Текст книги "Женско-мужской словарь"

Три спора из-за цветов

У Императора и его супруги случилось три спора из-за цветов.

Будущий Император и его подруга были знакомы с детства. Как-то летом они гуляли вдвоем по городу, где их никто не знал, и увидели на рыночной площади необыкновенное зрелище. Это была телега, груженная подсолнухами.

– Вот цветы, созданные специально для тебя! – воскликнул маленький Император, – вчера я потратил все монеты, которые мне подарил отец, но если ты дашь мне несколько, я куплю тебе целый воз подсолнухов!

Торговец цветами, старик с черной бородой, смотрел на молодых людей и улыбался, явно любуясь видом двух юных существ.

Подруга императора нахмурилась:

– Не думаю, что цветы для девушек покупают на их деньги.

Император не купил подсолнухи. Зато он решил, что должен доказать своей подруге, что цветы дороже золота. Надо сказать, что ему это удалось.

Когда он взял в жены свою подругу, их земли соединились, а дворцы и сокровища стали общими. Так что, если кто-то из них покупал другому подарок, определить источник было уже невозможно.

В стране, где родился и стал править Император, росли невероятные плоды и фрукты: персики, гранаты и сливы. Рядом с плодовыми деревьями цвели прекрасные цветы.

Целыми днями Император и его подруга любовались растениями и пробовали плоды. Рассматривали и нюхали цветы.

Однажды подруга Императора заскучала и задумалась. А когда Император спросил, в чем дело, воскликнула:

– Я же не могу провести всю свою жизнь, только любуясь цветами! Это невозможно!

Император помрачнел.

Император рассердился.

В сердцах он даже бросил на землю свою любимую флейту.

Собственно, это и был второй спор из-за цветов.

Не знаю, связаны ли события между собой, но после этой истории у Императора и его подруги, которая, строго говоря, уже была Императрицей, появились симпатичные наследники, и больше она никогда не скучала.

Солнце клонилось на запад. Они знали друг друга уже много-много лет. Однажды Подруга пришла к Императору и рассказала, что на границе с соседней провинцией распустился пионовый куст удивительный красоты. Розово-оранжевого цвета, он пах апельсиновым мармеладом, клубникой и мылом. Опасными приключениями. Юностью и загадками.

Императрица приглашала супруга проехаться поглядеть на цветы.

Ей хотелось, чтобы он тоже понюхал цветок и почувствовал необыкновенный запах.

Ведь Император был поэтом и художником.

У него в голове роились тысячи определений, на сотнях полочек в его голове были разложены названия тысячи красок.

У Императора было множество дел, масса посетителей. Он освободился только вечером. В сумерках процессия с паланкином и белым верблюдом приблизился к границе соседней страны.

– Посмотри на этот пион, – сказала Подруга Императора, – он почти оранжевый при свете дня, но сейчас мы это уже не увидим. Зато ты можешь понюхать его и сказать, чем он пахнет.

Старый Император слегка нагнулся над кустом, тут же распрямился и пошел назад к слугам. Кряхтя, он влез в паланкин.

– Так чем он, по-твоему, пах? – переспросила Императрица.

– Коровьим кизяком, – ответил Император и отвернулся. – Пионы в моих садах точно такие! Даже лучше! И намного! Но ты не хочешь смотреть на них. Помнишь, как ты сказала «Не могу же я провести всю свою жизнь, любуясь цветами»? Зато ты хочешь нюхать пионы на земле моего соседа! Что ты вообще делала тут?? – закричал он.

«Какой высокомерный и властный! – ругалась про себя Императрица. – И какой ревнивый! Даже на старости лет!»

– Сколько тебе лет, Император? Не поздно ли ревновать? – спросила она с улыбкой.

– Сто лет в обед! – крякнул он.

И положил свою ладонь на руку Императрицы.

Чайный домик Императора

У Императора всегда есть горячий чай и отличное варенье.

К Императору приходят разные люди, и для каждого он заваривает свой любимый напиток.

– Не все же пьют такой крепкий настой! – ворчит подруга Императора. – Да и каждый ли достоин Вашего свежего чая? Мой господин, давайте найдем что-то попроще… для случайных гостей, – шепчет она на ухо Императору.

