Текст книги "Луна для бездольных"

Юджин О’Нил
Луна для бездольных

Действующие лица

Джози Хоган.

Фил Хоган – ее отец.

Майк Хоган – ее брат.

Джеймс Тайрон-младший.

Стедман Хардер.

Действие первое

Фермерский дом. Около полудня. Начало сентября 1923 г.

Действие второе

Там же, но открыт интерьер гостиной. Одиннадцать часов того же вечера.

Действие третье

Декорация та же, что в первом действии. Между вторым и третьим действием временного интервала нет.

Действие четвертое

Декорация та же. Заря следующего утра.

Действие происходит в Коннектикуте, в доме фермера-арендатора Фила Хогана, между полуднем в начале сентября 1923 года и утренней зарей следующего дня.

Дом не назовешь образцом новоанглийской архитектуры, гармонично вписанным в ландшафт. Он перевезен сюда, и это заметно. Старый, по форме – ящик, обшитый досками внакрой, крытый дранкой, с кирпичной трубой, он стоит на полуметровом бревенчатом фундаменте. В фасадной стене, обращенной к зрителям, два окна на первом этаже и одно – на втором. На окнах нет ни ставен, ни занавесок, ни штор. В каждом не хватает, по крайней мере, хотя бы одного стекла, дыры закрыты картоном. Когда-то дом был покрашен в противный желтый цвет с коричневой окантовкой, но стены потемнели от непогод, стали серыми с потеками и пятнами шелушащейся грязно-лимонной краски. За левым углом несколько ступенек ведут к входной двери.

В довершение всего – справа прилепилась к дому одноэтажная, однокомнатная пристройка метра четыре в длину и меньше двух метров высотой – это спальня Джози Хоган, явно сооруженная своими руками. Ее стены и покатая крыша покрыты толем, выгоревшим и вылинявшим до темно-серого цвета. Дверь в нее – рядом со стеной самого дома, и к ней ведут три некрашеных ступеньки. Справа от двери – окошко.

От этих ступенек направо, в глубину, идет тропинка – мимо старой груши, через скошенный луг к лесочку. От нее ответвляется такая же налево, к грунтовой дороге, ведущей к шоссе (в сотне метров слева). Грунтовая дорога ведет к главному входу в дом, а оттуда – назад, через корявый яблоневый сад к сараю. Рядом с домом под окном, соседним со спальней Джози, – большой валун с плоским верхом.

Действие первое

Перед самым полуднем. День ясный, жаркий. Дверь спальни Джози открывается, и она выходит на ступеньки, нагнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку.

Джози 28 лет. Она очень крупная, почти великанша – 1,8 м с небольшим, весит больше 80 кг. Широкие покатые плечи, крепкая грудь, талия широкая, но не кажется такой из-за широких бедер. У нее длинные очень сильные руки, но гладкие, без рельефных мышц. Такие же и ноги.

Сильнее ее может быть только очень сильный мужчина, и она способна выполнять физическую работу за двух мужчин. Но в ней нет ничего мужеподобного – женщина с головы до пят.

Лицо – характерно ирландское: длинная верхняя губа, короткий нос, густые черные брови, черные волосы, жесткие, как конская грива; кожа белая, но с загаром, в веснушках, высокие скулы, массивный подбородок. Не хорошенькая, но большие синие глаза делают ее красивой, белозубая улыбка придает обаяние.

На ней дешевое синее бумажное платье без рукавов; босые загрубелые ступни испачканы в земле.

Она спускается по ступенькам. Идет к левому углу дома и оттуда смотрит на сарай. Потом быстро переходит направо и смотрит оттуда.

Майку Хогану 20 лет, он сантиметров на десять ниже сестры. Крепкого сложения, но рядом с ней кажется мелким. У него заурядное ирландское лицо, выражение либо хмурое, либо хитрое – себе на уме, либо самодовольно-ханжеское. Ни на минуту не забывает, что он хороший католик, соблюдающий все обряды, и потому выделен Всемогущим Господом среди проклятых грешников-протестантов и плохих католиков. Короче, Майк – новоанглийский католик-пуританин второго сорта и крайне неприятный в общении молодой человек.

На нем грязный комбинезон и пропотевшая коричневая рубашка. Он держит вилы.

Джози. Ну, слава богу! Хватит тебе копаться, несчастный. Говорила же: кончай в полдвенадцатого. (Ее брат Майк торопливо идет из глубины справа, и Джози возвращается к ступенькам.)

