Текст книги "Две зимы"

Йолан Бертран
Две зимы

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения владельцев авторских прав.

Original title: Les sœurs hiver

Text by Jolan C. Bertrand and illustrations by Tristan Gion

© 2022, l’école des loisirs, Paris

Translation copyright © 2023 by Mann, Ivanov and Ferber.

© Издание на русском языке, перевод, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2023

* * *

Свою сказку я посвящаю Робину, он очень любит лис, пусть он читает её вместе с младшим братом, кузиной и кузеном

Жили-были в стародавние времена на свете две сестры: старшая Зима и младшая Зимушка. У Зимы в рукаве – метели, бураны, снежные заносы, ледяные ночи, от каких никакой печкой не спасёшься. Всем известен был нрав суровой Зимы: недобра она была к путникам. Из тех, кто пустился в дальний путь, редко кто живым домой возвращался, так что сидели люди по своим домам, тесно прижавшись друг к другу, пережидали холод и ненастье.

А у Зимушки нрав ничуть на сестру не похожий. Ещё до первых снегопадов она возьмёт да и заморозит пруд, чтобы ребята на коньках катались. Не позабудет о горках, санках, снежках и снеговиках. Праздник Йоль[1]1
  Праздник в честь зимнего солнцестояния, отмечавшийся германскими и скандинавскими народами. Прим. пер.


[Закрыть] и зимние ярмарки тоже Зимушкина заслуга. Лёгкий и весёлый у неё характер, любит разрумянить щёки, любит, когда детишки в пёстрых тёплых шарфах целый день возятся в снегу, играют во дворе и на улице.

Несколько долгих месяцев в году старшая сестра Зима вместе с младшей Зимушкой странствуют рука об руку из деревни в деревню, прохаживаются по лесам, тайге и тундре. Нагуляются, навеселятся вдоволь, а потом возвращаются к себе на север до следующего года.

Но случилось однажды, что маленькая Зимушка куда-то запропастилась. Неизвестно куда. Неизвестно как. Известно только, что старшая сестра принялась её повсюду искать. Ох какое плохое настало тогда время! Мели-заметали метели, сугробы на дорогах такие навалило, что ни пройти ни проехать, люди по домам сидели, болели, скот от холода в стойлах падал. В тот год и весна пришла холодная и мокрая, потому что Зима горько плакала.

С тех пор так и повелось: запечалится Зима, заплачет, дни стоят промозглые, влажные, снег тает, липнет к подошвам. Если по неосторожности на лёд наступишь, он под ногой разбежится трещинами. Что ни наденешь, всё волглое. Зима поплачет-поплачет, да и разъярится из-за своей потери, и тогда никакого удержу ей нет: завоет ветер, закрутит снежные вихри, путнику ни в лесу, ни в поле не сыскать дороги.

Но не легче дни, когда настаёт вдруг мёртвая тишина. Ветер стихает. Всё замерло, не колыхнётся. Застудил всех царь-мороз. Синеет небо, снежная пелена сверкает, слепит и режет глаза до боли. Ледяной воздух обжигает горло. Уже не тоскует, не гневается Зима: она всё вокруг ненавидит.

В такие дни лучше всего сидеть у горящего очага, прижавшись плечом к плечу, потому что и в дома заползает холод ненависти. И если не поддерживать друг друга своим теплом, ничего от нас не останется.

1. Дядя Альфреда

Альфред вошёл в халле, самый большой дом в деревне. Халле принадлежал его бабушке, старейшине. От огня, пылавшего в очаге, у него сразу вспыхнули щёки.

Зима только началась, а холода уже стояли знатные. Второй день шёл снег и, похоже, не думал останавливаться. Альфред постучал ногой об ногу, сбивая с обуви ледышки. Откинул капюшон оленьей парки и огляделся.

– Ну и народу, клянусь бородой Локи! – недовольно пробурчал он, взглянув на взрослых, сидевших в халле.

Халле – главное место сборищ в Буревой. Сюда к Брумильде, старейшине, приходили и на праздничную трапезу, и на суд, и на совет. Халле напоминал опрокинутый корабль, крыша у него была похожа на корабельное днище. Посреди просторного помещения – каменный очаг. Вечерами возле него рассаживался народ и рассказывал разные истории, подкрепившись сначала за длинными столами, что занимали большую часть халле.

