Текст книги "Охота на рэкетиров"

Таксист вставил в рот сигарету. С достоинством закурил, водя по базарчику исполненным меланхолии взглядом. Видно было, что все тут таксисту опостылело, потому как прибыл он сюда в тысяча первый за лето раз. Доставил клиентов любоваться местными пейзажами и теперь томился, ожидая, пока у тех наступит пресыщение. Набегаются, наохаются, отщелкают пару фотопленок, посадят аккумулятор видеокамеры, накупят памятных безделушек, нагуляют аппетит и он, со спокойной душой, повезет их обратно. К морю.

Бандура медленно пошел на сближение, прикидывая в уме психологическую карту таксиста, как принято по-модному выражаться среди сотрудников всевозможных серьезных силовых структур. В понимании Бандуры смысл этой самой пресловутой карты сводился, в данном случае, к возможным реакциям водителя на направленный в пузо ствол пистолета. Тонкость заключалась в том, чтобы определить: станет ли таксист неукоснительно выполнять распоряжения владельца пистолета, набросится на Андрея с голыми руками или, наконец, побежит через базар, вопя во все горло.

Глянув искоса на сытое лицо таксиста, солидный животик, тяжелый с виду кошелек и недорогую, но ухоженую машину, Андрей решил, что через час будет в Ялте.

Таксист отшвырнул окурок, пошарил поверх голов по рынку, видимо высматривая загулявших клиентов, махнул безнадежно и залез обратно в кабину.

Андрей обогнул «Москвич» сзади и рухнул на сиденье рядом с водителем.

– Ну что, Мальдини, едем в Ялту?

Таксист, поджав губы, скептически уставился в Андрея.

– Я клиентов жду, – холодно проговорил таксист, давая понять Бандуре, что его драные джинсы и жеваная грязная рубашка не остались незамеченными.

Андрей зловеще ухмыльнулся. Оттянул рубаху и выложил на колени «браунинг».

– Жить хочешь, козел? – осведомился Андрей, в точности скопировав Атасова. Таксист горячо кивнул.

– Ну так и поехали, – ласково предложил Андрей. – А то у меня двенадцать патронов в обойме и ужас как охота кого-то замочить…

«Круто сбрехал, – не удержался от похвальбы Андрей. После ночи в горах обойма пистолета опустела до двух патронов, – длясебя и для ТОГО ПАРНЯ…» Андрей решил, что этот маленький секрет Мальдини знать ни к чему.

Таксист безропотно запустил мотор. Они медленно развернулись.

– Только очки сними, Мальдини, – попросил Бандура таксиста. – Терпеть не могу, когда глаз не видно.

Очки как ветром сдуло. «Москвич» выехал на край плато и они принялись осторожно спускаться по серпантину.

Глава 6
ЧУДЕСНЫЙ ВЕЧЕР В ЯЛТЕ

Они встретились на вечерней Ялтинской набережной совершенно неожиданно для Бонифацкого.

– Мила?! – воскликнул Боник, разведя руки в разные стороны. – Вот так встреча!..

Мила изобразила на лице удивление с четко дозированным процентом радости.

– Вацлав?

Сыграть требуемую мизансцену Миле Сергеевне было тем более легко, если учесть, что «неожиданная» встреча с Вацлавом Бонифацким венчала здоровенный кусок проделанной за день работы.

Накануне, поздним субботним вечером, если не сказать – в ночь с субботы на воскресенье, ее выудил из постели телефонный звонок полковника Украинского. После полковника она долго говорила по телефону с Поришайло. Артем Павлович поставил Миле Кларчук четкую задачу – немедленно следовать в Крым, найти на полуострове старого знакомого Вацлава Бонифацкого и любой ценой вырвать у него пресловутый дипломат с бриллиантами. Ни больше и не меньше.

Утром Мила Сергеевна уже сидела в самолете Крымских авиалиний. Но в небе над полуостровом свирепствовала гроза, лил дождь. В Киеве сильно парило. Самолет застыл на полосе. Пассажиры томились в тесном и душном чреве почти что до обеда, пока кому-то из администрации аэродрома не пришла мысль вернуть узников в здание аэропорта. Украинский с Поришайло наперебой звонили Миле Сергеевне на мобильный – словно у них не было других занятий. Помимо прочего, Сергей Украинский сообщил Миле Сергеевне, что в аэропорту Симферополя ее встретят двое проверенных людей.

