Текст книги "Кай"

– Спокойной ночи, Кай, – тихо произносит Аерин.

Его голос неожиданно успокаивает, позволяя расслабиться. Я закрываю глаза, ощущая прикосновение влажных ресниц к нижнему веку, и проваливаюсь в беспокойный сон.

Конец декабря

Остров занесло снегом. Теперь, чтобы пройти по нерасчищенным дорожкам, приходилось утопать по щиколотку в сугробах.

Я стою рядом с пабом отца Хеина. Плечо оттягивает чехол с гитарой. За прошедшее время Йенсу удалось создать мелодию и слова, которые полностью его устраивали. Нас же устраивало то, что вокалист перестал постоянно переписывать песню. До Нового года остаются считаные часы. Я дышу на свои заледеневшие пальцы, стараясь их согреть и унять внутреннее беспокойство. Сегодня у нового состава «Северный фьорд» первый концерт. Мы сильно нервничаем. Хотя и стараемся не показывать этого, напряженно смеясь последнюю неделю над совсем несмешными шутками.

К назначенному времени я пришел последним. Стою перед дверью, никак не могу совладать с собой, чтобы распахнуть ее и войти внутрь, впуская холодный воздух с улицы. Облизываю потрескавшиеся губы, дышу ртом. Наконец хватаюсь за ручку и, задержав дыхание, резко тяну на себя. Шум и тепло паба вырываются из помещения. Колокольчик, прикрепленный к двери, разливается мелодией, сообщая о новом посетителе. На меня никто не смотрит. Никто, кроме Аерина. Даже отсюда, с порога, я могу рассмотреть появляющуюся улыбку на его губах. Он вскакивает с небольшой импровизированной сцены в самом конце паба и машет мне.

Я так и не смог поблагодарить его семью за то, что приютили меня в ту ночь. Не смог произнести простые слова, за что до сих пор корю себя.

Торопливо двигаюсь к Аерину, глядя в его большие зеленые глаза. Они что-то вроде моего личного маяка в этом шумном прокуренном и жарком пабе. Не дают сорваться и выбежать обратно. Свен тихо разговаривает с Йенсом. Хеин сидит за барабанами. Он еще вчера их установил и теперь только ждет команды, чтобы начать концерт. Рядом со сценой небольшой стул. На нем деревянный ящик. Туда люди, которым понравится наше выступление, опустят деньги. Йенс говорит, что благодаря празднику посетители должны расщедриться, и поэтому, даже когда мы разделим полученную сумму, у каждого останется приличное количество денег. Я не знаю, что покупать на них, поэтому просто отложу. Аерин собирается часть суммы отдать бабушке, а часть копить.

Эбер и Руэри тоже здесь. Сидят за ближайшим столом к сцене и неспешно потягивают пиво. Они несовершеннолетние и наливать алкоголь им не должны, но сегодня – из-за надвигающегося праздника – это правило временно не действует.

Останавливаясь рядом с Аерином, снимаю чехол с плеча и аккуратно вытаскиваю гитару. Любовно поглаживаю гриф. Пальцы немного дрожат. Это от волнения.

– Опоздал, – говорит Йенс, обращаясь ко мне.

Я пожимаю плечами. Очень трудно, прожив долгое время незаметным, выставить себя на всеобщее обозрение перед толпой незнакомых людей.

– Твоя тетя сегодня будет здесь? – продолжает расспрашивать Йенс.

Я не отвечаю. Мне не очень хочется говорить о ней и о ее здоровье. Аерин никому не рассказывал о той ночи, когда я оказался на пороге его дома. И я благодарен ему за это.

– Нет. Она уехала, – отвечает за меня Аерин.

Я киваю в подтверждение его слов. На самом деле тетя здесь, на этом острове. Но из-за возобновившегося лечения ее постоянно тянет в сон. Так что эту ночь она скорее всего проспит. И мне, честно говоря, от этого спокойно.

– Ладно, пора, – произносит Йенс.

Его глаза в возбуждении блестят. Он тот, кто всецело отдан музыке. Ему не терпится начать концерт. Я залезаю на импровизированную сцену. Пробегаюсь взглядом по гирлянде из разноцветных лампочек. Усаживаюсь на стул и опускаю гитару на колени. Зажимаю пальцами правой руки гриф. Левая опускается на струны. Дышу через раз. Боюсь, что смогу забыть ноты или же не успею сыграть нужный аккорд. Меня накрывает паническая атака. Усилием воли заставляю себя сидеть на месте. Капля пота течет по шее. Воротник черного колючего свитера сжимает горло. Я разглядываю других участников группы.