Но теперь было утро, а народ уже собрался! А не должно его быть. Но, похоже, половина деревни решила назначить тут друг другу встречи. Небольшими группками люди стояли в разных концах дома, толковали, хмурились, смеялись, размахивали руками, теребили косы.

Альфред всё ворчал, уткнувшись носом в воротник парки, а сам искоса поглядывал на помост в глубине халле, где выстроились бочки с пивом и где стоял небольшой столик, за которым он, бабушка и его дядя Рагнар обедали и ужинали. Альфред запустил поглубже руку в карман и нащупал кожаный мешочек, набитый горчичным семенем. Всё в порядке. Не прохудился его мешочек. Гул голосов наполнял халле. Прижавшись спиной к стене, Альфред начал потихоньку пробираться к помосту с бочками.

– Локи, помоги, – шептал он про себя, трогая клык лисицы с рунами, который носил в кармане.

Этот амулет хранил его с младенчества. Кроме него, у Альфреда ничего не осталось от покойных родителей.

– Локи, укрой меня своей тенью, – просил Альфред, обращаясь с молитвой к своему любимому божеству. – Я устрою в твою честь такой переполох, если сейчас проберусь незаметно!

Как видно, Локи его услышал: Альфред взобрался на помост и ни одна голова не повернулась в его сторону. Шмыг, и он пристроился за бочками. Теперь можно понаблюдать за односельчанами. Альфреду было любопытно узнать, с чего это они вдруг толпились тут с утра пораньше. Он узнал Валку, воительницу, и Милу, кузнечиху. Они обе собирались сегодня идти на охоту. Почему не пошли? А вот Ивар с белой длинной бородой. Он же всегда сидел со своими свитками, редко когда выходил из дома! Глаза Альфреда стали круглыми от удивления – он узнал Фриду. Фрида – провидица, ведунья, живёт в лесу за их деревней. Фрида видела вещие сны, открывающие будущее. Про неё говорили, что асы, боги и богини викингов, разговаривали с ней. На вид она не старая. Но не скажешь, что и молодая. Ветви дерева, вытатуированного у неё на груди, поднимались по шее, ветвились на щеках. На левой щеке ворона на ветке расправила крылья, собираясь взлететь. Альфред побаивался Фриду. Он никогда с ней не заговаривал, никогда не ходил к ней и не просил предсказать ему будущее.

Фрида беседовала с Милой и Валкой, но потом вдруг повернула голову к Альфреду. Он чуть было не вскрикнул от испуга и сразу же присел за бочку.

Вот уж глупость, так глупость! Фрида не могла его увидеть, она слепая. Почему же тогда Альфреду казалось, что Фрида видела его даже сквозь бочку? Знала, что он там сидит? Альфред это чувствовал. И что? Она его выдаст?

Прошла минута, другая, никто не тронулся с места. Никто не побежал, не схватил Альфреда за шиворот, не вытащил из его укрытия. Все продолжали толковать о чём-то своём. Альфред высунул голову. Если сидеть тут слишком долго, его всё равно кто-то да заметит. Так что если он решил кое-что подсыпать в пиво, приготовленное для будущего праздника, то сейчас или никогда! Отступить он не может, он же попросил Локи о помощи и дал ему обет! А боги, они гневливые, могут очень даже рассердиться, если дашь им обещание, а потом его не исполнишь. Альфред вытащил из-за пояса нож и поддел затычку в одной из бочек. Достал щепотку горчичного семени. Главное сейчас – не чихнуть от резкого запаха. Альфред отправил горчицу в первую бочку и перешёл к следующей. Он сыпал и сыпал в пиво горчицу, пока она не кончилась. Потом спрыгнул с помоста и проскользнул между шкурами, что отгораживали общую часть халле от жилища его семьи. У них две комнатки – кухня, где стоял сейчас Альфред, и спальня за её стенкой. Альфред жил здесь с бабушкой и дядей Рагнаром. В очаге сейчас не было огня. И вообще никого не было.

– Получилось! – прошептал Альфред в полутьме.

Он набрал в лёгкие воздуха, приоткрыл рот, приготовившись захохотать. И принялся ждать.

Ждать.

Ждать. Но ничего не происходило. Никакого смеха.

