Текст книги "Дерево не выбирает птиц"

Начальник стражи не знал куда девать глаза, для себя он уже решил, что его жизнь закончилась, и мог только молить своего господина, чтобы тот позволил совершить сэппуку, смыв позор кровью. Но смерть – это не главное. Даже если господин смилостивится и позволит вспороть себе брюхо, как того требует обычай, а не прикажет самураям попросту обезглавить не справившегося со своими обязанностями офицера. Все это маловажно. Гораздо хуже другое – он и его люди подвели своего сюзерена, и не только в том, что проморгали убийцу, куда больше Грюку-сан сокрушался о том, что те поспешили убрать следы крови, по которым он тщился отыскать злодея. Хотя, с другой стороны, какое бы это произвело впечатление на гостей? Не испугало бы женщин?

Но если господин гневается – значит, ему есть на что гневаться. Есть провинность, и кто-то должен понести заслуженное наказание – наказаны должны быть все!

Узнав о гибели еще двух девушек, Фудзико извлекла из рукава список предполагаемых шпионов и, показав его мужу, вычеркнула имена убиенных.

– Вам не кажется странным, что прокравшийся в дом убийца режет только слуг? – потянув за рукав мужа, спросила она.

– Слуг? – Ал выглядел растерянным.

– Я составила этот список, – Фудзико свернула в трубочку лист и снова засунула его себе в просторный рукав, – так как мы с вами пытались вычислить присланных на совет шпионов. – Она невозмутимо смотрела в глаза мужа. – Шпионов нашего сегуна, шпионов, присланных соседними даймё, теми, кто знает, где находится проклятый Амакуса Сиро, и охраняет его, теми, кто… – Она сделала выразительную паузу. – Мы ждали шпионов, а не убийц. Простите мне мое вмешательство, но, быть может, вы знаете больше моего? Быть может, располагай я чуть большей информацией, я могла бы понять, с какой стороны ждать следующего удара, могла бы защитить домочадцев и слуг, по крайней мере, пока вы отлучаетесь в замок?

– Вы совершенно правы. – Ал потер гладко выбритый подбородок и, обнаружив в углу комнаты сложенные в стопочку кожаные подушки, бросил одну для жены и вторую для себя. – Вы правы в том, что шпионы должны шпионить, а не убивать… почему же они убивают?

– Да, да. – Лицо Фудзико исказилось болью, когда она сгибала ногу для того, чтобы сесть напротив мужа, но толстушка тут же взяла себя в руки, изобразив на лице неискреннюю улыбку. – И если он пришел убивать – отчего не совершил попытки убить вас, меня или хотя бы нашего новорожденного внука? Что он хотел этим сказать?

О том, что в доме бесчинствует не один, а несколько убийц, не хотелось даже думать. Потому как уже немыслимое дело, что самураи стражи вот так, посреди бела дня пропускают черт знает кого. Представить, что мимо них могли пробраться хотя бы двое – заявление невероятное и невозможное. Поэтому оба, не договариваясь, решили считать, что в доме орудует один убийца.

– Возможно, он получил приказ убить несколько слуг или хочет таким образом предупредить нас о том, чтобы мы знали, что он где-то близко, и лишний раз не рыпались. Возможно, что он хотел досадить нам своими действиями. Мол, у владетельного даймё праздник, а его двор то и дело заливается кровью, самураям приходится заниматься похоронными делами, и что скажут гости и соседи?

– Действительно. Очень неприятно, – Фудзико сморщилась, – но если подумать о погибших: мастер-повар был вассалом наследника нашего сегуна Иэмицу-сама, двое поварят, убитых вместе с ним, скорее всего – случайные жертвы. Что называется, под руку подвернулись. Мастер чайных церемоний прибыл вместе с Умино, что же до девушек, то я наняла их в соседних домах. Есть ли какая-нибудь связь между этими покойниками, кроме той, что они явились служить нам.

– Возможно. Я бы хотел, чтобы вы как можно быстрее собрались в дорогу, а носильщики паланкинов были наготове. Сразу же после совета мы все вместе тронемся в путь.

Фудзико со значением поклонилась.

