Текст книги "Прощальный подарок Карла Брюллова"

Глава 6

27 мая 1925 года, Ленинград

– Захар, удалось разыскать ухажера Лели Пичугиной?

– Проследили, – довольно ухмыльнулся Захар. – Ни в каком «Англетере» он не проживает. Снимает комнату на Лиговке, в пяти минутах от Московского вокзала. Хозяйке представился Сомовым Платоном Витальевичем, сотрудником Автотреста, прибывшим в Ленинград в командировку. На вид меньше тридцати, чуть выше среднего роста, чернявый, нос большой костистый, глаза карие, одет хорошо, костюм, шляпа, обут в штиблеты. Я побеседовал с хозяйкой, баба вредная, сперва вообще говорить не хотела. Пришлось пригрозить. Комнату Сомов снял недели полторы назад, при себе имел небольшой саквояж, за комнату заплатил за неделю вперед, в первые несколько дней дома почти не бывал, а теперь спит до обеда, потом пьет чай и до вечера уходит. Когда возвращается, хозяйка не знает, потому что у жильца свой ключ, а она рано ложится. Я попросил Яна Карловича телеграфировать в Москву в Автотрест, проверить насчет Сомова.

– Да-да. Вот и ответ, пришел буквально несколько минут назад. Никакого Сомова Платона Витальевича в тресте не значится. И в командировку в Ленинград никто из сотрудников треста в последний месяц не выезжал, – помахал телеграфным бланком Ян Карлович.

– Ну что же! – бодро воскликнул Поликарп Петрович. – Думаю, товарищи, что дело это мы с вами раскрыли. Сомова надо немедленно задержать. Отпечатки пальцев у нас имеются, имеется свидетель…

– Поликарп Петрович, звонил председатель домового комитета Штучкин, – заглядывая в бумажку, перебил его дежурный Семен Дежкин, заглядывая в кабинет, – у них там дворника убили, просил непременно вам сообщить.

– Дворника? На Гороховой? – вскакивая из-за стола, воскликнул Поликарп Петрович. – Захар, возьми Туманова и Козлова и быстро за Сомовым, арестовать и доставить в УГРО, остальные со мной на Гороховую. Ян Карлович, вы с нами!

Дворник лежал на паркетном полу посреди бывшего хозяйского кабинета среди обломков мебели, раскинув в стороны руки, лицом вниз, на его лысеющей седой макушке зияла большая безобразная рана, рядом валялся тяжелый бронзовый лев на подставке из яшмы.

Поликарп Петрович оглядел большую, заставленную конторскими столами и разномастными стульями, комнату.

– Откуда взялся этот лев? – спросил он у замерших возле своих столов работников «Кишпромторга».

– Так он нам еще от бывших хозяев достался, – с нервной ухмылкой ответил конопатый молодой человек в косоворотке и брезентовых туфлях.

– И где он обычно находился?

– Украшал начальственный стол, естественно, – еще шире и увереннее ухмыляясь, ответил тот же молодой человек.

– Ну, что вы несете, товарищ Свистухин! – выскочил из-за спин сотрудников маленький, приземистый гражданин в вышиванке, с обширной лысиной на макушке. – Это историческое наследие, предмет искусной работы уральских резчиков. Может, даже какого-то крепостного мастера! Мы должны сохранять традиции народного творчества.

– Ясно. Значит, находился этот лев в этой же комнате. Покажите ваш стол, – распорядился Поликарп Петрович.

– Извольте. Вот он у окна, – просеменил к большому, украшенному резьбой и затянутому зеленым сукном, очевидно, также принадлежавшему бывшим хозяевам, столу начальник конторы. – Вот тут стоял, посередине стола.

– Очень хорошо, – возвращаясь к лежавшему возле украшенной темно-зелеными изразцами печи дворнику, пробормотал Поликарп Петрович. – Кто нашел убитого?

