Текст книги "Гончие псы"

19

Лине было двенадцать лет, когда Сесилия пропала, но она хорошо помнила это дело. Лучше всего она помнила, что отец тем летом почти не появлялся дома и что сорвалась запланированная поездка в отпуск в Данию.

Поиск по имени Сесилии Линде дал триста восемьдесят семь совпадений в одном только архиве «Верденс Ганг». Ориентироваться в таком объеме было сложно. Лине расположила результаты в хронологическом порядке и начала с самого старого.

В первой статье говорилось о девушке Сесилии Линде, объявленной пропавшей после пробежки. Сообщалось, какого она роста, описывались ее телосложение и внешний вид, текст был проиллюстрирован фотографией. Всех, кто мог ее видеть, просили связаться с полицией. Не было никаких причин полагать, что она стала жертвой преступления, но исключать этого было нельзя.

В следующей статье рассказывалось о поисковой операции: постоянно привлекали новых людей, увеличивали радиус поиска. В другой статье просили связаться с полицией всех, кто находился на указанной территории в субботу, 15 июля, после обеда.

Постоянно писали о том, что Сесилия исчезла совершенно бесследно. Через какое-то время была опубликована версия о похищении, и полиции задавали вопросы, не слышно ли чего-нибудь от похитителей, не потребовали ли те выкуп. Лине продолжала просматривать статьи. Оказалось, что ее отец присутствовал на каждой из ставших вскоре ежедневными пресс-конференций, отрицая, что к делу имело отношение вымогательство.

Большая статья была посвящена личности Сесилии. Журналисты поговорили с ее подругами, ее бывшим учителем и соседями. Выяснилось, что она была дочерью одного из самых успешных предпринимателей в стране. Сесилия была сотрудником его империи моды, занималась дизайном и работала моделью.

Самой конкретной зацепкой, которой располагала полиция, был белый «Опель Рекорд», припаркованный на перекрестке, мимо которого, по всей вероятности, пролегал беговой маршрут Сесилии. На водителе была белая футболка, джинсы, ему было около тридцати, густые черные волосы, широкое лицо с мощным подбородком, близко посаженные глаза. Его просили связаться с полицией, однако, он, похоже, на контакт не вышел.

Один из заголовков, появившихся под конец первой недели, ее заинтриговал. Отчаянные поиски Сесилии. В статье описывалось, как полицейские патрули посещали крупные фермы и мелкие хозяйства по всему Эстланну в поисках Сесилии. Даже оперативные группы были привлечены и участвовали в работе. По сведениям газеты, девушку искали в радиусе семи миль от того места, где ее видели в последний раз. На репортажных фотографиях было запечатлено посещение полицией небольшого владения в Ренхольте, в Бамбле. В одном из заключительных абзацев упоминалось имя ее отца. Он не говорил, по какой причине поисковая акция велась с таким размахом.

В статье, написанной два дня спустя, раскрывалась причина столь масштабного поиска. «Дагбладет» раскрыла информацию. «Верденс Ганг» цитировала ее, получив также комментарии полицейского юриста. Сесилия Линде каким-то чудом передала кассету, на которой рассказывала, что с ней случилось. Прочтя об этом, Лине вспомнила, что узнала о кассете не тогда, когда происходили события, а из застольных разговоров в баре «Остановите прессу». Старшие коллеги рассказывали о старых делах.

Сесилия Линде взяла с собой на пробежку плеер. Она надиктовала на кассету описание преступника и места, где тот ее держал.

Она вернулась назад, перечитала нелюбезный ответ отца на обвинение полиции в неторопливости и поняла, почему он был немногословен. Он не хотел обнародовать сведения о плеере – по сути, то же самое, что сообщить похитителю, что они знали, где тот держал жертву. Если бы это попало в печать, то возник бы риск, что преступник перевезет ее в другое место или избавится от нее. Но газеты все равно пронюхали.

Лине прокрутила статьи вперед в хронологическом порядке. Через два дня Сесилия Линде была найдена мертвой.

Старые газетные статьи поглотили много времени. Лине посмотрела на часы и поняла, что перед пресс-конференцией не успеет ни позавтракать, ни раздобыть солнечные очки.

