Текст книги "Наследница шовинистов де Мармонтель 2"

Глава 5

В главной зале, как и день моего приезда, играла живая музыка. Небольшой оркестр и красивая оперная певица в вечернем платье. Миллион свечей в канделябрах на длинном столе, накрытом скатертью, золотая посуда и приборы, изысканные украшения. Во главе стола сегодня женщина, которую можно считать моей биологической матерью. По правую руку от нее я, по левую ее сын Валентин. Пиршество рассчитано на маленькую группу людей, только трое де Мармонтелей, один де Даммартен и двое врачей.

– Селестина! Этот праздник в твою честь! Лучшее шампанское и вино для тебя! Я велел принести несколько бутылок, закупоренных в год твоего рождения. Подумал, когда, если не сейчас?

Селестина де Мармонтель сегодня была совсем бледной – под глазами образовались иссиня-черные круги, глаза и щеки ввалились, волосы посерели и потеряли свой блеск. Но при этом при всем, рука ее, державшая бокал за ножку, пока он стоял на столе, а мой брат щедро наливал в него красное вино из бутылки, не дрогнула. Вино перелилось через края, на это брат зловеще рассмеялся.

– Пей! Пей же, Селестина! Ты прожила прекрасную жизнь на этой земле!

Валентин вскочил со своего места, шумно отодвинув стул. Буквально вскинул вверх свой бокал с шампанским:

– Я хочу выпить за это! Ты подарила мне и моим сестрам жизнь. В целом, ты была достойной женщин семьи де Мармонтель. Ты предсказуемо влюбилась в ушлого де Даммартена, но все же осталась верна нам и выполнила свою миссию от и до.

Валентин манерно поклонился, одновременно прижав ладонь к своей груди:

– Желаю тебе за это легкой и быстрой смерти, дорогая мама!

Селестина отреагировала на его слова безмолвно поднеся свой наполненный до самых краев бокал с красным вином и выпив его залпом, без единой остановки. Валентин, сверкая задором в лавандовых глазах, тоже осушил свой бокал и опустился обратно на стул. Вернув золотую салфетку на колени. Озвучил пожелание:

– Приятного аппетита всем! Для нас сегодня готовит повар, удостоившийся высочайших мировых наград. Его стряпню Селестина очень любила. Уважаемый Гастон Лурье сегодня в замке де Мармонтель. Приятного аппетита, приятного!

Ему в ответ отозвались только врачи. И те довольно негромко пожелали в ответ приятного аппетита. Я могла добавить только, чтобы он подавился едой от этого знаменитого повара.

Я тоже осушила свой бокал. Приподнялась, взяла бутылку того самого вина и налила себе еще. Валентин на это лишь ухмыльнулся. Пусть смеется и наслаждается. Он и Эврард, который сейчас сидит с ним плечо к плечу. Два друга. Я не ела – выпила второй бокал до дна и сразу за ним снова наполнила его до краев. Валентин уже улыбался. Он даже заговорил со своей матерью, которая уже несколько минут сидела неподвижно, она так и не притронулась к еде от крутого повара.

– Селестина, хотел тебе сказать, что к церемонии все подготовлено. Мы выполним кремацию согласно всем традициям, а твой прах будет храниться в семейном склепе, рядом с остальными родственниками. Ты займешь почетное место среди них. Я уже заказал сообщение в местную газету и роскошные цветы из Прованса. Ты останешься довольна. Как видишь, я вырос заботливым сыном, не так ли, Селестина?

– Валентин, – вдруг голос подал доктор Годар. Толстяк вытер пухлые губы салфеткой, дожевал еду и открыл рот. – Валентин, я только приветствую людей, которые заранее подготавливаются к важным событиям. Но в этом случае, тебе не кажется, что ты немножко спешишь?

– Я? Спешу? Мне обещали, что Селестина не доживет до завтрашнего утра! На этот раз точно. Так что, я не спешу, мой дорогой Жерар. Я делаю все очень вовремя.

– Мы, медики, – возразил толстяк с другого конца стола, – тоже иногда можем ошибаться. Я смотрю на мадам – она неплохо выглядит для человека, которому на завтра пообещали отход в мир иной.

– То, как лично вы, Годар, можете ошибаться, мне хорошо известно. Что нельзя сказать о профессионалах.

– Ошибаться могу не только я, месье де Мармонтель. Эта черта свойственна всем людям на земле. Без исключения, смею заметить.

