Текст книги "Рай на земле"

Но в ситуациях, подобных этой, все, от кого это хоть в малейшей степени зависит, в один голос заявляют, что кто угодно может находиться, купаться и тонуть на любом месте благословенного песчаного побережья.

– А где вы обнаружили тело, на нашем пляже?

– Не совсем, но это, как вы понимаете, роли не играет. Море, оно делает, что хочет. А вот свидетели утверждают, что купалась эта немецкая баба только на вашем пляже. Рано утром и поздно вечером, как я уже имел честь вам сообщить.

– Сколько ей было лет, вы сказали? – Дилек не расслышала имени инспектора, а документы он соизволил показать только управляющему, а не молодой девчонке, неизвестно зачем здесь находящейся, поэтому обращаться к нему ей было неудобно.

Однако она обратилась.

Хватит терять время, скоро завтрак, и если какая-то старушка (она презрительно поморщилась от слова «баба») утонула, это еще не повод, чтобы разваливаться в нашем кресле. Вам это не по средствам, господин как вас там. Представляться надо четче.

В уголках глаз Латифа появилась довольная усмешка. Нет, не ошибся он в этой практикантке, вон как она, на лету ловит!

– Несчастные случаи, к сожалению, случаются, – с откровенным притворством вздохнул он. – Особенно когда пожилые люди не рассчитывают своих сил…

– Да вы бы ее видели! – инспектор не желал принимать фальшиво-вежливого тона и говорил нарочито вульгарно. Они раздражали его до предела: этот холеный управляющий с хитрым прищуром таких черных глаз, что в них ни черта не разглядишь, и эта непонятного назначения девчонка, позволяющая себе недовольные гримасы и явно оценившая его костюм и даже ботинки. Небось, у нее один каблук дороже, чем вся его экипировка. Ничего, потерпят. Обнаглели совсем со своими дорогими замашками. – Это не наши старушки, на которых после пятидесяти без слез не взглянешь! Этой по паспорту шестьдесят четыре, а на вид больше сорока не дашь. Даже трупу, – намеренно добавил он, чтобы слегка понервировать эту рафинированную публику. – Здоровенная такая тетка, жилистая…

– А как вам удалось так быстро личность установить? Вы ведь когда ее нашли?..

– Час назад, – вопрос девицы был ему приятен, может, не такие они и снобы, эти пятизвездочные, кое-что и на них производит впечатление. – Оперативно работаем, как видите.

На самом деле, им просто повезло. Труп обнаружили рабочие, убиравшие пляж около отеля «Дедеман», шли себе, тыкали палочками в бумажки и прочую дрянь и чуть не ткнули в нечто другое. Тут же позвонили в полицию – вот ведь времена, у каждого работяги в кармане мобильник, лет пять назад еще подумали бы, искать телефонную будку, или в отель бежать, или лучше вообще убраться от всего этого подальше, а теперь нет: нашел труп – доставай мобильник и звони! Красота. Им велели с места не уходить, дожидаться, и к моменту приезда полиции вокруг уже ошивалось несколько мальчишек, один из которых и сообщил, что тетенька, мол, каждое утро и каждый вечер вон оттуда ходит вот на тот пляж. Вот и все дела. «Вон там», откуда ходила тетенька, оказался отель «Дедеман», и вызванный оттуда портье быстренько опознал клиентку.

– Так что вы все-таки рассчитываете выяснить у наших клиентов? Предположим, кто-то видел, как она шла купаться, хотя и это сомнительно: в темноте-то. К тому же ее здесь не знали…

– Могли и знать, могли и видеть, вот побеседуем, тогда и выясним, – упорно гнул свое инспектор. – Заодно с вашими спасателями поговорим.

– Давайте с них и начнем, – Дилек решительно взяла инициативу в свои руки, – с них и вообще с персонала. Они более наблюдательны, меньше заняты собой, им запрещено пить на работе. Первым делом, я полагаю, вам следует отправиться в «Бич-бар», он расположен почти на пляже, вот здесь, – она подошла к висевшей на стене карте-схеме отеля и с видом учительницы географии ткнула длинным пальцем в небольшой прямоугольник. – Бармены там работают лицом к пляжу, может, кто-нибудь и видел вашу даму. Я вас провожу, это внизу.

