Текст книги "Наблюдатель"

Алиса

Я заказал доставку суши, этой «кошачьей еды», как я её называю и которую обожает Алиса, из популярного в наших палестинах квазияпонского ресторана (поварам-узбекам что лагман, что удон – всё по плечу). Пару больших сетов с двойным соевым соусом и васаби. Пока неторопливый, как восточный мудрец, фастфуд-дилер вёз мой заказ, я пропылесосил и вынес мусор. Удобство заказной еды ещё и в том, что после не нужно мыть посуду.

Алиса появилась с первыми каплями дождя. Дождь занавесил окна и своим шумом укрыл мой дом от внешнего мира. Прогноз погоды осторожно предположил понижение температуры и осадки до утра. Алиса сказала, что не взяла с собой зонт. Это означает, что ей придётся у меня заночевать, что случается не часто. Принесённая Алисой зелёная, с раздутым зобом, бутылка ирландского вискаря (влияние шефа?) предполагает как минимум долгие полуночные разговоры. У неё ко мне важное дело. Даже два.

Who the fuck is Alice? Моя однокурсница, очень близкая подруга. Многограннейшая личность. Единомышленник, оппонент, друг, собутыльник. Внешне – хрупкая блондинка с большой грудью, мультяшная глупышка с длинными ресницами, внутренне – беспринципная авантюристка, умная, холодная и расчётливая женщина, блестящая актриса, карьеристка, стратег, для достижения цели способная пойти на всё, знающая цену себе и всему, что её окружает. Готовая платить и требующая от своих должников немедленного исполнения обязательств. Волевая, сильная, целеустремлённая. Внешне прекрасная крепость, что хранит её заповедный внутренний мир, неприступна. Даже для близких друзей. Из-за этого Алиса, на первый, поверхностный, взгляд представляется немного ненастоящей. Впрочем, мне это не мешает.

Алиса работает переводчиком у немолодого ирландца, финансового директора представительства немецкой фирмы, продающей газовикам и нефтяникам компрессоры и запорную арматуру. Я теперь тоже немного разбираюсь в этих железяках и даже знаю, что такое помпаж и аксиальный подшипник. Алиса частенько подкидывает мне халтурку – перевод рекламных проспектов с картинками и схемами, оптимистичными описаниями и техническими характеристиками, иногда отчёты и презентации для акционеров. Ей некогда и не по рангу заниматься авральными переводами, а мне не помешает дополнительный заработок. Последние две недели мои финансы поют уже не романсы, а матерные частушки. Вот и сегодня Алиса привезла мне очередную работёнку (в преддверии которой я обзавёлся экономическим словарём) и аванс. Это было первым, легко угадываемым и малозначительным из двух анонсированных дел.

Алиса живёт в однокомнатной квартире, которую для неё арендует фирма. На ночные визиты мужчин и прочие развлечения среди рабочей недели работодатель смотрит косо. В соседях по площадке в такой же арендной, но двухкомнатной квартире живёт помощница генерального, которая имеет склонность в лучших корпоративных немецких традициях стучать на коллег. Поэтому, чтобы отдохнуть, оттянуться, немного выпить и поболтать, не следя за временем, Алиса приезжает ко мне. Она называет мой дом «временным политическим убежищем» и знает, что будет принята в любой день и час. Я рад её визитам, лёгкости нашего общения, нашей «как бы дружбе», иногда переходящей рамки дружбы мужчины и женщины. Нас не связывают взаимные обязательства и общие планы. Мы два свободных во всех смыслах человека. Изредка созваниваемся (звонит в основном Алиса), иногда встречаемся, общаемся нерегулярно, но легко и непринуждённо. Это вполне укладывается в избранный мной стиль жизни.

