Текст книги "Чистилище"

Йорг Кастнер
Чистилище

Предисловие

Что может быть общего между понтификом-реформатором Кустосом, его политическим оппонентом, провозгласившим себя антипапой, столетним отшельником, обитающим в древнем некрополе этрусков, и гражданином Германии Энрико Шрайбером, в чьих жилах нет ни капли немецкой крови? Вот задача, которую Йорг Кастнер предлагает решить своему читателю. Надо сказать, что Кастнер – дипломированный юрист – не ограничился детективной интригой, и тот, кто будет искать ответы в пределах реального мира, вычислит разве что исполнителей чудовищных преступлений, которые заставили сюжет завертеться, а художественное пространство романа заселиться необыкновенными персонажами…

Единая Церковь вот-вот уйдет в историю, и даже легенды о чудотворстве Римского папы Кустоса не могут вернуть ей былой непоколебимости. В этот переломный момент все объективы и микрофоны направлены в сторону Ватикана и… Неаполя, где взошел на престол антипапа Луций IV. А журналисты Елена Вида и Александр Розин отправляются в Трастевере. Именно здесь в стенах храма служитель Божий после насильственной смерти «занял» место деревянного Спасителя на подвесном распятии. Старуха, обнаружившая тело священника, нашла крестик с гравировкой – такой же крестик висит на шее у Александра Розина, бывшего швейцарского гвардейца. Неужели убийца – кто-то из армии Ватикана?

Оказывается, это не первый подобный случай. Некий отец Карлини, также с чьей-то помощью, уже принял крещение смертью в ритуальной купели. И Розин начинает собственное расследование, а его возлюбленная Елена отправляется в Борго-Сан-Пьетро по заданию редакции… Вскоре девушка находит себе попутчика – Энрико Шрайбера. Ее цель – собрать информацию о самопровозглашенном понтифике, а его – о самом себе. Он надеется, что путешествие прольет свет и на его происхождение, и на причины его кошмаров, в которых ангелоподобное существо превращается в демона…

Обратившись к бургомистру Борго-Сан-Пьетро по поводу родственников Энрико, они с Еленой заходят в тупик: все они мертвы или покинули провинцию, а священника, который мог бы поведать больше, якобы нет в городке. Но почему же тогда после их разговора, даже не закончив прерванный обед, бургомистр направился в сторону церкви, как оказалось, навстречу собственной гибели?…

Собравшиеся на крик шестилетнего сынишки бургомистра жители городка убеждены, что пролитая кровь – на совести чужаков. Если бы не вмешательство старика-отшельника Анджело, Энрико и Елену забили бы камнями до смерти.

Вернуть журналистку к жизни смогли целитель-отшельник и, неожиданно для самого себя, Энрико, на ладонях которого проступили стигматы.

Такой же способностью исцелять обладают и понтифик Кустос, и антипапа Луций. Кто они, эти четверо избранных? Потомки Христа или падших ангелов? Александр Розин понимает, что священников, которые были близки к истине, истребляют одного за другим… Только абсолютная власть может стоять на кону, когда в ход идут такие средства!..

Рискнете ли вы, жаждущий приключений читатель, вместе с героями романа вступить в опасное противоборство, в то время как на каждом шагу подстерегает предательство, а в конце пути ждет встреча с мистическим существом из кошмаров Шрайбера? «Тот, кто потревожит сон ангелов, обречет себя на гибель» – вы ведь не суеверны, и древнее этрусское пророчество не испугает вас?…

* * *

Эта книга посвящается всем, кто помогал мне в работе. Особая благодарность Андреа и Роману Гоке – я получил массу удовольствия, путешествуя с ними по Италии. Хочу сказать спасибо синьору Анджело Кьофи за удивительно глубокие знания в этрусской культуре и моей жене Коринне, которая с пониманием отнеслась к возникновению и написанию этого романа.

Й. К.

* * *

Самого главного глазами не увидишь.

