Текст книги "Третья концепция равновесия"

Часть 2
ПОХОЖЕ, Я ПЕРЕСТАЮ БЫТЬ И НАЧИНАЮ КАЗАТЬСЯ

Глава 1

Тень Основного схлопнулась, и тут же тревожно замерцали установленные на своде Мигалки. Лукреций с интересом глянул вверх.

– Ого! Аварийная ситуация третьей степени тяжести. Это что-то новенькое.

Над защитным сводом громко затрещало, заскрипело и застонало. На миг показалось, что внутрь вгрызается сам Искутный Крыньк. Множество розовых искр, вспыхнув, озарило необузданным светом унылое пространство сегмента А234. Даже лохматые подняли свои физии вверх. Мимо сегмента торопливо пробежал Одинокий Перебежчик.

– Голубчик! Что-нибудь серьезное? – участливо крикнул вслед удаляющейся фигуре Фомич.

Ответ утонул во все возрастающем реве и скрежете. Купол ячейки распахнулся, дыхнув аммиачным перегаром, и в лохмотьях аммиачного же снега к конечностям слегка оторопевшего Лукреция рухнул сверкающий белый цилиндр. На образующей было коряво выведено по-дистановому: «Привет! Друзья!»

В сегменте заметно похолодало. Изрядно напуганные лохматые трогательно забились в угол и оттуда опасливо взирали на происходящее. Совсем некстати возвратился Одинокий Перебежчик и громко заорал из-за впускателя:

– Э-эй! Что там у ва-ас?! – хотя по выражению его передних пластин было ясно, что на скорый ответ он не рассчитывает.

– Ничего серьезного, – тем не менее ответил Фомич, скептически разглядывая цилиндр.

Перебежчик побежал дальше.

– Слышь, командир, а мы это… не того?.. – пробормотал Лукреций.

– Не уверен, совсем даже не уверен, – задумчиво ответил Фомич. – Смотри, Лукреций, невнятно написано – то ли мы их друзья, то ли они наши. А главное, неясно, что это и зачем.

– Насчет что это, шеф, так это проще простого. Некоторые в теориях сильны, а мы хлопцы простые, хотя и с богатым творческим воображением. Большей части народонаселения Галактики эта хреновина известна под названием «Фрагмент Унитарного Комментатора Событий». И, судя по обугленному краю, – не первой свежести. Три сотни откидов, никак не меньше.

– И что? – озадачился Фомич.

– Как что? – повеселел Лукреций и принялся скалывать с конечностей аммиачные сосульки. – Кто-то подбросил нам почти свежее чтиво. Я даже уверен, что знаю отправителя.

– А эта надпись?

– Передовица!

– Да ну?

– Вот ведь.

– Да, дела. Значит, говоришь, знаешь от кого?

– Ясно. Орден Мастеров, больше не от кого.

На физиономии Фомича проступило чувство недоверия. Лукреций снисходительно ухмыльнулся.

– Ты, начальник, знаешь что это все? – и неопределенным жестом промежуточных Лукреций очертил окружающее пространство.

– То есть?

– То есть тройное сигма поле. И ежели б мне его генератор, так вся Галактическая Безопасность бы у меня перед впускателем Технички по сей откид топталась. Рыдали бы навзрыд, как недоростки клюповатые.

– Ты хочешь сказать…

– Да такую Схему Обороны так просто ковырялкой не проткнешь!

Фомич задумался. Температура в сегменте понемногу поползла вверх. Стали оживать в своем углу лохматые. С жалобным поскуливанием и негромкими ругательствами они начали выползать из-под лежаков. Дыра в поле затянулась. Со всех сторон слышалась звонкая капель тающих аммиачных сосулек. По полу зажурчали быстро испаряющиеся ручейки. Лукреций закашлялся. Это вывело Фомича из состояния задумчивости.

– Так, говоришь, свежее чтиво нам подбросили?

– Кхе-кхе-кха-а-а! – подтвердил Лукреций.

– А как же мы его читать будем?

– Ерунда-кха-кхы. Нам бы кха-кхе источник энергии добыть! Кха-хе-ха-о-у-а-ть! Тьфу, люпус, воняет-то как.

– Какой источник?

– Ну, такая штуковина, вообще-то, должна иметь свои батарейки. Но у этого фрагмента они отсутствуют начисто. Им надлежало быть с того, обглоданного конца.

– И что же теперь?