«Внизу» означало у самого моря.

«Ренессанс», так же как и «Дедеман», и «Талия», и некоторые другие отели, был выгодно и красиво расположен на довольно высокой скале, которая вырастала почти из моря, оставив метров пятьдесят вожделенного песчаного пляжа этим вечно чего-то хотящим от природы людям. Архитекторы использовали эти скалы вовсю: понастроили крошечных кафе на уступах, оплели их лестницами, понаставили фонариков и скамеек. И, разумеется, понаделали самых разнообразных бассейнов наверху: еще более синих, чем море, с массажами и подсветками, с горками и затеями, таких, что у многих ленивых туристов пропадала всякая охота тащиться по лестнице вниз к морю. Зачем, если можно попивать коктейль, лежа в чистейшем бассейне, и любоваться этим самым морем? Вот же оно, внизу, и солнце над ним, и чайки, и все, что положено. А потом еще и вверх по тем же лестницам да по жаре, нет уж…

По наблюдениям Дилек, примерно половина туристов была такими лентяями, а другая половина упорно двигалась к настоящему морю, желая получить за свои деньги все самое лучшее и полезное или просто не вынося запаха хлорки.

Видимо, покойная немка была из числа этих последних.

– Я думаю, – говорила Дилек, уже направляясь к двери под поощряющим взглядом своего начальника, – что показаний персонала вам будет вполне достаточно, если речь идет о банальном несчастном случае. Если обнаружатся недоработки наших спасателей, будут, разумеется, приняты меры. Однако они не могут нести ответственность за каждого туриста, которому вздумалось искупаться в темноте. Кстати, она утонула утром или вечером?

– Предположительно вечером, – неохотно сообщил инспектор, невольно подчиняясь движению девушки и поднявшись за нею. – Вскрытия еще не было.

– Сердце, наверное, – высказал предположение Латиф, тоже встав, чтобы уж наверняка выпроводить нежелательного визитера. – Тут у нас отмель, тонуть-то негде. Если только специально заплыть подальше или где-нибудь около «Талии» нырять, там хоть какая-то глубина. Но спасателям будет на пользу небольшая встряска, а то обленились совсем…

Слово «клиенты» больше не упоминалось.

Каблучки Дилек деловито застучали по граниту коридора, инспектор потащился за ней, и Латиф наконец-то остался один.

Что ему за дело до какой-то старой немки, тем более не из его отеля!

Лично он вчера вечером не видел никого и ничего – только одного человека, на которого ему указала все та же вездесущая Дилек.

Умница! Надо поговорить с владельцем и прибавить ей зарплату. Такие кадры на дороге не валяются, еще сманит кто-нибудь, не дай бог, «Шератон» какой-нибудь или тот же «Дедеман»!

Кстати, и тот тип живет в «Дедемане». Индивидуальный тур, номер-сьют, две недели, из которых прошло уже пять… или нет… шесть дней. Значит, осталось не так много.

Не много, но и не мало. Хорошо, что он захаживает в наши бары, очень хорошо. Вчера, правда, он был не один, а с какой-то толстой дамой, но если у него какие-то делишки с Муратом, то он будет приходить и один. Такие дела в компании не делаются. Кстати, можно было бы попробовать что-то разузнать через того же Мурата… или это риск?

Да нет, что значит риск по сравнению с этим кошмаром, в котором он живет уже столько лет! Ему наконец-то повезло, сказочно, неправдоподобно повезло, повезло тогда, когда он уже начал отчаиваться, когда уже почти перестал ждать и надеяться.