Антуан де Сент-Экзюпери

1

Рим, четверг, 17 сентября

«Сегодня с католической церковью случилось величайшее несчастье, какое только можно себе представить. Чудовищное событие, подобного которому не было многие столетия. Когда мы слышим слово «схизма», то вспоминаем средневековье и Авиньон. Но сегодня оно приобрело новое, весьма актуальное значение. Католическая церковь уже не та, что была вчера. Она разделилась на две автономные церкви!»

Джованни Доттесио, взволнованный, смотрел телевизор. Он даже не притронулся к разложенному на тарелке белому хлебу с ветчиной и рукколой и не пригубил бокал красного вина. Усевшись, как всегда, и взяв пульт дистанционного управления, он включил телевизор, чтобы посмотреть вечерние новости. Он не ожидал ничего особенного – так, заурядные повседневные катастрофы: где-то рухнул самолет, где-то поножовщина, а где-то далеко в мире очередной взрыв террористов. События, которые в двадцать первом веке стали обыденностью, никого не впечатляли, даже если были невероятными и вызывали сомнения в существовании Бога. Доттесио, наморщив лоб, принял сообщение к сведению, хотя эту новость выпустили в эфир как срочную и важную информацию.

Посреди площади Святого Петра стоял корреспондент в пальто нараспашку и так быстро говорил в микрофон, будто новости в любую секунду могли стать неактуальными:

– Ватикан еще никак это не прокомментировал. Но в заявлениях со стороны только что основанной, – репортер бегло взглянул на записку в левой руке, – Святой церкви истинной веры нет сомнений. Часть католической церкви, начиная от деревенских священников и заканчивая влиятельными кардиналами, отреклась от Ватикана и Папы. Судя по всеобщему смятению, сам Ватикан тоже пришел в изумление от такого развития событий.

Камера взяла общий план, и на экране появились десятки автомобилей (частных лимузинов и такси), которые останавливались у ворот Ватикана и вываливали из своего чрева высокопоставленных церковных чиновников. Мужчины в сутанах и темных костюмах с колоратками[1]1
  Пасторская рубашка


[Закрыть] после проверки документов быстро исчезали за воротами. Доттесио узнавал некоторых, они бросали беглые взгляды в сторону камеры: ни кардиналы, ни их провожатые не были готовы давать какие-либо комментарии или просто не имели таких полномочий. Сомнений не оставалось: самые влиятельные мужи католической церкви консолидировали силы в твердыне католицизма. Доттесио подобный форум припоминал только на избрании нового понтифика. Разумеется, заурядный священник из Трастевере никогда не имел дела с высокими чинами Церкви. Но Доттесио знал их с того времени, когда служил в Ватикане.

На экране вновь появился репортер.

– Еще неясно, как Ватикан отреагирует на схизму, – говорил он, – но, судя по всему, можно сказать, что ситуация разрешится в ближайшие минуты. Конечно, мы останемся здесь и будем держать вас в курсе событий. А сейчас я передаю слово Норине – журналисту нашей студии.

Норина выделялась среди остальных представителей прессы огненно-рыжей копной волос. На ней был зеленый костюм, который не очень гармонировал с желтым задним планом телестудии. Значок экстренного сообщения замигал внизу экрана: «Кризис в Ватикане: раскол Церкви». Ведущая улыбнулась, будто репортер только что пообещал три дня солнечной погоды, и сказала:

– Роберто будет держать нас в курсе событий. Как только в Ватикане произойдет что-нибудь важное, мы сразу же переключимся. А пока я хотела бы обсудить эту неожиданную новость с двумя гостями студии. Их компетентность в делах Ватикана и Церкви едва ли кто-нибудь оспорит.

На экране появились лица гостей – мужчины и женщины. Оба выглядели довольно молодо. Доттесио сразу узнал их, как только скользнул взглядом по лицам. И неудивительно: их фотографии еще несколько месяцев назад часто мелькали в римской прессе, будто они были телезвездами или знаменитыми футболистами. Оба были замешаны в том, что некий ватиканист в одной из газетных статей назвал «величайшим кризисом за всю историю католической церкви». И этот журналист, несомненно, был прав, по крайней мере, до сегодняшнего дня.