– Что-нибудь придумаем, – Лукреций стал озираться по сторонам.

Его цепкий, пронизывающий взгляд блуждал по сегменту. В поле зрения попалась группа лохматых. Почувствовав неладное, те попятились обратно в свой угол и затаились. Взгляд малость помешкал и продолжил поиски. Вскоре он наткнулся на локальную установку обогрева и потеплел.

– Есть мысль, – Лукреций встал и подошел к установке.

Струя все еще сифонила мимо фокуса. Лукреций напрягся, попытался сдвинуть испускатель. Отчаянное пыхтение и выступившие на спине капли засвидетельствовали неудачу. Лукреций расслабился и подумал. Подумав, взялся за фокус и с чарующей легкостью вставил его на место. Установка обогрева радостно заурчала.

– Ты что, решил к ней?..

– А чего?

– Нельзя так сразу. Может, батарейки пропихнуть через Основного?

– Попробуй.

– Основно-о-ой! – заорал Фомич Стандартный Вызов.

Многоступенчатое эхо прокатилось по ячейкам. Несколько мгновений тишина властвовала под силовыми сводами Отстоя. Потом, как бы нехотя, всхлопнулся впускатель, и тень Основного сходу вопросила:

– А это что такое? – и указала на цилиндр, одиноко валявшийся посреди сегмента.

– Личная Корреспонденция! – не растерялся Лукреций.

– Немедленно прекратить, – тихо, но внятно отчеканила тень.

– Да пошел ты! – возмутился Лукреций. – В Уставе насчет этого ничего не сказано.

Устав никак не предусматривал возможности сношений с внешним миром, в силу полной невозможности таковых. Поэтому, Основному крыть было нечем, и тень нерешительно заколебалась.

– Ну, чего вам? – на полоборота тише вопросила она.

– Слышь, Основной, подкинь батареек типа Е675-Ага. Штук семь.

– Для чего?

– Да вот… Надо.

– Не положено.

– А валенки не возмещать положено?

– Ты что, Утреннего Обращения не слышал? Согласно текущим изменениям в Уставе.

– Так ведь о батарейках в Уставе ничего нет.

– Будет.

– Ну ты и сволочь!

– Выражаетесь? Ну-ну. Только батареек вам все равно не будет, потому как теперь это текущее изменение Устава.

– Ловко это у тебя выходит.

– Еще вопросы какие имеются, господа Отбыватели?

– Пошел вон. Когда надо будет, мы тебя вызовем.

– Тогда ауфвидерзейн вам. Не шалите.

Тень Основного схлопнулась. Лукреций решительно ухватил цилиндр и поволок к Локальной Установке. Некоторое время он сосредоточенно пыхтел, что-то скрипело, огнисто пульсировало и непериодически щелкало резкими, звонкими такими щелчками. Когда же дело было сделано, Лукреций выпрямился и, довольный, потер верхние о промежуточные.

– Готово, – констатировал он, – можно запускать.

Впускатель отреагировал незамедлительным всхлопыванием.

– А я вот никуда и не поспешил, – злорадно заявила тень. – Поспешишь – клюпов насмешишь. Это что ж вы, стервецы, удумали? Что там во Внутреннем Мотивационном Уставе у нас насчет использования Оборудования не по назначению? Правильно, объективационная ответственность. Но я не препятствую. Скучно только без вас будет.

– Слушай, Фомич, что это он все нас объективационной пугает? Что она за люпус?

– С этим, брат, шутки плохи. Это когда бытие перестает тебя представлять.

– Чего? Ну тогда ладно. А что там в Уставе сказано насчет замены объективационной на физическую?

– Это пожалуйста, – удовлетворительно согласилась тень. – Но опять же, в пределах допустимого.

– Ну так получай, негодях, – с этими словами Лукреций вцепился всеми промежуточными в верхнюю левую, с хрустом отломил ее и запустил в тень. Та удовлетворенно вздохнула и заметила: – Ну вот, и ваше времечко подошло. Да только не увлекайтесь. А то без конечностей как-то оно не того…

И тень схлопнулась.

– Знаешь, Кеша, порой мне кажется, что наш Основной и не индивид вовсе, а одна лишь тень, – флегматично заметил Фомич.

Но тут до него дошло, свидетелем чего он стал.

– Кеша! Друг мой. Зачем же так сурово-то? Если бы ты представлял собой философствующий разум, то конечности тебе ни к чему. А так ведь больно же, да и нужная, небось, конечность-то была.

