Текст книги "Победитель остается один"

4

531 год эпохи Каменных драккаров

Впервые я увидел сущность в тот же сезон. Наша первая охота длилась не слишком долго. Мы нашли ее в мире Яви, и я, хоть и ждал увидеть девчонку, все равно опешил. Ей едва сравнялось четыре сезона. И у нее не было ехидного выражения лица Сигмаса. Она вообще не была похожа на моего вероломного соседа по общей спальне. Она была маленькой, пухлой, и на голове вились светлые кудряшки. Как может что-то темное и злое выглядеть настолько невинно?

Я тяжело сглотнул. Мы искали ее три луны, и сейчас было не время сомневаться. Но я сомневался. Верховный Бог предупреждал меня о силе сущности. Она умела притупить внимание, вызвать жалость и сострадание. Но все эти уловки были направлены лишь на то, чтобы выжить, войти в пору и уничтожить миры. Нам нельзя этого допустить, говорил повелитель. Не зря я тащил эту ношу лишь на своих плечах столько лет, твердил он. Если для тебя это слишком сложно, то я пойму, шептал Верховный.

Но я не собирался сдаваться хитрой силе сущности в первом же бою. Хотя на бой это никак не тянуло. Мы были в городских садах Дидили, таясь за густым кустарником и наблюдая, как сущность роется в песочнице. Она была на игровой площадке с другими детьми. Неподалеку на скамейках сидели матери. Следили за своими чадами и вели приятные беседы, которые иногда прерывались смехом.

А в песочнице проходило негласное соревнование. Сущность и мальчик примерно такого же возраста лепили терема, которые служат жилищами в Яви. В моем мире не было подобных забав для детей, потому что весь песок был привезен Путешественниками и стоил очень дорого. Я точно не знал, для чего мы постоянно таскаем песок в Мидгард, но мы привозили его на драккар Фрейи каждую луну. Удивительно, что здесь, в мире Яви, песок считался настолько ненужным, что им позволяли играть детям.

У обоих малышей – и у мальчишки, и у сущности – были специальные формочки и ведро с водой. Чтобы проще было создавать терема из песка.

Сначала девочка, точнее сущность, опережала друга, но потом вдруг остановилась, окинула строгим взглядом оба песочных творения и без промедления разрушила свое одним махом. Глаза мальчика в ужасе расширились, и сущность показала ему язык, а потом они оба засмеялись. Это было до того озорно, до того человечно, что внутри меня сжалось что-то, живот прихватило от страха.

– Тебе жаль ее? – раздался над ухом голос Верховного Бога, и я вздрогнул. Совсем забыл, что не один.

– Я… нет, повелитель, – я постарался звучать уверенно, но даже мне были слышны неуверенность и страх в своем собственном голосе.

– Знаю, что жаль, – участливо пробормотал бог. – И мне было. Сущность коварна. Это ее способы выживания на то время, пока она беззащитна и не обладает силами. Смотри…

Верховный Бог поднял руку, и время начало замедляться. Все словно погрузилось в кисель, который так любят пить жители этого мира, а после и вовсе застыло. Люди замерли на середине движения, подброшенный мальчиком песок завис в воздухе, как поток песчинок, который словно никогда не сможет упасть на землю. Я тоже застыл – в удивлении. Все помнят, что Верховный повелевает громом и молнией, но порою забывают, что ему подвластно все сущее. Именно это делает его главенствующим из богов. И сейчас он замедлил течение времени.

Свободно двигаться могли только мы двое. И… пухлая светловолосая девочка.

– Видишь: она не человек, – прошептал Верховный. – Она умеет задурить тебе голову, словно опасаться нечего. Но на самом деле сейчас мы с тобой смотрим на самое опасное существо во всех мирах. Пойдем, мальчик мой, нельзя медлить.

Повелитель шагнул на детскую площадку, я торопливо последовал за ним. Слишком быстро – или же мне так казалось из-за застывших людей – Верховный схватил под мышки начавшую сопротивляться сущность и, накинув ей на голову подготовленный заранее мешок, пошел в противоположную от подлеска сторону.