Когда Норина представляла своих гостей, Доттесио слушал ее лишь вполуха. Воспоминания отбросили его в начало мая, когда произошло ужасное происшествие, которое пресса назвала «убийством гвардейца». Тогда в квартире вместе со своей женой был убит начальник швейцарской гвардии Ватикана. Киллером оказался молодой гвардеец, тело которого обнаружили в той же квартире. Полиция высказала подозрение, что гвардеец, некий Марсель Данеггер, лишил жизни своего начальника на почве служебных разногласий, а потом наложил на себя руки. Жену начальника гвардии тоже пришлось уничтожить, потому что она стала случайной свидетельницей. Такова была официальная версия, которую Ватикан сделал достоянием общественности. Церковь не была заинтересована в новом скандале, потому что недавно избрали понтифика – Кустоса. Его достаточно свободные взгляды и привычки уже и гак вызвали нежелательный интерес прессы. Но вскоре стало ясно, что предполагаемый убийца Данеггер сам стал жертвой, и это кардинально меняло все. Нечто более ужасное стояло за тройным убийством. Выяснили, что к этому причастен племянник убитого начальника охраны, швейцарский гвардеец Александр Розин, и журналистка Ватикана Елена Вида. Эти двое и сидели теперь в телестудии с беспрестанно улыбающейся Нориной. У Джованни Доттесио бежали мурашки по спине, когда он задумывался о причинах убийства, потрясшего не только Ватикан, но и всех христиан. Даже ему, человеку духовному, тяжело было представить, что теперь будет с верующими во всем мире. Он потянулся к бокалу и несколько поспешно сделал большой глоток вина. Чуть сладковатый вкус вина и разлившееся внутри тепло от алкоголя немного успокоили его натянутые нервы. Он поставил бокал на место, откинулся на спинку стула и закрыл глаза, чтобы привести в порядок мысли.

За убийством гвардейцев стояла какая-то тайная организация или даже две, что было точнее, но несколько сбивало с толку. В организации «Круг двенадцати» насчитывалось соответственно двенадцать швейцарских гвардейцев. Они хранили тайну под названием «Истинное подобие Христа». Речь шла об изумруде, на котором можно было увидеть настоящий облик Иисуса Христа. Это был второй мессия! С изумрудом была связана еще одна тайна: Иисус не умер на кресте, а лишь впал в летаргию. Друзья, скрываясь от всех, отнесли его тело на побережье, откуда он тайно переправился через море на корабле в Галлию. Якобы воскресший Спаситель на самом деле был братом-близнецом Иисуса – Иудой Тома, который, по легенде, инсценировал воскрешение, чтобы основать новую религию. Но будто и этого оказалось недостаточно, чтобы поколебать устои католической церкви. Понтифик Кустос объявил себя потомком спасенного Иисуса. Чудесная сила исцеления, которой обладал Кустос, придавала его словам правдивости. «Круг двенадцати» объединился с мощной католической организацией «Totus Tuus».[2]2
  Totus Tuus {лат.) – «Всецело твой», апостольский девиз Папы Римского Иоанна Павла II, первые слова молитвы «Tuus totus ego sum, et omnia mea tua sunt» – «Всецело твой, и все, что имею я, принадлежит тебе». (Здесь и далее прим. пер)


[Закрыть] Этот ультраконсервативный орден сделал все, чтобы сохранить традиционное учение и тем самым сберечь свое влияние. Его члены зашли так далеко, что даже решились на убийство начальника гвардейцев, который не сберег тайну, сотрудничал с Папой и мечтал помочь Церкви войти в новую светлую эру. Приверженцы «Totus Tuus» хотели убить и понтифика, но преступление было предупреждено, а заговор раскрыт. Предводителем тайного ордена оказался не кто иной, как брат убитого начальника охраны, якобы тоже умерший начальник швейцарских гвардейцев Маркус Розин. Доттесио неоднократно задавался вопросом, как Александр Розин мог решиться выступить против своего отца?