Майк. Да не мог я раньше. Он все поглядывал из-за сарая, – а то, неровен час, отдохнуть присяду. Пришлось ждать, когда уйдет в свинарник. (Со злостью.) Там ему и место, старому борову! (Джози с удивительной быстротой бьет его справа по подбородку. Это всего лишь оплеуха, но голова у него дернулась, он пошатнулся и выронил вилы; умоляюще.) Эй, кончай драться!

Джози. А ты его не обзывай. Он мне отец, я его люблю.

Майк (на безопасной дистанции, хмуро). Вы – два сапога пара.

Джози (добродушно). И горжусь этим. Да я не дерусь, а то бы ты уже валялся. Это я тебя приласкала, чтобы ты проснулся. Увидит, что ты удрать решил, изобьет до полусмерти. Тащи сумку. Я ее сложила. Она за дверью в моей комнате, и пиджак твой на ней. Шевелись, я посмотрю, что он там делает. (Быстро идет к левому углу и выглядывает оттуда. Майк поднимается к ней в комнату и выходит со старым пиджаком и дешевой набитой сумкой. Она возвращается.) Не видать. (Майк бросает сумку и надевает пиджак.) Я все сложила в сумку. Наденешь воскресный костюм в уборной на станции или в поезде. Чтобы явиться к братцу Томасу в лучшем виде. (Продолжает с веселой насмешкой.) Как же, он теперь большой человек, как-никак сержант полиции. Может, и тебя туда возьмет. Место как раз по тебе. Представляю, как водишь пьяных в кутузку и по дороге читаешь лекции о вреде пьянства. А если не сможет тебя пристроить, отправит к брату Джону, важному бармену в Меридене. Джон тебя обучит. Хороший из тебя выйдет бармен – не пьешь, из кассы не крадешь, и клиенту, если развеселится, скажешь: «С тебя хватит, ступай домой». (Вздыхает с сожалением.) Ах, ладно, Майк. Родился ты священникам на радость, ничего тут не поделаешь.

Майк. Хочу быть порядочным человеком, смейся, сколько влезет.

Джози. Ты хуже, чем порядочный. Ты праведник.

Майк. Ну, про кое-кого так не скажешь… (Осекся, слегка устыдившись, но больше – от испуга.)

Джози (весело). Про меня что ли? Да и не говорят. Я знаю, как тебе тяжело с такой сестрой, позорницей.

Майк. Это ты сама сказала, не я. Не хочу с тобой ругаться на прощанье. Буду молиться за тебя.

Джози (грубо). Тьфу! К чертям твои молитвы.

Майк (чопорно). Я пошел. (Берет сумку.)

Джози (смягчившись.) Постой. (Подходит к нему.) Ты не обижайся на мою грубость, Майк. Мне жаль, что ты уезжаешь, но для тебя так лучше. Потому и помогаю тебе, как помогала Томасу и Джону. Их отец захомутал и тебя так же. Всегда будешь в рабстве у старого черта. А я тебе счастья желаю, Майк. Знаю, даст бог, ты выбьешься в люди. (Она размякла, моргает, прогоняя слезу. Целует его, лезет в карман платья, достает пачку однодолларовых купюр и сует ему в руку.) Вот тебе подарочек на дорогу. Стянула из зеленого его мешочка. Ох, и взовьется, когда увидит. Но я-то с ним управлюсь.

Майк (с завистью). Ты-то да. Только ты и можешь. (Тронут; с благодарностью.) Спасибо, Джози. У тебя добрая душа. (Тоном праведника.) Но не хочется мне краденых денег.

Джози. Да не будь ты таким ослом. И без того хватало тебе глупости. Скажи своей совести, что это тебе за работу – он ведь тебе никогда не платил.

Майк. Правда, Джози. Я их заработал. (Сует деньги в карман.)

Джози. Ну ступай же, не то опоздаешь. И не забудь: сходить тебе в Бриджпорте. Томасу и Джону передай мой привет. Хотя не надо. Они мне сколько лет уже не пишут. Дай им под ж… коленкой.

Майк. Как ты выражаешься, женщина? Сквернословишь не хуже папаши.

Джози (раздраженно). Кончай свои проповеди, а то никогда не уедешь.

Майк. Вся в него пошла. От него научилась, а он всегда норовит обмануть людей, продать им запаленную клячу, или больную корову, или свинью – помудрует над ней, чтобы день-другой только вид имела. Это ничем не лучше воровства, а ты ему помогаешь.

