Текст книги "Выбор Шатеры"

2. Мальчишка-альтаирец

13 лет спустя. Нейтральное межгалактическое пространство. Дипломатический крейсер Земного Альянса

Изумрудно-синяя светящаяся точка на черном межгалактическом полотне – Дарий. Таинственный и непредсказуемый. Странная смесь средневековья и сверхсовременных технологий. Нищеты плебеев и роскоши знати.

Планета-загадка.

Планета-«исходник».

Самая древняя.

Самая нецивилизованная.

И в то же время самая богатая на топливные кристаллы, без которых в космосе не продержится ни один звездолет.

Полвека назад залежи топливных кристаллов были обнаружены и на нескольких других диких планетах и их спутниках, находящихся на границе Дарийской империи. Они-то и стали истинной первопричиной затяжной межгалактической войны между тремя империями. Однако рано или поздно наступает момент, когда человеческие и военные ресурсы всех сторон подходят к концу. Возникает необходимость в передышке. Тогда и появляется такое долгожданное и желаемое простыми смертными слово – перемирие.

Хрупкое. Ненадежное. Но все же – пауза в затяжной и кровавой войне. Перемирие, за которое Иоанн, правитель Альтаирской империи, лично заплатил весьма высокую цену.

Высокий, светловолосый, с мудрыми пронзительно-синими глазами, он стоял возле огромной прозрачной стены, разделяющей конференц-зал дипломатического крейсера с открытым космосом, и задумчиво смотрел вдаль. Туда, где необычным и таким манящим светом сияла изумрудно-синяя планета, на которой находился его младший третий сын, ставший по своей воле залогом перемирия между Дарием и Альтаиром.

– Иоанн?! Вы слышите, что я говорю? – Раздражающе слащавый голос Айлит Боро, Верховной Земного Альянса, заставил императора оторваться от невеселых размышлений о судьбе пятнадцатилетнего сына, которого не видел вот уже долгие два года.

– Да, конечно, – нехотя отозвался Иоанн, так и не повернувшись к симпатичной рыжеволосой женщине лет сорока пяти со строгим каре и выразительными миндалевидными глазами.

Айлит чинно восседала в кресле, стоящем во главе длинного стола переговоров. Педантичная во всем, что касается дипломатического этикета, она даже не заметила столь невежливого ответа своего высокопоставленного «коллеги». Все ее внимание сосредоточилось на огромной голограмме третьего собеседника – Стива Ромеро, посла Земного Альянса на Дарии. Худого, невысокого, с абсолютно незапоминающейся внешностью. Тень, по-другому и не скажешь.

– Неужели все так просто?! – во второй раз восторженно воскликнула Боро. Ее лицо вновь озарила идеальная улыбка. Та самая, фирменная, которая никогда и не сходила с губ Айлит. Женщина улыбалась постоянно: когда благодарила, хвалила, ругала… Порой складывалось ощущение, что мышцы кукольного личика Верховной просто не могли не улыбаться. И это порой несказанно раздражало. В частности – Иоанна. По искусственно красивому лицу Боро никогда нельзя было понять, что она чувствует и думает на самом деле.

– Да, – вновь подтвердил Стив Ромеро. – Стоит вывезти Жезл Власти за пределы Дария, и защитное силовое поле планеты исчезнет. Смотрите сами.

Иоанн обернулся. Слова посла заинтриговали и его.

В центре стола образовалась новая голограмма – миниатюрное изображение Дария с его впечатляющими подземными залежами топливных кристаллов, которые для наглядности искусственно высвечивались графикой изнутри планеты, порождая чарующий изумрудно-синий свет.

– Позвольте объяснить схему действия Жезла Власти. – Посол взмахнул рукой, и голограмма начала меняться.

Возникло графическое изображение причудливо выкованного Жезла, увенчанного крупным кристаллом, похожим на топливный. Кристалл олицетворял сам Дарий.

– Сам Жезл только проводник, – начал Ромеро. – Он в разы усиливает силу кристалла, в котором и сокрыта настоящая мощь Дария. Потому что это, так сказать, объединяющий кристалл.

Над столом возникла сияющая планета, и из всех подземных залежей топливных кристаллов к Жезлу Власти протянулись изумрудно-синие лучи, которые и сгенерировали своей паутиной мощное силовое поле Дария.

