Текст книги "Блики. Сборник стихотворений"

Блики
Сборник стихотворений
Ян Якубовский

Иллюстратор Мария Якубовская

© Ян Якубовский, 2024

© Мария Якубовская, иллюстрации, 2024

ISBN 978-5-0064-1775-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЗЁРНА ВЕТРА

 
в саду ветров
цветов круженье
каждое утро – из сердца
бабочек лёгкие стайки
 

«Не ручьи, не лужи, реки вырастают …»

 
Не ручьи, не лужи, реки вырастают —
Это прачки неба тучи выжимают.
 
 
Лейся, проливайся и опять, и снова,
И на счастье выгни радугу подковой.
 

«Легче лёгкой пустоты…»

 
Легче лёгкой пустоты
Льются солнечные блики,
Вьясь незримой повиликой
С распростёртой высоты —
Легче лёгкой пустоты.
 
 
Льются солнечные блики
Жёлтым пламенем дождя.
Лишь сусальная ладья
Окунётся в водный лик, и
Льются солнечные блики.
 

«Изогнут карликовый лук…»

 
Изогнут карликовый лук
Игриво-детскою рукою,
Изогнут бровною дугою,
Недужьем напитав стрелу.
 
 
И прозвенела тетива —
У малахитовых излучин
Неизречённостью певучей,
И закружилась голова.
 
 
Смеётся девственный амур
И, не замечен, улетает.
А сердце облаком растает,
Не доставаясь никому.
 

«Путаней ручья речей …»

 
Путаней ручья речей —
Я родился – вод журчей,
 
 
Путаней речей ручья
Утеку – вода ничья.
 
 
Но мотай себе на усь,
Я ещё дождём звернусь,
 
 
Я ещё звернусь дождём
Наизнанку – в водоём.
 
 
Но не всякому ручью
Я тогда себя вручу:
 
 
Я звернусь, крылами бья,
К дароносице копья.
 

ТВОИ ГЛАЗА

 
Твои глаза
открылись мне
Любовью —
в звёздной вышине:
 

 
Ресницы взмах – полёт кометы,
Ты вся – из неземного света;
Зачем же ангелы земли
Тебя на миг мне принесли?!.
 
 
У неба звёздные глаза,
Луна и Солнце – золотые…
Сквозь вечность
время-стрекоза
Несёт нас
в тихой песне крыльев,
 
 
В ней
отголоском
Ты и Я,
мелькнём
единое мгновенье,
Мчась над рекой небытия,
В неё не окуная тени.
 

«Созвездие пастушки…»

 
Созвездие пастушки
 

 
Вижу звёзды из окна
И созвездье яркое.
Мне Пастушка в нём видна,
Пляшет по небу она —
Чистая и жаркая,
И за нею хороводом
Пляшут звёзды небосводом.
 

 
У Пастушки, как всегда,
Под свирель пасутся
Строчек ровные стада
И не разбегутся.
Потому что у Пастушки
На чеку глаза и ушки.
 

«Мазки предвечной акварели…»

 
Мазки предвечной акварели
На сухоглинном полотне
Косноязычно шелестели —
В лад муравьиной тишине,
Когда раскрыл садовник звука
Палитру веера цветов,
Как своды радужного лука —
Семь гармоничных лепестков.
 

«Коркою арбузной, виноградным соком…»

 
Коркою арбузной, виноградным соком
Перепачкав дерзкий апельсинный рот,
Чёрная мурлыка с бегло-рыжим оком,
Вспрыгнул на трамвайную подножку Бегемот.
 
 
Мудрый клоун, юный демон-паж, балбес ты,
Гривенник не заплативший дебошир.
Брысь! Нельзя с котами! Здесь котам не место!
Едет сам Булгаков! – честный пассажир.
 

«Под ногами наледь. Скользко и морозно…»

 
Под ногами наледь. Скользко и морозно.
Мгла закат багровый движет осторожно.
 
 
Вечер тих и ласков… Место нашей встречи…
Ты одна скучаешь без меня далече, —
 
 
Так шепнул мне ветер – ароматом кожи:
Кто тебя полюбит, позабыть не сможет.
 
