Текст книги "Вечеринка моей жизни"

Глава 2

Маркос

Маркос нажал кнопку «Игнорировать» на приборной панели своего субару «Аутбэк». Две секунды спустя телефон снова зазвонил. Модель автомобиля была слишком старой, чтобы показать номер звонившего, и обычно он не отвечал на случайные звонки. Ему стоило положить телефон в карман, как это делают нормальные люди, но после несчастного случая с его родителями три года назад он старался оставлять телефон вне пределов досягаемости, чтобы не отвлекаться. Он должен был оставаться на связи круглосуточно семь дней в неделю, но сейчас уже подъезжал к месту проведения мероприятий. И почему звонивший не мог позволить ему насладиться последними минутами тишины?

Когда он согласился помочь с семейным бизнесом, то и подумать не мог, что станет всего лишь пресловутым оператором, который переадресовывает звонки туда-сюда. Его родители всегда старались, чтобы воплощение в жизнь сказочных желаний людей выглядело легко и непринужденно. Как им удалось так долго продержаться?

Ну, под «ними» он на самом деле имел в виду свою маму.

Он тут же пожалел, что подумал о ней, о покойной Монике Хокинс. В его телефоне до сих пор сохранилось голосовое сообщение, которое ему все не хватало духу прослушать. Ее последнее голосовое сообщение. Она умерла три года назад, но боль в сердце по-прежнему была настолько невыносимой, что, когда снова раздался телефонный звонок, он нажал кнопку «Принять». Лучше это, чем иметь дело со своим горем и его дочерьми: виной и стыдом.

– Где ты был? Я пытаюсь дозвониться до тебя целую вечность, и все время попадаю на голосовую почту, – рявкнула его сестра, Сара.

На заднем фоне плакал ребенок. Его маленький племянник, Элайджа. Если бы Маркосу пришлось застрять во время поездки в одной машине со своей психованной сестрой, он бы тоже так рыдал.

Но у его сестры было слишком много забот, давивших на ее костлявые плечи, чтобы еще иметь дело с его незрелостью, поэтому он не стал язвить, а лишь произнес:

– Привет, Сара. Да, я в порядке. Спасибо, что поинтересовалась.

Она фыркнула на другом конце провода, но, когда снова заговорила, ее тон немного смягчился.

– Мы уже уезжаем, и я хотела убедиться, что все в порядке. Как папа сегодня утром?

Маркос запустил пальцы в свои длинные вьющиеся волосы, слипшиеся от пота после двухчасовой тренировки, с помощью которой он пытался избавиться от своего беспокойства. Он вздохнул, вспомнив, как его отец просто сидел у окна, когда появился Сантьяго, медбрат, который ухаживал за пациентами на дому. Сантьяго собирался приготовить своему подопечному ванну и провести с ним терапию.

Хотя большую часть времени отец не помнил, кто такой Маркос и почему он на него сердится, он все равно бросал на сына испепеляющий взгляд, который заставлял Маркоса заново переживать каждую ошибку, которую он совершил в своей жизни. Не то чтобы он этого не заслуживал. Но все же.

С одной стороны, Маркос жалел, что не остался в Лос-Анджелесе, но он быстро отмахнулся от этой мысли. Разве не это изначально принесло столько горя его семье? Если бы он приехал домой хотя бы раз до несчастного случая, тогда последним воспоминанием о его матери было бы не то обиженное выражение лица, которое вызывало в нем острое желание провалиться сквозь землю, окунуться в расплавленную лаву и исчезнуть.

– С отцом все хорошо, – ответил он, притормаживая, чтобы «хонда» могла влиться в полосу движения на шоссе I-15, следующим на юг. Скоростные автострады Лос-Анджелеса были кошмарными, но движение в долине Солт-Лейк было еще хуже, чем он помнил, особенно для водителя столь реликтового автомобиля, того самого, на котором Маркос ездил еще в колледже.

– Сантьяго пришел, и я воспользовался шансом сходить в тренажерный зал.