– Пока кристалл находится на Дарии, планета неуязвима, – описал ситуацию посол. – Ни одно наше оружие не сможет пробить защитное поле. Но! Если кристалл каким-то чудом покинет планету…

Ромеро ловким жестом изъял голографический кристалл с Жезла Власти. Связь связующего кристалла с рудниками тут же оборвалась. Силовое поле лопнуло как мыльный пузырь.

– И Дарий наш.

Пожалуй, впервые за все время на лице Айлит возникла искренняя восторженная улыбка.

– И тогда мы сможем наконец-то помочь бедным дарийцам скинуть гнет тирана! Освободить народ от императора Дэмониона! Показать дарийцам не словом, а делом, что на свете есть демократия!

Голос Боро звучал настолько громогласно и убежденно-пафосно, что Иоанн не выдержал, скептически усмехнулся. Видимо, Верховная Земного Альянса забыла, что выступает не перед толпой землян с их уже давно промытыми агиткой мозгами, а перед таким же правителем, который прекрасно понимает, как на самом деле обстоят дела во вселенной.

– Демократия, – чуть слышно произнес Иоанн.

От Айлит не укрылась откровенная издевка в голосе императора Альтаира.

– Вы с чем-то не согласны, мой дорогой друг? – с невинной улыбкой вежливо поинтересовалась она. – Право же, Иоанн, вам не кажется, что существующий расклад несколько нечестен: почему одна планета должна обладать основным запасом топливных кристаллов? Надо уметь делиться. Это было бы справедливо! Вы так не считаете? – с невинной улыбкой поинтересовалась Боро, с трудом скрывая раздражение в голосе.

Иоанн не ответил. Он всегда сильно сомневался, что Земной Альянс в случае их совместной победы станет делиться с Альтаиром ресурсами завоеванного Дария. Скорее уж эта победа породит новый виток агрессии.

Межгалактическая война, доставшаяся Иоанну в наследство от отца, уже давно набила ему оскомину. В отличие от Айлит Иоанну хотелось мира и покоя. Поэтому подтекст слов Верховной Земного Альянса был откровенно неприятен. Он слишком хорошо понимал: Боро спала и видела, что однажды сумеет завоевать Дарий. И тогда мировое господство окажется полностью в руках Земного Альянса. Не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы понять: после завоевания Дария Земной Альянс неминуемо захочет подмять под себя и своего вечного союзника – Альтаирскую империю. Такая перспектива абсолютно не устраивала Иоанна. Альтаир всегда был свободной и самостоятельной территорией. И он никому не позволит диктовать альтаирцам условия, говорить, как им жить!

Айлит, не дождавшись ответа, бросила на императора предупредительно-вопросительный взгляд и настойчиво повторила:

– Вы с чем-то не согласны, ваше величество?

Отвечать напрямую не хотелось, да и не было смысла. Старая истина «худой мир лучше доброй ссоры» была актуальна во взаимоотношениях Альтаира с Землей, как никогда раньше. Поэтому Иоанн решил пойти обходным путем.

– С тем, что легко сказать «Дарий наш». Даже если не брать в расчет то, что Жезл Власти охраняется воинами Руара и ведуньями, вы прекрасно знаете, что к нему невозможно прикоснуться, не сгорев при этом заживо. Его может взять только сам Дэмонион. Либо прямой наследник престола. Тот, в чьих жилах течет кровь Древних. А таких на Дарии, насколько мне известно, уже не осталось. Так как вы собираетесь изымать кристалл? Чьими руками?

Слова Иоанна произвели на Боро действие неприятного холодного душа. Улыбка мертвым грузом застыла на фарфоровом лице женщины.

– Вот увидите, я найду выход, ваше императорское величество. Рано или поздно на Дарии появится тот, кто сможет взять в руки Жезл, и тогда…

Лицо Айлит озарила торжествующая лучезарная улыбка.

О да! И тогда Дарий неминуемо окажется в ее руках. Уж она, Айлит Боро, Верховная Земного Альянса, лично позаботится об этом!

