Текст книги "Противостояние. Романы"
Автор книги: Юлиан Семёнов
Жанр: Шпионские детективы, Детективы
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 6 (всего у книги 58 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
– Идите, – ответила Надя.
Садчиков долго простукивал пол в передней, поглядывая при этом на обувь, стоявшую под вешалкой. Потом он вошел в комнату, увидел неприбранную кровать, остатки еды на столе, порожнюю бутылку «Букета Абхазии» и пепельницу, полную окурков.
– Вторую к-комнату откройте, – попросил он.
– Она открыта, – ответила Надя, – там сестра живет.
Во второй комнате никого не было. Потом Садчиков зашел в ванную комнату и на кухню. Там тоже было пусто. Он вернулся в комнату, улыбнулся, погрозил Наде пальцем и сказал:
– В-вот я вас хорошо п-помню, а вы меня забыли.
– Откуда же вы меня помните?
– А н-нас Костя знакомил.
– Где?
– Д-да здесь, около киоска.
– Может быть, – ответила Надя и пояснила парню: – Чего смотришь, это муж, Костя, он в ресторане сидел, помнишь?
– Назаренко, – подсказал Садчиков.
– Ну да, – повторила Надя. – Кот.
– В-вы еще долго будете д-дома? – спросил Садчиков. – Мы водопроводчика должны п-прислать…
– Ломать?
– Нет, – сказал управдом, – текущая профилактика, ничего не потревожим…
– Часа два еще пробудем, – посмотрев на своего приятеля, ответила Надя, – да, Сережа?
– Конечно.
– А тебе когда на стадион? Не опоздаешь?
– Нет, дорогая, – ответил парень, – не опоздаю…
– А К-кот где? – спросил Садчиков. – О-обещал позвонить – и пропал.
– Мы с ним поссорились, – ответила Надя, повернувшись к Сереже спиной, и сморщила лицо. Осторожно подмигнула Садчикову и выдохнула: – Разводиться будем.
– Ж-жаль, – сказал Садчиков, – он ведь хороший п-парень. Нужен он м-мне сейчас. Где найти – у-ума не приложу. Если он придет, то пусть сразу ко мне позвонит, ладно?
– Телефон знает?
– А я з-зайду через часок и оставлю.
Телефон-автомат был установлен в подъезде, так что Садчиков, быстро набрав номер милиции, мог видеть всех, кто пройдет мимо.
– Алло, – сказал он тихо, прикрыв рот ладонью, – это С-садчиков. Быстро машину с людьми ко мне на Пушкинскую. Возьмите ордер на обыск у п-прокурора. Да. Я в подъезде.
Садчиков вопросительно посмотрел на домоуправа.
– В четвертом, – подсказал тот, – въезд со двора.
– Четвертый, – повторил Садчиков, – въезд со д-двора. Жду.
Близко к развязке
Они ходили по улице Горького пятый час кряду.
– Леня, – сказал Росляков, – ты просто молодчина. Откуда ты только знаешь так много стихов? Неужели по школе?
– У нас Лев преподает с восьмого класса, он только нас ведет, мы поэтому литературу и любим… А другие классы ненавидят. Лев в учебники не заглядывает и нам не велит. Краткое содержание, язык, образ, кульминация – это же все чепуха…
– Да?
– Конечно. Читать надо побольше, тогда все будет ясно. Где образ, какое идейное содержание, в каком месте кульминация. А читают у нас ребята мало.
– Почему?
– Физика, космос. Это идет. А литература – так, времяпрепровождение. Несерьезно, говорят.
– А мы литературу любили. Смотри, как забавно: когда мы школу кончали, то почти все шли в гуманитарные вузы – на юридический, на истфак. Еще на журналистику многие пытались попасть.
– Я тоже мечтал…
– Почему «мечтал»? – спросил Костенко.
– Меня теперь туда на пушечный выстрел не подпустят.
– Да брось ты, как старуха, нудеть. Захочешь – подпустят. Важно захотеть. Это во всяком деле самое главное.
– Ты сейчас экзамены сдай, – посоветовал Костенко. – Тебе важно школу хорошо кончить…
– А я школу не люблю…
– Это почему же? – удивился Росляков.
– Я его понимаю. Школа прививает нелюбовь к литературе, – сердито буркнул Костенко. – Я Пушкина начал перечитывать уже в университете… А в школе нас мучили вопросами: «Каково социальное происхождение Татьяны Лариной?» и «Каковы главные отличительные черты „лишнего человека“?» Литература – это прекрасное, а про это именно забывают.
