Текст книги "Голдфингер"

– Ясно. А где еще можно получить хороший навар с моего слитка?

– Небольшой навар вы можете получить во многих странах, в Швейцарии например. Но игра не стоит свеч. Основной рынок – Индия.

– Ладно, – сказал Бонд. – Кажется, я понял. Теперь выкладывайте конкретно, в чем дело.

Он поудобнее расположился на стуле и закурил. Ему не терпелось услышать о мистере Аурике Голдфингере.

Глаза полковника Смизерса снова стали внимательными и острыми.

– Есть человек, приехавший в Англию в 1937 году. Он беженец из Риги, зовут Аурик Голдфингер. Когда он приехал, ему было только двадцать лет, но, видимо, он был очень умен, если сумел почувствовать, что русские очень скоро снова придут в Латвию. Он был ювелиром и золотых дел мастером, как его отец и дед, работавший у Фаберже. У него была небольшая сумма денег и, по всей видимости, тот самый пояс с золотом, о котором я упоминал. Украденный у отца, я думаю. Вскоре он получил гражданство. Он был совершенно безобидным малым с хорошей специальностью, поэтому легко получил необходимые бумаги. А потом он стал потихоньку скупать небольшие ломбарды по всей стране. Везде ставил своих людей, платил им хорошие деньги и менял названия на «Голдфингер». Затем начал продавать дешевые драгоценности и скупать старое золото. Голдфингер процветал. Он всегда выбирал самые выгодные места между богатыми и средними кварталами, никогда не прикасался к краденому и везде был в хороших отношениях с полицией. Живя постоянно в Лондоне, он раз в месяц объезжал все свои точки и изымал старое золото. Драгоценные камни его не интересовали, и он позволял своим управляющим делать с ними все, что им заблагорассудится.

Полковник хитро посмотрел на Бонда.

– Может показаться, что все эти медальоны, кресты и прочее золото составляют, в общем-то, мизер. В принципе, конечно, так оно и есть, но если вы владеете двумя Десятками таких заведений, каждое из которых еженедельно приносят с полдюжины подобных вещичек, то получается вполне приличное количество. Потом началась война, и Голдфингеру, как и всем ювелирам, пришлось декларировать свой золотой запас. Я посмотрел по нашим досье, в общей сложности у него было пятьдесят унций, этого еле-еле хватало, чтобы снабжать его магазинчики обручальными кольцами и прочей мелочишкой. Естественно, ему это оставили. Он убрался в Уэльс – подальше от бомбардировок, но оставил функционировать столько магазинчиков, сколько смог. Должно быть, он неплохо поживился за счет «джи-ай», которые предпочитают передвигаться с золотыми в кармане. После войны Голдфингер снова выполз на свет божий, купил себе весьма претенциозный особняк в Рикалвере, что в устье Темзы, траулер и «Серебряную тень» – «роллс-ройс», бронированный лимузин, сделанный для какого-то южноамериканского президента, которого укокошили раньше, чем тот его получил. Он основал небольшое предприятие рядом со своей резиденцией, нанял немецкого металлурга из военнопленных, не пожелавшего вернуться на родину, и полдюжины корейцев, подобранных в Ливерпуле. Эти последние не говорят ни слова ни на одном цивилизованном языке, поэтому абсолютно безо-опасны для него. Все, что нам известно о его дальнейшей деятельности, это то, что в течение десяти лет он раз в год отправлялся на своем траулере в Индию и несколько раз в год на машине в Швейцарию. Голдфингер основал недалеко от Женевы филиал своей фирмы, лавочки его продолжают работать, все золото он по-прежнему собирает сам, используя одного из своих корейцев как шофера. Может быть, мистер Голдфингер и не самый честный человек на Земле, но он ведет себя абсолютно корректно и дружит с полицией, а учитывая общую сложную обстановку в стране, до недавнего времени никто не обращал на него внимания.

Полковник прервал свое повествование и виновато посмотрел на Бонда.