– Давай, – улыбается он.

Однако, отдавая приказ о важных покупках, Император неизменно произносит ту же фразу:

– И не забудьте про чай, мне нужен самый лучший.

Божья коровка

Они шли на море по дороге, усыпанной бледно-лимонными цветами акаций. Шагали и болтали, не касаясь друг друга. Они спускались по холмам, и, когда попадался большой камень, мальчик подавал девочке руку, она спрыгивала, и они снова шли каждый сам по себе, рассказывая собственные истории и вместе хохоча. Время от времени она брала его за локоть, худой и острый, уже загорелый. И тут же отпускала. На пляже они сели рядом на темно-зеленую плиту, продолжая разговор и потихоньку придвигаясь друг к другу. Небо было безоблачным, ярким, и по нему время от времени пролетали божьи коровки.

– Пойдем искупаемся! – сказал мальчик.

Мальчик очень хорошо плавал. Девочка тоже хорошо плавала, но почему-то осторожничала.

– Слушай, если ты будешь меня смешить, я утону, – закричала она в воде и перевернулась на спину.

– Ты же умеешь плавать! – удивился мальчик.

– Но я боюсь.

– Тогда держись за мои плечи, и мы поплывем на волнорез!

– Ух ты! – воскликнула девочка.

И они поплыли.

Божья коровка попала в теплый воздушный поток, и летела, совсем не шевеля крылышками. Пахло цветочной пыльцой, потом запахло водорослями, морем, но божьи коровки по-прежнему попадались навстречу – то здесь, то там. «Хороший знак», – подумала она. Тут воздушная струя ослабла, и она шлепнулась в воду.

– Плавать забавно, – сказала божья коровка, – совсем не холодно.

Какое-то время она держалась на поверхности, но потом крылья стали уходить в воду. Божья коровка потянула первую, вторую и так до шестой лапки вниз, пытаясь нащупать дно, но дна не было.

– Тут божья коровка! – закричал мальчик, когда они оказались у волнореза. И осторожно выловил ее из соленой воды.

– Представляешь, она уже готовилась к смерти! – воскликнул мальчик.

– Ничего я не готовилась, – проворчала божья коровка, – я вообще ничего не боюсь и ничего не чувствую!

Девочке не понравилось, что из-за какого-то насекомого ее друг полностью отвлекся от нее.

– Я поплыву дальше. Подержишь? – спросил мальчик.

Насекомое оказалось на руке девочки, она стала его рассматривать и увидела, как сложно вращается божья коровка: передняя часть с двумя белыми точками, голова и усики двигались в собственных плоскостях. Еще девочка заметила, что половинка спины у коровки потемнела от воды. И поняла, что букашка сможет взлететь, только обсохнув. Тут девочка почувствовала, что коровка – существо не только сложное, но и очень симпатичное.

Мальчик вернулся и коснулся влажной ладонью ладони девочки. Божья коровка переползла к нему.

– Шесть точек. Значит, она прожила шесть лет! – сказал он.

– Ты правда думаешь, что божьи коровки живут шесть лет? – спросила девочка.

– Ну, тогда шесть точек – это шесть воплощений!

– И вовсе у меня не шесть точек, а семь, – ответила коровка, показывая им свою самую большую и красивую точку у основания спины, – я породистая семиточечная божья коровка!

– Лети же, лети! – командовал мальчик.

– Она не может взлететь, у нее крылья намокли внутри и снаружи, – объяснила девочка, – придется нести.

– Понесем, – ответил мальчик.

И он поплыл с поднятой рукой, на которой сидела коровка.

– Она тебя ко мне приревновала, – мстительно сообщила коровка, когда они двинулись в путь, – вон как она на тебя смотрит! У тебя тоже что-то глаза увеличиваются, когда ты на нее глядишь. Боишься ее, что ли?

Мальчик промолчал. А что он мог ответить? Его пугала та сила, с которой его тянуло к девочке. Но даже себе мальчик не хотел признаваться в этом.

Девочка плыла рядом, уже не держась за его плечи. Она думала о том, что ради такого серьезного дела готова доплыть сама. Ее друг спасал живое существо! А за его плечо вполне можно взяться на пляже.