Дарий. Катар

Ада

Руки трясутся от холода. Искры от огнива ни в какую не хотят разжигать отсыревшие щепки в старом прокопченном камине. Спасибо, мамуля! Не могла уследить за огнем хотя бы три часа, пока я убиралась в доме священника. Теперь вот мучься – разводи пламя заново.

Из-за бесконечных суровых катарских зим оставлять дом без тепла нельзя и на несколько часов. Иначе промозглый холод моментально проберет до костей. Только зазеваешься – проворонишь потухший ночью огонь – и пожалуйста, утром уже можешь не проснуться. Замерзнешь замертво.

Мамуля это прекрасно знает. Только ей давно уже на все и на всех плевать: и на себя, и на нас с Анигаем. Мне порой кажется, будь ее воля, она бы с удовольствием наложила на себя руки, но куда там! Для того чтобы покончить с собой, нужна крепость духа, а ее-то у нашей пропащей мамаши Акрабы как раз и нет.

Физически сбежать из Катара – поселения каторжников и военнопленных, где мы и живем, тоже не получится. Катар накрыт силовым куполом. Каждый год по весне по периметру поселения стражи Дэбэра то и дело собирают «жареные» останки беглецов. При столкновении с силовым полем любое живое существо сгорает за считаные секунды. Беглеца и не опознаешь. Как правило, остается только догадываться, кто это был. Вдобавок за долгую зиму останки хорошо подъедаются местным зверьем… В общем, жуть.

Оборачиваюсь. Исподлобья смотрю на пьяную мать, которая в одежде валяется на своей замызганной кровати. Сваленные от грязи волосы закрывают половину лица – ту самую, которая обезображена страшными ожогами. Мой взгляд падает на ее безвольно свисающую культяпку правой руки.

У матери нет руки до локтя. В пьяном угаре она часто рассказывает всем подряд бредовую историю о том, что когда-то была сногсшибательной красавицей – шатерой Руара, а руку ей отрубил сам император Дэмонион, потому что она якобы осмелилась претендовать на Жезл Власти… В общем, пьяный бред человека, который хотел бы прожить другую – куда более яркую жизнь.

Мечтать, как говорится, не запретишь. Вот только в Катаре мечтать вредно. Зачем лишний раз бередить душу, если и так знаешь, что вся твоя жизнь уже предопределена с самого начала. Родился у сапожника – будешь сапожником, у тюремной прислужницы – станешь прислужницей или стражем, в семье каторжника – каторжником, в семье проститутки… Вот здесь я, пожалуй, не соглашусь.

Профессия мамули меня категорически не устраивает, так что лучше уж я нарушу традиции и поработаю и дальше служанкой у отца Марка – священника-миссионера с Земли, который знает нас с Анигаем с детства и по мере сил опекает. Даже пристроил компаньонами к своему гостю – альтаирскому мальчишке, который живет у него уже года три. Чтобы тому не было одиноко, отец Марк и попросил нас с братом составить ему компанию. Платит, правда, едой. Зато не голодаем, как другие!

Альтаирца зовут Эван. Старше нас с братом года на два. Первое время сторонился. Тяжело ему к Катару привыкалось. И здоровье у него слабенькое – местный воздух не идет. Сам-то мальчишка, как выяснилось, неплохой. Немногословный совсем, зато на скрипке красиво играет. Это музыкальный инструмент такой. С Земли. Люблю слушать, как его скрипка то плачет, то смеется. За три года, что мы знакомы, Эван успел стать мне то ли другом, то ли еще одним братом. Сама не пойму. Странно, конечно, как-то: он альтаирец, я дарийка. Наши империи всю жизнь воевали, а мы дружим. Благо, перемирие вот уже несколько лет держится. Не люблю войну. Да и кто ее любит?

Ловлю себя на мысли: надо будет к Эвану еще успеть заглянуть, проверить, все ли там у него в порядке, а потом уже в шахту к Анигаю идти. А то еще заловят нас в рудниках, не дай бог, а я даже со своим альтаирцем попрощаться не успею.

С горем пополам развожу камин. Комната моментально наполняется дымом от сырых веток. Подбрасываю в огонь побольше дров. По моим подсчетам тепла должно хватить еще часа на три, как раз пока я буду отсутствовать. Какая-никакая, но Акраба все же мать. Не хочу, вернувшись вечером, обнаружить дома ее застывший труп. Тем более в такой день.

