Текст книги "Позови меня, любовь"

– Спасибо.

Белла побежала на сцену, по пути скорчив страшную рожу, которая предназначалась оставшемуся позади директору.

– Мисс де ла Роза! – окликнул ее Этьен.

– Белла остановилась и повернулась к нему.

– Да, сэр?

– Что вы собираетесь петь?

– Белла ни секунды не колебалась:

– Может, арию Розины?

– Отлично.

Белла быстро взбежала на сцену и заняла свое место в центре. Сделав несколько глубоких вдохов и более или менее приведя в порядок дыхание, она кивнула аккомпаниатору – немолодому негру с добрым лицом.Пока звучало вступление, Белла постаралась собраться и успокоиться. Конечно, пробоваться в хор при таких условиях – после пробежки по городу – не очень-то разумно, однако выбирать не приходилось.

Взяв не слишком уверенно первые ноты, она вдруг запела спокойно и смело – почувствовала, что справится. Ведь глупо совершить путешествие на сто лет назад, чтобы сесть в лужу на пробном прослушивании. За последние пятнадцать – двадцать часов она такого натерпелась, что выйти на сцену и пропеть перед одним сердитым коротышкой казалось пустяком. Инстинкт подсказывал ей, что если ее перенесли в прошлое, дабы она помогла Жаку Лефевру, то нужно любой ценой попасть в труппу, иначе ей просто несправиться с задачей, которую поставили неведомые силы. В сущности, забавно снова пробоваться в хор под ту же музыку из «Севильского цирюльника». Получится ли у нее и на этот раз?

Завершив очередной трудный пассаж чистым, хотя и слабоватым голосом, она покосилась на Этьена Равеля. К ее удивлению, он на нее не смотрел, а попыхивал сигарой, лениво таращился в потолок и был полностью поглощен тем, что пускал вверх аккуратные колечки дыма. Несколько разочарованная, девушка допела арию до конца, однако панике, слава Богу, не поддалась. Смущенно застыв в середине сцены, Белла наблюдала за Этьеном, который встал и задумчиво взъерошил свои темные волосы. – Недурственно, леди, недурственно, – буркнул он усталым, капризным голосом. – Вы приняты в хор. Ваше сопрано технически весьма совершенно, однако голосу не хватает уверенности. – Такие отзывы мне слышать не впервой, – со скрытой насмешкой отозвалась Белла. – Вам повезло, что у нас как раз сейчас открылась вакансия, – продолжал мистер Равель. – Да и Жак Лефевр, похоже, взял над вами опеку. Так или иначe, сегодня после обеда попрошу присутствовать на репетиции, мы начинаем готовить представление под названием «Калейдоскоп».

Белла почувствовала, как холодок пробежал по спине. – И когда же премьера? – осведомилась она. – Через три недели – двадцать пятого июля. Постановка будет идти на протяжении всего августа.

– Августа… – повторила Белла.

О Господи! Ведь Жака убили именно на одном из августовских представлений! Голова шла кругом от мысли, что у нее остался всего месяц на спасение несчастного Жака Лефевра… если предположить, что некие загадочные силы оставят ее здесь до той поры.

– Идемте в мой кабинет, – продолжал Равель, – там вы получите клавир. Затем свободны до часа дня. Надеюсь, на этот раз вы изволите прийти вовремя!

– Непременно, мистер Равель, – ответила Белла, спускаясь со сцены. – Я буду вовремя. Спасибо вам.

К удивлению девушки, Равель при этих ее словах расхохотался.

– Милочка, – сказал он, – я прекрасно знаю Жака Лефевра и потому вряд ли заслужил благодарность, ибо услуга моя скорее всего окажется медвежьей.

Через несколько минут Белла вышла из здания оперы. Итак, ее приняли в труппу, что бы это ни означало для ее будущего. Предупреждение Этьена Равеля было свежо в памяти; и верно, место хористки при таких обстоятельствах достаточно сомнительное благо.

Спустившись по ступеням и оказавшись на оживленной улице, Белла сообразила, что у нее в запасе целых три часа. Можно, конечно, вернуться в квартиру Элен… Однако перед репетицией ее подруге не помешает хорошо отдохнуть. Да и было бы весьма интересно получше изучить Новый Орлеан 1896 года.