– Ребята надежные, Мила Сергеевна, – сопел в трубку Украинский. Поступают в ваше полное распоряжение. Оба, в общих чертах, в курсе дела. Про содержимое украденного дипломата им, понятно, не сообщали. Никаких подробностей. Будут вам за ангелов-хранителей, Мила, – после паузы добавил Украинский.

– Как я их узнаю? – холодно поинтересовалась Мила. – И как их зовут?

– Запросто узнаете, – обнадежил Сергей Михайлович. – Один Вардюк, второй – Любчик. И тот, и другой – в форме офицеров госавтоинспекции. На патрульной машине подъедут… Ваш словесный портрет у них имеется, так что не потеряетесь, я думаю.

Украинский продиктовал Миле Сергеевне номер телефона Вардюка. Та записала.

– Вардюк у них за старшего, – уточнил полковник на прощание.

Вылет разрешили только к пяти вечера. К этому времени Мила Сергеевна была зла и голодна, как мурена. К тому же у нее затекли ноги и жестоко разболелась голова.

На подлете к Симферополю двухмоторный «АН-24» угодил в сильнейшую болтанку. Машину трясло и подбрасывало по кромкам облаков, как скоростной скутер на волнах. Мила впивалась коготками в подлокотники кресла, всерьез побаиваясь, что корпус самолета не выдержит вибраций и рассыплется на куски, после чего она полетит к земле, пробивая по пути одно облако за другим.

В семь часов вечера Мила Кларчук на согнутых ногах вышла из дверей аэровокзала города Симферополя. Потеряла не менее двадцати минут, торча на ступенях и отыскивая глазами пару бравых милиционеров, обещанных Сергеем Украинским. Дождь продолжал накрапывать. Мила в бешенстве теребила полу шелкового дождевика. Но ни Вардюком, ни Любчиком, в округе и не пахло. Мила взялась за телефон:

– Алло? Мне нужен офицер Вардюк.

– Ну, я Вардюк… – донеслось из динамика после некоторого колебания.

– Вы в этом уверены? – взорвалась Мила.

– Послушайте, кто это звонит? – обиделся Вардюк. Мила представилась.

Из последовавшего короткого диалога выяснилось, что Вардюк с Любчиком в Симферополь не выезжали, а безвылазно проторчали в Ялте, в оба глаза присматривая за Бонифацким.

– Ну, чтоб не упустить… – оправдывался Вардюк.

– А один не мог остаться следить, а другой бы за мною съездил? – разозлилась Мила Сергеевна, у которой попросту не было слов.

– Так это, – замялся Вардюк. – машина-то у нас одна… на двоих…

«И мозги, видать, тоже», – сказала себе Мила.

– Вы берите такси, – предложил Вардюк, – и прямо сюда приезжайте. К нам, то есть.

Он назвал ялтинский адрес.

– Объект покамест сидит дома. Мы тут с него глаз не спускаем. Не сомневайтесь.

Пообещав Вардюку связаться попозже, а за глаза выматерив, на чем свет стоит, Мила поспешила к остановке такси. На стоянке бойкие «грачи» набросились на женщину с жадностью голодных ос, почуявших бабушкино клубничное варенье. Мила Сергеевна опомниться не успела, как уже катила на ЮБК в синем «Мерседесе» времен холодной войны. Кошелек Милы сделался легче на восемьдесят пять баксов.

– Только вы это, – начал пожилой таксист, – извините, как вас зовут?

– Ольга Петровна, – холодно отозвалась Мила.

– Оля, значит… Хорошо. А меня – Максим Иваныч.

Мила кивнула, слегка поджав губы.

– Тут такое дело, – несмело продолжал таксист. – Ежели нас кто остановит – вы моя племянница, а я – ваш дядя. Вы с Киевского самолета?

Мила опять кивнула, все больше удивляясь.

– Ну вот. Приехали к дядьке с теткой, отдохнуть. Договорились, Оля?

– Кто остановит? – не поняла окончательно сбитая с толку Мила.

– Да кто угодно… Милиция, еще кто…

Заметив в зеркале, что глаза женщины стали круглыми, как чашки, таксист успокаивающе добавил:

– К вам тут ни у кого дела нету. Наши – таксерские дела. Я на Алушту езжу, на Ялту – нет. И потом, смена не моя.

– Что, все так схвачено? – наконец поняла Мила.

– Еще как, – поддакнул таксист.

