число внештатных сотрудников, собирали с их помощью «шпионские» сведения по всему Советскому Союзу.

По материалам следствия «шпионская», то бишь корреспондентская, сеть ЕАК состояла из следующих ключевых звеньев: С. Персов и М. Айзенштадт собирали разведывательную информацию по Москве и Московской области, А. Каган – на Украине, А. Платнер – в Белоруссии, Г. Ошерович – в Литве, 3. Каган – в Латвии, И. Эмиот – в Биробиджане и т. д. Кроме того, следствие располагало пространным списком внештатных корреспондентов «Эйникайт», куда входили работники московских предприятий «Динамо», «Красный пролетарий», автозавода им. И. В. Сталина, Метростроя, а также такие ученые, как академики И. И. Минц, С. И. Вольфкович, А. Н. Фрумкин, профессор Б. И. Збарский и др.

Размахивая перед кремлевским руководством этим жупелом вездесущей сионистской агентуры, Абакумов и его подручные из следственной части МГБ по особо важным делам добились разрешения на массовые аресты. В 1949–1951 гг. были взяты под стражу главные редакторы ЕАК С. Н. Хайкин и Н. Я. Левин, старший редактор А. Ю. Гонтар, заместитель ответственного секретаря ЕАК Г. М. Хейфец, ведавший отправкой статей за границу, редактор ЕАК по Белоруссии поэт М. М. Грубиян, заведующий издательством ЕАК С. О. Котляр и др. В редакции «Эйникайт» такая же участь постигла главного редактора Гершона Жица, его заместителя Семена Рабиновича, других сотрудников газеты. В издательстве «Дер Эмес» взяли директора Льва Строгина, главного редактора Моисея Беленького (последний с 1946 г. совмещал эту работу с руководством Еврейским театральным училищем) и других работников. Всем им пришлось немало претерпеть в тюрьмах и лагерях. Но одно из самых тяжких испытаний выпало на долю бывшего главного редактора ЕАК Наума Левина, арестованного 17 сентября 1949 г., когда он работал редактором книжного издательства «Физкультура и спорт». 22 ноября 1950 г. на закрытом заседании Военной коллегии Верховного суда СССР, которое проходило под председательством А. А. Чепцова, ему был вынесен смертный приговор[172]172
  В приговоре содержались обвинения в том, что в 1946 г. Левин, установив связь с приезжавшим в СССР американским разведчиком Б. Гольдбергом, получил от него шпионское задание; в том же году Левин поручил С. Д. Персову собрать данные о Московском автозаводе им. И. В. Сталина и потом эти сведения направил в США. 26 января 1956 г. Военная коллегия отменила приговор от 22 ноября 1950 г. и прекратила дело Левина за отсутствием состава преступления.


[Закрыть].

Допрашивая десятки арестованных, МГБ выходило не только на тех, кто имел с ЕАК более или менее устойчивые и продолжительные связи, но и на людей, контактировавших с ним лишь время от времени. Так, под стражу был взят писатель и журналист Натан Забара, который с 1945-го по январь 1947 г. работал в Берлине корреспондентом газеты оккупационной советской администрации «Tägliche Rundschau». 11 сентября 1950 г. в ходе допроса он показал, что в Берлине довольно часто встречался с руководителем местного отделения сионистской организации «Мизрахи» Эрихом Нельгансом, через него познакомился с американскими военнослужащими Айзенбергом и Рокком, представлявшими интересы «Джойнта», а также с раввином американского гарнизона в Берлине капитаном Шубовым. Они якобы вели активную пропаганду среди находившихся там советских граждан еврейского происхождения (гражданских и военнослужащих), предлагая им выезд в Палестину. Новые знакомые снабдили Н. И. Забару сионистской литературой (тексты выступлений Хаима Вейцмана и пр.), которую он в начале 1947 г. нелегально ввез в СССР и передал в ЕАК Феферу и Михоэлсу – его хорошим знакомым.

Тем временем, подобно кругам на воде, гонения на еврейскую культуру все шире расходились из Москвы по другим городам и регионам страны. В Ленинграде, Прибалтике, Закавказье, Белоруссии, Молдавии, Средней Азии, Казахстане, на Украине, Дальнем Востоке упразднялись еврейские национально-культурные учреждения, шли повальные аресты всех, кто был с ними связан. В Киеве арестовали ответственного секретаря альманаха «Дер Штерн» 3. М. Аксельрода, директора кабинета еврейской культуры при Академии наук Украины Е. Г. Спивака, писателя М. Талалаевского и др.