– Согласен! Тут не поспоришь, эта черта может проявиться у любого, даже мы, де Мармонтели можем иногда допустить маленькие промахи. Например, можем ошибиться в тех людях, кого нанимаем. Речь не идет о доверии – мы не доверяем никому. Но, бывает, впустую тратим свои деньги…

Их перепалка продолжалась еще несколько минут. И она приковала к себе внимание присутствующих. Я была уверена в этом. Иначе…

Иначе они бы заметили, что желание моего брата уже получило свое удовлетворение. Вот уже с полминуты, как лавандовые, почти полностью ослепшие глаза Селестины де Мармонтель застыли, глядя перед собой. Ее рука замерла, сжимая мое колено под столом. А в этой руке уже не было пульса. Как и в ее теле. Она не дышала.

Перепалка продолжилась, поэтому ни гости, ни мой брат не заметили еще кое-чего. Они не заметили, как я вынула из сумки для лекарств, прикрепленной сбоку инвалидной коляски Селестины, пузырек. Как высыпала его содержимое себе на ладонь и как… улучив момент не опрокинула всю горсть пилюль в свой рот и щедро не запила их вином. Это был уже четвертый бокал вина – я сама не видела, что происходит вокруг. В ставшем одним сплошным пятном мире, увидела тень того, кто сидел рядом с моим братом. Это была большая тень – она внезапно вскочила со своего места и уже через мгновение мне в ноздри ударил знакомый мужской запах.

– Эврард, мой друг, что ты делаешь? – шутливо возмутился Валентин где-то вдалеке.

Он произнес это, когда я уже полностью упала на бок, когда де Даммартен резким движением снял с моего колена омертвевшую руку матери и подхватил на руки. Это уже становится его привычкой. Где-то рядом что-то упало. Краем сознания я поняла, что упала Селестина – лицом на стол, теперь, выпустив меня, она позволила себе окончательно расслабиться. Через несколько минут после смерти.

Еще немного… и я ее догоню.

Глава 6

Шесть дней. Шесть дней прошли где-то между небом и землей. Я просыпалась и засыпала. Были врачи в белых халатах, были какие-то трубки, уколы, уколы, уколы… И все это время рядом не было ни Валентина, ни его друга. Таблетки не подарили мне смерть, но на какое-то время избавили от этих двоих. Меня поставили на ноги к двадцать шестому декабря, ровно ко дню похорон Селестины. На которые повезли меня в траурном платье в ее инвалидной коляске. Я отказывалась вставать на ноги. Как и обещал мой брат, ее прах доставили в семейный склеп, который располагался на территории, прилегавшей к замку де Мармонтелей. Церемония прошла ранним утром, еще до завтрака, принятого в замке обязательным ежедневным ритуалом. На улице светило жаркое, совсем не зимнее солнце. Вокруг стояла тишина, ветер умолк. Французы празднуют рождество и даже работников, обычно трудящихся вокруг замка, не видно. На церемонии присутствует несколько незнакомых мне людей. Их совсем немного, по всей видимости, друзей у Селестины не было.

Валентин стоит рядом со мной и теперь его рука сжимает мое плечо. Брат серьезен, сегодня не улыбается и не смеется. Утром, в зале, через которую меня провозили в коляске, я увидела манекен, на котором было надето белое свадебное платье. Юбка у него настолько длинная, что в обычной комнате, даже по параметрам этого замка, его было бы трудно разместить. Валентин при встрече ничего мне не сказал, лишь вежливо поцеловал в щеку и позволил какому-то мужчине продолжить катить меня к склепу. Похороны не выглядели похоронами на фоне весеннего, голубого неба, буйства розовых цветов, растущих в парке, где был установлен фамильный склеп. Ничего похожего на похороны у меня на родине. В Кингисеппе мне случалось дважды оказываться на похоронах, несколько раз мы с ребятами лет в десять бегали на кладбище подглядывать за ритуалом. Мальчишки нас пугали, что в момент погребения непременно мертвец начнет биться о крышку гроба. Это может щекотать нервы, быть интересным и увлекательным, пока не коснется тебя самого.