Мимо проходила продавщица пончиков. Из ее корзинки шел соблазнительный запах. Белла вспомнила, что со вчерашнего дня ничего не ела, если не считать двух глотков кофе и кусочка пирожка за завтраком. Наверно, темнокожая продавщица заметила ее голодный взгляд, потому что остановилась и широко улыбнулась.

– Мадемуазель желает отведать пончиков? – спросила она с заметным французским акцентом.

– Да, с удовольствием, – ответила Белла. Вынув из кармана серебряный доллар, она задумалась: а сколько же стоит пончик? Ну, наверное, не слишком дорого, если одного доллара должно хватить на целый ленч. Протянув доллар торговке, девушка спросила:

– У вас найдется сдача?

– Да.

Через несколько мгновений Белла продолжила свой путь – с горстью мелочи в кармане и ароматным горячим пончиком в руке. Дошла до Французского рынка, который оказался просто рядом хлипких торговыx палаток, ничего общего с суперсовременным открытым рынком, куда она ходила за покупками в конце двадцатого века. На большом торговом дворе мясники разделывали туши на глазах у многочисленных покупателей. Оживленные, шумные разговоры велись на причудливой смеси английского, французского и испанского – сказывалась близость Мексики и все еще не забытые французские корни большей части местного населения. Одни продавцы потрясали в воздухе рыбинами, другие торговали живой птицей. Тут же многочисленные мошенники продавали снадобья из водорослей и кровоочистительные средства. Индейцы предлагали яркие вязаные ковры, а мальчишки чистили обувь. В другой части рынка, удаленной от рыбных и мясных рядов, благоухали свежесрезанные цветы и свежеиспеченные хлебные и кондитерские изделия. Впрочем, неприятные запахи мяса и рыбы долетали и сюда.

Белла бродила между торговыми рядами, улыбаясь пожилым женщинам, которые навязывали ей шали с бахромой. Купила пару бананов у торговца фруктами, жевала на ходу и рассматривала то одно, то другое: здесь многоцветные лоскутные ковры, там прелестные туфельки в ларьке обувщика и во многих местах прикрепленные к скату крыш над торговыми рядами эстампы Карриера и Айвза.

Наконец соблазнительный запах кофе увлек ее в «Кафе дю Монд», где она так часто бывала. Белла села за столик и заказала официанту в белом переднике кофе со сливками и пирожное. Попивая отменный кофе и лакомясь пирожным, девушка наблюдала, как молодая парочка за соседним столом флиртует, объясняясь на французском.

На стуле рядом лежал забытый номер газеты. Она взяла ее – «Нью-Орлеанс геральд» от 5 июля 1896 года. Пролистав газету, Белла улыбнулась, прочитав в передовице яростные фразы, бичующие упадок морали в Новом Орлеане: «…игорный бизнес и проституция достигли воистину неслыханного размера, а власти предпочитают закрывать глаза на творящиеся безобразия…» На другой странице ее внимание задержала реклама чудодейственного универсального лечебного средства бабушки Мак-Керди, которое годилось на все случаи жизни – и от диареи поможет, и бородавки выведет. А в отделе мод, Белла нашла рисунок девушки, которой впоследствии суждено было войти в историю под названием «Гибсоновская девушка» – полногрудая, с тонкой талией и пышной прической. Образ чистой, цельной, симпатичной девушки, созданный нью-йоркским художником-иллюстратором Чарлзом Гибсоном. На шее девушки в газете была черная бархотка, неимоверно узкое в талии вечернее платье с открытыми плечами, а подпись гласила: «В заведении Фогеля вы найдете новейшие нью-йоркские фасоны…»

Еще Беллу позабавили объявления о кулачных боях в барах на набережной и велосипедных гонках в ярмарочном павильоне. Было и несколько заметок, относящихся к культурной жизни города. На Канал-стрит в ближайшую субботу состоится парад новомодных джазовых оркестров, а в понедельник вечером в «Фестиваль-холле» пройдет песенный конкурс на немецком языке. В разделе общенациональных новостей писали о том, как победа суфражисток в штате Юта дала новый импульс движению за женские избирательные права во всех концах Соединенных Штатов. Белла невольно улыбнулась, глядя на карикатуру, которая изображала знаменитую журналистку Нелли Блай в гондоле воздушного шара вместе с Жюлем Верном. Рядом была статья, где жестоко критиковали нынешнего президента Кливленда за тесные связи с крупными банкирами, а также взахлеб хвалили Мак-Кинли, кандидата в президенты от республиканской партии, который, «вне всякого сомнения, победит на выборах и посрамит наглого выскочку Уильяма Дженнингса Брайана».

