Текст книги "Игра в гейшу. Peek-a-boo"

Глава 3

Этой ночью я наконец-то усадила себя за стол, чтобы написать в журнал L’Officiel давно обещанную статью-эссе.

– О чем? – спросите вы.

И я отвечу:

– Об очень богатом мужчине, в которого вы по-настоящему влюбились. Ничего, правда?

Я подошла к полукруглому окну своего номера, закурила и, отодвинув тяжелую штору вправо, как бы наново охватила взглядом офигительный вид Гардоне-Ривьеры. Все впереди было залито неосязаемой и бесконечной синевой. Озеро Гарда и небо над ним слились бесшовно и неотделимо. Вспомнился Иркин романс и ее голос, чем-то неуловимо похожий на голос Анны Герман:

 
Ни о ком, ни о чем. Синева, синева, синева.
Ветерок умиленный и синее-синее море.
Выплывают слова, в синеву уплывают слова.
Ускользают слова, исчезая в лазурном узоре.
В эту синюю мглу уплывать, улетать, улететь,
В этом синем сиянье серебряной струйкой растаять,
Бормотать, умолкать, улетать, улететь, умереть,
В те слова, в те крыла, всей душою бескрайней врастая…
 
 
Возвращается ветер на круги своя, а она
В синеокую даль неподвижной стрелою несется,
В глубину, в вышину, до бездонного синего дна…
Ни к кому, никуда, ни к тебе, ни в себя не вернется.
 

Здесь, на самой верхней части склона холма, в доме, где когда-то жил, сочинял, любил и страдал поэт Габриель д’Аннуция, а теперь разместился роскошнейший отель Dimora Balsone всего-то на пять апартаментов, в синий-пресиний и солнечный полдень, под радостные крики чаек мы и поставили крест на наших, так хорошо развивавшихся по первости, отношениях с моим другом, очень богатым мужчиной, банкиром Дмитрием. Он вышел ко мне на веранду, провел самыми кончиками пальцев по моей загорелой, особенно нравившейся ему скуле.

Дима умел формулировать. Он сказал:

– Ты – femme fatale. То есть свободная, независимая, смелая. А это не вписывается в мое представление о жене. Меня бы устроила непокорная покорность, но на подобное… ты не потянешь. Не взойдешь. И этим когда-то разрушишь один из двух главных, в моем понимании, жизненных стандартов.

Я внимательно и спокойно смотрела на Диму. Я предвидела финал нашей повести, от того даже с интересом дослушивала заключительные слова. Он говорил мягко, нежно и безвозвратно:

– Итак. Ты когда-то, рано или поздно, разрушишь семью. Первый и главенствующий стандарт.

– А второй? – спросила я, поймав себя на мысли, что еще не понимаю, что это все – со мной. Что сейчас закончится разговор, мы мирно соберем вещи, пока еще лениво и праздно разбросанные по комнатам, сядем в его самолет и приземлимся в Москве уже знакомыми незнакомцами. В самолете мы будем легко что-то обсуждать, я принесу его любимый зеленый чай с медом, свернусь калачиком в кресле и положу голову на его плечо, как всегда, но уже по-другому. Теперь моя душа будет придавлена будто гранитной плитой и боль станет безмолвной, не будет сил кричать. Его встретит шофер, на чье место он сядет и на привычной бешеной скорости умчит в «его-наш» дом. Меня же посадит в другую машину. И я попрошу отвезти меня к маме.

– Он, второй стандарт, ни к тебе, ни ко мне не относится.

– Хорошо, но все-таки?

– Стандарт сексуальной ориентации.

Я улыбнулась одними глазами.

Он, не переигрывая, искренне сказал:

– Какие у тебя глаза!.. Можно я их поцелую?

– Можно, – сказала я. – Но это уж точно к окончательной разлуке.

Я суеверна. Я просила не дарить мне часов. Дима тогда меня не послушал…

Села за стол. Раскрыла компьютер. С минуту всматривалась в синеву экрана и привычно, не глядя, побежала пальцами по клавиатуре.