Его сестра прищелкнула языком и после минутного молчания, словно решая, стоит ли ей что-нибудь говорить, она добавила:

– Я не понимаю твоей одержимости походом в тренажерный зал, когда в доме уже есть один…

Он закатил глаза и начал подергивать левой ногой. Конечно же, она не понимала. Иначе с чего бы ей думать, что старая бандура Bowflex начала двухтысячных годов была приемлемой для тренировки? Беговая дорожка не развивала скорость выше 4 км/ч. Если бы он не бегал каждое утро, то не смог бы унять свое беспокойство. Ему нужна была какая-то разрядка, и после разрыва с Бри, у него никого больше не было. Но не мог же он признаться в этом своей сестре, поэтому просто ответил:

– У меня все под контролем. Отправляйтесь в свое путешествие и повеселитесь там всей семьей. Обещаю, что с папой все будет в порядке, и свадьбы пройдут без сучка и…

– Ты на громкой связи, – перебила его сестра, вероятно почувствовав, что последует неприличный ответ. Неужели его голос выдал его? Ему было почти тридцать, но с Сарой она всегда вел себя, как тринадцатилетний подросток.

– Привет, Маркос, – поздоровался Ник Барриос, муж его сестры.

Маркос закусил губу, чтобы сдержать смешок. Ему бы стоило знать, что его набожный зять внимательно прислушивался к каждому его слову, ожидая подходящей возможности вернуть Маркоса в лоно церкви. Он служил мормонским епископом, лидером религиозной общины, насчитывающей около трехсот человек из их жилого района. И при каждом удобном случае у Маркоса появлялось какое-то детское и иррациональное желание вызывать у своего шурина чувство неловкости.

– Приве-е-т, Ники Джем! – пропел Маркос.

Ник рассмеялся, как и каждый раз, когда Маркос произносил эту глупую шутку. Ник и Ники Джем[10]10
  Ники Джем (Nicky Jam) – американский певец и автор – исполнитель пуэрториканского происхождения.


[Закрыть] находились на противоположных концах пуэрториканского спектра.

Смеясь, Маркос бросил взгляд на соседний автомобиль и заметил улыбающуюся ему женщину. Он подмигнул ей, больше по привычке, чем что-либо еще, и снова обратил свое внимание на дорогу перед собой. Совсем скоро должен был показаться его съезд с автомагистрали, а из-за всех этих дорожных работ, он не был уверен, где ему стоит перестроиться.

– Как я уже говорил, Сарита, – продолжил он. – У меня все под контролем.

Последовавшее молчание вовсе не свидетельствовало о доверии, на которое он рассчитывал, и он потер подбородок, как будто его сестра дала ему пощечину.

– У тебя благие намерения, я знаю, Марк, – произнесла она. Услышав свое детское прозвище, он пожал плечами, как нашкодивший маленький мальчик. Но он сам напросился на это, когда назвал сестру Саритой, чтобы досадить ей. – Но этот месяц станет решающим, особенно с учетом того, что юристы тщательно изучают каждую мелочь, желая убедиться, что отец может управлять бизнесом, и его братья не смогут отобрать у нас поместье.

Оба брата его отца были знаменитыми мормонами, что не помешало им лишить своего брата наследства после смерти бабушки и дедушки Хокинс. Такие религиозные люди, как его дядьки, вызывали у него аллергию. Может быть, именно поэтому он не оставлял попыток убедиться, что Ник не такой, как они?

Единственное, что его отец получил в доверительное управление, была некогда полуразрушенная ферма, которая с помощью мамы Маркоса превратилась в процветающее и прибыльное место для проведения свадеб и других праздников.

Ранняя болезнь Альцгеймера лишила дееспособности его отца, Стюарта Хокинса, и тут же нагрянули дядя Монти и дядя Джордж, заявив, что Стюарт в его состоянии не может управлять родовой собственностью. Истинная причина заключалась в том, что ферма, где его родители на протяжении многих лет устраивали тысячи свадеб, являлась первоклассным объектом недвижимости, и они хотели превратить ее в поле для гольфа или что-то в этом роде.

Семья…

Впереди показался съезд с автострады. Маркос подрезал черную «теслу», водитель которой посигналил ему, в ответ Маркос послал ему воздушный поцелуй. Выражение лица этого парня заставило Маркоса рассмеяться.