Джози. Ага. Это веселое дело.

Майк. Тебе надо выйти замуж и жить своим домом, а не в нашей халупе. И с мужиками хватит крутить. (Добавляет не без удовлетворения.) Хотя порядочного тебе теперь трудно будет найти.

Джози. Спасибо. Не надо нам порядочного. Скучно с ними. Такие же дураки, как ты. Да хоть и с самым лучшим – на всю жизнь с одним связаться?

Майк (с ухмылкой). И с Джимом Тайроном, скажешь? (Она смотрит на него долгим взглядом.) Знаю, тебе бы только с деньгами связаться. А он, когда получит материно наследство, будет богачом. (Ехидно.) Скажешь, не думала об этом? Видел, как ты ему глазки строишь.

Джози (с презрением). По-твоему, я его женить на себе хочу?

Майк. Да где тебе. Но, может, надеешься поймать его, когда напьется до бесчувствия. Отпирайся, сколько угодно, но я последний цент прозакладываю, что ты придумала, как его зацепить, и папаша тебя подучил. Наверное, думает застукать тебя с Джимом, да при свидетелях, да припугнет его ружьем…

Джози (сдерживая гнев). Складно придумал. Ну и хватит мозги утомлять.

Майк. От папаши можно ждать любого фокуса. Да и от тебя, господи прости. Честь свою никогда не берегла, путалась, кем попало. Всегда была бесстыжая и еще гордишься этим. Будешь спорить, Джози?

Джози. Не буду. (Угрожающе.) А ты заткнись уже. Я терплю, потому что не хочу ссориться на прощание. (Встает.) Но терпение мое лопнет.

Майк (поспешно). Погоди, дай договорить – тогда ты не будешь злиться. Я хотел сказать, что желаю тебе удачи в твоей афере. Джима Тайрона я терпеть не могу с его латынью, благородным воспитанием, с его спесью. Как будто я сапоги ему чистить не достоин – а сам он обыкновенная пьянь и минуты в жизни не работал, только в театре фигурял, пока отец был жив и находил ему работу. (Злорадно.) Я помолюсь, чтоб ты его зацапала – и ободрала до нитки.

Джози (угрожающе двинувшись к нему). Еще слово и… Паршивец. (Презрительно.) Надо бы дождаться, чтобы отец пришел и спустил с тебя шкуру… Да иди уж, наконец. Глаза бы мои тебя не видели. (Грубо.) Катись! Болтун! Думаешь, он весь день там просидит со свиньями? (Идет налево, чтобы выглянуть из-за угла; уже с тревогой.) Во, к сараю пошел. (Майк в страхе хватает сумку. Он быстро сворачивает за угол и уходит по тропинке к лесу в глубине направо. Она наблюдает за отцом и не замечает, что Майка уже нет.) На луг смотрит. А работничка не видать. Туда поскакал. Сейчас вернется. Бери ноги в руки. (Обернувшись, видит, что Майк исчез; презрительно.) Ага, и след уже простыл, заячья твоя душа. (Снова выглядывает из-за угла – с веселым восхищением.) А папаша-то как чешет на своих корявых. Прямо рысак, и злой как осиное гнездо! (Смеясь, возвращается и смотрит в сторону леса.) Ну, вот и все, Майк, скатертью дорога. Я не тебе крала деньги, а тому малышу, которого я нянчила. (Мысленно рассталась с ним. Вздохнула.) Ага, сейчас и этот подоспеет. Надо приготовиться. (Протягивает руку за дверь своей спальни и достает отпиленную палку от метлы.) Да она-то мне ни к чему, а чтобы ему было не так обидно. (Садится на ступеньку, палка под правой рукой. Через несколько секунд, размахивая руками, сжатыми в кулаки, выбегает из-за левого угла ее отец Фил Хоган, на лице его – боевая ярость.)

Хогану пятьдесят пять лет, ростом около 168 сантиметров. У него толстая шея, мощные покатые плечи, бочкообразный торс, короткие толстые ноги с большими ступнями. Руки короткие, мускулистые, с крупными волосатыми кистями. Голова круглая, светло-русые волосы уже редеют. Лицо мясистое, курносое, с длинной верхней губой и широким ртом. Маленькие голубые глазки с бесцветными ресницами и бровями, как у белой свиньи. На нем грубые башмаки, перепачканный комбинезон и грязная нижняя рубашка с короткими рукавами. Руки и лицо – загорелые, в веснушках. На голове – старая широкополая соломенная шляпа, какая больше пристала бы лошади. Голос высокий с простонародным ирландским выговором.