– Я вас не очень утомил? Просто хотел дать вам наиболее точный портрет этого человека – спокойного, осторожного, законопослушного и целеустремленного. Мы слыхом о нем не слыхивали, пока его не постигла маленькая неудачка. Летом 1954 года его траулер при возвращении из Индии потерпел крушение, и он продал его Доверской спасательной компании. Когда те начали разбирать судно, то нашли в трюме какую-то коричневую пыль, происхождение которой не смогли определить. Они отправили образец местному химику, и представьте их удивление, когда тот сказал, что это золото. Я не буду морочить вам голову всякими формулами, просто, видите ли, золото можно растворить в смеси кислот, а потом восстановить при помощи сернистого ангидрида или щавельной кислоты в виде коричневого порошка, который, в свою очередь, трансформируется в обычное золото при нагревании до тысячи градусов. Нужно быть поосторожней с хлорными испарениями, а так это несложный процесс. Один из сотрудников компании сообщил об этом таможне, а их рапорт, в свою очередь, пройдя через полицию и уголовный отдел, лег мне на стол вместе с копиями всех таможенных декларации Голдфингера. В них этот порошок был обозначен как минеральная основа для удобрений, вполне возможная вещь, поскольку в современных удобрениях в малых дозах присутствует чуть ли не вся таблица Менделеева. Все сразу встало на свои места. Голдфингер превращал свое золото в порошок и переправлял его в Индию под видом удобрений. Но можно ли схватить его за руку? Нельзя! Я изучил его балансовые счета и налоги – у него двести тысяч фунтов, подоходный налог и налог с прибыли аккуратнейшим образом выплачивается, то есть обыкновенный процветающий ювелир. Мы направили двух сотрудников отдела по борьбе с валютными махинациями на его предприятие в Рикалвере: «Простите, сэр, инспекция министерства труда, отдел мелких предприятий. Мы должны проверить соблюдение правил техники безопасности». – «Пожалуйста, пожалуйста!» Голдфингер встретил их весьма любезно. Возможно, его предупредил кто-то из банка, а может, кто-нибудь еще, но предприятие занималось исключительно разработкой дешевых примесей для ювелирных изделий. Конечно, там имелись следы золота, были плавильные печи, способные поднимать температуру до двух тысяч градусов, и так далее, но в конце концов Голдфингер был ювелиром и владельцем плавильни, и все это вполне в рамках его деятельности. Поэтому ребята удалились ни с чем, а наши юристы сочли, что наличия этого золотого порошка в траулере недостаточно для возбуждения дела. И это все, за исключением того, – полковник Смизерс медленно выбил трубку, – что я дело не закрыл и начал собирать информацию во всем банковском мире.

Он замолчал. За окном шумела улица. Бонд тихонько глянул на часы. Было уже пять. Полковник Смизерс поднялся со стула, положил руки на стол и наклонился вперед.

– У меня, мистер Бонд, ушло пять лет на выяснение того обстоятельства, что мистер Голдфингер является самым богатым человеком в Великобритании. В Цюрихе, Нассау, Панаме, Нью-Йорке у него в банках лежат золотые слитки на двадцать миллионов фунтов стерлингов, и эти слитки, мистер Бонд, отлиты не на Монетном дворе. На них нет никаких опознавательных знаков. Эти слитки мистер Голдфингер изготовил сам. Я был в Нассау и видел их – слитки на пять миллионов, которые он там держит в Королевском банке Канады. Как ни странно, но, видимо, как все художники, он не смог отказать себе в удовольствии оставить автограф на своей работе. Чтобы его увидеть, нужен микроскоп, но на всех голдфингеровских слитках стоит микроскопическая буква "Z". И все это золото, во всяком случае его львиная доля, принадлежит Англии. Банк не в силах что бы то ни было сделать, поэтому мы просим вас, мистер Бонд, помочь посадить Голдфингера за решетку и вернуть это золото Британии. Вам ведь известно о кризисе и высоком банковском проценте? Конечно, известно. Короче, мистер Бонд, Великобритании необходимо это золото, и чем быстрее, тем лучше.