На подъезде к Ялте Мила снова связалась с Вардюком. Вардюк был тут как тут.

– Продолжаем наблюдение за домом объекта, – бодро доложил Вардюк. – Объект носа на улицу не показывает. Засел, понимаешь, как этот… ну тот… вошь за погоном.

– Давайте не терять время, – оборвала милиционера Мила Сергеевна. – Обрисуйте мне местную обстановку.

– А? Ну да… – спохватился Вардюк и не спеша приступил к рассказу.

По словам Вардюка выходило так, что пока Мила находилась в воздухе, он, Вардюк, в Крыму, а Сергей Украинский в Киеве, трудились, буквально, непокладая рук и накопали на Вацлава Бонифацкого кое-что интересное.

Добытая информация на книгу «Вацлав Бонифацкий, вехи жизни», серии ЖЗЛ, понятное дело, не тянула, но для начала операции, которую предстояло совершить Миле Сергеевне, худо-бедно годилась.

Было выяснено, например, что Вацлав Бонифацкий является совладельцем как минимум трех коммерческих предприятий. Первые два были туристической фирмой и агентством недвижимости, кредо третьей компании оставалось для милиции загадкой. Хотя некоторые данные указывали на то, что контора занималась весьма сомнительными финансовыми операциями, и имела многочисленные связи по всему СНГ. В частности, проведенное на скорую руку расследование высветило нити, тянувшиеся в столицу, а также в кое-какие прибалтийский банки.

Проживал Вацлав Бонифацкий на окраине Ялты, в предгорьях Ялтинской Яйлы, занимая симпатичный особнячок, отстроенный совсем недавно.

– Особнячок числится в собственности некоего гражданина, которого мы и следов не обнаружили, – сообщил далее Вардюк. – А сам Бонифацкий ваш, паскуда, прописан в убогой однокомнатке на последнем этаже панельной девятиэтажки. По месту прописки не появляется, хату сдает приезжим туристам. С мая по октябрь…

– В следующий свой приезд я непременно сниму у него квартиру, – съязвила Мила Сергеевна. – Скажите мне вот что, Вардюк. Вы выяснили, кто составляет его фирмам «крышу»?

При слове «крыша» таксист с опаской покосился на молодую женщину, но ничего не сказал.

Вардюк в ответ замямлил нечто невразумительное.

– Значит, вы понятия не имеете, какая из крымских группировок осуществляет криминальное прикрытие нашего с вами клиента?

Правое ухо таксиста задрожало, как у лошади.

– Ну… – Вардюк замялся. – Хм… Это…

– Что ну? – разозлилась Мила Сергеевна.

– Упустили из виду этот вопрос…

Мила потемнела лицом:

«Спасибо Украинскому за надежных ребят…»

– Имя Витрякова Леонида Львовича вам о чем-нибудь говорит? – в лоб спросила она.

– Да не особенно…

– А прозвище Винтарь вам знакомо? Его еще Огнеметом зовут.

– О! – обрадовался Вардюк. – Есть у нас такой авторитет. Крутые ребята у него собрались. Что, уже и до Киева слава докатилась?

Мила Сергеевна мрачно вздохнула. Таксист, услыхав знакомое имя, совсем скис и сгорбился над рулем.

– Связи Бонифацкого и Винтаря вы, как я понимаю, не отслеживали?..

– Не было такого указания, – немного растерялся Вардюк. – …Их иди поотслеживай, – добавил он после короткого раздумья, – потом водолазы не доныряются.

– А между тем, Огнемет и Вацлав Бонифацкий были некогда весьма близки, – проговорила Мила с холодным бешенством.

– А… – протянул Вардюк. – Понятно…

Мила прервала связь и надолго задумалась.

В отличие от Вардюка, имя Леонида Витрякова было ей знакомо очень даже хорошо. Значительно лучше, чем она бы того хотела. Леха Витряков по прозвищу Винтарь, был, во-первых, старинным другом Вацлава Бонифацкого, и, кроме того, патологическим бандитом с впечатляющим доперестроечным стажем. Вацик Бонифацкий познакомил ее с Витряковым где-то в середине 80-х, когда они оба, Боник и Мила, работали в Симферопольском горкоме комсомола. Неуемная энергия и врожденная жилка авантюриста подталкивали Бонифацкого, в числе прочего, и к весьма сомнительным знакомствам. Можно даже сказать, что Вацлава неумолимо влекло к криминалам. Собственно, Бонифацкий никогда и не скрывал от Милы – а они были хорошими приятелями в 80-е, что пришел в комсомол делать карьеру. Но как бы ни фривольно жилось Вацлаву в горкомовских пенатах, ему вечно хотелось большего.