Ко второму её делу мы перешли, почти ополовинив бутылку и наговорившись о разных пустяках, обменявшись новостями и мыслями, случившимися с нами со времени предыдущей встречи. Алиса приехала поделиться грандиозным планом. Она сообщила об этом, округлив глаза. И, понизив голос, не прерываясь, на одном дыхании посвятила меня в свою тайну. Это даже не план, не амбициозная долгосрочная программа, это – начало новой жизни! Алиса собралась получить второе высшее, на сей раз экономическое, и сразу за рубежом. Необходимые документы почти собраны, деньги на первые два платежа зарезервированы. Затем она подсиживает своего шефа, «этого старого гомика», поскольку полностью в курсе всех дел своей фирмы, включая вопросы, которые не попадают в отчёты, что я периодически перевожу с немецкого на русский и английский. Ей известны все финансовые потоки; серые схемы кредитования, взаимозачётов и обналички; настоящее место производства «европейских» комплектующих и запчастей; наличие и объёмы «нефискальных» обязательств фирмы и ещё много интересного. Она участвует во всех совещаниях, куда приглашают её шефа, но знает больше, чем он, поскольку кое-какая информация остаётся в узком и герметичном кругу русскоязычной части офиса и не подлежит переводу. Получив диплом и должность заместителя шефа, она его аккуратно подставит и займёт его кресло. А после задумается о том, что и генеральному пора вернуться на фатерлянд к жене и внукам.

Я собрался порадоваться и восхититься изящностью и изощрённостью Алисиного замысла, но оказалось, что это ещё не всё. Она берёт десятилетнюю ссуду на покупку квартиры у своей фирмы под милосердный процент и поручительство шефа. Квартиру она ещё не выбрала, но с районом определилась. Будет покупать двухкомнатную. А когда сядет в кресло босса, с учётом изменившихся возможностей погасит ссуду досрочно.

Хороший план. Я подумал, что он напоминает последовательность: чёрная крестьянка – столбовая дворянка – вольная царица. А если финал с разбитым корытом? Мы с Полем сказку про золотую рыбку выучили почти наизусть. Одна из его любимых сказок. Он самостоятельно связал волнение моря с развитием сюжета, считая, что причина шторма в том, что рыбка начинает злиться на докучливого деда, плавать взад-вперёд, тем самым поднимая волны. За наглядным примером далеко ходить не надо: его мама, моя бывшая жена Оксана, когда нервничала, начинала кругами ходить по комнате, хватать и бросать всё, что попадало под руку и в поле зрения. В отличие от рыб, которые, как известно, не очень словоохотливы, Оксана выказывала своё неудовольствие открытым текстом и громким голосом. При этом её монологи никогда не превращались в скандал или истерику, отчасти потому, что её притчи и причитания часто напрямую не имели конкретного адресата, а были как бы мыслями вслух и пищей для размышлений и корректирующих действий окружающих. Каждый должен был сам догадаться, что из всего сказанного касается именно его. В представлении Поля ничто женское золотой рыбке не чуждо. Я поддался лёгкому приступу ностальгии и немного отвлёкся. Мне очень не хватает Поля, я его люблю и скучаю по нему. Он, пожалуй, единственный на свете человек, которого я по-настоящему люблю. Сейчас он бесконечно далеко, в Нормандии, с мамой и новым рара́.

Алиса вернула меня в день сегодняшний, точнее, уже в ночь. На мою убогую кухню, где под шум дождя и вискарь в первом чтении рассматривается наполеоновский план Алисы.

– А золотая рыбка у тебя есть? – спросил я. – Или белый кролик?

– Есть. Но ты не дослушал. Есть один… одна загвоздка. Для всего этого хорошо бы, чтоб я была замужем. Для оформления документов на выезд, да и фирма более лояльна к состоящим в браке сотрудникам, да и незамужней ссуду на двухкомнатную могут не дать, только на однушку… – Алиса посмотрела на меня долгим взглядом и виновато вздохнула.

– Ты собралась замуж? Поздравляю!

– Замуж мне рано, и не очень-то сейчас хочется. Потом, может быть. Добиваться успеха, волоча за собой продовольственный обоз, невозможно. Действовать надо авангардом, десантом, летучим отрядом. А тылы подтягивать после.

– А ты не боишься попасть в окружение превосходящих сил противника? Или уйти глубоко в тыл чужой территории, не дождавшись подхода основного войска?