День нашего с братом рождения. Сегодня нам исполняется тринадцать лет. Но мама об этом даже и не вспомнила.

Ежась от холода, быстро переодеваюсь. Свое единственное платье аккуратно вешаю на спинку стула. Вместо него напяливаю старую одежду брата, из которой он уже давно вырос. Несмотря на то что мы с Анигаем двойняшки, кто не знает – никогда бы не поверил, что мы родственники.

Брат высокий, сильный. Выглядит значительно старше своего возраста. Прямые черные волосы, карие глаза, довольно смуглая кожа – типичный дариец-южанин.

Я, напротив, мелкая, бледная. Как поганка. Волосы – темный каштан. Длинные, вьющиеся, непослушные. Прячу их всегда под шапкой, чтобы все принимали меня за мальчишку. Так безопаснее. В Катаре не так много женщин, зато куча каторжников. Лучше не выделяться.

Глаза у меня странного фиалкового цвета. Я таких ни у кого не видела. Наверное, они мне от папаши достались. Кто наш отец, мы не знаем. Из-за того, что мы с братом настолько не похожи друг на друга, над нами даже посмеиваются: мол, наша беспутная мамаша умудрилась нас зачать от двух разных мужчин сразу.

Я с этим и не спорю. С Акрабы станется.

Запасы еды уже почти подошли к концу. Я это обнаружила лишь сегодня утром. Все, что я оставляла нам с Анигаем на праздничный стол (если его можно назвать таковым), куда-то исчезло. Видимо, мать, болеющая с похмелья, вытащила из кладовки последнее вяленое мясо, чтобы обменять на бутылку эля. Теперь она лежит пьяная и довольная, а у меня под ложечкой от голода подсасывает так, что хоть вой. Хорошо еще, что Эван не знает. Отругал бы. Он меня постоянно подкормить пытается. А я не люблю чужой хлеб есть, но приходится. Иначе бы давно с голоду сдохла. Этого бы мне Эван точно не простил!

Смотрюсь в старое мутное зеркало. Посильнее надвигаю на глаза объемную шапку, под которую прячу волосы. Так-то лучше. В одежде брата да еще в дурацкой шапке никто меня за девчонку не примет. Так, за мальца лет десяти. Такой не вызовет подозрения, если будет ошиваться возле копий рудников. А именно это мне и надо.

Терпеть не могу воровать. Очень нервничаю, когда приходится. Тем более что ни для кого не секрет: за разворовывание национального достояния Дария – кражу топливных кристаллов – любого ждет неминуемая казнь. Но вся фишка в том, что таких «любых» очень мало. Потому что далеко не каждый сможет взять в руки топливный кристалл и не заработать жуткий ожог до костей. Даже через кожаные перчатки.

Горняки работают в копях в специальных свинцовых рукавицах, защиты которых хватает лишь на двенадцать часов. Не успеешь сменить – останешься в прямом смысле без рук.

Я – другое дело. Не знаю уж, откуда и почему так получилось, но у меня на кристаллы иммунитет. Я спокойно могу брать их голыми руками, и никаких ожогов. Они для меня словно лед. Даже как-то странно. Я, конечно, об этом не распространяюсь. Знают только брат и Эван.

Мать говорит, что я толстокожая. Меня ничем не прошибешь. Может, поэтому я и не чувствую кристаллы.

Наверное, так оно и есть.

Не важно. Главное, что моя толстокожесть позволяет моей семье выжить.

Мы продаем ворованные кристаллы местному ушлому контрабандисту дэусу Сину. Платит, конечно, гроши по сравнению с реальной ценой (кристаллы в большом дефиците на Черном рынке, ведь ими заправляют звездолеты), но и тех дар, что удается за них выручить, хватает нам троим на еду на месяц.

Правда, с именем не повезло. Меня зовут Адамаск. На древнедарийском мое имя означает «та, которой не должно было быть». Мамуля – еще та острячка – более жизнерадостного имени придумать, конечно, не могла. Впрочем, близкие меня зовут просто Ада. И это меня вполне устраивает.