Как и когда пересеклись пути не в меру энергичного комсомольского вожака и совершенно безбашенного беспредельщика, каким Мила всегда считала Витрякова (справедливо считала), осталось для нее загадкой, но Огнмет и Бонифацкий подошли друг другу, как перчатка к руке. Бонифацкий, пробившийся в начальники орготдела, обладал немалыми административными возможностями, которых здорово не хватало Витрякову. Леха Витряков открыл Вацлаву широкое окно в обширный уголовный мир, где продавалось или перепродавалось краденое, гуляло оружие, наркотики и много чего еще. И, наконец, Огнемет обеспечил Вацлаву Бонифацкому силовую поддержку в тех случаях, когда у того либо другие аргументы заканчивались, либо вопрос вообще иным образом не решался.

Летом 88-го года произошел крупный скандал. Многие аферы Бонифацкого выперли наружу, как прыщи на заднице. Он полетел с работы и только чудом избежал тюрьмы. Витряков к тому времени успел сколотить самую настоящую банду, состоявшую из чистейшей воды отморозков. Боевики Винтаря никого не уважали и не щадили тоже никого. Человеческая жизнь в их руках гроша ломаного не стоила. Бандой верховодили сам Леха Витряков и его сводный брат – Кларчук.

У Витрякова с Клариковым отцы были разные, а мать – одна. Леха был старше сводного брата года на два, но именно Кларчук пользовался самой плохой репутацией. Он был жесток, храбр и невероятно дерзок. Братья наводили ужас на окрестности. Вопреки дурной славе Мила легко сошлась с обоими, а с младшим – Кларчуком, у нее сложились более чем близкие отношения, завершившиеся свадьбой в 1988-м.

Но ни о сводном брате Винтаря, ни о последовавших вскоре событиях Миле Сергеевне и вспоминать не хотелось.

Когда осенью 88-го года ей пришлось спешно покидать Крым, а попросту говоря – бежать с полуострова, обгорелое тело младшего брата Винтаря лежало в морге, а над самой группировкой братьев Кларчуков (именно так ее называли) сгустились непроглядно черные грозовые тучи. Большая часть местных авторитетов и все силовые структуры спали и видели в гробу самого Витрякова и два десятка его отморозков. Шансов выжить у них не было никаких. Даже Бонифацкому, не входившему (формально не входившему) в состав группировки, следовало основательно поберечься.

В силу вышеизложенного, известие о том, что Витряков жив, да еще по-прежнему в силе, повергло Милу в уныние. Если не сказать – в страх. У нее имелись исключительно веские причины держаться от Лени Витрякова как можно подальше.

«Прямо головой в волчью пасть меня сунули», – думала Мила.

Машина, тем временем пересекла городскую черту Ялты. Женщиной овладели очень нехорошие предчувствия. И не даром.

Как только «Мерседес» въехал в Ялту, Вардюк неожиданно вышел на связь.

– Объект вышел из дома и следует в желтом «Ягуаре». К морю. Следуем прямо за объектом.

Через десять минут Вардюк вновь объявился в эфире и предупредил, что Бонифацкий выехал на набережную.

– Поужинать, видать, собрался, паскуда… – предположил Вардюк. – У нас тут с Любчиком за день животы к спинам поприлипали.

– Гони! – подстегнула таксиста Мила Сергеевна. – Наброшу десятку сверху.

Таксист послушно погнал вперед машину.

Пока Бонифацкий парковал «Ягуар» у здания ресторана «Воронцов» и вальяжно выбирался из салона, Мила успела выпорхнуть из такси, бросив на ходу сотенную купюру изумленному таксисту. Подхватила плащ и сумочку, пробежала три десятка метров вдоль автостоянки и, наконец, перешла на шаг. Поплыла себе, гуляючи, и столкнулась нос к носу с Бонифацким прямо на ступеньках кабака.

* * *

– Мила?! – воскликнул Боник, разведя руки в разные стороны. Как будто бы собираясь обнять весь мир.

– Вацлав?! – изумилась Мила.

Они обменялись теплыми приветствиями, как старые закадычные друзья, не видевшиеся целую тысячу лет. А то и две тысячи.