Альфред чувствовал, что сердце у него постепенно замедлило бег. А он даже не заметил, что оно так сильно колотилось. Он ведь совсем не боялся. Божественный Локи защищал Альфреда, когда он его просит. Локи как будто всегда был с ним заодно. Все свои шутки Альфред устраивал с помощью Локи.

Альфред представил, как будут морщиться и ругаться односельчане, отведав пива с горчицей за праздничным столом.

И снова захотел рассмеяться.

И снова не засмеялся.

Альфреду не было смешно.

Такое с ним случилось не в первый раз. Вообще-то, Альфред – мальчишка как все мальчишки, ему исполнилось десять лет. Он любил быть сам по себе, но бегал, играл, смеялся, как все дети. Потом вдруг наступал день, и ему ничего не хотелось. Холод и пустота накрывали его, будто облако. Альфред называл это облако беспричинной тоской.

В самом деле, не так уж он перетрудился, чтобы даже не посмеяться. Он огляделся, желая убедиться, что в кухне больше никого нет. И шёпотом произнёс ругательное слово. А потом со всех сил пнул табурет.

– Кто там? – услышал он голос Рагнара из-за перегородки.

Альфред прошёл через кухню в спальню. Рагнар сидел на широкой кровати Брумильды. У них у каждого своя кровать, но у Брумильды самая широкая, потому что бабушка – самая старшая у них в семье. И во всей деревне тоже. Зимой, когда наступали настоящие холода, они спали на этой кровати втроём, и им было тепло. Рагнар и Брумильда рассказали Альфреду, что когда он был совсем маленьким, то с папой и мамой тоже спал на этой кровати вместе с Рагнаром и Брумильдой. Но Альфред этого не помнил.

На бороде Рагнара блестели капли. Влажные волосы он заплетал в косы. Вернее, обеими руками старался их хоть как-то расчесать.

– Почему Брумильда тебе не помогает? – спросил Альфред.

– Она ушла, – ответил Рагнар.

Альфред вздохнул и забрался на кровать рядом с Рагнаром. Он встал на коленки за спиной у дяди и хлопнул его по рукам: мол, убирай! Пальцы у Альфреда быстрые, ловкие. Сигмунд, деревенский целитель, часто хвалил Альфреда за ловкость. Альфред – его ученик. Сигмунд учил его распознавать разные хвори, собирать целебные растения, готовить отвары. Больше всего Альфред любил, когда учитель отправлял его одного в лес собирать полезные травы и грибы. Но сейчас кругом одни сугробы. До весны сидеть взаперти. Альфред подумал: может, поэтому ему так невесело? Но он не был уверен, что нашёл причину. Тогда почему же?

– Спасибо, Альфред.

Теперь у Рагнара освободились руки, он вытащил нож и достал из кармана сосновую чурочку. Альфред смотрел из-за дядиного плеча, что он там делает. Смотрел и хмурился. По сосновой чурке разбегалось в разные стороны множество узеньких желобков. А у Рагнара все пальцы покрылись порезами и ссадинами.

– У тебя талант пальцы резать, а не дерево, – не удержавшись, выпалил Альфред.

Рагнар протянул руку, собираясь пощекотать племянника. Но тот сердито его оттолкнул. Когда от Альфреда убегал смех, он от щекотки плакал.

Рагнар никогда не отличался ловкостью. Ещё в детстве он оказался самым тщедушным и неуклюжим.

Долгое время Рагнар чувствовал, что в деревне от него нет никакой пользы. Особенно если речь заходила о сражениях. Он не мог поднять щит, не мог орудовать тяжёлым мечом из тех, что ковала кузнечиха Мила. Но очень скоро выяснилось, что лёгкость Рагнара – большое преимущество в войне для его деревни. Он брал по ножу в каждую руку, и его забрасывали за стену щитов. А в мирное время он чинил в деревне крыши или чистил их от снега, потому что был самым лёгким. Рагнар бегал быстрее всех и меньше всех проваливался в сыпучий снег или в болото. Теперь он считался лучшим охотником в Буревой. Альфред мечтал, что дядя возьмёт его с собой, когда отправится на несколько дней в зимний лес охотиться.

Рагнар снова принялся за резьбу и спросил:

– Ты как?