Девушка закрыла крышку ноутбука. Сведениям из архива было семнадцать лет. Ей придется потратить остаток дня на охоту за подробностями того, что случилось накануне вечером.

20

Вистинг сосредоточился на документах, касающихся окурка, найденного на перекрестке Гюмсеред, и его исследования в организации, которая тогда называлась Институтом судмедэкспертизы, а сейчас получила название Института народного здоровья, отделения судебно-медицинской экспертизы.

Инспектор полиции Финн Хабер возглавлял поиски на месте находки. Вистинг работал с ним над несколькими крупными делами, прежде чем тот ушел на пенсию восемь лет назад. Отвечать за обследование места преступления было серьезной задачей, заключавшейся в том, чтобы иметь представление о всех собранных материалах и дальнейших исследованиях. Для этого нужен был человек обстоятельный, умеющий структурировать. Финн Хабер был как раз таким. Отчеты об исследованиях соответствовали тому, какой Вистингу помнилась работа Хабера: они были подробными и точными. Обнаружение окурков было задокументировано с помощью панорамной фотографии перекрестка и крупных планов каждого окурка. Самокрутки без фильтра. Один был втоптан в гравий, два других, похоже, сломаны пальцами. Каждому был присвоен номер, соответственно А-1, А-2 и А-3. В самом начале папки с иллюстрациями помещался рисунок, где была отмечена каждая находка. Окурки были найдены в зоне радиусом два метра. В отдельном документе была представлена реконструкция: арендованный «Опель Рекорд» располагался на перекрестке в соответствии с показаниями свидетеля, ехавшего на тракторе. Франк Рубекк изображал мужчину, стоявшего там с сигаретой во рту. Окурки на гравии были найдены у его ног, как будто он там кого-то дожидался. Их передали на хранение в криминалистическую лабораторию, под расписку. Четырнадцать дней спустя было отмечено, что их отправили в Институт судмедэкспертизы.

Запрос на проведение исследования был составлен стандартно. Просили исследовать материалы на наличие эпителиальных клеток в частичках слюны. Ответ пришел через три недели. В образцах, обозначенных А-1 и А-2, не было найдено следов человеческого ДНК. В образце А-3 обнаружили ДНК мужчины.

Следующим документом был рапорт, в котором говорилось о совпадении ДНК из образца А-3 со взятыми у подозреваемого Рудольфа Хаглунна пробами. К нему было приложено экспертное заключение относительно сравнения образцов. В заключении был тот же вывод; бумагу подписал заместитель руководителя.

Все было сделано в соответствии со стандартной процедурой. Единственную претензию можно было бы предъявить к тому обстоятельству, что окурки пролежали в лаборатории Финна Хабера две недели, прежде чем их отправили на исследование, но и это было в порядке вещей.

Вистинг закрыл папку и положил ее обратно в коробку под письменным столом. Потом встал перед окном и, задумавшись, смотрел на моросящий дождь. Идея насчет того, что могло произойти с образцами ДНК, начала приобретать очертания, но он пока не осмеливался додумать эту мысль до конца.

Когда он снова сел на стул, в дверь постучали. В комнату вошел заместитель начальника полицейского управления, одетый в свежевыглаженную униформу. Он закрыл за собой дверь и сел на стул для посетителей.

Аудун Ветти был уполномоченным по следствию во многих делах, которые расследовал Вистинг, и в деле Сесилии тоже. Сотрудничество было изнуряющим. Ветти с трудом принимал мнения и предложения других, к тому же избегал принятия важных решений. Двигателем его работы было желание выдвинуть вперед самого себя. Раскрытие преступления имело для него значение лишь в одном смысле – подняться по карьерной лестнице. Два года назад его усилия принесли результат. Его назначили заместителем начальника полицейского управления, теперь он служил в Тенсберге. В последние месяцы он исполнял обязанности начальника полицейского управления и уже прикрепил к погонам новую звездочку.

Он тяжело выдохнул, расстегнул пуговицы на форменной куртке и положил на колени папку с документами.

Вистинг откинулся на стуле.

– Дело Сесилии, – произнес он.

Аудун Ветти кивнул, но не стал ничего говорить.

– Вы знаете больше, чем я? – поинтересовался Вистинг.

– Это было ваше дело, – ответил Ветти, покачав головой. – Ваша ответственность. Если произошло что-то неправомерное, вы должны знать об этом лучше меня.

