Текст книги "Шпирт"

5. Его секрет

Еще пара дней, и я отправлюсь в свой город. А пока мы делили двуспальный диван Катерины. Мое пробуждение окружала комната девушки 2000-х годов: милые рамки с улыбчивыми фото, бижутерия, подарки от бывших парней, полка с парфюмерией, и, конечно, мягкие игрушки. Раз за разом, оказываясь среди этих голубых стен, я рассматривала элементы девчачьего быта, и чувствовала себя подростком еще раз. Нам по четырнадцать, и мы посылаем сигналы SOS с помощью настольной лампы мальчишкам, которые летним вечером маячат у подъезда Катерины.

Сидя на тесной кухне, я ждала пока сестра приготовит кофе. Больше ничего не хотелось. Ее жизнерадостное лицо теперь стало озадаченным. Иногда она застывала, расслабив глазные яблоки, и рассматривая воздух. А после, на долю секунды появлялась та улыбка, которая не сходила с ее лица еще три дня назад. Я знала причину, и все же, каждый раз, ухмылялась: «Что? Что такое?». И она, слегка помедлив вначале, с удовольствием рассказывала о том, что сделал, или сказал Алекс.

Это было нетипично для Катерины. Ей признавались в симпатиях около двух десятков парней; далеко не самых высоких моральных качеств, но встречались и те, кого дальние родственники обычно зовут «завидными женихами». И, несмотря на целый ящик с подарками от поклонников, мне еще не приходилось видеть ее такой – увлеченной. Чтобы она, рассказывая о ком-то, не выглядела буднично и невозмутимо, а прикладывала усилия, сдерживая гладкие губы от растяжения.

– Я не смогу выбросить все, что случилось, из головы. Но мне пока что совсем не хочется рассказывать об этом родителям.

– Родителям? – я выпрямила спину, – Они сразу же напридумывают самого худшего! Подожди хотя бы, пока я не уеду домой.

– Ладно. Точно, будут смотреть на нас как на товарищей по преступлению.

– А что, собственно, им рассказывать? Ну, встретили мы двух парней.

– А то, что… Я думаю, что я вернусь туда.

Я как раз делала глоток кофе, когда она продолжила.

– Давай поедем в октябре? Ждать целый год – я не вынесу!

– В октябре? Но это же больше года.

Мои глаза захлопнулись в понимании:

– Ты про этот октябрь?

Катерина виновато улыбнулась, стараясь доказать своим видом, что она не слетела с катушек.

– Про этот октябрь? – повторила я.

– Ну а что. Ты ведь не сможешь так. Ты ведь знаешь, что это судьба – то, что мы одновременно их встретили. Это просто так не случается.

Конечно же, я понимала, что это, как раз, просто так, потому что все четверо были молоды, и, если бы не мы с Катериной, – это были бы какие-нибудь другие девчонки в коротких юбках. Хотя, я не могла не признать, что чувствовала в словах кузины что-то волшебное, и от этого в сердце возникал трепет. Выбор был сделан нами, и в этом выборе и заключалось то «судьбоносное», о котором она вела речь.

– Я себе это не представляю. Откуда мы возьмем деньги? И как же университет?.. Нам влетит за прогулы. Но самое главное, родители меня ни за что не отпустят. Отдохнуть – да, каникулы – да! Но не какой-то неизвестный парень.

– Именно это я и имела в виду, когда говорила про то, что пока не хочется им рассказывать. Но мы должны это сделать. Иначе мы не сможем отправиться туда еще раз, и так скоро. Деньги – не проблема, заработаем. У меня уже немалый опыт работы в кафе.

Темные волосы, казалось, отражали блеск безумия, охватившего голову Катерины. Совсем лишилась мозгов.

Хотя, в последние двадцать четыре часа моя хандра по морскому воздуху эскалировала до отметки «ломка по присутствию Дори». Я представила, какого было бы вернуться туда еще раз, спустя полтора месяца разлуки, только теперь я бы провела с ним гораздо больше времени, чем выпало на нашу долю в августе.

– А университет… Я все равно все это ненавижу. Каждую неделю придумывают что-то новое обо мне. Если бы знала, какие там злые люди. Так что мне совершенно без разницы, что они будут мусолить на этот раз.

