Текст книги "Последний суд"

– Жаль, если так, – посочувствовал Аргайл. Ему действительно было искренне жаль его. Он по себе знал, как бывает обидно, когда произведение не оправдывает твоих ожиданий и вместо шедевра, от которого захватывает дух, сталкиваешься с чем-то весьма прозаичным. Лет в шестнадцать он впервые попал в Лувр и, пробившись сквозь толпу, оказался перед чудом из чудес – «Моной Лизой». Каково же было его разочарование при виде маленькой неприметной картины на стене. По правде говоря, тогда он тоже ожидал увидеть нечто более… интересное. Мюллер нашел верное слово.

– Вы можете повесить ее в коридоре, – предложил он. Мюллер покачал головой.

– Я уже начинаю жалеть, что у меня не украли ее, – вырвалось у Аргайла. – Тогда вы могли бы получить за нее страховку.

– О чем вы?

Аргайл поведал историю неудавшегося похищения.

– Если бы я знал, что она вам не понравится, я бы не стал останавливать вора, а пожелал ему удачи.

Все его попытки приподнять настроение погрустневшему Мюллеру так и не возымели успеха. Больше того, узнав, что его проблема могла быть решена таким простым способом, он совсем огорчился.

– Я даже представить не мог, что вид этой картины так расстроит меня, – сказал Мюллер, с трудом взяв себя в руки. – Боюсь, ваши хлопоты были напрасны. Мне очень неловко обращаться к вам с подобным предложением, но все же: вы не могли бы помочь мне избавиться от нее? Может, у вас получится пристроить ее на какой-нибудь аукцион? Боюсь, я не вынесу присутствия этой вещи в своем доме.

Аргайл состроил гримасу, давая понять, что положение на рынке в данный момент очень сложное. Все зависит от того, за сколько Мюллер купил картину и сколько хочет за нее получить. Предложение его обрадовало, хотя в душе он придерживался очень плохого мнения о людях с большими деньгами.

Мюллер сказал, что приобрел полотно за десять тысяч долларов, не считая комиссионных, однако готов продать его дешевле.

– Пусть это будет мне уроком: впредь буду знать, как покупать картины, не глядя. Будем считать это налогом на глупость, – сказал он со слабой улыбкой, и Аргайл снова проникся к нему теплым чувством.

После недолгих переговоров они сошлись на том, что Аргайл отнесет картину в торговый дом, а сам до назначенной даты торгов попытается найти покупателя, согласного взять ее дороже.

Аргайл покинул дом Мюллера все с той же картиной под мышкой, но уже с чеком в кармане в качестве аванса за будущие услуги.

Он обналичил чек в банке и съездил в торговый дом, где сдал картину в оценку и записался на участие в ближайших торгах.

ГЛАВА 3

«Никакого толку, – подумала Флавия, оглядывая завалы папок и документов, загромождавших ее кабинет. – С этим нужно что-то делать». Сегодня она пришла на работу, в офис управления по борьбе с кражами произведений искусства, поздно. Целый час она пыталась дозвониться в различные организации и абсолютно безрезультатно.

Ведь сегодня, слава Богу, уже сентябрь, а не август, когда весь Рим срывается в отпуск. И нет домашнего матча местной футбольной команды. Она сама убегала с работы, когда «Рома» или «Лацио» играли ответственный матч. Действительно, какой смысл сидеть в офисе, если все итальянское правительство смотрит футбол? В такие дни даже грабители давали полиции передышку.

Но сегодня все эти объяснения не работали, и тем не менее никого из служащих не было на месте. Она позвонила министру внутренних дел с важным сообщением, но услышала в ответ, что и секретарь, и помощник секретаря, и заместитель помощника секретаря – короче, все, от уборщицы до министра, страшно заняты и никак не могут принять у нее телефонограмму. В конце концов выяснилось, что министерство устраивало банкет для иностранной делегации. Как обычно, за счет налогоплательщиков, подумала Флавия. Ох уж эти встречи на высшем уровне, международные конгрессы и деловые банкеты, где государственные мужи и адвокаты шушукаются по темным углам, договариваясь, как оправдать утечку финансов и обойти какой-нибудь пункт Брюссельского договора – так, чтобы, соответствуя букве закона, по сути, нарушить его. Подобные встречи регулярно проходят по всему континенту и ложатся тяжелым грузом на плечи налогоплательщиков. И в этом заключается смысл Европейского сообщества? Нелепость какая-то. Неудивительно, что страна катится в пропасть.