Я не знала Селестину. Полмесяца назад даже не представляла о ее существовании. И если подумать, была бы рада, если бы осталась жить в Кингисеппе. А не оказалась бы во Франции, в богатом замке, где стены и полы с потолками пропитаны кровью и человеческими страданиями. Во время церемонии я увидела де Даммартена. Этот человек, который обещал жениться на мне и увезти в свой замок, не сдержал своего обещания. И ладно бы, он обещал это мне, он обещал это той женщине, которую любил его отец. Той, кого мы сегодня хороним.

– Ну, все, довольно, – Валентин, который стоял рядом, провел своей рукой по моим волосам и приказал человеку, что должен был заботиться о моей коляске, – везите ее обратно в замок. Подождите.

Брат присел на корточки рядом со мной и заглянул мне в глаза:

– Мое сокровище. Я дал тебе поблажку только ради нашей матери. Советую тебе по прибытию в замок привести себя в порядок. Уже сегодня все начнет меняться, и я не намерен терпеть такие твои капризы. Проси подарков, даже требуй. Развлечений! Любви! Но даже не помышляй прятать от меня свое прекрасное, нежное тело. Я видел его и планирую в скором времени вдоволь его изучить. Поняла меня, моя красавица?

Скрепил свою угрозу он, резко поцеловав меня в губы, при этом довольно грубо схватив за подбородок. Не постеснялся ни гостей, ни похорон. Затем отпрянул, бросив мне в глаза ухмылку и теперь уже окончательно велел моему сопровождающему:

– Везите!

Когда он разворачивал коляску, зацепилась взглядом за Эврарда – друг брата молча смотрел в мою сторону. Но никаких эмоций не проявлял. Я только одного не понимаю, что он здесь делает? Безмолвное бездействие? Все больше и больше начинаю понимать Селестину и всех женщин семьи де Мармонтель. Какой смысл куда-то бежать? Валентин уже в первый день все сказал, а дальше я лишь начала биться о стены клетки и разбиваться в кровь. Бессмыслица. Меня создали для того, чтобы продолжила род. Де Мармонтели веками этим занимались. Выводили собственную породу. Это не игрушки и не любовь парня из соседнего двора. Здесь все зло по-настоящему.

Попав в замок, до самого вечера я тщетно пыталась дозвониться до своей настоящей мамы. Выяснить, как у них дела. У меня ничего не вышло – никто не взял трубку. И тогда я решилась набрать номер, по которому не звонила с самого своего отъезда. Если и там я ничего не узнаю…

– Алле! Это кто? Лулька, ты что ли? – голос моей подружки Кати захватил динамик золотого телефона, который я держала в руке.

– Я, привет. Прости, что не звонила.

– Ну, ты… Я бы тебе сказала, все, что думаю по этому поводу! Честно. Если бы не моя миссия, то я бы тебе задала! Это же надо было! Уехала и молчит! Набрать, позвонить так трудно?! Хоть одну фотку прислать?!!

– Прости меня. Прости, что не звонила.

– Знаешь, что… Лулу, если бы не тетя Нина, я бы на тебя… я бы, знаешь… Я бы обиделась! Серьезно говорю!

Надо было бы объяснить хоть что-то. Я невольно вспомнила первый день, когда приехала в замок де Мармонтелей. Как меня сюда силком вез Эврард, как брат сообщил о моем происхождении… Мне тогда показалось, что такому отродью не место на этой земле. Поэтому и не звонила. И сейчас звоню совсем не для того, чтобы дружить. Но как же… Как же Кате объяснить это? Ведь если спрошу про маму, она в первую очередь поинтересуется, почему я сама ей не позвоню.

– Что молчишь? Надеюсь, тебе стало стыдно. Приедешь, я все-таки тебе все выскажу. Тебе очень повезло, что тетя Нина возложила на меня эту миссию, если бы не она, я бы с тобой даже разговаривать не стала. Але! Ты слушаешь меня, Лулу?!

– Какую миссию? – до моей головы не сразу дошло, о чем она упоминает уже во второй раз.

– Какую, какую… Ты там одна, точно говорить можешь?

Я оглянулась. Я одна, но в комнате по-прежнему камера и она вполне может писать звук. На всякий случай, я встала с кровати, на которой только что сидела и скрылась в ванной, включив там воду и заперев за собой дверь на замок.

– Могу, говори! – опустившись на край белоснежной ванны, в нетерпении сообщила подруге.

– Должна мне будешь, – хмыкнула Катька, и у меня мелькнуло ощущение, что мы виделись с ней только вчера.

– Катя, пожалуйста, говори, что должна сказать, – взмолилась я.