Хеин открыл глаза. Взял в пальцы барабанные палочки, выпрямился. Свен, улыбаясь, встал недалеко от Йенса. Я видел, как дрожала нижняя губа бас-гитариста. Видел его бледное лицо.

К горлу подкатывает тошнота. Паб расплывается, превращаясь во что-то яркое, быстрое, мельтешащее. Мое собственное имя, произнесенное Аерином, возвращает меня в прежнее, пусть и не до конца нормальное, но все же относительно спокойное состояние. Я концентрирую взгляд на лице рыжего мальчишки. На его веснушках. На взлохмаченных прядях волос. Смотрю неотрывно в его глаза.

Вдох. Йенс о чем-то говорит в микрофон. Смеется, размахивает руками, кланяется толпе людей.

Выдох. Сглатываю ком в горле. Аерин ободряюще улыбается. Его пальцы сжимают салфетку. Он сидит вместе с братьями, неотрывно глядя на меня.

Еще один вдох. Сердце сжимается.

Выдох. Пульс стучит в голове.

Сколько прошло с того момента, как Йенс представил нас посетителям? Я взмок. Нужно было снять свитер. Остаться в футболке. Какую песню мы играем первую? «Холодный ветер приходит с севера» или «Плотный туман за моей спиной»? А может «Неспокойное море на закате»? Почему именно сейчас я все забыл?

Тело каменеет. Я смогу играть? Смогу перебирать пальцами струны?

Вокалист поднимает руку. Краем глаза смотрю, как он медленно сжимает пальцы в кулак. Это знак. Не сбиться, не сбиться, не сбиться.

Вдох. Кулак поднят высоко вверх.

Пора.

Выдох. Я ударяю по струнам.

Паб наполняют мелодичные звуки. Музыка окутывает спокойствием. Я закрываю глаза, отдаваясь мелодии, точно так же, как ей отдается Йенс. Звучат барабаны Хеина. Спустя проигрыш к нам присоединяется Свен, внося своей игрой на бас-гитаре необходимую грубость. Голос вокалиста поет о судьбе парня, что ушел с рассветом в море и потерялся в его водах, не сумев вернуться на закате к любимой.

Открываю глаза, продолжая перебирать струны. Мой взгляд устремлен на Аерина. Я не слышу ничего, кроме мелодии и голоса Йенса. Я един с музыкой, един с группой «Северный фьорд». Я часть потока. Слегка закидываю голову вверх. Вокалист разводит руки в стороны, затем прижимает к груди. Хеин ударяет по барабанам. Вспыхивает яркий свет и тут же гаснет. Сцену освещает только гирлянда из маленьких огоньков.

Теряюсь в потоке времени. Песня сменяется другой. Потом начинается новая. Все без передышки, без пауз. Свен прижимается своей спиной к спине Йенса, подпевает слова.

Не понимаю, когда паб взрывается овациями и когда заканчивается концерт. Я словно в трансе. Отстраненно наблюдаю за тем, как часы бьют двенадцать и со всех сторон слышатся поздравления. Смотрю на людей и поднятые вверх кружки. Меня затягивает в круговорот, из которого невозможно выбраться. Йенс что-то говорит мне в лицо, протягивает бутылку. Я механически беру ее в руку, делаю глоток. Горький напиток разливается внутри. На языке жженый терпкий привкус ячменя.

Слезаю со стула и сажусь на край импровизированной сцены рядом с Аерином. Между нашими плечами расстояние примерно в два с половиной сантиметра. Раньше я обязательно отодвинулся бы, но не сейчас.

– С Новым годом, Кай, – весело говорит Аерин.

Я отстраненно киваю, поворачивая к нему голову. Слегка удивляюсь тому, насколько близко мы находимся друг к другу. Аерин ударяет горлышком своей бутылки о мою и делает глоток. Морщится. Руэри забирает из его рук пиво и растрепывает волосы брата.

– Мелкий еще, – говорит, опустошая бутылку почти наполовину, а затем передает ее Эберу.