– Все, кроме Минору, которому я уже приказал после праздника отправиться в замок Мидори, что на земле нашего вассала Катои-сан, он должен будет лично прочесывать все окрестные земли в поисках этого мальчишки, и чем он быстрее обнаружит и убьет Амакуса Сиро, тем скорее все закончится. – Ал попытался подняться, но Фудзико остановила его, неловко схватив за запястье.

– Но вы говорили, что наш сегун тоже ищет этого отрока? – зашипела она в лицо мужа, так что тот был вынужден склониться к самым ее губам.

– Сегун ищет не теми методами… – Ал замялся, решая, стоит ли поделиться с женой столь секретной информацией, но Фудзико за все время, что он ее знал, не то что не предала, а даже и не разочаровала своего странного супруга. – В общем, по нашим подсчетам Амакуса сейчас одиннадцать. Так он – Хидэтада – решил убивать всех одиннадцатилетних или около того мальчишек, ты понимаешь? Всех! Тоже мне царь Ирод!

– Всех одиннадцатилетних? – Фудзико сощурилась, прикидывая что-то в уме. – Всех не получится, хотя решение сегуна не обсуждается. – Она ущипнула себя за второй подбородок, довольно прищелкивая языком. – Этот метод можно было бы взять на вооружение нашим стратегам. Хотя тут тоже есть свои недочеты, – она облизала жирные губы, – настоящая перепись – реестр ведется только в самурайских семьях. Что же до торговцев и крестьян… – Фудзико пожала плечами, – я уже не говорю об эта, посудите сами, какой уважающий себя самурай согласится копаться в этом человеческом отребье?

– Сегун прав?! – Ал хотел было вспылить, но вовремя сдержался, давно привыкший, что у японцев все не как у нормальных людей.

– Во всяком случае, сегун благоволит к вам, и если вы попросите его прислать самураев из замка, чтобы сопровождать вас, он безусловно окажет помощь.

– Сегун… – некоторое время Ал сверлил Фудзико взглядом, решаясь на, быть может, самый отчаянный после, разумеется, перемещения в Японию, шаг. – Твой разлюбезный сегун умрет в этом году!..

Сказал и замер, вдруг словно напоровшись на собственные слова. Еще бы, на дворе 1632 год – год, когда реальный сын Токугава Иэясу – Хидэтада должен помереть, уступив место новому военному правителю Иэмицу. А значит – Ким должен будет покинуть занимаемое им тело нынешнего сегуна, дабы не привлекать внимания потерявшего его из вида ордена «Змеи». Потому как они тоже не лыком шиты и связи с будущим сохраняют, следовательно, если в назначенный день и час сегун не отдаст богу душу, пойдут подозрения и проверки, и тогда…

Отчего должен умереть Хидэтада, Ал не знал, а в листах, отданных ему Кимом, об этом ничего не было сказано, хотя если ничего доподлинно не было известно, стало быть, не убили славного Хидэтада-сама, не принудили к сэппуку, не отравили гадостью, а загнулся он сам по вполне бытовым причинам – не от старости, разумеется. Хидэтада сейчас пятьдесят три – вполне нормальный для мужика возраст. Так что если бы сегун не пил как лошадь и вообще поберег свое здоровье, быть может, еще столько же протянул. А так…

Ал покосился на Фуздико, она не выглядела ни испуганной, ни растерянной. Скорее всего, приняла как факт, что ее сумасшедший супруг вознамерился совершить покушение на своего сюзерена, и теперь спешно разрабатывает план, как и чем лично она может быть полезна в этом предприятии. Не фуражом, так связями, не связями, так добрым, мудрым советом. Да, отличная все-таки жена досталась Алу. Точно – не по заслугам!

– Ты… это… молчи о том, что сказал. – Ал потупился.

– Вы ничего не сказали, а я ничего не слышала, – польщенная оказанным ей доверием, Фудзико ткнулась лбом в татами.

– Я не собираюсь убивать сегуна, – одними губами прошептал Ал, уже злясь на себя за излишнюю откровенность. – Просто, – он дотронулся до плеча жены, привлекая ее к себе, – один святой монах из Нары предсказал, но только это тайна.

Глава 8
Дело чести клана

Глупые люди говорят:

– Где дом твой, там и рис твой.

Но это не верно. Ищи свое место лишь в деревне, где родил тебя отец, и будешь вечно влачить жалкое существование.