…А в сущности, зачем же уходить от вот этих самых очень богатых мужчин? Не стоит же врать самой себе, что яхта, вилла на Лазурном Берегу, вылеты из Внуково-3 на собственном самолете, отделанном изнутри деревом и кожей и рассчитанном всего на тринадцать человек, последняя модель Vertu за почти семь тысяч евро со специальным клеймом «special edition» в руках, ключи от мощной и дорогой машины, в которой все сделано по индивидуальному заказу и, наконец, дом в две тысячи квадратных метров на все такой же заветно-желанной Рублевке, вам не интересны.

Нет, еще как интересны. Но давайте для начала разберемся в определениях. Для этого предлагаю самый простой тест: Очень Богатый Мужчина.

Подчеркните то, что привлекает вас больше всего. Справились? Тогда смотрим… Если выбор сделан в пользу слов «Очень» и «Богатый», то не стоит дальше читать этот текст. Ответ в таком случае однозначный: никуда от них уходить не надо. Напротив, держитесь столько, сколько хватит сил, а за это время постарайтесь получить как можно больше. Не отказывайтесь ни от чего. Вспомните пятидесятивосьмилетнюю Ивану Трамп, что сумела прославиться своим знаменитым слоганом, сделавшимся теперь основным руководством к действию для многих женщин: «Не бери в голову, забери у него все!»

Так что не отказывайтесь от подарков, поездок, а если вам очень повезет, вы получите еще и неплохую квартиру и открытую навсегда шенгенскую визу.

И все.

Вас сменят.

Но будет не очень больно, ибо материальная компенсация заметно смягчит ощущение от свалившейся на вас немилости.

Если же вами выбрано слово «Мужчина», то можно продолжать. В этом случае, как бы само собой подразумевается, что глупая или преднамеренная алчность не подходит. Конечно, не стоит строить из себя ангельскую невинность: опыт показывает, благосостояние мужчины является определенным и очень весомым бонусом к вашему искреннему и нежному к нему отношению.

Естественно, что в подобном сценарии возможен и такой поворот: мужчина, которого ты бескорыстно и беззаветно любишь, вдруг оказывается еще и очень, очень богатым.

Наверное, я бы сама не поверила в то, что такое бывает, если бы не наша подруга Анечка, у которой случился головокружительный роман, который теперь уже догорает в ее сознании и разносится ветром перемен.

Аня вполне самостоятельная и реализованная девушка, веселая, умная, из хорошей семьи, с самого начала взросления она никогда не была обделена мужским вниманием. И, при желании, запросто могла бы давно «удачно» выйти замуж, если бы ее интересовал «инвестиционный» брак.

Но… Анечке не нужны были деньги мужчины, а точнее, она всегда хотела мужчину, у которого они бы просто были.

Как-то весной Анечка купила книгу «Zамуж за миллионера». Причем купила не от желания выйти замуж, и тем более за миллионера, а просто так, из любопытства. На досуге прочитала, а через несколько дней после этого ее пригласил на ужин приятель, предупредив, что будет еще один его знакомый.

День на работе, пробки, апрель, весна и солнце… Анечка потом не раз говорила мне, что до последнего не хотела ехать на эту встречу. Заранее придумывала всяческие отговорки, но когда приятель сам позвонил и сказал, что ждет ее в ресторане, отступать стало некуда.

Она поехала.

Ужинали втроем, и все было, как всегда: еда вкусной, а рассуждения о вине и политике – скучными. В одну из пауз, когда разговор перешел на спорт, знакомый приятеля попросил Анин номер телефона. Его звали Антоном, и он ну ничем не обратил на себя Анино внимание. Она даже вмазала ему, очень грамотно заявив, что Березутской как футболист всего лишь профессиональный, по классу игры, середняк.