7. Путевые размышления

Бонду было приказано доложить начальству в шесть, что он и сделал. К этому времени М. уже не выглядел розовым и свеженьким. Сев на стул напротив М., Бонд заметил, какие усилия тот приложил, чтобы на время отодвинуть навалившиеся на него за день проблемы и включиться снова в бондовское дело. М. уселся поудобней и потянулся за трубкой.

– Ну?

Бонду была хорошо знакома псевдоагрессивность этого рявканья, поэтому он уложился в пять минут, доложив только основное. Когда он закончил, М. задумчиво произнес:

– Допустим, нам придется этим заняться. Лично я ничего не понимаю во всех этих фунтах, банковских курсах и всем прочем, но, кажется, всех это весьма заботит. Я всю жизнь полагал, что сила фунта зависит от того, насколько все мы хорошо работаем, а не от количества имеющегося у нас золота. У немцев после войны золота было немного, а посмотри, чего они достигли за десять лет! Как бы то ни было, это, видимо, очень простой ответ для политиков или, что вероятней, очень сложный. Ладно, ну а по поводу этого малого, Голдфингера, есть какие-нибудь идеи? Как к нему подобраться? Предложить ему обстряпать для него какое-нибудь грязное дельце или что-то в этом роде?

– Я бы не стал собирать о нем сведения, просить его о работе и все такое, сэр. Мне кажется, этот человек уважает только тех, кто жестче и умней его самого. Один раз я переиграл его, и единственной его реакцией было предложение сыграть со мной как-нибудь при случае партию в гольф. Возможно, именно это и следует сделать?

– Чудесное времяпрепровождение для одного из лучших моих людей, – с едким сарказмом произнес М. – Ладно. Валяйте. Но если то, что вы сказали, верно, вам необходимо во что бы то ни стало обыграть его снова. Легенда у вас какая-нибудь есть?

– Я об этом не думал, – пожал плечами Бонд. – Может быть, так: мне надоело в «Юниверсал экспорт» – бесперспективно. Сейчас я в отпуске, подыскиваю более подходящий вариант. Подумываю об эмиграции в Канаду – в Англии надоело. Что-нибудь в этом роде. А может, буду действовать в зависимости от расклада. Мне думается, это не тот человек, которого можно легко обмануть.

– Хорошо. Докладывайте по мере развития событий. И не думайте, что меня это дело не интересует, – интонация М. изменилась, как и выражение глаз. Они стали жесткими и требовательными. – Теперь я сообщу вам кое-какие сведения, которыми не располагает банк. Случилось так, что мне тоже известно, как выглядят слитки мистера Голдфингера. Не далее как сегодня я держал один такой в руках – с выцарапанной "Z" и все такое. Мы получили его в результате проведенной на той же неделе операции, когда «возник» пожар в офисе директора «Редланд резиденс» в Танжере. Это двадцатый по счету подобный слиток, который нам попадается со времен войны.

– Но этот танжерский слиток изъят из сейфа СМЕРШа, – прервал Бонд.

– Вот именно. Я потом проверил – все остальные слитки также были изъяты у сотрудников СМЕРШа.

М. помолчал, потом добавил:

– Знаете, ноль ноль семь, я не очень удивлюсь, если вдруг выяснится, что мистер Голдфингер является зарубежным банкиром, так сказать, казначеем СМЕРШа.

* * *

Бонд мчался по трассе на своем «астон-мартине DB-III», он поехал в объезд, чтобы избежать вечной пробки в Рочестере. Выскочив на свободное пространство. Бонд снизил скорость, взял с сиденья большую металлическую коробку с сигаретами «Морланд», достал одну и закурил. Он специально выбрал этот путь, чтобы взглянуть поближе на рикалверские владения Голдфингера на Темзе.

