Текст книги "Бюро. Пий XII и евреи. Секретные досье Ватикана"

Ни один из членов ближнего круга Пия XII не присоединился к хору обличителей. Из основных участников событий той поры лишь Хёрли обвинил понтифика в бездействии. Этот воодушевленный молодой человек, который, прежде чем стать священником, хотел быть солдатом, дошел до того, что впоследствии опубликовал свои личные дневники и превратился в одного из главных обличителей Пия XII.

Главный упрек Хёрли заключался в том, что папа мало выступал с заявлениями против Гитлера. В своей книге «Тайная дипломатия Ватикана: Джозеф П. Хёрли и папа Пий XII» иезуит Чарльз Р. Галлахер приводит такие высказывания Хёрли:

«Перед лицом столь очевидного зла папа должен был без всяких колебаний указать путь тем, кто был готов идти за ним. Ему следовало бы занять четкую позицию относительно происходившего и без обиняков осудить зло. Перед лицом массовых убийств, достигших беспрецедентных масштабов, неверие и отрицание – естественные человеческие реакции. Однако понтифик – высший нравственный авторитет на Земле – должен был бы прямо осудить их, чтобы простые смертные могли осознать происходящее и следовать нравственному христианскому долгу»³².

Однако недовольство Хёрли, возможно, обусловлено личными причинами и берет свое начало с отъезда Майрона Тейлора. Ровно через два месяца после отъезда специального посланника в Соединенные Штаты Хёрли также пришлось уехать из Рима во Флориду, где он стал епископом города Сент-Огастин.

Вспыльчивый Хёрли все чаще настораживал Ватикан своей неуправляемостью. После отъезда Тейлора его перевели работать в газету «Оссерваторе романо», однако на новой должности он рьяно принялся писать тексты, направленные против фашистов и в поддержку союзников, что Бюро посчитало крайне рискованным для стратегии нейтралитета Ватикана. Хёрли этот принцип не разделял, поэтому его «повысили» и отправили подальше от Рима. Впрочем, некоторые историки утверждают, что во Флориду его перевели, чтобы он мог поддерживать связь с болевшим Тейлором³³.

В рецензии на книгу Галлахера о Хёрли Эндрю Палмер предлагает более комплексный анализ:

«Трудно положить конец спорам о политике папы Пия XII в отношении диктаторов стран “оси”. Для Хёрли все было ясно. Его удручала противоречивая позиция папы. В начале 30-х годов, работая в Государственном секретариате Ватикана, он был пламенным сторонником папы Пия XI, выступавшего против зарождавшейся фашистской угрозы. Когда в 1939 году Пий XII был избран понтификом, Ватикан стал проводить более гибкую политику, отражавшую его убежденность в том, что коммунизм представлял собой куда более серьезную угрозу.

Хёрли тоже был решительным противником коммунизма, но он по-прежнему воспринимал фашистов как более непосредственную угрозу и намеревался действовать соответствующим образом. В той относительной свободе, которой пользовался “Оссерваторе романо”, печатный орган Ватикана, он увидел возможность распространять пропагандистские сообщения. После тайной встречи в посольстве США в Италии, состоявшейся уже после завершения его миссии при Святом Престоле, Хёрли добился того, что в газете, традиционно придерживавшейся умеренной позиции, появились материалы и против фашистов, и за союзников, за что удостоился личной благодарности президента Рузвельта. Поэтому в 1940 году Пий XII отправил Хёрли на “повышение” подальше от Рима – в далекую епархию Сент-Огастин, штат Флорида»³⁴.

Выражение «тайная встреча» несколько преувеличенно. Хёрли участвовал в дипломатических дискуссиях по решению госсекретаря кардинала Мальоне, второго человека в иерархии Ватикана. Это было бы невозможно, если бы Пий XII и кардинал Мальоне не доверяли ему.