– Плохо ты меня, командир, знаешь. Протез это, вот что. Протез, понял?

В ячейку забурилась компания нокаполюсов. Они, привлеченные многозначительным отрыванием конечности, решили что-нибудь по такому случаю выменять в обход уставных рогаток. Гости деликатно окружили друзей коряжистой группой, внимательно прислушиваясь к разговору.

– Ты не думай, у меня еще один есть, – пояснял Лукреций, одновременно что-то споро подкручивая в цилиндре.

Струя обогрева с сопением втягивалась через обглоданный торец, разогревая внутренности цилиндра.

– Энергию набирает, вот как. Универсальный запитыватель у него. Солидная вещь. У Мастеров оно все солидное. Только маленько подождать надобно.

– Кеша, и где же тебя так тряхануло? – с участливой интонацией спросил Фомич, имея в виду кешины протезы.

– А-а-а, – многозначительно протянул Лукреций. – Ты об этом…

За этим «а-а-а» угадывалось тяжелое и тревожное прошлое, которое было не так уж и приятно вспоминать. Но деваться было некуда.

– Был у меня один Протяг с Императором в Темном Рукаве Галактики… Дело это давнее, что теперь об этом говорить.

– Протяг, уж не Великий ли Протяг Семи Героев? – неожиданно даже для самих себя активизировались нокаполюсы.

– Ну да, он самый. Что, малявки? Неужто слыхали? – удивился Лукреций.

– Как не слыхать. Да у нас Сагу о Великом Протяге Семи Героев сызмальства учат!

– Ах вот даже как… Ну, и что там у вас в саге говорится? – заинтересовался Лукреций.

– Непосвященные не должны слышать священных слов Саги!

– Это кто же непосвященный? А Императора в трипунцовый узел завязывать – это как вам?

– А ты откуда священные слова знаешь?

– Вы про узел, что ли? Так я схему узла и придумал. А Императора мы со стариной Цыцем завязывали.

– Как? Великий Луц – это ты?!

Нокаполюсы все, как стояли, так и бухнулись прямо в аммиачную лужу. И самый коряжистый из них сиплым низким голосом затянул Первые Запевные Стихи Саги. Остальные, вступив в свой черед, подхватили.

– Хафофеха, – пролепетала фиша, привалившаяся к Лукрецию.

– Чего? – спросил тот.

– Ни шнинти, – ответила она и поковыляла в следующую ячейку.

– Ты смотри, – удивился Лукреций. – И иностранцев тоже сюда сажают.

– Это не иностранцы, – промолвила вдруг тень Основного. – Это местные аборигены, они здесь в лужах водятся.

– Ах вот даже как. Водятся… Значит, им Устав не писан?

– В Отстое всем Устав писан, – улыбнулась тень Основного и мягко растворилась.

– Кеша, – вернул Лукреция к насущному Фомич. – Как там наша корреспонденция, уже зарядилась наконец?

Лукреций с немалым скрежетом в сочленениях выдрал нижние из подмерзшей лужи, подошел к цилиндру и внимательно его оглядел. Обугленный конец обрел цвет индиго, на образующей же четко проступила Запускающая Педаль. Лукреций снял ее с предохранителя и вопросительно посмотрел на Фомича.

Так как вся энергия ушла на разогрев цилиндра, то в сегменте заметно похолодало, очень заметно. Заднее ухо Фомича припорошило инеем, на обонялке и надплечевых выступах стремительно росли сосульки, а снизу сталагмитно устремлялись аммиачные иглы. Но держался Фомич молодцом. Его несгибаемая воля через уверенный взгляд сообщала: «Давай!» Лукреций все понял и вжал Педаль.

Сегмент наполнился нежным хрустящим шелестом и едва слышимой мелодией. Неуловимый, как и мелодия, аромат проник во все сегментарные закоулки. Посреди сегмента начала проявляться, формироваться светло-малиновая с заворотом в апельсиновый тумба Комментатора Событий.

Лукреций, все также скрежеща в сочленениях, отошел к Фомичу и, зябко поеживаясь, прижался к его еще тепловатому боку. Фомич не отрываясь смотрел. Каково же было его удивление, когда в центре тумбы возникла фигура Начальника Канцелярии Крюгера. Последний был в тоге Верховного с алой полосою по фисташковому полю.

– Е-мое! – внезапно оживился Фомич и толкнул Лукреция. – Что за ерундистика такая?