– Ты какими судьбами в Ялте? – Боник окинул Милу восхищенным взглядом. И было отчего. Она действительно выглядела замечательно. Успела почистить перышки, уделив макияжу как минимум двадцать минут из полутора часов, проведенных на трассе Симферополь-Ялта.

– Замечательно выглядишь… – добавил Боник совершенно искренне.

Мила улыбнулась в ответ, подумав, что с ролью импозантного миллионера, коротающего досуг где-нибудь в фешенебельном бунгало на берегу океана, Бонифацкий бы справился значительно лучше всех прочих ее знакомых.

«И ведь как близко к ней подошел».

– Я слышал, будто ты в Киеве давно?..

– Это правда, – призналась Мила.

Времени для изобретения вполне убедительной легенды днем у нее было более, чем достаточно. В следующие три минуты Бонифацкий услышал короткую историю одинокой женщины-бухгалтера, гнущей спину круглый год над финансовыми отчетами крупного киевского СП, и отправившейся, наконец-то, в давно заслуженный отпуск.

– Ты изменяешь своим привычкам? – расплылся в улыбке Бонифацкий, припомнив, что прежде она предпочитала бархатный сезон всем прочим.

– Просто в комсомоле мне не приходилось сводить балансы за девять месяцев… – Мила обезоруживающе улыбнулась. Чуть грустно и очень доверительно. – Спасибо, что вообще дали вырваться. А с конца лета от заказчиков отбоя нет, так что директор и пописать не всегда отпускает.

Бонифацкий хмыкнул.

– Где ты остановилась?

Мила назвала пансионат, выбрав, какой подальше.

«Надо будет Вардюку с самого утра мне номер там забронировать!»

– Я второй день в Ялте. Вышла проветриться, а то, знаешь, в пансионате одни толстозадые матроны с вечно вопящими чадами, да их накачанные пивом папаши.

Боник понимающе кивнул.

С набережной потянуло ароматом копченых кур и какими-то специями. Где-то жарили шашлык. За высоким бетонным парапетом потихоньку разгуливалось море.

– Лучше расскажи ты – где и как? – прервала молчание Мила.

– А ты не откажешься со мной поужинать? – вместо ответа попросил Бонифацкий.

– Смотри, не пожалей, – игриво предупредила Мила. – Я положительно умираю от голода…

Они под руку поднялись по ступенькам. В дверях Мила решительно остановилась.

– Вацлав… – очень серьезно сказала она.

– Что, Милочка?

– Я должна тебе кое в чем признаться…

– И что же? – Боник выглядел немного растерянно.

– Эти котлеты из столовой… Выше моих сил… Ты понимаешь?

Бонифацкий хихикнул и увлек женщину в ресторан.

* * *

Ужин выдался восхитительным. Что-что, а готовить здесь умели. Мила заказала салат из трески под майонезом, биточки в сметане и антрикоты с жареным картофелем. Вацлав добавил салат из зелени с дичью, анчоусы под маринадом, севрюгу с гарниром, крабов в яичном соусе, ростбиф и чахохбили, и две бутылки марочного сухого вина. Поколебался секунду и присовокупил к заказу мороженый торт и шампанское.

– Вацик, мы лопнем.

Бонифацкий согласно закивал.

– Обожремся и помрем молодыми.

Мила засмеялась, вспомнив, что именно этой фразой их бывший комсомольский шеф открывал все веселые пирушки.

 
И вновь продолжается бой,
И сердцу тревожно в груди,
И Ленин, та-кой молодой,
И Юный Октябрь впереди…[29]29
  «И вновь продолжается бой», комсомольский гимн, официозно-приторное творение композитора А.Пахмутовой и поэта Н.Добронравова


[Закрыть]
 

Боник озорно улыбнулся. Мила ответила тем же.

Оба были голодны, приятно возбуждены и с нетерпением ожидали, когда же на столе начнет появляться пища. Официанты не заставили долго ждать. Обслуживание в ресторане было отменным. А еще в нем было тепло и уютно.

Ни о чем конкретном не говорили. Вспоминали молодые годы, старательно обходя стороной неприятности, обрушившиеся на голову Боника в 1988-м году и все, что последовало за ними.