Следует отметить, что намного позднее, уже после войны, Хёрли вернулся в Европу, став апостольским нунцием на Балканах. Коварство и двуличие политики в этом регионе его шокировали и несколько открыли ему глаза. Здесь он понял, что дипломатия не так проста, как может показаться на первый взгляд. И, возможно, он по-иному взглянул на ту тонкую грань, на которой Пий XII был вынужден балансировать в течение всей Второй мировой войны.

* * *

В 1941 году Майрон Тейлор выздоровел. В сентябре он вернулся в Рим ради частной аудиенции у папы, но написал заранее, что собирается прибыть в компании трех других представителей американского правительства. Личная аудиенция Тейлора превращалась в официальный дипломатический визит, который американские власти пытались скрыть. Разгневанный Тардини отметил по этому поводу:

«Приедет Тейлор, личный представитель президента – по крайней мере, так говорят; прибудет также г-н Уильямс, тайный посланник Рузвельта, которого будут сопровождать г-да Стаффорд и Уэст, судя по всему, желающие нанести папе частный визит. Я задаюсь вопросом: почему вдруг… тут высаживаются все эти американцы? Что скажет итальянское правительство, которое уже высказало беспокойство относительно прибытия Тейлора? Разве они не могут делать все с меньшей оглаской? Эти американцы, которые на самом деле уже воюют со странами “оси” (Рузвельт публично говорит о том, что хочет покончить с тоталитаризмом), должны понимать, что Ватикан находится в непростом положении – он стоит над политическим и военным конфликтом, но при этом не может быть равнодушным к ошибкам учения и к практическим последствиям для Церкви»³⁵.

В результате Тейлор приехал один. Тардини не без удовлетворения отметил внизу того же документа: «В итоге эти господа так и не приехали».

И ответ на вопрос о том, что скажет итальянское правительство, Тардини тоже получил. В 11 часов утра того же дня итальянский посол, г-н Аттолико, который узнал из газет о возвращении Тейлора, немедленно обратился к Тардини, чтобы «выразить свое беспокойство относительно возвращения г-на Тейлора, о котором было заявлено в прессе». Итальянское правительство опасалось, что Рузвельт использует Тейлора для того, чтобы склонить Ватикан к союзу с Великобританией, США и Советским Союзом.

Заметки, сделанные Тардини в ходе беседы с послом Италии, показывают, как трудно было Святому Престолу придерживаться официальной политики беспристрастности в то время, как разные стороны пытались использовать его, чтобы заработать себе очки в противоборстве с врагами. Тардини записал то, что пришло ему в голову: «Как заявил мне… посол… не лучше было бы, если бы [Святой Престол] выступил против большевизма? Тем более что война против России обещает быть долгой и трудной. Гитлер сообщил Муссолини, что надеется взять Ленинград до начала зимы… Не было бы правильнее, чтобы итальянский народ, борющийся с большевизмом, услышал слово Святого Престола по этому поводу?»³⁶

Очевидно, что, требуя от папы высказаться против большевизма, посол пытался добиться, чтобы Ватикан помог его правительству в пропаганде против СССР. Хитрый Тардини не попался в эту ловушку:

«Я ответил послу, что нет нужды в том, чтобы Святой Престол снова выразил свое отношение к большевизму. Святой Престол отверг, осудил и предал анафеме большевизм и все его заблуждения. К сказанному нельзя ничего ни добавить, ни отнять. Любое осуждение сейчас будет иметь политический характер, в то время как Святой Престол уже ясно высказался – tempore non suspecto»³⁷.

Тардини воспользовался возможностью, чтобы изложить послу свою личную точку зрения: «Что касается меня, то теперь… я был бы рад, если бы коммунизм вышел из игры. Это худший враг Церкви, но не единственный. Нацизм подверг и продолжает подвергать Церковь настоящему преследованию. Поэтому свастика – это… не совсем тот крест, под которым ведутся крестовые походы. Справедливости ради, первыми термин… “крестовый поход” [против коммунизма] использовали немцы (а не Муссолини)»³⁸. Здесь Тардини открыто и отважно осуждает нацизм перед итальянским послом. Аттолико не отступал, продолжая настаивать на том, что папа должен подтвердить доктринальную позицию католической Церкви относительно большевизма. Не поддаваясь давлению, Тардини заметил, что «если бы Святой Престол публично перечислил ошибки и ужасы коммунизма, он не смог бы… оставить в стороне заблуждения и преследования нацизма».