Альфред пожал плечами. Он чувствовал, что у него в груди отяжелело сердце. И смех не вздрагивал в горле, и губы не улыбались. Альфреда печалило, что причина ему неведома. Альфред никогда не обманывал Рагнара и поэтому ответил:

– Плохо.

– Хочешь поговорить? – спросил Рагнар.

Альфред всегда говорил дяде правду.

– Нет.

– Ладно, – согласился Рагнар.

Он больше не задавал вопросов Альфреду – а любой в деревне как раз бы и начал их задавать. Он запел песню:

 
В лес я пошёл, в лес.
Долго я шёл в лесу,
Дерево выбрал я,
Влез по его стволу,
Вот я на ветке сижу,
Буду спать, отдыхать…
 

Альфред старательно плёл дяде косы. Прядка вверх, прядка вниз, прядка вверх, прядка вниз. Слова песни цеплялись друг за друга. Кружились, кружились в голове Альфреда. Но у него всё равно было тяжёлое сердце. И смеяться ему всё ещё не хотелось. Альфред плёл косы, слушал дядину песню, и ему не надо было ни о чём думать.

Он сморщился, услышав голос Сигмунда, который прервал песню вопросом:

– Брумильда? Ты дома?

Целитель торопливо зашёл в комнату, на его чёрной бороде таял белый снег. Рагнар больше не пел, он поднял голову и смотрел на гостя.

– Случилось что-то, друг Сигмунд?

– Не можем нигде отыскать твою матушку, – сообщил Сигмунд.

Альфред попытался спрятаться за спину Рагнара, но старался он зря: слишком уж Рагнар был худенький. Сигмунд увидел своего ученика и нахмурился.

– А ты что здесь делаешь, малец? Ты же должен травы перетирать!

Альфред прикусил губу – правда-правда, он не забыл, что ему поручено заниматься травами. Он и собирался, после того как насыплет в пиво горчицу. Но нельзя же сказать Сигмунду и Рагнару о горчице. Ох и зададут они ему тогда жару!

– Извини, Сигмунд, это моя вина, – сказал Рагнар. Вот уж кто умел плести байки, так это Рагнар, даже Альфред через секунду поверил, что говорит он чистую правду. – Мне нужна была помощь Альфреда. Теперь можешь отправляться по своим делам, приятель, – прибавил Рагнар и осторожно освободил свои волосы из рук Альфреда.

Альфред открыл уже рот, чтобы возразить. Взрослые, они всегда такие! Как только происходит что-то интересное, они находят для него дело и отсылают куда подальше. Но ему не дали и слова сказать, выставили за дверь. Секунды не прошло, как Альфред снова оказался на улице среди снежных вихрей.

Мальчуган натянул капюшон парки и тяжело вздохнул.

– Придётся под дверью подслушивать, вот досада!

2. Достали воры

Альфред не решился второй раз просить Локи о помощи. Божество, оно тебе не собака, свистнешь и прибежит. Локи мог обидеться, а характер у него, как всем известно, мстительный, и месть его бывает ужасной. Так что Альфред просто приложил ухо к двери. Дверь оказалась ледяной, и сначала он вздрогнул, но пришлось терпеть.

В доме слышались шум и гам. Говорили все разом, ни слова не разберёшь. Альфред сердился.

– Могли бы постараться и говорить поразборчивее. Тут под дверью вас кое-кто слушает, – ворчливо бубнил он себе под нос.

Вдруг под опрокинутым кораблём раздался громкий голос Рагнара:

– Тихо! Тихо! Каждый в свою очередь!

– Это снова проделки твоего племянничка, Рагнар! – послышался голос Ивара-книжника.

Альфред тут же отскочил от двери. В чём его опять обвиняют? Кроме горчицы в пиве, никаких шуток больше на этой неделе не было! Ой, было, было! Он собрал со всей деревни левые носки и бросил их в старый колодец. Подслушивать у двери тоже, наверное, нехорошо… Но ему так неохота растирать для Сигмунда целебные травы!

Альфред снова прижал ухо к двери, не обращая внимания на снег, что сыпался ему за воротник.

Теперь говорила Мила, кузнечиха:

– Вытащили наковальню из кузницы! Да тяжесть-то в ней какая! Её и двое взрослых едва с места сдвинут. Не мог её украсть Альфред!

