Текст книги "Стокгольмский синдром"

Часть вторая

2001 год, май

Солнечный луч, широкий и сильный, освещает и захватывает все большую площадь пола. В спальне родителей беспорядок, на полу валяется что придется: башмак брата, попавший сюда непонятным образом, журнал мод, мамина лаковая сумочка, бумажки, надеванные носки, фонарик…

Она плачет все горше. Слезы щекочут лицо, это неприятно.

В коридоре слышатся шаги. Это он, больше некому.

Дверь открывается. Парнишка в измазанной кровью одежде замирает на пороге…

Его продолжает тошнить, голова болит все сильнее. Вчера, пожалуй, он впервые в жизни выпил так много пива. Обычно Вадим намного сдержаннее, потому что алкоголь плохо влияет на него: он начинает впадать в тоску, и ничего уже не помогает. Мама тоже это заметила, она просила Вадика постараться не пить так много, и он был согласен с матерью.

Вспомнив о маме, Вадим ужасается: она, наверное, не спала всю ночь! Наверное, искала его, бегала по району. Надо скорее идти домой.

Девушка, привязанная к стулу в середине комнаты, пытается кричать, но ей мешает байковый пояс от халата, завязанный на затылке тугим узлом. Пояс удерживает ее крик, но парню от этого ничуть не легче.

Вадим приближается к ней, она начинает биться в своих путах. Он подходит, она утихает, он опускается перед ней на колени. Видит ее вблизи. На его глазах – слезы.

– Что случилось? – спрашивает он. – Что тут было? Что с тобой произошло?..

Злата не может ответить, ей мешает пояс, перетянувший рот. Вадим невольным жестом протягивает руку, чтобы развязать узел на ее затылке, но она вздрагивает так сильно, что Вадик отскакивает назад…

Злата дрожит, несмотря на жару. От них обоих пахнет медью и кровью. Его рубашка и майка под ней в коричневых пятнах, ее блузка – тоже. На них кровь Олега, они оба понимают это.

Вадим не смотрит ей в лицо, ему страшно. Он боится и смотреть, и говорить, ведь придется сказать про Олега. Судя по пятнам крови на блузке, Злата знает, что ее брат мертв. А если не знает? Как это сказать? «Олег убит», или «Твой брат погиб», или «Олег весь в крови лежит в соседней комнате»? Надо ли сказать что-то успокаивающее? И помогут ли такие слова в этой ситуации? Она заплачет, может, закричит, а Вадиму и так страшно.

Вадик возится с узлами невозможно долго. Наконец ему удается развязать тот узел, что на шее Златы. Пояс от халата, которым был завязан рот девушки, падает на пол.

Злата жадно вдыхает ртом воздух, но не спешит говорить.

Все так же долго он возится с узлами на руках и ногах Златы. Удивительно, как сильно можно затянуть узлы на поясах от обычной одежды. Но вот и эти узлы поддаются.

Вадим поднимает голову. Он не знает, что теперь делать. Вызвать милицию?..

– Олег убит, – вдруг говорит Злата.

Она шепчет, но Вадику кажется, будто Злата кричит.

– Я видел, – отвечает он. И добавляет испуганно: – Кто это сделал? Кто тебя связал?..

Ответ звучит так странно для него, что Вадим не сразу понимает слова, сказанные Златой:

– Это сделал ты!

Сначала он даже не понимает, о чем речь. Не может же быть такого, чтобы он, Вадим Козырев, хороший парень, почти отличник, мог убить своего лучшего друга Олега и изнасиловать его сестру! Он спал всю ночь. Он выпил лишнего вечером с друзьями.

– Вадим, – губы Златы напоминают ему дольки очищенных грейпфрутов. Поперечные маленькие морщинки на них – как маленькие капсулки с соком, из которых состоит долька, а кожа на ее губах такая тонкая, что кажется, при неловком прикосновении она лопнет. – Вадим, ты сделал это во сне, я видела. Ты шел как робот, ты так ужасно смотрел перед собой! Будто в тебя вселился чужой дух! Правда! – Злата закусила свою грейпфрутовую губку.