– Сегодня была на свидании вслепую, ужас! – рассказывала нам тем же вечером Аня. – Чувствовала себя глупо, непонятно, о чем было говорить. Думаю, не стоит с этим Антоном больше встречаться.

Однако все вышло по-другому…

Когда Антон позвонил через несколько дней и пригласил Аню на обед, ему, если честно, вдруг повезло: вот что значит в нужное время сделанный звонок.

У Анечки было плохое настроение, и она согласилась на встречу в надежде, что Антон поможет развеять ее тоску. Дальше, как говорится, пошло-поехало. Еще одно согласие, теперь на ужин. И еще одно. После третьего свидания она позвонила мне:

– Знаешь, все же первое впечатление обманчиво. Он какой-то другой, странный и удивительный. Он мне нравится, очень. С ним невероятно спокойно. Он точно с другой планеты, – и еще минут сорок она рассказывала про его веснушки, мелкие морщинки у глаз, мягкие руки и глаза, которые светятся, и что от этого света на душе становится тепло-тепло. – Ты не поверишь, но я впервые на время свидания выключаю свой мобильный телефон.

А вечером следующего дня я узнала, что Антон и в самом деле с другой планеты.

– Он олигарх, понимаешь, он миллионер, он нереально богатый… Он небожитель, я и представить себе такого не могла. Я как будто в другой реальности побывала! Его кабинет – это футбольное поле, офис – Trump Tower, – приглушенно шипела в трубку Анечка.

Получалось, что с олигархом могла познакомиться не только «светская львица», но и обыкновенная девушка. Ну при этом, может быть, не очень и простая, но, по крайней мере, не являющаяся завсегдатаем светских тусовок.

Дальнейший сценарий был вполне предсказуемым: Антон – Очень Богатый Мужчина, в которого по уши влюбилась моя подруга Анечка, и прежде всего именно в Антона, а не в Антона Петровича – владелеца заводов, газет и пароходов, – ухаживал, как и все мужчины, за тем только исключением, что размах всего этого был адекватен количеству нулей на его счете. Дом на Рублевке, машина, украшения, поездки на week end, стоимость которых исчислялась десятками тысяч евро, не считая оплаты частного самолета, ужины в ресторанах, которые специально закрывали для них… Через три недели Аня переехала к нему, еще через неделю позвонила мне вечером, пока я лениво листала Битова, и прошептала, что он сделал предложение.

– У меня большой опыт, Анечка. И малый запас времени. Я для себя все решил, ты та женщина, которая мне подходит, я люблю тебя. Я хочу от тебя детей и хочу на тебе жениться, – сказал он и пошел в душ.

Я представила себе мою подругу, ошалело сидящую на постели и растерянно хлопающую глазами. Только что сказанные ей слова эхом носились в ее голове и почему-то никак не хотели сложиться в одну, самую значимую для Анечки фразу.

Вы все ее знаете.

Она всего из трех слов.

И тем не менее за тридцать весенних дней жизнь нашей, не такой уж вовсе простой девушки, вдруг, круче не бывает, изменилась, и она жадно, огромными глотками пила из чаши счастья.

Затем на три летних месяца Анечка как бы выпала из моего поля зрения. Осенью у меня начались эфиры, я оказалась в своей привычной сумасшедшей гонке за новыми темами, героями, не хватало времени на сон, но однажды я все же изловчилась и выкроила несколько часов на встречу с подругой.

Мы сидели на новой веранде в Ritz Carlton, и Аня нервно теребила обсыпанный бриллиантовой крошкой Frаnсk Muller.