Флавию снова охватил трудовой порыв, хотя никакой интересной работы в перспективе не предвиделось.

Она подумала про Аргайла. Он уже более или менее оправился от пережитого в Париже потрясения и снова включился в работу. Его вчерашний клиент поручил ему продать картину – чем-то она ему не понравилась – за десять процентов комиссионных. Весь сегодняшний день Аргайл собирался посвятить выяснению происхождения картины в надежде поднять ее стоимость. Горя воодушевлением, он отправился в библиотеку.

Флавия понимала, как он маялся от безделья в последние месяцы, поскольку и сама оказалась сейчас в таком положении. Но Джонатан страдал от того, что в торговле картинами наступил кризис, а она – от того, что все крупные мошенники перебрались в Чехию – единственное место в Европе, где украсть произведение искусства еще легче, чем в Италии. В стране спагетти остались только мелкие воришки, которые совершенно не интересовали Флавию.

Так, чем же заняться? Не уборкой же, как посоветовал негодный Аргайл. На полу ее маленького кабинета лежали десятки папок с делами. В кабинете ее босса, генерала Боттандо, не рассортированных дел было в два раза больше. На другом конце коридора в кабинетах остальных сотрудников, напоминавших размерами кроличьи садки, находилась примерно половина дел, числившихся в архиве. Они служили подставками под кофе, импровизированными половыми ковриками, их подкладывали под ножки письменных столов.

Организованность и аккуратность никогда не были сильными сторонами Флавии, и самой себе она могла признаться, что в этом отношении ничуть не лучше остальных своих коллег. Единственное исключение составлял Боттандо. Но Боттандо – босс и может переложить рутинную работу на плечи подчиненных. Иногда из глубин подсознания Флавии вдруг всплывала природная женская страсть к порядку, и на некоторое время – совсем недолгое – она становилась образцовым бюрократом. Может быть, Джонатан и прав, вдруг подумала Флавия. Наверное, действительно нужно прибраться.

Она подняла папки с пола и стопками составила их на рабочем столе. Под одной из них нашлись несколько бланков, которые Боттандо должен был срочно подписать еще три недели назад. Обрадовавшись, что есть повод отложить уборку, она решила навестить генерала: во-первых, пусть подпишет бумаги, а во-вторых, надо сказать ему, что поиски преступников необходимо прекратить до тех пор, пока вся документация не будет приведена в порядок. С осознанием важности цели своего визита она легко взбежала по лестнице.

– А, Флавия, – приветствовал ее Боттандо, когда она вступила к нему в кабинет. Она всегда входила без стука, и первое время он пенял ей за это, потом привык. Бывают начальники, которые требуют, чтобы сотрудники обращались к ним с должным почтением. Любой другой на месте Боттандо вперил бы в нее ледяной взор, давая понять, что подчиненная, собираясь войти в кабинет генерала, должна вежливо постучать. Но Боттандо был не из таких. Его не интересовали подобные пустяки, а Флавию – тем более.

– Утро доброе, генерал, – прощебетала она. – Подпишите, пожалуйста, вот здесь.

Он молча подписал.

– А вам не интересно, что вы сейчас подписали? Мало ли что я могла подсунуть. Нельзя быть таким доверчивым.

– Я верю только тебе, моя дорогая, – сказал он.

– Что-то случилось? – спросила Флавия, заметив озабоченное выражение его лица. – У вас такой вид.

– Есть работа.

– О, ну так это чудесно.

– Да. Убийство. Видимо, не совсем обычное. Правда, наш интерес там небольшой. Двадцать минут назад позвонили карабинеры и спросили, не можем ли мы кого-нибудь прислать.

– Я поеду, – быстро предложила Флавия. Обычно она отказывалась выезжать на убийство, но нищие не выбирают. Все что угодно, лишь бы поскорее убраться из офиса.

– Да, придется ехать тебе: все куда-то разбежались. Хотя не уверен, что тебе это понравится.

Флавия внимательно посмотрела ему в лицо:

– Почему?

– Расследование поручили Джулио Фабриано, – сказал Боттандо и, словно извиняясь, пожал плечами.

– О нет, – взвыла она, – только не он. Тогда посылайте кого-нибудь другого.

