Текст книги "Русалка и зеленая ночь"

5

Когда феникс садится на насест,

он делает это хуже, чем курица.

Китайская пословица

А было так. Напившись вчера до посинения, Ванечка глубоко проникся горем Даниила и по-отцовски пожурил товарища за малодушие. Он решительно поднял его на подвиг и, вывалившись из квартирки прикованной к телеэкрану отличницы, друзья прямиком направились в скорбное хранилище усопших. Но путь этот оказался не столь прямым и кратким, как им хотелось. На полдороге их остановила милицейская карета, и из окошка высунулся лейтенант:

– Куда, откуда и зачем?! – поинтересовался он.

– По любовным делам, – с вызовом ответил Ванечка и слегка грузанулся, стоит ли добавить «в морг». Но решить не успел, так как милиционер, внимательно оглядев обнявшихся друзей, понял все по-своему.

– А-а, – кивнул он с дурашливым участием. – Ну, это у нас не возбраняется. Только напиваться-то так зачем?

– Для храбрости, – пискнул Даниил. Ведь и впрямь, не напейся он так, никакими уговорами его было бы не заставить опять отправиться в царство суровой моржихи.

– Боишься? – усмехнувшись, гнул свою линию мент. – В первый раз, что ли?

– Во второй, – признался Даня.

– Так ежели во второй. Зря тогда боишься, малохольный.

Из кареты раздался радостный гогот ментовского напарника.

– Отставить страх, резьба-то уже сорвана, – добавил лейтенант.

Не въехав в замшелую шутку про резьбу, Сакулин понял только то, что милиционер его порыв одобряет.

– Спасибо вам, товарищ майор, – сказал он серьезно (он видел на погонах две звездочки, но думал, что это у него двоится в глазах). – Есть отставить страх.

– Какой же я тебе майор? – удивился мент.

– Самый на-на-настоящий, – осознав свою ошибку, стал оправдываться Даня. – Только будущий. Вот увидите.

– Экий ты ловкий, – усмехнулся лейтенант. – Ну, ладно, спасибо на добром слове. Проходите с богом.

– А пошли с нами?! – невпопад предложил душевный Ванечка.

– С вами? – удивился лейтенант. – Э-э… Нет, ребята. Жалко прямо, но с вами – никак. Служба, понимаете ли.

– Товарищ милиционер, – не унимался любвеобильный Ванечка, – а можно мне вас поцеловать на прощание?

Гогот из кареты раздался еще куражестей прежнего.

– И взасос, конечно? – мрачнея, уточнил лейтенант.

– А как же ж еще?! – все так же радостно вскричал Ванечка.

– Может, тебе еще и минетом услужить, брат мусорщик? – в голосе лейтенанта послышалась усталая угроза.

– Да нет, не стόит, – не заметив ее, с сожалениям вздохнул Иван. – Теперь ведь пост на Руси. А я такой человек, что и за тысячу рублей не захочу оскоромиться.

Мент немного помолчал, пристально вглядываясь в лицо Ванечки и решая, дурак тот или издевается, потом сказал недобро:

– Ступайте-ка вы с миром, добропорядочные наши православные граждане.

– До свидания, – кивнул Ванечка.

– Бывайте, бывайте… – бросил мент, и карета, покачиваясь, неспешно отлетела от путников.

* * *

В те, позже преданные забвению, минуты Даня одновременно и жаждал встречи с дежурившей давеча в морге женщиной, и страшился ее. Жаждал оттого, что хотел оправдаться хотя бы перед самим собой за случившийся с ним утром приступ робости, страшился же потому, что понятия не имел, что скажет ей теперь. Но в морге ему пришлось столкнуться с разочарованием и, в то же время, облегчением: двери отпер невысокий бородатый дяденька. Кто он – сторож ли, ночной ли дежурный, этого друзьям узнать было не суждено. Человек этот не дал застать себя врасплох и встретил гостей напористо:

– Ну что, принесли?

Ванечка с обиженным выражением лица достал и предъявил две бутылки горючего.