Дальше все как в тумане. Не из-за алкоголя. Причина в нахлынувших эмоциях, с которыми ранее мне не приходилось сталкиваться.

На смену пабу приходит дорога в сторону дома Йенса. Мы идем через лес, потому что так быстрее. Проваливаемся по колено в сугробы, выдыхая пар изо рта. Я постоянно ищу глазами Аерина и успокаиваюсь, когда нахожу его. Он о чем-то болтает, не замолкая ни на минуту. Впереди спина Свена. Чуть дальше – Йенс и Хеин. Вокалист наклоняется, зачерпывает снег голыми руками и, резко развернувшись, бросает его в бас-гитариста. Тот уклоняется. Снежок прилетает мне в грудь. Слабо ударяется. Аерин реагирует быстрее, швыряя в сторону Йенса ответ. На этот раз попадает Хеину. Завязывается перестрелка, в которой я тоже принимаю участие.

Уклоняясь от снарядов, мы бросаемся в сугробы, прикрывая голову руками и оглашая своим веселым смехом зимний лес. Носимся друг за другом, стараясь засыпать снег за шиворот.

Пока я стараюсь догнать Свена, на меня сзади набрасывается Аерин, валит вниз. Сидит на мне, победно крича что-то о пойманном ледяном мальчике, а я старательно отплевываюсь от снега во рту. Скидываю его с себя и неожиданно легко щелкаю по носу. Раскрасневшиеся, тяжело дыша, мы замираем. Я напрочь забыл о своей гаптофобии. Но это не значит, что она прошла. И Аерин это понимает. Я отодвигаюсь в сторону, встаю на ноги, отряхиваюсь от снега, поднимаю чехол с гитарой.

– Холодно, – стуча зубами, кое-как произносит Йенс.

– Долго еще до твоего дома? – задает вопрос Свен, поправляя шапку.

Йенс отрицательно качает головой, переступая с ноги на ногу. Вся наша одежда промокла от пота и снега. Холодный ветер подгоняет вперед, заставляя двигаться быстрее. Когда вдалеке появляются деревянная ограда и двухэтажный дом, наша компания ускоряется. Мы выходим на почищенную дорожку и бежим, соревнуясь, кто первым доберется до двери.

Оказываясь внутри дома, стаскиваем куртки и обувь. Вешаем на крючки у дальней стены и поднимаемся на второй этаж – в комнату Йенса.

Йенс говорит о том, что его родителей не будет сегодня, так как они отправились отмечать Новый год в гости и, следовательно, мы можем остаться здесь до утра. Он вытаскивает из комода старые вещи и раздает каждому из компании, затем отправляет в ванную. «Будет не круто, если заболеем», – ведет себя по-взрослому. Мне достаются серые спортивные штаны и черная кофта с длинными рукавами. Аерину протертые на коленях бриджи и оранжевая вылинявшая футболка.

Пока один занимает ванную, остальные по очереди вытаскивают из старого, на всю стену, шкафа угощение. Домашние пироги с мясом, несколько двухлитровых бутылок сладкой газировки, печенье, чипсы, кулек каких-то конфет, апельсины.

Комната Йенса большая. Мы садимся в центре на старый ковер, создавая круг. За моей спиной двухэтажная кровать, застеленная синим покрывалом. За спиной Хеина низкий стол. Стены обклеены плакатами неизвестных мне рок-групп.

– С Новым годом, – произносит Йенс и открывает газировку.

– С Новым годом, – по очереди повторяют остальные, подставляя пластиковые одноразовые стаканчики.

Я улыбаюсь, впервые ощущая праздник.

Февраль

Она пришла в феврале. Вместе с метелью. Я видел корабль, который доставил ее на наш остров. Видел, как она стояла на берегу рядом с какой-то молодой женщиной, разглядывая местность, сжимая в пальцах ручку потертого коричневого портфеля. Резкие порывы ветра развевали полы ее черного, накинутого на плечи, пальто. Ее кожа была такой же бледной, как и моя. И под ней так же отчетливо проступали синие тонкие вены.

Я смотрел на нее сверху вниз, сидя на уступе скалы, чувствуя, как глухо, под ребрами, бьется мое сердце. Она вызывала во мне дрожь и смятение. Я ощущал исходящую от нее угрозу, но не мог понять, чего именно нужно опасаться.

