Текст книги "Отрезанная голова"

Юлия Алейникова
Отрезанная голова

Августовское тепло окутало просторную дачу почетного гражданина Царскосельского уезда, промышленника Александра Владимировича Трубникова. Вечернее солнце золотисто-алыми лучами пронизывало ветви яблонь, обступивших террасу, поигрывало на пузатом самоваре, рассыпало искры в хрустальных бокалах на празднично накрытом столе. Трещали в саду цикады, выводили трели лягушки в старом, заросшем тиной пруду. Ночные мотыльки, словно облако бледных теней, клубились вокруг рано зажженной лампы.

Стол был празднично накрыт по случаю именин хозяйки дома. В вазах благоухали букеты. Теплый ночной ветерок, ласково касаясь лиц собравшихся, чуть шевелил кружевные занавески. Из гостиной сквозь распахнутые настежь окна плыли нежные звуки фортепиано: хозяйка Вера Николаевна развлекала гостей ноктюрном Шопена. Сам хозяин дачи задерживался в городе, и его ждали с минуты на минуту.

Играла Вера Николаевна прелестно. У нее был свой особый стиль, нежный и сильный; звуки лились, захватывая, убаюкивая и тая. Прозвучали последние аккорды, и хозяйка, улыбающаяся, свежая, в белом легком платье, украшенном цветами, появилась на пороге комнаты.

– Итак, господа, чей же фант следующий? – весело спросила она, разрушая очарование, только что наколдованное ее тонкими музыкальными пальчиками.

Гости зашевелились, с сожалением расставаясь с навеянными музыкой грезами.

– Фанты, фанты, – кряхтя, заворочался в своем кресле Василий Данилович Голубкин, сосед Трубниковых по даче, пожилой полноватый господин с густыми обвисшими усами, вдовец и отец семейства. – Моя очередь.

– И что же вам велено делать? – тормошила его Вера Николаевна.

– Стихи читать, – вылезая из кресла, пропыхтел Василий Данилович и одернул светлый сюртук. – Да я только Пушкина и помню.

– Читайте! Читайте! – зааплодировали присутствующие дамы.

Василий Данилович прокашлялся, приосанился, как в гимназии на экзамене, и хрипловатым баском начал:

 
– Друзья мои, прекрасен наш союз!
Он, как душа, неразделим и вечен…
 

Читал Василий Данилович с почти комическим юношеским пылом, устремив взор в неведомые дали.

 
– …И бодро я судьбу благословил, —
 

дотянул он до конца отрывка, выдохнул и низко поклонился под жидкие аплодисменты. Голубкин вернулся в свое кресло, что-то недовольно ворча под нос о фантах и глупых затеях, но по его раскрасневшимся щекам было ясно, что всеобщее внимание, пусть и по такому пустячному поводу, было ему лестно.

– Так-так-так. А теперь наш новый друг, таинственный и молчаливый, как лорд Байрон, господин Раевский. – Вера Николаевна обернулась к гостю, сидевшему в самом темном углу террасы.

Судебный следователь в чине надворного советника Иван Петрович Раевский попал на именины случайно. Он гостил у дальнего родственника и друга юности Федора Дмитриевича Лодейкина, отставного майора, балагура и хлебосольного хозяина, и его жены, пухленькой, как сдобная булочка, Лидии Павловны. Лодейкины были званы в этот вечер на именины, и только потому он был вынужден отправиться вместе с ними. Не зная никого из присутствующих и будучи человеком скромным, Иван Петрович весь вечер держался в тени, выглядел задумчивым и всячески уклонялся от всеобщего веселья.

Но Вера Николаевна была не из тех хозяек, кто позволяет гостю отсиживаться в уголке. Она всячески тормошила нового знакомого, вовлекая его в общие развлечения.

– Иван Петрович, бросьте вы этот журнал, что вы там читаете весь вечер? – сморщив аккуратненький носик, попросила хозяйка.