Машина была из гаража Секретной службы. Ему предложили на выбор эту или «ягуар». Он предпочел DB-III. В принципе, любая из этих машин отвечала его легенде и соответствовала избранному им образу достаточно обеспеченного молодого человека несколько авантюрного склада, любящего красиво пожить. Но у DB-III были определенные преимущества: выигрышный серо-стальной цвет и кое-какие дополнительные устройства, которые могли пригодиться, например тумблеры, меняющие тип и цвет задних и передних фар на случай, если ему придется кого-нибудь преследовать в ночи или кто-нибудь будет преследовать его; усиленные стальные бамперы, задний и передний; длинноствольный «кольт» сорок пятого калибра под водительским сиденьем; замаскированный под радиоприемник специальный аппарат для слежения, именуемый «Гомером», и множество тайников, которые вряд ли обнаружили бы даже самые дотошные таможенники.

Теперь следовало обдумать версию, выдвинутую М. Она была вполне логичной. Русские славились своими вечными проблемами с выплатой денег сотрудникам. Их резидентам вечно не хватало средств, и люди жаловались Москве, что не могут даже поесть нормально. Возможно, СМЕРШ не мог выбить денег у МГБ, а может быть, МГБ не могло вытрясти валюту у Минфина, но это была вечная история – бесконечные денежные проблемы, результатом которых были упущенные возможности, нарушенные обязательства и опасно длинные радиопереговоры. Поэтому было бы вполне логично иметь за границей своего банкира, который бы поставлял валюту не только Центру, но и получал достаточную прибыль, чтобы обеспечивать загрансеть СМЕРШа без помощи Москвы. И не только это. Голдфингер к тому же наносил значительный ущерб валютно-финансовой системе вражеской державы. Если все действительно так, то это абсолютно в духе СМЕРШа – великолепно разработанный план, безошибочно осуществляемый выдающимся человеком. И этим, думал Бонд, мчась по серпантину дороги в Чатем, вполне можно было объяснить стремление Голдфингера иметь все больше и больше денег. Верность долгу. СМЕРШу, возможно, желание получить орден Ленина были вполне достаточными побудительными мотивами для получения дополнительных десяти – двадцати тысяч долларов при благоприятных условиях. Голдфингер делал деньги не для себя, он делал их, чтобы завоевать мир! Риск быть пойманным за руку, как в случае с Дюпоном, ничего не значил. Почему? А чем, собственно, грозило ему привлечение его к суду Английским банком, если, допустим, провалится одна из его контрабандных операций? Двумя годами? Тремя?

Бонд снова прибавил скорость, продолжая следовать своим мыслям.

Значит, в 1937 году юный Голдфингер был заслан СМЕРШем в Англию с потайным поясом, набитым золотом. Он, видимо, проявил свои незаурядные способности в период обучения в специальной школе в Ленинграде. Вероятно, ему было сказано, что скоро начнется война, ему нужно закрепиться и начать спокойно аккумулировать средства. Голдфингер не должен был ни при каких обстоятельствах пачкать руки, встречаться с агентами, передавать сообщения. Видимо, какие-то условные знаки были оговорены: объявления в газетах, рекламные объявления и т.д., например: «Продается подержанный „бентли“. Цена 5000 фунтов стерлингов» или тысяча, или две, и Голдфингер в условном месте оставлял слитки на одну, две, пять тысяч. Определенный мост, дерево, камень в какой-нибудь речушке в любой точке на территории Великобритании. И он никогда не возвращался вновь к использованному «почтовому ящику». Изъятие оттуда сокровищ было уже заботой Центра. Позже, после войны, когда Голдфингер стал процветающим бизнесменом, значительной фигурой, мосты и деревья перестали служить «почтовыми ящиками». Теперь ему назначали даты и называли номера камер хранения на вокзалах. Но по-прежнему действовал приказ, запрещающий Голдфингеру возвращаться и подвергать себя риску. Возможно, он раз в год получал инструкции, во время случайной встречи в парке, в письме, сунутом в карман во время путешествия на поезде. Но всегда фигурировали золотые слитки, одинаковые, безликие, происхождение которых было невозможно установить, если не считать микроскопической буковки "Z", которой он тщеславно метил свои изделия и которую унылый бульдог, именуемый полковником Смизерсом из Английского банка, случайно обнаружил.