В Катаре говорят: как назвали – так и проживешь. Но я не согласна. Как и с тем, что мне на роду написано повторить жизнь своей пропащей мамаши. Мне кажется, человек вправе сам выбирать судьбу. Хотя вряд ли кто в Катаре с этим согласится.

* * *

Острые камни то и дело норовят выскользнуть из-под ног. Один неосторожный шаг – и окажешься в пропасти. Как же я ненавижу горы! Недаром их в народе прозвали Хребтом мертвецов. Каждый раз неизменно натыкаюсь здесь на обглоданный зверьем труп. Вот и сейчас, брезгливо морщась, отвожу взгляд от торчащей из-под глыбы снега наполовину съеденной руки. Судя по болтающемуся на кости массивному черному браслету – военнопленный каторжник. Видимо, попытался сбежать с императорских рудников. Глупец! От стражей Дэбэра не сбежишь. М-да… Не хотела бы я оказаться на месте этого несчастного. Не хотела бы…

Северный катарский ветер, как обычно, лютует. Обледенело все: промерзшая земля, горы, редкие деревья. Кажется, еще немного, и я сама покроюсь коркой льда. И это называется весна!

Зелень в горах Катара появляется лишь в середине лета, а пока разве что мох встретишь. Темно-зеленый. Многолетний. Или карликовые кустарники, тоскливо пробивающиеся сквозь многовековые скалы. В этом, пожалуй, и есть весь Катар. Здесь все, включая людей, живет не столько «благодаря», сколько «вопреки» суровой северной природе, то и дело норовящей похоронить живое под непролазными метровыми сугробами и толстой заветренной коркой льда.

Отдельными островками среди Северных гор выделяется ярко-зеленая хвойная тайга – часть Сумрачного леса. Она начинается метрах в пятнадцати от меня, но лично я туда ни ногой! Что я – дура? Опасное местечко, скажу я вам! Там запросто можно наткнуться на призраки-отголоски, которые неминуемо заманят тебя в чащу, где сведут с ума. Поэтому даже сейчас, опаздывая, я все равно не рискую идти к шахте через хвойные заросли, предпочитая более длинную, обледенелую горную тропку. Конечно, мало приятного пробираться по краю опасного ущелья, но уж лучше так, чем чокнуться в Сумрачном лесу.

С каждым шагом дышать все труднее. Чем выше в горы, тем более разряженным становится воздух. Уж поскорей бы спуститься к копям, там хоть и висит рудниковая пыль, но дышится все равно легче.

Небо пронзительно-синее. Ни облачка. Вот не везет, так не везет! Лучи звезды Сатаба – дневного светила Дария – безжалостно отражаются от ледяной корки, покрывающей, словно стеклянным панцирем, горы, заставляя глаза до боли слезиться. Лучше бы грели, чем ослепляли.

– Лысый драг! Лучше бы грели, чем ослепляли, – в который раз сказала я.

Звезда Сатаба расположилась аккурат посреди небосклона. Полдень. Опаздываю примерно на час. Брат точно меня убьет! Особенно узнав причину опоздания – моего спутника, который идет, запыхавшись, следом. Дышит тяжело. Впрочем, чему удивляться: если уж мне, дарийке, не по себе от разреженного воздуха, то что взять с мальчишки-альтаирца, которому кислорода Дария и в низине-то не особо хватает.

– Ада, я давно хотел тебе сказать…

Договорить мой альтаирец не успевает – заходится в очередном приступе кашля.

Ну сколько раз ему говорить, чтобы теплее одевался и не открывал лишний раз рот на морозе?! Ведь знает же – климат Катара вреден для его слабых легких.

Худенький, бледный, болезненный. До несуразности долговязый. Белобрысая ворона на фоне крепких темноволосых дарийцев. И без того здоровьем не блещет, так еще додумался увязаться за мной в горы! Говорила же: не ходи! Но кто бы меня слушал?! Эван хоть и физически хилый, зато по характеру упертый! Вот загнется не ровен час в этих промозглых горах, и тащи его потом на себе! Подозреваю, он только с виду такой щупленький, а попробуй поднять – и с места не сдвинешь! Тем более я – тощая недокормленная тринадцатилетняя девчонка. Объясняйся потом перед его опекуном-священником, почему у его подопечного опять приступ случился! Еще и виноватой останусь!