– Не должна. Я просто обещала и не тебе, а тете Нине. Короче, Лулу. Уж не знаю, что там у вас происходит, ты мне потом все расскажешь и даже не надейся отвертеться. Короче. Тетя Нина собрала свои вещи и уехала. Это было два дня назад. А сразу после их с дядей Ваней отъезда, в вашей квартире нашли мертвого мужчину с пистолетом. Наш город только и говорит об этом.

– Куда? Куда она уехала?!

– Не кричи, Лулу. Откуда я знаю? Она прибежала ко мне в тот день, как потом выяснилось, уже после смерти того мужика. Я так думаю, это его дядя Ваня так. Он только из больницы выписался. Короче, она прибежала, вся запыхавшаяся, прямо ко мне домой. А у нас тут снег выпал по колено… Так она в этом снегу, прямо по моему ковру, мама потом ругалась, пятна мокрые остались.

– Катя…

– Она в снегу! – подруга повысила на меня голос. – В дверь звонила, стучала. А когда я ей открыла, чуть с ног меня не сшибла. Заговорила так быстро. Сказала, если ты позвонишь, передать тебе, что они с дядей Ваней в надежном месте и что ты теперь можешь бежать. Это все. Лулу, откуда бежать? Ты же к родственникам поехала? Зачем тебе бежать? Тебя там бьют что ли?

Я перебила ее:

– Больше ничего не сказала?

– Елки! А ты мне ничего не хочешь рассказать? Ничего не сказала, только это и что ты скоро узнаешь, кто им помог. Этот же человек поможет и тебе. Лулу? Лулу! Не вздумай бросать трубку!

– Я не бросаю. Я здесь. Ты… Спасибо тебе, за это. Я… Я не вернусь больше. Прости меня. Прости.

Глава 7

Ближе к вечеру состоялся обед. Что-то подобное нашим поминкам, только в стиле де Мармонтелей. Со свойственной им роскошью и обязательными литературными чтениями после ужина. Валентин пригласил все тех же и по традиции усадил меня рядом с собой. Он ничего не сказал по поводу моей мамы Нины. Неужели, не знает еще? Или надеется, что я не узнаю? Я поостереглась задавать вопрос в лоб, когда за мной явилась мадам Ноелла и передала приказ брата спуститься к ужину. Я не ослушалась, сделала так, как было велено. Пока не знаю, верить ли Катиным словам. Со своего телефона я удалила последний звонок, стерла все, что нашла. Очень надеюсь, что мой братик не доберется до моей подруги.

И все равно не могу поверить, что он не в курсе, куда пропал его человек. Ведь если его нашли мертвым в нашей квартире… Валентин не мог не узнать об этом. До этого момента мне было безразлично, что будет потом. Но теперь у меня появился шанс и от осознания этого пальцы у меня дрожат уже несколько часов. За ужином и теперь, сидя рядом с братом, бок о бок, мне с трудом удается сдерживать себя в руках.

Тем временем, в малой зале по традиции погасили верхний свет, зажгли свечи в канделябрах и мадам Ноелла подала брату старую тетрадь. Да. Это не был сверток с дневником и записями нашего предка. Это было что-то новое, данной тетради я до сих пор не видела.

– О, ты удивлена, моя дорогая? – усмехнулся брат, посмотрев на меня.

Он опять был в белых перчатках. Приняв тетрадь в свои руки, де Мармонтель любя погладил обложку.

– Сегодня особенный вечер. Я знаю, ты злишься на меня. Очень зря, стоит заметить. Ведь никто в целом свете, никогда не будет любить тебя так сильно, как я. И никогда не будет заботиться о тебе. Поверь, все, что я делаю – все тебе во благо. Ты пока очень молода и импульсивна, многого не понимаешь. И не все знаешь о своей крови. После смерти нашей матери, ты расстроилась еще больше. Я заметил это. Твоя выходка с ее лекарствами. Глупость, моя дорогая, не так ли?

Мой взгляд блуждал по моим голым коленям – Валентин велел не надевать траурное платье. Ноелла заставила облачиться в ярко-красное одеяние настолько короткое, что оно едва прикрывало мои ягодицы. Это было словно вызов со стороны де Мармонтеля. Как издевка, брошенная в сторону моей биологической матери.

Брат еще раз провел по старой обложке тетради.