С каждой минутой спор становился все более ожесточенным. Атмосфера в кабинете царила крайне напряженная. Посол Аттолико ответил, что «в Москве религиозная ситуация намного хуже, чем в Германии: там запрещено отправление обрядов, а в Берлине нет». На этом Тардини завершил встречу, сказав напоследок: «Ходят слухи, что в ближайшем будущем Германия придет к тому же и даже пойдет еще дальше»³⁹.

Рукописные комментарии к этой беседе были отправлены в личные покои Пия XII. Папа прочитал их полностью и сделал свои замечания. Он согласился с мнением Тардини, что «со времени [последнего] визита Е[го] П[ревосходительства] Аттолико в Берлин положение религии в Германии ухудшилось».

Однако посол Аттолико и все правительство Италии по-прежнему были крайне обеспокоены возвращением Майрона Тейлора. Тардини отмечал: «Я успокоил его, сказав, что временное и краткосрочное возвращение не имело… особого значения. Что нельзя забывать, что г-н Тейлор – друг президента Рузвельта и был его личным представителем при Святом Престоле. Что президент США с глубоким почтением и искренней – для протестанта – привязанностью относится к августейшей персоне Его Святейшества. Кроме того, ему нужно было уладить некоторые личные дела в Италии…»⁴⁰

Разумеется, к этому времени Тейлора уже связывала дружба с Тардини, однако последний, будучи опытным дипломатом, не знал себе равных в умении скрывать свою точку зрения и свои чувства к американцам, когда общался с итальянцами.

Из безупречных заметок Тардини мы также узнаем, что Тейлор действительно воспользовался возвращением для того, чтобы уладить личные дела – он подарил свою прекрасную виллу XV века во Фьезоле, близ Флоренции, Святому Престолу, который пообещал в будущем преобразовать ее в культурное пространство, где могли бы проживать американские студенты, оказавшиеся в Италии на стажировке.

В сентябре 1941 года Тейлор дважды подолгу разговаривал с кардиналом Мальоне (10-го и 11-го числа) и три раза лично встретился с Пием XII (11-го, 16-го и 21-го числа), после чего 22 сентября уехал в Великобританию⁴¹. Эти беседы в Апостольском дворце легли в основу программы поездки Тейлора в Лондон. Совершенно очевидно, что у Святого Престола, американцев и союзников было много тем для обсуждения.

В ходе одной из этих встреч в кабинете кардинала Мальоне Тейлор сказал:

«В США все без исключения убеждены, что Гитлер проиграет войну… и американцы единодушно желают не вступать в войну, если только: 1) Гитлер не спровоцирует США посредством какого-нибудь инцидента, 2) союзникам (Великобритания и т. д.) не будет грозить поражение, которое означало бы конец христианской цивилизации”.

Здесь, подобно своему итальянскому коллеге, требовавшему от папы публичного выступления против коммунизма, Тейлор стал настаивать на том, чтобы Святой Престол официально осудил нацизм:

“Для Ватикана настало время высказаться – в США все ждут открытого заявления, потому что только два человека могут призывать к триумфу справедливости: папа и президент США”.

Мальоне и Тейлор пустились в такую долгую дискуссию, что налитый им чай успел полностью остыть. От Мальоне не укрылся истинный смысл слов Тейлора: США пытаются перетянуть Святой Престол на свою сторону и получить от него поддержку своим военным и политическим замыслам – ровно этого же ранее добивались итальянцы. Мальоне отметил: «Если коротко, то, по-видимому, цель миссии Тейлора заключалась в том, чтобы добиться от Его Святейшества одобрения англо-американской декларации»[5]5
  Т. е. Атлантической хартии.