– А какие у меня варианты? Ходить за этим моим голубком, Колманом, тенью? Денщиком-переводчиком за штуку в месяц? – Алиса при упоминании шефа вздохнула, в её глазах промелькнула злость и, как мне показалось, неприятное воспоминание, брезгливость. – Потом выйти замуж за какого-нибудь, нарожать детишек и через десять лет стать крашеной истеричкой с обвислыми сиськами и задницей пятьдесят шестого размера? Сейчас или никогда!

– Ну ты сгущаешь краски. Учиться и делать карьеру – это нормально. Кто тебе мешает? На счёт пятьдесят шестого размера – преувеличиваешь, у тебя с этим всё в порядке. Замужние дамы тоже вполне себе делают карьеру.

– Мне нужна твоя помощь, – Алиса замолчала, собираясь с духом.

– Я тебе помогу. Что я могу сделать?

– Взять меня замуж! – выпалила Алиса. – Фиктивный брак. Хотя бы на год, пока всё не раскрутится в нужном направлении… Потом разведёмся. На совместное проживание, жилплощадь и всё такое я не претендую. Фамилию менять не буду.

– А почему фиктивный? – я не ожидал такого поворота разговора.

– А какой? Настоящий? Извини, ты классный, я тебя по-своему люблю. Но замуж – нет. Ни за тебя, ни за кого-нибудь другого. Прости, дело не в тебе. Не сейчас. Мы будем так же общаться, встречаться, я буду приходить в гости, иногда ночевать. Ничего не изменится. Мы останемся такими же близкими друзьями, обещаю. При этом твоя свобода никак не будет ограничена. Про истинную цель нашего проекта никто ничего не узнает. Ты же не собираешься в ближайшее время снова жениться по-настоящему? Если надумаешь – скажешь, ускорим развод. В отсутствие несовершеннолетних детей – это дело техники, я узнавала. Дай мне один год. Помоги как друг? Мне некого больше попросить. Здесь у меня никого нет, только ты да Пьер Вонави. С ним у меня никогда ничего не было, ко всему Петька, похоже, бухает в безмерно узком кругу и пропадает где-то в последнее время.

– Я Пьера тоже давно не видел, – я невольно улыбнулся Алисиному определению «в безмерно узком кругу». – А твои коллеги? У вас же наверняка полно молодых и перспективных менеджеров?

– Коллеги отпадают, сдадут меня с потрохами буржуинам, – Алиса вздохнула и продолжила рассуждать: Мои райцентровские все давно женаты, ну и там, сам понимаешь, такие деликатные манёвры не прокатят. Им подавай борща и секса, а фиктивный и дефективный для них одно и то же. А ты другое дело. Ты умный и добрый. Ты и есть моя золотая рыбка… – и, не давая мне ответить, продолжила с прежней интонацией: – Я не прошу решения сию минуту. Считай это информационным вбросом. Я тоже ещё раз подумаю. Через пару дней созвонимся, всё обсудим и решим.

Для себя Алиса всё уже решила. Ей нужен этот штамп в паспорте. Точнее, она считает, что нужен. Она хочет подстраховаться, исключить возможные препятствия на непростом и непрямом пути. Это элемент её «дорожной карты», без которого весь план может рассыпаться, как карточный домик. Кроме того, это определённый опыт, на который она сможет ссылаться в своём внутреннем резюме. Штамп в паспорте, который добавит солидности и приподнимет статус среди коллег, особенно мужского пола. Замужняя женщина уже не Алисонька, а Алиса Сергеевна. Виза и ссуда? Не знаю. Едва ли ей на самом деле это пригодится, но все мы совершаем множество бессмысленных и часто ни к чему не приводящих движений, будучи полностью уверенными в их необходимости. Число заблуждений значительно превосходит количество прозрений и озарений, указующих верный путь. Да и ни один путь не может быть единственно верным. Может быть ближе или дальше, тернистее или, напротив, скатертью.