– Может, конечно, твою наковальню Альфред и не трогал, – дребезжал Ивар, – а вот мой свиток…

– И мой золотой кубок, – кричал Бьорн, пекарь.

– И мои заговорённые на рыбу крючки, – прибавил Сигмунд.

– А у меня щ-щи… щ-щи… щит! – выговорила наконец Валка-воительница.

– А у меня…

– А мой…

И опять все кричали вместе. Но теперь всем всё стало понятно. Если в деревне у всех что-то да пропало, причина была одна.

– Тролли, – прошептал Альфред. – Вернулись тролли.

Тень неожиданно накрыла Альфреда.

– Да, так оно и есть, – произнёс голос бабушки Брумильды.

Альфред вздрогнул от испуга так сильно, что ему показалось, сердце сейчас выпрыгнет у него через рот. Бабушка смотрела на него строго-престрого. Правой рукой она держала топор, а левой – охапку сухого хвороста. Длинные седые волосы Брумильды, заплетённые в две косы, спускались вдоль щёк.

– Значит, ты подслушиваешь у дверей, Альфред? – спросила бабушка медовым голосом.

– Что ты, бабушка! – ответил Альфред, стукая ногой об ногу.

Альфред никогда не обманет Рагнара, но Брумильда ведь не Рагнар.

Нахмурив брови, бабушка слегка наклонилась к внуку. Альфред сглотнул слюну и не сводил глаз со своих башмаков.

– А откуда ты знаешь, что вернулись тролли? – спросил он у бабушки.

– Вчера я наносила полный сарай хвороста, – ответила Брумильда. – А утром там не было ни хворостиночки. Кража дров – любимое занятие троллей. А что за собрание у нас в халле?

Альфред выпрямился и сложил руки на груди: вообще-то, он обиделся на односельчан за их подозрения.

– Каждый сразу подумал на меня! Решил, что это я утащил его сокровище! – заявил он с вызовом. – Да куда бы я спрятал такую гору вещей? Об этом они подумали?

– А что, если в старом колодце? – спросила Брумильда с лёгкой усмешкой. – Из старого колодца до сих пор тянет запахом носков.

Щёки Альфреда вспыхнули, но за словом он в карман не полез.

– Стирали бы свои носки почаще. Но сегодня я точно ни при чём. Я ничего у них не брал, бабушка.

Брумильда прислонила топор к стене возле двери и взяла Альфреда за плечо.

– Я знаю, внучек. Я надеялась, что троллям хватит наших дров в этом году. Обычно они не брали ничего другого. Когда я была такой, как ты, мы за порогом обязательно оставляли дрова для троллей.

– Как жертвоприношение?

– Да, как жертвоприношение.

Рассказ бабушки удивил Альфреда и привёл в недоумение. Когда он приносил что-то в жертву богу или богине, то делал это в знак благодарности. Или просил у них что-нибудь.

– А что тролли давали вам взамен? – спросил он у бабушки.

– Думаю, что истории, которые мы потом рассказывали, сидя у очага. Пошли в дом, спасём Рагнара от всеобщего гнева.

– Не пойду! – заупрямился Альфред. – Они опять будут меня ругать, а Сигмунд особенно!

Но Брумильда уже отворила дверь и подтолкнула Альфреда внутрь большого халле. Альфред и не думал, что он так сильно замёрз, только оказавшись в тепле, это понял. Сельчане всё кричали, размахивая руками, и не сразу заметили бабушку и внука. По спине Альфреда побежали мурашки. Он не решился обернуться, но знал и не оборачиваясь, что слепые глаза Фриды уставились на него.

Альфреду ещё больше стало не по себе, когда Брумильда подтолкнула его к Фриде и сказала:

– Иди встань около неё.

Альфред не посмел отказаться. Обидеть Фриду он боялся почти так же, как боялся обидеть чем-нибудь Локи. Он снял парку и, низко опустив голову, протиснулся между сельчанами. Он узнавал всех по обуви. Вот Ивар, у него боты старые, такие же, как он сам. У Милы обувка всегда в саже. А Валка обходится без шнурков.

Фрида вообще не носит обуви, она ходит всегда босая, даже по снегу. Альфред вгляделся повнимательнее – кожа у неё белая-белая. Неужели ей не холодно?