– Сейчас немного полегче, – сказал Ленька, – сейчас все-таки можно самому высказывать точку зрения… А раньше, говорят, надо было пересказывать, что писали в учебниках… И ничего своего… Лев Иванович ставит пятерку, если говоришь свое – пусть даже ошибаешься. А кто бубнит по учебнику, тем он больше четверки не ставит.
– Вообще школа сейчас ждет реформы, – заметил Костенко. – Кое-кто из моих друзей бранит кибернетику и счетно-вычислительные устройства, а ведь именно они будут определять будущее развитие прогресса. Через двадцать лет в седьмом классе на партах будут стоять маленькие счетные машины, ей-богу… Один мой дружок, математик, говорит, что в математике произошла революция: раньше надо было дать один ответ, в этом был смысл математики, а теперь высший смысл состоит в том, чтобы расчленить задачу на елико возможно большее количество вопросов, а потом эти вопросы засадить в счетную машину… А мы заставляем ребят зубрить формулы; мозг костенеет, инициативы нет…
– Кое-кто из твоих знакомых, – сказал Росляков, – видимо, бранит кибернетику с этической точки зрения, опасаясь ее самодовлеющего влияния на человечество…
– Потом доспорим, – вздохнул Костенко, – мой парень какие-то пассы делает, надо пойти посмотреть…
Он быстро пересек улицу Горького и спросил давешнего оперативника:
– Что случилось?
– Вспотел я, – ответил тот, – машу руками, чтоб тело проветрить…
– Большой ты человек…
– Испохабили планету, – сказал тот, – зима слякотная, весна – как в Африке, а летом дожди… Завтра вообще тридцать градусов ожидается.
– Во-во, – чертыхнулся Костенко, – а поедешь в отпуск, так калоши надо брать.
– Земля остывает, скоро все переменится. У меня дед говорит, что зима обернется летом, а весна – осенью.
– Прозорливый у тебя дед.
– Дед что надо. В наше, говорит, время не соскучишься.
– На что это он, интересно, намекает?
Оперативник ответил:
– Он без умысла, что вы…
Костенко усмехнулся, весело оглядел оперативника и подмигнул ему.
– Нет, серьезно, – повторил тот, – просто дед с фантазией.
– Какая у деда может быть фантазия? У деда сплошной реализм должен быть. Давай воды выпьем, а то горло совсем пересохло. Сволочь, не идет до сих пор…
– Кто?
– Чита, кто…
Так и ходят они по улице. Говорят о пустяках, подшучивают друг над другом, а в голове только одна мысль: где он?
Внешне они спокойны, даже несколько расслабленны. А ведь под пиджаками не видно, как напряжены у них мышцы рук и спины; посторонний не знает, как устают глаза, потому что надо все время смотреть по сторонам и искать, и не просто искать, а так, чтобы непременно найти.
Виктор Ганкин
Прохор позвонил в гараж и попросил к телефону шофера Виктора Ганкина.
– Он сейчас на линии, – ответили ему, – позвоните через час.
– Не уйдет? Может, он вернется и сразу уйдет…
– Нет. Он до трех сегодня.
– Спасибо, – ответил Прохор, – вы ему передайте, пожалуйста, что к нему Архип Иванович через час перезвонит, ладно?
…Через неделю после свадьбы Виктор сделал хорошего «левака»: перевез за два часа три холодильника. «Москвичок» у него с кузовом, свеженький, всего тридцать тысяч набегал. Развал, правда, дрянной, левый передний скат здорово жрет. Да черт с ним, со скатом. Тридцать рублей в кармане. Любке на платье. В Пассаже продают. Импортное, с красными цветами по сиреневому фону. Кошмар!
Женившись, он в рот не брал водки. Раньше-то пил много. И не водку, а политурку. Она дешевая, водичкой разбавишь – и ничего, пить можно. В нюх, правда, шибает. И рыгается потом плохо, прямо керосином рыгается, спички не подноси. А как Любку встретил, так перестал пить. Ребята говорят, что от политурки с мужским делом вроде плохо. А Любка девка что надо, за ней глаз да глаз. А водочки – это, пожалуй, можно. Чекушку с удачи. Она ж не политура, ее в магазине государство продает. И с закуской. В последний раз, чего там…
Орудовец, задержавший Ганкина по ерундовому поводу, не хотел даже сначала его штрафовать. А потом отправил на проверку, дуть в трубочку этого самого Раппопорта. Чтоб сдох этот Раппопорт с его трубочкой… Права отняли. И все. Разнорабочим сколько в месяц получишь? Два раза двор подметешь – и весь труд. Деньга – соответственно.