Мой взгляд был прикован к ней. К ее тонкой, хрупкой фигуре. И словно почувствовав это, она повернулась в мою сторону, заставляя непроизвольно сжать зубы. Ее глаза. Они были точно такого же синего цвета, как и мои.

Ветер рвал ее длинные белые волосы, а она стояла и смотрела на меня. Я замер и, кажется, перестал дышать. Снег падал за шиворот моей расстегнутой из-за сломанной молнии куртки. Таял, стекая холодными каплями по разгоряченной шее.

Рядом с ней прошло несколько человек, временно пряча ее от моих глаз и позволяя мне моргнуть. Но как только они удалились, мы вновь продолжили играть в гляделки.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, она подняла правую руку и медленно мне помахала. Я резко, носом, втянул морозный воздух. Он обжег горло, проникая через бронхи в легкие. Этот обычный, приветливый жест с ее стороны стал для меня объявлением войны.

Всю ночь я провалялся на матрасе в своей комнате без сна, ощущая, как что-то внутри меня трещит и лопается, разлетаясь сотнями маленьких осколков. Смотрел в темный потолок, на котором выплясывали тени от веток деревьев, и пытался унять беспокойство. Оно накатывало волнами и сдавливало грудь, мешало дышать.

Наверное, мы могли бы быть братом и сестрой. По отцу или матери. Но все это не важно, потому что я невзлюбил ее.

Не в тот момент, когда наши глаза впервые встретились. И не в тот, когда она поприветствовала меня. И даже не тогда, когда заговорила со мной в школе, усаживаясь за свободную парту рядом с Аерином.

Я пытался не смотреть на нее. С трудом терпел ее присутствие. Меня раздражало в ней все. Особенно ее имя.

Герда.

При произношении оно словно царапало мне горло. Пронзало язык, вонзаясь острыми краями букв в нёбо. Даже мысленно я старался произносить его как можно реже.

Насколько сильно я невзлюбил ее, настолько же сильно ее полюбил Аерин. Нужно ли говорить, что он был по-настоящему от нее в восторге? Девочка из книжки. Оставалось найти только Снежную королеву для полного комплекта, и можем начинать спектакль.

Герда рассказывала Аерину о своей стране. О шумном беспокойном городе. О том, что там суровые зимы и прохладное лето. А он, мечтающий убраться с этого проклятого острова, слушал ее, не перебивая, открыв рот. И тем самым вызывал во мне жгучую злость.

Она болтала о том, что они с матерью решили сбежать от суеты. Что хотят завести здесь хозяйство. А я все чаще видел в глазах Аерина те искорки, которые были у него при взгляде на меня. Теперь он смотрел так на нее.

Аерин больше не спрашивал у меня, где я оставил Герду, потому что в этом не было смысла. Она неотступно была рядом с нами, третьей в нашей маленькой компании. Добрая, отзывчивая, веселая. Полная моя противоположность. Мое перевернутое отражение.

Мальчик с осколком в глазу и ледяным сердцем, которым так восхищался Аерин, отошел в тень, уступая место сказочной Герде. Ведь Аерин, вечно болтающий о Кае, на самом деле был влюблен в белобрысую девчонку из книги с красным переплетом.

Думаю, я невзлюбил ее сразу, как только она села на корабль, чтобы приплыть к нашему маленькому острову.

Март

Я сижу, прислоняясь спиной к стене спортзала, и смотрю, как Аерин, чуть красный от напряжения, усердно ползет по канату. Руки в локтях слегка согнуты. Ноги ниже колен скрещены. Сейчас он висит, давая себе короткую передышку. Но уже через несколько секунд, выпрямляя поочередно руки, упрямо подтягивается выше, помогая себе ногами. Кисточка каната болтается из стороны в сторону. Я должен был засекать время, которое он потратит на то, чтобы подняться вверх. Но вместо этого слежу за его третьей по счету попыткой добраться до потолка.

