Текст книги "Башня из грязи и веток"

– И в этом вы как раз ошибаетесь. Да, я знаю, что он заплатил кому-то, чтобы вас убить, но то был дуболом из деревни, а теперь он нанял профессионала. Через два дня у него назначена с ним встреча, чтобы расплатиться.

– Герцог…

– На этот раз Патрик действует не по приказу герцога, – сказал Эйдан. – Он втянулся. Хочет исправить свою ошибку, и вы предоставили ему идеальную возможность – готов поспорить на хорошие деньги, в отчёте судебного медика будет сказано: «Погиб в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, подавившись собственной рвотой».

– Боже.

– Я же говорил, что могу вам помочь.

– Я не стану его убивать, – повторил Шэй.

– Тогда у вас два варианта: умереть или предоставить Патрика мне.

– Зачем вам это?

Эйдан опустился в кресло и кивнул в сторону дивана.

– А вы присядьте.

– Ответьте мне.

– Сначала присядьте.

– Ладно. – Шэй сел.

Эйдан изучал его с полуулыбкой на лице. Комната погрузилась в тишину, лишь где-то снаружи во дворе дрозд отстукивал минуты.

Наконец он сказал:

– Хотите поговорить о погоде?

– Я могу вразумить Патрика. Убедить его, что я неопасен.

Эйдан поправил перчатки, щёлкнул пальцем по невидимой ворсинке на рукаве камзола.

– Ну, если вы уж так этого хотите, можем попробовать. Я устрою неофициальную встречу. Как насчёт сегодня вечером, в девять, у герцогских конюшен?

– И тогда вы расскажете мне, зачем вы здесь?

– Тогда мы сможем всё обсудить.

7

«Сестрёнка, какая же глупая штука – надежда. Будь она рациональна, подчистую разорилась бы».

Шэю пришло в голову, что он похож на ребёнка, который научился слишком доверять взрослым, – вот объявился некто из его прошлого, и, несмотря на все усилия, надежда снова подняла голову. Бессмысленная надежда, конечно же, если только Эйдан не мог по волшебству расширить фундамент башни.

Кран с горячей водой молчал. Он повернул его, снова повернул, ударил по нему. Бил снова и снова.

– Я знаю, что одиннадцать уже прошло, знаю, знаю, чтоб тебя!

Зубная щётка совершила сальто через край раковины, и что-то упало на пол. Шэй наклонился и поднял две половинки серебряного павлина, которого ему подарила Дирдра. «Королева малых форм». «Я восхищаюсь тем, что ты сделал».

Он сжал половинки вместе и держал так, пока у него не заболели пальцы. Затем он швырнул фигурку обратно на пол.

Он бы истоптал её в порошок, будь у него силы, но в тот момент их хватило только на то, чтобы заплакать.

* * *

Издалека конюшни выглядели внушительно, как и всё в Оуэнбеге, но, стоило подойди ближе, рассыпались на побитые кирпичи, атрофировавшееся дерево и ржавчину на воротах, словно запустение заключило сделку с близорукостью и возникало лишь на расстоянии вытянутой руки.

Эйдан стоял, прислонившись к стене и сложив руки на груди. Дрозд – тот же самый, которого Шэй слышал раньше? – барабанил репризу, а в воздухе разносился запах палёной листвы.

– Я думал, мы пришли, чтобы встретиться с Патриком, – сказал Шэй.

– Он выехал в сторону Думы десять минут назад.

– В Думу?.. Почему?

Эйдан с усмешкой поджал губы:

– Потому что я его туда отправил.

– Отправили?

– О, всё просто. Я сказал ему, что у думских диверсантов, которых он ищет, через час назначена встреча в Полтаве. Ну вы знаете, в деревне сразу за границей.

– Зачем вы это сделали?

– Будет проще разобраться с ним там. Думцы избавятся от тела, чтобы избежать дипломатического инцидента. Они заметут за нас следы, Шэй.

– Проклятье, Эйдан! В сотый раз вам говорю: я не собираюсь его убивать.

– Считайте, что это план «Б». Полагаю, мы увидим, что случится, когда прибудем на место.

– Случится то, что крови не будет. Я с ним поговорю.