Блокированная от притока молодежи, в положение вымирающей была поставлена и иудейская религия, которая, впрочем, находясь под тотальным контролем госбезопасности, не представляла серьезной угрозы для режима. Поэтому руководство еврейских общин в большинстве своем тогда не пострадало. Репрессивный режим сохранял его ради декорума. Правда, 18 августа 1951 г. министр госбезопасности СССР Игнатьев направил Маленкову записку, в которой предлагал арестовать председателя правления московской синагоги С. М. Шлифера, обвиняя его в связях с сотрудниками израильской миссии в Москве и руководством Еврейского антифашистского комитета. Однако ЦК не санкционировал арест. На Старой площади, по-видимому, рассчитывали с выгодой использовать впоследствии Шлифера в пропагандистских акциях. Не случайно поэтому в январе 1953 г. тот выступил с заявлением, фактически поддерживавшим обвинения, выдвинутые против «врачей-вредителей».

Были закрыты краеведческий музей в Еврейской автономной области в Биробиджане, Еврейский музей в Вильнюсе, Историко-этнографический музей грузинского еврейства в Тбилиси. Директор последнего Арон Крихели также был арестован. В середине февраля 1949 г. прекратились передачи московского международного радио на идиш.

Закрытие еврейских театров

Последние месяцы доживали и еврейские театры. Следует отметить, что процесс их удушения протекал на фоне изощренных аппаратных игр. Все началось с того, что Совет Министров СССР постановлениями от 4 марта 1948 г. и 6 февраля 1949 г. «О сокращении государственных дотаций театрам и мерах по улучшению их финансовой деятельности» сначала существенно урезал, а потом и совсем прекратил государственную материальную помощь многим театрам, в том числе и еврейским. Лишившись бюджетных субсидий, все театры на первый взгляд оказались в одинаково бедственном положении. Однако это было не так. Несмотря на вроде бы категоричный запрет, дополнительные денежные средства другим театрам, в том числе и национальным (за исключением еврейских), продолжали выделиться. Так, 6 июля 1949 г. Бюро по культуре при Совете Министров СССР приняло решение об увеличении дотаций якутским театрам на 1800 тыс. руб., Тувинскому – на 500 тыс. руб., Горно-Алтайскому театру – на 450 тыс. руб.

Ссылки на убыточность еврейских театров служили, по сути дела, камуфляжем четко обозначившейся с конца 1948 г. политической линии сталинского руководства на ликвидацию этих, в его понимании, рассадников сионизма. Хотя, с другой стороны, нельзя сбрасывать со счетов и то обстоятельство, что новые поколения евреев уже в большинстве своем не владели родным языком и значительно дистанцировались от национальной культуры, отчего посещаемость национальных театров с каждым годом сокращалась и происходило их медленное, но отнюдь не естественное угасание. Дело доходило до того, что даже в среде ассимилированной еврейской интеллигенции отдельные энтузиасты активно пытались распространять платные абонементы на спектакли Московского еврейского театра. Голда Меир, которую 16 сентября 1948 г. торжественно и при стечении большого числа людей принимали в здании Московского еврейского театра, украшенном голубым полотнищем со щитом Давида, купила несколько таких абонементов и просила передать их нуждавшимся евреям.

Но, как бы ни были весомы экономические резоны, в тоталитарном государстве политика и идеология всегда их перевешивали. И случай с ликвидацией еврейских театров не стал исключением. Конкретное тому свидетельство – письмо секретаря ЦК КП(б) Белоруссии Гусарова Маленкову от 8 февраля 1949 г., в котором тот просил санкцию на закрытие Белорусского государственного еврейского драматического театра в Минске (БелГОСЕТ), делая упор именно на политические мотивы:

«Еврейский драматический театр БССР до последнего времени вел идеологически неверную репертуарную политику, в своих постановках идеализировал патриархальный быт мелкобуржуазных слоев дореволюционного еврейского населения и восхвалял жизнь в капиталистических странах. Ведущим драматургом театра длительное время был разоблаченный ныне еврейский националист И. Фефер. В ряде своих постановок (например, в пьесе Галкина “Музыкант”) театр изображал Америку “обетованной страной”, в которой только и могут расцветать и находить применение еврейские таланты. Театр поставил по Шолом-Алейхему “Блуждающие звезды” (в постановке Й. Добрушина), в которой извратил содержание произведения Шолом-Алейхема, пропагандировал проамериканские настроения, ставил своей целью внедрить в сознание еврейского населения мысль, что еврейский театр – не обычное культурное учреждение, а центр особого “еврейского дела”.