– Не смейся, Маркос, – проворчала Сара, как обычно совершенно неправильно истолковав его смех. – Ферма очень многое значит для нас. Сделай это ради мамы. Это меньшее, что ты можешь сделать после…

– Сара, – тихо произнес Ник, и Маркос испытал прилив благодарности к своему зятю.

Его сестра знала, как задеть за живое. Маркос вернулся, как блудный сын, но никто не собирался зажарить для него откормленного теленка. Он должен был заслужить это.

– Прости, – сказала Сара, и ребенок снова заплакал на заднем сиденье. – Спасибо, что подменил меня. Как я уже сказала, все готово для двенадцати приемов, с четверга по субботу.

Маркос слышал это миллион раз, но она просто не могла удержаться. Верно? И каждый раз повторяла указания.

– Кензи может почти со всем справиться, но ты должен помочь. Хорошо?

– Я знаю, – ответил он, чувствуя себя ребенком, которого отчитывали.

– Послушай, еще один вопрос. Вчера вечером я прослушивала голосовые сообщения, и звонила эта женщина, Надя Паласио. Она снова позвонила мне сегодня утром, но ее сообщение прервалось. Можешь убедиться, что все в порядке? Знаешь, эти одержимые свадьбой невесты те еще штучки!

– Не беспокойся, – успокоил Маркос, снова почувствовав себя на своей территории. Он больше предпочитал иметь дело с возмущенными клиентами, чем со своей обеспокоенной сестрой. – Я с этим разберусь.

Маркос практически видел, как плечи Сары расслабились от облегчения.

– А теперь езжайте и повеселитесь… – Желание сказать это было настолько велико, что он позволил словам вырваться наружу. – И, дети мои, не забывайте о контрацептивах, если не хотите вернуться домой с маленьким пирожком в духовке. Трое детей за три года – это слишком даже для мормонов.

Ник нервно рассмеялся, а Карли, трехлетняя племянница Маркоса воскликнула:

– Я хочу маенький пирожок, мама! Я гоедная!

Маркос расхохотался, а его сестра прошипела:

– Я тебя прикончу, Маркос. Дай только вернуться домой!

* * *

Все еще посмеиваясь при воспоминании о тоненьком голоске своей племянницы и представляя сестру, пытающуюся объяснить его последние слова, Маркос проехал последний участок до фермы, где находилось место проведения мероприятий. Как и каждый раз, когда он проезжал по затененным деревьями дорогам крошечного Маунтинвилля, он вдохнул смесь горечи и удовлетворения. Он был дома, нравилось ему это или нет.

Учась в колледже, он не мог дождаться, когда сможет выбраться отсюда. Это место угнетало и предъявляло иррациональные ожидания, которые не мог достичь ни один обычный человек. Его родители хотели, чтобы он был идеальным, как и все остальные вокруг него, которые тоже казались идеальными. Однако Маркос достаточно хорошо знал своих друзей и видел их насквозь. Но он никогда не скрывал, кем был, что чувствовал, и какими были его ценности.

Он переехал – сбежал – в Калифорнию. Но все эти годы ни дня не проходило, чтобы он не скучал по величественным горам, даже в конце июля все еще покрытым снегом, и захватывающей дух красоте ярко-голубого неба. Конечно, когда небо не было затянуто дымкой от летних пожаров в горах. Хотя, этот дым создавал чудесные закаты.

Сколько раз он выходил, чтобы вынести мусор – это была его обязанность с четырех лет и до подросткового возраста – и замирал, как заворожённый, наблюдая за красотой неба, а затем обнаруживал, что его мама делает во дворе то же самое.

Жаль, что его мамы больше не было рядом… Он мало что унаследовал от нее, помимо своей среднеземноморской внешности и любви к красивым вещам.

Каждый год она безуспешно пыталась уговорить его вернуться домой, заманить обещаниями походов с палатками в каньон, но Маркос и его отец были упрямы, как ослы. Они очень часто ссорились.

Им обоим слишком нравилось указывать на то, что они терпеть не могли друг в друге.