Бонд ехал теперь между бесконечными фруктовыми садами Фавершема. Сквозь смог пробилось солнце, слева вдалеке сверкала Темза, по которой шли танкеры, торговые суда, допотопные голландские баржи. Бонд свернул с Кентерберийского шоссе налево, поехал по дороге, идущей через мир бунгало – страну вечных каникул – Уитстабл, Херн-Бей, Бирчингтон, Маргейт. Он сбавил скорость до пятидесяти миль в час, сосредоточился, собирая мысли в единое целое, подобно тому, как два дня назад он собирал ночью фоторобот Голдфингера. Вливая ежегодно миллион, два в глотку СМЕРШа, продолжал размышлять Бонд, Голдфингер готовил запасы, трудился, откладывая полученную прибыль до той поры, когда в Кремле зазвучат фанфары и все золото пойдет в дело. И никто не подозревал, что Голдфингер – ювелир, металлург, обитатель Рикалвера и Нассау, уважаемый член клубов «Блейдс», «Ройал Сент-Марк» в Сандвиче – был одним из величайших заговорщиков всех времен и народов, что он финансировал по всему миру агентуру СМЕРШа («Смерть шпионам») – аппарата смерти Высшего Совета. Только М. догадывался о том, что из себя представляет Голдфингер, и только Бонд об этом знал. И вот он. Бонд, волею случая и стечения обстоятельств, начавшихся с поломки самолета в другой части света, противостоит этому человеку. Бонд мрачно хмыкнул. Как часто в его профессии тоненькая ниточка совпадений вырастала в огромную паутину, закрывающую небо. И теперь ему снова предстояло очистить это небо. Интересно, чем? Сумкой с клюшками для гольфа?

Впереди появился небесно-голубой «форд» с желтыми крыльями. Бонд механически нажал на клаксон, дал два коротких вежливых гудка. Реакции не последовало. «Форд» продолжал ползти на скорости 40 миль в час. Кому может прийти в голову ехать быстрее, чем на этой вполне респектабельной скорости? И «форд» продолжал спокойно закрывать дорогу. Бонд сделал рывок, надеясь заставить водителя «форда» посторониться, однако в результате ему пришлось резко тормозить, поскольку реакции опять не последовало. Черт бы его побрал! Ну, конечно! Очередной «чайник», весь напрягшийся, судорожно вцепившийся в руль, да еще и в котелке! Ладно, подумал Бонд, шут с ним! Он притормозил и обогнал «форд» справа. Дурак чертов!

Проехав еще пяток миль. Бонд оказался в Херн-Бей, Мэкстоун остался правее. Над головой пролетели три самолета «Супер сейбрз» и исчезли за горизонтом, как бы нырнув вниз. Бонд слышал, как взревели при посадке двигатели и замолчали после приземления. Он доехал до развилки. Левый дорожный знак указывал на Рикалвер. Бонд притормозил, но останавливаться не стал: нечего здесь лишний раз мелькать. Он двинулся дальше, внимательно глядя по сторонам. Береговая линия была слишком открытой, чтобы можно было здесь что-либо сделать с траулером, кроме как держать его тут на приколе. Вероятно, для загрузки Голдфингер использовал Рамсгейт, тихий маленький порт, где таможенники и полицейские были по преимуществу озабочены поисками бренди, вывозимого из Франции. Между дорогой и берегом шла густая полоса деревьев, виднелись крыши и фабричная труба средней величины, из которой тянулась тоненькая струйка дыма или пара. Должно быть, это было именно то, что он искал. Скоро появились ворота, перекрывающие длинную дорогу. На них висела табличка «Тэнет Аллойз» и внизу «Вход воспрещен, кроме деловых визитов». Все выглядело вполне респектабельно. Бонд медленно ехал дальше. Больше смотреть было не на что, ион свернул вправо к Рамсгейту.

Наступил полдень. Бонд изучил свой двухместный номер с ванной комнатой на последнем этаже отеля «Ченнел пакет», разобрал багаж и спустился в бар. Там он выпил водки с тоником, съел пару великолепных сандвичей с ветчиной и большим количеством горчицы, сел в машину и неторопливо двинулся в клуб «Ройал Сент-Марк».