Боттандо сочувственно смотрел на нее. Одно время Флавия и Фабриано были очень близки. На взгляд Флавии, даже слишком близки. Вскоре их дружба переросла в бесконечные стычки и ссоры и закончилась стойкой взаимной неприязнью. Все это произошло несколько лет назад – незадолго до появления на сцене Аргайла. С тех пор они практически не общались, но Фабриано служил в соперничающей с управлением карабинерии и, учитывая его ограниченные интеллектуальные возможности, неплохо преуспел. После разрыва он взял за правило звонить ей всякий раз, когда дело имело хотя бы отдаленную связь с искусством. Ну например: у человека украли машину, а когда-то этот человек купил картину. Этого факта Фабриано было достаточно, чтобы позвонить Флавии и поинтересоваться, нет ли у них компромата на этого подозрительного типа. В дополнение к прочим недостаткам у Фабриано было огромное самомнение, поэтому когда Флавия отдалилась от него, а потом еще связалась с англичанином, он начал проявлять в отношении ее откровенную враждебность, постоянно отпуская в ее адрес язвительные реплики и насмешливо комментируя ее действия в присутствии коллег. Флавия старалась не обращать на бывшего приятеля внимания и могла в любой момент поставить его на место, но все-таки предпочитала держаться от него подальше.

– Мне очень жаль, дорогая, – с чувством сказал Боттандо, – но сегодня в самом деле больше некого послать. Не знаю, куда все подевались…

Оказавшись перед дилеммой «Фабриано или уборка», Флавия заколебалась, но все-таки решила, что Фабриано хуже. Он постоянно пытался продемонстрировать ей, какое сокровище она упустила в его лице. Но Боттандо, похоже, не оставил ей выбора.

– Вы действительно хотите, чтобы я поехала туда?

– Да. Я полагаю, это не займет много времени. И прошу тебя: возвращайся побыстрее – я тут совсем один.

– Не сомневайтесь, не задержусь, – мрачно пообещала она.

Прошло целых сорок минут, прежде чем до нее вдруг дошло, что убитый – тот самый человек, который поручил Аргайлу продать «Сократа». Правда, справедливости ради надо заметить, что тридцать минут из этих сорока она провела в пробке, пытаясь вырваться из центра. Оставшиеся десять минут она занималась осмотром квартиры.

На полках не осталось ни одной книги: все они были сброшены на пол, многие – разорваны и свалены посреди небольшой гостиной. Деловые бумаги и папки находились там же, в столь же плачевном виде; мебель была поломана, занавески сорваны с карниза. Преступник сорвал картины со стен и изрезал на куски.

– Держитесь все, – громко объявил Фабриано, когда Флавия вошла в квартиру, – пришла синьора Холмс. Ну, быстро ответь мне: кто убийца?

Флавия холодно взглянула на него, проигнорировав вопрос.

– Боже, – сказала она, обводя комнату взглядом, – кто-то здесь хорошо поработал.

– Разве ты не знаешь, кто он?! – поразился Фабриано.

– Заткнись, Джулио. Веди себя как профессионал, договорились?

– Меня поставили на место, – сказал он с шутовским смирением. Потом отошел в угол и, прислонившись к стене, скрестил руки на груди. – А как профессионал могу заявить, что не знаю, кто это сделал. Похоже, он потратил несколько часов, как ты считаешь? Просто какой-то вандализм, не находишь?

Флавия упорно не замечала его издевательского тона.

– Странно, – сказала она, осматриваясь по сторонам.

– Что? – вскинулся Фабриано. – Мы просмотрели важную улику?!

– Вся мебель изрублена в куски, причем видно, что крушили, не глядя. Зато картины разрезаны весьма аккуратно. Он вынул их из рам, сами рамы поломал, а холсты порезал… кажется, ножницами.

Фабриано сделал насмешливый жест, означавший одновременно издевку и поздравление самого себя.

– А ты думаешь, мы этого не заметили? Как ты считаешь: почему я тебе позвонил?

Приятно сознавать, что люди не меняются с годами. «Спокойнее, – сказала она себе. – Не отвечай ему в том же тоне».

– Что случилось с жильцом?

– Сходи посмотри. Он в спальне, – ответил Фабриано со слабой болезненной улыбкой.

По его напряженному голосу она поняла, что ничего приятного для себя не увидит. Но такого ей не могло присниться даже в кошмарном сне.