Вадим подумал, что сейчас из нее брызнет сок. Девушка всхлипнула и заговорила снова:

– Ты подошел ко мне, а я испугалась и стала отступать. Олег как раз вернулся домой, он попытался тебя остановить, но ты его оттолкнул. И выпал нож. Ты поднял его и три раза ударил им Олега!

– Что ты говоришь! – шепчет Вадим. – Это же какой-то бред!

– Вадим, я все это видела. Потом ты напал на меня… – Она переводит дух. – Ты сделал это и привязал меня к стулу. И ушел.

– Я сделал это?..

– Да! – Она снова плачет. – Если бы ты просто попросил меня, я бы согласилась. Но ты так грубо… И смотрел на меня как зомби из фильма ужасов! Я понимаю, ты – лунатик. Я читала о них.

– Нет, это неправда!

– Я видела!

Вадим смотрит ей в глаза, испытывая легкое головокружение. Он не знает, последствия ли это вчерашнего перепоя, или слова Златы и ее глаза влияют на него так сильно? Ему просто плохо, и думается от этого совсем тяжело. Не думается.

– Вадим, – зовет она.

Ее взгляд перескакивает с его правого глаза на левый и назад. Она смотрит на его губы. Снова на глаза. Она словно подгоняет его сделать или сказать что-то, но что – Вадик не понимает. И не хочет понимать. Головная боль нарастает, и он начинает злиться.

– Это неправда. Ты врешь!

– Не вру. – В ее голосе нет сомнения. – Вадик, я никому не скажу.

Он опрокидывается назад, падает на задницу. От небольшого сотрясения тазовых костей боль в голове становится ужасной. Вадик закрывает лицо ладонями. Ему страшно.

Он чувствует прикосновение ее легких рук к своим плечам. Они скользят, он ощущает ее объятие.

– Я никому и никогда не скажу, что ты сделал. Пусть режут меня, я не скажу! Я даже придумала, на кого это свалить. Все поверят, правда! – Она пахнет собой, своим женским запахом, немного путом, немного выветрившимися материнскими духами. – Я никому не позволю тебя обидеть. Я клянусь.

– Это же Олежка, – плачет он. – Это же твой брат…

Она лишь крепче прижимает его к себе.

Наши дни

Лариса. Разочарование

Прежде ее никто не обманывал.

Лариса знала, что все дело в ее отличном инстинкте, подсказывающем правильные решения в отношении подруг и мужчин. Она почти с первого взгляда умела понять, будет ли эта девочка ей завидовать, будет ли говорить гадости, пытаться уколоть, отомстить за то, что она, Лариса, была красивой, благополучной и достаточно умной, чтобы ее любили люди.

Она вмиг распознавала, окажется ли встреченный ею парень жадным мерзавцем, который будет говорить ей в глаза одно, а за глаза – другое. Станет ли он заигрывать с ее приятельницами и погуливать при удобном случае, будет ли унижать и обижать Ларису.

И как она могла ошибиться с Русланом, было совсем непонятно! Она чувствовала в нем человека с чистым сердцем. Он нравился ей, даже несмотря на его многочисленные романы.

Это разные вещи, чувствовала она. Руслан любил женщин, но, предпочитая отношения непостоянные, выбирал для себя тех, чье сердце он не мог бы разбить по определению.

Взять, к примеру, Лилю, ординатора из неврологии. Лиля была нацелена на карьеру, можно было не сомневаться, что спустя пару десятков лет она возглавит больницу. Руслан был для нее разнообразием в серых буднях, просто любовником без матримониальных перспектив, удовольствия ради.

Или Маша Крылова. Та была замужем за богатым обормотом, вредным, но щедрым. Маша одевалась лучше всех в больнице, даже лучше жены главного врача. Понятно, что иногда Маше нужно было подышать свежим воздухом, если вы понимаете, и Руслан был для нее форточкой.

Лариса чувствовала, что лично у нее с доктором Давлетовым совсем другие отношения. С ней, простой медсестрой, он держался почти робко, был изумительно, трогательно ласков. И искренен.