Белла уже хотела отложить газеты, когда ее взгляд упал на заголовок короткой заметки «Будут ли Блумы петь в Новом Орлеане?». Заинтригованная, девушка прочитала:

«В самом начале своего американского турне европейская оперная сенсация последнего времени Морис и Андреа Блумы первым же концертом сразили наповал искушенную нью-йоркскую публику, которая теперь благоговейно распростерлась у их ног. Арии Верди и Пуччини были исполнены на бис по меньшей мере пять раз! Оперную горячку подобной силы страна переживала прежде лишь однажды – когда Ф. Т. Барнум устроил гастроли „шведского соловья“ Дженни Линд. Теперь нас всех волнует один вопрос: почтят ли Блумы своим блистательным талантом Новый Орлеан, как это сделала незабвенная Дженни Линд пятьдесят лет назад?»

Дочитав заметку, Белла грустно улыбнулась. Воистину слава преходяща. Она не помнила, чтобы в консерваторском курсе истории музыки были хоть раз упомянуты эти «блистательные Блумы», у ног которых сейчас вся Америка. Таким образом, бешеный успех этой парочки не более чем буря в стакане воды.

Выйдя из «Кафе дю Монд», Белла не спеша пошла по Канал-стрит, восхищаясь богато украшенными зданиями в духе викторианской Англии, а также причудливыми витринами больших магазинов и забавным видом допотопных деревянных трамваев. Телефонные провода, еще не упрятанные под землю, тянулись эль улицы как телеграфные – на высоких столбах. Белле повстречалась похоронная процессия, которая двигалась на север с оркестром из чернокожих музыкантов впереди. Там, где Канал-стрит пересекала Сент-Чарлз-стрит, Белла удивленно воззрилась на огромную фигуру на постаменте, которая оказалась памятником Генри Клею, политическому деятелю, великому мастеру компромисса. В конце двадцатого века от памятника и следа не осталось. Все увиденное не оставляло ни малейшего сомнения в том, что она находится в 1896 году. Это не сон, не бред, не розыгрыш и даже не город, выстроенный киностудии для съемок исторического фильма. На Сент-Чарлз-стрит Белла села в странный трамвай, которой тащил вперед паровой ослик – небольшой локомотив. Справа и слева глаз радовали красивые здания в викторианском духе, обогащенные мелочами французского стиля – балконами с чугунными решетками, вытянутыми окнами. В садиках буйно разрослись тропические растения, повсюду виднелись мирты и магнолии, балконы утопали в цветах и зелени. Когда трамвай проезжал мимо дома, где в конце двадцатого века они жили вместе с бабушкой, у Беллы сжалось сердце. Она увидела дом на том же месте и в том же виде, только ставни были другого цвета. На пороге сидела женщина и наблюдала, как рядом играют дети. Ах, как тяжело оставить любимую бабушку! Хотя Белла начинала мало-помалу свыкаться с новым окружением и даже находить некоторую логику и цель в происходящем, чувство утраты не становилось менее острым.

Несомненно, конец девятнадцатого века имеет свои прелести. Экскурсия сюда – увлекательное приключение. Однако если подумать, что это не экскурсия, а бессрочная ссылка… Здесь ее тоска по бабушке будет вечной и неизбывной.

* * *

Белла вошла в театр через служебный вход незадолго до положенного времени. Проходя за кулисами к сцене, она внезапно натолкнулась на Жака Лефевра. Он сидел на том самом сундуке, на котором накануне отсиживалась потрясенная Белла. У тенора на коленях сидела смазливая хористочка. И они страстно целовались!.