Лукреций, которого уж начало от холода клонить ко сну, вяло посмотрел на Крюгера, но тут и до него дошло, он вздрогнул и даже подался вперед.

– Ну клюп заклюпоновый! – вырвалось из его окоченевших внутренностей. – Крюгер, собственной персоной.

Панорама уже почти полностью проявилась и стало хорошо видно, что Крюгер восстоит на обширном торжественном подиуме, очень нарядно разукрашенном, а на заднем фоне громоздится внушительное сооружение, наглухо завешенное плотной материей.

– Братья галактяне! – торжественным дискантом возгласил Крюгер. – В этот знаменательный для меня момент, обращаюсь к вам со словами искреннего расположения! В трудные Времена принял я тяжкое бремя Верховного Спонсорства и надеюсь удержать его и в дальнейшем. А теперь – помянем память безвременно и навсегда ушедших от нас Великих Героев, спасителей Глобального Равновесия и самое Галактики. Больно говорить, но скверна неравновесности угнездилась в святая святых нашей Галактики и даже самого Управления, призванного раз и навсегда избыть самое проблему неравновесности. Презренный предатель, прокравшийся в седадло Верховного, осквернивший его своими зловонными испарениями, задумал погубить всех. Но благодаря неусыпной бдительности наших Героев, его коварные планы рухнули. Злодей просчитался. Он не учел, что я, Верховный Спонсор Крюгер, все вижу и все знаю. И только я, Крюгер, сумел должным образом распорядиться бесценной информацией, добытой Великими Героями, санкционировав тем самым их отважные действия. Презренный негодях сумел погубить их, но Галактика уже была спасена! Теперь нам всем тепло и спокойно, уютно и равновесно нам всем. Но благодаря кому, я вас спрашиваю? Вечный покой безвозвратно ушедшим Героям. Увековечим их память. Во имя Великого Равновесия!

Тут Крюгер дернул за веревочку, материя взлетела вверх и заиндивевшему взору Отбывателей предстали две могучие фигуры.

– Глянь-ка, это же я! Шеф, смотри, а это кажись ты.

– Я это я и здесь. Выруби ты ее, Кеша, иначе примерзнем, – Фомич ясно понимал, что последние капли тепла покидают его скукоженное тело.

Лукреций пополз к цилиндру, неловко волоча промежуточные и, с трудом дотянувшись верхними, отжал педаль. В самое время. Атмосфера смерзалась и тяжелыми ватными хлопьями опадала на пол сегмента. Лохматые в углу уже давно не выказывали признаков жизнедеятельности. Цилиндр сжался в размерах, и струя обогрева вернулась в фокус воспламенения.

По мере потепления в сегменте, на физиономиях Лукреция и Фомича обозначилось чувство удивления, которое у Лукреция постепенно перешло в ярость, а у Фомича – в светлую грусть. Лукреция распирало от переполнявших его грубых слов.

– Нет! Я даже ругаться не буду! – твердо сказал он.

– И правильно, – одобрил Фомич.

– Так мы теперь герои или как? – повернулся к нему Лукреций.

– Да вроде бы так.

– Основно-о-ой! – в теплеющей атмосфере Вызов прозвучал немного сипло. Тень Основного появилась чуть в стороне.

– Ну.

– Видал?

– Ну и что?

– Как что? Мы теперь герои. Валенки сюда и немедленно!

– А еще чего прикажете? – с издевкой в голосе спросила тень.

– И вообще, как это на наше положение влияет?

– А никак.

– То есть?

– Это вы Там герои. А Здесь вы Отбыватели.

– И что – никаких пересечений?

– А зачем? И более того…

– Нет, более того – не надо!

Лукреций поводил взглядом по луже и, что-то надумав, спросил:

– Основной, а долго нам еще отбывать-то? В Решении Консилиума сказано – срок не ограничен.

– То есть как это – долго? – удивилась тень. – На все ваша воля. Хотите, так хоть сейчас, а нет – мы не торопим.

– Ну, а ежели, к примеру, хотим?

– На здоровье. Грубо нарушайте Внутренний Устав – и адью. Только попрошу без членовредительства.

– Не шебуршись, Кеша, – Фомич мягко толкнул плечом Лукреция. – Он имеет в виду Мнимую Реальность, может даже ждет, стервец, что мы клюнем, как Цыц.

– Чего, не шебуршись? Ну-ка поясни, – повелительно обратился к тени Лукреций.