– Это обязательно? – взволнованно спросил я, догоняя Верховного. – Она еще ребенок, не думаю, что запомнит…

– Поверь, мы делаем доброе дело, – ответил бог на ходу. – И лучше, если она не увидит ничего.

Я нахмурился, не понимая. Если сущность должна быть уничтожена, то почему важно, чтобы она знала как можно меньше? Неужели она сохраняет память о прошлых жизнях? Я напомнил себе спросить об этом Верховного, когда все будет кончено.

Мы следовали к Столпам тайными тропами, избегая городов и поселений. Повелитель усыпил сущность, и она лишь иногда беспокойно металась на моих или его руках. Нести ее было тяжело, я был еще юнцом, а потому Верховный соорудил мне специальную переноску из тряпки.

– Что будет, если мы встретим кого-то в пути? – спрашивал бог день за днем.

Кажется, наша слабая природа – моя и сущности – утомляла его. Мы не могли перемещаться с помощью магии на длинные расстояния, иначе сразу же мучились тошнотой, обмороками и животом, поэтому Верховный решил путешествовать пешком. Я чувствовал его нетерпение и был благодарен за великодушие, а потому старался угодить богу во всем и послушно затараторил:

– Мы паломники, которые направляются к Столпам. Вы – мой отец, а она, – я указал на мирно сопящую под боком сущность, – моя младшая сестра. Она больна, и мы идем просить у богов исцеления для малышки.

– Хорошо, – удовлетворенно кивал бог. – Ты просто молодец, найти лучшего помощника я и не мечтал.

Я раздувался от гордости после этих слов. Похвала заглушала боль от тонкой острой иглы беспокойства, которая нет-нет да и колола меня в самое сердце. Особенно в те моменты, когда я кормил сущность, полусонную. Смешивал в бутылке молоко, которое мы покупали в поселениях на пути, и сонные травы и совал соску в приоткрытый беззащитный детский рот, когда она начинала хныкать. Она сразу же успокаивалась и доверчиво цеплялась за мой большой палец, глядя осоловелыми глазами. Благодаря травам она снова засыпала, и повелитель снова хвалил меня. А беспокойство и любые вопросы стихали до следующего раза.

Когда мы наконец прибыли к Столпам, я совершенно вымотался от этих противоречивых эмоций и передал сущность в руки Верховного с превеликим удовольствием. Я хотел, чтобы все закончилось. Мечтал избавиться от этой девчонки.

– Дальше мы должны разделиться, Маттеус, – сказал бог, принимая у меня ношу.

Я чуть не вскрикнул от радости. Мне не придется видеть, как она умирает. Но тут же я одернул себя и испугался. Сущность пустила свои щупальца мне в душу.

– Вы не доверяете мне, повелитель? – прошептал я, боясь смотреть на Верховного.

– Я полностью верю тебе, мой мальчик, – бог прикоснулся к моему подбородку указательным пальцем и развернул мое лицо так, что мне пришлось посмотреть в его серебристые глаза. – Но ты еще не готов к главному. Пока я только учу тебя.

Мне ничего не оставалось, как закивать. Я был счастлив и разочарован одновременно. Меня страшило убийство, но еще больше пугало то, что я вообще не способен бороться с сущностью. Что я слаб. Она ведь всего лишь спала на моих руках несколько дней. А если она была бы старше и заговорила бы со мной, склоняла бы на свою сторону? Сдался бы? Пошел у нее на поводу? Достоин ли я этой миссии?

Меня раздирали вопросы и сомнения в себе, а Верховный Бог уже скрылся в радужном свете портала с сущностью на руках. Я не знал, куда он ее унес и как именно ей случится умереть в этот раз. Я понимал, что он делал это не одну сотню лет, и сочувствовал повелителю. Наша теперь уже общая тайна действительно была тяжелой ношей, но не такой, как я представлял себе все эти годы. Не было никаких сражений и риска для жизни. Только лишь лавина сомнений и страха. Чувствовал ли Верховный то же самое? Я думал, что да.