Звук хлопнувшей двери заставил Доттесио вздрогнуть. Священник открыл глаза, огляделся, но никого не увидел. Он был совершенно один. Ну конечно, один. Луцилла, его экономка, не работала сегодня вечером. Она вместе с мужем Альберто, церковным причетником, поехала к отцу в Витербо.

На экране Норина обратилась к Александру Розину:

– Синьор Розин, вы компетентны в вопросах жизни Ватикана. Еще недавно вы были гвардейцем в охране. После событий, связанных с убийством вашего дяди и тетки, вы досрочно ушли со службы. Теперь работаете журналистом в газете «Мессаджеро ди Рома» в Ватикане вместе с синьорой Видай…

– Лучше сказать, что я немного помогаю Елене в работе, – перебил ее Розин. – Она опытная журналистка. Я только начинаю изучать азы этой профессии.

Доттесио понравилась серьезность и открытость, с которой поправил ведущую молодой человек. У него были резкие черты лица и выдающийся подбородок, на голове – кудрявые темно-рыжие волосы. На этом лице читались прямолинейность и твердая воля. События в мае как раз подтвердили, что Розин обладает этими качествами.

Норина немного пришла в себя после такой бесцеремонности и прямо спросила Розина:

– Не видите ли вы взаимосвязи между расколом Церкви и этими событиями – убийством вашего отца и покушением на понтифика?

Прежде чем ответить, Розин на миг задумался.

– Пока мы не выяснили мотивов, которые движут так называемой Святой церковью истинной веры, об этом ничего конкретного сказать нельзя.

– Значит, Святая церковь истинной веры замешана в этом. Ее основатель не согласен с новым просветительским курсом Папы Кустоса, – настаивала ведущая.

– Да, мне тоже так кажется. Главы новой Церкви должны иметь достаточно причин для этого, иначе они не решились бы на такой шаг.

Несмотря на то что Норина по-прежнему улыбалась, Доттесио заметил, что у нее дергается уголок рта, и понял: ведущая раздосадована, потому что ей не удалось своими высказываниями спровоцировать гостей.

– Значит, вы не верите, что эти события напрямую связаны с новой Церковью и «Totus Tuus», синьор Розин?

– Я не могу исключить такую возможность, но на данный момент эта связь ничем не подтверждена.

Когда Норина наклонилась к Розину, она выглядела точь-в-точь как лев с рыжей гривой, изготовившийся прыгнуть на свою жертву.

– Может быть, ваш отец рассказывал вам что-нибудь о связи этих событий? – спросила она. – Правда ли, что два дня назад вы навещали своего отца?

Доттесио вспомнил, что Маркус Розин потерял зрение во время вооруженной стычки в подземельях Ватикана, но широкой общественности об этом не было известно. Ватикан, отдельное государство, обладавшее собственной системой судопроизводства, приговорил Маркуса Розина к пожизненному заключению в новой ватиканской тюрьме как бывшего главу организации «Totus Tuus», a также других участников заговора.

– Да, я был у отца, – ответил Розин.

– А он вам ничего не говорил о действиях новой Церкви?

– Нет. Даже если он и знает что-либо об этом, он ни о чем не упоминал.

– А о чем же он тогда разговаривал с вами?

Розин серьезно взглянул на ведущую.

– Мы говорили о личных делах, и этот разговор я не хочу предавать огласке.

Норина, слегка обидевшись, обратилась к Елене Вида и попросила ее дать свою оценку происходящему. Пока ватиканистка отвечала, Доттесио насторожил странный шум. Он донесся из сакристии. На мгновение Доттесио заколебался и взглянул на телефон, подумав, не позвонить ли в полицию. За последние шесть недель в сакристию вламывались дважды, однако в обоих случаях ущерб был незначительным. Очевидно, преступниками были подростки, а возможно, и наркоманы, которые рассчитывали, что Доттесио оставил там кошель для сбора пожертвований. После этого у Доттесио появилась мысль открывать церковь только в определенные часы, когда на месте был клир. Но вскоре он сам отказался от этой затеи: по его мнению, дом Божий должен быть открыт с утра и до вечера.