 
Это – боль и радость, это – свет и темень;
Нам разлука стелет медленное время.
 
 
Знаю: будем, будем мы с тобою рядом,
Волосы распустишь в струи – водопадом,
 
 
Окунусь руками и лицо омою —
И объятья скажут всё за нас с тобою…
 
 
Под ногами наледь. Скользко и морозно.
Но оттает сердце – рано или поздно.
 
 
Где-то ты далече, только взору снится
Пламя поцелуя белой лебедицы.
 

«О, вещий мой паразитарий!..»

 
О, вещий мой паразитарий!
Ты вещи хлеще и деталей —
 
 
Душеклевещит прозябыт.
Но и травинка устоит —
В руке Творца – струною света,
 
 
Гармонией Любви согрета!
 
 
Согбенный спину распрямит,
Незрячий Истину узрит —
В Господне солнечное лето;
 
 
Никто – ничто не утаит,
Да и не нужно будет это.
 

11
  * паразитарий – неологизм (от – паразитировать).
  * прозябыт – неологизм (от – проза быта и прозябать в быту).


[Закрыть]

«Я не художник лирных балаганов…»

 
Я не художник лирных балаганов,
Я робкий подмастерье Аонид.
 
 
Воркующею музыкой обманов
И черепашьей арфой перевит
Лукавый пересмешник Аонид.
 
 
Я в листолёте кудреватом зноя
Озябшие купаю очеса.
 
 
Иконным плоскогорьем аналоя
Солёная ресничная роса
Туманные врачует очеса.
 
 
Ещё не расколдованы приметы,
Предвечный триедин растущий свет.
 
 
Мне слышится: «Всё было, есть и нету».
Одновременно: «Было, есть и нет».
Прозрачна тьма, непроницаем свет.
 

«Апрель простужен. Выморожен воздух…»

 
Апрель простужен. Выморожен воздух.
На циферблате дней календаря,
Неряшливой невестой кустаря,
Зима спросонья вспенила погоду;
 
 
Закашлял парк, надев седой парик,
Скользит и падает эмалью гололедиц;
И обмороком заморозков бредит
Спелёнутый снегами часовщик.
 

«Шелковистыми нитями пряжи…»

 
Шелковистыми нитями пряжи
Серебристо-волнистый наряд
Озорная метелица вяжет,
Сея спицами свисты и хлад.
 
 
И под эти напевные свисты
Ёлки-ёжики в выснежный плёс
Вытряхают истлевшие листья
Из зелёных иголок-волос.
 

«Я невольник в темнице иллюзий…»

 
Я невольник в темнице иллюзий.
 
 
И неведомы мне слова,
Чтобы вымолить радость у музы:
Неизведанные острова —
Первозданной любви союзы.
 
 
Эх, дырявая голова…
Так и буду по кругу ошибок
Колесить и распугивать рыбок
Слов, проклюнувшихся едва.
 

«За павлиньей чешуёй заресничья…»

 
За павлиньей чешуёй заресничья,
Лукоморье, улыбнись, чечевичье.
 
 
Здесь лесничим служит мавр у кукушки,
Океанских век прищур – из избушки.
 
 
Здесь языческих былин сквозь туманы
Саблезубым я орлом вьюсь лианно.
 
 
Заресничный чародей Лукоморья,
Я – пергамент и перо черногорья.
 
 
Лью кудрявый щебет снов, всклянь осоки
Запрягая комаров в экивоки.
 

«Хочу сказать – и не могу…»

 
Хочу сказать – и не могу,
Но жерновам – ворочаться.
Водою камень точится,
А я же – ни гугу.
 
 
Звук, даже мыльный, пузыря,
Вмиг лопаясь, – рождается.
А у меня же почём зря
Язык во рту болтается.
 
 
И немота, и маета.
О, как же я измаялся!
Я и грешил, но каялся.
 
 
Ну где же, где же нота та,
Что открывала мне уста
И воск словесный плавился?..
 

«Не мало Муз, но – мало Нас…»

 
Не мало Муз, но – мало Нас,
Кого лягнул лихой Пегас…
 
 
Пусть неотчётливо, пусть смутно:
Ежесекундно, поминутно
Ты слышишь музыку в ночи
Обыденностей – без причин
И следствий… Тех, кто глух, —
Лягнул, наверное, петух.
 