– Очень интересная статья о Сиаме, – повертел в руках старый номер «Вокруг света» Иван Петрович. – Поразительно, господа, но в этой богом забытой стране имеются в достаточном количестве электрические станции. Например, на порогах реки Менам поставлены могучие машины, и они снабжают электричеством несколько городов. А у наших отечественных благоустроителей до сих пор не доходят руки воспользоваться силой днепровских порогов! – с неожиданной горячностью заявил Иван Петрович, окидывая взглядом собравшихся.

– Иван Петрович у нас большой поклонник технического прогресса, – со снисходительной иронией пояснил майор Федор Дмитриевич. – Он даже журнал «Электричество» выписывает! Взял я разок полистать – ничего не понял. Схемки какие-то, катушки, проволочки. Белиберда, в общем, – махнул рукой майор. – Тебе, голубчик, надо было в инженеры идти, а не в следователи.

– И ничего не надо! – заступилась за гостя Вера Николаевна. – Инженер – профессия не романтическая. Вот у мужа на фабрике все инженеры как один страдают несварением желудка и зануды ужасные, я уж их и в гости не зову, – поделилась по секрету хозяйка. – Так что бог с ним, с этим электричеством, давайте лучше дальше играть, Иван Петрович.

С этими словами Вера Николаевна взяла гостя за руку и вывела его на середину комнаты.

– А кстати, Вера Николаевна, где же это хозяин наш задерживается? – поинтересовался со своего места Виктор Данилович. – У жены именины, гости собрались, а его и нет.

– Будет, скоро будет. Обещал не позднее восьми, – вздохнула Вера Николаевна. – Фабричная инспекция у них сейчас работает, так Александр Владимирович что ни день на фабрике пропадает. Ревизоры к ним зачастили – проверяют, выполняется ли новый закон об ограничении рабочего времени.

– И совершенно справедливо, – решительно заявила младшая сестра Веры Николаевны, зрелая девица со строгим взглядом и мягким очертанием соблазнительных губ. – Это просто средневековье – в каких условиях у нас живут и трудятся рабочие! Свиньи, и те лучше живут! А ограничение рабочего дня до одиннадцати с половиной часов даже недостаточно, я это Александру Владимировичу уже не раз говорила!

– Боже мой, Анна Николаевна, и откуда вы только эти идеи берете? – воскликнула майорша Лидия Павловна. – Вам, голубушка, все это зачем? Хорошенькая девушка, а рассуждаете…

– Не обращайте на нее внимания, Лидия Павловна, – прервала майоршу Вера Николаевна. – Анечка у нас девушка современная, а они теперь все увлечены либеральными идеями. Но у нас здесь не митинг, а именины! – обернулась она к сестре. – А потому все споры долой. Иван Петрович, помнится, вашему фанту выпало страшную историю рассказывать?

Лица присутствующих стали оживленнее.

– Просим, Иван Петрович, просим. Только, пожалуйста, таинственную, – весело попросила Анна Николаевна, бросая на надворного советника чуть ироничный взгляд, и на губах ее заиграла лукавая улыбка, сделавшая ее лицо еще милее.

Раевского этот взгляд определенно смутил.

– Я, право, господа, не мастер. Да и не знаю я ничего. Может, я лучше по примеру Василия Даниловича стихи почитаю?

– Вот еще! – категорически возразила Вера Николаевна. – Никаких стихов. Если выпала страшная история, то, стало быть, должны рассказать. Таковы правила. И чтобы обязательно была настоящая!

– В самом деле, Раевский, не упрямься, голубчик, – прогудел его приятель-майор, подливая себе наливки. – Чтобы при твоей профессии страшных историй не знать? Не поверю. Кокетничаешь, как барышня. Стыдно!

– Да – право, ничего интересного. Грубость, гадость и ничего таинственного, – не сдавался гость.

– Господа, – капризно обратилась к собравшимся Вера Николаевна, – повлияйте хоть вы на господина Раевского! И вообще, я сегодня именинница, мне никто не смеет отказывать!