Вистинг никак не прокомментировал это умывание рук.

– Вы что-то знаете об основаниях для ходатайства в комиссию по пересмотру дела? – уточнил он.

Аудун Ветти расстегнул молнию на папке с документами.

– Я учился вместе с Сигурдом Хенденом, – сказал он и достал пачку скрепленных бумаг. – Он отправил мне копию ходатайства. Вероятно, чтобы дать нам время подготовить опровержение. В любом случае мы получим документы из комиссии.

– Что у него за основания?

– Он попросил повторно исследовать окурки, – сообщил Ветти и, пролистав стопку до последних страниц, протянул Вистингу бумаги.

Вистинг взял их.

– И?

– Они лежали в замороженном состоянии семнадцать лет. Материала стало меньше, зато методы исследования улучшились. Как бы то ни было, результат не изменился.

Вистинг читал бумаги. Адвокат защиты отправил образцы на анализ в нейтральную, независимую лабораторию в Ставангере. Результат не отличался от результата, полученного Институтом судмедэкспертизы. На двух окурках не было найдено клеточного материала, пригодного для ДНК-анализа, но образец А-3 дал полный ДНК-профиль. Совпадение – десять из десяти маркеров.

– Не понимаю, – сказал Вистинг; он действительно не понимал.

– Вам не казалось странным, что на двух окурках не нашли следов человеческого ДНК, а с последним образцом так повезло?

– Здесь многое могло сыграть роль.

– Три окурка, – продолжил Ветти и поднял три пальца. – Оставленные одним человеком, на одном месте, в одно время, при совершенно одинаковых обстоятельствах.

– Мы не знаем, принадлежали ли Хаглунну два других, – возразил Вистинг. – Их могли оставить другие люди, они там могли неделями лежать.

Ветти покачал головой.

– Вы и сами в это не верите.

Вистинг должен был признать его правоту, но не стал говорить об этом вслух.

– Однако это ничего не меняет, – заметил он, чувствуя, что хватается за соломинку.

– Сигурд Хенден сделал то, что семнадцать лет назад должен был сделать ты, Вильям.

Вистингу не понравился ни его тон, ни то, что Ветти назвал его по имени.

– Хенден провел анализ содержимого сигарет, – продолжил Ветти и движением пальца велел Вистингу перевернуть страницу.

Вистинг просмотрел текст. Три окурка исследовались в датской лаборатории аналитической химии. Состав каждого из них был показан в процентах. В разнообразии химических соединений узнавались смола и никотин.

– Современные сигареты – это высокотехнологичный промышленный продукт, в котором вкус, содержание никотина и другие факторы определяются во время производства, – продолжал Ветти как по писаному. – Существуют различные типы табака и различные способы улучшить его. Снюс[15]15
  Снюс – жевательный табак; небольшие мешочки снюса закладывают между десной и губой.


[Закрыть], сигареты и табак для самокруток изначально были абсолютно натуральными продуктами. Современные табачные продукты содержат множество добавок.

Он подался ввперед и указал на перечень веществ на странице.

– Кое-что из этого – следы ядохимикатов для защиты растений, кое-что – защита от сырости, а кое-что было добавлено для улучшения вкуса.

Вистинг кивал. Он еще не прочел заключение, но уже знал, что там будет.

– Суть в том… – сказал Ветти, отклонившись, – … что два окурка без ДНК – не той марки, что окурок с ДНК. В лаборатории даже провели сравнительный анализ и сделали вывод, что два окурка, не давших результатов, – это «Тидеман Гюль Микс № 3», а окурок, давший результат, – «Петтерэйес Бло № 3».

Вистинг молчал. Он помнил, что допросы прерывались каждый раз, когда Рудольфу Хаглунну нужно было перекурить. Он сидел с пачкой табака на коленях и скручивал сигарету, а потом они шли на террасу на крыше. Пачка табака была у него с собой с тех пор, как его задержали. Когда она кончилась, ему приходилось стрелять у полицейских. Тогда никто даже и не думал о запрете курения. Со стороны следователей это было жестом доброй воли. Допрос мог начаться с сигареты.

– Кто-то, – сказал Ветти. Он поднял указательный палец и наставил его на Вистинга. – Кто-то в этом здании подменил образец А-3 окурком с допросов.