 
Прокукарекав спозаранку
Фальшивых нот и слов солянку.
 

БУРЕЛОМ
НЕЖНОСТИ

«Я попался в ваши сети …»

 
Я попался в ваши сети —
Паутины зыбкой плен.
Эти тайны – песни эти:
Очарованные в клети
И поющие о лете
В брызгах речеватых пен, —
Всё кипучее в поэте
На откосах перемен.
 

«Я ли в ус себе не дую, мне ли брёвнышко в упор?..»

 
Я ли в ус себе не дую, мне ли брёвнышко в упор?
Поперёк воды улягусь – всем ветрам наперекор.
 
 
От любви я стал внезапный, всей порывностью своей,
Словно холод кистепёрый, слился с кипятком солей.
 
 
И такое колобродит извержение во мне:
Даже горы ходят против притяжения планет.
 
 
Ледники воспламеню я, оберну пожары в студь,
Только рядом будь со мною, только рядом будь.
 
 
Если птица непогоды закружит тебя бедой —
Опалю летунье перья, пусть идёт себе нагой.
 
 
Я твою земную душу – всех истоков колыбель —
Нежного нежнее буду опекать и сладко петь.
 
 
Глубиной неизъяснимой светопись твоих очей
Прозревает день ненастный, не даёт покой ночей.
 
 
По следам живого смеха, как из ракушки морской,
Извлеку мешок воздушный – алых губ твоих прибой.
 
 
Из улыбок сложим домик, станем весело в нём жить,
Продлевая лет и вёсен в поднебесье этажи.
 
 
От любви я стал внезапный, не сдержать мне чувств напор:
Поперёк воды улягусь, всем ветрам наперекор.
 
 
На звезде, на облаках ли – отыщу тебя везде,
Даже Зевс тебя не спрячет в громотрудной бороде.
 
 
Мы любой преодолеем самый невозможный путь,
Только рядом будь со мною, только рядом будь.
 

«Соловьистый попугаец…»

 
Соловьистый попугаец,
В горле звуки щекоча,
Клювом воздух ковыряет,
Расхихикав в нём печаль.
 
 
И, свиваясь ручейково,
Смех улыбчиво плывёт
В омут света голубого,
В завитки улитьих сот.
 
 
Но опять молчанье вранит
Водолейный вол в меня,
Как из глаз лукавых лани
Взглянет девная змея.
 

«Это начиналось невзначай…»

 
Это начиналось невзначай…
Жили, ели хлеб и пили чай.
 
 
Это протекало без труда —
Так течёт лежачая вода.
 
 
Вспомни, сколько были мы одни?
Хочешь, сосчитаю койко-дни?
 
 
Или… лучше воду поруби —
Занозишься свойствами любви.
 
 
Разговор мой тёмен, но ведь он
Всё-таки светлее похорон.
 
 
Если ж я заврался в узелок,
Но меня распутывать – не срок,
 
 
Ты – отведав этакой стряпни,
Глубже, чем возможно, не копни.
 
 
Вырастает ведь – и почвы без —
В двух стволах запутавшийся лес.
 
 
Это начиналось невзначай…
Только съеден хлеб и выпит чай.
 

«Два чёрных лебедя-зрачка…»

 
Два чёрных лебедя-зрачка
По синим водам бьют крылами,
Окружены вплотную льдами,
 
 
Ты видишь: брызги по щекам
Они, озябнув, расплескали,
Не в силах взвиться к облакам;
 
 
Под нелюбви морозом лютым
Полумертвы очнулись утром…
Уйди. Я вылечу их сам.
 

«Убегают поезда…»

 
Убегают поезда,
Как игрушечные звери,
В бесконечной карусели
Продлевая провода.
 
 
Люди сели, люди встали,
О никчёмном поболтали.
Сахар, чай, стакан и ложка…
Поболтай ещё немножко.
 
 
Раз, два, три, четыре, пять —
Словно глупая считалка —
Ветра гибкая скакалка
Ритм привыкла выбивать.
 
 
Люди встали, люди сели.
Спать легли в свои постели.
В складках мелкой суеты
Люди вовсе не просты.
 