Белла так и приросла к месту. Придя в себя, она хотела тихонько и незаметно удалиться. Однако как раз в этот момент Лефевр поднял голову и увидел вчерашнюю странную девушку. Похоже, он был доволен тем, что Белла застала его в таком положении. Подумать только, каков негодяй!

Хористочка, почувствовав, что внимание к ней вдруг ослабело, повернула голову и недовольно уставилась на Беллу. Краснощекая и аппетитная девица была одета в платье под горло с морем кружев, на голове у нее красовался непомерных размеров шиньон.

Мало ему Кристал и Козетты, так теперь еще и эта. Подлец! На губах Жака играла невинная улыбка.

– Привет, привет, Белла, – произнес он, растягивая слова. – Этъен сказал, что принял тебя в хор. Поздравляю.

– Спасибо, – ответила она предельно сухо, Затем подчеркнуто доброжелательно улыбнулась аппетитной особе в кружевах и сказала: – Простите, но надо идти…

– Погоди! – Жак согнал хористочку с колен и небрежно потрепав девушку по щеке, сказал: – Тесс, беги на сцену, а то опоздаешь на репетицию. Тесс обожгла Беллу ненавидящим взглядом.

– А как же ты, Жак? – спросила она Лефевра.

– Скажи Этьену, что я скоро буду.

Еще раз испепелив взглядом Беллу, Тесс отправилась прочь.

Жак издал иронический смешок, шагнул к Белле и посмотрел на нее так пристально и с таким наглым спокойствием, что у девушки поневоле участился пульс.

– Должен сказать, сегодня у тебя наряд получше. Желтое тебе идет.

– Мистер Лефевр, мне глубоко безразлично мнение о моих нарядах, – заявила Белла и решительно повернулась в сторону сцены. Жак проворно схватил ее за руку.

– Минутку! Скажи, неужели я чем-то обидел тебя?

Его пальцы словно обожгли ей локоть. Девушка гневно стряхнула его руку и впилась в лицо тенора возмущенным взглядом.

– Обидели? Я нисколько не обижена. На протяжении последних двенадцати часов вы на моих глазах обнимали трех разных женщин. А теперь глядите на меня страстным взглядом, и похоже, весь свой пламень обратили на мою скромную особу. Нет, с чего бы мне на вас обижаться!

Темные глаза Жака смотрели на нее с насмешкой.

– Ты полагаешь, что я весь свой пламень обратил на твою персону, та cherie?

Горячая волна краски залила щеки Беллы. Дыхание сперло от возмущения и стыда. Жак упивался ее растерянностью и яростью.

– Я не удостою вас ответом! – выпалила Белла.

Она попробовала снова ускользнуть, и опять Жак поймал ее за руку.

– Так ты ревнива? Мне это нравится, та cherie! Она презрительно скривила губы:

– Вы льстите себе, мистер Лефевр!

Жак насмешливо сложил руки на груди и вопросительно-шутливо скосил голову набок.

– Если это не ревность, тогда объясни, отчего ты так взъерепенилась?

– Извольте, – сказала Белла. – Будучи натурой чувствительной, я не могу оставаться спокойной, когда встречаю такого наглого, такого бесстыжего волокиту, как вы, мистер Лефевр!

Жак откинул голову и расхохотался.

– Я вовсе не волокита!

– Кто же вы, по-вашему?

– Что касается Тесс, я ее просто утешал, – ответил он, невинно заморгав глазами. – Ее кот убежал, и она… так безутешна…

– Ха-ха! Единственный кот, имеющийся в театре, стоит передо мной и рассказывает сказки!

– Но я говорю чистую правду, Белла! – протестовал Жак, сдерживая смех и продолжая мелодраматично прижимать обе руки к сердцу. – Никто не сравнится со мной по части утешения женщин. Ты видела меня в разгар моих обременительных трудов.

– Я не отношусь к категории безутешных!

– Это даже лучше.

Жак по-прежнему не отпускал ее. Теперь он придвинулся ближе к Белле и поднес ее руку к своему рту. Она почувствовала опаляющее прикосновение его губ.

– Если отпадает необходимость утешать, – сказал Жак, – я могу целиком и полностью сосредоточиться на главном – как тебя очаровать и как тебя добиться.