И надо же мне было додуматься заглянуть к нему перед дорогой! Я должна была догадаться, что альтаирец одну меня в рудники не отпустит, увяжется следом. Будто помочь чем может! Только лишнее внимание привлечет. Представляю лица стражей Дэбэра, если те обнаружат, что возле императорских шахт альтаирец шляется. Впрочем, нет… Лучше не представлять.

Я младше Эвана почти на три года, ростом едва достаю ему до плеча, но роль старшей в нашей странной дружбе негласно отводится именно мне. Эван, будучи родом из довольно состоятельной, насколько я поняла, альтаирской семьи, совершенно не приспособлен к реальной жизни, особенно в Катаре. Вот и приходится его постоянно опекать. Без меня бы он давно пропал.

– Увязался на мою голову, – ворчу, поднимаясь на цыпочки, чтобы посильнее укутать шею альтаирца теплым шарфом, заодно потуже завязываю тесемку его мехового плаща. – Не хватало только, чтобы ты опять воспаление легких, как в прошлом году, подхватил! Две недели возле твоей кровати проторчала!

Произношу быстрее, чем успеваю сообразить – зря я такое брякнула. Ну вот. Обиделся. Последнее время мой альтаирец стал каким-то уж больно нервным и чувствительным. Никогда раньше таким не был. Слово поперек сказать нельзя – сразу замыкается в себе. А ведь еще совсем недавно мы могли с Эваном без проблем болтать обо всем на свете. Честно: не понимаю, что происходит с моим другом.

– Я не просил тебя возле меня торчать, – тихо произносит мальчишка, отводя от меня пронзительно-синий взгляд. – Извини, что создал тебе проблемы.

Улавливаю нотки задетого самолюбия. Ну надо же! Не просил он! Как же! Не помнит просто, как в бреду постоянно звал: Ада, Ада, Ада… Я чуть с ума тогда не сошла от беспокойства за него. Боялась, что и вправду помрет. Как я тогда жить без него буду?

– Извини, – бурчу я. Ненавижу извиняться! – Я не то хотела сказать…

Всю оставшуюся дорогу мы идем молча. Говорить не хочется. От странных размышлений на тему, что происходит с Эваном, меня в какой-то момент отвлекает возмущенный голос братца.

– Где ты шлялась?! А он что здесь делает?! – шипит возмущенный Анигай, буравя недовольным взглядом настырного альтаирца. Эван отвечает тем же.

За три года нашего знакомства брат так и не смог смириться с мыслью, что я, чистокровная дарийка, дружу с «заклятым врагом» – альтаирцем. Хотя надо отдать должное Эвану, он тоже повышенной симпатией к Анигаю не страдает. Мальчишки! Что тут еще скажешь! И не важно, какой расы. Все одинаковые! Того и гляди подерутся! Каждый раз между ними вставать приходится! Вот и сейчас…

– Извини, это я виновата. Я его попросила со мной пойти. Мне одной страшно было… – неуклюже пытаюсь выгородить Эвана перед скептиком-братом.

– Тебе?! Страшно?! – Кажется, еще немного – и Анигай прыснет от смеха. – Сама-то веришь в такой бред?

Мы двойняшки – но на этом наши родственные связи, пожалуй, и заканчиваются. Взаимопонимания между нами ноль, как, впрочем, и внешнего сходства. На фоне высокого черноволосого тирана-братца я выгляжу бледной мелкой молью. Правда, Анигай всегда слушается эту «моль», когда речь идет об очередной афере под названием «Как раздобыть дары, чтобы не сдохнуть с голоду в проклятом Катаре». Тут я ас!

Например, мне принадлежит гениальная идея воровать прямо под носом стражей Дэбэра из императорских шахт топливные кристаллы и продавать контрабандистам. О том, что если нас заловят, то непременно казнят, мы предпочитаем не думать. Какая разница, где сдыхать: на плахе или от голодухи в нашей обледенелой хижине? На плахе, может, и не так мучительно будет.

– Я хочу помочь! – уперто повторяет Эван.