Все опять стихло. Может, ставень хлопнул на ветру? Если он из-за такого пустяка будет звонить в полицию, его, пожалуй, поднимут на смех. Доттесио поднялся и пошел в сакристию. Нет, ставни закрыты. Хотя сквозь щели в них в комнату проникало немного света, она казалась сумрачной. Контуры шкафов и большого стола, стоявшего посередине, были размыты, будто вещи и вовсе не принадлежали этому миру. Внезапно Доттесио заметил какое-то движение в другом конце комнаты, откуда вел узкий коридор в церковь.

– Эй, кто там? – осторожно спросил он, словно боялся чересчур громким голосом испугать незваного гостя.

В ответ – молчание. Доттесио осторожно двинулся вперед и с облегчением обнаружил, что в комнате, кроме него, никого нет. Наверное, он слишком близко принял к сердцу сообщение о расколе Церкви, и теперь ему всюду мерещились призраки. Он решил еще раз заглянуть в церковь и потом быстро вернуться в квартиру, ведь по телевизору могли в любую минуту передать свежие новости об этом чудовищном событии или какие-нибудь комментарии из Ватикана. Из сумрачного церковного зала на него пахнуло холодом сквозняка, и Доттесио поежился. Несмотря на то что сентябрь в Риме радовал по-летнему теплой погодой, в церкви почти всегда было темно и прохладно. Доттесио впервые за свою долгую карьеру католического священника задумался, почему все так, а не иначе. Неужели для того чтобы люди прониклись особым почтением, для божественной мистерии необходимы это растекающееся покрывало полумрака и холод? Если люди действительно верят в Бога, то все это ни к чему. Так, несколько абстрактно рассуждая, он зашел в неф, где тихо горели около двадцати свечей. Здесь не было молящихся, и это не удивило священника. Наверное, весь Рим сейчас сидел у телевизора.

Доттесио хотел еще раз посмотреть экстренный выпуск новостей. Но когда он обернулся к сакристии, то краем глаза заметил нечто. Тень, еще чернее, чем церковная темнота, надвинулась на Доттесио и повергла его в кромешный мрак.

Сандрину Кильо редко удивляли прохожие, которые встречались ей, когда она, шаркая, брела по старым переулкам Трастевере. Чем дольше она шла, тем меньше народа попадалось ей навстречу. Этот сентябрьский вечер, казалось, был просто создан для того, чтобы сидеть на балконе или у двери дома и болтать о Боге и мире, а также о недавнем повышении налогов. Уже старуха, она все же не могла припомнить, чтобы тесные переулки, в которых обычно толпились люди, были такими пустынными. Когда женщина проходила мимо бара, то сквозь большое витринное стекло, на котором красовалась рекламная надпись «New York Caffe», она увидела, что внутрь набилось полным-полно народа. Она не могла понять, что за программа идет, но, наверное, это был какой-то важный футбольный матч «Лацио» или «Ромы». Что еще могло заставить римлян променять прогулку на свежем воздухе в этот теплый вечер уходящего лета на телевизор?

Сандрина не смотрела футбол вот уже восемь лет, с тех пор как умер ее муж Эрнесто, поэтому осталась равнодушной к происходящему в баре. Навестив могилу мужа, она долго гуляла по набережной Тибра. Так она делала каждый день. Теперь она чувствовала, как ныли от усталости ее старые ноги. Но женщина не хотела возвращаться в свою маленькую квартиру на Пьяцца Мастаи, не поставив заупокойную свечку по Эрнесто. Это тоже стало одной из ее привычек. Ежедневное посещение кладбища помогло ей пережить утрату. А теперь это был обычный ритуал, ставший неотъемлемой частью ее жизни, вроде булочки с изюмом на завтрак или воскресного визита дочки Ариетты и ее семьи.