Белла отступила и вырвала руку. Его прикосновение слишком волновало ее.

– Держитесь от меня подальше!

Он лишь рассмеялся.

– Неужели ты считаешь меня таким опасным, Белла? А впрочем, ты знаешь, я могу быть опасным…

Сейчас они смотрели друг другу в глаза: Белла – едва дыша, вся встрепанная, а Жак – с самоуверенной улыбкой. До чего бы они досмотрелись, неизвестно, потому что в этот момент со стороны сцены раздался громкий крик:

– – Жак Лефевр! Где ты, черт бы тебя побрал!

Жак со смехом отозвался:

– Здесь я, здесь.

Тут он подхватил ее под руку и со словами «Вперед, милая!» повлек на сцену.

Как она ни протестовала, но из-за кулис они так и появились – под ручку.

Белла в отчаянии увидела, что на них уставилось по меньшей мере человек двадцать. Они с Жаком стали центром всеобщего внимания.

Насупив брови, директор труппы выступил вперед и демонстративно щелкнул крышкой своих карманных золотых часов.

– Наконец-то ты пожаловал, Жак! – Этьен Равель, кипя от злости, все же не решался на открытый скандал. – А я уж, грешным делом; решил, что ты и мисс де ла Роза не почтите своим присутствием нашу первую репетицию.

Жак рассмеялся и обнял Беллу за талию. Когда девушка постаралась отстраниться, он лишь крепче обнял ее.

– Нам с мисс де ла Роза необходимо было уладить одно маленькое недоразумение.

Артисты начали перешептываться. Этьен жестом приказал всем замолчать.

– Я так и понял. А теперь все на свои места!

– Но сперва я хотел представить Беллу коллегам…

Этьен возмущенно хмыкнул.

– Нет никакой необходи… – поспешно начала Белла.

Однако. Жак уже подтащил ее к дородной артистке со следами былой красоты, с живой искрой в карих глазах. Темные с проседью волосы матроны были собраны в аккуратный пучок на затылке, – Белла, познакомься с нашей ведущей солисткой – Мария Форчун, сопрано.

Белла улыбнулась и пролепетала вежливую фразу.

– Добро пожаловать в наш хор, дорогая, – искренне сказала солистка, энергично пожимая руку Беллы, и добавила, показав глазами на Жака: – Только берегитесь этого распутника. Он знаменит тем, что способен очаровать девушку за несколько секунд. Но помните, через мгновение его и след простынет!

Вся труппа покатилась от хохота, а Жак трагически закатил глаза.

– Мария, ты отпугнешь девушку прежде, чем я успею пустить в ход свои чары!

– Я лишь предупреждаю ее, – отозвалась Мария. – Сама слишком часто обжигалась.

Посреди всеобщего веселья Жак подвел Беллу к лысеющему мужчине средних лет, обладателю округлого живота.

– Белла, позволь представить тебе нашего главного кассира Клода, он муж Марии.

Белла улыбнулась Клоду и сказала положенную любезность. Муж примадонны имел вид страдальца – кислое выражение лица, опущенные уголки губ. Клод пожал протянутую руку и буркнул что-то вроде «очень приятно», которое весьма смахивало на «черт бы вас побрал!».

А Жак уже подводил девушку к черноглазой миниатюрной испанке, писаной красавице лет тридцати. Ее поза и взгляд были исполнены холодного презрения.

– Белла, это наше меццо-сопрано – Тереза Обрегон.

– Приятно познакомиться, – в который раз произнесла Белла, кланяясь, как китайский болванчик.

Испанка быстро и пренебрежительно тряхнула протянутую руку и, вскинув аристократический носик, повернула лицо к Жаку.

– Еще одна хористка? Надоело запоминать их имена – появляются и исчезают с такой скоростью! – Тут она критически оглядела новенькую и поморщилась. – А впрочем, вы с Этьеном ни одного смазливого личика не пропустите!

Белла так и вскипела, но Жак примирительно заметил:

– У нее не только смазливое личико, но и голосок не хуже, чем у некоторых.

О качестве ее голоса ему было известно лишь со слов Равеля, но Лефевр не отказал себе в удовольствии кольнуть самовлюбленную испанку. У Терезы Обрегон гневно дрогнули ноздри, и Белла поежилась под ее недобрым взглядом.