Плечи и лоб Аерина в выступивших бисеринках пота. Кончики рыжих волос прилипли к шее. Он слегка зажмуривается. Делает аккуратный вдох. Открывает глаза и подтягивается. Закусывает нижнюю губу. Я прикусываю свою. Внутри меня что-то ликует, стоит Аерину подняться чуть выше. Словно это не он, а я ползу по канату, стараясь доказать себе и остальным, что могу. Это мои пальцы вцепляются в плотную тросовую свивку. Мои руки напряжены и мои ноги скрещены. Я ощущаю запах пыли, исходящий от каната, и слабое, пока еще неуверенное, тепло солнечных лучей, стоит только оказаться на уровне окна. Сердце глухо стучит в груди. Одновременно с Аерином шумно сглатываю и поднимаю голову еще выше, вжимаясь затылком в стену.

– Кай, – произносит он.

Я смотрю на него. И вместе с тем как бы через него, вглядываясь в подвеску крепления. До нее осталось несколько метров.

– Кай, – зовет Аерин.

Я повторяю свое имя следом за ним. Одними губами.

Интересно, если прикоснуться к ней пальцами, насколько холодной она будет? Кожа покрывается мурашками. Не от холода. Не от удовольствия. Втягиваю носом запах металла. Он настолько ощутим, что слюна, наполняя рот, принимает вкус железа.

– Больше не могу, – сипло говорит Аерин.

Я моргаю, возвращаясь в действительность. Его слова доходят до меня только со второй попытки. Волшебство развеяно. Передо мной старый, давно уже требующий ремонта спортзал. Стены покрыты трещинами. Окна заляпаны грязью. На полу стертая краска. Звуки удара баскетбольного мяча, скрип подошв, выкрики, свисток.

– Тогда спускайся. – Пожимаю плечами. – Сможешь? – зачем-то уточняю.

Аерин кивает, глядя на меня сверху, и медленно, осторожно перехватывает канат левой рукой, чуть ниже запястья правой. Выпрямляет ноги. Процедура спуска занимает у него меньше времени, чем подъем. У самого низа он спрыгивает на пол. Часто дышит. Его немного трясет. Это от напряжения. Уверен, у Аерина болит все, что выше поясницы. И может, немного больше. Под немного больше я имею в виду его уверенность в себе.

– Ну как? – спрашивает Аерин у меня.

Ему интересно, смог ли он сегодня забраться выше, чем вчера.

– Чуть-чуть, – говорю я.

Во рту все еще привкус железа. Провожу языком по зубам. Аерин широко улыбается и вытягивает руки вперед, показывая мне красные ладони. В зеленых глазах детский восторг. Я отвожу взгляд в сторону и по привычке кусаю свою щеку, стараясь не поддаться его настроению.

На самом деле он остался на том же уровне. Не выше и не ниже. Но не стоит ему об этом говорить. Аерин не осознает того, что у него есть амбиции и стремления. А также упорство. Зато это вижу я. И понимаю, насколько мы разные. Эта пропасть еще не так заметна, пока нам пятнадцать.

Расправив плечи, Аерин глубоко вдыхает застоявшийся воздух спортзала с примесью собственного и чужого пота.

Я чуть вопросительно приподнимаю бровь. На моем лице застыла ирония.

– Это запах победы, – невозмутимо говорит он.

Я коротко усмехаюсь: «Как скажешь». Возможно, он и чувствует победу, но я чувствую не слишком приятные ароматы.

– А это запах мяча, – произносит возникший прямо перед Аерином Эбер. – И он пахнет резиной. – Он резко дает пас брату.

У Аерина хорошая реакция. Он ловит мяч и чуть сжимает его резиновые бока пальцами. Кидает мне. Я не успеваю до него дотронуться, потому что Эбер его перехватывает.

– Не стоит, – морщится он. – Это очень-очень грязный Гарри. Ты даже не представляешь, в каких темных, пыльных уголках спортзала он побывал, – смотрит с отвращением на мяч и качает головой так, будто огорчен поведением неодушевленного предмета. – Аерин, советую помыть руки. На твоих пальцах сотни убитых микробов. Гарри попрыгал по ним, – добавляет скорбным голосом.

– Ты дал мячу имя? – Аерин изумленно задает вопрос Эберу.

– Ну да, – говорит он и тут же, копируя широко распахнутые, на этот раз от удивления, глаза брата, добавляет: – А что тут такого? Мы все его так зовем. Правда, парни? – кричит, оборачиваясь к своей команде.

– Да кидай ты уже, – слышится оттуда.

– Гарри, вперед, – обращается к мячу Эбер, перед тем как бросить его в толпу.