– Тогда проходите, – сказал ночной хозяин заведения.

Похоже, ситуация эта была ему привычной. Почти не глядя на гостей и не уточняя цели их прибытия, дяденька сразу повел их к рефрижератору. Вся стена здесь, как цинковые соты, была поделена на ячейки с усопшими. Ловко выдвигая и задвигая шестигранные полки с нагими покойниками, дяденька демонстрировал свою скорбную коллекцию.

Вж-жик.

– Эта?

– Не-а.

Щ-щик… Бум! Вж-жик.

– Этот?

– Не-а.

Щ-щик… Бум! Вж-жик.

– Этот?

– Нет.

Щ-щик… Бум! Вж-жик.

– Эта?

– Она! – истошно выкрикнул Даниил.

– Приходите утром, – сказал дяденька, – все оформим по закону.

– По закону не выйдет, – признался Даня с дрожью в голосе.

– Вы что, не родственники? – удивился дяденька.

– Нет, не родственники, – покачал головой Ванечка.

– А кто? – удивился дяденька еще сильнее.

– Э-э… – замялся мусорщик.

– Го-го-го… Горячие поклонники, – вмешался влюбленный крановщик.

– Тогда не положено.

Не сводя глаз с покойницы, Даня дрожащими руками вытащил из кармана бумажник и протянул вершителю судеб всю имеющуюся у него наличность.

– Обижаете, – помрачнел дяденька и как-то особенно негуманно задвинул покойницу: «Вж-жик… Бам-м!!!» – Русские за деньги не продаются.

– Даня, ты чего? – принялся укорять товарища Иван. – Ты чего делаешь-то, Даня? Разве можно так с человеком?.. – потом выхватил у него червонцы, заглянул в глаза хозяину и, подняв ладонь, мол, «спокойно!», бросил: – Я мигом!

Даниил, потупившись, остался висеть возле презрительно разглядывающего его хозяина, но на счастье вернулся Ванечка действительно очень быстро. Притом в руках его, между каждыми двумя пальцами торчало по горлышку. Усердно загребая этими стеклянными ластами в невесомости, он напоминал толстую, плывущую под водой лягушку. Приняв бутылки, страж покойных подобрел и от щедрот предложил:

– Может, еще кого возьмете? – ввиду занятости рук он описал дугу бородой, указывая ею на ячейки. – От чистого сердца…

– Не, нам кроме нее никого более не надобно, – помотал головой Ванечка.

– Ну что ж, – вздохнул дяденька. – Жаль. А то ведь, знаете, как… Не всегда в хорошие руки отдавать приходится. Бывает, и медики для опытов забирают. Просто сердце тогда кровью обливается. Ну что ж, берите на здоровье. Заходите еще. Милости, как говорится, просим. Только вот вы что: будет баба Зина дежурить – про меня не спрашивайте. Я здесь на хорошем счету, знаете ли. Сразу когти рвите, а спросят чего, говорите, мол, ошиблись…

– Хорошо, хозяин, – покивал головой Ванечка, беря невесомую покойницу на плечо. – Слышь, еще чё… Мы в этом деле новички, ты уж посоветуй нам, как за ней ухаживать.

Дяденька с озадаченным выражением заглянул Ванечке в лицо и пожал плечами.

– Ухаживать? В смысле, цветы, там, дарить, в киношку?.. Чего за ней ухаживать-то, она же мертвая.

– Я, в смысле, чтобы не испортилась, – разъяснил Ванечка.

– А-а, вот ты про что! Так не роза, не завянет. Консервант – штука надежная.

– Это что же получается, она вообще никогда не испортится?

– Нет, конечно! Орбитальное погребение, это, брат, тебе не мавзолей имени Ленина.

* * *

… После обнаружения в каюте покойницы с Даниилом сделалось нехорошо. Забившись в самый дальний угол, он спрятался за шкаф и изредка украдкой выглядывал из-за него. Каждый раз убеждаясь, что русалочка ему все еще мерещится, он тут же прятался обратно. Та же, в свою очередь, вместе со стулом совершала в невесомости медленные кульбиты.