Или вечером, когда стемнеет.

По дороге домой, покрытой бледно-лимонными цветами.

Шнурки

Марина ждала в обшарпанном узком коридоре. Следователи в черных и серых рубашках переходили из кабинета в кабинет, закрывая за собой двери на ключ. Встречаясь в слабо освещенном проходе, они громко смеялись и хлопали друг друга по плечам. «Классные ребята, – подумала Марина, – красивые, как герои сериалов». Но почему-то в звуках хохота ей слышались отголоски хриплого карканья ворон.

В целом дело было улажено, основания для освобождения найдены. Выйдя от следователя, адвокат Косица подмигнул Марине:

– Девяносто процентов, что мы заберем его сегодня.

В душе Марины будто, вырвавшись из лука, пронеслась к цели быстрая стрела.

– Пиши по образцу! – Косица выдал Марине лист.

Быстро-быстро Марина написала бумагу о том, что берет мужа на поруки.

– Что ж ты написала? – воскликнул Косица.

– Что? – испугалась Марина.

– Зачем вначале «Уважаемый Валерий Иванович»?! У нас здесь уважаемых нет. Пиши заново: «ходатайство».

Дверь открылась, впустив луч солнца. Сердце Марины забилось. На том конце коридора вырос силуэт Андрея. Он изменился. Стал выше ростом и шире в плечах, а может, так казалось из-за узких проходов и нависающего потолка. Его усы и борода распушились. Глаза сияли.

– Прекрасно выглядишь! – сказала она.

– Пост и молитва, – улыбнулся он.

– Зашнуруйся! – адвокат кинул Андрею шнурки.

Марина бросилась к ногам мужа. Она взяла один шнурок, Андрей – второй. Принялись шнуровать высокие черные ботинки. Они делали это быстро, будто наперегонки. Как если бы они оказались на чемпионате по скоростному шнурованию. Снизу-вверх, снизу-вверх. Наконец Марина добралась до верха и завязала шнурок на бантик. Готово!

«Теперь и умереть не жалко», – промелькнуло в мозгу.

Она победила.

Андрей притопнул башмаком.

– Так лучше, – крякнул он, – вроде ерунда – шнурки, а когда отбирают, будто с жизнью связь теряешь.

– А зачем их вынимают? – спросила Марина.

– Чтобы не на чем повеситься было, – ответил адвокат. – А теперь – пожалуйста. Теперь он человек свободный.

Перед воротами случилась заминка, сердце Марины покатилось вниз. «Вдруг не выпустят, ворота не откроют и вернут?»

Но ничто уже не могло сдержать их движения. Дежурного отыскали, ворота отперли. Марина и адвокат пропустили вперед Андрея.

Солнце пригревало, припекая крышу покосившейся одноэтажной постройки, где хохотали следователи. Окна их кабинетов смотрели на крутую железнодорожную насыпь. По ее рельсам через час прошел поезд, унося в будущее Марину и Андрея.

Шнурки были на месте.

С Божьей и людской помощью.

Бумажное письмо

Они шли по парку с пляжа. Во всех клетках их молодых организмов плескались радостные соленые волны.

– Я ужасно загрузился из-за этого письма, – сказал Марусе ее новый друг Альбер, – потом встретил тебя и разгрузился.

– Приглашение Академии художеств? – уточнила Маруся. – Они могли бы прислать по Интернету.

– О! они такие старомодные, – прорычал Альбер.

Марусе нравилось смотреть на Альбера, на его круглые очки, длинный нос, мокрые волосы и плечи. Она улыбнулась, вспомнив, как вчера подружка Лика прошептала ей в ухо: «У него фигура как зубная щетка!»

– Письма преследуют меня даже во сне, – сказал Альбер, – теперь мне кажется, что бумажные письма круче, чем электронные. Тебе нравятся письма?

– Они очень долго идут, – ответила Маруся, – и еще они теряются в дороге.

– Зато раньше, когда люди писали письма, существовал целый ритуал, – продолжал Альбер, – представь себе человека, который собрался написать письмо. Он находит бумагу, ручку, сосредотачивается… Тут он решает сварить кофе и уже с большой чашкой кофе устраивается в кресле. Он пишет письмо, а по буквам этого письма можно понять его настроение и даже характер. Еще он вкладывает письмо в длинный бумажный конверт. Сейчас ничего этого не происходит. Люди пишут друг другу короткие сообщения. Это слишком просто!