Вистингу нечего было возразить.

– Что нам делать? – спросил он.

– У меня, в общем, нет выбора, – ответил Ветти. – Вы возглавляли расследование. Я не знаю, вы ли это сделали или это была коллективная инициатива. Я передаю это дело отделу внутренних расследований для выяснения.

– Отделу внутренних расследований? Не рано ли? Даже если кто-то из следственной группы и сделал то, о чем вы говорите, разве срок давности не истек?

– Даже если никого нельзя будет привлечь к ответственности, не помешает выяснить, совершались ли неправомерные действия. Мы должны узнать правду.

Ветти поправил галстук и взял бумаги.

– Я надеюсь, вы понимаете, что у меня нет другого выбора, кроме как временно отстранить вас от должности?

Вистинг открыл рот, пытаясь найти правильные слова.

– Вы думаете, что это я сделал?

– Я ничего не думаю, но возглавляли расследование именно вы.

– А вы были уполномоченным по следствию, – напомнил Вистинг.

Лицо Аудуна Ветти моментально побагровело.

– В мои обязанности входило использование доказательств, которые добывали вы, – сказал он. – Я полагал, что вы делали это честно.

Ветти встал, достал из папки еще одну бумагу и протянул Вистингу. Тот взял ее.

«Временное отстранение от занимаемой должности на основании закона о службе § 16», – прочел Вистинг; тут же было его имя.

– Отстранение вступает в силу с настоящего момента, – сказал Ветти и повернулся к двери. – У вас есть час, чтобы собрать личные вещи, после чего вы должны покинуть участок. Я извещу полицейского адвоката Кристине Тиис. Служебное удостоверение и ключи можно будет оставить ей.

Возле двери он остановился, словно сам понял, каким жестоким было его распоряжение.

– Иначе никак, – сказал он, как будто оправдываясь. – Пока мы не выясним, что тогда произошло.

Вистинг остался сидеть, глядя на него.

«Речь не о том, что произошло, – подумал он. – Речь о том, что мы сделали».

21

Пресс-конференция проходила на третьем этаже, в переговорной полицейского управления на улице Гуннара Нильсена, 25. Помещение не было заполнено и наполовину, присутствовала только одна команда телевизионщиков.

Лине встретили взгляды коллег-журналистов, когда она вошла в комнату. Кивки и улыбки. Эрик Фьелль сидел с фотоаппаратом наготове в ближайшем к президиуму ряду. Она опоздала, и времени поговорить с ним или с коллегами уже не было. Она нашла себе стул возле окна и осторожно села. Все ее тело болело, и она пыталась равномерно распределить вес по сиденью.

Она достала из сумки ноутбук, блокнот и шариковую ручку. За окном она видела кладбище со старыми могильными камнями и черными деревьями без листьев.

Ровно в десять открылась боковая дверь, и в помещение зашли двое полицейских в форме и один в штатском. Они сели на свои стулья за столом. Кто-то заблаговременно поставил написанные от руки таблички с их именами и званиями. В форме были начальник участка и полицейский адвокат, а мужчина в штатском возглавлял расследование. Лине видела, что Эрик сфотографировал мужчин вместе с табличками, и не стала записывать.

Начальник участка открыл конференцию, поприветствовав всех, и в общих чертах описал ситуацию, после чего передал слово полицейскому адвокату.

Тот положил перед собой стопку бумаг и подробнее рассказал о том, что произошло, говорил и о времени, и о месте убийства. Лине зажала кончик шариковой ручки губами и облизала его. Все, что было сказано, присутствовавшие уже знали.

– Орудие убийства? – спросил один из журналистов, хотя задавать вопросы еще не разрешили.

– Орудие убийства не найдено, – ответил полицейский адвокат так, словно как раз дошел до этого пункта.

– Но вы знаете, что это?

– Так же слишком рано говорить что-то конкретное о причинах смерти, пока мы не получили предварительный отчет судмедэкспертов из Института народного здоровья. Криминалисты сообщили, что речь идет об ударе по голове тупым предметом.