Их отношения почти целый год напоминали жеманный, но забавный менуэт в то время, когда танцующие изнемогали от взаимного острого желания. Лариса не делала первый шаг, потому что не делал первый шаг Руслан. А он не позволял себе приблизиться к ней, опасаясь, что не готов к серьезным отношениям.

Когда все произошло, они оба поняли, что вот это и была та самая любовь, которую они оба так долго ожидали.

Но вдруг что-то переменилось.

Сначала он стал нервным и суетливым, перебивал сам себя, задумывался о чем-то, некстати выходил в другую комнату позвонить. В его словах и поступках появилась несвойственная прежде раздражительность, хоть он и не позволял себе срываться на Ларисе. Она стала спрашивать, что произошло и нужна ли помощь, но Руслан всегда отвечал: все в порядке.

Да уж, вспоминала со злой иронией Лариса, в порядке! Следом за первым периодом охлаждения, а ведь этот раздражительно-суетливый период знаменовал не что иное, как охлаждение, наступил период второй. Руслан стал пропадать. Он отменял свидания, опаздывал на них, а причин не объяснял. Каждый раз, когда Лариса пыталась поговорить с ним по душам, ее мужчина снова становился собой, но длилось это недолго. Утром он был ласков, днем на работе изображал тайную бразильскую страсть, смеша Ларису невозможно потешными выходками, а вечером снова пропадал где-то.

А тут еще и эта самая Злата, вдова друга Руслана, появилась – не развалилась.

Лишь только Лариса увидела голубоглазую девицу в гипсе, как тут же поняла, что в душе Злата – самодовольная фифа. Это не имело особого значения, ведь Лариса была профессионалом, а пациенты всякие встречаются. Это не имело значения до тех пор, пока Руслан, покидая палату вдовы писателя, не стал говорить такие вещи:

– Не понимаю я пациентов, хоть режь, все ноют и жалуются. Им назначено лечение, о них заботятся, следят за их состоянием, чего капризничать?

– Ты, видно, не болел никогда, кукусеночек, – отвечала ему в таких случаях Лариса. – Врачи часто думают, что они не могут заболеть.

Но вот когда доктор заговорил о том, что Злате нужен особый уход и повышенное внимание, Лариса посмотрела на блондинистую пациентку совсем под другим углом зрения. Почему Руслан проводил с ней больше времени, чем с другими пациентами? И почему он хранил ее карту у себя – в своей папке, которую либо постоянно носил с собой, либо оставлял в машине. Даже во время операций он прятал свою потаенную папку так, чтобы никто ее не обнаружил в его отсутствие.

Лариса замечала это, потому что как можно было такое не видеть? Но до поры до времени все замеченное она оставляла без внимания. Она по-прежнему доверяла своему мужчине, полагая, что любить, не доверяя, невозможно.

Но однажды он сказал:

– Нам надо расстаться. Ты должна меня простить, это важно.

Просто открыл рот и сказал это, будто не понимая, что режет Ларису без ножа. И не потрудился объяснить, с какого перепугу она должна вдруг взять – и перестать его любить!

И вот после этого Лариса стала за ним следить.

Злата. Преследование

Злата уже знала, кому она продаст квартиру возле парка Менделеева. Ставку она сделала на сына «Гродинбанка», которому папа уже покупал в свое время однокомнатную квартиру в агентстве «Студио М». Сейчас сынок подрос, ему требовалось более шикарное жилье, и Злата об этом знала.

Сыном «Гродинбанка» риелторы называли сына управляющего «Гродинбанком», ведь было ясно, что сын управляющего живет за счет всего банка, а вовсе не подачками с папиной зарплаты. Ясно было и то, что управляющий был все равно что царек в своем царстве. Это становилось очевидным при сравнении зарплаты кассирши и зарплаты управляющего. Кассирша получала ровно в десять раз меньше, но работала с 10.00 и до 19.00 с сорокапятиминутным перерывом, и отвечала за каждый грош. Заметим притом, что управляющий привык управлять с 11.00 и до 16.00 с двухчасовым перерывом, который он имел обыкновение проводить в одном из ресторанов города.