– Ты помнишь того студента, который на спор с двумя такими же шолопаями, в комитет комсомола факультета ворвался? В 86-м, кажется…

– Славно пошутил, – согласилась Мила, разулыбавшись вовсю. – Конечно помню. Он еще размахивал игрушечным пластмассовым пистолетиком и вопил «Пришла ваша смерть, красноперые!» Или что-то в этом духе. Перестройку неправильно понял. Нашутил себе отчисление из института и исключение из комсомола.

– Ага, – Боник подлил в бокалы. – Парню бы на сцене выступать, а он в армию загудел. Такая вот вышла шуточка. И еще радовался, помню, что срок не схлопотал.

– Вполне мог, – весело подтвердила Мила. – Террористический акт, сопровождавшийся призывами к свержению советского строя…

– О чем ты говоришь… – кивнул Бонифацкий, отправляя в рот внушительный кусок севрюги. – Я знаешь, с чего начинал? Курсировал комсомольский оперативный отряд. ОКОД сокращенно. Ходили по общежитиям, и не дай Бог в какой комнате плакат с Адриано Челентано, например, обнаруживали. Тогда – все… Смерть мухам. – Бонифацкий сделал грозное лицо, но, не удержался и прыснул.

– Чем вам Челентано-то навредил? – не поняла Мила, которая на работу в горком пришла вместе с перестройкой, когда основные заморочки, свойственные Андроповской эпохе, уже канули в лету.

– Потому, – безапеляционно заявил Боник, – что этот самый Челентано был членом неофашистской партии Италии. Или симпатизировал ей. Или к Красным бригадам тяготел. Какая разница?

Мила изумленно вытаращила глаза.

– А даже если нет? – развеселился Бонифацкий, – что с того?.. За любую ерунду пришить тому или иному имяреку низкопоклонство перед Западом было легче легкого. Портретик Челентано повесил? – Очень хорошо. Строгий выговор с занесением в учетную карточку – уже есть. Мелочь, а приятно… Не кусается пока? Погоди, укусит. Надумает любитель Челентано лет через пять-семь в партию поступать, когда до него дойдет, что без партбилета – выше какого-нибудь старшего инженеришки – никуда. А тут пятнышко из учетной карточки – оба на… Поди-ка смой…

– Ты садист, – засмеялась Мила.

– Система работала таким образом, – сказал Бонифацкий, пододвигая ближе тарелку с чахохбили. – Только и всего. Вписываешься в систему, живешь и кушаешь, а не вписываешься – извини подвинься.

– Я тебе вот что скажу, – продолжал Боник увлеченно. – Это сейчас большие неприятности из-за булавок на джинсах гэдзби полным бредом кажутся. Вопиющим, так сказать. А ведь и десяти лет не прошло…

– Я помню, – подтвердила Мила. – У меня на первом курсе джинсы были. Так кое-кто попросил лэйблы спороть.

– С попы? – весело уточнил Бонифацкий.

– С попочки, – игриво отозвалась Мила. – Там еще кусочек кожи пришит был. С буковками «LEE». И еще что-то, в том же духе.

– Спорола?

– Нет, – гордо сказала Мила. – Но кофточки на выпуск пришлось носить. Ты же знаешь – не буди лихо, пока оно тихо.

– Ну так вот, – вернулся к своим мыслям Бонифацкий. – Это кто-то, которому твои джинсы покоя не давали, как думаешь, бомжует сейчас?

– Думаю, что нет.

– Вот и правильно. Уверяю тебя, детка. Твой борец за чистоту джинсов подрос, сел в хорошее кресло и, не менее рьяно сражается за то, за что положено сражаться в текущий исторический момент. За нашу державность, к примеру. Теми же методами. Одни надписи спарывает, другие поверх малюет. И очень хорошо себя чувствует.

– В принципе, – продолжил Бонифацкий, – вместо одних фетишей можно запросто выдумать другие. – Он прервался и щелкнул пальцами проплывавшему мимо официанту. – Будьте любезны… Водочки нам принесите.

Официант кивнул.

– Только нормальной, – уточнил Бонифацкий, вторично щелкнув пальцами. – А то, если у меня, дружок, утром голова разболится…

Официант, удаляясь, снова кивнул. Бонифацкий вернулся к собеседнице:

– Ты хоть сто долларов плати за бутылку, а гарантий, что не хлебнешь древесного спирта, почти что никаких… Если бояться не будут… – рассудительно добавил Бонифацкий.