– Внутренний Устав хорошо помнишь?

– Так наизусть.

– А учил?

– Да нет, вроде, – удивился Лукреций.

– В момент Прибытия в Отстой, – монотонно затянул Основной, – производится изменение личности Отбывателя на нейронно-молекулярном уровне. Изменение заключается в необходимости следовать Внутреннему Уставу под угрозой разрушения целостности объективации, каковая угроза и именуется объективационной ответственностью. Последняя может быть временно отсрочена путем нарушения физической целостности Отбывателя. Все ясно?

– Нет, – чистосердечно признался Лукреций.

– Тогда вот у него поинтересуйся, – тень колыхнулась в сторону Фомича. – Он много чего знает, вот пусть и пояснит. А мне недосуг. Служба, видишь ли.

И тень растаяла. Воцарилось угрюмое раздумье.

Глава 2

Смеркалось. Тропический ураган уже сбавил обороты и перестал реветь над готовившейся ко сну равниной. Говорящие Скалы затянули Колыбельный Мотив Краеугольных. В Отстое тоже немного попритихло. Яркие краски свода сменились теплыми пастельными тонами. Отбыватели разбрелись по своим ячейкам и занялись традиционными вечерними хлопотами. Атмосфера наполнилась тихим скрипом и шелестом.

 
Тихо спорят в сердце ласковом,
Умирающем моем
Наступающие сумерки
С догорающим лучом.
Кстати о спорах.
 

– Фомич, чего ты боишься в жизни? – спросил Лукреций, начав обычную вечернюю беседу.

– Боюсь, как бы меня не раздавила тяжесть бытия.

– Ну а все-таки?

– Боюсь, что вот проснусь, а мира уже нет.

– Но все-таки?

– Честно? Я боюсь, что придется жить вечно.

– А что в этом плохого?

– Проблема качественного перехода. Умру я, к примеру, и стану какой-нибудь галактикой. Или галактика станет мною… Хорошо.

Помолчали…

– Слышь, Фомич, а как же Крюгер до Верховного добрался? – озвучил Лукреций терзавшую его мысль. – И причем здесь мы?

– Видишь ли, Кеша, – раздумчиво начал Фомич. – Всю картину я только сейчас осознал до конца. Вообще говоря, такой оборот дел довольно стандартен.

– А поконкретней?

– Крюгер, он, стервец, по нашим трупам прошелся. Но не в этом дело. Ты не знаешь, а я поясню. План Окраснения помнишь? А Радиогалактику У? Ах, да, о ней ты знать не мог. Так вот, я той роковой ночью подсчитал, что Окраснение, будучи осуществлено в полном объеме, грозит разрушением причинно-временной схемы Галактики. Не говоря о том, что это Окраснение вообще идиотизм. В общем, бытие нас бы вычеркнуло из своих списков безвозвратно. И не далее, как той же ночью. Радиогалактика, она, понимаешь, разумная и к тому же любопытная, но оперирует не в Пространстве, а во Времени.

– А меня это как-то касается?

– Да почти никак, похоже, если не учитывать твоего нынешнего положения. Но слушай дальше. Радиогалактика положила глаз на нашу Галактику. И вступила в контакт. Наша-то тоже разумная, но, понимаешь, весьма специфически, через разум своих обитателей и вообще через все, что в ней есть. Понимаешь, Кеша, мы с тобой сейчас здесь рассуждаем, а между тем мы в этот же самый момент суть атомы сознания Галактики, из которых она создает новые или прежние мысли. Мы – слова книги; а написанное в книге не имеет смысла само по себе, смысл возникает в сознании того, кто писал или же кто читает.

– Это-то понятно, а мы как во всем этом?

– Что значит – как? Как слова в книге, ключевые слова! И вот – все бы было хорошо, если бы не языческие игры нашего Управления. Окраснения, Облунивания привели к большому высвобождению энергии. Ситуация сложилась такая: или вмешательство Радиогалактики нас всех разрушит из-за этого избытка энергии или этот избыток куда-то очень быстро… испарится, что ли.

– Куда ж ему испаряться-то? Это ж не аммиачная лужа.

– И я о том же. Только вот не уверен – сам ты до Белого Сверхгиганта додумался, или кто подтолкнул тебя, но начало было очень неплохое. А уж потом и Радиогалактика постаралась.