– Мы не виделись уже три недели… Он теперь совсем редко звонит. Он перестал дарить цветы, хотя и раньше нельзя было сказать, что он их дарит. Их привозили помощники. Он уже не раз не возвращался ночевать. Он перестал обращать внимание на то, как я выгляжу. Понимаешь? Я просиживаю вечера в нашем доме, меряя шагами расстояние от бассейна до кухни, и сбиваясь со счета, я понапрасну готовлю ужины, ненужно гоняю в «Азбуку вкуса» в Dream House, зачем-то присматриваю какую-то мебель… Жду, жду, жду, а он звонит и говорит, что опять не может приехать и что ему надо срочно улетать. Он может не брать часами трубку. Получается, я чаще говорю с его помощником, чем с ним. Я живу теперь в этом огромном доме совершенно одна. Кошмар! Первое время я, как могла, отвлекала себя салонами, магазинами, даже не зная точно, сколько потратила. Но все – пустота. Чушь. Внутри так больно. Щемит и щемит… Я просто хочу заснуть рядом с ним.

К середине сентября Анечка перевезла все свои вещи к себе домой. Она ушла от Антона Петровича. Когда мы снова с ней встретились, она притащила с собой все ту же злополучную книгу и, пытаясь иронизировать, стала перелистывать ее, как бы вслух изучая классификацию «олигархов».

Она так и не смогла определить, к какому типу он относится. И я, наглядевшись на всю эту маету, обняла подругу и сказала улыбаясь:

– Это особь исчезающего вида. Занесем ее в Красную книгу. И просто обзовем – «Очень Богатый Мужчина, в которого вы по-настоящему влюбились».

Баста. Пересказывать все те разговоры, которые у нас с Анечкой были за это время и продолжаются до сих пор, я не стану. А вот обобщить их, выжав до сути, попытаюсь.

Очень Богатый Мужчина конечно же отличается от самого простого или просто обеспеченного.

Чем?

Да прежде всего большим количеством денег и большим количеством страха, что все только и думают, как отобрать у него эти деньги. Не мытьем, так катаньем. Плюс почти неизлечимый комплекс непонимания: что привлекает к нему противоположный пол? Он как мужчина или он как обалденный банковский счет?

С этого и начинаются всякие душевные муки, включая сомнения в собственных возможностях и, в первую очередь, состоятельности в отношении секса. Впрочем, Очень Богатый Мужчина старается не выставлять напоказ свои страхи и комплексы, а прячет их, старательно закапывая поглубже, внешне же демонстрируя открытость настоящей и чистой любви.

Антон сам верил во все свои слова про любовь и нежность, обращенные к Анечке, потому и обвинить его во лжи как-то не приходит на ум. Антон сам поверил в собственные чувства, а вот временем на их развитие не обладал. Поэтому, когда отношения перешли из плоскости страсти в более или менее уравновешенную плоскость совместной жизни, он перестал понимать, как себя вести, когда звонить и что говорить. Ушла привычная динамика борьбы за обладание, привычная динамика зарабатывания нескольких тысяч в минуту. Ведь перенос этого динамического стереотипа на человеческие отношения невозможен. Тут, как ни старайся, а быстрее, чем за девять месяцев, ребенка выносить не реально.

У Очень Богатого Мужчины вообще плохо со временем. Его просто нет. Вот почему ему некогда спокойно познакомиться, не торопясь получше узнать человека. Он одинаково и однозначно клюет только на что-то яркое и близкое, на то, что не надо выискивать. Анечка не была доступной, просто их познакомили, он доверился рекомендациям знакомого.

Стремительно развивающиеся романы характерны и банальны в олигархической среде. Тот же Роман Абрамович сделал предложение своей первой жене через восемь недель ухаживания. Большие деньги становятся эквивалентом отношений и эмоций. Ведь гораздо проще сделать дорогой подарок, чем долго сидеть на кухне и копаться во взаимонепонимании. Если девушку это устроит, то она устроит его, то есть Очень Богатого Мужчину и ему не придется тратить свое бесценное время на копание в чувствах и словах. Любой разговор можно заменить подарком, всегда можно сослаться на кучу дел и предложить, чтобы она поужинала со своими подругами в дорогом ресторане, передать через помощника пачку денег и продолжать плавать в море Больших Денег, не погружаясь в аквариум чувств.