«Белая горячка!» – вот первое заключение, которое сделал Даня. Он действительно весь взмок, и у него скакнула температура. Как это бывает в экстремальных ситуациях, он потерял ощущение времени и потому позже не мог припомнить, сколько минут или часов длилось это их первое свидание с глазу на глаз. Но конец ему положил нежданный негаданный звонок в дверь.

Что тут началось! До этого Даня боялся к русалке даже приблизиться, но теперь, по сравнению с опасностью оказаться застуканным в компании с миловидной покойницей в кружевном белье, страх этот превратился в никчемное суеверие.

Оперативно отвязав русалку от стула, Даня принялся, как тряпичную куклу, запихивать ее в шкаф. Когда он убедился, что из-за полок она туда не поместится, он пристроил ее в угол возле входа, так, чтобы пришедший не мог увидеть ее от двери. А за порог он решил никого не впускать.

– Здравствуйте! Меня зовут Вениамин Светлов, – с привычной торжественностью представился наделавший переполоху гость в невзрачном сером плаще. – Будучи французских кровей, я предлагаю вам себя на весь остаток жизни. Ежедневный завтрак в постель и кофе; тихая, уравновешенная свекровь или, если хотите, теща; зарплата от трехсот долларов США и выше. А также в ассортименте имеется толстенный фаллос длиною, и это не шутка, в фут. – Торговец распахнулся…

Даниил облегченно выдохнул и хлопнул по красной кнопке.

– Что за жизнь? – риторически промямлил коммивояжер, повесив голову перед задвинувшейся дверью.

* * *

…Что греха таить, Даниил подумывал даже, как от нее избавиться. Опасаясь ответственности, в первые минуты он забыл про любовь и, хватаясь за голову, метался по каюте. А прекрасная русалочка, распушив банты, как танцовщица в замедленной съемке, вертелась от создаваемых им вихревых потоков воздуха.

Не найдя решения самостоятельно, Даня хотел было спросить совета у людей духовного звания, коим беззаветно доверял, но, припомнив последнего орбитального батюшку, от этой идеи отказался.

А если не в церкви, то где же она – истина? Как и большинство благочестивых русских людей, Даниил ответил на этот вопрос так: у гадалок и экстрасенсов. Он знал, что путь оккультизма не ведёт ни к чему хорошему, но только здесь он мог надеяться на, хотя бы платное, понимание.

Сначала он записался на прием к орбитальному экстрасенсу Брюквину, но, обнаружив, что почти все его наличные деньги куда-то пропали, он посчитал оставшуюся мелочь и направился в цыганский блок. Гадание заказал на бубновую даму.

Раскинув на столе намагниченные карты, толстая старуха в цветастом платке удивленно сморщилась.

– Бриллиантовый мой, – сказала она, – тяжелый рок висит над тобой! – и, смешав колоду, начала в третий уже раз раскладывать ее сызнова. Истомившийся бледный как стена Даниил смиренно ждал. Наконец, цыганка, вздохнув, вскинула на клиента притворно сочувствующий взгляд:

– Женись, карта говорит. Теперича не отвертишься.

– Жениться?! – опешил Даня. – Как так жениться?!

– Как-как? Как русским людям положено. И не тяни с этим. А то хуже будет.

– Но она же мертвая.

– Вот как? – подняла бровь цыганка. А затем развела руками: мол, я-то тут причем?..

«Господи, помилуй меня, окаянного, – молился Даня по пути домой. – За что мне такие наказания? Я же и впрямь люблю ее. Всем сердцем люблю. Но как быть-то мне, а?»

6

Белый холст боится попасть в чан

с индиго.

Китайская пословица

Позже к Дане и Русалочке присоединились Ванечка и Маша. Было похоже на похороны. Все сидели молча, потупившись. Даже принесенный душевным пустолазом портвейн они пили, не чокаясь. Особенно страдал Даня. Машенька же, будучи добрейшей девушкой, забыв обиды, прониклась к нему искренним состраданием.