– Ну, это понятно. Хотя Микзара я просто по творческому влечению… Но дальше я что-то не совсем, шеф.

– Сейчас поймешь. Как я тебе говорил, Галактика наша мыслит через нас, но представляться как мыслящее целое также может любому из нас. Называется это Ментальной Сетью. Она вступала со мной в контакт э-э… в общем было дело. В тот вечер тоже вступила. Вишь ты, как сошлось. Ты со своим Бриллиантом Ночного Неба и со своими поразительными устройствами, я со своей врожденной идеей, скажу даже больше – целью жизни. Но видать, припекло. И Сеть соединила меня с Радиогалактикой. Соображает та, как оказалось, быстро. Смекнула, что натворила и решила исправить дело. Все же не зловредная, только уж очень любопытная. Ну, а дальше просто. Во Времени она все может. Объединила нас с тобой в виртуальном миге в единый процесс и размножила по Пунктам Управления необходимое число раз. Ну а мы уж не оплошали. Как выяснилось. Что ты там делал своими устройствами, не знаю, только Гигантов наплодили… Вот так мы энергию свободную и повязали.

– Ах вот даже как. А Крюгер-то причем тут будет?

– Крюгер? Ну, я, дурак, ему все расчеты предоставил. А он воспользовался. Верховного подставил под наш Арест, а потом, значит, обнародовал, каких героев Верховный в Отстой упек. И представил дело так, что это Верховный жаждал всю Галактику на экзистенцию пустить. Но с Крюгером мне сейчас далеко не все ясно.

– Да, скользкий тип. Я еще доберусь до него.

– Вот в этом я очень сомневаюсь.

– Ты меня слушай. Железяка эта, – Лукреций кивнул в сторону цилиндра, – неспроста здесь. Завтра досмотрим, что там за фильмы. Мастера, они просто так ничего не делают, не будь я – это я!

– Намекаешь, что и из Отстоя пути есть?

– Гм. А почему бы и нет? Хотя… – Лукреций вопрошающе посмотрел на Фомича.

– Я знаю только один путь – легенду об Отражателе Дыхания Отбывателей. Понимаешь, Кеша, было время гуманоидов. Гуманоиды – это не ругательство, не смотри на меня так. Гуманоиды, брат, были великой и многочисленной расой до того как в ругательство превратились. Нынешние жалкие миллиарды галактян ничто в сравнении с их триллионами. Нас-то две Мистические Теории Брака ограничивают плюс эта вынявая вторая концепция равновесия. Их же ничто не сдерживало. Это и была их, еще более вынявая, Первая Концепция Равновесия. Они стремились переделать Вселенную – вертикальный прогресс, двигатели первого рода, вечные, между прочим. А природа ведь дело свое знает. Вот и вымерли они в один длив. Но я не об этом. Я о терминах и не только. Я подозреваю, что вся наша поэзия, а также наша наука в ее основах и техника – все от них осталось. И боевые рейдеры действительно были боевыми, а валенки – валенками, хоть и не знаю, что это такое. И пиво было с таранкой. И Отстой – тоже их рук дело… Вот только откуда я все это знаю? Ну да ладно.

– Вот ведь что! А я-то думал, что здесь всегда так скучно было. В смысле Галактики.

– Да, Кеша! Я же хотел тебе о пути из Отстоя рассказать. От гуманоидов осталась легенда, что ежели кто увидит Отражатель Дыхания Отбывателей, то освободится, причем хитрым образом. Он попадет сперва в Мнимый Мир, но там надолго не останется, а выпадет в Реальный, но уже за пределами Отстоя.

– Ух ты! Вот я и говорю – выберусь и наваляю этому Крюгеру! Не посмотрю, что Верховный.

– Вот-вот. На этой легенде твой Цыц, как я понимаю, и погорел.

– Да-а. Ведь вроде и не дурак был. Хотя уж больно падок на всякие легенды, мифы. Он бы и эту Богатырскую Сагу наизусть выучил. И цитировал бы то место, где он, воин-победитель, утыкан стрелами, изрублен в капусту. Любил, старик, эту живопись. Романтик был несусветный. Но ты вот что скажи, философ, кто этот Отражатель когда видел гляделками?

– Я тебе больше скажу, Кеша, если б кто и увидел, все равно узнать насчет истинности легенды неоткуда. Может, это такой юмор у гуманоидов был. А у них не спросишь.

 
Смутно-дышащими листьями
Черный ветер шелестит
И трепещущая ласточка
В темном небе круг чертит.
 