– Почему Гарри? – допрос от Аерина продолжается.

Он чуть хмурится, пытаясь понять, шутит ли Эбер или же говорит серьезно. Я с некоторым сожалением смотрю на Аерина. Этот рыжий мальчишка живет с близнецами всю свою жизнь, а так до сих пор и не научился их юмору. У меня на это ушло намного меньше времени.

– Фильм, – поясняет Эбер. – Дело в фильме[3]3
  Фильм «Грязный Гарри» 1971 г.


[Закрыть].

Поток вопросов останавливает Руэри. Он подходит к Аерину со спины и ерошит пальцами его волосы. На близнецах опять одинаковые футболки и длинные шорты.

– Молодец, – по-доброму произносит Руэри. – Уже намного выше. Намного, – повторяет и в доказательство своих слов кивает головой.

Эбер собирается что-то добавить, но, заметив в глазах близнеца предупреждение, умолкает. Желание Аерина вскарабкаться по канату к потолку началось именно с Эбера. Он просто беззлобно пошутил над младшим братом. Сказал, что в его возрасте не был таким слабым. Аерина это слегка задело. Настолько слегка, что теперь его нападкам подвергается не только учитель по живописи, но и учитель по физической культуре. Иногда я даже представляю их вместе. Точнее, то, как они прячутся от настырного мальчишки в коридорах школы, каждый раз оглядываясь и старательно заметая следы.

– Еще несколько дней, и ты окажешься над самым потолком, – согласился Эбер с Руэри.

Я знаю, чего стоило Эберу проглотить собственную шутку. Он подмигивает мне, показывая, насколько Аерину важна не только поддержка братьев, но и моя. Как будто я и без него этого не понимаю.

– А теперь сваливайте, мелкота, – добродушно говорит Эбер, указывая большим пальцем на дверь за своей спиной. – Нам нужно готовиться к соревнованиям. А для этого потребуется весь спортзал.

– Собираетесь надрать зад ребятам из более престижной школы? – Аерин с восхищением смотрит на близнецов.

Так уж вышло, что его братья одни из самых важных игроков в команде нашей школы. Они нашли себя в спорте. И, закончив обучение, планируют строить карьеру, прорываясь в баскетбол. Конечно, для этого придется покинуть наш островок.

– Кай, а ты не хочешь подтянуться, чтобы соревноваться с Аерином, кто сильнее? – задает мне вопрос Эбер.

Я непроизвольно ежусь. На лице Аерина читается надежда, но она тут же угасает, стоит ему вспомнить о моей болезни. Из-за гаптофобии я не могу быть на одном уровне с остальными, выполняя физические упражнения вроде лазанья по канату и прыжков через козла. Мне также недоступны игры, в которых участвуют остальные ребята. Мой психолог, чтобы отстранить меня от «опасных» вещей, написал внушительное письмо, которое отправил в школу. Он считает, что я еще недостаточно готов. И я с ним согласен. Если я упаду и каким-то образом заработаю себе перелом, меня тут же отправят к врачу. Но перед этим обязательно попробуют помочь своими силами. К примеру, наложить шину. И я не знаю, что больнее – сломанные кости или когда к тебе прикасаются. Но, по крайней мере, мне разрешено бегать. Носиться по спортзалу не так увлекательно, как на школьном дворе или по лесу. Но это все же лучше, чем ничего.

– Да, чуть не забыл, – говорит Руэри, хлопая Аерина по спине. – В конверте пришла весточка от мамы. – Он встает рядом с Эбером. – И для тебя там есть несколько листов. Мы засунули их в твой рюкзак. Так что беги, малыш, читай новости.

Аерин выглядит удивленным, а затем медленно, словно не веря, робко улыбается. Даже не замечает обидного «малыш». Теперь все его мысли захвачены мамой. Он часто мне о ней рассказывал, когда я оставался у него на ночевку. Его взволнованный шепот и быстрая речь не давали мне уснуть, заставляя пялиться в потолок целыми часами. Я не пытался поддержать разговор. Просто слушал, представляя в своей голове как это – когда есть мама. Вот и сейчас, когда Аерин торопливо выходит из спортзала, я иду следом, все еще стараясь постичь значение простого слова из четырех букв.