А Жак уже увлек ее дальше. Он представил девушку Люси и Альфреду Штраусам, она – контральто, он – бас; приятная на вид пара, обоим немного за тридцать. Затем познакомил с чернокожим пианистом – Раффордом Разберри. Остальные имена и фамилии сразу забылись. Запомнился только баритон Андре Дельгадо.

Черноглазый креол средних лет церемонно поцеловал Белле руку, пощекотав ее колючими пышными усами.

– Белла де ла Роза, – повторил он. – Вы так же Прекрасны, как ваше имя!

– Наш штатный соблазнитель вынес свой приговор! – провозгласила Мария Форчун, и раздался всеобщий хохот.

– Мария, я протестую! Что за шутки! – возмутился Андре.

Между тем Жаку потребовалось некоторое усилие, чтобы высвободить, руку девушки – баритон как-то ненароком забыл ее ручку в своей ладони.

– Дружище, – насмешливо сказал Жак – не надо отрицать очевидное.

При общем смехе улыбка Дельгадо сморщилась и увяла. Этьен Равель громко захлопал в ладоши, кладя конец затянувшемуся веселью.

– Хватит лодырничать! – воскликнул директор труппы. – Слушайте внимательно. У нас всего-навсего три недели на репетиции. К настоящему моменту все вы уже получили свои клавиры. Мы приложили максимум усилий, чтобы составить интересную и современную программу. К нашей большой радости, высокоуважаемый попечитель нашего театра мистер Терфилд недавно путешествовал по Европе, откуда привез нотную запись «Песни-вальса Мюзетты» – арии из прекрасной новой оперы Пуччнни «Богема». Сегодня мы доработаем над дуэтом «Жаркий вечер в старом городе», а после того как впервые опробуем наш «калейдоскоп»…

При слове «калейдоскоп» Беллу пронизала дрожь. Подробные пояснения Этьена о том, как работает новое устройство, почти не доходили до сознания девушки – сам факт, что она повторно присутствует при испытании «калейдоскопа», привел ее в состояние, близкое к истерике. А что, если во время одного из затемнений, когда по сцене замечутся тысячи огоньков, она вдруг перенесется обратно в будущее?

Но разве не об этом она мечтала все это время – вернуться в свое прошлое, к бабушке! Однако что станется с Жаком?

Белла покосилась на тенора, стоящего в нескольких футах от нее. Какая уверенная поза – ноги врозь, руки за спиной. И как красив! А главное, брызжет жизненной силой. Девушка невольно закусила губу при одном предположении, что ей придется оставить этого жизнелюба его неотвратимой судьбе. В ее истерзанной душе происходила отчаянная борьба между тем настоящим, в котором она прожила всю свою жизнь, где осталось все привычное и где бабушке требовались ее помощь и поддержка, и этим настоящим, в котором она уже кое-как обустроилась, где были свои задачи и свои соблазны и где у нее есть четкая цель – спасти человека от занесенного над ним ножа…

Этьен громко пощелкал пальцами, и неожиданный звук отвлек Беллу от размышлений.

– Ну-с, друзья, – сказал директор труппы, – давайте начинать всерьез. Мария и Жак, идите на авансцену! Хор – к заднику! Мистер Разберри, к роялю, пожалуйста!

Все пришло в движение. Белла оказалась рядом с Элен в глубине сцены. Девушки улыбнулись друг другу и шепотом поздоровались.

Этьен спустился со сцены и занял привычное место первом ряду. И тут же нахмурился, глядя на стоящих перед ним тенора и сопрано.

– Жак, Мария, а где реквизит? – Этьен в ярости воздел руки. – Черт побери! Я же велел этим ленивым мальчишкам-реквизиторам все подготовить! У Жака должны быть цилиндр и трость, а у Марии – зонтик. Вам надо работать с этими предметами в такт музыке. – Он крикнул что есть мочи: – Тоби Штраус, немедленно сюда!

Из-за кулис выскочил долговязый тощий мальчик лет двенадцати. Смышленое лицо, черные как смоль волосы посередине разделены пробором, в глазах – смешинка. На мальчугане были полосатая рубашка и шорты на подтяжках.