Когда-то нравилось.

Отец больше с ним не разговаривал.

Маркос свернул на последнем повороте, и, как обычно, вид старого амбара, окруженного ивами, которые росли тут еще до того, как мормонские первопроходцы поселились на этих землях, заставил его улыбнуться. Вопреки всем воспоминаниям. В основном, грустным из-за него.

Сам Бог велел ему вернуться сюда, в место, которое Маркос ненавидел подростком, чтобы искупить грехи своего прошлого. Кроме того, это самое малое, что он мог сделать, чтобы почтить память своей матери, завоевать одобрение отца и любовь сестры.

Он не понимал, как его маме не надоедало иметь дело с переживаниями невест, которые испытывали стресс по поводу увядающего букета или нового прыщика на подбородке, до которого на самом деле никому не было дела. Или с матерями невест, которые через дочерей пыталась воплотить в жизнь собственные фантазии, сколько бы это ни стоило. Или с женихами, на лицах которых появлялось выражение ужаса, когда они понимали, что совершили самую большую ошибку в своей жизни, но было слишком поздно идти на попятную, и даже алкоголь не придавал им храбрости. Но что поделаешь, дело почти сделано, и с таким же успехом они могли бы прикинуться счастливыми.

– Ты становишься старым и циничным, Хокинс, – укорил он себя, доказывая тем самым, что это действительно и происходило. Он становился старым и циничным.

Он припарковался на том месте, которое когда-то принадлежало его отцу. Единственной другой машиной был «ниссан». Кензи, помощница – его помощница на этот месяц – уже была здесь.

Ему пока не удавалось приехать раньше нее, но он не хотел рисковать и оставаться наедине с Кензи больше, чем это необходимо.

– Доброе утро, – поздоровался он, войдя в кабинет, и закинул спортивную сумку на плечо.

Она повернулась и лучезарно улыбнулась ему. Если бы Маркос был более слабым мужчиной – как, например, в прошлом году – Кензи была бы в серьезной опасности. Конечно же, он не принимал обет целомудрия, но все же не хотел больше окунаться в мутные воды воспоминаний о бывших школьных подружках.

– Привет! Хорошо выглядишь, – ответила она, очаровательно махнув ему рукой. На ней была блузка с высоким воротником, которая отлично облегала ее фигуру, но он приучил себя всегда смотреть ей в лицо. Так, на всякий случай.

Маркос застенчиво улыбнулся, снова запустив пальцы в свои спутанные волосы.

– Что нового?

Она прислонилась к своему столу, на котором стояли фотографии в рамках ее троих детей. Никаких следов бывшего мужа ни на одной из семейных фотографий, но в этом не было необходимости. Дети были похожи на Райдера как три капли воды – светловолосые, голубоглазые, розовощекие. Райдер с Маркосом вместе занимались бегом в колледже. Маркос и подумать не мог, что эти глаза, прожигавшие ему спину во время каждого забега, будут и у этих милых детей. Не то, чтобы Маркос завидовал Райдеру или хотел детей в ближайшем будущем или вообще когда-либо, но этот ублюдок совершенно не заслуживал всего этого, учитывая каким мудаком он был.

– Ой, все по-старому, ничего нового, – ответила она, скромно пожав плечами и откинув свои высветленные волосы назад. До десятого класса Кензи была брюнеткой.

– Дети провели эти выходные с Райдером, а я прошлым вечером была совсем одна и чуть не умерла от скуки! Я все надеялась, что ты позвонишь и пригласишь на ужин или типа того. – Она взмахнула своими длинными ресницами, словно обольстительная бабочка.

Ему стоило отдать должное ее упорству.

– Э-э, – произнес он. – Я имел в виду работу. Что-нибудь новенькое на работе?

При виде ее обиженного взгляда он почувствовал себя последним мерзавцем. Но Маркос не мог позволить себе оставить брешь в броне, которой окружил себя, отказавшись от отношений. Она воспользовалась бы любой лазейкой. Доказательством этого было то, что его невинный вопрос о новом местном ресторане, она восприняла как возможность для них сходить туда на свидание. Никогда в жизни.