– Я, – снова выступил вперед начальник конторы. – Пришел первым на службу, отомкнул замок, и вот. Служащих еще не было, я всегда рано прихожу, увидел, что тут делается, выбежал на улицу, стал звать на помощь. Тут как раз местный председатель проходил, поднялся со мной наверх, взглянул, что тут творится, и побежал вам звонить, а я остался на лестнице сотрудников караулить, без вас мы сюда больше не заходили.

– Очень хорошо. Сейчас вы все опять выйдите, мы вас допросим после осмотра места происшествия, и пошлите кого-нибудь за гражданином Штучкиным, – распорядился Поликарп Петрович.

– Да ты гляди, как они помещение разворотили, – уважительно протянул Андрей Соломин, разглядывая оторванные от стены высокие, под потолок, книжные шкафы красного дерева. – Какую хорошую мебель поломали. Тайник наверняка искали, вы как думаете, Поликарп Петрович? Интересно, нашли они там чего-нибудь?

– Ян Карлович, вы как считаете? – переадресовал вопрос старому спецу Поликарп Петрович.

– Я не считаю, я размышляю, – осматривая с лупой пролом, проговорил Ян Карлович. – Вот здесь вот поворотный механизм был, – указал он на заднюю стену одного из шкафов, – но взломщики его определенно не нашли или не потрудились искать. И сейф хоть и простенький, а все ж не для баловства сюда был поставлен, – осматривая зияющий пустотой, покореженный железный ящик, проговорил Ян Карлович. – Работали грубо, не вскрывали, а взламывали. Не удивлюсь, если дворник помогал грабителю. Топор-то определенно его. Надо бы предъявить родственникам, может, опознают. Есть у него семья?

– Не знаю пока. Соломин, сбегай, разузнай и, если есть, веди сюда.

– Обчистили сейф самым натуральным образом. Удивительно только, что младший Пичугин об этом тайнике не знал. А если знал, почему не забрал сокровище? Ведь после смерти отца мог преспокойно это сделать! – размышлял вслух Ян Карлович. – Или все же забрал, и грабителям кукиш с маслом достался? Простите за вульгарность.

– Действительно. Получается, что грабители опять зря потрудились? Настойчивые, однако. Или все же Пичугин-младший драгоценности не доставал и о тайнике не знал? – усиленно тер лоб Поликарп Петрович. – По словам бывшей прислуги, у покойного был тяжелый характер, да и скупостью он отличался, может, не сообщил наследникам о сокровищах?

– У кого бы спросить… – невесело пошутил Ян Карлович. – Ну, я поехал в УГРО, поработаю с уликами, отпечатки проверю. А вы уж со свидетелями построже, особенно что касаемо дворника разузнайте, его роль в этом деле очень важна.

Павел Гаврилович Громов, начальник Первой бригады Ленинградского уголовного розыска, сидел за столом в своем кабинете и грозно смотрел на своих подчиненных:

– Прозевали? Профукали? Убийцу упустили! – Тут он от слов перешел к делу и грохнул кулаком по столу так, что чернильный прибор подскочил, и чернила по столу расплескались. – Забыли, мать вашу, как рабоче-пролетарская милиция работать должна? Разжирели на казенном пайке? Мирной жизни захотелось? Забыли, как ваши старшие товарищи под пули лезли, трудовой народ защищая? Как вам не совестно перед товарищами вашими погибшими, перед Макаром Фроловым, Тимофеем Жуковым, Николаем Плотниковым, перед другими милиционерами? Двойное убийство! И нечего прикрываться тем, что он не честных советских граждан убивал, а уголовника и старого пьянчужку, полезшего от жадности барские сокровища искать. Не оправдание это для вас!

Члены бригады сидели молча, опустив глаза, кто красный от стыда, кто бледный от переживаний, но равнодушными слова товарища Громова никого не оставили.

Особенно терзался Поликарп Петрович.

– Павел Гаврилович, моя вина. Гоните меня из Уголовного розыска, недостоин я с ребятами служить, – вставая с места, проговорил Поликарп Петрович, не поднимая головы. – Я руководил операцией, мне и отвечать.

– Выкрутился? Молодец, – укоризненно прогрохотал Павел Гаврилович. – Ты, значит, в отставку на печи лежать, а с преступностью мы бороться будем? Ловко.

– Да я же…

– Сядь! Взяли моду… Докладывай по существу. Как все вышло, какие меры принимаются?

Говорить Поликарпу Петровичу было тяжело. Стыдно докладывать о собственном провале, да горько после таких упреков. Что он, мальчишка, что ли? Мало он бандитов переловил или от пули, может, когда-то бегал? И товарищей своих всегда готов грудью закрыть, а тут…

– Ну чего молчишь? – уже сбавив тон, чуть примирительно проговорил Павел Гаврилович, он уже и сам сожалел о своей несдержанности, нельзя так с сотрудниками, ребята все честные, добросовестные, ну а то, что бандита упустили? Ну, так у всякого неудачи случаются. – Ладно, Поликарп, погорячились, и будет, все знают, что ты у нас лучший сыщик в Ленинграде. Только уж больно обидно, – вздохнул Павел Гаврилович и, встретившись глазами с Поликарпом Петровичем, понял, что простил старый друг. Все забыто.

– Ушел, подлец. Мы, когда на убийство дворника выезжали, я Захара за ним послал, думал застать врасплох, – чуть сдержанно, но уже почти нормальным голосом принялся рассказывать Поликарп Петрович.

«Да уж, дали маху», – вздохнул Поликарп Петрович.

Когда Соломин разыскал дочь дворника, пожилую, крупную, озабоченную женщину, Поликарп Петрович потом долго с нею беседовал, досадуя на собственную недальновидность.

Дарье Тихоновне, так звали дочь дворника, было уже за пятьдесят, у нее было трое внуков, двое школьников, один еще совсем пацаненок, все время по пятам за бабушкой ходил и за юбкой прятался.

– Да когда мне за отцом глядеть? – вытирая фартуком руки, спрашивала Дарья Тихоновна. – На мне вона все хозяйство, да внук еще, ни на минуту не оставишь. Еду сготовь, это на такую-то ораву! Дочка с зятем, оне на заводе работают, цельными днями дома нету, внуков трое, сын, спасибо, еще не женился, да отец, царствие ему небесное. А постирать? – принялась она снова помешивать длинной деревянной палкой белье в железном чане. – А прибрать? А на рынок сходить? Да еще малец за мной повсюду. Эх, где тут углядишь?

– Ну а сегодня ночью что было, когда ваш отец в дом пошел, вы видали?

– Ой, да когда ж? Сплю я ночью-то, и все у нас спят. Только вот отец и колобродил. Работа у него такая, с давних пор привык ночами не спать, а потом днем на печи отсыпаться, а то на лавке в тенечке дремать. Ведь ночью-то жилец какой пойдет, ворота открыть надо? Опять-таки хоть копейка, а доход.

– То есть ночью ваш отец всегда во дворе?

– Нет. Он ложится пораньше, потом встает, в десять закрывает ворота, а если кто поздно возвращается, в окошко стучит. Вон в то, в первое. Отец всегда там, на лавке ложился, поближе к двери, чтобы нас не будить. Окно это аккурат возле ворот, удобно.

Семейство дворника, как и при прежнем хозяине, проживало в полуподвале возле самых ворот, окна в квартире были подслеповатые, под самым потолком.

– Значит, когда отец ваш ночью вставал, никто обычно не просыпался?

– Не. Мы привыкли. И потом молодые, дочка с зятем, в дальней комнате спят, внуки рядом, я вот тут за занавеской. Так меня и захочешь, не добудишься. За день так устанешь, что ночью хоть из пушки пали.

– Хорошо, а когда в доме ночью шумели, вы тоже ничего не слышали?

– Так кабинет-то во втором этаже, дальше в доме. Над нами вестибюль и швейцарская.

– Хорошо, – безнадежно вздохнул Поликарп Петрович, глядя, как Дарья Тихоновна, оставив белье, пошла к столу капусту шинковать. – Ну а в последнее время за отцом своим никаких странностей не замечали?

– Какие еще странности? Старый он стал, пометет утром двор, сядет на завалинку на солнце и дремлет, пока домой не уведешь, уставать очень стал. Почитай, всю зиму самой пришлось снег грести. Возьмет, бывало, лопату, раз-другой махнет, и все, на сугроб и оседает. Слабость. Летом-то получше стало. А без работы никуда. Привык при деле быть. А вот в последнее время… – тут она замерла, – а ведь и правда, чудить он стал. Было дело. – Дарья Тихоновна отложила ножик, шуганула внука от стола, чтоб капусту рубленую не таскал, дала ему кочерыжку. И присела рядом с Поликарпом Петровичем.

– Человек у нас какой-то появился. Дня три-четыре назад. Я сперва и внимания не обратила. Стояли они с отцом в тени подворотни, разговаривали. Ну, говорят и говорят, мало ли, прохожий дорогу спросил или кого из жильцов ищет. А потом они с отцом ушли куда-то. Отец вернулся пьяненький, веселый. Где, говорю, был? А так, говорит, один хороший человек в трактир пригласил, у нас тут, за углом, на Садовой. Вином, говорит, угостил. Я спрашиваю, это чего же это чужому человеку вздумалось тебя угощать? А он говорит, не с чего, уважение, значит, выказал. Я тогда подумала: может, жулик какой, в дом залезть хочет? У нас тут на третьем этаже во флигеле вдова проживает бывшего хозяина речных складов Агафонова, может, к ней? Или вон в том крыле Роман Евграфович Дудко. Не знаю, чем занимается, очень скользкий субъект, но денежки в семье водятся. Жена его с дочкой то и дело в новых платьях щеголяют, а зимой в шубах, и даже муфты имеются. Вот. Но потом вспомнила, что одет тот человек был прилично, костюм, штиблеты, шляпа на голове. Лица-то я не разглядела. А вот так вообще приличного вида гражданин, в шляпе.

– А высокий он был или низкий? – сообразил спросить Поликарп Петрович.

– А как вы примерно, стройный, худощавый даже. И сутулился. Потому и решила, что не военный.

– И что же, он еще приходил? – стараясь держать себя в руках, уточнил Поликарп Петрович.

– Ну да. На другой день я белье во дворе развешивала, смотрю, опять отец с кем-то в подворотне разговаривает. Увидал меня и потянул мужчину этого к нам в подвал. Я, когда с делами управилась, мне еще на рынок сходить надо было, гость уже ушел, а отец опять пьяненький был. Сидит за столом, бутылка уже пустая, и бормочет чего-то про красивую жизнь на старости лет, про серебряный портсигар, про кухарку, еще чего-то городил. Ну что с пьяного возьмешь? Я его спать хотела положить, заругался. Ты, говорит, еще не знаешь, с кем разговариваешь, вот лишу вас всех наследства, дармоедов. Ну, все, думаю, допился. Ну, кое-как заснул. А на третий день, вчера, значит, двор с утра вымел и собрался куда-то, а куда не говорит, тут я заволновалась чего-то, пошла за ним, а он в трактир соседний свернул, и все. Откуда только деньги взял, а вечером опять про наследство болтал и про сокровища какие-то. А вот человека того в шляпе я вчера не видала. Может, он его в трактире ждал, не знаю.

– А топор, который в доме нашли, ваш, значит?

– Да вроде. Так-то все они одинаковые, но этот вроде наш, он в сенях стоял, под рукой всегда, а сегодня я плиту растопить хотела, а лучина вся закончилась, пошла за топором, нет. Пришлось ножом настрогать.

– А вы не спрашивали у отца, что за человек к нему приходил?

– Хотела спросить, да все как-то забывала. То одно, то другое… – виновато пожала широкими округлыми плечами Дарья Тихоновна.

– Ну, а когда отец про сокровища болтал, неужто не удивились?

– А чего удивляться? С тех пор как в контору воры залезли, у нас в округе только и разговоров, что кто-то хотел пичугинские сокровища найти. Все болтают, и никто не верит, – отмахнулась рукой Дарья Тихоновна. – Старые-то хозяева не дураки, чай, были, уж, наверное, свое добро давно бы забрали.

– А вдруг они и сами о них не знали?

– Да не. Старый-то Пичугин, конечно, человек был не больно приятный. Но чтоб от сына утаить? Не-е.

На том разговор с Дарьей Тихоновной и закончился. Были найдены еще несколько свидетелей, видевших незнакомого гражданина, говорившего с покойным дворником. Кое-кто даже вспомнил, что гражданин был чернявый и носатый.

Из всего услышанного выходило, что дворник Тихон Авдеевич вошел в преступный сговор с неизвестным лицом с целью поисков сокровищ, на пару они проникли в помещение конторы «Кишпромторга», в бывший кабинет хозяина дома. Отыскали с помощью топора тайник, дальше высокий, очевидно, чтобы не делиться с дворником, последнего убил, может, и не преднамеренно, а просто хотел лишить сознания, чтобы успеть скрыться.

Как бы то ни было, все опять упиралось в чернявого гражданина. А потому Поликарп Петрович поспешил к себе в УГРО в надежде, что Захар уже доставил туда Сомова.

И вот здесь Поликарпа Петровича и ждало величайшее разочарование.

Сомов у них из-под носа ушел.

– Разминулись мы с ним, минуты на две разминулись, – пыхтел от огорчения Захар. – Мы, когда на задержание шли, Туманова внизу оставили, под окнами, этаж у них второй, мог сигануть сдуру. А сами наверх поднялись, постучали, хозяйка двери открыла и смотрит на нас, как на дураков. Мол, жилец-то только сейчас ушел, с минуту будет, неужто не повстречали? Мы к окну, Туманов только руками разводит. Тогда мы сообразили на чердак рвануть, и точно, дверь распахнута, мы по нему до конца дома добежали, а там подъезд аккурат в соседний двор выходит. Детвора кричит: туда побег, туда побег. В общем, пока мы по дворам и подворотням бегали, его и след простыл, – горько вздохнул Захар. – До вокзала-то рукой подать, небось, в поезд прыг – только его и видели, хитрый оказался, бестия. Провалили мы операцию.

– Да. Не повезло, – крякнул Ян Карлович. – Когда мы к хозяйке с обыском заявились, она уже полы в комнате домывала. Про отпечатки пальцев говорить бессмысленно. Хорошо, хоть мусор не успела выбросить, – сердито докладывал старый спец. – Помимо пустой пачки от сигарет, старого носка и пакета из-под баранок, удалось найти смятую записку. Видно, куда-то в угол закатилась. На бумажке нацарапан кое-как адрес Пичугиных, еще два трамвайных билета, надо бы проверить, на каких маршрутах продавали билеты этой серии. Хотя что с этого теперь толку, раз Сомов сбежал? Да и Сомов ли он, документы хозяйка у него не спрашивала, на слово поверила.

– Зачем же она комнату вымыла и улики уничтожила, может, в сговоре была? – сердито спросил Павел Гаврилович.

– Да, нет. Вряд ли, – покачал головой Ян Карлович. – Я ее тоже об этом спросил, а она говорит, жилец с утра рассчитался и уезжать хотел, а ей что ждать? Надо нового жильца искать, вот и торопилась прибраться. А уж когда как следует поднажали, призналась, что сболтнула жильцу о том, что Захар вчера был, про него расспрашивал. Спугнули, в общем.

Описания опасного преступника по телеграфу были переданы во все крупные города страны, разосланы по вокзалам, но Платон Витальевич Сомов как в воду канул.

С семейством Пичугиных Поликарп Петрович имел строгий и неприятный разговор, особенно неприятный для Лели.

– С убийцей ты встречалась, с вором и убийцей! – выслушав рассказ сотрудников УГРО о сбежавшем преступнике, воскликнул Николай Михайлович. – Боже мой! Да он же может в любой момент вернуться и добить нас всех! Что ему от нас надо? Леля, что ты наговорила этому жулику? Признавайся сейчас же при товарищах милиционерах! Леля, я требую!

Но Леля только горько рыдала, уткнувшись в кружевной платочек.

– Вот они, неразборчивые и безответственные знакомства! – продолжал кричать на дочь Николай Михайлович, держась за сердце, он все еще был слаб.

– Он жениться хотел, говорил, что коммерсант. Обещал в Москву увезти, – не отнимая от лица платочка, провыла Леля.

– Муся, наша дочь – полная дура! – забыв о милиции, кричал Николай Михайлович.

– Коля!

– Да, дура! И нечего спорить! Познакомиться на улице с каким-то проходимцем, нет, не с проходимцем, с убийцей! Уму непостижимо! Как это она его еще к нам домой не привела?

– Он хотел с вами познакомиться, но не успел, папа слег с нервным приступом, – снова подала голос легкомысленная особа.

– Вы слыхали? – не поверил собственным ушам Николай Михайлович. – Нет, вы слыхали? – И он без сил упал на диван.

– Николай Михайлович, вам знакома фамилия Сомов? Или, возможно, имя Платон Витальевич? – вернулся к делу Поликарп Петрович, с сочувствием глядя на художника.

– Что? Сомов? Нет, никогда не слыхал. Определенно нет. И имени, кажется, тоже, – качал головой художник. – Но скажите мне, умоляю, вы его поймаете? Он будет схвачен? Или же нам до конца дней своих стоит вздрагивать от каждого скрипа половиц? – полным страдания голосом спросил Пичугин.

– Мы делаем все, что можем. Но у нас нет даже точного портрета преступника, – с сожалением признался Поликарп Петрович.

– У меня есть, – неожиданно вновь встряла в разговор Леля. – Он мне фотокарточку подарил на память. Мы по Невскому шли, а там фотоателье, вот я и предложила сделать снимок. Он сперва отказывался, но я настояла.

От этого простодушного заявления все замерли с открытыми ртами.

– Вам его принести? – шмыгнув носиком, спросила Леля.

– Всенепременно, – деревянным голосом проговорил Поликарп Петрович.

Девица действительно была способна довести до удара любого. Даже опытного сотрудника УГРО, а не только родного папашу.

– Вот, пожалуйста, – протягивая ему снимок, вежливо проговорила Леля.

– Елки зеленые! – воскликнул Поликарп Петрович. – Да это же Гриша – Семь жен! Ян Карлович, взгляните!

С карточки на сыщиков смотрел импозантный брюнет, с нахальными глазами и элегантной заколкой на галстуке.

– Кто это? – оживился Николай Михайлович.

– Брачный аферист Григорий Михайлович Ступочкин. Он же Гриша – Семь жен, – радостно пояснил Поликарп Петрович. – Ай да Гриша. Прокололся с фотокарточкой! Непонятно только, что его на убийство толкнуло? Он вообще-то парень «приличный», по мокрому не работает, да и незачем ему. Такой, как Гриша, конфетами да букетами любую до ЗАГСа доведет, а там тихо, по-семейному соберет золотишко, деньги, шубки, шляпки и прощай, любимая.

– Думаю, на преступление его толкнул жирный куш. Не иначе, – пригладил бородку Ян Карлович. – Видно, услыхал где-то про спрятанный старым Пичугиным клад и золотые слитки, вот и не устоял.

– Ну, что ж, благодарю за помощь, думаю, теперь мы преступника поймаем без всяких затруднений, – пообещал на прощание Поликарп Петрович. – А вам, барышня, впредь советую быть разборчивее в знакомствах.

Но поймать Гришу не удалось. Его нашли мертвым среди складских амбаров, возле железнодорожных путей.