Специалисты разного рода, которые проводят экспертизу в подобных случаях, уже успели навести относительный порядок, хотя еще и не закончили работу, но даже после их трудов зрелище ужасало и вызывало ассоциации с жуткими произведениями Иеронима Босха. Сама по себе спальня была очень домашней и уютной: ситцевое покрывало, шелковые занавески, цветочный рисунок на обоях – весь интерьер способствовал приятному безмятежному отдыху, и оттого на его фоне совершенное здесь злодеяние казалось еще более диким.

Жертву привязали к кровати и, перед тем как убить, долго терзали. Все тело было покрыто ссадинами, порезами и синяками. Левая рука и лицо превратились в кровавое месиво. Трудно было вообразить, какие страдания перенес этот человек перед смертью. Преступник, должно быть, потратил немало времени и сил, чтобы сделать свое страшное дело, и, по мнению Флавии, его нужно было немедленно изолировать от общества.

– Ах, – сказал один из экспертов в углу комнаты, подхватив щипцами какой-то предмет и бросая его в пластиковый пакет.

– Что там? – спросил Фабриано, появляясь в дверях, и с деланно безразличным видом прислонился к косяку. Флавия отметила, что даже ему эта вальяжная поза далась с трудом.

– Ухо, – ответил эксперт, приподняв пакет с окровавленным куском.

Фабриано развернулся и вывалился из комнаты, Флавия наступала ему на пятки. Пробежав вслед за ним на кухню, она налила себе воды.

– Это было так необходимо? – зло спросила она Фабриано. – Тебе что, стало легче оттого, что я увидела весь этот ужас?

Он пожал плечами:

– А чего ты хотела? «Ах, не ходи туда, это зрелище не для слабых женщин»?

Несколько секунд она молчала, пытаясь подавить подступающую тошноту.

– Ну? – сказала она, поднимая на него глаза. Ее смущало, что рядом с Фабриано она кажется слишком хрупкой. – Что же все-таки произошло?

– Похоже, у него был посетитель. Ты заметила? Мед-эксперт считает, что под конец его все-таки застрелили.

– Причина?

– Здравствуйте. Именно поэтому мы и обратились в вашу контору. Ты же видела: он питает особую ненависть к картинам.

– Он как-то связан с организованной преступностью?

– Пока мы не можем сказать. Убитый работал директором по маркетингу в крупной компьютерной компании. Канадец. Перед законом чист.

И только в этот момент у Флавии появилось нехорошее предчувствие.

– Как его зовут?

– Артур Мюллер.

– О-о, – вырвалось у нее.

Проклятие, подумала она. Только этого не хватало. Как только Фабриано узнает, что вчера в этой квартире побывал Аргайл, он тут же упечет его за решетку и, глядишь, продержит там целую неделю – просто чтобы насолить ей.

– Ты где-то слышала это имя? – встрепенулся Фабриано.

– Возможно, – сказала она осторожно. – Если хочешь, я могу поспрашивать. Может быть, Джонатан знает.

– Кто такой Джонатан?

– Он торгует картинами. М-м… мой жених.

Фабриано явно расстроился – уже ради одного этого стоило пойти на маленькую ложь.

– Поздравляю, – сказал он. – Надо бы поговорить со счастливчиком. Может, вызовем его прямо сюда?

– Не стоит. Я потом позвоню тебе. Кстати, ты выяснил: что-нибудь украли?

– На это потребуется время – сама видишь, какой здесь бедлам. Экономка говорит: все на месте. По крайней мере на первый взгляд.

– Итак? Какие выводы?

– Пока никаких. У нас в карабинерии не принято строить предположения на пустом месте. Мы работаем законными методами и делаем выводы, основываясь на уликах и показаниях свидетелей.

Выслушав эту дружескую отповедь, Флавия вернулась в гостиную – позвонить Аргайлу. Безрезультатно. Вспомнив, что сегодня его очередь идти в магазин, она позвонила соседке и попросила ее оставить Аргайлу записку.

– Ну? Что там? – отрывисто бросил Фабриано, когда в комнату вошел другой следователь. Несмотря на совсем еще молодой возраст – ему было никак не больше двадцати пяти, – молодой человек уже усвоил усталый саркастически-презрительный взгляд – результат двухчасовой работы под началом Фабриано.

– Там соседка, Джулио…

– Детектив Фабриано.