«Температура воды – девятнадцать градусов» – таким был утренний прогноз.

– Может, даже двадцать, – сказал Альбер, – отличная вода, целое лето впереди! Будет еще жарче, на людях останется совсем мало одежды, будем ходить на море и загорать! – и он поцеловал Марусю в нос.

* * *

Через две недели Альбер показал Марусе конверт с гербом Академии художеств и английской маркой. Его мечта сбылась.

Теперь Маруся ходила купаться одна. Она все время думала про своего друга. Ей хотелось думать про него. Она вспоминала, как они плавали и гуляли вместе, о чем говорили и над чем подшучивали. Ей было весело.

* * *

«Температура воды – двадцать четыре, воздуха – двадцать пять», – вспомнила прогноз Маруся. Она катила на велосипеде к пляжу, когда пропищал ее «филипс». Маруся остановилась и прочла: «Сижу рядом со львом на Трафальгар-сквер, вижу радугу над фонтаном».

Маруся уселась на скамейку, вытянув загорелые ноги. Помечтала, рассматривая идеально острую линию горизонта, на которой выстроились корабли, и набрала: «Можно присесть рядом с тобой»?

Через минуту пришел ответ: «Я пишу тебе бумажное письмо».

Маруся съезжала по склонам. Маруся купалась в волнах. Море было теплым и густым, как кисель. Маруся чувствовала, что больше не влюблена в Альбера. И вообще, если они и были влюблены, то скорее не друг в друга, а в это лето, разговоры и прогулки на велосипедах.

На следующий день наступила осень.

Бумажное письмо так и не пришло.

Лотман и очки

– Мы как-то зашли в Таврию пообедать, – начал Дима, – хорошее кстати место. Борщ отличный. Стоит всего десять гривен. Шашлык – пятнадцать.

И вот появляется девушка. Она как вошла, мы просто выпали в осадок. И я и Саня. Идет в черных очках прямо к нам, и такая красавица, что глаз не отвести. И ноги, и волосы, и грудь…

– И что дальше? – спросили слушающие.

– Дальше она села за столик и сняла очки.

– Ну и как?

– Удивительное превращение.

Глазки у нее оказались маленькие, мутные и глубоко посаженные. Все очарование исчезло разом. Просто уродина. Но другое интересно! Я смотрел на нее и думал – неужели я влюбился в очки? – воскликнул Димуля.

– Это еще что! – подхватила Орлова. – Я тоже недавно влюбилась. Не на шутку.

– В кого же? – уточнили слушающие.

– Есть один чел, – ответила Орлова уклончиво, – сначала показался мне интеллектуалом. Несколько раз в разговоре упомянул фамилию Лотман. Я думаю: ни фига себе! Сама-то я Лотмана не читала. А познакомились поближе – вижу, вообще тупой чувак. Тупой совсем! Юмора не понимает, фильмы ему объяснять приходится.

– Значит, ты, мать, в Лотмана влюбилась, – определили мы.

– Я в Лотмана, Дима – в очки, – согласилась Орлова.

Короткий эротический рассказ про итальянку и русского художника

Одна итальянская дама, хозяйка художественной галереи в городе Риме, вышла замуж за русского художника. У итальянской дамы были планы на талант художника. Она думала, что он развернет свое мастерство в Италии и они разбогатеют. И еще она, конечно, надеялась, что художник ее любит. Приехав в Италию, русский художник сразу купил себе мопед, взобрался на него и «тыр-тыр-тыр-тыр-тыр»! укатил в неизвестном направлении. А итальянская дама осталась одна в городе Риме… Это я хотела написать эротический рассказ. А никакой эротики в Риме не вышло. Разве что самая непродолжительная.

Груши в золотую крапинку

Надо сказать, что рождение и смерть – переходы не из приятных. Я знаю, что говорю: всю жизнь проработала в госпиталях и больницах. Хотя многое тут зависит от компании. Хочу сказать, что мне повезло, потому что в тот полдень рядом со мной оказался очень славный мальчик – друг моего внука.