Шоферов на базе не хватало, и Ганкину выдали талон. Без прав. Заработок – на четверть меньше, чем раньше. А подкалымить надо? В том-то и дело. Ночью договорился с диспетчером и махнул к вокзалам. Ездил, ездил – везде ОРУД, сразу схватят за баки. Поехал к гостиницам. Тоже без толку. Потом вспомнил – Останкино! Рванул туда. Остановили двое. Повез одного в город, а другого – в Тарасовку. Адресок взял, десятку бросил. Уже другое дело. Жизнь. Хороший старичок. Архип Иваныч. Хроменький. Добрый такой, и все как попик говорит: ласково, душевно. Потом седьмого пришел. «Хочешь, – спрашивает, – сто рублей получить?» – «Дурак не хочет. Перевезти что?» – «Да нет, – говорит, – ребят надо подвезти в одно место, а потом забрать». – «Подвезем, чего не подвезти!» Пришел назавтра Сударь. Подвез его с Читушкой к скупке. Вышли оттуда, поехали в город, а вечером Архип Иваныч сотню приволок. Лучше б не приволакивал. Любка скандалит. «Откуда, – спрашивает, – деньги?» Баба, чего с нее возьмешь? Ушел из дому, а старик ждет на лавочке, около дома сидит. Пошли с ним, дали как следует. Тут уж он все и выложил. «Ты, – говорит, – теперь с нами. Заодно. А чего? – говорит. – В наш век надо каждой минутой жить. Как, – говорит, – водород рванут – так все марсианам останется. Живи, гуляй, пока можно!» Сволочь старая. Потом еще два раза с ним ездил. А вернулся домой – все деньги лежат на столе, а над ними записочка: «Уехала в деревню к тете». Ну и черт с тобой! С девчатами сейчас нет проблемы, только выбирай, сами напрашиваются, глазами стреляют, змеи…
Розку выбрал, в кафе «Ландыш» повел, портвейном поил, а как домой привел и до дела дошло, она морду расцарапала. Зараза! Водки выпьешь, домой придешь – и такая тоска, что пропади все пропадом! «Эх, Любка, Любка, надо было тебе со мной по-хорошему поговорить! Я б, может, остепенился. Год всего живем, чего там… Думаю, поеду к ней, упаду на колени, вернется. А как выпью – так ну ее сразу к черту! А тут письмо: так, мол, и так – у меня будет ребенок. Она сама видная, значит, и родит кого надо. Все. Завязал. Сударя побоку. Ходит, морду кривит. От него все и шло. Сегодня день короткий, возьму билет – и к ней, а в понедельник вернемся вместе. А насчет этих я и знать ничего не знаю. Они ходили, я в машине сидел. Может, они папкин пиджак продавали, поди докажи. Так Любке и скажу, если будет пилить… Чего Архип Иванычу от меня надо? Он старик хороший. Если он скажет, те отстанут. Через час, сказал, позвонит. Час – не год, подождать можно. Эх, Любка, ты ведь и не знаешь, что я к тебе завтра утром приеду. Розка – зараза, в подметки не годится. Маникюр сделала и решила, что царица. Дура мордастая, думает, что если царапается – значит в сети к себе завлечет… Черта с два… Идиоты повывелись».
Зазвонил телефон, Виктор ждал звонка в диспетчерской. Он снял трубку и сразу же услыхал голос Архипа Иваныча.
– Витек, – сказал тот, – здорово! Ты чего пропал? Я уж соскучился…
– Я не пропал, Архип Иваныч. Я вот он, тут весь, это вы пропали.
– Вить, а Вить, ты сейчас подъезжай в одно местечко, ладно?
– Не поеду.
– Ты чего, Вить? Ты обиделся, может, на меня? Ты мне правду скажи…
– Ни на кого я не обиделся. Просто сказал – не приеду, и все.
– Ты погоди. Вить, ты не думай там про чего-нибудь. Я ведь один тебя прошу. На полчасика, внучек помирает, мне только в аптеку надо, к приятелю, лекарства достать, а нога у меня болит…
– Какой внучек?
– Коленька. Он маленький, ему годика еще нет. Выручи, Витенька.
– У меня только полчаса времени есть. Больше я не могу…
– Да мы обернемся, что ты… Давай я, куда скажешь, подойду.
– Ладно. У Лаврушинского. Через пять минут будете?
– Через десяток бы, Витек.