Маму Аерина зовут Эрин. У нее длинные рыжие волосы и веснушки. Она худая и бледная. У нее ласковые руки и теплый взгляд зеленых глаз. «Ее объятия можно сравнить со вкусом клубничного мороженого. Или с шерстяным пледом, пропитанным запахом дома. Ну, знаешь, это когда ты мерзнешь, а потом приходит она и становится тепло», – обычно на этом моменте мысли Аерина путаются, потому что он начинает засыпать. Я засыпаю следом за ним. И мне снится, как я стою на утесе, закутанный в шерстяное синее одеяло, и сквозь мою кожу прорастают яркие цветы. Их бутоны раскрываются, а я превращаюсь в живую вазу, внутри которой бьется горячее сердце. Этот сон настолько реален, что, проснувшись, я все еще ощущаю жар внутри грудной клетки.

Аерин видел свою маму всего три раза. Последняя их встреча была года два назад. Он с сожалением говорит о том, что ей приходится работать в большом шумном городе вместе с Браном. Только там можно заработать достаточно денег на содержание семьи. Бран – это самый старший из братьев в семье Аерина. Он первым покинул остров, как только окончил школу, и теперь живет в съемной крохотной квартирке вместе с мамой.

Эрин каждый месяц высылает Марии деньги и письма, в которых пишет о своей любви к детям. Аерин делится со мной радостью, позволяя заглядывать в листы бумаги, исписанные аккуратным ровным почерком. На полях нарисованы сердечки.

Раздевалка встречает нас тишиной. Разве что из ржавого крана течет слабая струйка воды. Я усаживаюсь на скрипучую скамейку, а Аерин открывает железный узкий шкафчик и первым делом вытаскивает рюкзак, ставит его около своих ног. Расстегивает молнию, запускает руку внутрь и плюхается рядом со мной. Его пальцы немного подрагивают, пока он разворачивает письмо. Аерин жадно пробегается глазами по строчкам и восторженно кричит, заставляя меня вздрогнуть. Он вскакивает на ноги и, сжимая лист, повторяет только одну фразу: «Приедет». Затем оборачивается. Тянется ко мне, желая в порыве счастья обнять.

Я мгновенно уворачиваюсь, врезаясь спиной в один из шкафов. Шиплю сквозь зубы. Место ушиба разносит боль по позвоночнику. Чувствую, как под футболкой на бледной коже, наливаясь кровью, проступает синяк.

– Кай? – радость на лице Аерина сменяется беспокойством.

Он виновато смотрит на меня.

– Все нормально, – поднимаю руки, показывая, что я цел. – Что там? – Киваю на письмо.

– Мама приедет, – глухо произносит, а затем замолкает.

Его губы слегка дрожат. Наверное, он боится поверить в то, что это действительно может произойти.

– Так это же хорошо, – произношу, осторожно усаживаясь обратно на скамейку и следя взглядом за Аерином.

Надеюсь, ему не придет в голову попробовать еще раз выразить свои чувства при помощи объятий.

– В следующее лето, – он моргает и, видимо, просчитывает в голове, сколько осталось месяцев до их встречи.

Аерин шмыгает носом. Его глаза становятся влажными. Я тяжело вздыхаю. Мне не хочется видеть, как он начнет плакать. Надеюсь, до этого не дойдет. Мне все равно, какая причина у его слез – радость или горе. Я просто не хочу на это смотреть. Не из-за того, что мы друзья или я как-то волнуюсь за него. Честно говоря, я сам точно не знаю, с чем это связано. И, по правде говоря, не хочу знать.

– Здорово, – придаю своему голосу интонацию радости. – Успеешь подготовиться к ее приезду. – За лямку подтаскиваю рюкзак Аерина к себе. – Нарисуешь ей картину. Заодно обрастешь мускулами. – Выуживаю из рюкзака его сложенную одежду. – Ты ведь тренируешься. – Выкладываю на скамейку.

– Правда? – в голосе Аерина неуверенность.

Мне это не нравится.

– Конечно. – Развожу руками и поднимаюсь. – А теперь поторапливайся. Скоро сюда придет баскетбольная команда. – Показательно зажимаю нос двумя пальцами.

Аерин смеется. Я в ответ фыркаю и открываю дверцу шкафчика, пряча свое довольное лицо. Внутри меня какое-то постыдное удовольствие от того, что это я, а не Герда, смог рассмешить и успокоить Аерина.

Он стаскивает с себя серую футболку, стоя ко мне спиной. Я же равнодушно скольжу взглядом по его острым лопаткам. Аерин слегка оборачивается и вопросительно смотрит на меня. Пожимаю плечами, возвращаясь к своим вещам. Переодеваюсь в застиранную толстовку и джинсы. Вчера на них опять разошелся боковой шов. Пришлось в очередной раз вооружиться иголкой и ниткой. Думаю, такими темпами я смог бы сшить себе что-то из старой одежды. Надеваю ботинки и закидываю на плечо сумку. Дожидаюсь, пока Аерин сложит в боковой карман рюкзака письмо. Мы молча покидаем раздевалку, захватывая на выходе куртки.

* * *

На улице около ворот стоит Герда. Она улыбается, разглядывая серое небо, совсем недавно пронзенное солнечными лучами. Пальцы сжимают ручку кожаного портфеля. Герда переводит взгляд на меня, встречаясь со мной глазами. Я прячу недовольство внутрь, надевая на лицо равнодушную маску. С каждым разом у меня это получается все лучше.

– Привет, – мелодичный голос Герды вызывает дрожь.

Я киваю головой и прохожу мимо нее. Аерин здоровается в ответ, слегка замедляя шаг так, чтобы Герде было удобно идти рядом.

– Кай, тебя искал Йенс, – произносит Герда мне в спину.

Не отвечаю.

– Хотел предупредить. У вас завтра будет репетиция.

Продолжаю молчать. Грязная жижа из снега неприятно чавкает под ногами. Прячу руки в карманы пуховика.

– Йенс сказал, что я могу тоже прийти. Посмотреть, как вы играете.

Я слишком остро реагирую на ее слова. Непроизвольно дергаясь, оборачиваюсь к ней и задаю вопрос:

– Почему? – получается хрипло.

Сердце учащенно колотится. Мне становится жарко. Я облизываю сухие губы, ожидая услышать в голосе Герды все, что угодно. Но в ее интонации нет злости, нет злорадства. Да и откуда им взяться? Добрая, светлая Герда. Она заправляет выбившуюся прядь волос за ухо.

– Мне интересно, – пожимает плечами. – Ты не против, если я приду?

Я смотрю на Аерина. Он, улыбаясь, не сводит глаз с Герды. Мне раньше не доводилось видеть у него такую улыбку. Внутри меня что-то неприятно царапается. Я ненадолго теряюсь в словах, а затем ровным голосом произношу:

– Да. Конечно. Можешь.

– Спасибо, – искренне благодарит Герда.

В ответ качаю головой: «не стоит». От меня ничего не зависело. Это же не я разрешил. Даже если бы я попросил ее не приходить, это не имело бы никакого значения. Главный в нашей группе – Йенс.

– Мне просто хочется проводить с вами больше времени, – признается Герда, хватая Аерина под руку. – Мне жаль, что я не смогла помочь тебе с тренировками, – обращается к нему. – Ты попросил меня, а мне пришлось отказать из-за своего кружка.

Ей действительно жаль. В этом нет никаких сомнений.

– Но я рада, что Кай согласился.

У меня холодеет спина. Вот как. Значит, я замена Герды. Горечь застревает где-то в горле. Сглатываю и делаю глубокий вдох. Как будто это поможет мне от нее избавиться. Стараюсь зацепиться взглядом за голые ветви деревьев. Нога поскальзывается на грязи и попадает в лужу. Ледяная вода через шнуровку просачивается к носку. Теперь чавканье не только под подошвой, но и внутри левого ботинка. Выдергиваю ногу из лужи, ускоряю шаг.

– Кай? – раздается голос Аерина.

Он видел. Он всегда видит, когда со мной что-то происходит. Я оборачиваюсь к нему, на ходу придумывая оправдание своему желанию как можно скорее убраться куда подальше. Герда больше не держит Аерина под руку.

– Тетя просила прийти домой пораньше, – торопливо говорю. – До завтра.

Продолжаю путь в одиночестве. При каждом шаге сумка бьет меня по бедру. Быть вторым не слишком приятно. И мне тяжело к этому привыкнуть. Может, если пройдет еще немного времени, я смогу перестать на все это так реагировать. Плотно сжимаю губы.