5

541–836 годы эпохи Каменных драккаров

Смерть сущности предстала передо мной в ту луну, когда мне сравнялось двадцать шесть сезонов. В Мидгарде вообще мало кто знал день своего рождения, даже с сезоном можно было ошибиться. Особенно если рождаешься близко к Ночи Обновления. Поэтому сложно было определить свой возраст. Но я точно знал, в какую луну сезона появился. Я выспрашивал у Старого бога в детстве, и он припомнил, когда родители принесли меня в клан. Мне едва сравнялась седмица, потому рассчитать момент появления на свет не составило труда. И вот в четвертую луну начала моего двадцать седьмого сезона я узрел смерть своими глазами.

Сущность была гораздо старше, чем я видел до этого. Мы долго искали ее, потому что она непостижимым для меня образом ускользнула от нас, будучи ребенком. Обычно Верховный Бог точно знал, в каком из миров появится сущность в следующий раз, но природу этого знания так и не открыл мне. Предыдущая сущность умирала, и ровно через девять лун после этого в одном из четырех миров являлась на свет следующая. Обычно мы изучали родовые грамоты нужного периода. Детей всегда было не слишком много в подходящее нам время. Повелитель объяснял это тем, что сущность забирала все энергетические потоки мира и в тот день многие младенцы и матери умирали в родах. Мы искали всех детей и проводили нехитрую проверку, как в самый первый раз в саду мира Яви. Это всегда срабатывало, ни единой осечки.

Но в этот раз что-то пошло не так. Верховный не знал, в каком из миров появилась сущность. Это случилось впервые, но далеко не в последний раз. Повелитель говорил, что порой сущности удается обхитрить даже его. В такие моменты мне становилось особенно страшно и я с особой горячностью погружался в нашу миссию. Если сущность может обмануть самый сильный разум во Вселенной, то что же это за коварное чудовище такое?

Мы исследовали вдоль и поперек Явь, Мидгард и Новое Царство все последние десять сезонов, но сущности нигде не было. С удивлением Верховный признал, что, возможно, на этот раз сущность явилась в мире Империи. Это было странно: до этого она там не появлялась. Я полагал, оттого, что Империя была любимым миром Верховного (это никогда не произносилось вслух, но догадаться было несложно). Чудовище слишком боялось Главного Бога и избегало дорогого для него места, но почему-то не в этот раз.

Мы нашли ее уже почти вошедшей в пору. И она сопротивлялась. О-о-о, на самом деле она готовилась к встрече с нами. И я осознал, почему важно находить сущность ребенком.

Она скрывалась еще два года, а когда мы наконец загнали ее в угол на небольшом судне в теплых водах Империи, она дала нам бой. Конечно, ее человеческая оболочка была слаба. Не вошла еще в полную силу, поэтому победили мы ее без особого труда. Точнее, сразил повелитель, я лишь принял на себя управление лодчонкой, но отчетливо слышал, как она ругалась на имперском наречии, пытаясь противостоять Верховному Богу. И когда трезубец пропорол ей живот, я не выдержал и обернулся на миг.

Острые зубья пригвоздили ее к деревянной палубе. Повелитель возвышался над телом сущности, но выглядело это не как победа добра над злом. Показалось, что лицо его исказила чудовищная гримаса злорадства. Сущность же на последнем издыхании со свистящим звуком вобрала воздух в грудь и плюнула кровавым сгустком прямо в лицо богу. Умирая, она выдавила нежным голосом, в котором слышались слезы:

– Поверь мне… когда он… узнает… тебе…

Но договорить ей не хватило сил, она затихла на полуслове, смотря застывшим взглядом в голубое небо. Слезы, скатившиеся по ее щекам, упали на стертые доски и запрыгали по деревянной палубе, переливаясь разными оттенками. Я поспешно отвернулся, но этот образ словно выжгли на внутренней стороне моих закрытых век. Сущность не выглядела опасной. Она казалась… беззащитной.