И все же, как это ни странно, женщины готовы отказаться от любого богатства. «Отказаться» в случае Анечки, которая так и не вышла замуж за миллионера, «уйти» – в случае, если выйти замуж все же удалось. Никто никогда не сможет разгадать истинных причин того или иного развода, независимо от его громкости. Да, деньги при разводе делят, но уходят. И примеров, если покопаться в Интернете, хоть отбавляй.

Актриса Элен Баркин развелась с владельцем компании Revlon Роном Перельманом и поделила с ним состояние в шесть миллиардов.

Развод той же Иваны Трамп с миллиардером Дональдом Трампом оглушил весь мир своей скандальностью.

Не могу не вспомнить похороны брака невероятно симпатичного мне Мика Джаггера, безусловного миллионера, с Джерри Холл, которая и после развода признавалась в любви к морщинистому, но от этого не менее привлекательному Джаггеру.

Филлис Редстоун, экс-супруга владельца медиаимперии Viacom Самнера Редстоуна, в течение тридцати лет совместной жизни подавала на развод трижды и, наконец, ушла, попав при этом в анналы Forbes.

Лиза Бондер, теннисистка, застала своего мужа-миллиардера Керкоряна в постели с другой и навсегда исчезла из его жизни через двадцать восемь дней после бракосочетания.

Вывод: от олигархов уходят по тем же причинам, что и от слесарей, сантехников, врачей и таксистов.

И, в самом деле, все тут очень и очень просто. Профицит денег сравнивается с дефицитом чувств. Ты начинаешь задыхаться, пытаешься сублимировать, пробуешь заняться йогой и старательно изучаешь все возможные пути восхождения на Гималайские горы, ты уже пережила во всех гостиницах Монте-Карло, пару раз даже выиграла что-то в казино, удачно скупила последние коллекции любимого дизайнера, перефлиртовала со всеми дворецкими или даже какими-то банкирами, но… все равно… ничего не почувствовала. Потому что все еще любишь своего Очень Богатого Мужчину, а вернее, любишь мужчину, у которого в жизни очень мало места и времени для тебя.

И хочется тебе всего-то, чтобы, как в ту, самую первую, ночь он устало и опустошенно, доверчиво и безмятежно заснул рядом с тобой, обняв и прижавшись к тебе.

– Разве в ту ночь он был олигархом?

– Нет, он был любимым, родным, единственным.

Так почему же плохо с Очень Богатым Мужчиной и почему от него уходят? Потому, в первую очередь, что он мужчина, любимый и нужный, от которого ждешь мужских поступков и поведения. И конечно же ждешь нежности и внимания, которые он как раз не может дать из-за катастрофической нехватки времени и атрофированности нормальных чувств и эмоций.

И вот тут, в обратной перспективе, вскрывается нечто, безжалостно оправдывающее его: если бы они, эти чувства и эмоции, не были атрофированы или, наоборот, булатно не закалены, то он бы, наш Очень Богатый Мужчина, никогда не добился высот своего оглушительного и убийственного успеха. Да-да… того самого взлета, который почти хирургически, под анестезией рассудочно-просчитанного, а значит, и заранее предполагаемого финансового обретения ампутировал в нем «клетку любви».

Там, где большие деньги, чувства и эмоции сведены до минимума. Они отвлекают, рассеивают внимание, и вот сам по себе возникает замкнутый круг… У вашего Очень Богатого Мужчины могут быть замечательные веснушки, добрые и трогательные мелкие морщинки в уголках глаз, теплые и нежные руки, но… в нем при всем при этом не будет тех чувств, благодаря которым он смог бы сыграть с вами долгую-долгую партию эмоционального пинг-понга.

Зарубите себе на носу: любить Очень Богатого Мужчину – это, в первую очередь, любить Мужчину-человека. И именно потому, что Аня видела в Антоне просто мужчину, просто человека, ей и стало с ним плохо в конце их «скоростного» романа. Экономическая формула жизни «процифит денег = дефицит чувств» ее не устраивала.