Ограничивая себя, теряешь целый мир.

Токугава-но Дзатаки. Из записанных мыслей

После совещания с членами семьи и посвященными в дело Амакуса Сиро офицерами, на котором Ал определил делом чести клана нахождение и уничтожение проклятого мальчишки, о причинах подобного решения он предпочел не распространяться, интересоваться же причинами, подвигшими господина к решению умертвить кого-либо, было не принято – приказы не обсуждаются. Сам же Ал собирался совершить прощальный визит к Киму, после чего под усиленной охраной доставить семью в замок, где можно будет уже не бояться за их жизни.

Как обычно вопросом запаса продовольствия и всего необходимого для путешествия занималась Фудзико. Ал даже не пытался взять на себя хотя бы ничтожную часть забот по организации переезда, понимая, что любое вмешательство в интендантские дела вызовет ее буйный протест и угрозы незамедлительно покончить с собой. Когда-то он тщился сколько-нибудь изменить положение дел, пытаясь участвовать в хозяйственных делах, огорчаясь из-за непонимания супруги, он-то как лучше хотел, а она… с годами привык, научившись находить в подобном положении дел выгоду для себя.

Отдав необходимые распоряжения помощникам и продиктовав писцу несколько вежливых писем, Ал направился было в сторону гарнизона Эдо, где у него оставались дела с несколькими офицерами, для того чтобы сообщить о своем отъезде лично. Вместе с ним, по заведенному невесть когда обычаю, шла только личная охрана. Вежливо поклонившись вышедшей по традиции провожать супруга Фудзико, Алекс внезапно был остановлен женским криком, доносящимся откуда-то с улицы.

Шедшие за Алом самураи, тотчас же выстроились вокруг господина, образовав ощетиненный мечами защитный круг.

– Да отвяжитесь вы! – Ал грубо оттолкнул в порыве бросившегося на его защиту и отдавившего при этом ему ногу самурая, но осмотрительно вперед не полез. Хватит уже, не мальчик на всякую нежданную опасность кидаться. Не перед кем норов показывать.

Меж тем один из охранников выдвинулся вперед, самураи за его спиной тотчас прикрыли своими телами образовавшуюся было брешь, защищая хозяина. Доброволец, оправив пояс, медленно вошел в калитку соседского домика.

Несколько минут его было не видно, не слышно, за старыми, разросшимися мандариновыми деревцами, должно быть, тихо беседовал с кем-то. До Ала долетали приглушенные голоса, но смысла сказанного было не разобрать. Впрочем, уже хорошо, что разговаривают, куда хуже было бы сейчас услышать беседу двух мечей и предсмертные вопли.

Наконец, довольный своим подвигом, разведчик вернулся. По тому, что тот спокойно прикрыл за собой калитку и ни разу не оглянулся, было понятно, что никакая опасность их там не поджидает. Охрана расслабилась и отступила от господина, давая ему возможность выслушать рапорт.

– У соседей несчастье, дочь покончила жизнь самоубийством, – заметно волнуясь, сообщил он, – без разрешения родителей. Вот какое дело.

– Дочь? – Ал почесал гладко выбритый подбородок. – Ну да, конечно… дочь…

– У соседей была одна-единственная дочь Рисака, – выскочила вслед за Алом Фудзико. – Вы видели ее на празднике, я наняла ее прислуживать за столом и затем убирать посуду. Она же калитка в калитку живет. Могла и поздно домой явиться, и без сопровождения… жалко-то как… – Супруга затрясла обвисшими щеками. – Такая услужливая девушка, такая милая. Последнее время жили они бедно, вот я и подумала, семье лишние денежки не помешают, а нам послушная служанка, вообще хотела к себе забрать да потом за нашего кузнеца и выдать… ах-ах… какая жалость.

«Была на празднике? На празднике, на котором уже убили уйму человек? Неужели совпадение?» – Ал махнул рукой самураям, и вместе они подошли к соседской калитке, за которой стоял сухенький пожилой японец. Этого мужичка Алексу приходилось видеть довольно-таки часто. Он вечно крутился тут, то ходил за водой, то подправлял изгородь – сам сосед или соседов слуга… попробуй разберись.