Ее лицо окаменело, когда она ответила:

– Только эта женщина, Паласио, которая позвонила сегодня утром, чтобы отменить свадьбу.

– Что? Отменить свадьбу? – Пятница, утро – определено слишком рано, чтобы разбираться с этим дерьмом. – Разве ее свадьба не в конце этого месяца?

Кензи пожала плечами и недовольно поджала губы.

– Она оставила бессвязное сообщение этим утром. Хочешь его прослушать?

Он покачал головой. Что если женщина хотела вернуть деньги? Он пытался вспомнить точную формулировку договора бронирования, но забыл, что было написано мелким шрифтом.

– Чего она хотела?

Кензи пожала плечами.

– Она сказала, что заедет, чтобы поговорить с тобой.

– Почему со мной? – спросил он больше себя, чем кого-либо.

– Ты же босс, – ответила Кензи, снова пожав плечами. – Я собираюсь на обед. Я бы осталась и разобралась с ней, но Сара заверила меня, что у тебя все под контролем. – Она уставилась на него, словно бросала вызов, словно ждала, что он попросит ее о помощи, скажет ей, что она нужна ему, чтобы разобраться с этой ситуацией.

Но он не хотел быть ей чем-то обязан. Кензи воспользовалась бы любой возможностью, чтобы притвориться, что тот поцелуй в старшей школе имел какое-то значение.

Маркос посмотрел на часы. Полдвенадцатого. Он все ещё успевал принять душ до того, как появится эта женщина. Ему предстояло каким-то образом притвориться, что он тоже, как и женщины его семьи, обладает умением очаровывать невест, но он не мог этого сделать, воняя потом.

– Все нормально, – сказал он, направляясь на верхний этаж, где находился душ. – Я с этим разберусь.

Маркос почувствовал на себе взгляд Кензи и решил, что отныне будет принимать душ в тренажёрном зале.

Глава 3

Надя

– Двойная кинсеаньера? – Мама смотрела на Надю так, словно та лишилась рассудка. Она обратилась к своему мужу. – Эрнесто, пожалуйста, вразуми свою дочь!

Надя ожидала, что они помогут ей устроить этот спонтанный праздник, о котором она даже не задумывалась полчаса назад. Судя по реакции ее мамы, пришло время сменить тактику.

– Papi, все будет за мой счет. Обещаю, тебе не придется ничего делать.

Она сказала «делать», но имела в виду «платить». Она знала, что возражения ее родителей против разрыва отношений или этого грядущего праздника не были связаны с деньгами. По крайней мере, не совсем.

Он поднял руку.

– Только лишь разобраться с семьей, hija.[11]11
  hija (с испан..) – дочь.


[Закрыть] Они уже и так много о тебе говорят.

Семья. Родственники, которые жили за тысячи миль отсюда. Половину из них она видела последний раз десять лет назад во время визита в Аргентину, когда Ной еще был в памперсах. А другую половину Надя вообще ни разу в жизни не встречала. Почему она, квалифицированный специалист и независимая женщина, должна была считаться с мнением совершенно незнакомых ей людей?

Она почувствовала, как внутри нее закипает гнев. Гнев, который на самом деле был направлен не на родителей и даже не на родственников. Она злилась на Брэндона за то, что он впустую потратил ее лучшие годы. Последние десять лет она вела себя так, как будто они были давно женаты, в то время, как он… а у него было совершенное иное представление о старых супружеских парах. Но, спустив обручальное кольцо в унитаз, Надя пообещала себе, что больше не потратит ни минуты своего драгоценного времени на Брэндона. Ее биологические часы тикали, и дело не в том, что она желала найти Брэндону замену, она просто хотела жить, быть свободной, хоть раз в жизни устроить себе большой праздник.

Но для ее родителей, которые обычно едва смотрели на ее табели успеваемости с одними пятерками и дипломы об образовании с отличием, при этом говоря: «В конце концов это твоя работа», праздники имели другое значение. Ей повезло, что они хоть как-то отметили ее успехи в учебе, когда она стала одной из лучших на юридическом факультете. Именно поэтому она так ждала своей свадьбы, которая стала бы празднованием всех ее достижений. Дополнительным бонусом в ее сложной жизни, похожей на торт «Наполеон».