Всё сказанное Алисой явилось для меня полной неожиданностью, но ощущение судьбоносности эпизода не возникло. За годы наблюдательства моя интуиция превратилась в хорошо настроенный инструмент и редко меня подводила. Я решил, что это даже забавно и никак не повлияет на мою как минимум жизнь. Друзьям нужно помогать. Для Алисы я готов на гораздо большее, чем сыграть с ней на пару в одну из множества игр, в которые играют люди. Я ничего не теряю. Мне всё равно. Историю моей личной жизни ещё одним штампом не испортить. Не улучшить, впрочем, тоже. Одним больше, одним меньше… Думать тут нечего.

– Я согласен. Хочешь – пойдём, сходим.

– Куда? – спросила Алиса.

– Как куда? Замуж за меня.

– Ты самый лучший! Я тебя люблю! – она набросилась с объятиями и поцелуями.

Я скрутил колечко из клочка фольги, закрывающей контейнер с унаги-маки, и надел его Алисе на нужный палец. Она рассмеялась: «А себе?». Я сделал второе колечко.

Будь моей фиктивной женой.

Дом восходящего солнца

“There is a house in New Orleans…” [6]6
  Из культовой песни «Дом восходящего солнца» группы Animals.


[Закрыть] – звонок мобильного вырвал меня из недосмотренного сна, в котором я безуспешно пытался догнать уходящую по заснеженной аллее парка Алису, и начал новое моё утро. Эта мелодия у меня установлена на звонки людей, так или иначе связанных с моей работой в переводческой конторе, где я по стечению обстоятельств или недоразумений числюсь штатным транслейтером. Активы фирмы включают две с половиной комнаты, арендованные в бизнес-центре, разделённые приёмной-прихожей, два компьютера, минимальный набор офисной мебели, тоже арендованной, кофейную машину и пару телефонов. «Скромность украшает человека и офис, – говорит Андрей Андреевич, наш шеф, добавляя: – Наш главный актив – люди!».

Наши люди – это десяток более-менее постоянных переводчиков, каждый из которых принят на четверть ставки, включая меня («…And God, I know I’m one» [7]7
  «И, Боже, я знаю: я один из них». Та же песня.


[Закрыть]), которые работают в основном по электронной почте и через интернет-портал нашей унылой «фирмы». Половину коллег я знаю по именам, а вторую – по часто неинформативным никам электронной почты в списке рассылки (например, знаток иврита NataN вместо пожилого мужчины иудейского происхождения оказался тридцатилетней голубоглазой Наташей Н., а зайка ZaYa – суровым сорокапятилетним Захаром Яковлевым, специалистом по чехам и прочим румынам-полякам). Это, впрочем, никому не мешает трудиться дистанционно-заочно на общее благо. Такая форма работы устраивает всех, позволяет экономить на аренде и укрывать в тени значительную часть нашей небольшой прибыли. Изредка для встречи с клиентом или получения персональных заданий от шефа я и мои коллеги прибываем на пятнадцатый этаж стеклянной башни, незатейливо названной «Бизнес-центр «Башня»». Наша фирма называется тоже, в общем, без изысков: «N-ский дом переводов». Я называю её «Дом восходящего солнца» (те, кто слушал «Энималз» и самую малость шарит в английском, поймут).

Шеф бывает в офисе два-три раза в неделю, в основном чтобы провести инкассацию налички и перенаправить скудные финансовые потоки. Постоянно в конторе находится секретарь, зовущаяся офис-менеджером по трудовому договору, а по факту – Машенькой, и Галина Марковна – аварийный слесарь-переводчик. Некоторые из коллег называют Машу Мамка, имея в виду её функцию по распределению благ земных – заданий на перевод. Кто-то считает, что делает она это не всегда справедливо, то есть не поровну: «Этому дала, этому не дала». Я в подобные дискуссии не вступаю. Поровну никогда и ничего не бывает. Делить можно по-братски, по справедливости, по понятиям. Эталона «поровну» в природе нет, зато существует обиходное «большая половина». И если вдруг случится, что у всех будет совершенно одинаковое количество всего, ни к чему хорошему это не приведёт. Это равновесие шара на вершине пирамиды, то есть вещь исключительно умозрительная и годящаяся разве что для философских упражнений. «Поровну» и «справедливо» – немного разные категории, не так ли?