Ждать и надеяться…

Латиф за всю жизнь прочел всего несколько книг, если не считать тех, что когда-то были читаны в школе и мгновенно выветривались из памяти, стоило ему сдать очередной зачет. И только две что-то оставили в его душе, вернее, они были созвучны тому, что уже жило в его душе, но они помогли Латифу осознать это, назвать эти чувства словами, и эти книги не забылись. Может быть, еще и потому, что это были книги его сына, и в руки он их взял тогда, когда сына уже не было рядом.

Сына уже не было нигде.

Тогда рядом была тяжело, безнадежно больная жена, Латиф просиживал с ней по многу часов, и книги, которые, как он думал, помогут ему не уснуть в эти долгие тоскливые часы, вдруг осветили для него возможность жить дальше.

Ждать и надеяться – он и представить не мог, что осилит такой толстый роман, он привычно запомнил иностранные имена, как запоминал имена своих клиентов, но история увлекла и поразила Латифа своим сходством с его собственной судьбой. Потерять все – сына, дочь и, возможно, жену – потерять по вине одного человека, разве это легче, чем потерять всего лишь надежды на будущее и стать пленником замка Иф?

Ждать и надеяться – и отомстить.

Второй книгой по воле случая, если вообще существуют такие вещи, как случайности и случай, оказался рассыпающийся на страницы, зачитанный покетбук. Дон Корлеоне и его семья… а ведь они кое в чем правы, эти сицилийцы… их закон жесток, но справедлив, безусловно, справедлив. На зло надо отвечать злом – разве мы родились не под тем же солнцем, не у того же моря?

Мы не из тех, кто прощает и забывает, мы, выросшие у Средиземного моря.

Марсель, Сицилия, Анталья – какая разница?

Он ждал много лет, меньше, чем Эдмон Дантес, но он наконец нашел его.

Девять дней. Не много и не мало. Надо успеть.

14

– Простите, офицер, я не расслышала вашего имени, – Дилек быстро шла к центральному вестибюлю, хотя спуститься на пляж можно было и с другой стороны.

Просто она так привыкла.

Большинство ее маршрутов непременно пролегало через этот вестибюль. Сначала потому, что так она могла лучше следить за всем происходящим в отеле – вернее, в той его части, которая доступна клиентам и случайным посетителям, то есть потенциальным клиентам, и, следовательно, является его лицом.

Дилек проходила здесь по сто раз на дню.

Она не упускала ни единой мелочи, доводя до истерики весь младший персонал. Не натертые до блеска листья диффенбахий и монстер, окурок, брошенный кем-то мимо урны и не убранный в то же мгновение, на секунду отлучившийся дежурный у стойки, легчайший налет пыли на стекле столиков, видный, только когда лучи солнца падают под определенным углом, небрежно сделанная прическа или не слишком искренняя улыбка тех, кто находится на виду, – все это она замечала, запоминала и не упускала случая разобраться.

Первое поколение подчиненных ее ненавидело.

Они воспринимали ее исключительно как равную себе, как выскочку и карьеристку, каковой она, в сущности, и была, никто не желал с первого слова, а тем более молча слушаться ее разумных приказаний, но несколько увольнений исправили положение. Понятно, что всеобщей любви ей это не принесло, но время шло, кадры сменялись, и все постепенно начали принимать госпожу Дилек как некую данность – вместе со всеми ее достоинствами и недостатками.

И если ее начальник считал, что недостатков у нее нет совсем, то подчиненные весьма сомневались в наличии у нее хоть каких-то достоинств.

Дилек знала и это, как знала вообще все, что делается на ее территории. И недовольство подчиненных ее мало беспокоило: куда меньше, чем боязнь потерять эту престижную, хорошо оплачиваемую и красивую работу и оказаться в том положении, в каком она была, когда обходила все отели Антальи и отработанным движением протягивала свое жизнеописание и, улыбаясь отрепетированной улыбкой, думала о том, что она будет есть вечером.

Ей казалось, что она протягивает руку за милостыней.

Теперь анкеты от желающих устроиться на работу принимала она, и ей было абсолютно наплевать, что по ее поводу думают те, кому не посчастливилось оказаться на ее месте.