Сын «Гродинбанка» вырос необаятельным толстяком. Его сущность, возможно, не была так уж убога, но лишнее подкожное сало мешало ему правильно отображать свои эмоции с помощью мимических мышц или поз, поэтому выглядел он как человек замкнутый. Недалекость клиента обнаруживалась благодаря его потугам выглядеть проницательным.

Так он вел себя и в квартире, куда привела его Злата, – бродил по комнатам, надутый и молчаливый, придираясь ко всему, что видел.

– Второй этаж ведь не кирпичный? Метры второго этажа должны стоить дешевле в два раза… А трубы пластиковые? Они же дешевые. Почему цена квартиры такая высокая?.. Встроенная плита небось китайская?..

На все эти вопросы Злата ловко находила ответы.

Презентовав ему квартиру и уже зная, что клиент никуда не денется, она вышла на балкон и уставилась на дом напротив. На том балконе, где вчера курил двойник ее мужа, теперь было пусто.

Злата перевела взгляд на голубое небо, посмотрела на зелень парка, уходившего на запад гигантской запятой. Если встроенная бытовая техника и была китайской, то вид из окна компенсировал все.

На лоджию выполз Сын, и Злате показалось, что пол под ним накренился.

– Дом напротив отсюда почти не виден, – заметил он.

Злате показалось, что толстяк разочарован.

– Но вот с этим кое-что разглядеть можно!

В его сосискообразных пальцах оказался неожиданный предмет. Бинокль.

– Ага, – размеренно сказал Сын. – Вот там живет красотка!..

Злата бросила на него взгляд, полный омерзения, но потом осадила себя – это уже не ее дело. Он платит деньги, какая разница, за кем он подсматривает?

Она уставилась вниз, на улицу.

На автобусной остановке, почти прямо под балконами дешевой панельки, стояли два маленьких человечка: мужчина и женщина.

– Дайте бинокль! – потребовала Злата.

Толстяк не понял ее, тогда она выхватила бинокль из его лап и, приложив к глазам, навела окуляры на человечков. Они тут же стали большими, но недостаточно различимыми для того, чтобы понять, на самом ли деле на остановке стоит псевдопокойный Вадим Козырев.

– Вы сами посмотрите тут что и как, – сказала Злата, отступая с лоджии к двери. – А я пока за документами съезжу…

Сунула бинокль Сыну в руки и побежала – из квартиры, к лифту от дома к остановке. Те двое как раз садились в такси. Она – на заднее сиденье, он – вперед, рядом с водителем. Деревья, окружающие остановку, не позволили Злате рассмотреть мужчину яснее, но она точно знала, была уверена на все сто процентов: это был вчерашний парень. Нет, не просто вчерашний парень – это был Вадим!

Вот эти джинсы они покупали в прошлом году на рынке. Злата выбрала Вадиму голубые, но тот сказал, что хочет черные. Они стали искать черные, а нужного размера не находилось. Он стал нервничать: ты давишь на меня! И толстовка тоже была знакомой. Месяц назад эти вещи (и другие) Злата отнесла на помойку и положила рядом с мусорными баками, чтобы их могли взять местные бомжи.

Такси удалось поймать почти тотчас же. Злата показала водителю машину, увозившую ее мужа и его любовницу.

– За ними езжайте!

– Муж загулял? – псевдоотеческим тоном, с надеждой всласть поиздеваться, спросил водитель.

Злату передернуло.

– Не загулял, – сказала она. – Умер.

Такси Вадима направлялось в сторону бульвара. Злата пыталась разглядеть пассажиров внутри салона, но у нее не получалось – то впереди возникала чужая машина, то Златино такси начинало отставать. И если так случалось, она начинала торопить теперь уже молчаливого водителя.

Несколько раз за время поездки Злате звонил сын «Гродинбанка». Он был потрясен и возмущен тем фактом, что какая-то риелторша, ноль на палочке, бросила его одного. Толстяк привык, что все, кого он встречал на своем пути, уже знали, кто он и что собой представляет его папаша. Зная это, они стремились ублажить Сына, а тут вдруг такое безобразие.