Я взглянул на экран мобильного – Маша. Время – пять минут десятого. Алиса, тоже разбуженная звонком, подняла голову с подушки: «Который час? Блин, проспали!» – ей к десяти надо быть в офисе.

Я прочистил горло, придавая голосу тональность бодрствующего человека (существует разница между «неспящий» и «бодрствующий»), и ответил: «Халё!»

– Ваня, привет! Подъезжай срочно в офис, я тебе работёнку нашла, халтурка-литературка! Я уже договорилась, шеф не против отдать это тебе. Сто пятьдесят страниц! Ручной перевод! Художественный текст! Двадцать процентов за срочность! – Машин голос звучал восторженно, будто у неё родился сын, или она только что выиграла миллион в лотерее среди покупателей стирального порошка. – Немецкий, – уточнила она.

– Литературка? Гёте написал второй том Фауста? – спросил я, поднимаясь с кровати, чтобы потянуть время и выйти за радиус слышимости Алисы; я подумал, что ей незачем присутствовать за кадром нашего с Машей разговора, улавливая не вполне рабочие интонации её голоса. – Отправь на почту, я посмотрю.

Мне совершенно не хотелось сегодня ехать в офис. Работа пока есть. На портале уже появились заявки на перевод для новостных сайтов, небольшие и неденежные, но и не требующие много времени и усилий. Кроме того, есть срочный заказ Алисы и полученный за него аванс.

– Наоборот, перевод на немецкий. На почту скину, конечно, но ты должен приехать. Кое-что уточнить нужно, не телефонный разговор, – Машин голос изменил интонацию: похоже, кто-то появился в офисе рядом с ней.

Литературный перевод – предмет вожделения большинства моих коллег. Это творчество, даже более того, соавторство! В нашей глухомани это как роспись Сикстинской капеллы на фоне рутинной побелки потолка электронной прессы и отбивания через трафарет скучных переводов документов на получение виз и гражданства. Известие о получении и распределении литературки вызывает у обделённых ревность и затаённую обиду. Впрочем, учитывая тот факт, что коллектив у нас большей частью виртуальный, и не все заказы проходят через портал, а частично распределяются директивно и самоуправно Машей, до открытых конфликтов дело никогда не доходит.

– Я обычно перевожу в обратную сторону. Тем более художественный текст… А о чём?

– Я думаю, вы сможете сделать этот перевод в соответствии с нормативом и каталогом услуг за пятнадцать дней. Вторая категория… Проходите, коллеги! Простите, это я не вам. Жду вас в офисе в десять часов. Все подробности сообщу на месте. И оденься нормально, минимум бизнес-кэжуал, а то придёшь в шортах, как в прошлый раз, – добавила Маша, понизив голос.

– Давай в одиннадцать? Я не успею к десяти. Я ещё… – я не стал уточнять, что стою в одних трусах посреди холодной кухни, немытый и небритый. – Я сейчас немного занят, заканчиваю срочную работу, к десяти статья должна быть на сайте.

– Договорились. Жду вас в одиннадцать, не позже, – Маша повесила трубку.

У нас с Машей особые отношения, выходящие за очерченные уставом или коллективно подразумеваемые границы делового общения коллег. Точнее, её ко мне отношение. Я как-то её выручил, помог в одном весьма деликатном, но, в общем, пустяковом деле. В чём суть, я, конечно же, никогда и никому не скажу. И с той поры в её голосе, взгляде, случайных прикосновениях можно обнаружить излучаемые в мою сторону благодарность, душевную теплоту, заботу и некоторую, я бы сказал, интимность, возникающую у хранителей одной тайны. Спектр чувств, почти не отличимый от спектра, характерного для безответно влюблённой девушки. Маша восприняла моё участие как знак внимания, а не обычную человеческую помощь. Я стараюсь не придавать всему этому значения, но порой меня тяготит особое Машино ко мне отношение.