И вот к чему это привело.

Надя опустилась на стул, главным образом потому что у нее болели ноги, и она не хотела ко всему прочему еще натереть мозоли. К тому же она устала. Выдохлась морально и физически.

Надя вздрогнула, когда Изабелла положила ладонь на ее руку. Взглянув на свою сестру, Надя ожидала увидеть такое же разочарованное и испуганное выражение, какое видела на лицах родителей. Но вместо этого была встречена легкой улыбкой, за которой скрывались понимание и поддержка, что было редкостью и придало Наде храбрости проявить характер.

Образно говоря. Ведь она уже давно вышла из детского возраста, чтобы закатывать истерики, да и сил на это уже не было.

– Место проведения оплачено. Моими деньгами, – добавила она. Ее мама опустила взгляд на стол, но Надя все равно успела заметить, как она закатила глаза. – Я не могу вернуть деньги, уведомив их всего лишь за месяц. Билеты на самолет тоже нельзя вернуть, – продолжила перечислять Надя, для наглядности загибая пальцы. Будучи типичной Девой по знаку зодиака, она собиралась записать все это в список, как только найдет листок и ручку, но пока постаралась запомнить. – Мы по-прежнему можем встретиться с родственниками и показать им нашу великолепную жизнь. Мы все еще можем устроить праздник. На мой день рождения. Видит Бог, я много раз отмечала дни рождения, не имея даже торта!

Надя едва сдерживала слезы. И почему она была такой эмоциональной? И тут она с ужасом поняла, что утром забыла принять противозачаточную таблетку. Она была очень восприимчива даже к малейшим дозам лекарств, но никогда прежде не вела себя так безответственно.

Конечно, вероятность забеременеть была невероятно мала. И чтобы убедиться в этом, ей даже не нужно было считать дни с последнего раза, когда они с Брэндоном занимались сексом. Они действительно жили как давно женатая пара, включая секс. Или точнее его отсутствие.

И как она могла быть такой бестолковой? Она даже не помнила, когда они были близки последний раз, не говоря уже о спонтанной страсти, от которой у нее кружилась голова. О чем она вообще думала? Что свадьба исправит их несуществующую химию? Что ни с того ни с сего он превратится в заботливого, потрясающего любовника, которым никогда не был? Такой у нее был только однажды, еще в колледже. Нельзя сказать, что они встречались, у них была скорее… интрижка. Она даже имени настоящего его не знала, но все называли его Ракетой. Он был звездой легкоатлетической команды и единственным парнем, с которым она спала, кроме Брэндона.

Надя никогда бы не призналась в этом никому, даже своему собственному дневнику, но в редкие, самые интимные моменты с Брэндоном она закрывала глаза и думала о Ракете, о его мускулистых загорелых руках и ногах, длинных вьющихся волосах… Вспоминала о том, как он улыбался, ласково поглаживая ее по спине, когда они делились своими мечтами о будущем и обсуждали, в чем вообще заключается смысл жизни. Тогда, десять лет назад, она знала, что им не суждено быть вместе. Их цели были такими разными. Но черт побери! Она до сих пор не могла забыть этого парня и его поцелуи, и то, как его пальцы и язык…

Ее обдало жаром от этих воспоминаний.

Она обмахнулась рукой, и отец, слава богу, не подозревая о ее мыслях, протянул ей стакан воды.

– Не устраивай сцену, Надя Ноэми. Я понимаю, тебе, должно быть, тяжело, что Брэндон разорвал помолвку, но ты никогда не была истеричкой, и сейчас не стоит начинать, ведь ты una mujer hecha y derecha[12]12
  una mujer hecha y derecha (с испан.) – взрослая женщина.


[Закрыть].

Надя знала, что отец желал ей добра, но все же, чтобы не вспылить от злости, ей пришлось сжать зубы. Она снова напомнила себе, что не злится на своего отца.

По крайней мере, ее родители немного успокоились, и Изабелла, казалось, была на ее стороне, хотя почти ничего не сказала. Оливия куда-то запропастилась. Несомненно, ее отправили домой, чтобы она не видела, как ее тетя теряет самообладание.