– Иван Петрович, не огорчай именинницу! Уважь компанию, расскажи какой-нибудь анекдот пострашнее, чтобы дамы могли поохать всласть, – снова обратился к Раевскому Федор Дмитриевич и лукаво подмигнул.

– Никаких анекдотов! – немедленно воспротивилась Анна Николаевна. – История должна быть исключительно правдивой. И чур, имена не менять!

– Как скажете, – вздохнул загнанный в угол следователь. – Только уж не взыщите, рассказчик из меня не ахти. Да и на ум не приходит ничего.

Наконец, помолчав минуту-другую и подкрутив кончики усов, он решился.

– История эта произошла лет пятнадцать назад, году примерно в 1882-м, через год после смерти государя Александра Николаевича. Я тогда еще только в столицу из N-ского уезда перевелся, коллежским секретарем во второй следственный участок Санкт-Петербурга.

Случилось мне в первую же неделю службы попасть на осмотр места преступления. До этого я в уезде нашем тихом только ерундой всякой занимался. Убийства по неосторожности, увечья, драки с телесными повреждениями разной тяжести, кражи, разбой и прочее в том же духе. Грубости и жестокости было много, но таинственности или какого-то выдающегося изуверства не случалось. А тут… До сих пор, как вспомню, верите ли, мурашки по коже, а уж тогда и вовсе месяц спать не мог, все кошмары снились. А началось все с того, что некая мещанка сдавала квартиру в районе Лиговки, недалеко от вокзала.

И квартира была неплохая: ремонт свежий, мебель хорошая, четыре комнаты, горничная. А все как-то ей не везло. Сперва в комнате жилец повесился, и квартиру после долго сдать не удавалось. Потом хозяйка ее все-таки сдала – и снова неудачно. Жиличка ее, актриса заезжая, взяла и отравилась. После этого о квартире совсем дурная слава пошла. Но тут вдруг хозяйке несказанно повезло. Объявился некий инженер с секретарем. Приехали в Петербург по делам на целый месяц, по цене не торговались, заплатили вперед. И на горничную хозяйскую согласились. Хозяйка, понятное дело, рада: господа приличные, чего желать. Горничную немедленно за багажом отправили в Павловск, квартиру они там прежде снимали. С хозяйкой на завтра условились договор подписать, а пока стали устраиваться.

Вечером горничная вернулась без багажа. То ли адрес перепутала, то ли они не так записали. А только приехала девица домой, звонит в дверь – никто не отворяет. Ключей у нее своих нет. Что делать? Поздно уже. Пришлось идти в дворницкую ночевать. Наутро уже хозяйку позвали с ключами, отворили квартиру, а там… – Иван Петрович замолчал, о чем-то задумавшись.

– Иван Петрович, голубчик, не томите! Что там? – нетерпеливо воскликнула Анна Николаевна.

– А там на кровати лежит голый инженер и без головы.

– Ужас какой! – всплеснула руками Вера Николаевна. – Неужели совсем без головы?

– Господи, страсти-то какие! – закутываясь поплотнее в шаль, вздохнула майорша Лидия Павловна. – Вот уж ужас так ужас!

– А дальше что? – снова заторопила рассказчика Анна Николаевна.

– Дальше вызвали полицию, следователя, ну и я в качестве секретаря там был. Осмотрели комнату, нашли голову. Вот уж такого ужаса я точно больше никогда в жизни не видел. Наш фотограф, когда снимать стал, даже чувств лишился. А я потом целый месяц спать спокойно не мог, все эта отрезанная голова мерещилась, потому что ее мало того что отрезали, так еще и кожу с нее сняли. Голое мясо, и на нем глаза без век и зубы скалятся.

– Да прекратите вы, Иван Петрович, пугать нас! – истерически вскрикнула майорша. – Мне и так уже кажется, что за спиной разбойник

...

конец ознакомительного фрагмента