Пропаганда этого особого “еврейского дела” приобретает характер противопоставления его социалистическим интересам трудящихся всех других национальностей СССР. Среди работников театра длительное время распространялись националистические настроения, будто бы русские и белорусы повинны в смерти тысяч евреев, так как не защитили их от немцев и помогали немцам в истреблении евреев. Особенно усилились такие клеветнические измышления после пребывания в Минске лидера еврейских националистов Михоэлса.

Еврейский театр обслуживает незначительную часть населения Минска и является дефицитным. Своего помещения театр не имеет, поэтому до сих пор для его спектаклей отнимаются два дня в неделю от Белорусского государственного драматического театра им. Янки Купалы, являющегося ведущим театром в республике и обслуживающего основную массу населения Минска…»[173]173
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 163.


[Закрыть]

Партийное начальство в Москве не спешило давать указание о закрытии театра. Точнее, оно избрало лицемерную тактику внешней непричастности к закрытию еврейских учреждений культуры. ЦК ВКП(б), как жена Цезаря, должен был быть всегда вне подозрений. И не дай Бог, если бы у кого-нибудь появился вдруг повод обвинить его сотрудников в антисемитизме. Приверженцем и проводником такой политики «мягкого» удушения еврейской культуры был Д. Т. Шепилов[174]174
  Дмитрий Трофимович Шепилов родился в 1905 г., в 1941–1946 гг. служил в политорганах Красной Армии; с 1946 г. – редактор «Правды» по отделу пропаганды, в 1947 г. назначен первым заместителем начальника Управления пропаганды и агитации ЦК.


[Закрыть], пришедший в аппарат ЦК партии еще в 1935 г. и летом 1948 г. назначенный заведующим Отделом пропаганды и агитации ЦК (создан тогда же из реорганизованного Управления пропаганды и агитации). Имея за плечами Московский государственный университет и немалый стаж аппаратной работы, Шепилов, в отличие от Г. Ф. Александрова, тщательно оберегал свой имидж от налета шовинизма и слыл в кругах московских интеллектуалов как здравомыслящий и даже либеральный партийный сановник. Поэтому, получив от Маленкова указание разобраться с вопросом о БелГОСЕТе, он подготовил проект решения Секретариата ЦК ВКП(б), в соответствии с которым закрыть театр должны были сами белорусские власти.

Через какое-то время так и произошло. В республиканской печати была организована шумная кампания, направленная на дискредитацию театра и его директора Виктора Головчинера, обвинявшегося в постановке националистических и космополитических пьес. В марте 1949 г. Совет Министров Белоруссии принял постановление о ликвидации БЕЛГОСЕТа[175]175
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 164.


[Закрыть].

Однако, как говорится, нет худа без добра. Стремление аппаратчиков из ЦК ВКП(б) таскать каштаны из огня чужими руками помогло почти год продержаться Московскому государственному еврейскому театру (ГОСЕТ) после начала культурного геноцида в конце 1948 г.

Ситуация вокруг детища Михоэлса складывалась напряженная[176]176
  Характерная деталь: с середины января 1949 г. газета «Известия» перестала публиковать объявления о спектаклях в Государственном еврейском театре им. Михоэлса. Анонсы, но уже просто Еврейского театра, появились вновь в этой газете в конце апреля того же года.


[Закрыть]. 23 февраля 1949 г. Комитет по делам искусств при Совете Министров СССР направил председателю Бюро при Совете Министров СССР по культуре Ворошилову и секретарю ЦК Маленкову письмо, в котором, ссылаясь на то, что «Московский еврейский театр приносит государству большие убытки и не может в дальнейшем работать в условиях самоокупаемости», предлагал закрыть его с 1 марта.