Маленькая церковь Санто-Стефано на Трастевере, как всегда, возникла перед ней в самый последний момент. Ее почти со всех стороны обступили высокие жилые дома, оставив лишь небольшой проход к дому Божьему. Эту церковь знали лишь жители квартала Трастевере, и поэтому она очень нравилась Сандрине. Туристы чаще всего заходили в знаменитую церковь Санта Марии на Трастевере, а тут никто не мог помешать во время молитвы. Здесь, в церкви Святого Стефана, сорок четыре года назад она венчалась с Эрнесто. Сюда она предпочитала ходить и поминать его, пока сама не окажется рядом с ним на кладбище. Когда старуха потихоньку ступила в темный церковный портал, она вспомнила о пасторе Доттесио. Когда он пять лет назад принял общину, все прихожане были удивлены, потому что пастор до этого занимал высокий пост в Ватикане. Как могло произойти, что он оказался в такой маленькой церкви? Поговаривали, будто Доттесио назначили сюда в наказание и что долго он здесь не выдержит. Но он быстро освоился в новом окружении, был всегда рассудительным и вежливым. Так что старые прихожане стали принимать его за своего.

Дверь, скрипнув, с трудом поддалась старой женщине, но все же открылась. Сандрина успела лишь обмакнуть руку в чашу со святой водой, чтобы перекреститься, как дверь за ней захлопнулась. Сандрина погрузилась в темноту и холод. В нефе запах ладана раздражал ей нос, и женщина несколько раз громко чихнула. Никому она не помешала молиться? Когда глаза Сандрины привыкли к полумраку церкви, она удовлетворенно отметила, что была одна. Ах да, ведь по телевизору футбол! Она прошла меж двух старых деревянных лавок и взглянула на церковную кружку для пожертвований, где горели маленькие свечки. Были и большие свечи, но из тех горели лишь некоторые. Они стоили пятьдесят, а не двадцать центов. Сандрина решила купить сегодня большую свечу. Раз уж она натрудила свои больные ноги, придя сюда, пусть Эрнесто получит что-то стоящее. Ее монета упала в церковную кружку с громким металлическим звуком. Сандрина взяла свечу, зажгла ее и поставила у ног большой статуи святого Стефана, которого побили камнями за веру в Иисуса Христа. Женщина посмотрела на великомученика, и ей показалось, что он одобряюще сощурился, глядя на нее. Разумеется, такой эффект был вызван лишь неровным, пляшущим пламенем свечи в продуваемом сквозняками церковном зале.

Но все равно Сандрине это было приятно. Она сделала несколько шагов к алтарю, чтобы произнести молитву у гигантского деревянного креста с образом Иисуса в человеческий рост. Сандрина благоговейно опустила глаза, встала на колени перед Спасителем и начала шептать молитву «Отче наш», которой ее еще в детстве научила бабушка.

И вдруг Сандрина ощутила влагу у себя на щеке и испугалась. Что-то тихонько слетело на каменные ступени алтаря. Капля. Красная. Женщина невольно коснулась правой рукой левой щеки и осторожно провела пальцем по влажному месту. В недоумении она поднесла палец к глазам и присмотрелась к нему. Он был красный. Кроваво-красный.

Душу Сандрины наполнил ужас, но в то же время в голову полезли тайные мысли – мысли о чуде. Фигура Спасителя над ней кровоточила! Когда же Сандрина запрокинула голову и посмотрела вверх, то поняла свою ошибку. На кресте висел не Спаситель, а человек в темном костюме с белой колораткой. Священник. Он был прибит к кресту, как и Иисус две тысячи лет назад. Там висел пастор Доттесио и смотрел на Сандрину широко открытыми глазами.

– Распят, говоришь, как Иисус? И нам нужно ехать туда? А как же Ватикан? Ты сказал, что после нашего выступления на телевидении нам нужно… Ах, Эмилио… Понимаю. Но почему Эмилио не может этим заняться, а мы будем работать по намеченному плану… Хорошо. Ну хорошо. Мы поедем. – Елена Вида, недовольно вздохнув, опустила мобильник и небрежно швырнула его в бардачок крошечного автомобиля. Ее зеленые глаза сверкали от гнева, как у дикой кошки. Александр Розин сидел рядом. Он знал свою подругу достаточно хорошо и понимал, что сейчас к ней нечего соваться.