Хоган (остановился, обогнув угол, видит ее – с яростью). Где он? В доме прячется? Черт ленивый, я им все полы вытру! (Обратив свой гнев на нее.) А ты что, язык проглотила, халда?

Джози (с вызывающим спокойствием). Ты не обзывайся, а то я тоже слова вспомню.

Хоган. Да плевать мне на твои слова, коровища.

Джози. Уж лучше коровища, чем старый козел недомерок. Сядь-ка давай, остынь. Старикам вредно в жару беситься. А то, глядишь, удар хватит.

Хоган. Плевал я на удар! Ты видела его?

Джози. Кого?

Хоган. Майка! Кого же еще – папу римского? Был на лугу, и стоило мне отвернуться, как он сбежал. (Заметил вилы.) Вот его вилы! Хватит мне врать.

Джози. Я не сказала, что не видела его.

Хоган. Тогда не помогай ему прятаться, а то…. Где он?

Джози. Там, где ты его не найдешь.

Хоган. Посмотрим! Небось, под кроватью у тебя, балбес! (Идет к ее крыльцу.)

Джози. Нет его там. Уехал, как Томас и Джон, – надоело быть твоим рабом.

Хоган (смотрит на нее недоверчиво). Как? Решил самостоятельно жить?

Джози. Решил. Так что успокойся и сядь.

Хоган (озадаченный, садится на камень, снимает шляпу, чешет в затылке – с оттенком невольного уважения). Вот уж не думал, что у него хватит духу. И не хватило бы, черт тебя возьми, если бы ты ему не помогла, корова жалостливая.

Джози. Отец, не начинай опять бесноваться.

Хоган (закипая). И, небось, опять сумку у меня украла, как тогда для Томаса и Джона?

Джози. Это и моя сумка. Разве не я помогла тебе сбагрить лошадь, и Кроули дали за нее сумку в придачу? Я всю ночь с этой клячей возилась, чтобы она хоть денька два не падала на колени.

Хоган (забыв свой гнев, с улыбкой вспоминает). Да, к скотине ты знаешь подход. А помнишь, Кроули пришли меня бить и я отлупил обоих?

Джози (льстиво). Дерешься ты здорово. Ты бы и Джеку Демпси накостылял.

Хоган. Накостылял бы. (Подозрительно.) А ты мне зубы не заговаривай.

Джози. Тогда скажу правду. Они бы тебя отвалтузили, если б я не прибежала, да не саданула одного об свинарник.

Хоган (возмущенно). Врешь! Они еще до тебя запросили пощады. (С яростью.) А ты воровка! Украла мою красивую сумку для этого балбеса. И не ее одну, как пить дать. Как тогда, с Джоном и Томасом… (Угрожающе встает.) Слышишь, Джози, если ты нашла, где я спрятал зеленый мешочек, и украла мои деньги для этого святоши, я тебя…

Джози (встает со ступеньки с метловищем в правой руке). Ну украла! И что ты сделаешь? Ты меня не пугай. Тронь только – знаешь ведь, я тебе быстро мозги вправлю.

Хоган. Я женщин сроду не бил, когда трезвый. Если бы не палка твоя сейчас… (С горечью.) Наградил же меня Бог дочерью – здорова как бык и такая же злая и неуважительная. (Вдруг блеснув глазами, улыбается с некоторым восхищением.) Да еще вон палку схватила. Во всем Коннектикуте не сыщешь второй такой сволочной дочери. (Со смешком снова садится на камень.)

Джози (со смехом садится на ступеньку и откладывает метловище). И папаши такого сволочного.

Хоган (достает из кармана глиняную трубку, плитку табака и ножик; отрезает табак и набивает трубку; беззлобно.) Сколько ты украла, Джози?

Джози. Шесть долларов всего.

Хоган. Всего! Даст бог, на станции найдется умник и продаст ему железную дорогу за шесть долларов. (Ворчливо.) Мне не денег жалко, Джози…

Джози. Ну конечно. Чихал ты на деньги. Ты последний цент отдашь нищему – если он тебе ко лбу ружье приставит.

Хоган. Дразнись, дразнись. Знаешь ведь, о чем я. Злюсь, что деньги мои пошли этому набожному дураку. Ему еще хватит ума пожертвовать их церкви в воскресенье.

Джози. Я знала – когда остынешь, еще спасибо скажешь, что отделался от него всего за шесть долларов.