До недавнего времени.

Вот уже месяца два улыбка второго менеджера, стремительно идущей по центральному вестибюлю, сияла совсем не так, как раньше. У нее появился конкретный адресат, а пылинки и не протертые листья тропических растений иногда даже могли ускользнуть от ее взгляда. Потому что взгляд ее теперь чаще выискивал вовсе не упущения служащих отеля.

Этот парень понравился ей сразу, и она была безумно рада, что, кроме всего прочего, он соответствует всем ее требованиям. В конце концов, ей уже двадцать восемь, выглядит она прекрасно, но ведь еще несколько лет – и что? Прощай, молодость и возможность устроить свою жизнь. А жизнь, несмотря на волшебно сложившуюся карьеру, никак не желала складываться. Как упрямая картинка-мозаика, в которую и вставить-то осталось два-три кусочка, а они вот не желают вставляться, и все! Надо терпеливо искать, какие ты вставила неправильно, или начинать все сначала, но если пресловутый паззл состоит из тысячи кусочков, то так и хочется просто бросить его, а не складывать с упорством замороженного мальчика Кая.

В ее жизни какие-то кусочки были вставлены не так.

У нее не было ни жениха, ни бой-френда, ни даже, несмотря на красоту, ухоженность и стройность, ни одного поклонника. Причиной этого были, видимо, та самая удавшаяся карьера и, как ни парадоксально, красота и стройность. Высокое положение, которое она занимала в иерархии отеля, не позволяла, скажем, бармену или портье смотреть на Дилек иначе, чем на начальницу, а несомненная внешняя привлекательность убеждала, что не может же у такой девушки не быть постоянного парня.

Да она и не стала бы опускаться до того, чтобы кокетничать с подчиненными. Красавцев среди них было немало: Дилек сама заботилась о том, чтобы набирать персонал с приятной внешностью, но ведь любовь любовью, а замуж Дилек хотела выйти так, чтобы иметь возможность войти в отель «Ренессанс» или любой подобный ему в качестве клиентки. И, кстати, все эти красавцы, предлагающие себя на роль барменов, посыльных, официантов и спасателей, мечтают о том же. Эти золушки в мужском обличье спят и видят, как приедет какая-нибудь богачка, желательно не очень старая и уродливая, и вызволит их из финансовой неволи.

Дилек тоже приглядывалась и приценивалась к клиентам, но со свойственным ей цинизмом и быстротой соображения отметала их заинтересованные взгляды, за которыми она видела лишь желание поразвлечься, устроив легкий курортный роман. Нет уж, это не для нее, на этом много не заработаешь.

Озгюр подходил ей по всем статьям: хорош, как картинка, и в отеле надолго не задержится. Латиф сразу сказал ей, что на днях приедет племянник человека, которому в мире гостиничного бизнеса не отказывают, и этого племянника надо принять на работу, поскольку тот нуждается в стаже и практике. Дилек покивала, изобразив угодное начальнику недовольство очередным пристраиваемым блатным, но сама вполне осознанно подготовилась к встрече с прекрасным принцем.

С вариантом принца. Неизвестно еще, так ли он прекрасен и нет ли у него соответствующей его положению невесты, однако он принадлежит к такой семье, что рассмотреть этот вариант, безусловно, следует. А невесты в этих кругах обычно такие невзрачные, что этого и бояться нечего.

Принц оказался вполне прекрасным, и ежедневные проходы Дилек по центральному вестибюлю превратились в совмещение приятного с полезным. Правда, иногда ей начинало казаться, что приятным все-таки были ее придирчивые обходы, ее работа, которую она умела и любила делать, а полезным – навязчивое внимание к смазливому мальчишке, который смотрит на нее если и не как на пустое место, то уж точно как на любого, кто оказался бы на этом месте.

Она ему не нравилась – это было очевидно, а Дилек была не из тех, кто обманывает себя и не признает очевидного. Надо было решать: удваивать ли усилия, или менять объект. Так она сказала себе на днях, но решения пока не приняла и, собираясь в вестибюль, все еще бросала взгляд в зеркало.