Был конец весны, все деревья уже отцвели, лепестки опадали, в небе между домами носились и щебетали ласточки. Он вошел очень быстро, почти неслышно, невесомо, взял Библию и начал читать. Дочитал до слов:

«… и времени больше не будет». Остановился.

Потом он подбежал к телефону, набрал номер и проговорил:

– Затихла. Да. Да. Я ей читал. Приезжайте. Я буду ждать.

Вышел на балкон, где внук Миша расстелил ковер. Свернулся калачиком и уснул.

Он появился летом и жил на даче у моего внука Миши. Худой, высокий, рыжеватый, ботинки крепкие, хорошие. В молодости мне очень высокие мужчины нравились. Особенно военные. У самой муж военным был, полковником.

Говорю ему:

– Коля, мне бы несколько груш…

Через секунду вижу, что он на самую верхушку дерева забрался. Цепкий, как обезьяна. Лезет, ветка гнется. Я аж ахнула. И вот уже рядом стоит, улыбается – с полной сумкой груш, желтых, крупных в золотую крапинку. Сам даже порозовел слегка.

– А как же мне столько груш до дома довезти? – спрашиваю. – Я ведь уже прабабушка.

Поехали вместе. Донес до квартиры. Потом еще как-то раз заезжал с грушами.

Зимой он меня удивил. Миша тогда в Москву уехал, а его оставил. И вот приходит. Глядит исподлобья, как зверь замерзший. Длинный. Ботинки поизносились. Посерел, прокоптился, лицо в редких щетинках. Но все равно симпатичный. Славный мальчик.

– Заходи, Коля.

Она мне очень помогла тогда. Честно говоря, я совсем одичал и озверел, когда решил к ней в гости наведаться. Никого рядом, никто не приходит, только кошки настырные, наглые, недовольные. Всю ночь сухую овсяную крупу грызут. Дня два повод выдумывал, вспоминал, вроде Миша просил к бабушке зайти, то ли кран починить, то ли обои подклеить. Набрался храбрости, для вида клей и кусок обоев захватил. Пошел.

Я, говорит, пришел ручку чинить, Миша просил.

Тут вижу, носом тянет, как собака. Картошки жареной дух учуял. Как раз к обеду подоспел. Поел с удовольствием и картошку, и капусту, и сало. Был голодный.

Ну да ладно, думаю, теперь времена хорошие, если сравнивать. Знавала я худшие времена. Сама жила и в богатстве, и в бедности. Сейчас не самые плохие времена. Он парень крепкий, выдержит. И совсем молодой. Вот мне девятый десяток – и то держусь. Главное, сама справляюсь. Сама хожу.

– Ты в какой комнате живешь? – спрашиваю.

– Там где новая печь, – отвечает он.

– О! Это хорошее место. Там моя кухня была. И вода там, и газ, а из окна калитка видна. Стою за плитой или стираю, а сама сразу вижу, кто пришел.

– Вот и я смотрю, – сказал он.

– Как твоя девушка поживает?

Миша рассказывал, что девушка к нашему Коле приезжала. С родины. Может, они там вместе в домике греются? Вместе не холодно и не страшно совсем.

– Уехала домой.

– Как же ты ее отпустил?

– А как ее удержать?

– Обещала вернуться?

– Обещала.

– Весна придет – и объявится.

– Вот я и жду.

– Ну, жди. Эта зима теплая, – сказала я.

– Слава богу, – отозвался Коля.

Он взял маленькое издание Библии, которое лежало на столе.

– Тут же все строчки подчеркнуты! – удивился он.

– Читаю. Изучаю… – ответила я.

– Миша рассказывал, что вы большой начальницей были и коммунисткой.

– Была, конечно. Главврачом много лет проработала. Секретарем партийной организации была. А как же?

– А теперь Библию изучаете?

– Теперь – Библию.

Потом он починил ручку в ванной и кусок обоев приклеил. Стал собираться.

– Далеко идти, – говорит, – хочу засветло добраться. Оказалось, что у него нет денег на трамвай. Совсем нет денег!

И он пришел ко мне пешком. Так далеко шел!

Я дала ему несколько рублей, банку с вареньем грушевым и сухарики. Пусть хоть что-то покушает.