Если вы, дочитав до конца эти раздумья, все еще не поняли, почему же так трудно с богатым мужчиной и почему от него уходят, а иногда и бегут сломя голову, то вам, вероятно, будет совсем нелегко даже представить, что этого мужчину можно действительно очень искренне и очень нежно любить. И тогда вам, может быть, стоит патологически завидовать Даше Жуковой, которая каждый день ловит на себе взгляд влюбленного Романа Абрамовича.

Лично я смогу ей позавидовать только в одном случае: если она действительно его любит и если он, хотя бы раз сам, лично, купил ей букет цветов.

Моей подруге Анечке становилось все скучнее и неинтереснее жить в огромном доме на Рублевке, просиживать время на «Веранде», «Причале» и гулять по Barviha Luxury Village, покуда Антон зарабатывал очередной миллион. Она все труднее и труднее засыпала в каком-то безвоздушном своем одиночестве.

А сейчас ей и вообще плохо в ее московской квартире. И не потому, что площадь ее не две тысячи квадратных метров, и не потому, что теперь рядом нет роты прислуги, и не потому, что последний раз она улетала из Шереметьево-2, а не из Внуково-3 на Embraer Legacy. А потому, что ей плохо, очень плохо без Антона и мучительно хочется услышать его такое нежное и нужное:

– Солнце, ну как ты?

– А как ты?

– Плохо.

– Почему?

– Ну тебя же нет рядом.

Глава 4

В дверь постучались. Деликатно, подушечками пальцев. Так просятся войти только свои. И я, машинально взглянув на часы – шел седьмой час утра, ненавижу бессонные ночи, – не спрашивая, повернула продраенную до блеска бронзовую защелку.

– Привет, – одними губами, без звука сказала Танька, проскальзывая ко мне в своем темно-коричневом, бархатисто-мягком Juicy Couture. – Ну ты и накурила! Не спала, что ли? – Она показала на святящийся экран моего Sony, где я только что, перед самым ее появлением, поставила последнюю точку.

– А ты? – спросила я, допивая из чашки последний глоток горьковатого и уже остывшего зеленого чая.

Танька вытянулась на моей так и не разобранной кровати, закинула за голову руки и, не открывая глаз, как бы выдохнула:

– Спала… с Томасом.

Я подошла к окну и впустила в комнату отсыревший, почему-то пахнущий грибами и опавшей листвой, не очень холодный ветер.

– Значит, еще одна звездочка на фюзеляже?

– Ага… – хмыкнула Танька.

Когда-то давно, после очередного постельного подвига Коркиной, наша остроумная Машка придумала:

– Ты у нас, как тот истребитель, со звездами на фюзеляже. Сбила и нарисовала.

Это запомнилось. Вошло в наш шутейный обиход.

– А хирург из Сан-Диего оказался женатым, – сморщила нос Танька.

– Знаешь, меня это почему-то не удивляет. Вполне прогнозируемо… Ты об этом узнала до или после?

– После, – запросто призналась Танька. – Сама не понимаю почему, но сейчас прямо всплыла перед глазами его красивенькая фляжка с шотландским виски. Молодец, про жену сказал и протянул ее мне, вроде чтобы известие запила. – И по-киношному, как будто и сейчас в руках у нее была та самая фляжка, показала.

– Сожалеешь?

– Ни о ком. Ни о чем. Синева, синева, синева… – слегка фальшиво, напела Танька строчку из Иркиного романса.

Я присела к ней на кровать и ласково тронула кончиками пальцев уже приведенное в полный боевой порядок лицо.

– Ну и дурочка ты, Танька. Дурочка…

– Ага… – шмыгнула носом она. – Почему у меня так получается? Почему?

Коркиной двадцать семь лет. От природы русая, длинноволосая. С ладной фигуркой. А вот ростом не вышла, только-только под метр шестьдесят. Лицо привлекательное, с темно-голубыми глазами, чуть-чуть оттянутое книзу, с мягко очерченной подушечкой подбородка. В меру длинная, упругая шея. Если же что-то у Таньки не так, так это нос. Он немного, но все же длинноват, отчего как бы припадает на верхнюю губу.