– Ох-хо-хо, – простонал Верховный, и, обернувшись, я увидел, как он тяжело оседает на палубу. – В этот раз пришлось непросто. Теперь ты видишь, мой мальчик, почему нельзя тянуть с уничтожением сущности.

– Да, повелитель, – я ответил чуть поспешнее, чем следовало. – Она становится тем опаснее, чем дольше живет.

– Ты совершенно прав, мой мальчик, – проговорил Верховный у меня за спиной, когда я снова вернулся к управлению судном. – Но это тяжело в любом случае, независимо от возраста сущности.

Мы молчали некоторое время. Почему-то я был рад тому, что мне не нужно смотреть в глаза Верховному Богу прямо сейчас. Я размышлял и с каждой новой мыслью и сомнением укреплялся в вере, что мы делаем правое дело. Я – человек, что видел несколько проявлений сущности, знает о ее коварстве и всех способах, которыми можно сыграть на жалости, – раз за разом, хоть и на мгновение, попадался на уловки чудовища. Что уж говорить о неподготовленных людях. Повелитель был совершенно прав, что начал готовить меня с детства и вел к этой миссии постепенно. Так я мог сохранять здравомыслие, отслеживать все свои сомнения и возвращаться на верную дорогу. Такое под силу лишь человеку, который сталкивается с сущностью годами и учится противостоять ей раз за разом.

Но стоило Верховному отвлечься, как я наклонился и подобрал кристаллы, в которые обратились слезы сущности. Даже самому себе мне сложно было объяснить, для чего. Но с тех самых пор, если приходилось видеть, как умирает сущность, я брал ее слезы. Перед смертью она плакала всегда. Вновь и вновь я обещал себе, что смогу удержаться и не трогать их. Но каждый раз меня ждал провал.

Стыд и чувство вины за свою слабость были так сильны, что я проникся святой верой в порочную силу сущности и принялся исполнять свой долг с небывалым до этого рвением. Повелитель был доволен мной. Я постигал новые способы выслеживания, без устали разыскивал претендентов на роль сущности, быстро улавливал ритм жизни родителей и самой сущности, чтобы поймать самый удачный момент для уничтожения. Повелитель иногда стал отправлять меня на мелкие задания в одиночестве. Но убивать я не мог, был не готов. Верховный не давил, повторяя десятилетие за десятилетием, что отнять жизнь – даже у такого страшного существа – не так-то просто. И я почувствую, когда буду готов.

Больше всего меня смущала даже не смерть сущности как таковая, а нередкие сопутствующие жертвы. Мы старались, чтобы никто не пострадал. Но некоторые родители, особенно матери, были слишком привязаны к сущности. Верховный убивал их лишь в крайнем случае, когда им удавалось пробиться сквозь замедленное время. Это случалось нечасто, но случалось.

– Видишь, сущность слишком глубоко пустила когти в душу несчастной, – с горечью говорил повелитель в таких случаях.

Он собственноручно закрывал глаза убитых и рыл могилу. Он хоронил их ритуально, бормоча слова, природа которых была мне неизвестна. И на месте погребения всегда расцветало дерево. Я понимал, что в любой войне погибают невинные, но сама мысль о том, чтобы убить кого-то, кроме сущности, вызывала во мне ужас. Возможность такого исхода парализовала меня, но Верховный ценил меня за другие качества, а потому не настаивал на том, чтобы я поднимал меч.

Моя благодарность повелителю росла, как и страх перед коварством сущности. Кажется, что в какой-то момент – в какой, не могу точно вспомнить, – я перестал задумываться вовсе. Перестал видеть за родителями сущности отдельных живых людей, а сущность и вовсе не воспринимал как человека. Они все превратились просто в списки из родовых грамот, которые мне нужно было изучить, найти претендентов и отсмотреть на предмет схожести с нужными мне показателями. Дальше я передавал то, что удалось узнать, Верховному Богу и забывал до следующего раза.