– Давай выпьем, – предложил он, скептически покосившись на графин с водкой, немедленно доставленный официантом. Они, чокнувшись, осушили рюмки.

– Вот тоже глупость, – задумчиво обронил Бонифацкий, проводив глазами зеленую маслину, исчезнувшую во рту собеседницы. – Ну глупость, и все. Ну скажи, пожалуйста, положа руку на сердце, идет эта гадость новомодная в сравнение с нашими нежинскими огурчиками? Идет, а?..

– Нет, – согласилась Мила, аккуратно выплевывая косточку, – ни в какое не идет… Хотя о вкусах не спорят…

– Веяние времени. Фетиши. Другого рода, но из той же команды. Для дураков. – Боник потянулся за севрюгой. – А вот осетровые, напротив, вечная ценность. Вроде живописи.

– Знаешь, – продолжал Бонифацкий, – как-то в общежитии, при Горбачеве уже, попался нам на крючок паренек… Был какой-то там очередной общегородской рейд, вот он и влип.

– Как влип? – заинтересовалась Мила.

– Обнаружили у него под койкой целый склад пустых бутылок из-под спиртного…

– Ну и что?

– Как что?! 1986-й год. ВСЯ СТРАНА ЗА ТРЕЗВОСТЬ СРАЖАЕТСЯ, а отдельные элементы без водки дня прожить не могут? Ничего себе, ну и что! Значит, – с воодушевлением заговорил Бонифацкий, – парень, выходит, чужое место занимал? Правильно? Правильно. Закатили ему строгий выговор, для разминки.

– Может, он пустые бутылки подбирал? Из бедности? – предположила Мила, на минуту представив себя адвокатом несчастного студента.

– Вот и он, помнится, в ту же степь клонил, – злорадно ощерился Бонифацкий. – И ошибся. Лучше б косил под алкоголика. А так – что вышло? Позорил облик советского студента. Понимаешь? Это что же получается – наш советский студент по мусоркам шастает? А, не дай Бог, какой зловредный корреспондент фото шлепнет? Да в «Нью-Йорк Таймс»? Тут уже антисоветчиной попахивает. Причем по полной программе.

Мила невольно поежилась.

– Перестань, Вацлав. Ты такую картину набросал, что у меня чуть аппетит не испортился. Честное слово.

– Главное, – задумчиво произнес Бонифацкий, делая знак Миле, что собирается поставить точку на этой теме. – Главное, такую систему завернуть, чтобы всегда, при любых раскладах, можно было кого угодно, на выбор, выдернуть за ухо и наказать, как следует. За портрет Челентано, или не дай Бог, фотографию рок группы «Кисс»,[30]30
  Американская рок-группа «Kiss» появилась в 1973. Эйс Фрейли (гитара), Пол Стенли (гитара), Джин Симмонс (бас) и Питер Крис (ударные) выступали под масками Супермена, Инопланетянина, Кота и Демона. Пик популярности пришелся на конец 1970-х, в этот период все альбомы группы становились «платиновыми».


[Закрыть] за морально-бытовое разложение, за слишком длинные волосы, или чересчур короткие, за проживание не по месту прописки или неуплату налогов. Это дело двенадцатое, за что. Смысл в том, чтобы все знали – моя морда тоже в пуху. Тогда все будут тихо сидеть и не варнякать лишнего. И вращай всеми, как варениками в тарелке…

– Противная картина, – коротко резюмировала Мила.

– Противная, – довольно кивнул Бонифацкий, – зато перспективная.

* * *

К одиннадцати Боник здорово захмелел. Беседа перетекла в совершенно иное русло. Заговорили о личном.

– Не сложилось как-то, – грустно призналась Мила, когда Бонифацкий аккуратно коснулся темы «такая красивая женщина – и одна-одинешенька».

Мила старалась пить поменьше, но вино делало свое дело. Впрочем, ей это обстоятельство было даже на руку. Язык развязывался сам собой и вранье выходило естественней. Да и обстановка была – что надо.

– Не сложилось… Три года прожили. Можно сказать, душа в душу, хотя, конечно, бывало разное… Первые два года пришлось квартиры снимать. И он и я – оба иногородние, так что…

– Чужое – всегда чужое. Там квартирной хозяйке не понравились… Там сделали ремонт, и нас сразу вышвырнули…

– Почему?