– Что случилось? – осторожно спросил он. – Великие державы разом по ошибке подорвали весь ядерный боезапас или во всем мире разразилась чума?

Обычно этого было достаточно, чтобы Елена хотя бы улыбнулась, но она вела себя сдержанно. Выехала на своем «Фиате-500» на дорогу и включила левый поворотник.

– Если поедем прямо, то доберемся до Ватикана быстрее, – сказал Александр.

– Мы не поедем в Ватикан.

– Кто это сказал?

– Лаура.

В эти три слога Елена умудрилась вложить столько злости, будто Лаура Моничини, новый главный редактор «Мессаджеро ди Рома», была дьяволом во плоти.

– Давай ты немного успокоишься и расскажешь мне в двух словах, что произошло, – предложил Александр. – Или мне засыпать тебя идиотскими вопросами, как эта телекурица?

Александр бросил взгляд через плечо, назад, где только что скрылась из виду телестудия. Он с содроганием вспомнил, как выходил к камерам, и поклялся, что еще не скоро повторит нечто подобное. События, связанные с Папой Кустосом и «истинным подобием Христа», были еще свежи в памяти. А журналистка все спрашивала про его отца, и этого никак нельзя было избежать. Он не согласился бы говорить на эту тему ни за какой гонорар, и уж точно не за те гроши, которые полагались за выступление в телестудии. Лаура вынудила его и Елену пойти туда, потому что это была хорошая реклама для «Мессаджеро». Александр, собственно, не думал, что какую-то газету в Риме нужно рекламировать: благодаря роковой вести о расколе Церкви владельцы киосков продавали газеты быстрее, чем успевали здороваться с покупателями.

«Скорее всего, я слишком впечатлительный», – думал Александр. Теперь он сам был журналистом, по крайней мере, пытался стать им. Неужели он не научился отдавать должное профессиональному любопытству своих коллег? Но одно дело – задавать вопросы, и совершенно другое – отвечать на них.

Елена повернула на перекрестке и сказала:

– Наш любимый коллега Эмилио Пети будет работать в Ватикане, пока мы поедем осматривать место убийства священника на Трастевере.

– Убийство священника? Именно сегодня?

– То же самое сказала Лаура. Она считает, что такое убийство, даже если оно немного затрагивает тему раскола Церкви, хотя бы каким-нибудь неправдоподобным образом, – это отличная возможность поставить на передовицу крупный заголовок.

Александр ухмыльнулся:

– Я начинаю понимать, что скрывается под сенсационными заявлениями журналистов. – Но тут же его лицо снова стало серьезным. – Ты говорила с Лаурой о том, что он вроде бы распят.

– Лаура сказала, что священника прибили гвоздями к кресту в его собственной церкви. Его там и нашли.

– Да, эта новость подходит для заголовка к передовице. Хотя я бы все же предпочел отправиться в Ватикан.

Теперь усмехнулась Елена.

– Журналист предполагает, а главный редактор располагает. Это, дорогой мой, первое правило, которое ты должен зазубрить, если хочешь научиться работать в нашей когорте.

Они быстро приближались к месту происшествия. Улицы не были так запружены, как в другие дни в это же время. Каждый, кому не нужно было куда-нибудь ехать, сидел сейчас перед телевизором и смотрел один из многочисленных каналов, которые в срочном порядке прервали свои программы и выходили в эфир, транслируя экстренные выпуски новостей о расколе Церкви. Благодаря тому что Елена очень хорошо знала город, она быстро и уверенно вела свой маленький «фиат» по узким улицам Трастевере, пока не уперлась в затор.

Множество машин, среди которых были патрульные автомобили карабинеров, муниципальной и городской полиции, перегородили улицу. Среди авто на проезжей части и на тротуарах толпились люди. Полицейским в униформе с трудом удавалось сдерживать рассерженных горожан.