Эрик Фьелль поднялся с места, встал позади полицейского руководства и сфотографировал присутствовавших в комнате журналистов. Он направил объектив на Лине. Она улыбнулась и подмигнула ему. Фьелль делал то, о чем она попросила по телефону. Молниеносно сменив объектив на 125-миллиметровый, он сфотографировал разложенные на столе документы крупным планом.

– Личность погибшего пока не установлена, – продолжил полицейский адвокат, когда Эрик Фьелль садился на место. – Однако у нас есть основания полагать, что речь идет о сорокавосьмилетнем мужчине из Фредрикстада, и мы связываем это убийство с проникновением в дом на улице В. Блакстад вчера вечером, при котором было совершено нападение на журналиста «Верденс Ганг».

Лине почувствовала, что у нее загорелись щеки.

– Взломщик оставил какие-нибудь следы? – поинтересовался один из журналистов.

– Прошло слишком мало времени, чтобы дать ответ. Мы по-прежнему работаем в квартире. Кинологический патруль прошел по следу до промзоны в Эра. Там след теряется, и есть причины полагать, что преступник скрылся на автомобиле.

Полицейский адвокат передал слово следователю, который сказал, сколько свидетелей было допрошено, и попросил, чтобы те, кто что-нибудь видел или слышал, связались с полицией. Теперь можно было задавать вопросы.

Один журналист поинтересовался, как журналист «Верденс Ганг» раньше полиции выяснил, кем был убитый.

Ответил полицейский адвокат.

– Нам неизвестно, какие источники у газеты «Верденс Ганг», но, в общем, я бы хотел порекомендовать прессе не препятствовать работе полиции.

То, как полицейский адвокат попробовал завуалировать промах, вызвал смех в зале. Лине уткнулась в ноутбук. Открыла письмо от девушки с заправки и кликнула на один из приложенных файлов. Изображение с камер наблюдения на бензозаправке; мужчина, ставший жертвой убийства, стоял перед прилавком. Кадр был четкий, цветной. Редеющие волосы мужчины, светлые, тронутые сединой, были изящно разделены на пробор и зачесаны вперед и по сторонам, чтобы прикрыть залысины, впрочем, тщетно. Он был безукоризненно одет, у него были маленькие, близко посаженные глаза и острый взгляд.

Прозвучало еще несколько вопросов касательно деталей и смысла сказанного. Все знали, что важные вопросы стоит задавать после пресс-конференции. Только самые неопытные журналисты выбалтывали содержимое своих записей, задавали вопросы и дарили другим сведения.

В следующем приложении была фотография, на которой мужчина стоял рядом с собакой, привязанной к столбику снаружи. Пес сидел у ног хозяина и смотрел на него, а тот крутил самокрутку с табаком из желтой пачки.

Один из журналистов составил арифметическую задачу из сообщения об убийстве, сделанного без нескольких минут десять, и нападения на Лине около полуночи.

– Означает ли это, что преступник находился в квартире жертвы более двух часов?

– Это домыслы, – ответил полицейский адвокат.

В воздух взмыла другая рука.

– Что-нибудь было украдено?

– Еще рано об этом говорить.

– Вы знаете, что он мог искать?

Однозначный ответ:

– Нет.

Лине открыла третье изображение. У мужчины во рту была сигарета. Рядом стояла собака.

– Еще вопросы? – спросил начальник участка.

Лине подняла руку, но заговорила, не дожидаясь разрешения:

– Что будет с его собакой?

Начальник участка посмотрел на следователя.

– Пока что она содержится в приемнике для бездомных собак станции «Фальк», – ответил он и встал. Пресс-конференция была окончена.

22

Отстранен. Это слово заставило Вистинга испытать дотоле неведомое ему волнение. Носились пустые мысли, бесформенные, ни за что не зацепиться. Вистинг сидел в кабинете с бумагой в руке и неподвижно смотрел в пустоту. Как будто его мозг хотел выиграть немного времени, прежде чем решать, как реагировать.

Чуждая ему неуверенность раздавалась внутри, как темная тень уныния. Ему казалось, что его душат. Его подташнивало, голова кружилась, он не мог ни понять по-настоящему, что произошло, ни принять этого.

Потом он встал со стула. Не стал ничего собирать, просто выключил свет и закрыл за собой дверь кабинета. На лестничной площадке пошел наверх, а не вниз. Поднялся на два этажа и вышел на веранду на четвертом.