Годы шли, сливаясь в десятилетия и даже столетия. Хоть и я стал полноценным членом клана, мне удалось избежать ритуала отсечения языка и своей собственной печати молчания. Повелитель помог мне с этим, применив магию. Неоспоримые плюсы быть на посылках у Верховного Бога. Мой бывший наставник Бартоломеус был давно убит в пьяной драке в одном из питейных заведений Империи. Узнав об этом, я лишь удивился тому, как можно было так бездарно упустить шанс жить долгие и долгие годы. Однако печать наставника больше не жгла меня, освободив, и я быстро забыл о нем.

Но на исходе второго столетия я все чаще вспоминал Бартоломеуса. Кажется, я начал понимать его. Дни смазывались, похожие один на другой. Поиск – слежка – донесение Верховному – небольшой перерыв. И заново. И заново. День за днем, год за годом. Я пристрастился к имперскому вину и меду, который пару десятилетий назад появился в Мидгарде и Яви. У меня не сложилось дружбы ни с кем из своего клана, к женщинам я был скорее равнодушен, а новые люди вызывали у меня лишь приступы тошноты. Иногда я вспоминал себя в детстве – мальчишку, который был влюблен в природу и боялся признаться в этом даже самому себе. Но, пройдя леса, пустыни, горы и моря всех четырех миров, я понял, что больше не вижу волшебства в звездах, не слышу песни в шуме листвы, а от моря меня и вовсе мутит.

Я заподозрил, что долгая жизнь Путешественников является не привилегией, а еще одним способом держать нас подальше от остальных. Иногда в поисках сущности я встречал людей и даже общался с ними (конечно, изображая немого). В их глазах почти всегда горел огонь, они спешили жить. А я… ничего. Ничего не чувствовал.

Лишь механически повторял, как заводная кукла: поиск – слежка – донесение Верховному – небольшой хмельной перерыв. К концу второго столетия своей службы у Верховного я начал мечтать напороться на чей-то нож в одной из таверн, кабаков, трактиров или погребов. И наплевать, произойдет ли это в Империи или Яви.

И вот, когда я находился на самом дне, мой повелитель, прочитав очередной свиток с расписанием дня сущности и ее матери, приказал – и словно в ледяную прорубь меня окунул:

– Думаю, ты готов. Готов встретить сущность один на один.

Еще никогда я так быстро не трезвел.

6

836 год эпохи Каменных драккаров

Мне понадобилось целых две луны, чтобы прийти в себя и очиститься от хмельной отравы, которую я заливал в себя почти триста лет. Верховный настаивал, что я должен быть в трезвом уме во время миссии, и как никогда я был согласен с ним. Мы словно поменялись местами: теперь я получал сведения об очередной жизни сущности, которая должна была вот-вот начаться.

– В этот раз я сумел подгадать и заранее выяснить, в каком из миров искать чудовище, – уклончиво объяснял Верховный.

Конечно, некоторые тайны повелителя мне не дозволялось узнать, даже спустя столько лет службы, а потому я не задавал лишних вопросов, лишь внимательно слушал.

– Эта ипостась невероятно сильна и начала влиять на мать, еще будучи в утробе.

– Как это? – нахмурился я. Тело отчаянно требовало браги, и я был зол сам на себя и на мир вокруг.

– Сущность насылает видения матери, в которых предупреждает ту о моем приближении, – словно нехотя пробормотал бог, но не успел я придумать ответ, как повелитель продолжил: – Мать притворяется безумной, но я следил за ней. Она в полной власти сущности и делает все, чтобы спасти чудовищу жизнь. Мать – охотница в регионе Артемиды.

– Значит, Империя, – я был слегка удивлен. – Нечасто сущность выбирает этот мир.

– Так и есть, – согласился повелитель. – Наше преимущество в том, что сущность почти не знает тебя. Лишь в нескольких жизнях она видела нас обоих или слышала твой голос. А потому тебе будет легче подобраться к ней.

– Вы… хотите, чтобы я убил ее до рождения?

Сама мысль об этом вызвала во мне панику.

– Конечно нет, мой мальчик, – пожурил меня бог. – Мы не убиваем невинных матерей просто так. Конечно, если бедная женщина до сих пор не порабощена.