– Да, сэр? – услужливо проговорил он. Возмущенно размахивая руками, коротышка Этьен вскочил и пoдбежал к барьеру оркестровой ямы. – Черт возьми, Тоби, где реквизит для мистера Лефевра и мисс Форчун? Мальчик испуганно перевел дыхание и, потупив глаза, вымолвил:

– Простите, сэр, я забыл.

Этьен отчаянно взмахнул руками.

– Люси, Альфред! Подействуйте, Бога ради, на своего отпрыска. Он забывает все на свете!

Супруги покорно вскочили и принялись распекать сына, а тот стоически выслушивал все и молча пере минался с ноги на ногу. Белле стало искренне жаль мальчика, которому сейчас бы гонять в футбол с одногодками и горя не знать. Она подумала, что Тоби, наверно, чувствует себя исключенным из мира родителей, совсем как она когда-то. В конце концов удрученный Тоби на пять секунд исчез за кулисами и вернулся с цилиндром, тростью и зонтиком.

Когда стали репетировать дуэт «Жаркий вечер в старом городе», Белле опять стало не по себе. Это так напоминало репетицию в 1996 году! Пусть исполнители другие, но все остальное пугающе похоже! Она запела вместе с хором… Полное ощущение, что все это с ней уже было. Даже театр тот же самый, не считая мелких деталей – цвета занавеса, другого оттенка стен в зрительном зале. Но эффект уже виденного возникал в первую очередь от хрустального шара, который висел у Беллы над головой, поблескивая гранями подвесок.

Этьен несколько раз останавливал музыку, давал указания, делал поправки. Номер близился к концу, и напряжение Беллы росло. Как только мистер Разберри взял на рояле первые аккорды «Старой милой песни любви», хрустальный монстр скрипнул и начал двигаться, заливая сцену и кулисы бликами света. Совсем как через сто лет.

Сердце Беллы бешено колотилось в ожидании – останусь тут или унесусь прочь? Мучил вопрос: а чего она хочет, что испытает, если неведомая сила вернет ее обратно, – восторг или разочарование?

Белла смотрела из-за кулис, как Жак и Мария разучивают «Песню-вальс Мюзетты». Этьен много прерывал их, давая свои указания. Белла заметила, что Мария временами касается руки Жака и в смехе женщины проскальзывают кокетливые нотки. Не было о сомнения, что Жак ей нравится и она с ним флиртует и упивается совместной работой и близостью на сцене. Однажды в короткой паузе на сцену зачем-то вышел ее супруг; она почти грубо отмахнулась от него, как от навязчивого насекомого. Белла видела как Клод пошел прочь, и физиономия его была кислее прежнего. Белла быстро посмотрела на Жака – он как ни в чем не бывало улыбался Марии. У этого мерзавца полностью отсутствует инстинкт самосохранения, возмущенно подумала Белла.

* * *

Впечатлений было так много, что от них голова шла кругом. Однако Белла продолжала внимательно наблюдать, приглядываясь к артистам труппы и сложной вязи их взаимоотношений. Скажем, когда Люси и Альфред исполняли дуэт, было нетрудно догадаться, что супруги души не чают друг в друге. И наоборот, во время исполнения дуэта Фридриха Флотова «Последняя летняя роза» Андре Дельгадо и Тереза Обрегон почти не смотрели друг на друга и в паузах не обменялись ни единым словом: терпеть друг друга не могли. Во время перерыва Белла поделилась своими впечатлениями с Элен, и та сообщила ей, что Андре и Тереза некогда были любовниками, но сейчас не общаются после крупной ссоры.

Позже в коридоре за сценой Белла застала красавицу испанку за беседой с Жаком. Ее рука лежала на плече тенора, ресницы трепетали, как крылышки бабочки. Белле стала ясно, почему Тереза решительно отвергает Андре. Вскипев от гнева, Белла прошла дальше, гордо вздернув носик. Жак стоял к ней спиной и не заметил ее. А если бы и заметил, то что? Ему наплевать. Неужели каждая особа в труппе влюблена в него? И кто его прикончит – мужчина? Женщина?

«А не я ли сама ? « – внезапно мелькнуло в голове.