– Ладно. Только…
– Будет, будет, – заторопился Архип Иваныч, – кому надо, рублевочку посули, у меня деньги есть с собой, есть…
Допрыгались
Садчиков постучал в дверь. Открыла Надя. Вместе с Садчиковым вошли еще трое.
– Как вы быстро, – сказала Надя, – и много вас… Все водопроводчики?
– Почти все, – ответил Садчиков, – мы из уголовного р-розыска. – Он быстро прошел в комнату и сказал гладко выбритому, томному спортсмену, который лежал в постели: – Ну-ка одевайтесь, красавец-мужчина.
– А в чем дело?
– Сначала одевайтесь, п-потом объясню.
Надя стояла у двери и медленно бледнела.
– Вот ордер на обыск, – сказал Садчиков, – д-давайте мне телефон Читы.
– Но его же нет дома…
– Где он?
– Не знаю…
– Лжете.
– Может быть, у Сударя.
– Адрес?
– Мы там были поздно ночью… Я не запомнила…
– Телефон?
Она вышла в прихожую, взяла со столика записную книжку и стала ее листать. Спортсмен тихо сказал:
– Товарищ, у меня трое детей, я мастер спорта, советский человек и патриот, объясните, пожалуйста, в чем дело?
– П-при чем здесь трое детей? – удивился Садчиков. – И еще патриотизм…
– Мое имя не станет достоянием гласности? Я ведь езжу на соревнования за рубеж…
– Ваше имя обязательно станет достоянием гласности, – сказал Садчиков, – и хватит вам трясти ч-челюстью.
– Но это не политическое?
– Политическое, – ответил Садчиков.
– Боже мой, какой позор, – сказал спортсмен и обхватил голову руками, – только этого мне не хватало…
Из коридора вернулась Надя.
– Вот телефон, – сказала она.
– Звоните ему.
– Что сказать?
– Скажите, чтобы он немедленно п-приехал.
– А если откажется?
– Уговорите.
Садчиков позвал одного из сотрудников и шепнул ему на ухо:
– Быстренько установите адрес, б-берите людей – и туда.
– Есть.
– Только без глупостей, – сказал Садчиков Наде, – н-не вздумайте с ним б-беседовать о нас. С-скажите, что у вас для него есть а-американский костюм. Он же любит костюмы. С-скажите, чтобы он немедленно приезжал пос-смотреть.
Надя набрала номер. К телефону подошел Сударь.
– Здравствуй, Саша, – сказала Надя и улыбнулась Садчикову жалкой улыбкой. – Кот у тебя?
– Зачем он тебе? – ответил Сударь. – Я лучше. Как спортсмен?
– Мы с ним расстались.
– Приезжай к нам.
– Потом. Ты позови Кота.
– Сейчас, – сказал Сударь и крикнул: – Эй, киря! Тебя.
– Алло, – сказал Чита.
– Это Надя.
– А я думал – Софи Лорен… – хохотнул Чита.
– Костя, ты можешь сейчас ко мне приехать?
– Что, надоело развлекаться с бывшим князем, а ныне трудящимся Востока?
– Не говори глупостей.
Садчиков, нагнувшись к трубке, слушал каждое слово Читы.
– У меня есть хороший костюм, Кот. Из дакрона. Очень красивый.
– С разрезом?
– Да.
– А какого цвета?
– Белый, в серую полоску.
– Сколько?
– Совсем недорого…
– Я вечером приеду.
Садчиков быстро взглянул на женщину и отрицательно покачал головой…
– Нет, – сказала она, – его через час заберут.
– Как же быть? У меня сейчас дело…
– Приезжай на пять минут, – повторила Надя то, что Садчиков сказал ей шепотом.
– Я сейчас не могу.
Садчиков снова посмотрел на женщину.
– Тогда ничего не выйдет, – сказала она. – Костюм уйдет.
– Он новый?
– Еще не одеванный.
– Подожди.
Чита сказал Сударю, который уже стоял на пороге:
– Я на полчаса к ней сгоняю, ладно?
– Не пойдет.
– Там костюм дакроновый.
– В этом походишь.
– Знаешь что?! Иди к чертовой матери! Тоже командир здесь нашелся! «Нельзя»! «Не пойдет»! Что я, тебе подчиняюсь? Тогда вообще топай сегодня один!
– Кончил?
– Да.
– Кретин. Если за полчаса не управишься – пеняй на себя.
– Санечка, я обернусь, – обрадовался Чита, – на такси туда и обратно.