Эйдан снова изучающе посмотрел на него:

– А вы всё ещё идеалист. Возможно, в этом ваша слабость. Возможно, я поставил не на ту лошадку.

– Поставили на?..

– Объясню через час, в Полтаве.

– А вы сами не боитесь устроить дипломатический инцидент?

– Это крошечная приграничная деревенька. В худшем случае мы наткнёмся на патруль – и не забывайте, я говорю на их языке и знаю, что у них в головах.

– Точно… вы же родом из Думы, верно? Вы так хорошо скрываете свой акцент, что я и забыл.

– В этом и заключается разница между нами, – негромко сказал Эйдан. – Даже проведя десять лет на Красном холме, я не могу позволить себе забыть. Но я отвлёкся. Мы скажем патрульным, что напились и свернули не на ту дорогу. Учитывая, в каком вы сейчас состоянии, долго убеждать их не придётся. Меня больше волнуют головорезы, которых взял с собой Патрик.

«Теперь ещё и головорезы». Но внутренний голос напомнил Шэю, что Эйдан прав: военный советник действительно пытался его убить. «Почему я решил, что Патрик просто смирится со своей неудачей? Дело в той же самонадеянности, которая заставила меня убедить герцога избавиться от устройств дракири?»

– Ладно, – сказал Шэй. – Я поеду. Но помните – никакого кровопролития.

– Будем надеяться, что Патрик согласится. Джеймс!

Из стойл показался конюх – мужчина с бородой, на которой, казалось, осела ржавчина с ворот.

Эйдан сказал:

– Здравствуй, Джеймс. Нам нужны лошади.

Мужчина улыбнулся так широко, что можно было пересчитать все его оставшиеся зубы.

– Скольких вы здесь знаете? – шёпотом сказал Шэй.

– Когда я выяснил, что вы завели друзей, действовать пришлось быстро.

Эйдан выбрал двух скакунов: тёмно-рыжую кобылу и прекрасного вороного жеребца.

– Этот принадлежит герцогу. Его зовут Оникс. Он мне очень нравится.

* * *

Они поехали вдоль ручья по равнине; поросший щетиной кустарника косогор остался слева, лес – справа. Вода была похожа на стекло, в ней мало что отражалось кроме чистого неба цвета сидра и облаков, сгущавшихся на западе.

– Наш друг Патрик – военный советник, он знает схему патрулирования границы. Нам просто нужно следовать за ним. – Взмах руки в чёрной перчатке, и Эйдан указал на три смазанных тёмно-рыжих пятна на горизонте. Лошади. – Сложность заключается в том, чтобы нас не заметили они… по крайней мере, пока мы не углубимся на территорию Думы.

Тучи моргнули, заворчали, и кобыла Шэя заржала.

– Тише, девочка, – он прижался к её гриве и бросил взгляд назад. В десяти километрах на фоне первых бледных звёзд башня была похожа на свою сестру из книги Лены, не на часть неба, как раньше, а на продолжение земли, словно нечто огромное пыталось вырваться на свободу и вытянуло за собой недра.

Кобыла снова заржала.

– Угомоните свою лошадь, Шэй. Вы же не хотите, чтобы… Ну вот и всё. Они нас заметили.

Одна из тёмно-рыжих точек отделилась от группы. Расстояние выравнивало направление, из-за чего казалось, что всадник движется вправо, но это была иллюзия.

– Мы на равнине, Эшкрофт. Звук разносится. Едем в лес, нужно переждать.

Они припустили галопом, а рыжеватое пятно тем временем выросло до размеров подушечки большого пальца. Лес тоже приблизился и встал непроницаемой стеной, проросшей ветвями и кустарником.

Когда они наконец добрались до просвета между деревьями, Эйдан присвистнул.

– Можете начинать беспокоиться насчёт патрулей.

Дорога змейкой вилась между стволов – ровная, хорошо протоптанная, по ней могли свободно проехать три лошади с вооружёнными всадниками.

Шэй сказал:

– Будь я проклят, если по этой тропе не ходят часовые.

– Лес – наш единственный шанс стряхнуть хвост.