[Закрыть]⁴².

Спустя неделю в разговоре с Тардини Тейлор упомянул о возможности вступления США в войну на стороне Великобритании и союзников. Не видя ничего хорошего в такой эскалации, Тардини с грустью ответил: “Это приведет к бесконечной и трудной войне”.

«Долгой и трудной», – согласился Тейлор.

Сохраняя осторожность, Тардини сначала высказал гипотезу:

«Предположим, что коммунизм выживет, а нацизм будет разгромлен. Тогда Европа окажется в следующем положении: все страны (балканские, латинские и Германия) будут на коленях. Торжествующий коммунизм закрепится повсюду. В континентальной Европе мы будем иметь дело с новой огромной военной державой (потому что коммунизм показал свое желание и умение вооружаться), которая будет не менее агрессивна, чем нацисты (потому что прекрасно известно, что коммунизм имеет склонность распространяться повсеместно).

Осознают ли Соединенные Штаты вероятность такого развития событий? Смогут ли они ему воспрепятствовать? А если они этого не сделают, не окажутся ли они через несколько лет лицом к лицу с новым врагом, возможно, более могущественным и намного более опасным, чем Гитлер?

Тейлор был удивлен моими вопросами. Казалось, он никогда о них не задумывался. Тогда он спросил меня: “Вы полагаете?” Я ответил: “Убежден в этом”. Пораженный Тейлор не нашелся, что сказать или добавить»⁴³.

Слова Тардини оказались пророческими: он предугадал и будущую холодную войну между Соединенными Штатами и Советским Союзом, и, прежде всего, создание Организации Варшавского договора.

Едва Тейлор покинул Рим 22 сентября, как итальянский посол Аттолико поспешил к Тардини, который и на этот раз остудил его пыл. Кардинал писал об этой встрече:

«Посол хочет составить довольно пространный отчет для своего правительства, он крайне обеспокоен. Судя по всему, я развеял его опасения, вызванные возвращением Тейлора. По-видимому, итальянцы боялись, как бы его неожиданный приезд не стал прелюдией к вступлению Америки в войну»⁴⁴.

Цель визита заключалась не в этом, но, как предугадал Тейлор, Америка действительно вскоре вступила в войну.

* * *

Другим острым дипломатическим вопросом, который обсуждался на аудиенциях Тейлора у папы в сентябре 1941 года, была вероятная бомбардировка Рима англичанами.

Тейлор сообщил Тардини, что англичане «в очередной раз» заявили, что если страны «оси» (Германия, Италия и присоединившаяся к ним несколько позднее Япония) подвергнут бомбардировке Афины или Каир, то они в качестве ответного удара будут бомбить Рим. В своих очень подробных записях Тардини отмечал: «Тейлор объяснил мне так: “Каир… такой же священный город для мусульман, как Рим для католиков”. Он назвал мне точное количество каирских мечетей (я уже не помню сколько…). “Так вот, – добавил г-н Тейлор, – в последние дни страны «оси» бомбили пригороды Каира… Англия хотела бы избежать бомбардировок Рима, однако для этого страны «оси» не должны бомбить Каир”. Так просто воздержаться от бомбардировок Каира!»

Тардини не мог удержаться от язвительных замечаний относительно этих политических игр во время войны. Он ответил Тейлору, что сообщит послу Италии о своих опасениях относительно ударов по Каиру. «Однако, – добавил он, – я не могу сказать это немцам, потому что они воспримут это как повод для бомбежек Каира…»

И, продолжал Тардини, «Святому Престолу следует рассматривать этот вопрос в другом свете. Ватикан – это самое сердце Рима, где также находятся учреждения, произведения искусства и здания, которые принадлежат не Италии, а Святому Престолу. Разве папа сможет хранить молчание, если по одному из этих зданий будет нанесен удар? Можно ли избежать подобных действий, учитывая хорошие отношения, сложившиеся между Великобританией и Святым Престолом?»⁴⁵ Тейлор пообещал обсудить эти вопросы с президентом Рузвельтом.