– Помочь он хочет! – Возмущению Анигая, кажется, нет предела. – Да из-за тебя нас в шахте сразу поймают! Ты же как бельмо на глазу! Неужели не понимаешь?

Анигай прав. Эван сильно выделяется на фоне дарийцев. Мы почти все темноволосые, глаза либо карие, либо черные. Мои фиалковые – исключение из правил. Альтаирцы, наоборот, – блондины или рыжие. И глаза у них синие, зеленые или голубые. У дарийцев таких не бывает.

На Дарии все альтаирцы наперечет. Их здесь редко встретишь. Только среди военнопленных, которых заметно поубавилось за время перемирия. Но Эван не военнопленный. Он – другое дело. Типа гость. Правда, кого и зачем, я не знаю. В чужие дела не лезу. Вопросы не задаю. Недаром у нас в Катаре говорят: чем меньше знаешь, тем дольше живешь!

– Я хочу помочь! – упрямо повторяет он. – Могу на страже постоять. Или внимание охраны отвлечь.

Анигай недоверчиво хмыкает:

– Это точно! Запросто отвлечешь! А нам потом перед святошей за твой труп оправдывайся!

Чувствую, назревает очередная ссора. Как же они меня оба достали!

– Все! Хватит! Пошли лучше, а то пересменок закончится, и останемся без кристалла. А значит – без еды!

Растущему организму Анигая есть хочется всегда, поэтому брат не прекословит. Ведет нас одному ему известным новым путем к заброшенной шахте. В прошлый раз мы промышляли в другом месте, но после очередного землетрясения (они в горах не редкость) старую тропинку вместе с шахтой завалило огромным скальником, так что Анигаю пришлось искать новое место добычи кристаллов.

Не люблю я рудники. Когда иду к шахте, стараюсь не глядеть на работающих здесь каторжников: болезненных, забитых, изможденных. Несмотря на официальное перемирие, в рудниках полно забытых, «списанных в утиль» военнопленных. Их легко узнать по широкому черному металлическому браслету на руке. У каторжников-дарийцев точно такие же, только красные. Их статус считается повыше. Содержание получше. Но ненамного.

Военнопленные в основном земляне. Слышала однажды, как один страж Дэбэра жаловался спьяну в кабаке (я искала там нашу беспутную мамашу, когда та три дня дома не появлялась), что альтаирцы на шахтах не приживаются. Сильные, буйные, свободолюбивые, они доставляют слишком много хлопот. Вот стражи и спешат от них избавиться. Земляне наоборот. Не гордые. Отлично приспосабливаются к любым условиям. Пожалуй, в этом они походят на нас – дарийцев. Умудряются выживать даже здесь, в Катаре, в вечных снегах, под неусыпным надзором, в кандалах…

– Смотри! Смотри! – в голосе брата звучит неподдельный восторг. – Воины Руара! Интересно, что они здесь делают?

Слежу за взглядом Анигая. Действительно, возле центрального входа в шахту стоят два высоких мощных воина в кожаных доспехах и плащах. Им и ледяной ветрюга нипочем! Они будто и не замечают режущих порывов северного ветра.

Из шахты выходит инспектор. По холеному виду и дорогой одежде сразу видно – из Адейры. Его скорее всего и охраняют руарцы – элита императорских слуг. Иначе их бы в нашу глухомань не занесло.

– Это и есть дред? – Эван показывает Анигаю на небольшую крестообразную рукоятку, висящую на поясе каждого воина.

Завороженный брат кивает.

Мальчишки! Как только речь заходит об оружие, они тут же умудряются найти общий язык!

– Вот бы мне такой! Да я бы тогда… Я бы… – От восторга у Анигая перехватывает дыхание.

Нет, мой братец точно чокнулся на этом оружии!

– Размечтался! – фыркаю я, поражаясь его наивности. – Дреды подчиняются только воинам Руара. Тебе никогда такой не заиметь.

На самом деле я прекрасно понимаю интерес мальчишек к дредам. Это весьма необычное оружие. Крестообразная рукоятка, с противоположных сторон которой в любую секунду может возникнуть острое копье или меч. Дред управляется силой мысли хозяина и подпитывается его энергией. Как только воин хочет воспользоваться дредом, из оружия с противным шипением появляется серебряная цепочка-змейка, обвивает руку хозяина и впивается острыми клыками в кожу. Дред оживает.