– Здесь, на Трастевере, люди не сидят перед телевизором и не ждут новостей из Ватикана, – бросил Александр, когда Елена остановила «фиат» возле бело-голубой машины городской полиции. – И это не кажется странным, ведь они узнали, что их священника кто-то распял в церкви.

Александр и Елена протиснулись сквозь толпу зевак и, благодаря своим удостоверениям прессы, проскользнули за полицейское оцепление. На небольшой площадке перед церковью стояла машина скорой помощи и катафалк, будто они не могли поделить между собой тело. Последние лучи заходящего солнца, еще падавшие на крыши окрестных домов, отразились от церковных витражей и на мгновение ослепили Александра. Когда зрение вновь вернулось, перед ним стоял настоящий шкаф – карабинер из мотоциклетного подразделения, который из-за своего темного шлема выглядел еще более воинственно. Распростертые руки полицейского оказались для Елены и Александра непреодолимой преградой.

– Проход запрещен, – заявил Шварценеггер из итальянской полиции.

– Пресса, – ответила Елена и сунула ему под нос документы.

– Это не играет роли. – Карабинер оставался непоколебим. – У меня свои указания.

– И кто же дал вам такие указания? – фыркнула Елена.

Но карабинер не успел ответить, потому что Александр громко позвал:

– Комиссар Донати! – И помахал седому мужчине, которого заметил в открытом церковном портале.

Увидев Александра и Елену, Донати подал знак карабинеру пропустить их.

– Я же говорила, что мы – пресса! – гордо бросила Елена, проходя мимо полицейского. Вместе с Александром она подошла к Донати, который только что попрощался с какой-то молодой женщиной. Потом он сухо поприветствовал своего старого знакомого и кивнул вслед своей собеседнице.

– Это моя молодая коллега Микаэла, Микаэла Манкори. Очень талантлива. Я попросил ее пойти в толпу и послушать, что говорят люди. И, как я вижу, «Мессаджеро» тоже тут как тут. Думаю, все остальные журналисты еще топчутся у ворот Ватикана.

– Но мы – нет, – ответил Александр с недовольной гримасой на лице. – Нашего главного редактора больше заинтересовал распятый священник, а не раскол Церкви.

Донати приподнял брови.

– Вы удивительно хорошо проинформированы. Никто ведь тайно не прослушивал полицейскую волну, а?

– Из нас двоих точно никто, – подмигнув, ответил Александр. – Ведь мы оба католики. Ну, так что там с этим убитым священником? И как получилось, что это дело доверили именно вам?

– С тех пор как я распутал преступление в Ватикане, в нашем полицейском управлении меня стали считать специалистом по церковным делам. А распятый священник – это как раз тот случай.

– Значит, все-таки это правда насчет распятия? – прицепилась к слову Елена.

– Да, правда. Старушка зашла в церковь, чтобы помолиться. А когда увидела мертвого священника, с криком выбежала наружу. Она до сих пор в шоке. К счастью, ее подхватили два каких-то туриста, позаботились о ней и оповестили полицию.

– Туристы у Санто Стефано на Трастевере – это необычно, – удивилась Елена.

– Два истых католика, которые откопали эту церквушку в каком-то сомнительном путеводителе, – пояснил Донати. – Чета немецких писателей, муж и жена, приехавшие сюда, чтобы собрать материал для книги. Довольно безобидные. Но для верности я все же приказал их допросить. Может, они заметили что-нибудь подозрительное или даже видели убийц. Убийство, наверное, произошло незадолго до того, как синьора Кильо вошла в церковь.

– Синьора Кильо? – переспросил Александр.

– Старушка, которая обнаружила труп.

– Она видела убийц?

– Вероятно, нет, но точно мы пока еще сказать не можем. Она настолько поражена происшедшим, что из нее нельзя вытащить и пары связных слов. Сейчас она под присмотром врачей.

У Елены на языке вертелся вопрос, от которого комиссар просто так не мог отмахнуться:

– Откуда вам известно, что убийц было несколько, если до сих пор нет свидетелей?