Позднее, когда Тейлор готовился покинуть Рим, он получил от Пия XII личное послание для президента, в котором папа напоминал об ужасной участи всех людей, подвергавшихся преследованиям и депортации и оставшихся без крова:

«В этих трагических обстоятельствах мы прикладываем все имеющиеся силы для того, чтобы обеспечить материальное и духовное утешение множеству невинных и безоружных жертв. Мы хотели бы воспользоваться этой возможностью, чтобы выразить Вашему Превосходительству наше сердечное признание за великодушную поддержку, которую американский народ оказал и продолжает оказывать в осуществлении этой милосердной миссии. Тем самым он еще раз проявляет милосердное понимание нужд своих страждущих и благородное желание облегчить их участь»⁴⁶.

Опасность разрушения черной тучей нависла над Римом еще в самом начале войны, когда англичане пригрозили Италии воздушными налетами, если она вступит в войну на стороне нацистской Германии⁴⁷. Тогда бомбежек удалось избежать лишь благодаря тому, что Пий XII попросил Францию пощадить «город Рим в случае войны»⁴⁸.

Черновик личного послания папы Пия XII Франклину Рузвельту, президенту Соединенных Штатов⁴⁹

Вопрос вновь всплыл в ходе личной аудиенции в октябре 1940 года, на которой Пий XII передал через британского представителя Д’Арси Осборна⁵⁰«просьбу к Лондону воздержаться от воздушных атак на Рим», подчеркнув, что речь шла о «папской епархии, богатой памятниками старины и истории всемирного значения…»⁵¹.

Месяц спустя, в ноябре 1940 года, в Бюро из Афин была доставлена телеграмма с просьбой, чтобы папа защитил греческую столицу от вероятной бомбардировки со стороны Италии⁵².

Папа поручил Тардини организовать встречу британского представителя Д’Арси Осборна и итальянского посла Аттолико для «достижения желаемого результата»⁵³.

Однако британское правительство не оценило этот шаг и заняло жесткую позицию по отношению к Ватикану. В одной памятной записке точка зрения посла излагается следующим образом:

«Поскольку итальянские пилоты приняли участие в бомбардировке Лондона, мы оставляем за собой свободу действовать против Рима. Усилия Ватикана достойны сожаления не только потому, что наше правительство нисколько не намерено поддаваться его уговорам, но и потому, что вмешательство Ватикана, желающего защитить город Рим (который следует отличать от Ватикана), создает неблагоприятное впечатление, будто папа заступается за итальянское государство, чтобы уберечь фашистское правительство от последствий… предпринятых им бомбежек Лондона…

En passant [заодно] стоит отметить, что Лондон сильно разочарован тем, что папа публично не осудил немецкие бомбардировки – в которых неоднократно участвовала итальянская авиация – таких англиканских святынь, как собор Св. Павла в Лондоне, Вестминстерское и Кентерберийское аббатства, Ковентри и т. д. и т. п.»⁵⁴.

В своих записях Тардини так передал содержание своего напряженного разговора с Осборном:

«1) То, что британское правительство, раздраженное реальными бомбардировками немцев и… устными нападками Муссолини, намеревается бомбить Рим, вполне понятно.

2) То, что оно выговаривает папе за попытки защитить Рим – епархию, пастором которой он является, – непонятно.

3) Обвинять папу в том, что он таким образом поддерживает фашистское правительство, недопустимо, потому что это совершенно не соответствует действительности»⁵⁵.

В третьем пункте Тардини отмечает, что британский посол Д’Арси Осборн ответил, что «не задумывается об этом».

Явно взбешенный Тардини сделал выпад в сторону англичан, сказав Осборну: «Если вы хотите сделать что-то, чтобы помочь Муссолини и навредить самим себе, пожалуйста, бомбите Рим».