– У колдуний свои секреты, – шепнула Фрида, словно прочитала мысли Альфреда.

Альфред вздрогнул от неожиданности, но голову поднять не решился. И до того как он попытался хоть что-нибудь сказать, в большом халле раздался громкий голос Брумильды.

– А теперь тишина! Помолчите немного!

И сразу смолкли жалобы и негодующие речи. Брумильда вот уже тридцать лет была в деревне самая главная. Она застала времена, когда сёстры Зима и Зимушка странствовали рука об руку. Времена до пропажи младшей сестры. Как только Брумильда начинала говорить, все её слушали.

– Хвалю ваше богатое воображение, – сказала Брумильда сельчанам.

Но на самом деле она своих односельчан не хвалила. Она говорила таким голосом, каким поздравляла Альфреда с очередной шалостью, готовясь его наказать. Сельчанам стало не по себе, зато Альфред потихоньку улыбался. А Брумильда продолжала:

– Вам до того не хочется думать о троллях, что вы утешаете себя фантазиями, будто Альфред, наш худышка Альфред величиной с лисёнка, утащил ваше добро.

– Беда в том, что у Альфреда такое в обычае, при всём моём к тебе уважении, старейшина, – проворчал пекарь Бьорн.

– Я ничего такого не делал, – прошептал Альфред, стоя рядом с Фридой.

– Конечно, ты этого не делал, – согласилась Фрида тоже шёпотом. – Это точно не ты. Ты в это время воровал из кладовки горчицу для новой шалости.

Вот тут Альфред всё-таки поднял голову. Откуда Фрида могла узнать о горчице? Неужели боги и богини наябедничали ей во сне? Но зачем им интересоваться Альфредом? Однако Фрида больше на него не смотрела. Она смотрела слепыми глазами на помост в глубине большого халле, где стояли Брумильда и Рагнар. И Альфреду уже казалось, что никакого разговора у них не было, что он сам его только что придумал.

– Альфред тут ни при чём, – продолжала говорить Брумильда. – Если он что-то спрячет, то потом непременно вернёт на место. Его шутки никому не причинили вреда.

Альфред внимательно слушал. Когда он стоял за дверью, он не различал, что кто-то всхлипывает, кто-то сморкается, а кто-то плачет, теперь он слышал ясно. Тролли, они такие, они утаскивают у людей самое для них дорогое. То, что человек любит, то, чего ему будет очень не хватать. Дорогое не по цене – дорогое сердцу. То, что радует и греет душу.

– Не Альфред утащил у меня нож, принадлежавший его матери, – прибавила Брумильда.

Глаза у неё блестели, но не плакали. Никогда.

Альфред прекрасно знал, о каком ноже говорила бабушка. Рукоятка у него из оленьего рога, покрыта рунами. Лезвие истёрлось, почернело от времени. Этот нож Брумильда подарила своей дочери Марии, младшей сестре Рагнара, когда та была ещё маленькой девочкой. Мария не расставалась с этим ножом, он был с ней и в день её смерти. Брумильда никогда им не пользовалась. Но она любила иногда подержать его в руках.

«Я как будто держу свою дочку за руку», – как-то призналась она внуку.

Альфред не помнил ни своей мамы Марии, ни своего отца Свена. Он знал о них со слов Рагнара, Брумильды и сельчан, которые дружили с ними. Иногда Альфред задумывался: а вдруг тоска на него находит из-за того, что его папа и мама умерли? Но он и в этом не был уверен. Он не мог сказать, что ему по-настоящему не хватает родителей. Он же их совсем не знал. Его родители – это Рагнар и Брумильда. Альфред поднял голову, чтобы взглянуть на них, и увидел, что Рагнар сделал шаг вперёд и вышел на край помоста.

– Тролли вернулись! – громко сказал он.

И никто больше не кричал, никто ему не возражал. Каждый знал, что так оно и есть. И если они винили в кражах Альфреда, то только потому, что не хотели думать о троллях, хотели себя успокоить.

– А мы-то им дрова оставляли, пусть крадут на здоровье, – жалобно сказала Мила. – Сколько нам ещё терпеть их бесчинства? Скоро дома у нас совсем опустеют!..