Бонд со своими клюшками прошел прямо в служебные помещения и увидел там Альфреда Блэкинга, приделывающего к тележке новое колесо.

– Привет, Альфред!

Тот резко поднял голову, и его загорелое лицо расцвело в широкой улыбке:

– Никак мистер Джеймс!

Они обменялись рукопожатиями.

– Прошло ведь лет пятнадцать – двадцать, нет? Что привело вас сюда снова, сэр? Только недавно мне кто-то говорил, что вы занимаетесь дипломатической работой или что-то в этом роде. Все время за границей. Я очень рад! По-прежнему настильный замах, сэр?

Альфред Блэкинг изобразил ровный настильный удар клюшкой.

– Боюсь, что да, Альфред. Так и не нашлось времени заняться этим. Как поживают миссис Блэкинг и Сэсил?

– Не могу пожаловаться, сэр. Сэсил участвовал в прошлогоднем чемпионате в Кенте. Я надеюсь, что в этом году он выиграет, если, конечно, будет побольше времени проводить на площадке.

Бонд прислонил сумку с клюшками к стене. Было приятно снова оказаться здесь. С тех давних пор в клубе ничего не изменилось. Будучи подростком, он целые дни проводил на этой площадке. Блэкинг всегда говорил: «Немного практики, мистер Джеймс, и вы станете великим игроком. Правда, станете. Только вам необходимо избавиться от этого настильного замаха и побороть желание загнать мяч подальше с глаз, когда в этом нет необходимости. Год-два, и я сделаю из вас чемпиона». Но что-то подсказывало Бонду, что ему в жизни не придется много играть в гольф. Да, со времени его последней игры на этом поле прошло около двадцати лет. Он никогда не заезжал сюда, даже когда был занят делом под кодовым названием «Лунный гребень» в Кингсдауне, что в десяти милях отсюда. Возможно, это просто сентиментальные чувства. После «Сент-Марка» Бонд достаточно часто играл в гольф по выходным, когда был в штаб-квартире, но всегда неподалеку от Лондона – в Хантеркоме, Суинли, Саннингдэйле, Беркшире. Его гандикап поднялся до девяти, но это была настоящая девятка.

– Как насчет игры, Альфред?

Блэкинг посмотрел на автостоянку за окном и покачал головой:

– Боюсь, что вряд ли, сэр. В это время года в середине недели мало кто приезжает.

– А с тобой?

– Извините, сэр, но я занят. Должен играть с членом клуба. Я с ним играю ежедневно в два часа. А Сэсил уехал на другую площадку потренироваться перед чемпионатом. Какая жалость! Ну надо же такому случиться! Сколько вы здесь пробудете, сэр?

– Недолго. Ладно, неважно. Я погоняю мяч с кэдди. А с кем ты играешь? – С мистером Голдфингером, сэр.

Альфред выглядел удрученным.

– Голдфингер? Я с ним знаком. Мы с ним встречались в Штатах.

– Правда, сэр? – Альфред явно не мог поверить, что кто-то может быть знаком с Голдфингером. Он внимательно смотрел на Бонда, ожидал продолжения.

– Он хорошо играет?

– Так себе, сэр, где-то на уровне девятки.

– Он, должно быть, весьма серьезно к этому относится, раз играет с тобой каждый день.

– В общем, да, сэр.

На лице Блэкинга появилось хорошо знакомое Бонду выражение, означавшее, что профессионал не очень лестного мнения о каком-то члене клуба, но он был слишком хорошим служащим, чтобы сказать об этом вслух.

Бонд улыбнулся.

– Ты все такой же, Альфред. Иначе говоря, ты имеешь в виду, что, кроме тебя, с ним больше никто играть не будет, так? Помнишь Фаркерсона? Самый медлительный игрок во всей Англии. Я помню, как ты с ним играл двадцать лет назад. Ладно, давай, выкладывай, что там с ним не так, с этим Голдфингером?

– Это вы не изменились, мистер Джеймс, – засмеялся Блэкинг. – Вы всегда отличались наблюдательностью.