Семнадцать лет назад и в кабинетах следователей, и внизу, в камерах арестованных, еще было можно курить, но когда Рудольфу Хаглунну нужен был перекур между допросами, они ходили сюда.

В углу стояли два стула и стол с переполненной пепельницей. Рудольф Хаглунн сидел на стуле, спиной к стене. Вистинг стоял у ограждения, на случай, если заключенный решит выбрать самый простой выход из положения.

Вистинг подошел к перилам и схватился за них. В воздухе висел мелкий дождь, он падал на лицо и прояснял мысли.

Костяшки его пальцев побелели; он пытался понять, что произошло и почему. Когда пришел результат анализа ДНК, он лишь подтвердил то, что они знали и так. Что они арестовали нужного человека. Дело было не только в ДНК-доказательстве. Он подходил под описание, которое дал мужчина на тракторе и сама Сесилия, в записи. К тому же его машина очень кстати исчезла, а алиби насчет рыбалки развалилось и ничего не стоило. Они были уверены, все до единого. Весь их опыт и здравый смысл говорили, что Рудольф Хаглунн был убийцей, но при этом они понимали, что если возникнет малейшее обоснованное сомнение в его виновности, то осудить его не получится. Вопрос заключался в том, соблазнился ли кто-нибудь из следователей возможностью склонить чашу весов в правильную сторону, подменив улику А-3 одним из окурков, затушенных Рудольфом Хаглунном в пепельнице на столе перед ним.

Вистинг отпустил перила и встал спиной к раскинувшемуся внизу городу. Решил, что совершенно необязательно обманывать самого себя. Наверное, все произошло именно так, как было написано на первой полосе газеты. Кто-то из полиции подбросил важнейшую улику.

Вистинг зажмурился, провел рукой по лицу и почувствовал, как он промок. Какое-то время он стоял с закрытыми глазами, не решаясь собраться с мыслями.

Поскольку главная улика в цепочке выпала, открывались другие возможности. Тогда результат анализа ДНК все изменил. Обширное расследование в одно мгновение сосредоточилось на одном предмете, на одной личности. Широкий спектр сузился до преследования одного человека. Время до судебного процесса было использовано на поиски того, что могло бы подкрепить обвинение. Они нашли объявления о знакомстве, размещенные Хаглунном в порножурналах, говорили с пожилой женщиной, тренером по гимнастике, которая поймала его на подглядывании за девочками в душе, нашли нераскрытые дела об эксгибиционизме, под описание подозреваемых по которым он подходил. Они не касались обстоятельств, которые могли бы говорить о невиновности подозреваемого, – например, того факта, что в его доме не было подвала, который описывала Сесилия, или того, что в его доме не нашли даже волоска девушки, которую он, предположительно, лишил жизни.

Это был выбор Вистинга. Под его ответственность. Если смотреть на дело из сегодняшнего дня, то решение об отстранении было неизбежным. С помощью новых исследований адвокат защиты показал, что ДНК-доказательство с высокой степенью вероятности было сфабриковано полицией. Чтобы полиция не утратила доверия, его, ответственного за расследование, нужно отстранить от должности. Речь шла о доверии.

И он собирался доказать, что достоин этого доверия.

Вистинг оставлял за собой мокрые следы, когда спускался вниз по лестнице. Он отпер свой кабинет и достал коробку с копиями документов по делу Сесилии. Если ему нельзя пользоваться ими в своем кабинете, он поработает дома.

Вистинг вынес коробку в коридор и плечом открыл дверь на лестничную площадку. Когда он повернулся, перед ним стоял Аудун Ветти. Молча. Не отрываясь, смотрел на коробку. Потом кивнул, как будто он был доволен тем, что Вистинг собрался и уходит.

Заместитель начальника полицейского управления подвинулся, чтобы дать ему пройти, но Вистинг остался стоять в дверях. Ему уже очень долго, целых семнадцать лет, хотелось кое-что сказать, но он сдерживался. А сейчас он высказался.

– Мы убили ее, – произнес он.

Аудун Ветти наклонил голову и смотрел на Вистинга, словно не был уверен, что расслышал.

– Мы убили Сесилию Линде, – повторил Вистинг. – Когда вы вышли к журналистам и рассказали о записи на кассете.