Отлично. Теперь она была плохим примером для своей крестницы.

– И ты собираешься устроить себе вечеринку, hija? – растерянно спросила мама. – Свадьбу без жениха?

При этих словах Изабелла оживилась, но сжала губы, как будто пыталась сдержаться, чтобы не сказать что-то неприличное.

– Нет, мама, кинсеаньера для взрослых, ее называют трентаньерой[13]13
  Трентаньера (испанс. Treintañera) – тридцатилетие.


[Закрыть], – ответила Надя, разгладив скатерть ухоженной рукой. Эх! Если бы жизненные перипетии можно было бы так же легко убрать. – Papi, мы станцуем вальс. У нас будет торт. Мы отпразднуем мою жизнь, которая является отражением вашего тяжелого труда. Ты так не считаешь?

Хотя, особый энтузиазм, с которым она произнесла последние слова, казалось, не убедил ее родителей. Возможно, они почувствовали, что она была не совсем честна. Этот праздник должен был стать чествованием ее упорного труда, но Надя не знала, как бы культурнее и уважительнее выразиться.

– И владельцы праздничного заведения не против этого? А что насчет платья? – Ее мама отличалась привычкой переходить прямо к делу.

Надя пожала плечами.

– В полдень я встречаюсь с владельцем заведения. Но что он может сказать на самом деле? Отказать? За все уже заплачено. Черт побери, я могу делать все, что захочу со своими деньгами. – Повисла оглушительная тишина, и Надя поняла, что ляпнула лишнее. «Черт побери» считалось в их доме ругательством. – Простите, это был перебор. Но вам стоит отдать мне должное, учитывая, что, на мой взгляд, я неплохо справляюсь. Пожалуйста?

Она почти умоляла их поддержать ее.

Надя обвела взглядом свою семью, собравшуюся за столом, и добавила:

– Хотите поехать со мной, чтобы поговорить с ним? Я не буду возражать…

Она замолчала, ожидая ответа, но ни ее родители, ни сестра не поддались на приглашение.

– Ты должна сама со всем этим разобраться, nena[14]14
  nena (с испан.) – крошка, малышка.


[Закрыть], – сказал отец. – Нелегко будет общаться со всеми родственниками. И мы не оставим тебя в затруднительном положении, как сделал твой novio[15]15
  novio (с испан. – жених.


[Закрыть], но сама подумай. Нам тоже тяжело. Мы потеряли сына.

С таким же успехом он мог бы вонзить ей нож в сердце.

Эрнесто никогда не жаловался, что был отцом двух дочерей, и не сетовал на то, что некому передать фамилию Паласио. Но, видимо, Надя не понимала, что для него значит иметь сына.

Но, видя, какие замечательные отношения были у ее отца с Джейсоном, мужем Изабеллы, ей стоило бы это знать.

Надя закусила губу и посмотрела на сестру.

Изабелла вздохнула.

– Я помогу всем, чем смогу, но сегодня у Ноя соревнования по бейсболу. Джейсон допоздна на работе, а я отвечаю за угощения для команды и еще ничего не успела приготовить.

Надя хотела напомнить сестре, что ей необязательно самой готовить для группы четырнадцатилетних подростков, которые, пока не видят их родители, поглощают вредную еду в МакДональсе и Тако Белл. Но она знала, что бессмысленно бороться с одержимым желанием Изабеллы нянчиться со своим сыном. Ради Ноя она, словно мученица, готова была вытерпеть, чтобы ее заживо сожрали комары во время бейсбольного матча.

Изабелла ненавидела бейсбол так же сильно, как любила своего сына. Как когда-то давно любила своего мужа, Джейсона. Помешанного на бейсболе пуэрториканца. Может быть, все отношения портились со временем. Может, все фильмы и книги лгали о том, какой на самом деле была любовь. Но с другой стороны, в фильмах и книгах не рассказывалось о мелочах повседневной жизни.