Эйдан прищурился на силуэты деревьев, затем на тёмно-рыжее пятно, которое к этому моменту уже превратилось в детский рисунок человека на лошади.

Они въехали на тропу.

Под копытами заскрипел гравий, и где-то в кронах деревьев сова объявила о наступлении ночи.

– Кажется, я вижу впереди свет, – сказал Шэй.

– Да… я тоже его вижу. Факелы.

– Возвращаемся.

Вместо ответа Эйдан направил своего жеребца влево, следуя по более узкой тропе в глубь леса.

Они выехали на поляну, в конце которой виднелись два наполовину обрушившихся сводчатых прохода, похожих на мёртвые муравейники. Они спешились и повели лошадей по поляне, под арки, в темноту.

– Шевелитесь, – сказал Эйдан. – И не ударьтесь головой.

Когда глаза Шэя привыкли к отсутствию света, из тени проступили причудливые образы – с одной стены к нему в безмолвном крике тянулось человеческое лицо с уховёрткой вместо языка, а на другой многоножка заползала в чью-то ноздрю – или вылезала из неё.

Его передёрнуло.

– Гаденькое капище, – сказал Эйдан.

– Думское?

– Нет, гораздо древнее. Я рад, что тех, кто это построил, уже нет. Общество, которое выблёвывает из себя такое, очевидно, находится на последних стадиях разложения.

– Вы много кого осуждаете, нет?

– Я осуждаю черты. Слабость. Глупость. Бестолковость. Склонность к излишествам.

Шэй отвернулся от лица с уховёрткой. Мир снаружи потерял цвет, превратился в тиснение, замер.

– Как обстоят дела при дворе? – спросил он.

– Смотря о ком вопрос. Что хорошо вам, думцу – смерть.

– Сочувствую.

– Не стоит. Это ваша страна, и вы вольны давать возможности кому захотите.

– Я…

– Тссс.

В тишине дыхание Эйдана было таким же ровным, как и за минуту до этого. Из-за деревьев выступила лошадь; её всадник поднял факел, и жёлтый круг пополз под сводчатым проходом по каменному полу, остановившись в метре от носков сапогов Шэя.

«Чёрт».

Но время шло – полминуты, минута, – всадник явно медлил, пока огонь у него в руке отплясывал в темноте небольшой танец.

– Что он делает? – шёпотом сказал Шэй.

Всадник что-то прокричал на думском языке.

– Что…

– Тссс.

Секунды тянулись, отмеряемые пульсацией факела. Затем часовой развернул лошадь и исчез в лесу.

Шэй со свистом выдохнул.

– Почему он не?..

– Могу лишь предположить, что дело в суеверии. Некоторые считают, что, если двое войдут в подобное святилище, один из них умрёт. Видите ли, – Эйдан усмехнулся, – часовой не догадался, что нас внутри уже двое.

– Вы знали, что это святилище здесь?

Эйдан посмотрел на него.

Сова снова заговорила, на этот раз ближе.

– Подручный Патрика наверняка уже вернулся к основной группе.

Когда у входа Шэй оглянулся, лицо с уховёрткой по-прежнему смотрело на него из тени.

8

Теперь, зная о склонности его кобылы громко выражать своё недовольство, они прошли последние полкилометра до Полтавы пешком.

Первым из темноты вынырнул обветшалый забор с привязанными к нему тремя гнедыми лошадьми. Затем возник дракон, и ещё один, и ещё – деревянные фигурки, оседлавшие гребни крыш – или это были поленья, которые кто-то вытащил из костра?

Как там говорил герцог? «Посмотрите, что они сделали с деревней, и сами всё увидите». Раскат грома прокатился над Шэем как неваляшка – слева направо, справа налево, – и дождь зарядил сразу же в полную силу, отчего ожоги на домах стали казаться свежими.

Несмотря на все разговоры о Полтаве, деревенька была крошечной, не более пятидесяти домов – и половина из них представляла собой обуглившиеся остовы: смерть по одну сторону улицы, жизнь – по другую.

– Почему же они не отстроятся заново? – спросил Шэй.

– Это запрещено специальным указом.

– Почему?

– Чтобы люди помнили.

– Признаю, я не специалист по истории, но разве не Дума устроила здесь резню?