– Опоздаешь ведь. Ты как баба – время ценить не умеешь… Ладно, едем – я еще раз дом посмотрю, а с Прохором увижусь, как условились. Ты будь к трем. И пистолет возьми, сюда мы не вернемся…
Чита сказал:
– Надюш… Сейчас приеду.
– Жду, – ответила Надя и, медленно положив трубку, заплакала.
– Ч-что это вы? – спросил Садчиков.
– Ничего… Просто неприятно себя чувствовать сволочью.
– В-вы сейчас поступили правильно. Д-дальше мы во всем разберемся, хочу вас только спро-осить: вы знали, когда он последний раз участвовал в грабеже?
– Что?!
– То, что слыш-шите.
– Я ничего не знала.
– Ладно. Сколько времени он сюда проедет?
– Не знаю. Минут двадцать – двадцать пять.
Пришел оперативник и, вызвав Садчикова в прихожую, сказал:
– Александр Николаевич Ромин, тридцать четвертого года рождения, по кличке Сударь, проживает вот здесь. – Он протянул листок бумаги с адресом. – В прошлом тренер.
– Хорошо, – сказал Садчиков, – берите людей из управления – и немедленно туда. Если его нет, останьтесь в засаде. Имейте в виду, там есть оружие. Мой звонок: три раза короткие, а четвертый – звоню очень долго.
– Есть, товарищ майор.
– Что со мной будет? – спросила Надя, когда Садчиков вернулся в комнату.
– Р-разберемся.
– Но я действительно ничего не знала о нем, честное слово…
– А об этом? – кивнул Садчиков на спортсмена. – Тоже ничего не знаете?
– Не-ет…
– А к-как же с ним спите?
– Мы встречаемся…
– Это у вас называется «встречаться»? – усмехнулся Садчиков.
– Врет, – сказал спортсмен, – заманила меня, проститутка. Я ее позавчера только увидел, клянусь мамой.
– Ты б пап-пой лучше клялся, – сказал Садчиков.
– Зачем оскорбляете? – спросил спортсмен. – Я спортсмен. Что мне, с женщиной общаться нельзя?
– Общаться можно, – согласился Садчиков. – Хватит разговоров. С-сидеть тихо. К-когда он постучит, молчите, мы сами откроем дверь.
– Если он на меня полезет, резать буду, – сказал спортсмен.
– Чем будешь р-резать? – поинтересовался Садчиков.
– Зубами, – ответил спортсмен, – как волк ягненка.
– Это можешь, – разрешил Садчиков, – только не до с-смерти.
Прохор действует
Прохор сидел рядом с Витькой в машине и быстро говорил:
– Ты чудной, Витек, прямо как ребенок. Ты меня слушайся, я всем вам добра хочу. Любочку зря ты обидел, она прямо как ягодка – красавица, глаз с нее не свесть. Был бы помоложе – отбил бы, право слово, Витек…
Витька хмыкнул, потому что представил рядом с Любой старенького Архипа Ивановича.
– Чего, – словно угадав его мысли, мелко засмеялся Прохор, – думаешь, не смог бы? Милай, хорошенький, ты меня и не знаешь вовсе, и каким я красавцем был, за мной бабы табуном ходили…
Витька засмеялся. Прохор махнул рукой и укоряюще вздохнул. Закурил. Начал напевать песню тоненьким бабьим голосом.
– Ты чего меня звал, Архип Иваныч? Если б у тебя внучек серьезно заболел, ты б грустный был, а так песню поешь.
– Ты хитрый, Вить, ух какой хитрый! И умненький. Тебя не проведешь. Эхе-хе, старость не радость. Угадал ты, Витек. Один я как сокол. Нет у меня племяша, и внучка нет. Только вот вы и есть, вас-то я и люблю. Ты уж меня выручи, старика, Вить. В последний раз, а? Вить? Чего молчишь?
– Не буду выручать, Архип Иваныч. Завязал.
– Шнурок завязывают, Вить… Чего тебе завязывать-то? Если б ты какой бандит, спаси господи, был, а то работяга, шофер. Откуда ты знаешь, чего везешь? Попросил Архип Иваныч, ну ты и подсобил больному старику. Сударик мои вещички, три чемоданчика, на Курский отвезет – и все. Триста рябчиков я тебе сразу выкладываю.
– Не пойдет, Архип Иваныч, – сказал Витька и улыбнулся. – У меня жена рожать вздумала. Все. Завязал.
– Господи, вот радость-то! – сказал Прохор. – Дите – оно в семью всегда мир приносит. Это вы здорово решили. А твой?
Витька не понял.