С одной стороны, он всего лишь племянник, а это не то, что прямой наследник. Вон и на практику его посылают, как простого смертного, и неизвестно еще, как у него все сложится и какие его ждут перспективы. Получше, чем у нее, это понятно, но хуже, чем у нее, и редко бывает. А вдруг ему тоже придется начинать с нуля, не имея ничего, кроме дядюшкиной протекции?

А с другой стороны… с другой – он ей так нравился, просто до слез.

Вокруг него постоянно увивались какие-то девицы, и с кухни, и из шикарных номеров, женщины постарше так сладко ему улыбались, что становились видны все их тщательно скрываемые морщинки, самые разнообразные дамы все время обращались к нему с какими-то просьбами и вопросами, которые тут же придумывали, – словом, Дилек предлагалось просто вступить в этот клуб его поклонниц и ничем не выделяться из надушенной, накрашенной толпы.

Этого Дилек не любила и сменила тактику.

Уже вторую неделю она делала вид, что красавец-стажер с весьма неопределенными обязанностями интересует ее исключительно в этом качестве, причем в этом самом профессиональном качестве он ей совершенно не нравится. Прямо-таки раздражает он умницу-менеджера своим непробиваемым снобизмом, нежеланием жить интересами клиентов и отеля, пристрастием к компьютерным играм и полным равнодушием к делу, которым вроде бы собрался заниматься.

Вот и сейчас Дилек в открытую огляделась в поисках стажера. Обычно он бесцельно бродил в районе вестибюля, при первой же возможности усаживаясь за компьютер на регистрации или пересмеиваясь с дежурными. Сейчас его нигде не было видно, и Дилек мысленно записала это в список проступков практиканта.

– Назым, – проговорил возле нее голос, о котором она почти забыла за то мгновение, которое прошло после ею же заданного вопроса.

Господи, полицейский! Утонувшая на нашем пляже немка, предполагаемые расспросы не только персонала, но и клиентов – как будто нам больше заняться нечем! Кстати, почему это?…

– Кстати, Назым-бей, почему это вы занимаетесь обычным несчастным случаем? По-моему, когда в прошлом году кто-то из «Шератона» спьяну свалился с яхты, ничего подобного не было. Никаких особых расследований, я хочу сказать. Там, что, криминал какой-нибудь? Или у вас порядки изменились?

– Порядки все те же, госпожа… Дилек? – она кивнула, подтверждая забытое им имя. Ладно, все понятно: я не расслышала, а ты не соизволил запомнить, приняв меня за нечто вроде секретарши. – Никаких новых порядков нет и быть не может. Вот разберемся, и все дела, и вас беспокоить не будем, и клиентов ваших драгоценных.

– А вы точно знаете, что она именно на нашем пляже утонула? Разве это можно определить?

– Абсолютно точно, разумеется, нельзя. Море, оно и есть море, как я уже говорил вашему… начальству, – полицейский говорил лениво и недовольно, словно давая понять, что все это не ее, и вообще не женского, ума дело. – Но если несколько свидетелей в один голос утверждают, что потерпевшая каждый вечер и каждое утро купалась именно на вашем пляже, то у нас есть все основания полагать, что и вчера…

А вот и он!

Стажер увлеченно беседовал с какой-то дамой.

Женщина стояла спиной – хорошо оголенной, хорошо загорелой, гладкой спиной, интересно, кто такая? Девушка за стойкой регистрации, говорившая с двумя русскими, заметив приближающуюся Дилек, сделала более любезное лицо и указала им на нее. Ну вот, сейчас начнутся проблемы. Дилек прекрасно знала, что со всеми невразумительными вопросами всех и всегда направляют к ней. Иногда она даже гордилась этим своим умением найти решение любой проблемы, вплоть до претензий к виду из окна и температуре воздуха, но иногда эта манера вечно избавляться от ответственности за ее счет просто бесила.

Неужели никто ничего не может решить самостоятельно?!