Эйдан сказал:

– Зависит от того, чьей версии событий вы больше верите.

– Герцог, например, так думает.

– Значит, так и есть, верно? Раз уж герцог так думает.

На живой стороне, за потоками дождя, тлели светлячки окон.

Шэй сказал:

– Как вы считаете, куда направился Патрик?

– Патрик поступает, как привык. Смотрите, вот он приехал. Собирается найти диверсантов; каков его дальнейший шаг? Опросить местных. Они, конечно же, скажут ему, что не слышали ни о какой тайной встрече – что будет чистейшей правдой. Но, зная Патрика…

– Он решит, что они укрывают преступников.

– И что он будет делать дальше?..

– Очевидно, обыщет дома.

– Раз, два, три, четыре. – На счёт «четыре» дверь в середине улицы распахнулась, впуская тепло в дождливое одноцветие. Наружу вышли трое.

Эйдан откинул со лба мокрые волосы.

– Патрик! Патрик!

Самый высокий силуэт повернулся, как кукла в театре теней.

– Мы здесь, Патрик.

Последовало секундное замешательство, кашель, лай голосов. Затем три силуэта направились к ним.

«Начинается». Шэй утёр воду с лица. Он должен был ощутить прилив адреналина, предвкушение возмездия, но всё это имело дурной привкус – беременные свинцом облака, наполовину сожжённая деревня, даже засада на человека, который пытался его убить.

– Эйдан! – донёсся из дождя голос Патрика. – Что вы здесь делаете?

– А на что это похоже?

«А вот он этим наслаждается, судя по всему».

Советник герцога остановился в нескольких метрах; серые нити прошили воздух, превращая его лицо в невыразительную маску. А вот что было ощутимо и грубо, так это тяжёлый арбалет, который держал на изготовку тип справа от Патрика.

– Привет, Эшкрофт, – голос советника тоже звучал бесцветно. – Похоже на то, что меня подставили.

Эйдан улыбнулся:

– Нам надо поговорить.

– Так кто же на чьём поводке? Эшкрофт на вашем или вы – на его? Я должен был догадаться, что нельзя доверять думцу.

– Все о чём-то сожалеют, Патрик.

– Я ни о чём не сожалею. Если вы не заметили, в ваше нахальное лицо смотрит арбалетный болт.

– Надолго ли, вот в чём вопрос.

Не говоря ни слова, мужчина с арбалетом прошёл под дождём, пересёк невидимую черту и замер рядом с Эйданом.

– Колм, какого чёрта ты творишь?

Эйдан присвистнул.

– О, сладкая сила золота.

– Вы все покойники. Ты тоже, Колм, – несмотря на свои слова, Патрик сделал шаг назад. – Ты ещё со мной, Дуэйн?

Тот, кого он назвал Дуэйном, заметно колебался, переминаясь с одной ноги на другую.

– Дуэйн?

В этот момент, повинуясь импульсу, словно наблюдая за собой со стороны, Шэй сказал:

– Дуэйн не дурак. Он знает, насколько неудобно ему будет добираться до границы с увечьем – причём с любым.

«Я правда сейчас это сказал?»

– Дуэйн!

– Выбор за вами, Дуэйн, – сказал Эйдан.

Мужчина втянул голову в плечи, подался вперёд. Торопливо просеменил мимо них. Через секунду его шаг перескочил с анданте на аллегро – он бросился бежать.

– А теперь мы можем обсудить расстановку сил.

– То, что Эшкрофт сказал об увечьях, – вас это тоже касается. Без боя я не сдамся.

Дождь перешёл в морось так же резко, как и начался, открыв лицо Патрика, чуть ссутуленные плечи, костлявые колени.

– Я вас не трону, Патрик, – сказал Шэй.

– Тогда зачем вы здесь?

– Я вам неопасен. Я не знаю, почему вы до сих пор этого не поняли. Если вы боитесь за своё положение при дворе герцога, не надо – мне оно ни к чему.

Патрик изучающе посмотрел на него и улыбнулся одними уголками рта:

– Знаете, что я в вас больше всего ненавижу? Ваше ханжество. Вы, столичные сволочи, считаете себя непогрешимыми, так?