Например, как сейчас…

У нас на глазах один из каторжников внезапно набрасывается на чиновника. Но добраться до инспектора не успевает. Воин Руара молниеносно останавливает нападавшего дредом. Пронзенный насквозь каторжник падает. Бьется в конвульсиях, из вспоротого живота вываливаются кишки, от которых на морозе идет неимоверный пар. Чувствую, как к горлу резко подкатывает тошнота. Чудом не успеваю закричать. Ладонь альтаирца моментально закрывает мне рот и тем самым спасает нам троим жизнь. Эван притягивает к себе, чуть ли не силой заставляя меня отвернуться, чтобы я не видела, как стражи Дэбэра добивают мужика, валяющегося в луже собственной крови.

– Тише, тише, – голос Эвана успокаивает.

– Фу! Телячьи нежности, – раздраженно ворчит Анигай. – Будто трупов никогда не видела. Пошли давай.

Нехотя отстраняюсь от Эвана. Неудобно как-то получилось. Я не привыкла на людях показывать слабость, а тут… Просто неожиданно как-то вышло. А насчет трупов брат прав. Нам к ним не привыкать. Ближе к лету, когда с улиц Катара сходят сугробы, то и дело на улице на «подснежники» натыкаешься. Если зима выдалась особо голодная и холодная, так и вообще труп на трупе бывает. Кто от голода помер, кто еще от чего – проломанный череп тоже не редкость. На такие «подснежники» я уже давно не обращаю внимания. Но на глазах у меня все же не каждый день живым людям животы вспарывают.

Остаток пути до шахты Анигай без умолку восхищается воинами Руара. Брат всегда мечтал стать одним из них. Глупо, конечно. Мечта-то заведомо неосуществимая. Все знают: чтобы попасть в Руар – таинственную закрытую обитель, где готовят императорских слуг: воинов, шатер, лекарей и ведуний, – там надо родиться. По-другому никак.

Впрочем, по-своему, я понимаю Анигая. Я бы тоже многое отдала, чтобы стать одной из шатер Руара – безумно красивых, образованных женщин, которые служат придворными дамами в свите императора. Я не совсем понимаю, чем конкретно они занимаются, но видела несколько из них. Они сопровождали какого-то высокопоставленного вельможу, инспектировавшего Дэбэр. Как раз проезжали мимо нашей лачуги.

Шатеры завораживающе великолепны! Неудивительно, что мужики от них тут же теряют голову. Невольно вспоминаю Акрабу. Усмехаюсь. Мать всю жизнь вторит в пьяном бреду, что когда-то она сама была одной из них. Как же! Интересно, красавица Акраба давно на себя в зеркало смотрела? За нее в местном кабаке-то больше полдары никогда не давали, а тут – шатера! Все-таки правильно говорят в Катаре: вредно мечтать. Потому что нет мечты – нет разочарования.

Мы осторожно пробираемся к входу в заброшенную шахту. Она уже отработана, поэтому здесь нет охраны. Анигаю потребовалось несколько недель, чтобы незаметно прорыть в ней небольшой лаз в расположенную рядом действующую шахту. Там-то мы и собираемся добыть кристалл – во время короткого пересменка, когда шахту покидают все каторжники и стражи. Эван остается сторожить на входе, а мы с Анигаем ныряем внутрь. Ловлю себя на мысли, что, может, и не так уж плохо, что альтаирец увязался за мной. В случае опасности хоть предупредит, чтобы мы спрятаться успели.

В шахте темно, хоть выколи глаз. Но мне свет и не нужен. Наоборот, даже лучше, что ничего не отвлекает. Закрываю глаза. Прислушиваюсь. Анигай стоит рядом. Старается не дышать, чтобы не сбить мой настрой.

Я слушаю не звуки, а себя. Интуицию. Именно она всякий раз безошибочно подсказывает, в какой части стены надо искать кристалл. Иногда процесс нахождения топливного кристалла напоминает мне детскую игру «холодно – жарко». Вот и сейчас, проведя ладонями вдоль стены, в какой-то момент чувствую едва уловимое покалывание. Значит, рыть надо здесь.