Также он напомнил Д’Арси Осборну, что Ватикан дает пристанище множеству неитальянских церковных и папских учреждений (базиликам, семинариям, дикастериям и дворцам). На что Д’Арси Осборн ответил с чисто британским сарказмом: «Но если епископ позволяет бандиту обретаться в своей епархии…»⁵⁶

Мне шутка Осборна представляется неуместной с учетом того, что британская миссия и сам он пребывали в зданиях, принадлежавших Ватикану.

Препирательства между Великобританией и Святым Престолом на этом не закончились. Осборн передал некоторые новые сведения, которые якобы получило его правительство:

“Итальянские власти держат наготове орудия и снаряды, судя по всему, британского производства, при помощи которых они могут нанести удар по Ватикану в том случае, если королевские ВВС подвергнут бомбардировке Рим. Так они смогут обвинить англичан в этой бомбежке и предоставить “доказательства”»⁵⁷.

У Тардини эти данные вызвали сомнения: “Чего хотят англичане? Найти любой повод, чтобы разбомбить Рим”⁵⁸.

Вернувшись в свой кабинет, Тардини расположился в кресле и стал размышлять. Затем он инстинктивно вытащил из ящика рабочего стола чистый лист бумаги и взялся за перо, самое мощное оружие, имевшееся в его распоряжении… Прошли минуты, часы. На страницах, покрытых множеством черных строк, папский министр иностранных дел постарался вспомнить все факты и комментарии последних дней и предложить свою интерпретацию:

“Святой Престол (если быть точнее, то сам папа) заступился за Рим, священный город и папскую епархию, где сосредоточено столько произведений искусства, памятников истории и папских учреждений. Английское правительство не проявляет… понимания к таким доводам, поскольку, по его мнению (как и по мнению всех… англикан), Лондон важнее Рима. Поскольку первый подвергся бомбардировке, они не видят причин, по которым нельзя бомбить второй”.

У него в ушах все еще звучал угрожающий тон Осборна. Он продолжил: “Но в этом деле есть и другой аспект. Поскольку Италия отправила своих пилотов через Ла-Манш, британское правительство открыто заявляет о своем праве бомбить Рим. Однако эти итальянские пилоты вернулись обратно… не причинив особого вреда Лондону… Затем началась война между Италией и Грецией. Британское правительство опять заявило: если итальянцы будут бомбить Афины, то королевские ВВС будут бомбить Рим… Итальянцам хватило ума… не бомбить Афины”.

Тем самым почти что детская настойчивость англичан становилась логичной, а их угрозы в адрес Рима приобретали исключительную отчетливость. Тардини отметил в присущем ему телеграфном стиле:

«Однако в настоящее время между Германией и Грецией идет война. Поэтому Англия просит Ватикан донести до сведения Италии, а через нее – Германии: если немцы будут бомбить Афины, королевские ВВС будут бомбить Рим.

Когда несколько дней назад британский посланник поделился со мной мыслью (которая показалась мне личной!) о том, что англичане подвергнут бомбардировке Рим, если немцы разбомбят Афины, я был ошеломлен. Затем я спросил: “А при чем тут Рим?”

Посол объяснил мне, что поскольку немцы – союзники итальянцев, а англичане – союзники Афин… Я заметил ему, что такие рассуждения звучат не очень убедительно и годятся разве что в том случае, если это просто повод разбомбить Рим».

Тардини, разумеется, понимал, что Ватикан подвергается все большей угрозе:

«Теперь предположите, что немцы, мастера разрушать города, начнут бомбить Афины, после чего англичане подвергнут бомбежкам Рим: что произойдет? Итальянцы возложат ответственность на англичан, которые, в свою очередь, обвинят немцев, а немцы переложат все на греков… и снова нанесут удар по Афинам. В ответ англичане опять будут бомбить Рим. Какая участь ждет Ватикан при таком развитии событий? Возможно, разрушение церквей и базилик… и превращение Ватикана в руины?»