«Если бы ты только знал, – подумал Шэй. – Если бы ты знал…»

– Вы же понимаете, Эшкрофт, что распрощались со своей честью? Хотел бы я услышать, как вы оправдаете это с высоты своих моральных устоев – заманили человека в ловушку, подкупили его товарищей.

– Товарища, – поправил Эйдан. – Я подкупил только Колма.

– Я разговариваю с интендантом. Так как вы это оправдаете?

– А как вы оправдываете то, что пытались убить меня? – спросил Шэй.

В Патрике что-то переменилось – по телу словно прошла волна, он выпрямился, расправил плечи, вздёрнул подбородок:

– Потому что вы этого заслуживаете. Все вы. Каждый на Красном холме. Вы, паразиты, живёте за наш счёт, а когда совершаете ошибку – нет, даже когда вы отказываетесь выполнять прямой приказ правящего монарха, – вы никуда не деваетесь, верно? Вы получаете новое назначение. Приходите и начинаете отдавать приказы нам.

– Это ваш собственный выбор… – начал Эйдан.

– И сколько вам лет, Эшкрофт? Тридцать пять? – Патрик прищурился. – Мне почти пятьдесят. Я прослужил герцогу почти всю свою жизнь. Но стоило допустить один промах, один крошечный промах с вами, и всё.

– Это вы о моей жизни говорите, – сказал Шэй.

– Один промах. И он сообщает мне, что уже готовит замену.

Медовые соты дворцовых башен, актёр в оранжевом камзоле, скачущий по сцене. «Я понимаю этого несчастного гада. Человека, который пытался меня убить, – я понимаю, что он чувствует».

– Я приехал сюда не по своей воле. Если бы я мог помочь вам…

– Идите к чёрту! – Патрик сплюнул на землю. – Мне не дали второго шанса, как вам. Вы…

– Мне очень жаль. Не по поводу того, что вы сделали, но по поводу вашей ситуации.

– …ублюдки. Если бы я мог, я бы передушил всех вас на Красном холме, даже детей. Даже детей.

«Он не лжёт, – подумал Шэй, – и не преувеличивает». Патрик был чересчур прямодушен, чтобы притворяться, и он умел презирать – это стало очевидно ещё в их первую встречу, во время «приёма» в жёлтой комнате. «Кто знает, почему он стал таким. Над ним издевались в детстве? Или его недолюбливали коллеги по цеху?» Тем не менее сейчас он стоял перед ними, ненавидя себя и, как следствие, всю вселенную.

И порой вселенная давала ненависти мишень.

– Передайте мне арбалет, – сказал Шэй парню… как там его звали? Колм?

Рука в чёрной перчатке похлопала его по плечу.

– Рад видеть, что вы наконец одумались.

Шэй поднял оружие и прицелился Патрику в лицо.

– Идите.

– Что?

– Идите. Разворачивайтесь и уходите. Дальше по улице, до самого конца, и вон с глаз моих.

Патрик поджал губы. Сделал несколько шагов назад.

Пока он шёл – прочь от них и от границы, – небо прояснилось, а звёзды стали ярче и ближе. Высокий силуэт удалялся в их свете, шагая между целых и покорёженных домов. Он обернулся лишь однажды, в самом конце улицы, откуда его сутулые плечи были уже почти не различимы.

– Это ошибка. Вы слишком многое ставите на то, что его обнаружат патрули, – сказал Эйдан. – Когда я решил поддержать вас…

– О чем вы, чёрт возьми, говорите? – Шэй швырнул арбалет в грязь. – О чём вы говорите? Объясните же наконец, зачем вы приехали сюда.

– Отпустите Колма.

– Мне плевать, пусть идёт.

Не говоря ни слова, предавший Патрика человек развернулся и исчез.

– Я здесь потому, что у вас ключи к моему будущему.

Шэй фыркнул. Глубоко внутри зародился смех, разрастаясь, пробиваясь наверх.

– Какое ещё будущее? Посмотрите на меня.

– Я смотрю. Я…

– Посмотрите на меня! Какое будущее? Где? Меня изгнали. Изничтожили.

– Вы всё ещё считаете это изгнанием? Вы вообще слышали, что я говорил вам в театре?