– Чай-то у тебя есть? – спрашиваю.

– Чай есть.

Пусть попьет чай с сухариками. Парень крепкий, от холода не загнется, если печь не поленится топить. Да и весна скоро.

Уже уходя, Коля остановился у балкона.

– Какой у вас большой балкон. Там жить можно, – улыбнулся он.

– Миша летом расстилает на балконе ковер, когда у меня остается, – ответила я.

Перекрестила Колю, и он побежал.

Она все говорила, что весна вот-вот наступит и сразу станет всем нам легче. Что и зима не суровая, раз море не замерзло.

Поблагодарила меня бабушка Миши, перекрестила, и я помчался, как будто спешил куда-то.

И сразу трамвай подошел. Как здорово ехать в трамвае! Увидеть море. Чернильное, туманное. Несколько огоньков уже зажглись на рейде.

Избушка еще не успела остыть. Подвинул кресло к печке. Хотел сесть, а там коты. Бросил котам сухарей, поспрыгивали неохотно. Грызут. С претензией. Заварил чай. Уже смеркалось. Сидел и смотрел на калитку неотрывно. Тут дверь качнулась, и на дорожке в шапочке с сиреневыми цветами и с большим рюкзаком возникла Татьяна. Тоненькая, высокая. Вернулась.

А на следующий день тепло стало.

Так мы с бабушкой зиму перебороли.

Потом, в конце, думаю, я ей тоже помог. Просто был рядом. Там мог оказаться Миша, его жена или мама. Но был я, потому что я тоже был ей как родной.

Друзья и пиво или Лесной царь

И что мне за дело до всех этих скучных немцев?

Федор Достоевский

Темная мать! Ты всегда скользишь неподалеку тихими и мягкими шагами.

Уолт Уитмен

Исторически сложилось, что в нашей семье все учили немецкий. Прабабушка Янина Станиславовна, в честь которой я тоже стала при рождении Яниной Станиславовной, знала три языка – немецкий, английский и французский. Бабушка закончила школу с медалью, получила за немецкий «отлично» и могла бы дальше изучать язык, но она мечтала лечить людей, поэтому подала документы в медицинский и стала хирургом.

Она была красивейшим доктором, я много раз видела длинные очереди из пациентов с цветами, ожидающих приема у бабушки. И все же иногда она вздыхала, говоря, что хирург – профессия тяжелая и, выучись она на переводчика, жизнь ее сложилась бы по-другому и была бы определенно легче. Ведь переводчик – профессия несложная и приятная. В глубокой старости, уже находясь где-то в параллельных мирах, наблюдая рядом с собой почивших родственников и родителей, принимая младшего сына за отца, бабушка помнила наизусть оригинал «Лесного царя» и могла в любой момент его прочесть.

 
Wer reitet so spat durch Nacht und Wind?
Es ist dev Mater mi tsein em Kind;
Er hat den Knaben wohl in dem Arm
Erfafet ihn sicker; er haelt ihn warm
 
 
Кто скачет, кто мчится под хладную мглой?
Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
К отцу; весь издрогнув, малютка приник;
Обняв, его держит и греет старик.
 

Папа тоже учил немецкий. Когда мне было лет семь, он занимался со мной по учебнику, привезенному из ГДР, откуда и я запомнила несколько стихотворений на всю жизнь. Лесной царь среди них.

 
«Mein Sohn, was birgst du so bang dein Gesicht?»
«Siehst, Vater, du den Erlkoenig nicht?»
«Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?» —
«Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
Он в темной короне, с густой бородой». —
«О нет, то белеет туман над водой».
 

Я пошла дальше моих родственников в изучении немецкого. Возможно, во мне сработал бабушкин план стать переводчиком и получить, таким образом, более легкую жизнь. Я поступила в институт иностранных языков и учила немецкий пять лет с нажимом со стороны педагогов и постоянно под угрозой вылета из вуза. Школа принесла свои плоды. Немецкий я знаю хорошо, но язык мне по большому счету не пригодился. Я поработала какое-то время устным переводчиком и поняла, что транслировать чужие идеи на другой язык – занятие невыносимое для меня. Ведь у меня были мои собственные интересные мысли, которые мне страсть как хотелось высказать. Возможно, в этот момент включился другой сценарий моего будущего. Скоро я стала писать репортажи и тексты в газеты и журналы.