– Ну… ну… Нужно им задать! – выговорила Валка, тряся в гневе кулаками.

– Валка права!

– Она правду говорит!

Сельчане, похоже, снова все заговорят разом, никого не слушая и перебивая друг друга. Рагнар и Брумильда обменялись взглядами. Мать с сыном порой так общались друг с другом, обходясь без помощи слов. Альфред обычно понимал их безмолвную беседу, особенно если речь шла о нём. На этот раз Рагнар просил у Брумильды разрешения. На что это, интересно? Брумильда прикрыла глаза, потом кивнула. Рагнар повернулся к шумящим односельчанам и громко закричал, чтобы все его услышали:

– Я отправляюсь охотиться на троллей!

– Ты отправляешься куда? – переспросила Мила, изумлённо глядя на Рагнара.

– Искать троллей. Вы правы, больше нельзя терпеть безобразие, – вздохнул Рагнар. – Нас обкрадывают каждый год, и ни одна вещь к нам не вернулась. Мы такого не заслужили. Тролли не имеют права так бесстыже обворовывать деревню.

Деревня выразила согласие глухим ропотом и кивками.

– Они там где-то в лесу затаились, – снова подал голос Рагнар. – Из-за малого росточка и колдовских хитростей отыскать их нелегко. Стоит им почуять, что их ищут, – спрячутся под землёй. И поэтому лучше всего мне отправиться их искать. Валка и Мила – охотницы искуснее меня. Но я легче всех, я бегаю всех быстрее, и шума от меня меньше.

Рагнар опустился на колени. У всех теперь рот на замке. Воздух в большом халле, казалось, стал тяжёлым и плотным. Альфред набрал его в грудь побольше, он пах дымом очага и пивом. Так пах его родной дом. Запах всегда успокаивал Альфреда. Запах, его не украдёшь. Даже тролли не сумеют, хоть и пользуются волшебством и колдовством.

Но тогда почему вдруг Альфреду показалось, что он больше никогда не вдохнёт родной запах?

Альфреду не нужно было поворачивать голову, он и так знал, что слепые глаза Фриды уставились на него…

– С позволения нашей старейшины Брумильды, – громко произнёс Рагнар, – я по собственной воле отправляюсь на поиски троллей. Я выслежу их. Я найду их убежище. Я верну их добычу в нашу деревню. Я прошу, чтобы деревня меня благословила.

– Мы тебя благословляем, – прокричала Мила.

И в ту же секунду все сельчане стали кричать в один голос: «Раг-нар! Раг-нар!» И стучать при этом кулаками по столам и топать по полу. Альфред видел: дядя поднялся с колен, а потом спустился с помоста. Сельчане обнимали его, хлопали по плечам, хлопали по спине.

Пройдёт ещё несколько минут, и Рагнар отправится в дорогу. Ещё чуть-чуть, и он распрощается с Буревой. Как только Альфред представил себе это, у него перехватило горло. Он затряс головой, прогоняя от себя страх. Не получилось. Ему всё равно было страшно. Спрашивается почему? Рагнар часто уходил зимой охотиться. Почему же Альфреду сейчас так не хотелось его отпускать?

Народ стал понемногу расходиться. Протискиваясь к выходу, то один, то другой невольно толкал Альфреда. Альфред тоже хотел протискиваться и толкаться, но у него ноги как будто приросли к полу. Он не мог сдвинуться с места. Он мог только смотреть на Рагнара. А Рагнар с улыбкой смотрел на односельчан.

Альфред резко повернул голову. Он не собирался её поворачивать, но вот повернул. И схватил Фриду за руку, рука у неё была очень белая и очень холодная. Фрида не удивилась. От её слепых глаз и чёрной татуировки по спине Альфреда опять побежали мурашки. Но он постарался смотреть Фриде прямо в лицо. Если Фрида скажет ему, что всё будет хорошо, он ей поверит. И перестанет бояться. Но язык у него весил целую тонну, и он не мог заговорить. Фрида наклонилась к Альфреду. Её длинные светлые волосы загораживали, словно завеса. Завеса, за которой были только Фрида и Альфред, больше никого. Они стояли в прямом смысле нос к носу. Носы их почти соприкасались. Фрида сказала тихо-тихо:

– Если Рагнар уйдёт один, никому его больше не увидеть.