Сегодня после завтрака Танька уедет на своем «Ауди» в КЛАЗКО к Отари, который после работы над Ирой займется и ее носом.

Мы подружились с ней на филфаке МГУ. Танька его заканчивала, а я приходила вольным слушателем на курс по истории античной литературы. Там и узнала, что она из семьи потомственных дипломатов и детские годы провела в Сирии, в Дамаске. Любимый ее ресторан поэтому ливанский, но с еврейским поваром, «Шафран». Там подают колоссальный хумус с кедровыми орешками, изысканный фетуш и так и тающий во рту кебаб из молодого барашка. У них с Машей вечное соревнование по поиску мест, где готовят лучший кебаб. В личной жизни у Таньки затянувшаяся невезуха. Какой-то превентивный, не во что серьезное не переходящий, кастинг. Наша всезнающая Маша одарила Таньку однажды строфой из Бориса Слуцкого:

 
Не так, чтобы попросту шлюха,
Не сразу со всеми подряд,
Но все-таки тихо и глухо
Плохое о ней говорят…
 

Танька в ответ фасонисто встряхнула своим пикабу, которое она скопировала с Астаховой, и, прищелкнув языком, весело отмахнулась:

– Не измылится.

И все-таки один ее роман, неожиданно продолжительный, мы сопереживали с Коркиной все. Работая в ходовом глянцевом журнале редактором, она познакомилась и сошлась с одним популярным телеведущим-бизнесменом Артуром. Естественно, женатым – у Таньки по-другому никогда не выходило, – с двумя детьми, веселым, широкой души осетинцем.

Мне запомнилось, как на веранде ресторана Shatush, за салатом из вкусно похрустывающей утки с помело и стерляди с бобами, Артур, в ослепительно-белом смокинге из атласа от Pal Zileri (странный, конечно, наряд, но тем вечером мы все вместе сбежали с вечеринки по какому-то очередному псевдогламурному поводу с dress-code), добродушно и невозмутимо-вальяжно отпыхиваясь дорогим сигарным дымом, когда разговор зашел о всеобщей обеспокоенности и тревоге в мире, сказал:

– Да, милые дамы и господа… Меня всегда в этой жизни волновали и волнуют всего две вещи: глобальное потепление и проблема ядерных отходов.

Даже обычно сдержанный и крайне редко улыбающийся Леша, постоянный бойфренд Машки, хохотнул и, привычно вскинув с груди фотокамеру, коротко выстрелил в Артура с Танькой блицевым светом.

Танька приехала на «ферму» не только за компанию с нами, но, прежде всего, с расстройства. В ресторане «Кумир» на Пречистенской набережной, на втором этаже, где тайское меню и тайские танцовщицы, накормив Таньку тальятелями с фуа-гра и трюфелем, Артур как бы между прочим с улыбкой натянул ей на палец кольцо от Graff и, терпеливо переждав все последующие эмоции, сказал:

– Танечка, на этой мажорной ноте мне бы хотелось закончить наши отношения.

– Почему?

– Потому что все имеет начало, и, следовательно… ты понимаешь, конец. Сати, моя жена, беременна третьим ребенком. И я больше не вправе грешить.

– Но я же люблю тебя, – схватилась за последнюю соломинку Танька.

– Вот и хорошо, – улыбнулся Артур. – Останемся с этим. Прошлое – тоже богатство. Его не потеряешь и не продашь.

На подиуме, изысканно выложенном глиняными плитками, тайская танцовщица ритмично двигалась в танце живота. Таня уехала домой одна. Тогда она думала, что больше его не увидит.

– Вставай, истребитель, – сказала я Таньке. – Пойдем к Астаховой, я прочитаю вам, на что истратила ночь.