– Там соседка, детектив Фабриано, – закатив глаза, снова начал следователь, – она – просто находка для шпиона.

– Она была дома в момент убийства?

– А зачем я тогда пришел к вам, как вы думаете? Естественно, была. Вот почему…

– Ладно, ладно, – резко оборвал Фабриано, – молодец, ты хорошо поработал.

Радость молодого полицейского от сделанного им открытия мгновенно померкла.

– Тащи ее сюда, – велел Фабриано.

В Италии живут сотни тысяч таких женщин, как синьора Андреотти, – милые старушки, большая часть жизни которых прошла в небольших городах или в деревне. Эти труженицы ежедневно совершают подвиги, которые по силам разве что Геркулесу: они готовят обед на тысячу ртов, дюжинами воспитывают детей, заботятся о мужьях и отцах и зачастую еще и работают. Затем их дети вырастают, мужья умирают, к тогда они переезжают жить к кому-нибудь из детей, чтобы стать хранительницами очага у них в доме. В целом это честная сделка, и для них это гораздо лучше, чем попасть в дом для престарелых.

Но часто бывает и так: дети разлетелись далеко от родного дома и поселились в больших городах, они зарабатывают такие деньги, какие и не снились их родителям, и живут в свое удовольствие. «Сладкая жизнь», как говорили в восьмидесятые.

Семья Андреотти была как раз из таких: один ребенок и двое работающих родителей. Престарелая синьора Андреотти с восьми утра до восьми вечера находилась в доме одна. Она развлекала себя болтовней с соседями, возвращающимися домой, и замечала абсолютно все: от младенца, играющего во дворе, до автомобиля доставки продуктов. Она слышала каждый удар мяча в коридоре, досконально знала жизнь всех обитателей дома. При этом она отнюдь не страдала излишним любопытством, нет – просто ей больше нечем было заняться.

Синьора Андреотти рассказала Фабриано, что вчера видела, как к соседу приходил молодой человек, который нес под мышкой предмет, завернутый в крафт-бумагу. Он ушел с той же ношей минут через сорок. Она предположила, что он – коммивояжер.

– В какое время он приходил? – спросил Фабриано.

– Около десяти утра. Синьор Мюллер ушел около одиннадцати и вернулся только в шесть вечера. Днем приходил еще какой-то мужчина и звонил в дверь. Я знала, что синьор Мюллер на работе, поэтому высунулась в щелку и сказала мужчине, чтобы он не звонил понапрасну. Мужчина очень рассердился.

– Это во сколько было?

– Около половины третьего. Потом он ушел. Возможно, он приходил еще, но я не слышала. Если я смотрела в это время игру по телевизору, то могла и не слышать. А потом мне было и подавно не до того.

Она объяснила, что вечером – когда, по мнению Фабриано, произошло убийство, – она готовила ужин на всю семью, а в десять легла спать.

– Вы можете описать этих двух людей?

Женщина глубокомысленно кивнула.

– Конечно, – сказала она и дала изумительно точное описание Аргайла.

– Это тот, что приходил утром?

– Да.

– А днем?

– Рост – приблизительно метр восемьдесят. Возраст – тридцать пять. Темно-каштановые волосы, короткая стрижка. На среднем пальце левой руки золотое кольцо-печатка. Круглые очки в металлической оправе. Рубашка в бело-голубую полоску, с запонками. Черные ботинки без шнуровки…

– Какой размер? – спросил потрясенный Фабриано. Эта женщина была свидетелем, о котором можно только мечтать.

– Не знаю. Но если хотите, могу предположить…

– Пока не нужно. Что-нибудь еще?

– Дайте подумать. Серые хлопковые брюки с отворотами, серая шерстяная куртка с красной полосой. И небольшой шрам над левой бровью.

ГЛАВА 4

– В таком случае скажи ему, чтобы шел в карабинерию и сделал заявление, – сказал Боттандо. – И как можно быстрее, – добавил он, барабаня пальцами по столу.

Как это все некстати. Сотрудникам их управления приходилось проявлять особую осторожность: сегодняшний свидетель завтра мог оказаться на скамье подсудимых. Им следовало держаться подальше от людей, которые могли хотя бы гипотетически оказаться под подозрением, потому что в Италии – стране победившей преступности – очень легко получить обвинение в коррупции. Связь Флавии с Аргайлом, отягощенная фактом убийства и гневом Фабриано, могла стать серьезным обвинением. И Флавия знала об этом не хуже Боттандо. Понятно, что ей хотелось скрыть подробности своей личной жизни от пристрастного взгляда Фабриано, но все же… она должна была предвидеть последствия.