– Сейчас я кое с кем тебя познакомлю. На этот раз, это женщина. Прабабушка Селестины. Ты уверена в словах своей матери о том, что женщин клана де Мармонтель нещадно мучали, что они были ангелами. В этом же убеждала тебя Селестина. В твою же ясную головку, там, на чужбине, необразованная русская проститутка вложила столько сентиментальной дряни… Мне потребуется не мало сил, чтобы перевоспитать тебя. А все ради чего, моя дорогая? Все ради твоей безопасности, ведь ты могла расти здесь. В этом прекрасном замке, в роскоши, достойной настоящей королевы. Что ж… Что пройдено, то пройдено? Мой ангел, не так ли? Давай я все же познакомлю тебя с нашими предками. После этого тебе будет, над чем подумать.

Валентин погладил меня по колену, обвел взглядом присутствующих, которые сидели напротив и внимательно смотрели, и слушали нас. Брат немного задержался взглядом на де Даммартене. Но тут же вернулся к главному – раскрыл тетрадь на первой странице и начал читать.

– Ее звали Луиза Орабель де Мармонтель. Когда она начала писать свой дневник, ей было всего лишь двадцать лет.

Брат провел пальцами по линиям, созданным каллиграфическим почерком, нанесенным на пожелтевшие страницы в тетради.

– К тому времени она уже успела родить двоих детей. Девочку она родила от своего брата… А мальчика, годом позже, Луиза родила от своего родного отца. Луиза была красавицей, впрочем, как и все женщины нашего рода. Тот же рост, что и у тебя, то же телосложение, те же глаза, такой же остренький носик. Милый подбородок, лавандовые глаза и сладкие маленькие губки. Посмотри.

Валентин вынул из тетради вложенный между страницами обрывок бумаги. На нем карандашом или скорее углем был изображен женский портрет. Мне стало нехорошо. Действительно. Брат, как всегда, говорит правду. На этом рисунке, датированным концом восемнадцатого века… была изображена я.

– Как две капли воды, моя милая? Теперь ты понимаешь, почему я постоянно тебе говорю о крови? То, что заложено чужими людьми в твою головку – чушь. Мы избавимся от этого. Сегодня я не буду мучать тебя долгими чтениями, день был трудным, я всего лишь зачту тебе распорядок ее дня.

Итак…

Десять часов – одевание.

Луиза любила поспать и никогда не спускалась к завтраку. Она разумно пропускала его, переходя сразу…

Десять тридцать – секс с супругом.

Ее супругом в те годы стал ее младший брат, Джасмин де Мармонтель, ему тогда было всего лишь шестнадцать.

Двенадцать дня – прием красных ванн.

Знаешь ли ты, моя дорогая, что такое «красные ванны»? Луиза любила любоваться своей красотой, часами могла не отходить от зеркал, а их в замке, как ты уже успела заметить, предостаточно. Понятие «красных ванн» ввела именно Луиза. Ее дочь и их сестры после тоже нередко пользовались этим специальным удовольствием. Луиза почему-то считала, может быть и не зря, что ванна из крови девственниц омолаживает кожу. Она очень боялась потерять свою красоту. Кстати, зря боялась, Луиза прожила долгую жизнь и до самой старости не имела на своем лице ни одной морщины. Она наслаждалась всеми мужчинами де Мармонтель! От самых молодых, до самых старых. В ее графике место находилось для каждого. О, это были сладкие времена, мой цветок.

С двух до пяти – дневной сон.

В пять секс с отцом или с любым из де Мармонтелей.

Семь часов вечера – массаж белым маслом.

Я думаю, тебе стоит пояснить, моя дорогая Лулу, что такое «белое масло»? Помимо крови девственниц, служивших в замке, Луиза держала с десяток дородных мужчин, которых специально доили для нее. Добытое от них «белое масло» уходило на то, чтобы увлажнить и пропитать ее нежную кожу.

В восемь был ее единственный прием пищи. Обед. Он продолжался весьма долго, изголодавшаяся за день, потерявшая в забавах и утехах много сил, Луиза насыщалась вдоволь. Столы ломились от ее любимых лакомств. В отсутствие гостей, Луиза де Мармонтель спускалась к обеду без одежды. Она любила наблюдать за тем, как округлялся ее плоский живот во время приема пищи. Единственной ее одеждой были золотые украшения, которыми она никогда не была обделена. Мужчины нашего рода ежедневно задаривали ее изделиями от лучших ювелиров. К слову, ты еще не была кое-где. В одном из парижских банков у нас арендована комната, в ней хранятся украшения Луизы де Мармонтель. Их тысячи! И все они теперь твои. Ты можешь пользоваться ими в любой момент. Я не буду возражать, если и ты переймешь некоторые привычки своей прапрабабки. Эту тетрадь я даю тебе. Ты можешь изучить ее и, если тебе что-то понадобится – все это будет доставлено в замок незамедлительно.