Белла чуть не рассмеялась, но в следующее мгновение помрачнела. Возможно, если следовать железной логике…

В пять часов репетиция закончилась. Элен присоединилась к Белле, и они вдвоем спустились со сцены.

– Так-так, – игриво сказала Элен, – похоже, кое-кто сегодня положил на тебя глаз!

– Если ты имеешь в виду Жака Лефевра, то я удивляюсь, как он до сих пор не окосел. Для меня в его безразмерном сердце вряд ли отыщется местечко.

Элен рассмеялась.

– Ну так что, домой?

– Она с тобой никуда не пойдет, – вмешался знакомый мужской голос. – И глубоко заблуждается, если думает, что в моем безразмерном сердце не отыщется местечка.

Девушки обернулись и увидели Жака Лефевра. Он улыбался им своей привычной самоуверенной улыбкой.

– Жак, ты сущий дьявол! – воскликнула Элен. – Ты подслушивал!

Возмущение девушки нисколько не смутило Жака. Лишь на секунду оторвав взгляд от Беллы, он иронически посмотрел на ее подругу.

– Это общественное место, и всякий ходит, где ему вздумается.

Элен тронула Беллу за руку.

– Вот видишь, я тебя предупреждала!

– Я помню.

Жак опять впился взглядом в Беллу.

– Элен, – произнес он, – мне бы хотелось поговорить с твоей подругой наедине.

Губы Элен задрожали, какое-то время она колебалась. Белла смотрела в глаза Жаку и молчала,

– Изволь. Увидимся позже, Белла, – проронила Элен.

– Постой, Элен! – запротестовала наконец Белла.

Но поздно, подруга была уже в двадцати шагах от них. Белла повернулась к Лефевру. Тот посмеивался.

– Мистер Лефевр, нам с вами нечего обсуждать!

В его темных глазах прыгала смешинка.

– Отчего же, Белла? Я не согласен. У нас с тобой все только начинается.

Белла вспыхнула до корней волос.

– Извините, я должна идти.

Он обогнал ее и преградил дорогу.

– Не извиню. И не отпущу. Ты должна поужинать со мной.

– Какая наглость! Вы шутите! – в негодовании вскричала девушка.

– Нисколько не шучу, – произнес Жак вкрадчиво. – Я хочу показать тебе наш прекрасный город. Ведь ты не знаешь Новый Орлеан?

– В определенном смысле – да, – согласилась она.

– Тогда позволь показать наша обычаи и нравы.

– Спасибо, не надо, – промолвила Белла и мрачно рассмеялась. – Обычаи и нравы, которые вы способны показать, меня не интересуют. Я не намерена быть ученицей в вашей сомнительной школе.

Он почти застенчиво коснулся ее руки, хотя в глазах пряталась прежняя ухмылка.

– Чего ты боишься? Что влюбишься в меня? Или ты ревнуешь, потому что я имел глупость поцеловать нескольких хористок?

– Хористок? – насмешливо воскликнула Белла. – Если бы все ограничилось хористками! Судя по тому, что я сегодня видела, в театре нет ни одной женщины, которой бы вы, сэр, не оказывали предпочтение. Да что там в театре – вы не пропускаете ни одну хорошенькую женщину в городе!

Жак потер затылок с потерянно-застенчивым видом.

– Что тебе сказать? Разве я виноват, что ни одна женщина не может устоять передо мной?

Белла смерила его ледяным взглядом.

– Считайте, что вы уже встретили такую женщину, мистер Лефевр.

– Если ты такая стойкая, то отчего же боишься провести вечер со мной?

Он явно дразнил ее. Видя колебания девушки, он шагнул поближе к ней, соблазняя манящей близостью, призывным блеском в глазах.

– Если ты не пойдешь со мной, я засохну от тоски и умру.

Белла уже собиралась хлестко ответить, но слово «умру» заставило ее осечься. О Господи, подумала Белла, глядя на это красивое, цинично оживленное лицо. Пусть он негодяи и волокита, но ведь ему через месяц суждено умереть страшной смертью! Прка она здесь, пока есть время, разве не ее долг – спасти его… или по крайней мере попытаться спасти от злой судьбы?