Загорелая дама направилась к стеклянной двери, ведущей к бассейнам. Озгюр удовлетворенно улыбался. И это запишем… на всякий случай.

– Госпожа Дилек! – полицейского она уже давно не слушала, но этих, похоже, придется выслушать. Девушка с регистрации призывала ее с такой страстью, что даже не сделаешь вид, что не услышала. Интересно, что у них стряслось? Носик обгорел или объелись за ужином?

Почему эти русские, особенно русские, вечно ищут, к чему бы придраться и кого бы обвинить в малейших неприятностях? Если верить их романам, которых Дилек когда-то в лицее прочла немало, то они все такие благородные, добрые, душевные и воспитанные, но те, с которыми ей приходилось сталкиваться в последние годы, были чем-то постоянно недовольны, придирчивы, разборчивы в еде и капризны. Им не нравилось, если блюдо было недосолено, если полотенца им поменяли не утром, а днем или не вечером, а утром; кондиционер у них всегда работал либо слишком слабо, либо слишком сильно, либо не слушался пульта, телевизор принимал не те программы, – словом, Дилек не только не сидела без дела, но иногда не могла даже выпить чаю до самого вечера.

Этих женщин она знала. То есть, конечно, не по именам, потому что пока не сталкивалась с ними лично, но она помнила, что пожилая дама здесь уже целую неделю, а сопровождающая ее светловолосая девушка приехала с позавчерашней группой. В том, что девушка была именно сопровождающей, а не инициатором обращения к администрации, было для опытной Дилек совершенно ясно. Пожилая туристка (умеют же эти русские тетки хорошо выглядеть, ведь этой явно за шестьдесят, а то и к семидесяти, а больше пятидесяти по турецким меркам не дашь!) что-то быстро говорила своей компаньонке, а та послушно кивала, как профессиональный переводчик, готовящийся запомнить и произнести длинные фразы, не слишком вникая в их смысл.

Да, в этом, похоже, и дело. Наверняка старушка не говорит по-английски, вот и решила воспользоваться услугами соотечественницы. Дилек поглубже вздохнула и подготовила лицо к любым претензиям: что поделаешь, ее лицо – лицо отеля «Ренессанс», и оно всегда должно быть на высоте.

– Вы позволите? – уже с обновленным лицом обратилась она к Назыму, и он пожалел, что не является клиентом этого пятизвездочного рая. Он бы целыми днями на что-нибудь жаловался и любовался этой улыбкой! Эта девица – как пить дать одна из пяти дорогостоящих звезд, ненавязчиво поблескивающих на фасаде. Интересно, этот хитроглазый Латиф с ней спит? Маловероятно, что она принятая по блату родственница: слишком активна и дело знает. – Надеюсь, это ненадолго.

– Конечно, конечно, – почти любезно отозвался Назым, которому и самому хотелось поближе рассмотреть хоть каких-нибудь здешних клиентов. В глубине души он, правда, полагал, что все эти иностранцы на одно лицо и все с одинаковыми причудами, но мало ли, вдруг придется иметь с ними дело? Лучше присмотреться.

По-английски Назым понимал хорошо, но говорить совсем не умел, причем понять не мог – почему. Когда-то знание языка было едва ли не главной причиной, по которой состоялось-таки его назначение в Анталью – к радости любившей Средиземноморское побережье жены и восторгу обожавших море и аквапарки детей, но это знание с годами пряталось все глубже и глубже. Возможностей для практики у него было не много, да он и не пытался ими воспользоваться. А новому поколению его коллег приходилось учить уже не английский и не немецкий, тоже котировавшийся когда-то в этих краях, а совсем неудобоваримый русский.

Нет, хватит, до осени доработаю – и на пенсию! А сюда, если надо будет, пришлю кого-нибудь помоложе, из тех, кто знает по-русски не одно короткое и удобное «да».