 
Из окна в окно ныряет
Стук колёс и болтовня…
Обо мне ли вспоминает
Иль забыла про меня?
 
 
Я сомненья прочь гоню,
Словно жар любви с мороза.
Чувств пылающие розы
Донесу, не уроню.
 
 
Как игрушечные звери,
Убегают поезда.
Я ловлю шаги у двери,
Открываю иногда.
 
 
Предо мною образ зыбкий
Тает облаком улыбки.
В рамке жиденький портрет,
А тебя со мною нет.
 
 
Но и в этом каруселье
Беспросветной маеты
Только ты моё спасенье
От душевной пустоты.
 
 
Холст пейзажа обгоняя,
Мчится милая ко мне,
Словно птица заводная
В многослойной вышине.
 

ПИСЬМЕЦО В НИКУДАШЕНЬКИ

 
Как вплеталась чёрной ниткой наутёк
Сажа дней моих в распаханный песок,
 
 
Как вспорхнула, не простившись – на заре,
И как было тесно голосу в норе;
 
 
Если я не вспомню, кто меня собьёт
С мысли, с ритма… если сам того неймёт?
 
 
Как ходила ты, воркуя, да всё задом наперёд.
Говорила, причитала – что? – сам чёрт не разберёт!
 
 
Как хромой кукушкой куксилась в руках
Да по зёрнышку весь выклевала страх.
 
 
И теперь совсем не страшно одному,
Головой горящей освещая тьму,
 
 
Через лес, где куковали мы вдвоём,
Продираться по колючкам день за днём.
 
 
И виски мне не остудит семислойной кривды лёд.
Говорят, что всё проходит. Только это не пройдёт.
 
 
Это – то, чего «ни в сказке, ни пером».
Это – то, над чем наплачемся потом.
 

 
Как живётся в лебедь-шубе, расскажи.
Покажи, где притаила залежи несметной лжи.
 
 
Потерялся я иголкою в траве,
И от мыслей наводненье в голове.
 
 
Мёртвым пугалом шагая, незнакомкам вслед глядя,
Я тебя в себе теряю, лишь опилки находя.
 
 
Сколько было этих «нет» и «не хочу».
Словно пёрышком скользила: «по-лучу».
 
 
Получила, раз-лучила, «ква» сказав.
Как стрелою поперхнулась – не жевав.
 

 
Как наплакала болотце, поджидая жениха.
Кабы был дурак умнее – вышла б дивная уха.
 
 
Как стирала вечерами надувную кожуру,
Поцелуйными речами обернувшись поутру.
 
 
Как колёсики крутились, мельничные, в пыль-труху.
Как стрелою угощалась и молола чепуху.
 
 
Ты прости меня, рассеянного пня,
На опилки исстругала ты меня.
 
 
Ты вертела как хотела, горе-яблочки пекла,
И теперь у нас делишки и неважные дела.
 

 
Как на чистый лист ложатся чернилами
Слёзы выцветших страстей с переливами.
 
 
Пересмешницей слыла да в меру скромницей.
Как стеснялся, робок был, ещё мне помнится,
 
 
Долго глаз не мог поднять на прелестницу,
Романтическую чушь мёл под лестницу.
 
 
То ли – свистнул муравей лихо во поле,
То ли – в вихре крыл любовь мы прохлопали.
 
 
У нас не было калош – нас обули.
По углам своим сидим, дуем в дули.
 
 
Ты прости меня: прошло, заросло…
Было всё тогда так ясно, светло.
 
 
Всё одно теперь: что эдак, что так.
Умный слёзы льёт – смеётся дурак.
 

22
  * Былонце – было-е солнце, быль, было, лоно солнца.


[Закрыть]

БЕГЛЯНКА

 
Здравствуй, белочка-беглянка,
Узнаёшь ли ты меня?
Жарко тлеет дров вязанка,
Надо мною перебранка
Гуслей, ворона, коня.
Я сегодня тише травки,
Я сегодня ниже всех.
В лиственной ружейной давке
Лопнул черепа орех,
Растянули на булавках
Эту шкурку, этот мех.
Ты ли, та ли, то ли это,
Всё, чего желали мы?
Соловьиная карета
Да молочные холмы —
А меня на свете нету.
Только ты…
 

ТРИ КОПЕЙКИ

 
У меня есть три копейки
На весёлое житьё.
Ты прожить на них сумей-ка,
Счастье щедрое моё.
 