Наступила ночная фаза откида, оказавшегося таким богатым событиями. По углам начались обычные для этого времени откида шорохи, какие-то всхлипы, бульканье и чавканье. Под сводом сегмента разрезали атмосферу неуловимые летуны, не встречающиеся в Отстое в иное время. Устав разрешал швырять в них личными вещами. Но в полумраке попасть в быстро порхающего летуна не было никакой возможности.

Струя обогрева бросала неясные блики на гладкие извивы поля, порождая таинственное блуждание теней. Фомич, глядя на них, в который уже раз задумывался над природой этих теней, подозревая в них существование смыслового подтекста. Но мысль неуловимо перескакивала на иное и…

Тени сгустились, слились в тугой комок, приобретя странные резкие, но чем-то знакомые очертания Высокой Фигуры. Фигура имела всего четыре конечности – две верхних и две нижних. И это было непривычно. Фигура стояла как бы в нерешительности, поворачиваясь по сторонам. Но вот она, будто что-то увидев, отделилась от поля и шагнула в пространство сегмента в направлении Фомича. Ему стало страшно и интересно, какое-то ощущение из времен детства. Отчего-то он понял, что Высокая Фигура увидела именно его и больше никого. Фигура подошла и остановилась, нависая над ним.

– Батюшки-светы! Никак кибер. Тебя-то как сюда угораздило, сынок? – заговорила Фигура. Речь ее была нетороплива, исполнена неведомой теплоты и незримой силы. Да и язык был не знаком Фомичу, однако же, понятен. – Ты меня видишь? Хотя, конечно, видишь, иначе как бы я тебя разыскал? Можешь теперь задавать вопросы.

Фигура замерла. И виделось, как будто ветер шевелит складки незримой одежды.

– Ты кто, незнакомец? – спросил Фомич.

– Тень Великого Гуманоида. В просторечии – Отражатель Дыхания Отбывателей.

– Почему ты меня назвал кибером?

– Потому что ты кибер.

– Что такое кибер?

– Навигатор, рулевой. Разумное мыслящее существо, созданное Гуманоидами.

– В чем отличие от других существ?

– Ни в чем. Как и все сущее, вы часть его.

– Тогда… Почему их не стало?

– Вы слишком отличались от остальных.

– Мы?

– Остальные ленивы. В остальных нет гениальности, свойственной Гуманоидам.

– Так я кибер?

– Без сомнений. Твой мыслекод читаем даже мною, Тенью.

– Что такое мыслекод?

– Твои врожденные идеи. Подробнее не поймешь. Тебе еще много предстоит познать.

– Есть ли еще киберы в Галактике?

– Есть. Крюгер.

– Он знает, что он кибер?

– Да. Он даже знает, что ты кибер.

Последовала пауза. Фомич был ошеломлен, потрясен. Мысли разбежались.

– Что еще ты хочешь узнать? Торопись, время уходит.

– Если ты Отражатель Дыхания, помоги отсюда выбраться.

– Не могу. Вы должны выбраться сами.

– Мы?

– Ты и Лукреций.

– А ты и его видишь?

– Нет. Но чувствую его присутствие в тебе.

– Во мне?

– Не отвлекайся. Скоро ты проснешься.

– Постой, но как же я?.. Я что, сплю?

– Увы, время, малыш кибер. Прощай.

Фомич проснулся и понял, что не заметил, как уснул. Хотя никогда же до этого не спал.

В углу зажглись гранатовым три огонька и, качнувшись, поплыли навстречу. Послышалось сопение и хлюпанье приближающегося.

– Тебе чего? – сонно пробормотал Фомич.

– Слышь, мужик, огоньку не найдется?

– Я те щас дам огоньку, – внезапно подал голос Лукреций. – Пшел вон. Шляются тут, понимаешь, по ночам, – добавил он, повернувшись к Фомичу. – Слушай, Фомич, мне тут такое приснилось. Я теперь знаю, что такое пиво с таранкой.

Фомич, занятый своими мыслями, не ответил. Лукреций помолчал и рассеянно произнес:

– Пойду прошвырнусь.

Он плюхнулся в лужу под лежаком, фыркнул довольно, поднялся и поковылял в сумрачную даль Отстоя.