– Она, конечно, невесомая, – вздохнув, сказал Даня, – но, может быть, вы все ж поможете мне в церковь ее сносить? Цыганка ведь сказала, женись, а то хуже будет… Боязно мне одному-то.

– Так не повенчают же! – помотал головой Ванечка.

– Знаю, что не повенчают, – кивнул Даня. – Но попытаться я должен, иначе не прощу себе. Мы в грехе жить не станем. Я обожаю ее и преклоняюсь. А потому до венца ничего между нами не будет… Так поможете?

– Об чем речь, Даня?! – заверил Ванечка. – Конечно же, мы поддержим товарища в такой недобрый час. Но сперва договориться надо.

Пока Маша приводила Русалочку в порядок, друзья-мусорщики направились в часовню.

– Батюшка, как у вас тут венчаются? – спросил Ванечка.

– Вы закажите побольше в свечном ящике, я вас хоть сейчас сочетаю, – улыбнулся батюшка понятливо. – Дело-то хорошее.

Сакулин и Антисемецкий переглянулись.

– Да нет, батюшка, вы нас неправильно поняли, – робко улыбнулся Ванечка. – Это вот товарищ мой с девушкой своей обвенчаться хочет.

– С девушкой? – переспросил батюшка, озадаченно погладив бородку. – Ну что ж, можно, конечно, и с девушкой. Но дороже встанет.

– Только вот тут какая штука получается… – замялся Ванечка. – Она… Ну, в общем… Она у нас мертвая.

– Как? – испугался батюшка и, прикрыв рот рукой, осмотрелся по сторонам. – Что, совсем?

– У нас и свидетели имеются, – с успокаивающей интонацией заверил Ванечка.

Но слово «свидетели» напугало батюшку еще сильнее.

– Видите ли, – перекрестившись, сказал потемневший челом служитель культа, и его передернуло. – В церкви есть свои традиции, и мы непременно должны соблюдать их. В общем, извините, молодые люди, но – только с высочайшего благословения. Порядок есть порядок…

– Как же мне быть?! – вмешался Даниил. – Ведь я люблю ее, я жить без нее не могу!

– Ну, коли так, – вдруг смягчился батюшка, – можно подождать до Воскресения.

– Да?! – радостно удивился Ванечка. – А по воскресеньям и с покойницами венчают?

– Нет, – помотал головой батюшка. – Но хоть просто, по-человечески, подружат, поболтают…

Ваня и Даня вконец запутались.

– Она что, оживет, что ли? – осторожно спросил влюбленный.

– А куда ж она денется? Конечно, оживет. Ведь сказано: «… И мертвые воскреснут нетленными…»

Тут только Даня сообразил, о каком Воскресении толкует батюшка, и опечалился.

– Так мне что, до Судного дня свадьбы ждать, так что ли выходит?!

– Нет, юноша, свадьбы тогда будут не положены. Ибо сказано: «… Когда из мертвых воскреснут, тогда не будут ни жениться, ни замуж выходить, но будут, как ангелы на небесах». Так что, извините, но с венчанием у нас ничего не получается. Вот отпеть её если – это завсегда.

С этими словами батюшка удалился в алтарь.

– Им бы только отпевать, – недобро буркнул Ванечка вслед.

* * *

Безразличная ко всему невеста и растерянная свидетельница, как и полагается, ждали дома. Жених с товарищем вернулись невеселые.

– Свадьбы не будет, – с порога объявил Даня и повесил голову.

– Почему? – нахмурившись, спросила Машенька.

– Батюшка ерепенится, – объяснил Ванечка. – Этого и бутылкой не возьмешь. Пока за столом украдкой не напоишь, дело с ним не сладишь.

– Так пригласите его, – предложила Машенька. – Все ж куплено.

– Нет, – отрезал жених. – Духовные дела так не делаются. Раз батюшка сказал нельзя – значит, такова воля Божья.