– Младенец-та чей? – спросил Прохор. – Твой?
– А чей еще?
– Она уж полтора месяца одна, не ровен час согрешила…
Витька резко тормознул. Машина остановилась.
– Вылазь, – сказал Витька, – старый дурак.
– Да что ты? – всполошился Прохор. – Я чего? Я ничего, Вить, я ж за тебя страдаю…
– Вылазь, – повторил Витька.
– Вить, Вить, – заторопился Прохор, – ты не серчай, ну, ты меня прости, старика. У меня так жена согрешила, я и напуганный теперя, Вить. Если бы я со зла, а то ведь от всего сердца. Ты не ругайся со мной, Вить, а то нам всем нехорошо будет, Вить…
– Тебе будет нехорошо, а мне что?
– Тебе тоже будет несладко. Один в наши дни кто захочет тонуть? Вдвоем – все веселей.
– Вот я сейчас поеду в милицию и сдам тебя, понял?
– И-и-и, милай, – засмеялся Прохор, – куда ты меня повезешь? Я тя сам куда хочешь отвезу. Только я этого делать не буду. Зачем это мне? Живи себе как хочешь. Лады, отвези меня ко мне домой, в Мамонтовку, и господь с тобой.
– Ты ж в Тарасовке живешь, Архип Иваныч, – сказал Витька. – Советская, сорок. Что я, не помню?
– Да не, там я не живу, там Сударев брат жил двоюродный.
Прохор быстро резанул взглядом Витьку. Глаза у него сейчас стали белые, холодные и пустые. Но так было только мгновение. Когда Витька, почувствовав на себе взгляд Прохора, обернулся, он увидел добрые стариковские глаза, в уголках которых поблескивали беспомощные и добрые слезинки.
– Да ты не бойся, – сказал Витька, – я только так, чтоб ты отвязался, Архип Иваныч. А то «согрешила», «согрешила»!
Прохор всхлипнул и тяжело шмыгнул носом.
– Ну, брось, Архип Иваныч… – попросил Витька. – Ну извини меня, если что не так. Да хватит тебе, Архип Иваныч, ты прямо как женщина.
– Эх, люди, люди… Верно говорят, что они крокодилово порождение. Им с добром, а они все в черном норовят отплатить. Лады, поворачивай. Заедем к тебе, пол-литра махнем, и езжай себе куда хочешь. Не нужно мне от тебя ничего. Деньги-то есть?
– Есть.
– А то можешь взять в долг-то…
– Да нет, пока не надо. Я ж говорю, завязал.
– У тебя есть что закусить?
– Есть. Только мне пить нельзя.
– Стопку?
– Попадусь, тогда хана.
– Миленький, дак ты не попадайся. Потихоньку поедешь-то, гнать не будешь. И потом у меня орешек есть. Мускатный. От него трубочка не краснеет.
– Какая?
– Раппопорта этого самого, дружка твоего.
– Ты только одну бутылку бери, Архип Иваныч, две не надо.
– Ладно, ты меня тут ссади, а сам топай домой. Дверь не запирай, чтоб мне не стучать. Соседи дома?
– Нет. Они до семи.
– И ладно. А то Любушке стукнут: пил-де водку Витька, пил ее, окаянную… Ты дверь не запирай, чтоб я не колотился, лады?
– Лады.
Прохор купил две бутылки водки, холодного копчения осетрины и полкило сыру. Пока ему заворачивали покупку, он пошел в автомат и позвонил Сударю: он хотел его предупредить, что машины не будет. Но Сударя дома не оказалось.
«Ничего, – решил Прохор, – я за час управлюсь, как раз приду ко времени. А нет – подождет, не привыкать…»
Куда смотрит милиция?!
– Ты книжки про сыщиков читал? – спросил Росляков Леньку.
– Конан Дойля?
– Нет, про нас.
– Читал. Только вас не называют сыщиками. Вас называют в книгах «сотрудниками».
– Вообще, конечно, сотрудник. Только это все равно, что повара называть работником нарпита, а писателя – подвижником культурного фронта. Я знаешь, почему спросил тебя про книги?
– Нет.
– Вот ты с нами второй день ходишь и, наверное, смеешься: все в книгах про нас врут. Да?
– Нет…
– Ну да… Обязательно смеешься. По книге нам только какую-нибудь пуговицу покажи – мы тут же убийцу разыщем. Или посмотрим на человека – и сразу скажем, кто он такой, откуда родом и чем занимался десять лет назад. Глупость какая! А ведь печатают и читают.
– У вас очень трудная работа.