Он подошел ближе и понизил голос:

– Дело в том, сэр, что некоторые члены клуба считают, что мистер Голдфингер не совсем честно играет, подправляет мяч и все такое.

Блэкинг взял клюшку и начал ею постукивать по полу возле воображаемого мяча, глядя при этом в сторону воображаемой лунки:

– Посмотрим, можно ли пробить одним ударом? Как вы считаете, кэдди? – Альфред фыркнул. – Ну и конечно, к тому времени, когда он перестает постукивать по земле, мяч уже поднялся на дюйм и его вполне можно добросить одним ударом.

Лицо Блэкинга снова стало замкнутым, и он уклончиво добавил:

– Но это сплетни, мистер Джеймс. Я никогда ничего не замечал. Очень спокойный джентльмен, живет в Рикалвере. Когда-то он бывал здесь почти постоянно, но в последние годы проводит в Англии всего несколько недель. Звонит и спрашивает, не хочет ли кто-нибудь сыграть, и, когда никого нет, играет с Сэсилом или со мной. Сегодня утром он тоже звонил, интересовался, нет ли желающих. Иногда сюда заезжает кто-нибудь посторонний.

Альфред Блэкинг вопросительно посмотрел на Бонда.

– Может быть, вы сыграете с ним сегодня? А то жалко – приехали сюда впервые за столько лет и не поиграете? К тому же вы с ним знакомы… А то он может подумать, что я специально держу его за собой, а это нехорошо.

– Глупости, Альфред. Тебе тоже нужно зарабатывать на жизнь. Почему бы нам не сыграть втроем?

– Он не согласится, сэр. Говорит, это слишком долго, и я полностью с ним согласен. И не беспокойтесь обо мне, у меня полно работы на складе, и я с удовольствием ею займусь. – Блэкинг глянул на часы. – Он должен явиться с минуты на минуту. У меня есть для вас кэдди. Помните Хоупера? – Он громко засмеялся. – Еще один человек, который будет рад снова увидеть вас здесь.

– Хорошо, спасибо, Альфред. Будет любопытно посмотреть, как этот малый играет. Но почему бы не сказать ему, что я заехал починить клюшку? Старый член клуба, играл здесь еще до войны. Держись естественно, не говори, что рассказывал мне о нем. А я пока останусь на складе и дам ему возможность сделать выбор, не оскорбляя меня. Вдруг ему моя физиономия не понравится, а? Договорились?

– Хорошо, мистер Джеймс, предоставьте это мне. А вот и его автомобиль, сэр.

Блэкинг указал на окно, в полумиле ярко-желтый лимузин сворачивал к клубу.

– Забавная колымага. Вроде тех, которые приезжали сюда, когда я был мальчишкой.

Бонд смотрел на старый «роллс-ройс» «Серебряная тень», важно плывущий по дороге. Красивая машина! На серебряном радиаторе и алюминиевом щите под лобовым стеклом ярко играло солнце. Багажник на крыше тяжелого лимузина – такого страшного двадцать лет назад и такого красивого теперь – был из отполированной латуни, так же как большой клаксон и две фары, глядящие на дорогу свысока. Весь лимузин, за исключением черной крыши и черных окантовок окон, был лимонно-желтого цвета. У Бонда мелькнула мысль, что этот южноамериканский президент явно скопировал его со знаменитого желтого экипажа, в котором лорд Лонсдэйл ездил в Дерби и Эскот.

За рулем виднелась фигура в плаще и фуражке песочного цвета, большое круглое лицо было наполовину закрыто защитными шоферскими очками. Рядом располагался коренастый человек в черном, в котелке, плотно сидящем на макушке. Оба смотрели прямо перед собой, сохраняя странную неподвижность, как будто они ехали в катафалке.

Машина приближалась. Казалось, что глаза сидящих в машине смотрят через стекло прямо в глаза Бонда. Он инстинктивно отступил в глубь помещения, улыбнулся, поймав себя на этом, взял чью-то клюшку и стал задумчиво постукивать ею по деревянному полу.