– Вы менеджер отеля? – вопреки ожиданиям Дилек, произнесла пожилая дама на вполне приличном английском. – Извините, мой английский… я давно не говорила… вам Вера все расскажет…

– Миссис Вера? – при ближайшем рассмотрении Дилек решительно выбрала «миссис», а с десяти шагов тоже совсем молоденькой кажется, замораживают их там, в Росси, что ли?! – Я могу вам помочь?

Если бы.

Если бы самый лучший в мире менеджер мог мне помочь!

Вера с трудом удерживалась, чтобы не бросить этот совершенно не нужный ей разговор, не убежать куда-нибудь, где ее никто не увидит, и спокойно расплакаться. Весь этот вчерашний день – с появлением Энвера, с его приходом к ней, этот ужин с красавицей Айсель, этот танец, на который он ее пригласил, так явно давая понять жене, что делает это исключительно из вежливости! Эта бессонная одинокая ночь – с такими мыслями, от которых хотелось утопиться в этом красивом море!

Если бы все было так просто, и эта милая выдрессированная девушка могла ей помочь!

Не надо было выходить из номера! Неужели ей не принесли бы кофе?!

Но она вышла, и столкнулась с Еленой Георгиевной, и выслушала ее, а выслушав, вынуждена была согласиться ей помочь, и вот теперь, вместо того чтобы заниматься своими делами, она стоит посреди этого роскошного вестибюля, возле эффектного фонтана, и что-то говорит, хотя больше всего на свете ей хочется молчать и плакать.

– Дело в том, – начала она, стараясь не забывать, что Елена Георгиевна, в отличие от тех, кого ей порой приходилось переводить, хорошо понимает по-английски, и, следовательно, надо говорить только то, что она хочет, а не то, что по этому поводу думает сама Вера, и не опускать подробностей. – Дело в том, что миссис Елене показалось, что в ее вещах кто-то рылся, и у нее кое-что пропало.

– Боже мой! – идеально подведенные глаза красотки-администраторши округлились от ужаса. – Это первый случай в нашем отеле! Мы немедленно примем меры. Что именно пропало?

– Собственно говоря, ничего ценного, – Вера была рада, что ввернула-таки словечко «показалось». Она, мол, за обвинения старой дамы ответственности не несет. – Миссис Елена… говорит, что у нее пропали коробочки от украшений.

– Коробочки? – переспросила Дилек. Слава богу, кажется, обыкновенная сумасшедшая старуха. Только воровства в отеле им не хватало! С такими делами разбираться – замучаешься! Клиентов не обвинишь, персонал так просто за руку не поймаешь. И ведь говорят им и пишут на всех языках, черт бы их побрал, чтобы пользовались сейфами в номерах или специальным сейфом управляющего – нет, им лень в замке разбираться и жалко лишние деньги за услугу отдать, а потом нам с их пропажами мучиться! Коробочки! Бред какой! Или она сейчас заявит, что там в каждой было по бриллианту в двадцать карат – или сколько там карат бывает у бриллиантов?

– Да, у миссис Елены много разной бижутерии, – слава богу, кажется, бижутерию в каратах не измеряют! – И еще недорогие кольца с бирюзой и…

– Turkoise? – уточнила Дилек. Кажется, это недорого. Может, и удастся избежать шума.

– Но бирюза не пропала. Пропало несколько коробочек, из них бижутерию просто вытряхнули в чемодан, как будто кто-то что-то искал, а не найдя или испугавшись, забрал некоторые коробочки, которые не успел открыть.

– И что в них было?

– Да практически ничего. Но дело не в этом, а в принципе.

– Разумеется, – Дилек всегда соглашалась с клиентами. – В принципе это, конечно, крайне неприятно. Я немедленно разберусь с горничными. Так коробочки были пустые?

В конце концов, только это имеет значение. Не для Дилек, это понятно, она так разберется с горничными, что им мало не покажется, но, между прочим, если уж горничные собирались чем-то поживиться и просто не нашли ничего стоящего, у них хватило бы ума и аккуратности сложить всю эту дешевую бижутерию так, что никто бы ничего не заметил. Глупых и неаккуратных горничных в их отеле не было – это Дилек знала точно. Они не взяли бы пустые коробочки.