– Конечно, я поступила неправильно. Но вы же знаете Фабриано… он назло мне засадит Джонатана за решетку и выпустит уже с синяками. К тому же я пыталась найти Джонатана, но его не было дома. Я сама напишу заявление и отдам его Фабриано. Завтра.

Боттандо недовольно кашлянул. Не идеальный вариант, но хотя бы так.

– Ну а вообще, как ты считаешь: в этом деле есть работа для нас? Что-нибудь, связанное с профилем нашего управления?

– Пока очевидной связи нет. Но только пока. Фабриано взял на себя всю черную работу: опрос коллег Мюллера, выяснение его передвижений и тому подобное. У Мюллера есть сестра в Монреале – Фабриано надеется, что она прилетит. Если в деле окажется что-нибудь, имеющее к нам отношение, будьте покойны: он не замедлит нам сообщить.

– Все такой же несносный?

– Еще хуже. Из-за этого убийства он совсем осатанел.

– Ну ладно. Пока ты не нашла Аргайла, может быть, разберешься с компьютером?

– О нет, – упавшим голосом сказала Флавия. – Только не компьютер.

Другого ответа он и не ждал. Эта машина, по мнению ее создателей, была последним достижением в детективной работе. Предполагалось, что она станет неким подобием дельфийского оракула. В нее заносились данные всех находящихся в розыске произведений искусства. Данные постоянно обновлялись. Полицейский любой страны мог зайти в эту систему и найти интересующую его информацию, которая должна была помочь ему арестовать преступника и вернуть пропавшие вещи законным владельцам. Комиссия, утвердившая систему, наивно полагала, что торговля крадеными картинами моментально прекратится, как только стражи порядка обзаведутся столь мощным сверхсложным оружием.

Но…

Загвоздка заключалась в том, что подсказки дельфийского оракула оказались слишком сложными для понимания простых полицейских. Если вы запрашивали «Озеро» Моне, система подбрасывала вам фотографию серебряного кубка эпохи Ренессанса, или какие-то непонятные ссылки, или, еще того хуже, выдавала страшное сообщение на восьми языках: «Услуга временно недоступна. Попытайтесь связаться снова».

Мастер, которого пригласили взглянуть на это безобразие, сказал, что система – типичный образчик европейского сотрудничества. «Великолепный символ Евросоюза, – философски заметил он, когда машина вновь попыталась выдать футуристическую скульптуру за похищенный много лет назад шедевр Мазаччо. – А что вы хотите, – продолжил мастер, – технические условия писали немцы, „железо“ поставляли итальянцы, программное обеспечение – англичане, связь обеспечивают французы. Разве в такой комплектации что-то может работать?» В конце концов мастер ушел, дав на прощание совет воспользоваться услугами традиционной почты. «Так оно вернее будет», – зловеще добавил он.

– Пожалуйста, Флавия, нас обязали пользоваться ею.

– Но это бессмысленно.

– Ну и пусть. Не важно. Это международный проект, который стоил безумных денег. На нас косо посмотрят, если мы хотя бы иногда не будем ею пользоваться. Господи, женщина, когда я в последний раз зашел в комнату, на мониторе стоял цветочный горшок. Ты представляешь, что будет, если сюда заглянет кто-нибудь из бюджетной комиссии?

– Не представляю.

Боттандо вздохнул. Генеральские погоны не сильно способствовали укреплению его авторитета. То ли дело, к примеру, Наполеон. Разве кто-нибудь посмел бы игнорировать его приказы и недовольно фыркать? А когда Цезарь командовал перебросить силы на другой фланг, мог его лейтенант, нехотя оторвавшись от газеты, спросить: «Как насчет следующей среды, босс? Сегодня я что-то устал»? Нет, такое было полностью исключено. Конечно, правота Флавии несколько ослабляла его позиции, но тем не менее – пора, в конце концов, призвать ее к порядку.

– Пожалуйста, – умоляюще сказал он.

– Ну хорошо, – смилостивилась Флавия. – Я включу его. И знаете, давайте оставим его включенным на всю ночь. Как вам такая идея?

– Чудесно, дорогая. Я так тебе благодарен.