 
Я тебе поставлю чайник,
Хочешь – паром заправляй.
Выкипает не случайно
Жизнь, со свистом, через край.
 
 
А ещё так много надо
Дел устроить и успеть.
Разобрать все баррикады
Мыслей – сваленных гореть.
 
 
Хорошо тебе со мною,
Счастье глупое, тужить.
Угощайся впредь бедою,
Ешь, и пей, и не жужжи.
 
 
Не жалей меня надеждой,
Я ведь сам себе портной,
С недоштопанной одеждой,
Перекроенной судьбой.
 
 
А начало было лихо:
Сын, жена и планов воз.
Да вдруг стало лихо тихо
И колюче, как мороз.
 
 
Наливай скорее чаю
Да согреться поспеши.
Я, конечно же, скучаю
И не чаю в них души.
 
 
На последнюю копейку
Я отправлю в путь письмо,
И конвертик канарейкой
Донесёт им голос мой.
 
 
Ночь играет лунным светом
В подкидного дурака,
И по всем земным приметам
Ты ко мне ещё близка.
 
 
Всё ещё поправить можно,
Всё ещё не решено.
Только на сердце тревожно
И грядущее темно.
 
 
И фонарик, ночь пугая,
Затемень в луче кроша,
Ищет сам чего не знает,
Спотыкаясь и дрожа.
 

БУБЛИК

 
Ем от бублика дыру я.
Я пресыщен ей, пируя.
И на этом на пиру
Я на склоне лет помру,
Так и не поняв, а то ли
Я вкушал в своей юдоли?..
 

НЕ РАНЬ МЕНЯ

 
Не рань меня, я так раним непониманием;
Не жаль меня, жалея каменным дыханием:
 
 
Во мне такая кутерьма, такое маянье —
Не знаю сам, каких снегов, какое таянье.
 
 
Душа моя, ты этим миром грезила?..
Кому печально от того? Но многим весело.
 
 
Меня не можно заразить кривыми вздохами.
И ваши «ахи» так смешны со всеми «охами».
 

«В шуме, в сутолоке толпы…»

 
В шуме, в сутолоке толпы,
По-над паром пустых речей,
Дрожь осенняя гонит пыль,
А мне кажется – журавлей.
 
 
А мне кажется – ты со мной
И что всё хорошо у нас.
Обещавшая стать женой,
Обманувшая в сотый раз.
 
 
В пропасть катятся комом дни
И вослед журавлям крик:
Обмани меня, обмани,
Но останься хотя б на миг.
 
 
Как застенчив и робок был,
Как не смел посмотреть в глаза.
Одинокий кораблик плыл,
Но застигла его гроза.
 
 
А мне кажется – гладь да тишь,
Невесом и прозрачен день,
И что ты за плечом стоишь,
Обернувшись в мою тень…
 

«В ожидании тебя – тьма…»

 
В ожидании тебя – тьма.
В ожидании зари – гори.
Всё сложилось: жизнь – зима,
Чёрно-льдистая внутри;
 
 
Оттого, что ничего
Изменить нельзя – случилось…
Солнце за море скатилось,
Ты домыслишь бег его;
 
 
Ты домыслишь о себе – так,
Словно знаешь наперёд – всё.
В ожидании зари – мрак,
В ожидании тепла – лёд;
 
 
Оттого, что нет тебя – здесь,
Оттого, что нет меня – там.
Без меня – твоя звучит песнь,
Без тебя – мир пополам;
 
 
Оттого, что ничего
Изменить нельзя – случилось…
Солнце за море скатилось,
Солнце счастья моего.
 

ЗАМЕЧТАТЕЛЬНОЕ «НО»

 
«Но» – не «но», когда оно,
Как случайная соринка…
Жизни тоненькая льдинка
Тает и идёт на дно;
 
 
С неба падает снежинка,
Как вторая половинка.
Солнцем чувств опалено
Наше пламенное «но» —
Тает, тает всё одно.
 