– А вот и неправда! – как матрос на митинге, взорвался Ванечка и взмахнул кулаком. – Это папа римский непогрешим, а наши попы как раз очень даже погрешимые! Один не повенчал, другой повенчает!

Даня потупился, потом поднял голову и поскреб подбородок.

– Что-то в этом есть, – наконец согласился он. – Можно и в другой раз счастье попытать. – Он снова задумался, затем добавил. – Только уже не с каким попало батюшкой, а с тем, который наверняка волю Божью исполнит.

– Где ж ты такого найдешь? – вмешалась Машенька.

– Найду! – отозвался крановщик решительно, вспомнив при этом о своем логопеде, который был когда-то попом и наверняка имел в этих сферах какие-нибудь связи и знакомства.

* * *

Доктор Аркадий Эммануилович Блюмкин обитал в центре Екатеринбурга – столицы Российской Империи, в огромном здании, где только по официальным пропискам насчитывалось более ста тысяч жителей. Пространные комнаты его захламленной квартиры были обставлены старомодной мебелью красного дерева, стены и паркет не видали ремонта, минимум, полвека, а тяжелые шторы создавали здесь вечный полумрак и прохладный сонный покой.

Доктор имел уже внуков, но, будучи человеком разведенным, давно жил один, если не считать английского бульдога по кличке Пиночет да кота с благозвучным именем Отец Виктор.

Тут же, прямо в квартире, была у доктора небольшая приемная и логопедический кабинет. Занимался он в основном с детьми, потому у него было полно всевозможных игрушек – крокодил Гена и Винни Пух, юла и кубики с буквами… А также Терминатор и голограммка ядерного взрыва – излюбленная концовка всех детских игр. Когда-то, еще ребенком, бывал в этом кабинете и Даня, и с тех пор, когда он заходил к доктору в гости, у него екало сердце и просыпалось чувство сладкой ностальгии.

Благообразная внешность Блюмкина выдавала старого интеллигента. Аккуратная бородка, густые брови над хитроватыми глазками и взбитые на затылке кудри. Несмотря на возраст и грузное телосложение, почему-то всегда казалось, что он вот-вот пустится в пляс. Доктор любил выпить водки, но не по-русски, а на западный манер, чтобы не вдруг и в хлам, а регулярно и по чуть-чуть. Хобби ж его было – изготовление коктейлей, хотя сам он их не пил, а лишь пробовал, угощая гостей, так как его собственный организм перестал с некоторых пор выдерживать «алкоголесодержащие смеси».

Когда раздался звонок из космоса, доктор занимался работой.

– Ну-ка, высунь язычок, – просил он семилетнюю девочку.

– Мама мне запретила язык показывать, – категорично отозвалась та.

– Это дома и в школе, – увещевал Блюмкин. – А здесь тебе за это никто ничего не сделает.

– Все равно не буду.

– Ну, пожалуйста, ну, деточка, ну, я тебя очень прошу. Я тебе и спасибо скажу, и конфетку дам.

– Точно?

– Всенепременно!

– Бе-е-е!!! – оттянулась девочка на полную катушку.

И тут зазвонил телефон.

– Блюмкин слушает, – нахмурился логопед, прижав трубку плечом.

– Здр-здра-здравствуйте, док, это я.

– А, Даня! – несмотря на то, что его оторвали от работы, доктор искренне обрадовался. – Как твоё здоровье? Чем обязан?

– Аркадий Эммануилович, у меня к вам дело, и очень серьезное.

– Понятно, понятно… – все также обрадовано, но уже с некоторым угасанием интонации произнес доктор. – Однако, знаешь ли, дорогой, прямо сейчас я работаю. У меня тут ребенок. Перезвони-ка ты мне вечерком. Часа эдак через три.

– Ладно, док, – в голосе Сакулина прозвучали нотки разочарования. Не замечая этого, Блюмкин сказал:

– Тогда удачи, дружище.

Он положил трубку и обнаружил, что девочка исчезла.