Однако мощная база немецких слов, фраз и выражений осталась внутри моего существа. Время от времени немецкая база обращается к моей чувствительной совести с сообщением, что она на глазах ржавеет и ее – базу – надо подновить.

Чтобы язык не ржавел, а совесть не разъедала внутренние органы, мне приходится специально находить немецкоязычных людей и разговаривать с ними, выпивать с ними, а иногда даже селить их ненадолго у себя на даче.

И вот я сижу в заведении «Друзья и пиво» в компании совсем незнакомых мне немецкоязычных жителей Одессы. Они расположились за деревянным столом и разговаривают.

А я сижу и думаю, почему я тут.

Молчу всю эту встречу и наблюдаю за людьми.

Они рассказывают про себя. Несколько немецких девушек работают в местных приютах. Украинских приютах. Им платят большие деньги, немецкие деньги из Германии. В Германии очень хорошо иметь запись в резюме о том, что ты работал в Восточной Европе. Это ценится в Германии. Это опыт.

О ценности опыта мне рассказала моя подруга из каучсерфинга Катя. И то, что платит Германия, тоже. Та самая немецкая девушка…

Да! Я упомянула каучсерфинг. А вдруг вы не знаете, что такое каучсерфинг?!

КС входит в пятерку лучших вещей в этом мире. В моей шкале ценностей он занимает пятое место. Сразу после родителей, детей, друзей и любви идет каучсерфинг, опережая красное сухое и путешествия. Правда, с путешествиями каучсерфинг связан напрямую, потому что речь идет о свободной и открытой организации, с помощью которой можно найти друзей в любой точке мира. Еще можно договориться и приехать жить у кого-то из каучсерферов совершенно бесплатно. Или с тобой договорятся и к тебе приедут…

Каучсерферы – замечательные люди с открытым сознанием, они много путешествуют, иногда даже автостопом, говорят на английском, не боятся пустить в гости и отдать ключ от квартиры людям, с которыми до этого встречались только в Интернете. Мне нравятся эти люди и их стиль жизни, да и вся система.

С девушкой Катей из Германии – я пригласила ее остановиться у меня, чтобы мой немецкий не заржавел, – мы договорились, что она будет жить у меня три дня, а она задержалась на месяц.

Катя, как и мои соседки по столу в «Друзьях и пиве», приехала в Одессу на добровольную работу в приют. До этого она посмотрела жалостливый фильм про наш город припортовый, из фильма она узнала, что Одесса – крайне бедный город, где по всем улицам гуляют беспризорники. По дороге из аэропорта Катя не заметила ни одного беспризорника. Зато мимо нее промчались, сверкая на солнце, несколько «майбахов», «бентли» и «ламбарждини», – машин, на которых стесняются ездить самые богатые немцы. Потому что такие машины выглядят нескромно.

Крупная белокожая немецкая Катя возникла на пороге нашей дачи с историей про машины и с огромным чемоданом. Она приволокла чемодан на стеклянную веранду, где стоял диванчик – тот самый кауч из названия любимой каучсерфинг-организации.

Большая и полноватая Катя имела манеру одеваться в маленькие ситцевые платьица и ходить, слегка вращая корпусом, как это делают маленькие девочки перед зеркалом.

Катин чемодан был набит платьицами и балетками.

Масса ленточек и ободков приехали из Германии, чтобы украшать волосы и маленькие сумочки Кати.

В первый же вечер немка уехала в благотворительную организацию и надолго пропала. Ночью веселые парни и девушки звонили и спрашивали, может ли Катя вернуться попозже, потому что у них-то собрание и в то же время праздник. Я отвечала, что может.

Катя пришла под утро. И весь следующий день она дремала на диване стеклянной террасы, как спящая царевна.

Потом Катя и ее друзья из благотворительной организации больше не звонили и ни о чем не спрашивали. Катя приходила поздно, а потом целый день спала.

Моему семейству и друзьям пришлось много дней наблюдать за спящей Катей. Дети удивлялись, почему немецкая девушка все время спит, и спрашивали, где девушка гуляет по ночам.