Хоган (набил трубку). Может, и так. Правду сказать, я никогда его не любил. (Чиркнул спичкой о заднюю часть бедра и раскуривает трубку.) И Томаса с Джоном тоже.

Джози (весело). Не повезло тебе с сыновьями, а мне с братьями.

Хоган (задумчиво попыхивая трубкой). Все они пошли в материнскую родню. Она там одна только была с характером, упокой господи, ее душу. А остальные – богомолы несчастные. Куска в рот не положат, не помолившись. Так все трезвость проповедовали, что и выпить было некогда. Столько каялись в грехах, что и согрешить не успевали. (С отвращением сплевывает.) Шелуха, а не народ. Слава богу, ты в нас с матерью пошла.

Джози. Не знаю, благодарить ли Господа, что в тебя пошла. Все говорят, что ты прохвост, пробы негде ставить.

Хоган. Знаю. Зависть, зависть, бог им судья… (Оба посмеиваются. Он задумчиво курит.) Майк, поди, тоже не очень тебя поблагодарил за помощь.

Джози. Ну как же. Грехи мне стал припоминать. И твои заодно.

Хоган. Вот как? (Вспыхивает.) Черт возьми, почему ты его не задержала, чтобы отец благословил его хорошим пинком на прощание?

Джози. Я сама его чуть не пнула.

Хоган. Как подумаю, что твоя бедная мать умерла, рожая этого недотепу… (Мстительно.) Ноги моей в церкви не было с тех пор. И не будет. (Пауза. С неожиданной мягкостью, печально.) Хорошая женщина. Ты хоть помнишь ее, Джози? Совсем была малышкой, когда она умерла.

Джози. Хорошо помню. (С улыбкой, поддразнивая, и вместе с тем грустновато.) Умела поставить тебя на место, когда ты пьяный приходил и начинал крушить все подряд.

Хоган (не без восхищения). Да, это она умела. Я только раз на нее руку поднял – шлепнул просто, когда не велела мне петь, потому что спят. И моргнуть не успел, и уже на полу, словно лошадь меня лягнула. (Усмехается.) С тех пор как ты подросла, у меня такая же неприятность. Нет у меня свободы в своем доме.

Джози. Твое же счастье. Давно бы уж и дома не было.

Хоган (покуривает, молча). Что этот осел тебе проповедовал?

Джози. Да все то же. И бесстыжая я, и судачат обо мне, и путаюсь с кем попало без брачного свидетельства.

Хоган (бросил на нее неуверенный взгляд и на протяжении последующего диалога смотрит в сторону. Говорит равнодушно, небрежно). В аду ему гореть за такие слова. Хотя это правда.

Джози (с вызовом). Ну и что, что правда. Плевала я на их пересуды.

Хоган. Правильно. Живи, как хочешь, и пошли всех к черту.

Джози. Да и к тебе это тоже относится, хоть ты мне и отец. Так что не вздумай и ты проповедовать.

Хоган. Я? Да черт бы со смеху умер. Не-не, меня не приплетай. Я давно понял, что с тобой не совладать, и в жизнь твою не лезу.

Джози. Я работаю, даром хлеб не ем, имею право быть свободной.

Хоган. Имеешь. Я разве спорил когда?

Джози. Нет, не спорил. Я часто думала: если так любишь драться, почему ни разу не вступился за мою честь и не отлупил ухажеров?

Хоган. Каким же дураком я себя выставлю? Ведь всем известно: если кто станет вольничать с тобой, против твоего желания, – тут же угодит в больницу. Да и где мне драться с целым войском. Больно много у тебя дружков.

Джози (гордо тряхнув головой). Это потому что они мне быстро надоедают. Погуляли – и будь здоров.

Хоган. Боюсь, что Бог тебя создал ужасной распутницей. Но, по правде сказать, я доволен, что ты такая, как есть, хотя говорить бы этого не следовало. Родись ты порядочной женщиной, давно бы выскочила за какого-нибудь дурака, и не было бы у меня помощницы на ферме.

Джози (с оттенком злости). Только о своей выгоде и думаешь!

Хоган (покуривает). А что еще тебе сказал мой прекрасный сынок Майк?

Джози. Да ерунду свою всегдашнюю. Полезный совет дал.

Хоган (угрюмо). Молодец какой. Хороший, должно быть, совет.

Джози. Выйти замуж и семью завести. Если найдется порядочный человек, чтоб меня взял. Хотя он уверен, что такого не найдется.