Стремясь положить конец этим переговорам, усталый Тардини написал:

«Если предположить, что под давлением британского правительства Святой Престол через итальянцев сообщит Германии, что в случае бомбежки Афин англичане будут бомбить Рим, спасет ли это Рим или, напротив, станет причиной его разрушения? Город был бы спасен:

если бы немцы проявили особое почтение к достославному городу Афины;

если бы немцы действительно заботились о благе Италии;

если бы немцы были благожелательно настроены по отношению к Ватикану;

если бы немцы были заинтересованы в том, чтобы не подталкивать англичан к совершению варварских поступков.

А кто может ответить ДА на все эти ЕСЛИ?»⁵⁹

В своем анализе Тардини особо выделяет два пункта. Во-первых, англичане пытались использовать Святой Престол, чтобы передать сообщение Германии. Во-вторых, немцы, «разрушители городов», ни при каких обстоятельствах не стали бы соблюдать базовые правила дипломатии; они не вызывали ни малейшего доверия, и никто не думал вовлекать их в переговоры относительно возможных бомбардировок. Все четыре «если», разумеется, предполагали отрицательный ответ. Наконец Тардини встал, оставив на столе листы бумаги, на которых он изложил свои мысли, чтобы в будущем их могли прочитать другие люди, такие как мы. Кардинал взял плащ и черную шляпу и вернулся в гущу повседневной жизни, размышляя о том, как американцы могут повлиять на всю эту историю.

* * *

В августе 1941 года американский поверенный в делах Гарольд Титтман, сменивший Тейлора, посетил Тардини. Титтман должен был отправиться в Швейцарию, в Женеву, чтобы перевезти оттуда в Рим жену и детей. Тардини, никогда не упускавший возможности подтрунить над собеседником, сказал ему шутливым тоном: «Опасайтесь бомбежек!»

Тардини рассказывает:

«Я поделился с ним своей обеспокоенностью, уточнив, что, несмотря на наши хорошие отношения с Великобританией, папа заявит протест, если под удар попадет какое-либо учреждение или базилика. Это причинит страдания католикам всего мира… и… мне показалось, что г-н Титтман также сразу забеспокоился (я думаю, скорее о своих дочерях, чем о базиликах) и спросил, может ли он передать это своему правительству, чтобы оно обсудило этот вопрос с англичанами… Я разрешил ему это (именно с этой целью я и пригласил его на встречу)»⁶⁰.

Разумеется, Тардини был тем, кем был: его уловка, равно как и решение провести встречу с Титтманом перед отбытием последнего, были хорошо просчитаны заранее.

Тардини действительно был талантливым дипломатом, как никто умевшим сообщить о пожеланиях и намерениях Ватикана в неформальном ключе, не прибегая к официальным каналам.

* * *

В сентябре 1941 года Майрон Тейлор ненадолго вернулся в Рим; проблема вновь обострилась, когда радиостанция Би-би-си заявила о неминуемой бомбежке города британской авиацией⁶¹.

В дипломатической ноте на имя Тейлора Святой Престол предельно ясно обозначил свою позицию:

«Государственный секретарь сообщил господам Осборну и Титтману, что, если град-государство Ватикан или принадлежащие ему здания, базилики, церкви или иные строения на территории Рима (их очень много, и они обладают большой исторической и художественной ценностью) подвергнутся удару, Святой Престол не сможет хранить молчание. Это будет тем более досадно, что может повлиять или испортить существующие сердечные отношения между Святым Престолом и Великобританией».

Тейлор пообещал передать эту ноту президенту Рузвельту⁶².

Пий XII лично затронул этот вопрос в ходе аудиенции, предупредив устно Тейлора, что «если бомбы упадут хотя бы на одно здание, принадлежащее Ватикану, папа не сможет хранить молчание».

Тейлор ответил лаконично: «Это может стать проблемой»⁶³.

Тем не менее угрозы не прекратились; англичане были на редкость прямолинейны: «Премьер-министр [Черчилль] не видит причин, по которым следовало бы церемониться с Римом, который стал столицей фашистского государства»⁶⁴.