– Я скоро приеду, – пыталась успокоить его Злата. – Вы пока осмотритесь, представьте себе, что живете в этой квартире…

Сын вроде успокаивался, но вскоре звонил снова.

Чем ближе такси подъезжали к бульвару, тем больше Злата думала об одном доме, и тем тревожнее ей становилось. Она выросла в том доме, в квартире с улучшенной планировкой. Именно там все и началось.

И как всегда бывает, когда предчувствуешь что-то, но изо всех сил стараешься отмахнуться от предчувствий, а потом все равно предчувствия оправдываются, Злата испытала ожидаемый шок, увидев тот самый дом и то, что такси Вадима остановилось именно возле него. И даже у того же самого подъезда! Сейчас его сторожила глухая металлическая дверь, окрашенная синей, уже облупившейся местами краской.

Вадим и та самая вчерашняя девица уже стояли у двери, когда Злата выскочила из своего такси. Парочка ее не заметила, они были поглощены беседой. И снова Злата не смогла рассмотреть призрак своего мужа детально. Он стоял спиной к ней и говорил слишком тихо.

Девица достала ключ, приложила его к домофону, открыла дверь. Вадим пропустил ее вперед и вошел следом.

Злата со всех ног бросилась к двери в надежде поймать ее до того, как она захлопнется.

Не получилось.

Она схватилась за ручку как раз в ту секунду, когда клацнул магнит замка. Вскрикнув от досады, Злата обхватила себя за плечи и огляделась в надежде, что сейчас придет кто-нибудь из жильцов этого дома и впустит ее внутрь.

«Быстрее! – торопила она придуманного только что жильца. – Сейчас они войдут в квартиру, и я не найду их больше!»

Потеряв надежду поймать своих призраков, Злата замерла возле запертой двери, сердитая и расстроенная. Неожиданно она услышала короткую зудящую трельку домофона и едва успела отпрянуть, как дверь решительно распахнулась.

Из двери стремительно выходил мужчина, из-за плеча которого доносился женский голос.

Заметив Злату, он остановился. Ему в спину, видимо, уткнулась шедшая за ним девица. Она произнесла что-то сердито, но он не обратил на нее внимания.

Призрак Вадима и Злата стояли друг против друга. Он был удивлен – почему она не позволяет ему пройти, а она ощущала себя обманутой: это был не Вадим.

– Можно пройти? – спросил он совершенно невадимовским голосом.

Злата отступила.

Парень прошел, и возле Златы оказалась девица. Ее лицо перекосили то ли страх, то ли злоба.

– Что вы тут делаете? – спросила она.

Не разобрав ее слов, Злата бросилась бежать.

В агентстве «лучшего риелтора года» поджидали неприятности.

– Сын «Гродинбанка» звонил и орал: как это ваша девушка бросила его посередине осмотра квартиры?!

Марина сидела за своим рабочим столом, постукивая пальцами по металлической крышке своего ноутбука, ее грудь возмущенно топорщилась. Она видела, что Злата мышей не ловит, странно себя ведет, теряет клиентов, занимается какими-то собственными делами, она не приносит фирме денег. Это было возмутительно.

С другой стороны, понимала Марская, Злата пережила большую трагедию, она только возвращается к нормальной жизни. По-хорошему Марина должна бы поддержать ее в трудный период, помочь вернуться в нормальное русло.

Но куда покатится фирма, если все начнут переживать трагедии и нуждаться в понимании? Марине нужно платить налоги, аренду, зарплату, а еще у нее квартира в ипотеке, причем квартира большая, в месяц на коммуналку уходят такие деньги, что вам и не снилось!

Все эти размышления вызывали у нее недоумение – как ей поступить со Златой?

– Ты где была?

– Мне стало плохо, и я выскочила на улицу.

Тяжело посмотрев на нее – а Марина ни секунды не сомневалась, что Злата врет, – она решила быть строгой, но великодушной:

– Квартиру в парке теперь продаешь не только ты, а все риелторы агентства. Поняла?