Хоган (закипая). Говорю тебе, Джози, до смерти буду жалеть, что не отделал его напоследок.

Джози. Поэтому, говорит, подцепи непорядочного с деньгами да и обчисть его!

Хоган (кинул на нее испытующий взгляд искоса; небрежным тоном). Это он про Джима Тайрона?

Джози. Ну да. И еще обвинил нас с тобой, что затеяли подловить Джима. Мол, останусь с ним, когда напьется, и к алтарю потащим. (Сердито, презрительно.) Как будто он только обо мне и мечтал. Как будто эти бродвейские цыпочки не пробовали его окрутить – да без толку.

Хоган (опять взглянув искоса – небрежно). Да, наверно, пробовали. Но то в большом городе, и он там настороже. А тут, в деревне, он размяк, луна в небе, кругом поэзия, а в брюхе пол-литра самогона. Чем черт не шутит.

Джози (сердито уставясь на него). Ты всерьез что ли, старый козел?

Хоган. Я-то – нет. Думал, ты хочешь знать мое мнение. (Она подозрительно смотрит на него, но его лицо ничего не выражает, как будто он занят только своей трубкой.)

Джози (отвернувшись). А если так не получится, Майк говорит, затащи его в койку, а тут ты нагрянешь со свидетелями и ружьем в руках.

Хоган. Ох, не в молитвеннике он это вычитал. Своим дошел умишком.

Джози. Клещ паршивый.

Хоган. Ты клещей не обижай. Сколько снимал их с себя, ханжи ни одного не видел.

Джози. А нас с тобой обвиняет в такой каверзе.

Хоган (словно не так ее понял). Да, способ старый, как мир. Кто про него не слышал? Но говорят, и теперь иногда действует. Такой старый, что никто уж его и не ожидает.

Джози (негодующе уставясь на него). Хватит тебе городить, отец. По твоей морде никогда не поймешь, всерьез ты или шутишь. Только слушать этого я больше не хочу.

Хоган (смиренно). Я думал, ты моего мнения спрашиваешь о том, что Майк тебе предложил.

Джози. Да замолчишь ты или нет? Я знаю, ты надо мной потешаешься. Джим тебе нравится, и дурить его не будешь, даже если бы я захотела.

Хоган. Не буду – если он меня не вздумает дурить.

Джози. Он-то не вздумает.

Хоган. Пожалуй. Но у меня простое правило: никому не верь до конца, даже себе.

Джози. Ну, насчет себя ты прав. Я часто подозревала, что ночью ты тайком слезаешь с кровати и воруешь у себя из карманов.

Хоган. А женить его на тебе – я это не считаю за коварство.

Джози (с досадой). Господи спаси, опять ты за свое?

Хоган. Ты сама меня надоумила насчет женитьбы, и я, как говорится, хочу взвесить преимущества такой сделки. Вы одного поля ягоды, оба бесстыдники. И брак у вас будет счастливый – друг на друга не сможете смотреть свысока.

Джози. Джим, может, иначе думает.

Хоган. То есть думает, что ты ему не ровня? Дурак будет, если так подумает. Отец его из грязи выбрался, стал богатым и знаменитым, а раньше плевать хотел, кто ему ровня, а кто нет. Я же видел, как он у себя на ферме работал – в таком наряде, что я бы на пугало не надел. И все равно ему было, кто его таким увидит. (С чувством.) Настоящий ирландский джентльмен, упокой, Господи, его душу.

Джози. Он-то джентльмен, а ты его надул – и меня еще заставил помогать. Я совсем была девчонкой. Он тебе написал, что агент ему пожаловался, что ты год не платил за аренду. И он, черт возьми, этого не потерпит – и приедет, и сам с тобой разберется. А ты заставил меня нарядиться, волосы расчесать, ленту надеть – чтобы я его смягчила до того, как с тобой встретится. Я побежала ему навстречу, сделала книксен, взяла его за руку и глазами хлопаю, и в дом веду, и угощаю хорошим виски, которое ты для себя одного бережешь, и глазею на него, и говорю, что он самый красивый мужчина на свете. И злость с него тут же слетела.

Хоган (со смешком). Да, ты чудесно справилась. Тебе бы артисткой быть.

Джози (сухо). Ну да, и он так сказал. А потом полез в карман, вынул полдоллара и спрашивает: не ты ли меня подучил. Ну, и я сказала: да, ты.

Хоган (грустно). Надо же, какая предательница – а ведь совсем еще ребенок.