Фомич постепенно приходил в себя. Мысль, как обычно, заструилась. Так значит, мне все приснилось, рассуждал Фомич. Но что есть сон? Из книжек Фомич знал, что не бывает таких снов, какой привиделся ему. Значит – все было с ним наяву. С другой же стороны, он явно, физиологически, спал. Логическое противоречие угнетало. Боясь погрязнуть в дебрях логики, Фомич стряхнул с себя остатки сна и направил мысли на другое. Другое всплыло само по себе, как-то вдруг:

– Постой, а куда это наш Луц-победитель ходит каждую ночь?

Раньше в это время Фомич пребывал в умственном созерцании и не фиксировал происходившего за пределами его ментального мира. Но сейчас, отвлеченный сном от привычного занятия, он вспомнил, что и раньше наблюдал краем сознания странные ночные выходы Лукреция в Отстойную Даль.

Неумолимая логика подсказывала, что сидя на месте загадки не разрешить. Решение выразилось в короткой мысли: «Пойти что-ли, и мне прошвырнуться?»

И тут же поплыли другие мысли: «Да что я там забыл, куда это я иду, какой в этом смысл?» Фомич уже слезал с лежака в прохладную жижу на полу и уже брел в сторону исчезновения Лукреция. «Что это я делаю? Может, меня и не ждут, может, это глубоко личное у него, а я со своей жаждой познания, зачем я там нужен?»

Нижние не прислушивались к голосу разума и продолжали размеренно нести Фомича из ячейки в ячейку.

Дорогу преградил размытый силуэт.

– Куда? – вопросил некто.

– Туда, – по наитию вырвалось у Фомича.

– Гляди-ка, – удивился некто, – Заветное Слово знает. Ну, иди, коль не страшно.

– Бутя, это же Фомич, не видишь, что-ли, – донеслось из темноты. – Не клейся к нему, а то Техник, сам знаешь, на расправу скорый.

– Елы-палы, Мотя, что-то мои фасетки в темноте не фурычат, ты бы сразу мне намекнул.

– Так я ж и говорю…

Фомич дослушивал этот диалог уже переходя в следующую ячейку. «А если бы, к примеру, я не то Заветное Слово сказал? Унавозили бы? Да нет, вряд ли. Откуда же у Лукреция такой авторитет? Да, неспроста все это». В следующей ячейке было темно. То есть абсолютно. Фомич сходу провалился по пояс в какую-то особо глубокую лужу и затаился, прислушиваясь. «Ну зачем меня понесло? Лежал бы у себя в ячейке, размышлял о ментальности Галактики. Может, снова заснул бы и увидел бы… Кеша, Кеша, неспокойная твоя душа, что ты со мной делаешь».

Послышался тихий всплеск и слабый голосок произнес:

– Эксклюзив. Хафыхто шишуки наетно.

«Надо отсюда выбираться, – понял Фомич. – С фишами по ночам лучше не шутить. Или – хоть что-то ответить. Или одно из трех…»

– Дайджест фусики! – наугад брякнул Фомич.

– Атина пекута рефеха хатаса ши, ши, шу… – быстро-быстро залопотала фиша.

Ничего хорошего, судя по всему, это не сулило. И Фомич, опять же как-то наобум, произнес:

– Ни шнинти.

– Хафофеха? – вдруг остановилась фиша.

– Хафофеха! – подтвердил Фомич.

В ответ раздалось «буль» и все стихло. Фомич наконец твердо решил повернуть назад, но вместо этого поплыл в глубь ячейки. Все время, пока он плыл, ощущалось подводное и близкое присутствие фишей. Но без последствий. Выбравшись на твердую почву, Фомич понял, что заблудился и дорогу назад не найдет.

– Лукреций, – несмело позвал он, – Ты здесь? Отзовись.

Фомич был сам себе противен. Немотивированность собственных действий выбивала из колеи. Какое-то незнакомое чувство теснило грудь, и под воздействием оного Фомич бездумно гаркнул:

– Мощная Неравновесность! Где тебя клюпы носят, Техник!!

Словно в ответ на его раскатистый возглас в углу ячейки вспыхнула струя обогрева. Фомич огляделся:

– Это что такое? Это, вроде, наша ячейка?

Под своими лежаками мирно посапывали лохматые, а неподалеку от Фомича, освещаемый неверным светом струи, стоял Лукреций. Взгляд его гляделок был устремлен сквозь Фомича. Фомич подошел к Лукрецию и потеребил того за плечо. Реакция оказалась неожиданной, хотя именно чего-то подобного Фомич и ожидал.