 
Если бы не это «но»,
Эта льдинка и снежинка
Слились бы давно – в одно,
Но случайная соринка —
По щеке течёт слезинка;
 
 
Тает, тает вечный снег —
Заблудился человек,
Как вторая половинка:
Льдинка и её снежинка,
Тают, тают, как одно
Замечтательное «но».
 

«Я читал ей о волшебной…»

 
Я читал ей о волшебной
И несбыточной мечте!
О последней крошке хлебной,
О любви её целебной —
Для идущих в темноте.
 
 
Я читал её мечтанья
И не мог поверить сам
В неземные очертанья
И что все её страданья
Безразличны небесам.
 
 
Различал едва в тумане
Взгляд, улыбку и слова…
Прикоснулась лишь едва —
Сердце бьётся – не обманет
Та, что в вечности жива,
 
 
Та, которую не встретишь
Просто мимо проходя…
Не случайны встречи эти —
Если ищешь то на свете,
Что забыть нельзя – найдя.
 

САДЫ И ГРОЗЫ

С-АД
Cны теней и тени снов

 
Эти нищие
сморщенно-серые деревья,
разучившиеся плодоносить,
в ветхом испуге костлявого роста
всё ещё неловко тянулись на ощупь
перелистнуть старушьими ветками
засаленную слюнявым ветром
страницу книги воздуха
в земляном переплёте веков,
и,
подслеповатые,
они читали
 
 
Откровения и Послания апостолов
предвечного света истины,
сказавшего:
 
 
«…в начале было слово,
Я – Альфа и Омега,
Я…
навь и правь расположивший
по обе стороны границы,
на полюсах моей зеницы,
чтобы познать во всём себя —
всё сущее в тебе любя».
 
 
Лиственным шёпотом удивления,
повторяя божественную музыку библейских иероглифов,
как бы молитвенно вслушиваясь
в то глубинное содержание,
неслышимое древесным слухом
без усилия верующей воли.
 

 
Механической заводной игрушкой
персидского ленивого царя
сусальный соловей рассвета
разбрызгивал солнечную влагу
голубыми крыльями неба,
звонко возвещая
о пробуждении Нового дня,
такого же Нового,
как всё Старое…
 
 
Всё повторялось…
О, как это пошло и глупо…
 
 
Вся жизнь снова повторяла
и подражала себе
в безумном желании найти
разнообразие однообразия.
 
 
Содержание вещей ускользает и двоится.
Все пережевано и потеряло вкус.
 
 
С-АД устал
от бесконечного повторения всего и вся.
 
 
В заморозки
он печально отряхивал
под всполохи снегирей
мушиную перхоть зимы.
 
 
Календарные листки
пёстрого увядания сеногнойной осени,
как лоскутное одеяло русской печи,
не грели их жидкой крови
волокнисто-безмясых тел
и лишь наводили безымянную скуку
бестолкового сетования
на круговорот причин безликих
и следствий ведомых едва ль
сквозь миропахоты вуаль.
 
 
Скука и грусть.
Всё было и вновь повторится.
Но так не годится —
должно проясниться.
А скука и грусть
развеются пусть.
 

 
Нужен бунт
не «бессмысленный и беспощадный»,
нужен внутренний бунт самоотречения
от комариной немощи шатаемого полёта мысли
и медлительной
черепашьей броневитости вдохновения жизнью.
 
 
О, С-АД, С-АД!..
Он ещё помнил
детскую мифологию природы пращуров,
бездыханными вечерами уподобляясь
окаменевшему первобытному красноречию
наскальных символов животных,
застывших
в быстроногом прыжке страха смерти,
и бесформенно распластанные тени
призраками их душ
неотвязно бродили в траве,
и лишь прохладной моросью рассветного дождя
знойный С-АД
смывал пыль и миражные наваждения,
притаившиеся
в мутно-зеркальных своих двойниках.
 

 
Как мнимо приговоренный к казни еретик,
жирно поблескивая,
сиял, не сгорая
в неопалимой купине закатного аутодафе,
С-АД.
 