Джози. А потом ты вошел, и, не успел он рот открыть, говоришь ему, что уйдешь с фермы, если не снизит аренду и не покрасит дом.

Хоган. Он прямо остолбенел.

Джози. Однако сказал, что такого жулика, как ты, еще не рождала Ирландия.

Хоган. Он сказал это с восхищением. А потом мы стали пить, байки травить и песни петь, и, когда он уходил, об аренде даже не вспомнили – так англичан наперебой проклинали. (С растроганной улыбкой.) Замечательный был мужик.

Джози. Ага. И уловки твои насквозь видел.

Хоган. А я, думаешь, не знаю? Так в том и штука, чтобы видел и радовался своему уму и на меня не налегал. Вот она, главная-то уловка.

Джози (с долгим взглядом). Старый черт, всегда у тебя карта в рукаве. За одной хитростью другая прячется. Иной раз и не понять, что ты затеял.

Хоган. А ты не будь такой подозрительной. Тебя я обманывать не стану. Ты слишком хорошо меня знаешь. Но мы о другом говорили. О Джиме, а не о старшем. Я говорил, что выйти замуж за него было бы неплохо.

Джози (с досадой). Корова что ли утром тебя в лоб лягнула?

Хоган. Я бы не думал об этом, но вижу, что тебя к нему тянет.

Джози (возмущенно). Еще чего! Да, он мне нравится, если ты об этом. Но только говорить с ним нравится. Он образованный, вежливый и, даже когда пьяный, не орет, не поет, не ругается, как некоторые тут.

Хоган. Видела бы ты, как у тебя глаза загораются, когда он с тобой любезничает.

Джози (грубо). Загораются! Еще чего! (Презрительно.) Еще скажи, что влюблена в него!

Хоган (словно не услышав ее). И хорошо, что ты ему тоже нравишься.

Джози. Это потому, что он сюда повадился ходить? Ну да, ему надоели пьяницы в трактире. И ходит он не ко мне, а с тобой побалагурить.

Хоган. Ведь я о твоем счастье думаю, когда советую тебе подцепить его. Если ума хватит.

Джози. Если!

Хоган. Как знать. У тебя было столько дружков – должна знать подход к мужчинам.

Джози (хвастливо). Может, и так. Но это не значит…

Хоган. Если останешься вдвоем с ним нынче вечером… Тут тебе и луна, и поэзия, и грусть…

Джози. Ага, вот и Майк меня так же настропалял.

Хоган. Черт с ним, с Майком. Женщины от начала веков на это нацелены. Иначе не было бы населения. (Убедительно.) Попробуй, вреда не будет.

Джози. И толку не будет. (Со злостью.) Отец, дурака из себя не строй! Ты знаешь, и я знаю – я здоровенная, страшная бабища, и, которые хотят меня, – быки бессмысленные. А Джим, когда в наследство вступит, любую сможет получить: хорошенькую, раскрашенную с Бродвея и танцовщицу из театра – ему такие нравятся.

Хоган. Только, замечаю, ни на одной не женился. Может, ему как раз сильная нужна, фигуристая, с красивыми глазами и волосами, с зубами белыми.

Джози (довольная, но с насмешкой). Благодарю за комплименты. Точно – корова тебя лягнула.

Хоган. Дура, если думаешь, что он не замечает твоих достоинств.

Джози. По-твоему, заметил что ли? (Вдруг с ожесточением.) Хватит врать!

Хоган. Ты не кипятись. Я говорю только, что можешь жизнь свою поправить.

Джози (с презрением). Ну да, с человеком, который ни разу спать не ложился трезвым. Нет уж, спасибо!

Хоган. Ты сильная, ты сможешь его исправить. Отведает этой твоей палки, когда приползет пьяный, и через неделю будет шарахаться от бутылки, как от черта.

Джози (серьезно). Да, будь я его женой, убью, а не дам упиться до смерти. (Сердито.) Да хватит тебе ерунду молоть. Отстань!

Хоган. Ладно, давай посмотрим на это с другой стороны. Ведь наследство, когда его получит, – оно тебе нравится?

Джози (возмущенно). А, этого я и ждала. То же самое Майк твердил. Вот что за этой твоей болтовней: «Он тебе нравится, да ты ему нравишься». (Меняет тон, с вызовом.) Ладно. Нравятся мне деньги. А кому не нравятся? И почему бы мне до них не добраться, если сумею? Все равно их у него выманят. Вернется на Бродвей, в свой рай, а там хорошенькие шлюхи, прилипалы в барах, да жучки ипподромные, да шулера – быстренько его обчистят. Я тоже не святая, видит бог, но порядочная женщина по сравнению с ними.