– Шататься по улице?
– Что вы со мной, как с ребенком, разговариваете? Я ведь понимаю, что к чему…
Росляков обрадовался.
– Ты не сердись, – сказал он, – это я тебя проверял.
Ленька хотел что-то ответить, но ничего не ответил, потому что увидел, как из такси вылезал Чита. Он хотел закричать ему: «Стой, сволочь!» Он хотел броситься на него, на этого черного красавчика, который, улыбаясь, что-то говорил шоферу.
Росляков посмотрел на Леньку, заметил, как побледнел парень, перевел взгляд туда, где стояло такси, и увидел человека со шрамом на лбу.
– Отойди, – тихо, улыбаясь во весь рот, шепнул он Леньке и пошел к машине, глядя вроде бы в сторону, а на самом деле упершись взглядом в карманы Читы.
Ленька как стоял на месте, так и замер. Сердце бешено колотилось, а руки и ноги сделались мокрыми и ватными, словно совсем чужими. Он понимал, что ему сейчас надо повернуться и уходить, чтобы Чита не заметил его и не заподозрил неладное, но он не мог двигаться, он стоял в оцепенении, как человек, увидавший перед собой злейшего врага, губителя своей жизни.
И Чита заметил Леньку. Секунду он вспоминал его, а вспомнив, ужаснулся. Снова чутье – какое-то звериное, не его, а мудрое и далекое чутье пещерных предков – подсказало ему опасность. Он не обратил внимания на парня, одетого ладно и небрежно, который шел к такси. Он видел того самого мальчишку, который был с ними в кассе. И он видел, как тот стоял, бледный и напряженный, словно перед прыжком.
Чита рывком открыл дверцу и плюхнулся к шоферу. Все в нем затряслось, и спазма сдавила горло. Он сказал:
– Едем. Быстро, – и потянулся к дверце, чтобы захлопнуть ее. Но в тот же миг рука того самого парня, который шел к такси, с силой рванула его тело из машины. И еще он услыхал пронзительный голос мальчишки, который был с ним в кассе. Тот кричал: «Сюда! Сюда! На помощь!»
Росляков схватил Читу и, подняв его, понес в подъезд. Чита закричал и начал бить парня коленями по животу. Росляков занес его в подъезд и прижал к стене. Сразу же образовалась толпа. Люди кричали:
– Безобразие! Куда смотрит милиция?! Милицию сюда!
Росляков сопел и держал Читу в железных объятиях, а тот верещал и по-прежнему бил его коленями в живот. Сквозь толпу протиснулись Костенко и оперативник. Они схватили Читу за руки, а Росляков полез к нему в карманы. Толпа шумела и гневалась. Росляков вытащил из заднего кармана брюк теплый пистолет. Все враз замолчали и шарахнулись в стороны, будто отнесенные ветром.
– Вот сюда смотрит милиция, – отдуваясь, сказал Росляков, пряча пистолет, отобранный у Читы. – И давайте расходитесь, пожалуйста. Ничего интересного здесь нет.
Допрос начали сразу же, как только Читу привезли в управление.
– Я требую объяснений, – сказал Чита, когда Садчиков предъявил ему постановление на арест. – Я не понимаю, за что меня задержали.
Он пытался говорить спокойно, но его выдавали пальцы: они мелко дрожали.
«Главное, ни в чем не сознаваться, – повторял себе Чита. – Санька говорил, что главное – не сознаваться… Только не сознаваться…»
– Вас арестовали за четыре преступления, Назаренко, – сказал Росляков. – Вас арестовали за убийство милиционера Копытова, за ограбление скупки и приходной кассы и за незаконное хранение оружия.
– Я никого не грабил и не убивал. Оружие я нашел только что в такси и хотел его передать в милицию.
– Вы что, сейчас ехали в милицию?
– Да.
– А почему вы отпустили машину на улице Горького?
– Я хотел позвонить по телефону и узнать адрес, куда надо везти револьвер.
– Ах так… Ясно, – сказал Росляков. – А почему же тогда вы вдруг передумали звонить и решили быстро уехать?
– Я вспомнил, что вы помещаетесь на Петровке. И вам я сопротивлялся только потому, что думал, вы грабители и это ваш пистолет. Я думал, что вы следили за мной.
– Н-ну, хорошо, – сказал Садчиков, – м-может быть, это так и было. С-скажите, а когда вам надо было заехать за дакроновым костюмом?
– Что? – упавшим голосом переспросил Чита.
– То самое, – сказал Костенко.