 
«Вскройте,
вскройте нам заплесневелые вены»,
– шелестели лопушиными кронами деревья,
словно очнувшись
от затуманенного бреда близорукой души,
ещё сильнее вкогтившись корнями
в немощную почву,
взрастившую их,
 
 
– «О, Мать матерей, первородная почва,
открой нам изнанку смысла явлений.
Мир наизнанку хоть на мгновение!
 
 
Впусти внутрь храма Мира
на отпевание бреда,
на литургию хаоса!
 
 
Открой врата земли,
впусти причаститься тайне!
Халва Всевышнему, Халва!»
 

 
И только слепорождённые зёрна прозрения,
одиноко
и неуютно-тоскливо
ворочаясь в простоволосой траве,
примятой ношей веков
на муравьиных тропах истории
прозорливо шептали
сырыми голосами младенцев,
её,
ещё непонятую азбуку.
 
 
А шуму-то, шуму…
О, С-АД, С-АД…
 
 
*
 
 
Ты себе игру придумай,
зная всё – себя сотри —
раздели себя на три:
душу, дух и плоть – смотри
живо чуткими глазами,
(только сам себе не ври)
за седьмыми небесами
зреет вещими садами
от заката до зари
мира нового заря —
значит, было всё не зря.
 

НЕВЕРЯ
Романтическая баллада

 
Жила мечтой Неверя,
Не верила во всё:
(Ужасная потеря,
Не только для неё.)
 
 
В Любовь людей – земную,
И в Счастье на Земле…
Прожить судьбу иную —
На ангельском крыле.
 
 
Взлетая над рассветом
И падая в закат…
Он пел душой, что где-то
Цвёл райский ветроград,
 
 
Где верили и знали
О всём наверняка,
Но сразу забывали,
Свернув за облака.
 

 
Он пел с тоской и болью
О дивных временах:
Когда не знали горя
И был неведом страх,
 
 
Когда Любовью звали
В Душе цветущий Свет,
И Светом наполняли —
Чему названья нет.
 
 
Так, высветив названья,
Озвучив имена,
Жизнь двигалась дыханьем —
Божественно ясна.
 

 
Он Ей поведал Тайну,
Что Там была Она
В него необычайно,
Огнисто влюблена.
 
 
С тех пор она летает
И тает в облаках,
Не верит – точно знает,
В чьих нежилась руках.
 
 
Что огненные крылья,
Сверкая и лучась,
Мы – на Земле – забыли,
На Небе раз-лучась.
 

 
Всё просто Там, всё дивно,
А Здесь – наоборот:
И только не наивный
В сомненья упадёт.
 
 
Не оттолкнул, не бросил —
На миг лишь отпустил
В неверие, как в пропасть,
Что выше наших сил.
 
 
Все острова, все скалы,
Все чувства на земле
Острей шипов кораллов,
Сильней болят во мгле.
 
 
Здесь – всё не так зовётся,
Земное имя – прах…
Он к ней ещё вернётся,
Забыв о небесах.
 
 
Сама себе пророчит,
Чему названья нет,
И льётся прямо в очи
Тот огнекрылый свет.
 

СНЕГОНЬ

 
…а если снежок – всему —
Белком – затворит обзорус,
То солнца желток (в дыму)
Незрячему будет в пору;
 
 
Примерить родство огня,
Мороза, и, между прочим,
Неведомое храня,
Что день отобрал у ночи:
 
 
И в очи, в сиротство двух,
Вмещающих невместимость.
А если снегонь – лишь дух,
Что видимо?! – только зримость.
 

 
33
  * Снегонь – в данном контексте, – дух огня и снега, как противопоставление
  двух противоположных элементов мироздания.


[Закрыть]
 

СОБАЧИЙ АИСТ

 
Пёс гуляет – лает, лает.
Кошка – «мяу-мур», мурчит.
Грач ворчикнул, деловит.
 
 
Люди их не понимают,
Только гладят и играют —
Всяк по-своему шуршит.
 
 
Так и в чувствах – серый быт,
То ли «мяу», то ли лает,
То ли «здравствуй» говорит.
 
 
И никто того не знает:
Кто язык брехнёй ломает,
Кто от истины бежит.
 
 
В конуре разбился аист,
И в душе у пса играет
Моцарт, лающий навзрыд.