– Сашенька! Ау-у! Де-точ-ка! Где ты?!

Шаркая шлепанцами, доктор отправился искать непослушную пациентку по всей огромной квартире.

* * *

В космосе тем временем творилась полная лажа. Только что позвонили в дверь, и Даниил, подойдя и глянув на экран, сделал такое лицо, будто ему на ногу уронили утюг, к тому же горячий.

– Менты!!! – сказал он диким шепотом.

– Поп заложил, сука! – просипел в ответ Ваня.

Пока мужчины, растерянно переглядывались и топтались на месте, находчивая Машенька схватила нарядную Русалочку и заперлась с ней в сортире. Даня с Ванечкой тут же бросились к дверям, чтобы затянувшаяся заминка не вызывала у представителей закона подозрения. Хотя у обоих и была полная уверенность, что их уже накрыли.

– Здравствуйте, – поздоровался милиционер.

– Здрас-сьте, – покивали мусорщики.

– Извиняемся за беспокойство, – деликатно сказал страж порядка. – К вам сегодня не заглядывал человек, представившийся Вениамином Светловым?

Облегченно выдохнув, Даня припомнил:

– Кажется, заглядывал. А что?

– Видите ли, судя по всему, произошло самоубийство.

– Какой ужас, – холодно буркнул Даня.

– Его нашли час назад удавившимся в вакуумном унитазе, – продолжал милиционер. – Мы проверяем остальные версии случившегося. Он вам, случайно, ничего не предлагал?

– Только любовь до гроба.

– А вы не заметили в нем ничего странного? Чего-нибудь особенного?

– Да, вроде, ничего, – уже нервничая, сказал Даня. – Не считая толстого фаллоса длинною в фут.

– Вот как? Это важная деталь. Что ж, спасибо. И еще раз извините за беспокойство. Если припомните что-нибудь, звоните непосредственно в отдел космических преступлений или дежурному – на ноль-два.

– Хорошо. Обязательно, – пробормотал Даня и нажал на дверную кнопку.

Так что лажа оказалась вовсе не такой уж полной. Но чувство тревоги с этих пор товарищей уже не покидало. Мысль о ненадежности давешнего батюшки даже навела Ванечку на идею «замочить суку», но Даня с Машенькой его не поддержали.

* * *

Вечером, как и договаривались, перезвонили доктору. Разговор длился целый час, но имел крайне беспредметный характер, так как обсуждать криминал по телефону Даня теперь боялся. От ощущения беспомощности он почти сразу разрыдался и бормотал в трубку что-то нечленораздельно-отвлеченное. Но Блюмкин был неплохим психологом, и к концу беседы крановщик слегка приободрился.

– Ты, Даня, только не волнуйся так, – приближаясь к финалу разговора, посоветовал доктор. – А то опять придется от заикания лечиться, – на стереоэкране телефонного аппарата он все это время успокаивал и обнадеживал Даню не только словами, но и всем своим оптимистическим видом. – Я тебе как врач говорю: все проблемы в жизни решаемы.

– А как бывший священник? – утирая слезы, спросил Даниил.

– А как бывший священник – тем более, – подтвердил Аркадий Эммануилович. – Когда у тебя вахта кончается?

– Через два дня.

– Ну, вот и все. Как приземлитесь – сразу ко мне. Там и разберемся. И я уж придумаю, как вас выручить.

– Спасибо, док, – швыркнул носом Даня.

– Пока не за что. С Богом, друзья. Молитесь Александру Македонскому.

– А поможет? – удивился Данечка.

– А как же! Мне всегда помогал, и вас в беде не оставит.

– Ну, с Богом, док, – отозвался Даня благодарно и повесил трубку.

Пару минут после разговора Блюмкин, бредя по коридору, о чем-то сосредоточенно думал и жевал челюстями, словно пробуя какое-то слово на вкус. Потом остановился, хлопнул себя по лбу и сказал сам себе возмущенно:

– Какому Македонскому?! Невскому!