Пий XII, ожидавший скорой бомбардировки британских ВВС, приказал фиксировать, классифицировать и архивировать каждое устное или письменное слово, касавшееся этого вопроса. Задача была возложена на монсеньора Сиджизмонди⁶⁵. Результатом его труда стали «Белые тома» (Volumi Bianchi), которые содержат всю важную документацию по выступлениям Ватикана в защиту Рима в период с 1939 по 1945 год. Потому что эта история продолжилась.

Сегодня можно рассказать обо всех деталях этих дипломатических переговоров, которые оставались неизвестными до настоящего времени.

23 ноября 1941 года в Государственный секретариат была доставлена строго конфиденциальная вербальная нота⁶⁶ американского правительства: «В телеграмме, которую Его Превосходительство г-н Тейлор отправил из Лиссабона 1 октября, т. е. после возвращения из Лондона и непосредственно перед возвращением в США на самолете “Клиппер”, сообщалось, что у г-на Тейлора сложилось впечатление, что Рим не будет подвергаться бомбардировке английской авиации в том случае, если страны “оси” не будут [снова] бомбить Каир».

Далее в ноте сообщалось: «Тем не менее г-н Тейлор добавляет, что, по его мнению, итальянцам стоило бы воздержаться от налетов на Лондон».

Англичане демонстрировали сдержанность, но, судя по всему, не отступали от своей позиции по вопросу – на это указывают и другие фрагменты переписки, относящиеся к последующим месяцам и хранящиеся в архиве⁶⁷.

Неизвестно, что побудило Тардини четыре года спустя, когда война подходила к концу, сесть за стол и вернуться к вопросу, который ставился в этом последнем документе.

Он собственноручно записал: «Тейлор выехал из Рима в Лиссабон. Затем из Лиссабона он отправился в Лондон, где разговаривал с правительством о бомбежках Рима»⁶⁸.

Легко представить, что этой записью Тардини хотел сообщить своим преемникам, что миссия Тейлора в Лондоне была напрямую обусловлена действиями Ватикана, стремившегося воспрепятствовать разрушению Рима и всех сокровищ, произведений искусства и исторического наследия, хранящихся в Вечном городе.

* * *

Ближе к концу Второй мировой войны, 26 мая 1944 года, Тардини и Титтман снова встретились в приемной Государственного секретариата. В тот день американский поверенный в делах назначил официальную встречу на 11:15. В программе их встречи значилась проблема преследований евреев – американцы снова обратились к Ватикану с просьбой выступить с заявлением против Гитлера. Вопреки обыкновению Тардини не стал прибегать к саркастическому тону. Он отмечал:

«Я ему говорю:

1. что Святой Престол по-прежнему заинтересован в оказании помощи преследуемым евреям. Пий XI начал эту благотворительную деятельность, а Пий XII ее продолжает;

2. что Ватикан всегда охотно принимает советы и рекомендации американского правительства. Однако даже если его действия будут параллельны действиям США, Святой Престол по разным причинам все же должен сохранять независимость»⁶⁹.

Эта встреча, состоявшаяся на завершающем этапе войны, важна потому, что отражает все то, что произошло между США и Ватиканом в годы войны. На мой взгляд, здесь Ватикан в очередной раз напомнил американцам: «мы сотрудничаем с вами, но действуем по отдельности».

И президент, и папа были убеждены, что на них, «сынов света», была возложена общая миссия борьбы с силами Зла. Их переписка, равно как и подробные отчеты Хёрли показывают, что оба последовательно пытались воспрепятствовать эскалации конфликта. Кроме того, они испытывали одинаковое отвращение и ужас по отношению к бесчинствам нацистов.

Их мнения расходились относительно того, должен ли был папа высказываться против Гитлера. На протяжении всей войны американцы требовали от папы выступить с заявлением, игнорируя обязанность Святого Престола хранить беспристрастность.