Я задумался. Мне было достаточно лет, я был опытен и разочарован в жизни и чувствовал себя стариком, хотя и выглядел, как прежде, молодо. И только сейчас у меня есть возможность сделать что-то действительно стоящее для моей миссии. Столько лет прошло между мной, пылким мальчишкой, готовым на все ради благосклонности Верховного Бога, и тем, кем я стал сейчас, – разуверившимся в жизни юнцом с глазами старика. Была ли моя вера крепка до сих пор или же я просто хожу по привычному кругу десятилетие за десятилетием?

Эти вопросы тогда я задавал себе осторожно, толком не произнося их полностью даже про себя. Лишь проблеск, отдаленное эхо разума звучало в моем сознании. Но правда состояла в том, что я был не готов жить своим умом. Слишком долго за меня решал Верховный, и мой собственный внутренний голос чаще всего напоминал речь повелителя.

Когда Верховный посчитал, что я готов, мы переправились в мир Империи, где он покинул меня прямо у колонн Первого Колизея.

– Здесь я оставлю тебя, Маттеус, – сказал бог. – Удачи тебе с миссией. Встретимся в Мидгарде на исходе луны. Я хочу услышать подробности.

В полном одиночестве я проделал путь до региона Артемиды. Верховный рассказал, что будущая мать сущности – охотница. Даже будучи на сносях, она не переставала вести промысел, готовясь к появлению ребенка совершенно одна. Полоумная охотница на сносях, незамужняя и без старших родственников в мире Империи – я уже хотел на это взглянуть. Скорее всего, она местная юродивая, раз в регионе никто не побил ее камнями за связь вне брака. Но кто будет покупать мясо у юродивой? Странно.

Я был у ее жилища около полуночи. Через пять часов она должна была отправиться в леса (судя по всему, распорядок дня матери был четким и выверенным).

Как только мои наручные часы показали пять утра, дверь хижины отворилась, и легкой тенью из нее выбежала мать. В рассветных лучах я видел, что она очень молода. Скорее всего, не старше двадцати сезонов. Она была тонкой до худобы, и лишь большой живот нарушал изящный силуэт. Но бремя не сделало ее движения неловкими или скованными. Она бежала быстро, одета была легко – в брюки и тонкую рубаху, но я заметил, что живот поддерживает какой-то лоскут ткани наподобие пояса. Ее ноги в тонких кожаных сапогах ступали бесшумно, а лук, закинутый на плечо, бился о спину ритмично, в такт небольшой косице, выбившейся из тяжелого узла на ее голове. Я еле поспевал. Конечно, столько лет не тренировался вовсе, а только пьянствовал по мирам. Следить за детьми – не такая уж непосильная задача, нет необходимости держать себя в тонусе.

Периодически мать останавливалась и приседала, проверяя силки, которые, очевидно, расставила ранее. И именно в эти моменты, когда нужно было опуститься и встать, живот мешал ей больше всего, лишая природной грациозности. Увидев, как она неуклюже приподнялась в очередной раз, я понял, что моя рука дрогнула в попытке оказать ей помощь. Хотя я стоял далеко. Хотя я следил за ней, чтобы убить сущность. Хотя…

Я так опешил от этого глупого порыва, что упустил миг, когда она устремилась дальше. Шагов матери не было слышно, а лес встречал меня своими обычными звуками. Надо же, неужели выпал из реальности, предавшись думам? И сколько, интересно, времени я стоял здесь с глупым видом? Наверное, придется вернуться к хижине и дождаться мать с охоты, чтобы продолжить слежку.

– А теперь подними руки, – раздалось свистящее шипение у меня над ухом, и я почувствовал, как под подбородком кольнуло острие ножа.

– Спокойно-спокойно, – проговорил я на имперском, послушно выполняя приказ.

– Думал превратить охотника в добычу? – она продолжила зло шептать, обыскивая меня легкими хлопками по всему телу.