Ветти покачал головой.

– Вы не оставили убийце другой возможности, – продолжил Вистинг. – Ему пришлось от нее избавиться.

– Журналисты и так знали, – запротестовал Ветти. – Я только подтвердил.

– Именно это отняло у нее жизнь.

Лицо заместителя начальника потемнело. Он нахмурился, его губы сжались и затвердели.

– Он бы все равно ее убил, – почти выплюнул Ветти и протиснулся мимо Вистинга. Потом остановился и обернулся. Посмотрел прямо на него. – Прошло десять дней, а у тебя не было результатов. Я понимаю, что тебя это мучило, но не могу понять, как ты мог сфальсифицировать улики.

Вистинг молча стоял и смотрел на закрывающуюся дверь. Слова не могли отмыть его от подозрений и обвинений. Он должен был действовать, чтобы доказать свою невиновность.

Он положил коробку в багажник машины и закрепил багажной сеткой. Потом закрыл автомобиль и смотрел на окна своего кабинета, отцепляя ключ от полицейского участка от связки.

Патрульный автомобиль заехал во двор. Ворота открылись, и Вистинг пошел за ним в гараж. Он ускорил шаг; ему хотелось поскорее сдать ключи и пропуск, чтобы приступить к делу. Посмотреть на дело Сесилии свежим взглядом, с высоты семнадцатилетнего опыта.

Кабинет Кристине Тиис, как обычно, был чисто убран. Она была относительно недавно назначена на должность, освободившуюся после того, как Аудуна Ветти сделали заместителем начальника полицейского управления. Прошлой осенью она была уполномоченной по следствию в деле о найденном в закрытом на зиму летнем доме мертвом мужчине. Опыта у нее было немного, но она уверенно и надежно работала и с уголовным делом, и с прессой. Вистинг узнал ее как думающего, рассудительного человека, возможно, лучше знающего человеческую психологию, чем тактику расследования. Она определенно была способным полицейским адвокатом.

Она отвела взгляд от экрана компьютера, когда он вошел в комнату.

Вистинг положил ключи и электронный пропуск на ее письменный стол, помедлил и выложил служебное удостоверение. Эта ситуация была ей, очевидно, неприятна.

– Все в порядке, – обезоруживающе заявил Вистинг. Они оба знали, что ему остается только выполнить распоряжение Аудуна Ветти.

Кристине Тиис взяла его полицейский значок и задумчиво покрутила его между пальцев.

Вистинг пошел к двери. Кристине Тиис открыла верхний ящик письменного стола.

– Я сюда положу, – сказала она. – …пока что.

Вистинг встретился с нею взглядом, ответил ей кивком и вышел.

Прежде чем покинуть полицейский участок, он должен был переговорить с Нильсом Хаммером. С этим внушительных размеров следователем Вистинг сотрудничал наиболее тесно. Как и Вистинг, тот начал работу в отделе еще в молодости. Они нечасто общались в свободное время, и Вистинг не очень много знал о его личной жизни, но в рабочих обстоятельствах он считал Хаммера незаменимым человеком. Он был расторопен, заинтересован и подготовлен, обладал логическим мышлением и способностью к дедуктивной работе.

Дверь в его кабинет была открыта. Вистинг зашел внутрь и закрыл дверь за собой.

Хаммер поднял взгляд.

– Отлично, – сказал он. – Нам как раз нужно кое на что посмотреть.

– Я не могу…

– Сообщение о пропавшей девушке, – прервал он. – Линнея Каупанг. Семнадцать лет. Ее не могут найти с пятницы.

Хаммер протянул ему фотографию, но Вистинг лишь взглянул на нее, не став брать в руки. Юная девушка улыбалась кривоватыми зубами. Ясные темные глаза. Светлые локоны на плечах, с одной стороны заколка с небольшим темно-желтым бантом.

Что-то все равно заставило Вистинга схватить фотографию. В чертах ее лица были чистота и невинность, мысль о том, что с ней могло что-то случиться, причиняла ему физическую боль.

Он открыл рот, чтобы что-нибудь сказать. Мысли о том, как им следует взяться за дело, уже оформились в его голове, но Вистинг сжал губы.

– Я не могу… – сказал он и протянул фотографию обратно. – Тебе придется заняться этим самому.