Валентин закрыл тетрадь, и я впервые увидела, как он зевает. Второй зевок, последовавший сразу за первым, брат еле удержал.

– Пожалуй, тебе стоит отправиться наверх. На сегодня закончим на этом. Утром за завтраком я хочу услышать твои комментарии. Мадам Ноелла! Проводите мадмуазель в ее спальню! И вам, господа и дамы, я желаю покойной ночи. Давайте! Давайте! Спокойной ночи всем!

Валентин бесцеремонно выставил гостей из малой залы. Он остался сидеть на диванчике в то время, как экономка буквально за руку потащила меня наверх. Впрочем, она могла этого и не делать, я и сама была рада поскорее убраться оттуда.

Мы поднялись на третий этаж, где-то сзади неспешно поднимались и гости с де Даммартеном, он тоже, по всей видимости, планировал остаться в замке на ночь. Мы сильно их опережали, потому что экономка продолжала меня тащить с такой силой, что я снова потеряла туфлю по дороге. Она дергала меня и постоянно оглядывалась по сторонам. Наконец, когда мы достигли двери в мою спальню, экономка затолкала меня туда, закрыла дверь и, прижав меня к стене, быстро зашептала:

– Не вздумайте кричать, мадмуазель. Я хочу вам помочь. Мадам Селестины больше нет с нами, вы теперь в большой опасности. Я обещала покойной мадам, что помогу вам бежать отсюда до свадьбы, и я это сделаю.

– В-вы??! – я вытаращила глаза на нее, но женщина не обратила на это внимания, она продолжила быстро шептать.

– Я, мадмуазель. Вы бежите этой же ночью. Я случайно узнала, что камеры в замке сегодня не работают, какая-то профилактическая проверка. К трем часам месье уснет и у нас будет несколько часов, чтобы безопасно вывести вас из замка. Вас отвезут в Париж. Одна семья готова вас приютить, не забудьте захватить с собой побольше денег, мадмуазель. Я договорилась с этой семьей, вы будете жить у них, но они бедны. Вам придется долгое время не выходить из дома, если вы сделаете это раньше времени, мадмуазель, месье Валентин вас моментально найдет, не забывайте никогда, у него связи по всей Франции! С собой кроме денег берите самое необходимое.

– Но… почему я должна вам верить?

– Мадмуазель… – экономка остановилась. Она нащупала в почти невидимом кармашке своего рабочего платья небольшой клочок бумаги и передала его мне. – Прочтите это. Я понимаю, вы привыкли к телефонам, однако у мадам Селестины не было иного способа незаметно передать вам записку. К тому же… мадмуазель, как бы ни было, поверьте, даже если бы я захотела вас похитить, это было бы благословением и спасением по сравнению с тем, что вы уже пережили и с тем, что приготовил для вас ваш брат.

Мадам Ноелла оглянулась – в коридоре послышались шаги. Она зашептала еще быстрее:

– Мадмуазель, если верите мне, к трем утра будьте готовы. Помните – деньги и минимум одежды, вы бежите налегке.

– Но как же мои документы?

– Вам не нужны документы, мадмуазель. В Париже есть десятки обществ, готовых помогать женщинам, бежавшим от домашней тирании и насилия. Чтобы туда обратиться, вам не нужны документы. Вы их восстановите в посольстве России. Для этого сперва вам нужно бежать и на какое-то время схорониться. Мадмуазель, в три.

Экономка резко отошла от меня и чуть оправив рабочую одежду, мгновенно стала прежней. Сделав большой вдох и выдох, она чинно покинула мою спальню. Я ошеломленно проводила ее взглядом. Это Ноелла? Та, кто должен мне помочь? Это ее знакомые… убили того, кто стрелял в моего отчима?

Когда в мою дверь постучали, я все еще стояла у стены, сжимая в кулаке предсмертную записку от Селестины и тетрадь с мемуарами какой-то там своей прапрабабки.