Надя решила не ждать, когда ее жизнь превратиться в счастливую сказку, а создать ее собственноручно. Без мужчины, который стал бы указывать, что ей делать, унижать ее, обращаться с ней, как с домработницей или еще хуже, как с одним из своих братанов. Как Джейсон обращался с Изабеллой, но кто Надя такая, чтобы впутывать сестру в свои проблемы? Изабелла лучше, чем кто-либо другой, знала, что ее личная жизнь была на последнем издыхании, даже хуже, чем у Нади. Боже.

По крайней мере, у Нади не было детей, о которых нужно было думать.

Надя пожала плечами.

– Я поеду к нему сама. Я общалась с его дочерью, но ее нет в городе. В любом случае, я встречалась с ним в прошлом году, когда мы подписывали договор, и он был достаточно милым, помните? – Выражения лиц ее родителей смягчились, поскольку она решила заняться этим самостоятельно, и Надя увидела возможность настоять на самом важном для нее вопросе. Она посмотрела на них и просила: – Но вы хотя бы придете на празднование, пожалуйста?

Мама скрестила руки на груди и поджала губы. Она посмотрела на своего мужа, чтобы тот ответил за нее, как обычно.

Он прочистил горло и сказал:

– Конечно мы там будем со всей семьей. – Надя потянулась и взяла его за руку. Он нежно пожал ее и добавил с предупреждением в голосе. – Надеюсь, ты действительно хочешь организовать этот праздник, выставив напоказ свою несостоявшуюся помолвку. Надеюсь, что в конечном итоге ты не пожалеешь об этом потворстве своим желаниям.

Если не считать интрижку с Ракетой, она никогда не сходила с пути, проложенного для нее родителями и обществом. Никогда не подвергала его сомнению. Но если устроить себе раз в жизни настоящий праздник считалось равнозначным потворству своим желаниям, Надя была более чем готова сделать первый шаг в нечто совсем новое.

* * *

Надя потерялась. Она никогда не ездила сюда одна. Рядом всегда были родители, с папой за рулем, или Брэндон, и каждый раз они спорили, поэтому она не обращала внимания на маршрут.

Навигатор на ее телефоне настаивал, чтобы она отправилась на другой конец района, и, если она не хотела поцарапать своего любимого Джимми, тащась по сенокосу или фруктовому саду, – чего она совсем не хотела, вот уж спасибо – тогда ей нужно было найти узкую дорогу, которая привела бы ее к простоватому, но не лишенному романтики амбару, в котором можно было отпраздновать лучший день в жизни человека.

– Пожалуйста, – взмолилась она, ни к кому конкретно не обращаясь. Ее семья отказалась поехать с ней, но Надя надеялась, что у какого-нибудь дежурного ангела имелось немного свободного времени, чтобы ответить на ее просьбу. – Где же это место?

Возможно, это был знак, что ей не следует воплощать в жизнь эту нелепую идею? Может быть, ей стоило позвонить кому-нибудь из своих друзей за советом? Но в последнее время она отдалилась от всех своих друзей, и ей было стыдно звонить им, чтобы рассказать о том, как она вышвырнула Брэндона, и отменила свадьбу.

Большинство из них притворилось бы, что они потрясены этой новостью, но потомстали судачить за ее спиной, что давно предвидели это. Все, кроме Стиви и Мэди, двух подруг, которые были ей ближе всех. Но Стиви уехала в Техас на летнюю распродажу. А Мэди была недоступна по утрам в большинство выходных, так как проводила выездные занятия йогой в любой студии, которая желала ее нанять, в границах региона Уосатч Фронт.

И все же, Наде пришлось бы, рано или поздно, рассказать своим друзьям об изменениях ее семейного статуса. Однако, сначала ей нужно было успокоиться и привести свои мысли в порядок.

Мэди и Стиви были ее преданными друзьями, но с остальными ей следовало быть осторожной. Большинство из них были их с Брэндоном общими друзьями.

В журнальной статье, заронившей эту идею в ее сознание, демонстрировались фотографии успешных женщин, которые отмечали этот праздник с друзьями и семьей и с гордостью афишировали свой незамужний статус. А также тех, у кого уже были семьи, и те, включая детей, чествовали свою мать и жену, как королеву.