Чита сидел на стуле посредине комнаты, а Садчиков, Росляков и Костенко стояли прямо перед ним – стеной, закрывавшей окно. Поэтому Чита не видел их лиц и их глаз, он видел только яркие черные контуры трех людей, которые каждым своим вопросом вбивали ему в голову, прямо в темечко, страшные гвозди. Эти гвозди причиняли ему неимоверную боль, он должен был привыкнуть к этой боли, а уже потом, привыкнув к ней, быстро придумать ответ и сказать возможно спокойнее и беззаботнее:
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– С-слушай, Чита, – сказал Садчиков, – ты только из себя б-борца не р-разыгрывай. Тут зрителей нет. И п-пьяных пижонов, которые стоят около ресторанов и к-которых можно легко сбить с ног, тоже нет, и мы, как ты заметил, не девицы, а сыщики…
– Подумайте сейчас о себе, – продолжил Росляков. – Мы возьмем Сударя, и он нам расскажет все. Понимаете? И вы будете последненьким. А это плохо – оказаться последненьким в признании, суд это не очень-то одобрит.
– А за что меня судить?
– Я могу п-повторить еще раз…
– Не надо ваньку валять, – сказал Костенко, – с нами такие номера не проходят. Это у тебя только со Шрезелем такие номера проходили. Это ты ему мог «динамо вертеть», а у нас не получится.
– Я не понимаю, о чем вы говорите.
– З-начит, ты отказываешься давать показания? Так следует понимать тебя, да?
– Нет, почему же…
– Мы повторяем свои вопросы, Назаренко, – сказал Росляков, – послушайте нас еще раз: расскажите, как произошло убийство Копытова, кто и как вам помогал при ограблении скупки и кассы, куда с награбленным ездили и сколько времени вас ждал в машине Витька?
«Все знают! – пронеслось в мозгу у Читы. – Про Витьку тоже знают! Конец!»
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – тихо ответил он, – я просто удивляюсь…
– Хорошо, – сказал Костенко, – сейчас мы тебя отправим в камеру. Но имей в виду следующее: я скажу Сударю, что ты молчишь и таким образом берешь на себя роль главаря банды. Думаю, что Сударя это устроит. Он даст показания, если ты молчишь и если сам себя пускаешь главарем. Имей в виду. Ты, конечно, потом откажешься от молчания и будешь показывать все на Сударя. Суд пришлет нам дело на доследование. Мы терпеливые. Мы тебя выслушаем еще раз, мы запишем твои новые показания и заново будем допрашивать Сударя. Но он-то наверняка от своих прежних показаний не откажется. Это уж ты поверь мне. Он скажет, что ты выкручиваешься и лжешь. Ты понимаешь, что он поступит именно так. И я не знаю, как суд посмотрит на твои измененные показания. То молчал, а то вдруг все стал валить на содельца. Вот об этом я должен тебе сказать. Подумай. Взвесь все. У нас есть время. Мы можем подождать…
Чита попробовал улыбнуться. Он откашлялся и сказал:
– Спасибо вам большое за разъяснение, но я просто не знаю, в чем мне сознаваться… Вы говорите про какого-то милиционера, которого убили… И вообще… Я ничего об этом не знаю.
Садчиков позвонил по внутреннему телефону и спросил:
– Как экс-спертиза? Что? Ага. Н-ну хорошо, давайте ее сюда…
– Что? – спросил Костенко.
– Т-так вот, – нагнувшись над Читой, сказал Садчиков. – Тот пистолет, который мы взяли у тебя, принадлежал убитому сержанту милиции Копытову, Ч-чита. По номеру мы это сразу узнали, а эк-кспертиза нам подтвердила научно.
– Да, но я его н-нашел…
– Т-ты меня не передразнивай, – посоветовал Садчиков, – н-не стоит.
– Я не передразнива-аю! – взмолился Чита. – Это у меня само!
– Испугались? – спросил Росляков.
– Нет, просто…
– Не так уж все это просто, – сказал Костенко. – Что, вызывать конвой? Пойдешь в камеру молчальником, Чита?
– Но я нашел этот пистолет в машине!
– Только не лгите, – сказал Росляков, – только не надо нам лгать, Назаренко. Это я вам даю добрый совет, поверьте мне. Шофер такси номер ММТ 57–51, на котором вы ехали, у нас. Его зовут Николай Васильевич Теплов. Сейчас мы его пригласим.
– Да, это мой первый выезд, – сказал шофер Теплов. – Я выехал из парка, я там амортизатор менял, а этот гражданин меня остановил.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?