К письму прилагалось несколько справок, призванных цифрами и фактами обосновать такое предложение. В одной из них, характеризовавшей финансовое положение театра, приводились данные о том, что средняя посещаемость ГОСЕТа в 1948 г. составила 45,5 % максимальной, причем в январе – феврале 1949 г. она упала до 20–25 %. Основная причина такого резкого снижения зрительского интереса к театру – страх вначале быть обвиненным в буржуазном национализме, а потом оказаться на Лубянке – в справке, естественно, отсутствовала. Констатировалось только, что на посещаемости театра сказалось то, что «дети и молодежь, за редким исключением, на еврейские спектакли не ходят».

Действуя после войны более осмотрительнее, осторожнее и циничнее, сталинская бюрократия значительно усовершенствовала свой репрессивный инструментарий, присовокупив к обнаженно политизированным методам расправы образца 30-х гг. (политические процессы над руководством оппозиции и т. п.) внешне как бы далекие от политики экономические рычаги, которые оказались не менее эффективными. Так, если в 1948 г. ГОСЕТ получил 578 тыс. рублей дотации, то в 1949 г. он лишился ее совсем[177]177
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 165–166.


[Закрыть].

Но не ржавело без употребления и старое доброе оружие из полицейского и идеологического арсеналов. По заданию ЦК МГБ, используя свои досье, подготовило список политически неблагонадежных работников и актеров Еврейского театра с указанием их биографических данных (при этом особое внимание обращалось на тех евреев, которые имели родственников за границей), а чиновники из Комитета по делам искусств составили справку с крайне негативными рецензиями на спектакли, шедшие на сцене ГОСЕТа.

Когда заказанный материал поступил в Отдел пропаганды и агитации ЦК, тот по горячим следам подготовил на имя Сталина и Маленкова записку, в которой отмечалось:

«…B последнее время театр пришел к полному идейному и художественному упадку. Репертуар театра крайне неудовлетворителен по идейно-художественному качеству и ограничен узкими рамками национальной тематики. Театр не ставил произведений русской классической драматургии и пьес современных советских авторов. Его репертуар засорен идейно-порочными пьесами драматургов-националистов (в театре поставлены пьесы репрессированных авторов Фефера, Маркиша, Добрушина).

…Кадры театра засорены людьми, не представляющими художественной ценности и не заслуживающими политического доверия. После смерти С. Михоэлса художественным руководителем был назначен В. Зускин, ныне репрессированный. В режиссерском и актерском составе нет крупных мастеров. Из 55 артистов только четыре коммуниста и шесть комсомольцев. Многие артисты являются выходцами из-за границы и связаны с заграницей через родственников.

…Отдел пропаганды и агитации считает целесообразным принять предложение Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР (т. Лебедева) о ликвидации Московского государственного еврейского театра. Просим принять по этому вопросу постановление ЦК ВКП(б)»[178]178
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 165–166.


[Закрыть].

Постановление такое подготовили, но оно так и не было принято. ЦК, действуя по новому методу, решил остаться в тени, а решение вопроса о театре передал «по принадлежности» в Комитет по делам искусств. Его председатель П. И. Лебедев 14 ноября 1949 г. сообщил Суслову, что издал приказ о ликвидации ГОСЕТа с 1 декабря «в связи с его нерентабельностью»[179]179
  Костырченко Г. В. Указ. соч. С. 165–166.


[Закрыть]. В феврале того же года было закрыто также Московское государственное еврейское театральное училище им. С. М. Михоэлса, а в сентябре – театр им. Шолом-Алейхема на Украине, в Черновцах[180]180
  Там же.


[Закрыть].

В 1950 г. последний раз упал занавес на сцене знаменитого Московского академического камерного театра, которым на протяжении 35 лет руководил его основатель А. Я. Таиров (Корнблит), близкий друг и единомышленник Михоэлса. В том же году Таиров умер, не выдержав перманентной шовинистической травли за «эстетско-формалистические выверты», начавшейся еще с 1936 г. после постановки оперы-фарса «Богатыри».

Не избежал общей участи и Биробиджанский государственный еврейский театр им. Л. М. Кагановича, которым руководил Е. Л. Гельфанд. Его закрытие, последовавшее после распоряжения Совета Министров РСФСР от 22 октября 1949 г., происходило в рамках всеобъемлющей акции Сталина по фактической ликвидации зачатков еврейской автономии в этом регионе. Одна из причин такого развития событий коренилась в том, что после войны стратегическая роль советского Дальнего Востока в глобальном противостоянии американцам резко возросла, а раз так, то в системе его обороны, как полагал кремлевский диктатор, не должно быть ослабленных сионизмом звеньев.