Хоган (обрадованно). Ну, вот, взялась за ум. Было бы желание, а способ найдется. Когда мы с тобой заодно, нас никто не проведет. Я буду думать, и ты думай.

Джози (с неожиданным гневом). Не буду! И ты свои дурацкие планы брось. Не желаю слушать.

Хоган (будто бы тоже разозлившись). Ну и черт с тобой. Больше ничего от меня не услышишь. (Пауза – потом повернувшись к ней, очень серьезно.) Только вот что… (Она хочет его оборвать, но он не дает, резко.) Я серьезно говорю, ты слушай. Тут дело-то в ферме, а она – наш дом.

Джози (с удивлением, смотрит на него). А что там с фермой?

Хоган. Не забывай: хоть мы и живем тут двадцать лет, мы всего лишь арендаторы, и в любой день нас могут выгнать взашей. (Торопливо.) Не говорю, что Джим сам захочет или душеприказчикам позволит, хоть мы и задолжали. Да и они не захотят, потому что сроду не найдут другого охотника на эту землю.

Джози. Так чего ты беспокоишься?

Хоган. А вот чего. Как только Джим вступит в права, боюсь, он продаст ферму.

Джози (с раздражением). Конечно, продаст! Ведь обещал продать тебе с выгодной рассрочкой и дешево – за сколько ты предложил.

Хоган. Он что хочешь пообещает спьяну. А добавит еще – и забудет.

Джози (возмущенно). Никогда! Да и кто ее захочет, кроме нас? За столько лет охотника не нашлось…

Хоган. Нашелся недавно. Джим сказал мне, что в прошлом месяце агент получил предложение. Больше моего.

Джози. Ну. Джим любит тебя подразнить. Он пошутил.

Хоган. Не шутил. Я знаю. Говорит, что велел агенту ответить, что ферма не продается.

Джози. Конечно. А не сказал, кто покупатель?

Хоган. Он не знает. Предложение пришло через риэлтора, а тот не хочет назвать клиента. Я уж гадал, да не могу придумать такого сумасшедшего. Разве какой дурак-миллионер купит землю под большое имение – как распрекрасный наш сосед Хардер, нефтяной ворюга. (Озлобленно.) Чтоб в аду ему гореть вместе с его управляющим, английской мордой!

Джози. Аминь (Затем с презрением.) Эту землю под имение? Но Джим отказал – и дело с концом. Не будет он ни с кем сговариваться, раз дал нам слово.

Хоган. Не говорю, что будет – пока он в сознании. Но его могут втянуть, когда напьется и найдет на него, как бывало, глумливый злобный стих – и начинает говорить, как бродвейский жулик: мол, в жизни важны только деньги и купить можно что угодно и кого угодно, дело только за ценой. Ты его слышала.

Джози. Слышала. Но не верю. Он только притворяется злым и бессовестным – хочет жизни отомстить, когда она его мучает. А кто не захочет?

Хоган бросает на нее любопытный взгляд, но она его не замечает.

Хоган. Или по-другому напьется: вдруг сделается грустным, глядит неизвестно куда, словно горюет по какому-то призраку…

Джози. Я догадываюсь, что на него находит. Покойную мать вспоминает и горюет о ней. (С жалостью.) Бедный Джим.

Хоган (пропустив это мимо ушей). А виски на него как будто не действует. Будто ни в одном глазу. Ведет себя прилично, и не подумаешь, что выпил. А назавтра оказывается, так угорел, что ничего и не помнит. А другой раз черт-те что вытворяет и после жалеет об этом.

Джози. С каким пьяным не бывает? Но он никогда… (С возмущением.) Не смей подозревать Джима без причины – слышишь?

Хоган. Я не подозреваю. Я говорю, когда человек напивается в дым, он сам не знает, что сделает. И надо это учитывать, чтоб не остаться в дураках. Такое может быть.

Джози. Не может. Да и что тут сделаешь.

Хоган. Ну, хотя бы будь с ним поласковее.

Джози. Это как – поласковее?

Хоган. Тебе лучше знать. Но вот тебе подсказка. Я заметил: когда ты разговариваешь с ним грубо и нахально, как с другими мужчинами, он, может, и улыбается, как они, но ему это не по нутру. Так что не распускай язык.