– Потому, что с хорошим ремонтом можно сдать вдвое дороже кому-то еще… Ничего личного, как американцы выражаются. – Спасибо моему СП, ссудили мне деньги. Достаточно крупную сумму, чтобы мы смогли купить квартиру. Я поэтому за работу руками и ногами держусь.

– Но вы все равно развелись?

– Да… Знаешь, пока боролись за выживание – было даже легче. А когда появилось свое гнездышко…

– А дети?..

Мила отрицательно покачала головой:

– Наверное, если бы у нас с Юрой был ребенок – мы бы удержались вместе… но…

Боник помалкивал, поглядывая на женщину слегка увлажнившимися глазами доброго старого друга.

– Юра потерял работу. Ты же знаешь, сейчас это просто. Раз – и ты на улице. Он работал ведущим инженером в крупном проектном институте. Был на хорошем счету, подавал надежды, и все такое. Мечтал, что года через три пробьется в ГИПы.

– Куда?

– Станет главным инженером проекта. Они проектировали крупные энергетические станции по всему Союзу. Когда Союз распался, надобность в толпах проектантов отпала. Юрка попал под сокращение, как тысячи других инженеров. Ну вот… Попробовал где-то пристроиться. По специальности не вышло. Пошел на базар. Торговал с лотка. Не сложилось. Знаешь, не все ведь могут торговать…

– Да, конечно, – согласился Бонифацкий. – Я знаю…

– Попытал счастья в охранной фирме. Два месяца отработал охранником-кассиром – выгнали. В общем он сам виноват, хотя… – Мила махнула рукой, – потом как-нибудь расскажу… Я бы могла выкрутиться колесом и пристроить его к себе в СП, водителем, скажем, так у него не было прав. Зачем советскому инженеру права?

– Да уж, – хмыкнул Вацлав, подливая ообоим, – автомобиль не роскошь, а средство передвижения, как же…

Мила вымученно улыбнулась.

– В СП машины новые, поцарапаешь – не расплатишься. Уж не знаю, что мне надо было своему шефу сделать, чтобы он ученика за руль джипа посадил.

Боник скептически скривился.

– Многим фирмам требуются водители с собственным автомобилем, только вот откуда свой автомобиль взять?..

– У… – протестующе замахал руками Бонифацкий, – не дай Бог. Сейчас все шибко грамотные. Наймешься с кровным «фордом-опелем» директора с бухгалтером катать, а потом заставят перевозить кирпичи с досками.

Боник поднял бокал. Посмотрел на Милу сквозь стекло. Они чекнулись. Мила подумала, что глаза у Вацлава прямо таки светятся в окружении исключительно дружелюбных морщинок.

«Ну, что же. Очень похоже, что я знаю, где проведу сегодняшнюю ночь».

– Пошел в заправщики, – продолжила она. – Потом в курьеры… Зарплата везде копеечная, а от тебя ждут, чтобы горы сдвигал. Не нравится – пошел вон. А куда идти – если и так, за бортом… Ну, – вздохнула Мила, – и пошло поехало.

– Депрессия, – подсказал Боник сочувственно.

– Еще какая. Понимаешь, он ершистым был. Не наглым, не бездельником, не белоручкой. Но… не знаю, как это объяснить?..

Боник молча смотрел на Милу. Очень внимательно.

– Понимаешь? Кто-то может подставлять одну щеку за другой, под оплеухи начальству, кому-то лучше в каменоломню… Я его не осуждала. Никто не виноват, что так вышло. Одна барышня станет вращать задницей в рекламе гигиенических прокладок, другой проще удавиться. Мы разные, вот и все. Разве не так?

– Так, – согласился Бонифацкий. – Именно так мир и устроен.

– Хотя я, конечно, злилась понемногу. Не обзывала его Альфонсом, но бесилась, правда. Он все потихоньку перевесил на меня. Кому понравится?..

– Никому, – эхом отозвался Бонифацкий.

– Закончил мой Юрочка в чернорабочих. Как ты сам понимаешь, диплом о высшем техническом образовании в вымешивании цементного раствора лопатой или разгрузке поддонов с кирпичом – подспорье сомнительное. Ну и пить начал, как же без этого?..

– Я неплохо зарабатывала, – продолжала Мила. – В принципе, прокормила бы и его, и ребенка, только вот здорово сомневалась, что мое пузо вызовет у шефа энтузиазм. Понимаешь?

– Конечно, – кивнул Бонифацкий, накрыв женскую ладошку собственной. – Конечно, лапочка, я все понимаю.