Я так и не видел ее, только чувствовал, как она быстро перемещает руки по моему телу, избавляя от личных вещей. Острие ее ножа следовало четко за хлопками. Укол в шею, в область сердца, пах и в спину, прямо там, где располагались легкие. Конечно, преследовать ее, захлебываясь кровью, будет проблематично. Умная девушка. Я только сейчас понял, что для безумной она вела себя слишком осторожно и ловко, и односельчане оставили ее в живых не из жалости, а из-за ее талантов. Но кто пустил слух о безумии? Она сама, науськанная сущностью?

– Теперь говори.

Когда на мне осталась только одежда, девушка переместилась из-за моей спины молниеносно, и мы оказались лицом к лицу. Но я не успел рассмотреть ее – она отпрыгнула назад стремительно, меняя нож на лук с такой быстротой, которая мне и не снилась. Реакция охотницы. Я успел лишь сделать вздох, а в меня уже целился наконечник стрелы.

– Я оказался здесь случайно… – даже для меня самого такое заявление звучало неубедительно.

– Как же… – презрительно скривилась мать. – Я знаю тебя. И знаю, зачем ты здесь.

– Знаешь… знаешь меня? – я так удивился, что бросил потуги что-то изображать.

– Я видела. Она показала мне… – на секунду охотница сбилась, но тут же оборвала себя и рявкнула: – Случай на лодке, когда вы убили ее… вдвоем.

– Все было совсем не так…

– Заткнись, – грубо оборвала меня мать. – Убивать самому или помогать с убийством – разница небольшая.

О нет, разница есть, дорогая моя. Еще как есть. Я с сожалением понял, что мать отравлена сущностью. Сожаление… Такое старое и забытое чувство. Мне сложно было сказать, почему именно сегодня во мне пробудилось что-то. Виной тому моя трезвость, этот мир, ситуация, в которой я оказался, или… именно эта мать. Что такого необычного в охотнице? Я видел их сотню раз, видел тех, кто был глух к сущности, а также тех, кого сущность порабощала сразу. Но, наверное, впервые я встретил женщину, которая слышала сущность, но осталась собой. Я готовился увидеть сумасшедшую, обезумевшую от видений юродивую, а встретил ясный, словно наконечник стрелы, взгляд человека, который прекрасно понимает, что именно сейчас происходит.

И мне придется убить ее. Я видел, что она знает это.

– Послушай… – снова попытался я, стараясь вернуться в блаженное состояние бесчувственности.

– Это ты послушай, – оборвала меня мать, и в ее голосе было много презрения. – Я кину тебе веревку, ты свяжешь ею свои ноги. Крепко и хорошо. Я знаю, что Путешественники это умеют. Не пытайся меня обмануть.

– Куда мне до тебя по части обмана, – пробормотал я, намекая на то, как она сумела создать образ сумасшедшей среди соседей и покупателей.

Мать нахмурилась, очевидно, не разгадав мой намек. Прочная веревка крепилась на ее странном поясе вокруг выпуклого живота. Я ждал, что именно она полетит в меня секундой позже, но охотница медлила. Следовало воспользоваться заминкой, отчего бы она ни случилась, и обезоружить мать. Но взгляд против воли пополз вниз, туда, где между ног напряженной охотницы быстро расползалось мокрое пятно. В следующий миг она выронила лук и уперлась ладонями в колени, протяжно и утробно вскрикнув. Но тут же попыталась распрямиться. Безуспешно.

Я просто стоял и смотрел на нее. Лук валялся на расстоянии одного прыжка, но я не знал, что делать.

«Сейчас она беззащитна как никогда, – прогремел голос Верховного в моей голове. – Напади, напади и убей их разом».

Но… я просто не мог. Я упустил свой шанс, показал свою слабость, червоточину, которая была во мне всегда. Дал сомнениям склонить меня на свою сторону. Подскочив к охотнице, я осторожно подхватил ее и уложил прямо на мягкую землю.

– Не трогай… не прикасайся ко мне, – выдавила она между судорогами, которые скручивали ее тело.

– Я помогу тебе, – прошептал я, и мои дрожащие руки сделали наконец то, чего желали, – утешающе погладили длинную косичку, которая манила меня до этого.