Злата закусила губу и вышла из кабинета начальницы.

Злата. Неожиданное

Домой Злата добралась только к вечеру.

Оставшуюся от бесполезных своих приключений часть дня она провела в салоне красоты у знакомой мастерицы. В краске, ножницах и утюжках горячей потребности не было, ей просто хотелось отвлечься.

Отвлечься не получилось, к вечеру Злата чувствовала себя совсем разбитой. Это было несвойственно ей, поэтому она понятия не имела, как бороться с такими вещами.

Сбросив босоножки в прихожей, она прошла в спальню. Мелькнувшее в зеркале отражение было ложкой меда в бочке дегтя. В спальне Злата сняла платье, упала спиной на кровать, закрыла глаза. Минут пять лежала без мыслей, а потом ощутила голод и заставила себя встать.

Вышла на кухню, налила в чайник воды из крана, зажгла газ. В холодильнике нашлись сыр, сосиски, творожный сырок. Злата достала все это, повернулась к столу и оторопела.

На столе лежал надкусанный бутерброд: белый хлеб с вареной колбасой.

– Вадим? – невольно спросила она у бутерброда.

Но этот бутерброд не мог иметь отношения к Вадиму. Патолог из анатомопатологического отделения, женщина с модной прической, перезвонила сегодня днем, когда Злата сидела в кресле парикмахера. Она сказала, что ее коллега делал аутопсию Вадима Козырева, и если Злата хочет, она может прийти в отделение и поговорить с ним. И тот парень из панельного дома, любовник девицы, так похожий на Вадима, не был Вадимом. Вадим умер.

Бутерброд с выемкой в форме полумесяца мог оставить только кто-то чужой. Взломщик, проникший в квартиру Златы, например. Он мог прий ти с бутербродом, подумала Злата, и бросить его тут, потому что его спугнул кто-то. Даже если это смешно, это может быть правдой.

Она бросила продукты, которые продолжала держать в руках, обратно в холодильник и побежала осматривать комнаты. Следов взломщика не обнаруживалось.

– Пожалуйста, пусть приедет опергруппа, – умоляла Злата дежурную МЧС. – Полицейские! Эксперты! Я отдам им бутерброд, который надкусил вор. Можно определить ДНК этого негодяя. И отпечатки! Они могут снять отпечатки.

– У вас что-нибудь пропало? – равнодушно спросила дежурная. – Следы взлома квартиры есть?

– Не знаю, не видела.

– Посмотрите внимательно. Если пропало что-то, тогда напишите в ближайшем отделении полиции заявление…

Злата возмутилась:

– Вы отделаться от меня хотите?

– Но у нас нет оснований…

Кинув трубку, Злата разрыдалась.

В дверь позвонили. Она не успела открыть дверь, как услышала вопрос:

– Ты как тут?

На пороге стоял Руслан, а рядом с ним на коврике сидел эрдель Шухер. У Шухера на морде было написано любопытство, а у его хозяина – растерянность и беспокойство.

– Нормально, – ответила Злата. – Проходи.

Взгляд доктора скользнул вниз по ее фигуре, и только тут она осознала, что так и осталась в трусах и бюстгальтере, забыв одеться. Злата бросилась в спальню.

– Злата, прости! – крикнул ей вслед доктор Давлетов.

Он вошел в прихожую, отцепил Шухера с поводка, приказав сидеть, и прошел в комнату.

Злата, накинув шелковый халат, вышла из спальни.

– Извини, – сказала она. – Я в полном шоке. Ко мне в квартиру вломился кто-то, а полиция и не думает приезжать! Ну и что из того, что у меня ничего не украли! Был же взлом.

– Где взлом?

– Ну а как он еще сюда попал? – доказывала Злата. – Только взломав дверь!

– Кто сюда попал? Твоя дверь целая. – Руслан бросил взгляд в сторону коридора. – Ты видела у себя дома кого-то?

– Нет, но я нашла его бутерброд!

Давлетов смотрел на Злату, словно пытаясь понять – в себе ли она?