Лучше бы за соседками по номеру понаблюдали!

– У вас одноместный номер? – спросила Дилек, надеясь, что ей удастся направить подозрения старой дамы в нужное русло.

– Да, – та поняла вопрос и ответила сама, но тотчас же снова заговорила по-русски.

– Миссис Елена живет одна, но этажом ниже живет ее подруга. Подруга в ее номер не заходила, если вы это имеете в виду. К тому же единственное действительно ценное кольцо миссис Елена отдала этой самой подруге. Миссис Елена всегда купается рано утром или поздно вечером, и, когда она собиралась на пляж, все было в порядке, а когда вернулась, то обнаружила… это. Ну, что кто-то побывал в номере. А ее подруга вчера в городе ужинала, они…

– Вчера вечером? – громко спросил всеми забытый Назым.

Он старательно прислушивался к разговору, без труда понял практически все, что ясно и четко выговаривала молодая русская, и когда дело дошло до вечерних купаний, решил, что пора вмешаться.

Три женщины посмотрели на него с совершенно одинаковым изумлением, хотя холеная администраторша более умело прикрыла его профессиональным равнодушием. Или она просто поняла, что он говорит, так как говорил он, разумеется, по-турецки? Ничего, переведет, не развалится.

– Это представитель местной полиции, – первым делом оправдала Дилек его вторжение в разговор. – Он спрашивает, когда именно вы купались: вчера вечером?

Русские туристки почти одинаково переменились в лице. Назым знал, что все русские почему-то то ли боятся, то ли недолюбливают полицию. В детстве их, что ли, злыми полицейскими пугают? Интересно, тамошней полиции это помогает или мешает? Небось, только глянешь на свидетеля – и он тебе от страха всю свою жизнь выкладывает? Или, наоборот, теряет дар речи, как эти?

Та, что помоложе, опомнилась первой.

– Не думаю, что дело стоит внимания полиции, – обратилась она к Дилек, а пожилая дама согласно и заискивающе закивала. – Мы совсем не имели в виду… ничего ценного ведь не пропало. Просто миссис Елене показалось странным…

– Да-да, я понимаю, – быстро согласилась Дилек, радуясь, что появилась возможность замять дело. Сейчас они уберутся со своими жалобами, не захотят тратить время на серьезные полицейские розыски пропавших коробочек. Если они вообще пропадали, а не засунуты куда-нибудь самой старушкой. – Полиция здесь по совсем другому вопросу, – успокоила она клиенток.

– Так когда она купалась-то? – почти грубо остановил Назым приятный щебет.

– Когда вы вчера купались? – быстро перевела на английский Дилек. А что делать: от этого типа так просто не отделаешься.

– Yes, I understand, – сказала пожилая дама и снова заговорила по-русски.

Да уж, допрос свидетеля, ничего не скажешь! Сначала эта мадам все выскажет по-русски, потом тощая Вера (он запомнил имя, потому что у его знаменитого тезки-поэта так звали жену) переведет это на английский, потом, если он не поймет, администраторша переведет то же самое на турецкий… и что при таком раскладе останется от свидетельских показаний, я вас спрашиваю?!

Но спрашивать было некого. И приходилось довольствоваться тем, что есть. А неплохо было бы этой отельной красотке выучить русский, что же это она не удосужилась?!

– Как же вы с ними работаете без знания языка? – не удержался Назым.

– Мне хватает английского, – холодно парировала она. – Наши клиенты, как правило, владеют английским. Кроме того, у нас русские появились сравнительно недавно, и их не так много, как в более дешевых гостиницах.

Вера профессионально пережидала их перешептывания. Вот ведь угораздило! Сейчас придется произносить невразумительные ответы Елены Георгиевны, выдерживать недоуменные взгляды и в каком-то смысле разделить ответственность за все ее странности. Ладно, может, это и к лучшему? Проще разбираться в чужих проблемах, чем в собственных.