– «Считайте это замечательной возможностью», о да, насмехаться вы умеете.

– Насмехаться? Послушайте, Дэлин отправила в провинции трёх человек. Система интендантства – с иголочки. Она хочет посмотреть, у кого из вас лучше получится держать местных лордов в узде.

У Шэя защипало в горле, и у него вырвался смешок.

Эйдан нахмурился.

– Да что с вами не так? Оуэнбег – важнейшее задание из трёх, по очевидной причине. Башня. Лишь небесам известно почему, но королеву впечатлило ваше неповиновение, когда вы пощадили тех протестующих. Полагаю, в последний раз её осмеливались ослушаться несколько десятков лет назад. Эй, вы вообще слушаете? Вы понимаете, что я вам говорю? Дэлин растит потенциальных преемников.

Шэй согнулся пополам от смеха и рухнул на колени в коричневое месиво.

– Что за… Шэй, у нас нет на это времени. Я здесь, чтобы помочь вам.

В перерывах между приступами хохота он смог выдавить:

– Зачем?

– Проклятье, да встаньте же. Потому что, цитируя вас же – посмотрите на меня. Я думец. Я навсегда останусь думцем. Помните, что только что сказал Патрик? «Нельзя доверять Думе»? Помните, что вы сами сказали о моём акценте? Я эмигрант, и это мой потолок. Но с вами я поднимусь. Мы поднимемся. Мы разобрались с Патриком, разберёмся и с герцогом, если потребуется. Нам нужно лишь закончить эту чёртову башню.

Шэя прорвало, и всё, что он пытался запереть в себе, вырвалось наружу, полилось из него месивом смеха и всхлипов.

– Вы свихнулись? Да поднимитесь же!

– Я не могу. – Шэй уставился на свои ладони. – Я не могу. Я её уничтожил.

«У тебя есть решение», – прошептал внутренний голос. Решение, которое он ясно видел перед собой. Оно осталось в той части его прошлого, которую он изо всех сил старался похоронить, в комнате с пятнами копоти и в заброшенном подвале под палисандровым люком. «Нет», – подумал он, пытаясь вытеснить образ из головы.

– Проклятье, что вы уничтожили? Что?

– Башню. – Он поднял глаза на Эйдана. – Она держалась за счёт устройств дракири. Я приказал их убрать.

– Что? Так, так, послушайте меня. Шэй? Послушайте меня! Что бы вы ни сделали с башней, вы должны вернуть всё, как было, понимаете? Понимаете? Вы осознаёте, что стоит на кону?

– Не могу. Герцог уничтожил устройства.

«Но ты знаешь, как все исправить», – прошептал голос. Открылся люк, и он шагнул в подвал, залитый лиловым свечением, полный устройств, которые он называл «тюльпанами» – потому что так их называла та, кого он когда-то знал, – в подвал под разрушенной мастерской, под комнатой с пятнами копоти.

«Нет, – подумал он, – нет, я туда не вернусь. Не вернусь». Но глубоко внутри та его часть, что взвешивала возможности, проверила весы.

И он знал, на какую сторону склонилась чаша.

9

Девушка открыла ему дверь, и золотые огни бальной залы на миг ослепили его.

Шэй не знал, как её зовут – в конце концов, она была всего лишь сопровождающей, – но ему она казалась воплощением столичного лоска: светлые волосы, убранные в сложную косу, миндалевидные глаза, подведённые сурьмой, обнажённые предплечья.

– Первый раз на Красном холме? – Она одарила его совершенной улыбкой.

– Что, так очевидно? – спросил он, а затем неуклюже прибавил: – Это всё, о чём я когда-либо мечтал.

– Привыкнете. Не переживайте, все привыкают. Всё у вас будет хорошо.

Он так и не узнал её имени и никогда больше её не видел, но навсегда запомнил тот момент, когда она похлопала его по плечу и подтолкнула ко входу в зал, к золотым огням и к красивым людям, кружившимся в вальсе.

Стоя на коленях на избитой дождём улице, он вспомнил те подведённые глаза; они смотрели на него, словно говоря: «Ты можешь всё это вернуть. Ты можешь заполучить всё это, и даже больше».