– Но со мной-то учатся самые близкие друзья.

Тряхнув головой, я сфокусировалась на важном:

– Мне понятны твои переживания, сейчас как никогда… Честно говоря, я думала о возвращении – в порыве рыданий. Но не о таком скором! В этом году мы получаем дипломы, и у меня есть четкий план – победить в олимпиаде, и поступить в магистратуру в Москве. А если мы продолжим это историю, то я боюсь, что все пойдет кувырком.

На лице троюродной сестры отразился недоверчивый страх.

– В Москву? Ты хочешь в Москву?

Ее нехитрый вопрос поставил меня в тупик. Мои предыдущие слова проскакали в голове эхом, и планы на будущее на мгновение показались глупостью высшей степени. Столько тысяч человек говорит то же самое своим близким? «Поеду в Москву. Только там можно чего-то добиться». Я понимала, что никогда не боялась этого места. Но оно никогда не вызывало во мне симпатии. Я не «горела» столицей, однако она казалась самым очевидным выходом для тех, кто не знает, что ему делать дальше. Если подумать, то все мои знакомые, переехавшие в этот гигантский улей, делили чужие клочки жилплощади с чужими людьми, были старше тридцати, и заталкивали в пустоты одиночества чеки с покупки дорогих гаджетов и театральных билетов. Театр, да. Ради него, может, и стоило бы.

– Не то, чтобы… – я замялась.

– И ты действительно хочешь потратить лучшие годы жизни в Москве? В то время, как ты можешь совершить что-то, что перевернет твою жизнь.

– Господи, ты говоришь, как какой-то подросток из американского кино, – я смягчилась, и позволила скептику внутри отвернуться: – Может и нет. Но я точно знаю, что не собираюсь отказываться от своих планов из-за какого-то парня, которого я встретила неделю назад.

«Которого, кажется, я знала всю жизнь».

Мы знали, что сегодня выйдем на связь. Нужно было лишь дождаться вечера – ведь парни работали почти до заката, а после необходимо смыть с кожи соль.

Около девяти он написал смс, что ждет.

– Господи, давай быстрее!

– Не могу, не работает!

– Глупый компьютер.

– Это все модем.

Мы ощупывали провода и терзали кнопки включения, в надежде, что груда железа очнется. Днем моя сестра выплатила все, что задолжала провайдеру.

Наконец, я открыла фейсбук. Мы им почти не пользовались, и для меня, и для Катерины это было непривычное поле общения.

«Привет, крошка».

Я увидела его имя.

«Привет, шпирт

Я точно не знаю, как это пишется».

«Ха-ха, все верно, земер».

«Земер?».

«Да, еще одно слово для любимого человека. Это «сердце» по-албански.

Как ты?».

«Плохо».

«Я тоже. Думаю лишь о тебе».

«И я. Все это время смотрела на наше фото».

«Ты сможешь принять видеозвонок?».

«Нет, я сейчас не в своем городе, в доме Катерины. У нее нет веб-камеры».

– Твою же ж… надо срочно покупать камеру!.. – шипела позади меня сестренка.

«И скоро ты поедешь домой?».

«В понедельник, я думаю. Через пару дней».

«Ты знаешь, ты первая девушка, которая заставила меня так чувствовать».

Я использовала его шаблон, и мне показалось, что это красиво:

«Ты знаешь, ты первый парень, с которым я была собой».

«Я счастлив, если это так».

Я промолчала.

«И потому, что я влюбился в тебя, я должен… я обязан признаться, что сказал тебе одну ложь. Но я не уверен, что мне стоит говорить правду».

Я неслабо напряглась. Конечно, он соврал о чем-то. Не могло же все быть так здорово. Наверное, он на самом деле считает меня толстой. Я сама так считаю. Точно.

«Конечно, мне ты можешь сказать

Что это?».

«Да, но я не уверен, что ты все еще будешь со мной разговаривать после этого».

«У тебя есть жена? Дети?» – стандартная шутка.

…А вдруг?

«Ха-ха-ха, смешно, но нет

Это касается моего возраста».

Я задумалась: он старше меня? Вполне может быть, если судить по внешности. Тогда зачем бы он врал? Так, стоп…

«О боооооооже

Ты младше 21?».

Он замолчал. Я смутила его своим «боооооооже».

«Ладно, говори, говори правду

Дори?

ты здесь».

«Ты уверена, что не перестанешь со мной разговаривать».

Мне не терпелось узнать истину, и я ответила:

«Дурак», – это слово он уже выучил, пока я была в Греции, —

«Конечно нет».

«Обещаешь?».

Компьютер затормозил. Клавиатура перестала реагировать на дробь моих вспотевших пальцев, и я за тысячи километров ощущала, как Дори напряженно ждет ответа.

Я была на взводе; Катерина, которая ожидала такого поворота с враньем еще меньше моего, нервно дергала проводки под столом.

– Ненавижу эту рухлядь!

– Да работай же ты, зараза! – я поворачивала коматозную доску с кнопками вверх дном и обратно.

«Шпирт?

Ну вот, ты уже не хочешь со мной говорить».

– Плевать! Я просто включу экранную клавиатуру!

– Мне кажется, я нашла нужный разъем! – доносилось около моих ног, – Сейчас воткну и выткну!

«Пожалуйста, скажи что-нибудь».

«Обещаю» – я, наконец, набрала буквы, словно бусы на нитку.

«Ок, мне 17».

– Я сделала! Должно заработать теперь.

– Ему семнадцать.

– Что ты говоришь? – лицо Катерины, все еще пребывающей под столом, за секунды сменило диапазон мимики от шока до сочувствия.

– Поверить не могу. Как ему может быть семнадцать?

– Ну… албанцы достаточно мужественно выглядят, согласись?.. Я тоже сначала думала, что Алексу двадцать семь, а оказалось, на 6 лет меньше, – она попыталась выпрямиться раньше, чем стоило, и ударилась лбом о дерево.

«Почем ты соврал мне».

«Потому что я думал, что ты не захочешь со мной остаться тогда, в первый наш вечер. И не думал, что у меня появятся чувства к тебе».

«И что нам теперь делать».

«Не знаю. Но я сказал тебе правду потому что полюбил тебя, и потому что я очень, очень и очень скучаю».

«Алекс и его братец, они тоже не знают?».

«Что?».

«Что тебе 17».

Он сделал паузу.

«Я не знаю».

Мое воображение отчетливо рисовало, как высоко, должно быть, я сейчас закатила глаза. Еще чуть-чуть, и увижу свои мозги.

«Боже, он твой ровесник?!».

«Нет, только его брат».

– Фух… – Катерина, которой еще не приходилось с такой скоростью вникать в чужую переписку на чужом языке, выдохнула мне в плечо.

«Алексу 18».

– Какого?!.. – она вцепилась в клавиатуру, но скоро поняла, что Дори здесь не при чем.

«У меня в голове сейчас просто бардак

Потому что у меня тоже есть к тебе чувства

но это же безумие».

«Я знаю, но ты должна понять, что я действительно полюбил тебя, и не хочу прекращать с тобой общаться, никогда

Пожалуйста».

«О боже

Мне надо подумать

Во сколько ты обычно бываешь онлайн».

«Всегда по-разному, у меня в доме нет соединения, я хожу в интернет-кафе».

Я не смогла поддерживать диалог. Все, что произошло ранее, казалось мне в эту минуту еще более несерьезным. Он прав, я бы ушла, если бы знала правду. Мальчишки, они медленнее доходят. Всем ясно, что двадцатиоднолетняя девушка, и парень семнадцати лет – это как-то не так. Все должно быть наоборот. Разница в числах совсем не большая, но между нами граница, линия между шальным подростком, и девушкой, которой спустя пару лет придется отвечать на вопросы родных о замужестве. Я и не представляла, что стану возиться с кем-то, кто, не то, что не старше меня, так еще и несовершеннолетний. С другой стороны, когда я думала, что ему двадцать один, в моих глазах он выглядел совершенно иначе. Да, как бы не было неловко перед собой, я видела в нем… потенциал.

Но сейчас! Он же совсем сумасшедший. Не знает, что говорит. Любовь? В его возрасте я целовала плакаты с актерами, и прогуливала курсы по математике. Нет, нет. А когда речь идет о парнях, то все надо умножать на десятку.

Но он же вырос в другой среде. Он работает с двенадцати лет. И выглядит вовсе не на семнадцать. Где-то двадцать три или двадцать четыре я бы ему дала, если бы не знала совсем.

И кому это важно? Всем моим друзьям… Хотя они пока и не знают о его существовании. А я и сейчас отчетливо слышу их недоверчивый смех: «Ты шутишь?».

«Ну, а кто сказал, что мужчина должен быть старше? Ты сама прекрасно знаешь».

Да, знаю. Мое внутренне чутье. Хотя, последние два года я провела с непрерывным потением рук и кирпичами в желудке, концентрируясь на мужчине, который был старше. И чем это кончилось? Тем, что я еще слишком глупа для него.

«Ты была глупа для него, а Дори глуп для тебя? И вовсе не глуп, просто не образован. У него есть все навыки, и о жизни он знает больше. Я – сраная герань на подоконнике, не видела еще ничего. Ну, что-то видела, но ни на что не влияла».

Я прижалась лицом к прозрачному стеклу. В темно-зеленом дворе было тихо, песочница пустовала. Катерина, траурно потушив голос, сказала, что напишет ему за меня.

«Шпирт?

Земер

Если ты больше не хочешь меня видеть, скажи мне об этом, потому что я пришел сюда только ради тебя, и больше у меня нет причин оставаться онлайн».

Впечатав несколько забавно-переведенных слов, она отправила следующее:

«Это Катерина

Она переместилась

Не волнуйся. Возвращение».

«Ок», – он все понял.

«Крошка прости меня я был готов плакать когда уплывал на лодку а ты смотрела это было слишком плохо

Потому что ты первая девушка в которую я влюбился спустя два года

Мне нужно идти, но я буду счастлив, если ты напишешь потому что ты единственная кто сделал меня счастливым».

– Должна признать, что моя ситуация чуть полегче, – Катерина положила руку мне на плечо, в сопереживающем жесте.

– Мда. Надо было раньше додуматься.

– Но, послушай… об этом же знаем только мы.

Я посмотрела в ее круглые глаза, и, поразмыслив, кивнула. Мы молча решили, что личные впечатления важнее прописанных возрастных категорий. И, все-таки, договорились никому не сообщать о том, что причиной несварения желудка у нас обоих являлись парни возраста старшей школы. Никто не поймет. Они не поймут нас.

Ночью я снова лежала, глядя в остывшие от старости звездочки, приклеенные на потолок Катерины. Я ведь совсем не такой человек, готовый разбрасываться кем-то, кто так идеально подходит к моему горделивому характеру.

Да, пускай не по тем параметрам, что используют свадебные агентства. Но по своим собственным. По неугомонному звуку его голоса, в котором отсутствует всякая злость. По темпу его дыхания, который меня не тревожит, а наоборот, убаюкивает. По тому, как его шершавые пальцы идеально ложатся в мою ладонь.

Такой ли я человек, который станет класть на чаши весов диплом об образовании (или его отсутствие), и нравственные принципы человека? Его благосостояние, и его взгляды на мир? А что тут зазорного, – в том, чтобы быть таким человеком? Ничего, просто ты не такая.

Перевернувшись, я уткнулась лицом в подушку. Он и не знает о том, какая я чокнутая.

Просто теперь я должна думать в два раза больше. Ведь мне уже не семнадцать.

6. Друзья

Голуби шумно топтались за окном, глумились над моим настроением. Совсем скоро нужно было вновь пойти в университет, но сегодня, я планировала увидеть своих друзей. И чего я так дергаюсь? Все же неплохо. Лето было отменным, я испытала неповторимые чувства, и меня полюбили. Наконец, меня полюбили так, будто я – что-то очень красивое, хрупкое, нежное. Будто меня стоит охранять, ну, или как минимум, платить за время в интернет-кафе, чтобы поговорить со мною после изнурительной работы.

Каждый день я писала Дори смс-сообщения, а он отвечал. Нечастыми, но очень большими текстами. Набросанными без пауз, и без знаков препинания – будто я ожидала его на суше, а он захлебывался, старался увидеть мою одинокую фигуру, выскочить из-под искажающей поверхности, еще раз.

Когда он появлялся онлайн, то каждый раз говорил: «Ты сегодня безумно красива», еще до того, как я включала свою веб-камеру, и я знала, что кроме меня он сейчас никому не доступен. Это было время разговоров, которые мы наверстывали, уже познав друг друга физически. Такая схема была неправильной, словно в западной комедии, где люди с легкостью относятся к знакомствам, деньгам, пропускают работу, и пьют вино в одиночестве, и мы не были такими людьми. Моя семья хотела бы воспитать меня совершенно иначе. Будь она еще целой, конечно.

Потрясающе, как способен измениться человек после одной поездки, одного знакомства. Казалось, что вся моя жизнь стала другой, этот август, эти две недели свободы показали мне как были мелочны все мои переживания, как бесполезна была растрата моих юных дней на самоуничижение, и ненависть к обществу.

Я была зажатым подростком, который мог только исподтишка рассматривать и осуждать чужие взгляды, чужие поцелуи под козырьком подъезда. Как только кто-то увидел меня на грани решительности, натуральной, без одежды и без притворства, все встало на свои места. Как только этот кто-то полюбил мой смех, мою наготу, мои слезы – уверенность в себе, чувство значимости возросло в сотни раз, и все неудачи, вся фантомная отчаянность и безответность растворилась, умерла с шумом моря и гулом самолетных турбин.

Мои самые близкие однокурсники встретились в серой, заваленной книгами, квартире Даниила. Свет с трудом пробивался сквозь пыльные окна съемных апартаментов, и одна-единственная комната стала пристанищем его аккуратных башен из отпечатанных жизней великих психов и алкоголиков. Он влюблялся в их растранжиренные, окутанные флером дозволенного безобразия жизни, и, пытался уподобиться им, зачастую в шаблонном русском ключе, – напиваясь до приступов омерзения к себе и окружающим.

– Давай, рассказывай! Как съездили, загорелая крошка, – Саша обняла меня искренне и нежно. Обоняние приветствовал аромат, исходящий от ее блестящих, невероятно крепких волос. Трудно было представить, чтобы такая ухоженная девушка, могла пахнуть иначе, чем сладостями и цветами.

– Да, о чем таком «безумном» ты хотела рассказать? – другая моя подруга, Ксения, встретила меня по обыкновению мягким, приятным голосом. Я словно была на приеме у педиатра, который действительно любит свою работу, и считает каждого ребенка спустившимся на землю ангелом.

Даниил разливал пиво в свои потертые кружки. Самому ему достался граненый стакан.

– Может, подождать Юру? – он застыл с наклоненной пластиковой бутылкой в руке.

– А он придет? – я дернулась, осознав, что это не вся аудитория, перед которой мне придется исповедоваться. И почему я так себя ощущаю…

– Да, он обещал, что придет, – Даниил взглянул на часы, – Минут десять еще.

– Какая разница, все равно он не пьет. А я умираю от жажды! Давайте, хотя бы присядем, – Саша устроилась на краю скрипучей софы с металлическими подлокотниками.

Мы чокнулись, я потихоньку расслабилась, притянула к себе правую коленку. В конце концов, мы же делали глупости на втором-первом курсе, когда мешали вино и водку на университетских вечеринках.

– Ребят, я встретила парня.

– Начинается… – Даниил напряг губы, облизывая горечь пены.

– В смысле, в Греции? – Саша выглядела так, как я себе и представляла – скептически, и менее – восторженно.

– Да. И прежде, чем вы успеете что-либо подумать, я скажу сразу… Не грека, и не британца, про которых мы слышали. Он албанец.

Наверное, стоило подождать пока друзья поставят стаканы на стол. Ксения не могла сдержать недоумевающую улыбку, и зрачки ее сфокусировались на потолке. Саша слегка поперхнулась пивом. Из колонки в углу комнаты потихоньку выпрыгивали звуки битников, и Даниил незначительно кивал подбородком в такт.

Я рассказала им добрую половину наших свиданий, и постаралась передать, насколько любимой я себя ощущала. Насколько достойным человеком выглядел Дори в моих глазах. Даниил не проявлял к моим приключениям особого интереса. Ему казалось, что это скорее девчачий треп. Ксения подвела итог своим внутренним впечатлениям, сказав, что все это очень романтично, и я сама в праве рассудить, что делать дальше, и насколько это рационально.

Саша была тем голосом разума, которого я боялась.

– Прости, но о какой любви может идти речь? Четыре дня? Если он признался в любви, когда ты была там, то здесь что-то нечисто. Не обижайся, но такого не может быть.

– Я знаю, я сама отреагировала так же! Но теперь, после всех наших разговоров, я поняла, что мы действительно… Не знаю, мы как будто знаем друг друга сто лет.

– То есть, ты на него запала только сейчас, когда вы стали общаться на расстоянии? – Ксения зажала сигарету между зубов.

– Думаю, после отъезда я привязалась к нему больше, хотя, должно было быть наоборот. Я сказала ему, что люблю, перед отъездом, но только чтобы ему было не так тяжело. Ведь никто больше не говорил ему таких вещей. Девушки только приезжают и уезжают…

– Вот именно, думаю, парень хотел немножко другой «любви», – бросил Даниил, уходя за балконную дверь, – Ты идешь?

Отыскав зажигалку, они с Ксенией высунули руки в открытое окно. Саша молчала совсем недолго.

– Пойми, я рада за тебя… Но я не вижу в этом никакого будущего. Вы пообщаетесь еще месяц-два. А после тебе снова станет больно, так же, как и… сама знаешь с кем. Ты этого не достойна.

Она смотрела на меня яркими, обведенными глазами с четкими стрелками. На секунду показалось, что мы соперники на дуэли.

– Спасибо, Саш. Я сама понимаю, что все это безумие. Но я же пока ничего не делаю, верно? Ничего такого, что «погубило бы мою жизнь».

Усмехнувшись натянуто, я протянула глянцевую кружку с цветочками, и мы ударили стенки бокалов. В тот же момент раздался дверной звонок.

– Пойду, открою, – я встала, чтобы встретить Юру, и чтобы уйти от осуждения. В глубине души, я была рада, что он не присутствовал при моем рассказе, и мне хотелось слегка оттянуть момент расширения его круглых коричневых глаз. Я знала, что он, со своими слегка пуританскими принципами, осудит меня больше остальных. Но сделает это молча, что хуже всего.

Притормозив, я обратилась к Саше:

– Сможете пока ничего об этом не говорить? Мне сейчас неохота повторять всю историю.

– Конечно, как скажешь. Тем более, ему и правда будет нелегко услышать такие новости.

– В смысле?

Запивая свою последнюю реплику, она, махнула рукой, опережая способность произносить слова. «Иди уже!», – прочитала я в этом жесте.

– Привет! – он был торопливо красный, коротко стриженный, как всегда неуклюже переступал с ноги на ногу. Слегка сутулился. Эти черты делали его похожим на молодого медведя, – Как ты загорела!

– Да мы все, просто кто-то чуть сильнее, – я поспешила прислониться к нему в коротких объятиях. – У тебя руки стали еще больше. Все лето качался, что ли?

– Так, подрабатывал слегка… Вскапывал огороды соседям. А ты? Ну… как там? Греция, есть у них все? Нет? Кризис, да? Понятно.

При виде его лица я всегда с трудом сдерживала улыбку. Будто смешинка попадала мне в рот, когда он говорил, вставляя лишние, абсолютно ненужные слова, или заканчивая фразы, не дожидаясь ответа, «отшивая» себя самого.

Несмотря на внешнюю шероховатость, Юра был одним из тех друзей, чье уважение весом ложится на твои плечи. Каждый раз мне приходилось прыгать через поставленную им планку, выше и выше, чтобы не задеть ногой, и не потерять особое место в его миропредставлении. При этом, каждый раз задаваясь вопросом – «а больно надо?».

Он регулярно занимался спортом, на любительском, но обсессивном уровне. Он никогда не отзывался о девушках иначе, чем уважительно, и каждому человеку давал второй шанс. Он не пробовал сигарет, и его рацион был насыщен молочными продуктами. Он испытал действие алкоголя единожды в жизни, и с тех пор спрашивал, скорее настаивая на своем, «ты-то ведь не по этой части, так?», – но только тех, кто был ему не безразличен, и от этого становилось еще труднее держать кружку с пивом в его присутствии.

Ах да, он смотрел очень много фильмов из Голливуда. Так много, что, взглянув на ежедневную жизнь, Юра, казалось, перестал и пытаться разыскать тот стандарт среди знакомых ему девчонок, надеясь, что Она найдет его сама. Говоря вслух, конечно, что все это глупости, и он простой дурачок, которого никто не полюбит в принципе.

Спустя пару часов выпивки в этой, пропитанной Бродским комнате, меня одолевала сонливость. Я боролась с дремой, ощупывая мобильник, время от времени проверяя, не написал ли сообщение Дори. Такая связь являла собой безответственную игру в смски, и в то же время давала мне твердость под ногами (удивительно, что это ощущение имело право на жизнь и в такой ситуации). Он был далеко, но я больше не чувствовала себя одинокой и невостребованной.

– А я о том говорю… Мир что, погибает от того, что Икеа с таким успехом продает фригидную мебель? Что за херня? Он просто слабак. Не может найти в себе личность, чтобы ощутить эмоции – значит, виновата система. Господи… Да возьми ты, продай все, и езжай путешествовать, – я закончила свою тираду, расплескав добрую треть стакана Ксении, которая не смогла больше пить.

Даниил мотал головой, по инерции торопясь уложить меня на лопатки, хотя, было видно, что его мало волнует исход спора. Он заранее решил, кто прав, считая меня неотесанной бабой, которая, зачастую, прочитав книгу довольно бегло, или, не прочитав ее вообще, резала слабости литературных героев большим острым ножом. Это действительно было моим любимым занятием.

– Не согласен с тобою. В этом вся соль, что он не может прорваться через систему, потому что он настолько с ней сросся. Ненавидит ее, но не хочет избежать подчинения, и его единственный выход – подорвать сам капитализм.

– Его единственный выход – чокнуться, и набить себе морду, – я закатила глаза.

– Вот-вот! Вы, мужики, не можете выйти из зоны комфорта, не став при этом полными психами, – Саша размахивала большой, аккуратной чипсиной.

Я кивнула, читая на лице Даниила негодование. Ксения подхватила предыдущую мысль:

– Ну да, с одной стороны, он настолько слаб, что не может забить пустоту ничем, кроме этих… как его… – она пощелкала пальцами, – собраний, где все умирают. Но с другой, ну взорвал он эти банки, и что? Их очень скоро отстроят заново, а капитализм никуда не исчезнет.

– Вот именно, Ксюш, – захмелевшие слова у меня во рту смешивались друг с другом, – Одно дело, когда тебе действительно невыносимо живется, другое – когда с жиру бесишься. Система никогда не возвращается назад в своем развитии. Поэтому нужно уметь бороться, и!.. эволюционировать, внутри нее. Начать с себя, с расстановки приоритетов, если хочешь жизнь более яркую, чем… у офисного моллюска.

– Планктона, мать, – Даниил встал из-за стола, чтобы сделать музыку громче. Мик Джаггер все никак не мог добиться сатисфакции.

– Не знаю, по-моему, фильм так себе. Но Брэд там хорош, очень даже, – Юра, следивший за нами чуточку напряженно, решил подвести итог.

– Вечно тебя привлекают фильмы, в которых присутствуют обнаженные качки. Начинаю сомневаться на твой счет, – я подняла одну бровь, отпивая из кружки. Юра мгновенно покраснел, остальные смеялись.

– Не, ну не так, что ли? Хорош ведь он там, – парень согнул мощную спину, сцепил ладони, и компанейски натягивал губы, параллельно с нашим подтруниванием.

Мой кулак завибрировал.

«Привет Шпирт я надеюсь что твой день не такой скучный как мой каждый день после твоего отъезда похож на другой и я уже не соображаю когда начинается ночь и когда кончаются сутки я очень скучаю и никак не могу выбросить из головы твои голубые глаза голубые как небо я буду рад если ты мне ответишь»

Невозможно было сдержать мускулы на лице, читая подобное. Будто он скопировал, и вставил отрывок из своих мыслей. Я закусила губу, чтобы не улыбаться совсем уж явно.