В конце концов семейство решило, что ребята в благотворительной организации накачивают Катю водкой, после чего она так крепко спит дни напролет.

Часто Катя исчезала под вечер неожиданно и бесследно, а мой немецкий язык благополучно ржавел дальше.

Но иногда перед выходом в свет Катя, выбирая новые платья, ленты и балетки (теперь они были раскиданы вокруг дивана по полу стеклянной террасы), рассказывала мне про жизнь благотворительной организации и приюта при ней.

Собственно, самую трагичную историю, слышанную мной на немецком, рассказала именно Катя.

Я вспомнила эту историю сейчас, глотая по чуть-чуть пиво среди немецких друзей.

Катя рассказывала, что ходила в заброшенный дом. Полуразрушенный дом, куда трудно пробраться.

Сырой и давно покинутый жильцами. Все коммуникации отключены. Окна и двери забиты. Чтобы пройти внутрь, нужно перекинуть длинную доску с высокого забора рядом в окно второго этажа. Переходить по доске опасно.

– Зачем туда идти? – спросила я.

– Там живут несколько беспризорников, – ответила Катя, – мы с друзьями из приюта уже два раза лазили туда.

– Зачем?

– Ну, мы хотим, чтобы они перебрались жить в приют.

А вокруг роскошное знойное лето.

– Катя! Сходили бы лучше на пляж! – сказала я.

– Да, на пляж мы тоже ходим, – ответила Катя.

В следующий раз Катя рассказала про приют.

– Я пытаюсь там играть с детьми, – сказала Катя.

– Что значит, пытаешься? – удивилась я.

– Ну, дети не хотят играть. Тем более что я совсем не знаю русского. Детям сложно понять, чего я от них хочу.

– А что хотят они? – спрашиваю я.

– Одни целыми днями смотрят телевизор вместе с воспитателями. Другие играют в компьютер. У них там много компьютеров и телевизоров. Я думаю, им нужно больше разговаривать и играть. Но они не хотят. Им сложно переключиться.

В тот раз Катя вернулась домой в полночь – намного раньше обычного. Вместо того чтобы сразу лечь, она поднялась ко мне. Катя вздрагивала, и я сразу поняла: что-то случилось. Она села ко мне на кровать и стала быстро-быстро говорить.

Этот парень жил в брошенном доме.

Последний раз Катя была там два дня назад, переходила на второй этаж по деревянной балке.

Беспризорники, которые жили там, употребляли все наркотики, какие можно найти. Катя и ее товарищи из благотворительной организации заходили к ним, приносили игрушки и еду. Я уже точно не помню что именно. Может быть, игрушки и шприцы. Сверхзадачей волонтеров была вербовка беспризорников в приют. Кто-то из маленьких бродяг уже бывал в приюте, быстро все понял и больше не хотел.

– Про этот дом каким-то образом узнал англичанин – фотограф из британской газеты, – рассказала Катя, – он фотографи-ровал беспризорников. И этого парня тоже. Картинка получилась красивой, она понравилась редактору английской газеты. И уже вышел материал. И вот позавчера англичанин не поленился и снова зашел туда, чтобы преподнести этому мальчику подарок, – говорила Катя.

– Что же он подарил? – спросила я.

– Деньги.

– Много?

– Очень мало. Он дал мальчику десять гривен. Всего десять гривен, – плакала Катя. – Наверное, побоялся дать больше… Этому парнишке было одиннадцать лет, «эльф яре альт», – повторяла Катя и уже плакала, – эльф, эльф, эльф. Эльф яре альт.

Наш гордый герой купил на десять гривен непонятное вещество. И тут же отправил вещество гулять по венам. Будем надеяться, что смерть его не была мучительной и долгой. Думаю, она была желанной. Давно желанной была встреча с темной матерью для подростка…

 
«Du liebes Kind, komm, geh mit mir!
Gar schöne Spiele spiel` ich mit dir;
Manch bunte Blümen sind an dem Strand;
Meine Mutter hat manch gulden Gewand».
 
 
«Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
Веселого много в моей стороне:
Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
Из золота слиты чертоги мои».
 

Катя вытерла слезы и сказала четко: