Текст книги "Предсказание"

Глава 6

Лада не могла поверить свалившемуся на нее счастью. Правда, она не любила стрижки и всем самым распрекрасным строгим костюмам предпочитала длинные юбки и безразмерные кофты, но на это пришлось махнуть рукой. В кои-то веки она нарвалась на что-то серьезное. А ведь совсем недавно ей казалось, что она провалила все дело, и Ольга прибьет ее на месте. Но, надо же, сестра оказалась человеком!

Дел было невпроворот: после парикмахера галопом по Европам поехали на квартиру к наглому вертлявому имиджмейкеру, рыжая в полосочку прическа которого подействовала на Ладу как обещание скорого и неминуемого счастья. Так что она с ходу спросила, нельзя ли окрасить ее аналогичным образом, и по возможности, чтобы основной цвет был зеленым, и получила решительное «нет». Потом они метнулись к портному, где приобрели для нее пол шкафа деловых костюмов образца «Ольга Дан». Правда, подходящих туфель не нашлось: у Лады нога оказалась на размер больше, так что покупку отложили до завтра, взяв ей на первое время босоножки на невозможных шпильках в одном из ближайших магазинчиков.

Лада попросила водителя отвезти часть денег бабушке. сидящей эту неделю с детьми, и он обещал заехать, купив для нее мобильный телефон.

Все эти подготовки и покупки нравились Ладе, завораживая ее и вознося на вершину мыслимого женского счастья. Единственное, о чем она жалела, – что не могла отвезти детям все те великолепные гастрономические изыски, которыми был набит теперь ее холодильник. Но что переживать, если визит можно перенести уже на завтра?

Однако, не успела Лада еще как следует развесить костюмы на вешалках в своем шкафу, как зазвонил телефон, и металлический голос Ольги потребовал, чтобы она немедленно отправлялась в кафе «У викинга», где ждал ее неуловимый Мартон.

Водителя еще не было, но Лада уверила сестру, что без проблем возьмет машину, и, облачившись во вчерашний серый костюм и сунув ноги в невыносимые босоножки, она заковыляла из дома, чуть не забыв заветную папку.

Выйдя из подъезда, Лада совсем уже было сосредоточилась на поимке машины. Идея отдавать деньги совершенно чужому постороннему водителю, будь он хоть самый прекрасный человек, жгла ее как раскаленная игла.

«Не было бы этой спешки, можно было бы спокойно доехать на метро и сэкономить деньги на подарки детям», – вздохнула она, обходя по виду глубокую и весьма внушительную лужу у помойки, когда из нее вдруг с треском и клекотом начали вылетать коробки из-под обуви, картофельная шелуха и прочая шелупонь. Лада скакнула в сторону, чудом увернувшись от вредоносных брызг и банки с тухлятиной, которая не просто скатилась, а как будто бы была выброшена из ржавого контейнера чьей-то злобной рукой.

Закрыв нос платком и проклиная всех на свете помоечников, Лада прибавила шаг.

Меж тем, из помойки сначала раздалось громкое чавканье, затем показалась чья-то сгорбленная спина и, наконец, голова, покрытая торчащими в разные стороны перьями. Странное существо зацепилось худыми руками с узловатыми пальцами и черными длинными когтями за край бачка и задумалось, обозревая окрестности.

Внешне оно было похоже на птицу и человека одновременно. Причем на человека, повидавшего в этой жизни такого, что одной пол-литры будет мало, если взяться рассказывать в душевной компании. О таких людях обычно говорят «перелетная птица». Во всяком случае, его лицо с длинным орлиным носом и круглыми птичьими глазами вызывало именно такие ассоциации.

Возможно, он ходил из города в город или даже, открыв секреты левитации, совершал свои перелеты ночью, чтобы не беспокоить мирных граждан. Вероятнее всего, горбатая спина под коричневой вязаной телогрейкой была на самом деле хорошо замаскированными крыльями, хотя к породе ангелов он не имел ни малейшего отношения. Так, по-соседски, они иногда дрались за воздушные границы; человек-птица не терпел вторжения посторонних на территорию Египта, где он обычно и проживал. Ангелы же обычно летели со стороны Иерусалима, где их всегда было видимо-невидимо.

Но сейчас судьба привела его в этот северный город, где, сидя на краю помойки, великий бог Гор[6]6
  Бог Гор в Древнем Египте – бог солнца, сын Осириса и Исиды, покровитель фараонов, изображавшийся в образе сокола.


[Закрыть] предавался мыслям о бренности сущего и нестабильности преходящего, о вечных ценностях и мозольном пластыре. Тут его размышления были прерваны бесцеремонным голосом:

– А ну, подвинься, умник, а то я тебя, – баба угрожающе замахнулась ведром, и человек-птица, опершись руками на край контейнера, ловко спрыгнул на землю.

Его необыкновенные, глубокие, как египетские ночи, глаза с минуту смотрели на бабу немигающим взглядом божества. Потом он резко повернул голову, перехватив глазами взгляд садящейся в машину Лады. Перья на его голове мгновенно пригладились, отчего он стал похож на итальянского мафиози, а в глазах появилась живая заинтересованность.

– Она! – Проклёкотал человек-птица. – «И будет вам Дан»!

Но в этот момент машина резко взяла с места, оставив Гора одного в чужом ему дворе и чужом ему мире.

Позже девятичасовые новости передали о взрыве кафе «У викинга». Торопливо выслушав их, Ольга Дан решила, что независимо оттого, погибнет город или нет, а ей с Алешкой определенно нужно сматываться. Сидящий напротив нее Сергей битый час докладывал об основных постулатах работ Сильвестра Медведева, в которых Ольга не понимала ровным счетом ничего. Да и нужно ли ей это было?..

– «К концу 80-х годов XVII столетия возник в русской церкви спор о времени пресуществления святых даров в таинстве Евхаристии; этот спор, будучи чисто богословским, имел весьма большое значение в истории нашего развития, ибо он касался вопроса о том, основывается ли вера на предании (Православная церковь) или на мышлении (Католическая). Спор этот начался еще до приезда Лихудов, но усилился особенно при них. Сильвестр, вслед за Полоцким, защищал распространенное во всей Киевской Руси латинское мнение о том, что пресуществление святых даров бывает при произнесении священником слов Иисуса Христа: «Примите, идите!» и «Пейте от нее все». Противники Сильвестра, Лихуды и инок Евфимий, на стороне которых стоял и патриарх Иоаким, утверждали, что дары пресуществления лишь в молитве к Богу Отцу и ниспослании святого Духа силой заслуг Иисуса Христа. Сильвестр написал «Книгу глаголемую хлеб животный», на которую Евфимий ответил сочинением: «От святой отец на защищение восточные церкви тетради» и т. д. В ответ на это Сильвестр написал «Книгу о манне хлеба животного» в которой…»

– Стоп! Ничего не понимаю. Подготовь это для отчета Иннокентию Ивановичу, пусть он теперь голову ломает раз все равно желает под ногами путаться. Попространнее, побольше воды, рассуждений… Мы все– таки обещали отчитываться о каждом шаге.

– Я уже отослал через Леночку сведения о смерти Медведева. В запечатанном виде, – Сергей с удовольствием отхлебнул из своей чашки ароматный кофе. – Думаю, не стоит ей особо доверять, кажется, у нее с нашим бывшим художником любовь. А он сейчас все-таки у конкурентов. Кстати, видел Ладу, что это у нее на лбу, не знак ли Тау?

– Откуда ты знаешь? Не про конкурентов, а про любовь? – перебила его Ольга.

– Они спят вместе, – пожал плечами или, скорее, как-то поежился заместитель.

– Резонно, – Дан кивнула и, пригубив кофе, сплюнула. Концентрированная гадость была без ксилита, но, судя по вкусовым качествам и запаху, содержала добрую порцию мышьяка. – Лена! Чтоб ты сдохла! Убить мало мерзавку! – директорша швырнула на стол ни в чем не повинную чашку, и та раскололась.

Ольга нажала кнопку селектора, но секретарша не ответила. Зато Сергей Сергеевич подскочил с места и ринулся в приемную на поиск провинившейся девчонки.

– Черт знает что! – констатировала Дан.

– Простите, – в комнату вернулся зам, – но Лена не может…

– Что?! – Ольга почувствовала, как скакнуло давление. Она хотела задать вопрос о знаке Тау, но от возмущения все малосущественные детали вылетели из головы. Впервые в этих стенах она наблюдала такое явное пренебрежение ее требованиями.

– Лена… – Сергей побледнел, но тут же справился с собой. – Она, в некотором роде, выполнила ваш приказ. Сами посмотрите.

– Какой еще? – как завороженная, Ольга встала и вышла в приемную.

Леночка с открытыми безразличными глазами полулежала на своем столе. Ее лицо как будто было сведено болью. Ольга рванулась к девушке, потрогала жилку на шее. Пульса не было, труп только-только начинал остывать. Рядом на столе стояла чашка из-под кофе.

Перепуганный таким поворотом событий, Сергей скрючился в три погибели и, заткнув рот ладонью, побежал в туалет.

– Как же это? – скорее удивилась, чем расстроилась Ольга. – Яд ведь явно был в моей чашке. – Хотя, может и во всех, но почему? Зачем кому-либо убивать безобидную девочку?

Бесспорно, отрава предназначалась Дан. Но как тогда Леночка могла перепутать чашки?

Ольга подошла к тумбочке, где секретарша держала все для угощения клиентов. На маленькой полочке перед ней стояли чашки, две банки с кофе и коробочки, в которых девушка держала сахар для всех и ксилит для Ольги. И тут все встало на свои места. В Ольгиной банке лежал не ксилит, это Дан могла определить по одному только виду, а, вероятно, отравленная сахарная пудра или какой-то новый сахарозаменитель.

Последнее время девочка жаловалась на то, что начала полнеть, и Ольга посоветовала ей на какое-то время отказаться от сахара и пользоваться аналогом. Секретарша сделала три чашки кофе, положив сахар только для Сергея и сахарозаменитель в две другие.

Но если для Ольги ксилит был обычным продуктом, а сахар, как для большинства диабетиков, казался страшной горечью, Лена не смогла обнаружить отличия и выпила отраву.

В полном изнеможении Ольга велела подошедшему охраннику вызвать милицию, а сама, решив, что работы сегодня уже точно не предвидится, и с милицией сталкиваться не хочется, села в машину и велела везти ее домой.

Но не успели они отъехать от здания, как в сумке благим матом заорал мобильник. Дан безразлично поднесла трубку к уху и услышала голос Иннокентия Ивановича:

– Здравствуйте, Оля! – приветствовала директоршу трубка. – Медведеву отсекли голову, а не сожгли. Надеюсь, что впредь вы не будете допускать столь грубых ошибок. И еще у вас, я слышал, возникли проблемы с секретаршей. Если не найдете другую до завтра, я готов предоставить вам свою.

Ольга тяжело вздохнула. Выходило так, что в смерти девочки оказались повинны самые уважаемые люди Петербурга. Умышленно или по недоразумению, Сергей совершил грубейшую ошибку, чем подставил ее, и, если учесть, что сестра умерла, и значит, двойника сделать не из кого, то…

Поток мыслей Дан нарушил новый сиренообразный звонок мобильника, автоматически Ольга взяла трубку и услышала срывающийся от волнения голос сестры.

– Оля! Дико извиняюсь, но я не виновата. Честное слово! Каблуки, лестница. Упала, потеряла сознание…

– Очнулась – гипс, – подытожила Ольга. И приказала сестре ждать ее звонка дома.

Глава 7

Странные истории творились с Ладой Дан. Так было с самого детства: грезы, лунатизм, видения. Причем, это было замечено всеми членами семейства Дан, припадки усиливались в связи с близостью Ольги. Как будто душа Лады несчастной крошечной птичкой билась и просилась на волю, почувствовав приближение голодного хищника.

Ласточка под хрустальным колоколом, куда посадил ее ученый немец в кунсткамере, демонстрируя устройство воздушного насоса перед Петром I и Екатериной, билась крыльями, задыхаясь и не имея возможности ни разнести хрустальную камеру пыток, ни как-то остановить своего мучителя.

«Полно, не отнимай жизни утвари невинной; она не разбойник», – усовестил немца царь.

«Я думаю, детки по ней в гнезде плачут!» – донесся грудной голос царицы.

Кошачье, широкое лицо царя с топорщащимися усиками и круглыми, навыкате, глазами плотоядно смотрело на умирающую птичку.

«Странно, чего это меня сюда занесло? – удивилась про себя Лада, все еще задыхаясь в своем хрустальном колпаке, – в издательстве же велели покопаться в материалах о Сильвестре Медведеве, а эта сцена, судя по всему, могла иметь место лет через тридцать после его смерти». Но сил остановить видение не было.

Ласточка взмахнула крылами, – и купол пропал, а она сама оказалась за деревянными прутьями круглой клетки, в комнате, в которой жила маленькая немка– фрейлина.

«Сегодня хоронили одну голландскую купчиху, страдающую водянкой», – писала в своем дневнике девушка. Ее тонкий, изящный силуэт в платье, сшитом специально по случаю карнавала, казался каким-то трогательным цветком. Прямая спина выдавала девушку из приличной семьи, воспитанную в Европе и по какой-то злой прихоти судьбы заброшенной в дикую Гиперборею с ее варварами.

«Царь собственноручно сделал ей операцию, выпустил воду. Она, говорят, умерла не столько от болезни, сколько от операции. Царь был на похоронах и на поминках. Пил и веселился», – она вздохнула, взглянула на приготовленные к сегодняшней ассамблее маски и продолжила писать. Птичка в клетке затихла, всматриваясь в аккуратные завитки немки. «Считает себя великим хирургом. Всегда носит с собой готовальню с ланцетами. Все, у кого какой-нибудь нарыв или опухоль, скрывают их, чтоб царь не начал их резать».

Девушка поежилась от страха и омерзения.

«…Какое-то болезненное анатомическое любопытство. Не может видеть трупа без вскрытия. Ближних, родных своих после смерти анатомирует».

– Да уж, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Неудивительно, что этот человек отдал повеление обезглавить Сильвестра Медведева. Хотя впоследствии и воплотил все его мечты. Странно все это. Надо к нему получше приглядеться, – прочирикала птичка Лада.

Меж тем, девушка закончила писать и закрыла книжечку, погладив ее уже слегка потертую кожаную обложку. «Подарок ученого Лейбница, как-то он теперь?» – донеслась до Лады мысль фрейлины.

Лада взмахнула крыльями, но только ударилась о деревянные прутья, сон не проходил, пробуждения не последовало.

«Ну что ж, раз уж не получается проснуться, может, удастся еще хоть что-нибудь выяснить?» – безрадостно подумала она и засвистела, запела, как бы оправдывая перед немкой свою птичью породу. Все-таки сон сном, а явный, не прикрытый шпионаж вряд ли кто потерпит.

– Кто же такой Петр I? – по-птичьи спросила она и услышала ответ:

«Иногда кажется, что в нем слились противоречия двух родных ему стихий – воды и огня – в одно существо, странное, чуждое – не знаю, доброе или злое, божеское или бесовское, но не человеческое».

Взмахнув в испуге крыльями сильнее обычного, Лада проснулась у себя в комнате.

Глава 8

С того дня, как умерла Леночка, прошла неделя; сходя с ума от бессилия, Ольга дала задание всем сотрудникам искать любые предсказания о гибели Питера. Любая информация оплачивалась, а именно это и было нужно Ладе. Поэтому она сидела дома, обложенная со всех сторон книжками, с новеньким сотовым телефончиком на коленях – Ольга могла позвонить в любое время дня и ночи и потребовать результатов.

На самом деле, чтение ей нравилось, о смутном времени и Петровских реформах она знала едва ли не столько же, сколько и Сергей Сергеевич, так что денежки худо-бедно капали.

Не представляя доподлинно, что именно может пригодиться Ольге, Лада шарила в Интернете и перерывала библиотеки в поисках хоть какой-нибудь информации. Интересной темой считались питерские привидения, которых, несмотря на сравнительно небольшой возраст города, здесь было предостаточно.

Когда Лада предложила эту тему Ольге, глаза сестры сверкнули, и она сразу же дала задание выяснить, где и когда очевидцы встречались с призраками, и были ли случаи, что потусторонние жители выходили на контакт.

«Как говорит источник, в ворота Академии искусств несколько раз стучался покойный скульптор Козловский[7]7
  Козловский Михаил Иванович (1753–1802), – российский скульптор и рисовальщик (статуя для каскада в Петергофе «Самсон, раздирающий пасть льва», памятник А. В. Суворову в Санкт-Петербурге).


[Закрыть]. Обычно это бывало в ненастные, холодные ночи. Козловский стучался, громко выкрикивая: «Откройте, сукины дети, это я – скульптор Козловский со Смоленского кладбища, весь в могиле измок и обледенел, отворите!». Проверить действительно ли Козловский был захоронен в указанном месте должен был Сергей Сергеевич. Так что Лада перешла к следующему возмутителю ночного спокойствия.

По мнению многих мистиков, невинно убиенный император Павел I в Михайловском замке до сих пор бродит неупокоенный. Экстрасенс Линда, в частности, считала, что Его величество до сих пор ищет заговорщиков, задушивших его, чтобы расправиться с ними в их новых инкарнациях.

Скорее всего, именно поэтому призрак императора Павла так пугает петербуржцев. Кто ж доподлинно знает, кем он был в прошлой жизни. И не связана ли она, прошлая жизнь, с покойным императором. Хотя никто до сих пор не уличал Его величество в причинении зла людям.

Чаще всего призрак императора видела охрана и работники музея. Бывали случаи, когда привидение являлось невидимым, днем и ночью люди натыкались на что-то плотное и холодное. Что-то такое, чего они не могли видеть, но осязали.

Лада поморщилась.

«Если они прикасались к призраку, но не видели его, это вполне может быть и не Павел. Не Павел, – тогда кто? За Михайловским замком числилась еще какая-то неопознанная дама, полюбившая устраивать в замке вечера и балы. О даме было известно только то, что она предпочитала золотую обувь».

«Бред какой-то», – Лада перекрестилась. В старых подшивках питерских газет она обнаружила сообщения о том, что в 70-х годах XX века из Москвы в Инженерный или Михайловский, это уже как кому нравится, замок была прислана специальная комиссия, которая работала по ночам, пытаясь разобраться в таинственном феномене. Но призраки из замка так и не исчезли.

«Известно, что до сих пор сотрудники Инженерного замка предпочитают не оставаться в здании после захода солнца».

Лада перечитала отчеты уфологов и экстрасенсов, регулярно проверяющих замок на предмет наличия в нем чужеродных сущностей и вредоносной энергии, но никто из них не хвастался установленным с призраками контактом. На вопрос газеты «Аномалия» отчего призрак императора так пугает обывателей, Линда ответила, что Павел нередко является с флажолетом, – старинным музыкальным инструментом, напоминающим флейту, – так что Линда считает, что покойный император в потустороннем мире играет роль некоего крысолова, отчего встречи с ним кажутся людям с нечистой совестью небезопасными.

За окном, постукивая по стеклу и жестяному карнизу, шел дождь. Лада протянула руку и достала пушистый, недавно приобретенный клетчатый плед и завернулась в него. Было тепло и приятно: книги, дождь за окном, тишина. Ладе подумалось, что хорошо было бы сейчас гладить большую пушистую кошку, обязательно многоцветную и мягкую. Хорошо бы еще вместо не работающей летом батареи горел настоящий камин. Не сильно, в комнате должен был оставаться привкус дождя, и плед, так приятно и заботливо кутающий тело. И еще хорошо бы вот здесь, рядом, видеть настоящую мужскую спину. Которую можно обнять, к которой так приятно прижаться лицом и мечтать, мечтать…

Она посмотрела в окно: изгибы ветвей казались кружевными, капли на стекле сияли, как драгоценные бусины. И где-то там, сквозь дождь, ветви и силуэты мокрых домов, прослеживался обрис Китежа. Или нет, это она хватила, сквозь полуприкрытые веки Лада вдруг увидела Питер, точнее, сначала в рисунке дождя прорисовался человеческий силуэт, и затем Лада разглядела глаза. Почему именно глаза? Говорят: «Глаза – зеркало души», возможно, поэтому Лада всегда, сначала, видела именно глаза, а затем уже узнавала душу. Эти глаза были серыми, со стальным оттенком блестящего после дождя асфальта.

Глаза, переполненные мудростью всех питерских библиотек, в чуть печальной улыбке отражались кони с Александринки. На вид, по человеческим меркам, ему было за сорок, но она не поддалась на умозрительность.

Лицо города, показалось Ладе знакомым и не знакомым одновременно, это было лицо стареющего сфинкса: правильные, аристократичные черты с нанесенными поверх них пересохшими руслами скорби. Мужчина был одет в немецкое платье петровского времени, чей зеленый бархат потерся и местами даже получил боевые пробоины, но все еще неплохо сидел. Рукава камзола были засучены, и руки увиты феничками и странными, явно шаманскими амулетами. Питер был религиозен и суеверен. Он пользовался репутацией заядлого игрока и неотразимым обаянием дьявола.

Со дня его основания поговаривали, что влюбившиеся в Питер единожды, его не покидают. А покинув, – умирают на чужбине в тоске любовной.

Питер был любим всеми богами и богинями, прельщенными его очарованием и переселившимися с Олимпа в наши болота.

Во все времена он был шарлатаном на ярмарках, актером на подмостках, он – созданный единственно для царствования, впитавший в себя с самого основания поэзию множества далеких стран, истончался сейчас под кислотными дождями, тусовался с наркоманами, и проститутки отдавались ему так же, как и благородные дамы.

Питер был врубелевским демоном и петропавловским ангелом, он не признавал тупиковых дворов и тупоумия снобов.

Петр называл его парадизом. Но был он и раем, и адом, и грешным, и святым одновременно.

Его не по-славянски черные, с заметной сединой, волосы были трепаны ветрами Балтики и омыты печальными северными дождями.

Созданный как чудо, он оставался загадкой, и кто знает, может быть, даже предполагал, что когда-нибудь исчезнет так же спонтанно, по капризу, как и появился.

– Нет! – последняя мысль обожгла душу Лады Дан. – Питер не должен погибнуть! Ольга ищет предсказание, ноне для того, чтобы помочь, она работает толь– ко для себя. Случись угроза, она первой покинет Питер, даже не удосужившись спасти кого-нибудь еще, кроме сына и денег. Откроет новое издательство или займется пошивом кроссовок. Какая разница! Для нее куда больше подойдет Москва, но что буду делать я? Мы? Те, кто без этого чуда жить не может?

Петербург никак не могли построить, не было ни капли земли. Все, что возводили, забирало себе болото. Выстроят ли дом – дом тотчас провалится в трясину, возведут святую церковь – и она, родимая, тотчас исчезнет в мутной воде, поднимут стены башни – сгинет и башня, – повествовала одна финская легенда. Поэтому великан построил весь город сразу на своей ладони, а потом поставил его на болото. Мол, слабо эдакую махину заглотнуть.

Так и появился Питер – чудо над Невой.

«Лишь бы только так же не исчез, как легкое облачко, как дымка над болотом», – подумала Лада и очнулась.

Призрак Питера улетал от нее, как мистический ночной любовник, застигнутый солнцем.

За окном порыкивали машины и огромный, казалось, расписанный самим Рафаэлем, небесный свод подпирал царство Божье.

В детстве Лада вот так же, бывало, смотрела на это небо, примечая сквозь облака хорошенькие мордашки ангелов, а сейчас она видела ангела с Александрийского столпа, видела, как он любуется собственным отражением в воде, и ей стало страшно. Впервые она поняла, что Питер – это действительно чудо, чудо, которому нельзя дать погибнуть… Чуду…

Она встала. На пол посыпались исписанные цитатами листы бумаги, которые она готовила на представление Ольге, специально прописывая каждую деталь и толково объясняя и без того понятные вещи. То есть по возможности увеличивала текст, надеясь срубить чуть больше денег. Теперь это уже не играло никакой роли.

– Теперь надо город спасать, – сказала она сама себе и невольно рассмеялась. – Тоже мне Жанна д Арк! Что я могу? Как спасать?! – Лада вышла на середину комнаты и, сняв рубашку, подошла к зеркалу. Беспощадное отражение констатировало, в лучшем случае, пару лишних килограммов, что-то еще скажут весы. Последнее время Лада вела малоподвижный образ жизни, читала, писала, худела и набирала вес. Казалось, жизнь замерла, предоставив ее самой себе, и вдруг такое… – какой из меня воин? – она вспомнила, каким красавчиком являлся к ней Питер, и быстро оделась. – Я даже елку с прошлого года убрать не могу! – крикнула она в пустоту, специально громко, чтобы докричаться до того сумасшедшего рока, который возымел глупость втянуть ее в это дело. – Ив магазинах меня обманывают! И… и еще я веду беспорядочную половую жизнь! То есть вела, полгода назад. Очень даже аморально.

Лада прислушалась. Вселенная молчала.

– Ну, ладно, предположим, я пойду сейчас и поговорю с Ольгой, чтобы она что-нибудь сделала. Ок?

Ок, – громыхнуло с небес.