– Ну, ребят, я, пожалуй, начну собираться, а то не успею и последний автобус поймать. Вы уж простите, да? Без обид, – Юра встал со своей табуретки, растирая ладони, будто только вошел с мороза.

– Да, мне, пожалуй, тоже пора, – я моргнула, очнувшись от уюта своих мыслей, – Спасибо за прием, уважаемый.

Даниил кивнул, полузакрытыми глазами перечитывая свои собственные стихотворные наброски для университетского сборника.

Мы шагали к остановке, и я представляла, что скажу Дори, когда окажусь перед камерой.

«Еще полчаса, или около того. Стоит ли мне смывать макияж? Пожалуй, не стоит. Хоть, он и говорил, что я нравлюсь ему без косметики, это скорее всего был трюк. Я чувствую себя увереннее с тушью. Да ладно, мужики вообще этого не замечают. Нет, все они замечают, просто не осознают. И поэтому, если ты ненакрашена, они говорят „что-то ты усталая“. Что ж, значит мы „устаем“ уже в двадцать лет. Слишком натянутая планка. Спасибо тебе, Калифорния».

– Что-то не так? У тебя словно голова болит.

Я чересчур напрягла брови, даже Юра заметил.

– Нет, просто думаю. Вот скажи, у тебя же высокие стандарты для девушек.

– Это тут причем? – его крепкие щеки мгновенно покраснели, – Ну… нет, у меня они очень низкие.

– Ну и врун же ты. Уже который год ищешь кого-то, похожего на Диану Крюгер. Или кого-то там… из этих.

– Ну… да, но я понимаю, что такому как мне этого не видать.

– В смысле, такому как тебе? – меня потихоньку пронимало раздражение.

– Ну, я-то просто валенок деревенский, так-то, – он смеялся, помотал головой. Я понимала, что он либо старается закрыть тему, либо нарывается на противовес его слов.

– Мужчинам гораздо проще, особенно в нашей стране. Ты не пьешь, значит, ты уже идеальный кандидат для женитьбы. Ты занимаешься спортом, и читаешь классику.

– Ну, как сказать…

– Ой, прекрати! Вы все такие… изнеженные. Никак не можете найти себе девушку, потому что все вам не то. Я столько классных девчонок видела с какими-то, не знаю… с какими-то мясорубами, которые им в отцы годятся.

Он сжал челюсть. Видно было, что сердится.

– А даже если я и хочу красивую девушку, стройную, умную. Что в этом такого? Я что, тебе чем-то обязан?

– Я просто думаю, почему так выходит, что женщины так много энергии тратят, чтобы найти кого-то, кого можно хотя бы «облагородить» что ли. А мужчины выбирают, и еще воротят нос.

– Видимо, ты не догадываешься. Женщины тоже выбирают – кого-то с большим кошельком. Это почти как договор купли-продажи. Я не хочу так. И если желание встречаться с приятной девушкой, это «высокий стандарт», то да, у меня высокий стандарт. Я не виноват, что они теперь остались только в кино.

Я посмотрела в его ровные, потемневшие в сумерках глаза. Все это чересчур обобщающе. Пьяная болтовня с моей стороны, задетая невысокая самооценка с его. Видимо, у каждого из нас одна пята слабая, и неважно, что за тобой гоняется пара-тройка девчонок. Пока ты не поставил на них печать своего стандарта, ты и себя считаешь никому неинтересным, поскольку они для тебя невидимы.

Кто-то тронул меня со спины.

– Ребят, ребят, я решила, что тоже поеду, – слегка запыхавшись, произнесла Ксения. Ты ведь тоже в сторону вокзала, да? – она тронула Юру за плечо.

– Да, и похоже, наш подъезжает.

В полуметре от нас с китовьим стоном затормозила маршрутка. Юра кивнул на прощание и отвернулся. По коже пробежали мурашки, и я жалела о том, что не взяла с собой кофту.

На фейсбуке меня уже ожидало новое сообщение. Но не от Дори.

«Привет! Как дела? Добавь меня в друзья».