– А потом переделывать нос. – И когда мы шли по коридору, она добавила: – Зачем я виски пила… мне и есть ничего нельзя перед операцией.

Зал ресторанчика «фермы красоты» – место комфортное. Отделывалось оно со вкусом и дизайнерским акцентом на уют и спокойствие. Мягкий зеленоватый ковролин, хорошо отшлифованный кирпич стен, наполовину схваченных мореным дубом, потолок с кремовой лепниной и посередине, откуда вытекают хрустальные нити приятно мерцающей люстры, круг из протравленных светлой пропиткой досок, напоминающих о чем-то по-дачному знакомом.

Ну и, конечно, камин из грубоватого серого туфа, за витражно-фигурной решеткой которого, завораживая глаза, поигрывали языки рыжего пламени.

В английском языке есть слово crowd – толпа. От него и забытовало потом понятие «краудинг», прикрывающее собой неприятное переживание человека, когда вокруг него больше людей, чем ему бы хотелось. В ресторанчике «фермы» краудигу делать нечего. Восемь, на приличном расстоянии друг от друга, столиков, задрапированных маренговыми, с желтыми клеймами на обвисающих краях скатертями, покойные, удобно изогнутые стулья, в умеренно-светлых чехлах. И фоновая, клавишно-успокаивающая музыка, настигающая слух неизвестно откуда. Молоденькие официанты в зеленых рубашках без воротничков, с такого же цвета передниками до полу бесшумно подавали заранее заказанные еще вчерашним вечером блюда.

Мы завтракали молча. Машка и Танька сосредоточенно переваривали только что услышанное от меня про Очень Богатых Мужчин. И я, и они не раз уже стукнулись об это. Я вспомнила, как однажды в Венеции, в ресторане, куда нас с Димой доставил катер от причала на набережной Сан-Марко, он, поднимая рюмку с послеобеденным диджестивом, сказал:

– За твое, солнце, только хорошее прошлое. Пусть у тебя будет его как можно больше.

До нашего разрыва тогда оставалось еще две недели.

– Послушай… – задумчиво обратилась ко мне Машка и не договорила. Подошедший к нашему столику официант, извинившись, галантно наклонился и проговорил:

– Вас приглашает, если возможно прямо сейчас, старший администратор. Еще раз прошу извинить меня за беспокойство.

– Все в порядке. Сейчас подойду. – Я отодвинула от себя тарелочку с почти доеденным творогом со свежей клубникой, один из моих любимых вариантов завтрака, привезенный мною из Ниццы, промокнула салфеткой губы и сказала подругам: – Не уходите, я скоро вернусь. А минут через пять попросите подать мне чай…

Я хорошо знала «старшую» «фермы». К тридцати пяти годам эта ухоженная, ладная брюнетка, с идеальным макияжем и гладко зачесанными волосами, забранными на затылке в пучок, имела за своей спиной два специальных высших образования, курсы по гостиничному сервису в Лондоне и знание трех основных европейских языков: английского, французского и итальянского.

Мы дружески поздоровались, и я спросила:

– Что случилось?

– Только что звонили с дачи экс-президента, его дочь просит забронировать на неделю, с завтрашнего дня, пять номеров. А у меня их сейчас только четыре. – Она вопросительно посмотрела на меня.

– Звоните и говорите, что все в порядке. Я освобожу свой номер и перееду к Марии Астаховой, так что подготовьте номер.

– Благодарю, – приветливо кивнула мне администратор.

– Пока, – так же приветливо сказала ей я.

– Ну, чего, чего? – затормошили меня обеспокоенные подруги.

– Да все нормально. Неделю поживу в Машкином номере. Кому-то там понадобилось пять номеров. Пустишь, Астахова?

– Пущу… Слушай, ну почему так вечно получается? Куда бы мы ни пришли, тебя вечно главной считают? Я так понимаю, что теперь все общение с местным персоналом у нас через тебя происходить будет?

– Зато, если что-то натворим, и спрашивать с нее будут, – парировала Танька.