Мать распахнула глаза. Там больше не было презрения, ненависти или ярости – одна беспомощность и страх.

– Еще слишком… слишком рано… – простонала она. – Что-то не так…

– Подожди, нужно лечь поудобнее, – я отдернул пальцы от ее волос, ругая себя. Сейчас нужно совсем другое.

Я расположил ее поудобнее и метнулся к нашим заплечным мешкам.

– Только… не уходи… не уходи… – провыла она, потеряв меня из виду.

– Я здесь, – ответил я твердо. – Только все подготовлю. У тебя есть что-то с собой?

– Что-то… да, есть, – выдавила мать. – Но сначала… сними… сними эпидесмос… сама не могу.

До меня не сразу дошел смысл ее слов. Это что же, она наложила утягивающую повязку себе на живот? Чтобы легче было носить? Еще ни разу я не видел, чтобы бандаж использовали так замысловато.

Я поспешил к охотнице и, пытаясь причинить как можно меньше боли, нащупал конец эластичной ткани, после чего размотал. Мать обхватила живот руками и начала гладить круговыми движениями, откинувшись на меня. Совершенно не думая, я обхватил ее и успокаивающе погладил по плечам.

– Так лучше… – пробормотала она, прерывисто дыша. – Гораздо-гораздо лучше.

Пришлось выпустить ее из объятий, хотя мне этого и не хотелось. Нужно было подготовить подстилку и добыть воды – это минимум, который я знал. Но мать быстро взяла себя в руки и принялась раздавать указания. Она больше не была насторожена и не боялась меня, а я не помышлял о своей миссии. Возможно, нами двигала интуиция. Может быть, где-то глубоко внутри нас хранились эти знания, которые иногда помогают выжить в самых непростых случаях. Мы готовились привести в этот мир жизнь, остальное отошло на второй план. Лук валялся забытым в двух шагах, а нож я тщательно омыл и прокалил, чтобы перерезать пуповину, когда придет нужный момент.

Схватки у матери были болезненными, но недолгими. Между ними она ритмично дышала и расспрашивала меня о какой-то ерунде. Какое мясо я больше всего люблю? А как я его готовлю? Не умею готовить сам? Что же это за мужчины в других мирах…

Мы так и не обменялись именами, обращаясь друг к другу общими фразами. В какой-то момент стемнело настолько, что мне пришлось повторно разжечь костер, который я сложил днем, чтобы согреть воду. Нужен был свет, потому что приближался самый важный момент.

Мать выгнулась на покрывале, широко разведя колени. Мне стало неловко, и я хотел бы не смотреть, но здесь не было никого, кроме меня, чтобы помочь ей. Я видел много женщин за свою долгую жизнь. Но не так.

Зрелище не было ужасным. Но и красоты в нем не было. Здесь присутствовало нечто другое. Что-то за гранью человеческого понимания. Я знал, что магия существует. Но это было волшебство совсем другого толка. Видеть, как в мир приходит новая жизнь. В боли, криках, крови и грязи. В слезах и страхе, которые тесно переплетаются со смехом и счастьем, стоит лишь скользкому маленькому телу приземлиться в твои раскрытые ладони.

Мать рассказала мне, как очистить дыхательные пути ребенка, а после перевернуть на живот и легонько шлепнуть. Младенец был так мал, что я держал его одной ладонью. После шлепка девочка разразилась криком во всю мощь небольшого тела.

– Дай мне ее… – умоляюще прошептала мать, но я помедлил.

Перевернув ребенка еще раз, я разглядывал сущность несколько мгновений. И тут она распахнула глаза. Удивительно, но они были глубокими и чистыми, и в них отражались отблески костра. Я поднес ладонь к ее маленькому лицу, чтобы коснуться щеки, но сущность вскинула руку и со всей силы вцепилась в мой палец.

Моя грудь наливалась странным, пугающим, лишающим сил чувством. Никогда прежде я не ощущал себя так. Я передал сущность в руки матери, и мы совместно перерезали пуповину.