– Я не ем вареную колбасу. У меня нет колбасы со смерти Вадима. А тут на столе – белый хлеб, который я тоже никогда для себя не покупаю, и колбаса! Я принесу.

Она вышла в коридор, встретив по дороге облизывавшегося Шухера. Предчувствуя подвох, Злата подбежала к столу. Бутерброда не было.

– Твой кобель сожрал бутерброд, – сказала она Руслану, возвращаясь в комнату. – Но отпечатки пальцев…

– Злата, остынь, – посоветовал Руслан. – Сядь и успокойся. У меня есть кое-что для тебя.

«Злата знает правду».

– Что это? – удивилась Злата.

Листок бумаги с неровной строчкой из трех слов, написанных Вадимом прямо перед своей смертью, выпал из пальцев Златы.

Они с Русланом сидели на кухне, перед ними на столе стояли кружки с чаем. В холодильнике Златы Давлетов обнаружил початую бутылку коньяка, оставшуюся от каких-то гостей. Злата выпила несколько глотков алкоголя, съела булочку с кусочком сыра и только после этого обрела способность спокойно рассуждать. Заметив это, Руслан подсунул ей записку.

– Это то, что написал Вадим за несколько минут до того, как потерял сознание, – пояснил Руслан, поднимая с пола бумажку. – Я пришел, чтобы рассказать тебе все о его смерти. Мне кажется, что лучше сейчас, потому что потом будет слишком больно возвращаться к этим воспоминаниям. Уж лучше пережить все сейчас.

Он замолчал.

На прямых лапах и с опущенным хвостом на кухню вошел Шухер. Его не наказали за слабохарактерность, но он и сам знал, что, украв бутерброд, сотворил нехорошее. С другой стороны, Шухер видел, что хозяин не злился. Эрдель втянул носом воздух. Не уловив угрозы, лег у ног Давлетова.

– Нет, но я все равно не понимаю, – продолжала удивляться Злата. – Что я знаю? Что он сказал?

– Вадим не мог говорить… то есть почти. Горло болело от веревки.

Выпрямившись на табуретке, Злата уточнила:

– Почти не мог говорить?

– Да. – Руслан отвел глаза. – Одно слово…

– Слово?

– Имя…

– Руслан, да что уже там? Говори!

– Он потерял сознание, стал бредить и сказал: «Юля».

С презрением хмыкнув, Злата встала, чтобы начать убирать со стола.

– Кто это? – спросил ее Руслан.

– Да никто.

Тарелку с нарезанным сыром и коньяк она поставила в холодильник, а кружки – в раковину. Повернулась к Давлетову и заметила, что он смотрит на нее с ожиданием.

– Чтобы тебе не мерещилось, черт знает что… – Она вернулась на свое место, села, запахнула полы халатика, так и стремящегося выставить напоказ ее бедра. – Эта Юля была нашей одноклассницей. Она бегала за Вадиком, а он ее жалел. Она страшненькая была, глупая, поэтому и жалел. Все, не хочу больше про нее.

– Я подумал, – сказал доктор, – что Вадик убил себя из-за того, что случилось не сейчас, а много лет назад.

Зарывшись пальцами в свои светлые волосы, художественно растрепанные и продуманно спутанные мастерицей в салоне, Злата отвела их от лица жестом крестьянки, измученной полевыми работами. Когда она подняла руку, шелковая ткань халата облепила ее грудь, и Руслан закусил губу, в смятении отворачиваясь.

Рассеянным жестом он погладил Шухера за ухом. Шухер тут же встал, спрашивая круглыми карими глазами: меня наконец-то кормить будут?

– Вкусная была колбаса? – спросила его Злата.

– «Докторская», – ответил за своего кобеля Давлетов.

Она рассмеялась, а потом вдруг тревожно вздохнула.

– Давай-ка выпьем, – предложил Руслан, не заметив собачьего взгляда. – Я сгоняю за пивом. Или еще коньячку?

Злата пожала плечами и сложила ладони на коленках. Ее брови приподнялись, а губы округлились.

– Ну… я не против. Пива.

Руслан встал, поднял с пола поводок:

– Мы в магазинчик слетаем!