Как все японские дома, соседский домик был светлым и чистым, небольшая ниша токономи с висевшим на стене свитком и изящной вазой на полу располагалась сразу же против входа. Автоматически Ал кивнул в сторону свитка с иероглифами и прошел в комнату. В правом углу стоял крошечный столик и китайская шкатулка с секретом, обычно такие держали в домах модницы, так как в волшебных шкатулочках хитроумные чесночники делали такое количество потаенных отделений, что в них помещались и косметика, и головные украшения, включая новомодные шпильки. В левом углу комнаты стояла старая желтоватая ширма, из-за которой торчали чьи-то ноги.

Покойницу успели чинно уложить на циновку, хотя она была еще не обмыта и не приодета.

Глубокая колотая рана на шее могла говорить как о самоубийстве девушки (женщины обычно совершают сэппуку именно таким образом – пронзают себе горло), так и о том, что кто-то нарочно сымитировал это дело.

Ал повернулся к стоящему за правым плечом начальнику стражи, и тот протянул все еще окровавленный, с запекшейся кровью узкий ритуальный нож.

Все вроде как было вполне обычно и уже, за столько лет жизни в Японии, привычно. Трагедия произошла глубокой ночью, уже после того, как девушка благополучно покинула дом Ала. Родители обнаружили тело лишь недавно. Собственно, Ал и его люди как раз и услышали крик матери, нашедшей свою мертвую дочь. Для того чтобы свести счеты с жизнью, девушка воспользовалась ритуальным ножом, выбрала удобное время. Не переоделась в одежды смертницы – но жена же сказала, что последнее время соседи жили очень бедно. А белые одежды тоже денег стоят. Все было правильно и одновременно нет!

Ал смотрел на крохотное тело юной покойницы и задавался одним-единственным вопросом: «Почему она сделала это?» Несмотря ни на что, он не мог привыкнуть, что в Японии народ чуть что хватается за ножи или мечи, протыкает себе горло или режет живот. Перед ним была не красивая, но вполне милая, пригожая девушка, которой жить, да жить.

В чем же причина? Непроходимая бедность? Ерунда. Фудзико ведь ясно сказала, что приглашала девушку работать и собиралась позаботиться о ее дальнейшей судьбе. Быть может, вчера кто обидел?

Вообще проблематично приставать к служанке в доме, полном гостями и сторожащими их покой самураями, но с другой стороны, сумел же кто-то прикончить уже столько народа в этом самом охраняемом доме, так почему же кто-то не мог…

При одной мысли, что вчера где-то совсем близко, возможно в соседней комнате или в саду, произошло грубое насилие и пострадала соседская девочка, Ала передернуло.

– Она вчера весь день была у нас… – Ал избегал смотреть в глаза начальнику стражи, но, по всей видимости, того мучили похожие вопросы.

– Я узнаю, но Рисако-сан вчера все время провела на кухне, она помогала повару и все… все время была на виду. Я не думаю, что…

– Моя дочь вернулась домой веселая, потому что госпожа Фудзико заплатила ей больше обещанного, – поклонился Алу проводивший его в дом старичок. – Она была очень весела, очень…

Распорядившись, чтобы Фудзико выдала соседу денег на погребальный обряд, Ал хотел было продолжить свой путь до казарм, когда молодой оруженосец повалился перед ним на землю, ткнувшись лбом в желтоватый песок.

– Это еще что такое! Формы вам не жалко! – проворчал Ал. – Чего тебе?

– Мне необходимо срочно переговорить с вами. – Юноша покраснел и тут же побледнел, его глаза были на мокром месте, веки опухли.

Они отошли в сторону от остальных.

– Рисака-сан покончила с собой из-за меня, – глотая слезы сообщил он. – Мы встречались с нею, мои родители присылали мне денег, и мы… в общем… я и Рисака-сан, мы…

– Понятно.

– Я думал, что буду наведываться к ней, когда вы будете брать меня с собой в Эдо. Многие имеют временных жен и ничего. А Рисака-сан, она хотела, чтобы я забрал ее с собой в замок Арекусу, а я… – По лицу парня катились слезы. – Это я виноват в том, что госпожа Рисака покончила с собой.

– Понятно. – Ал вздохнул, размышляя над словами самурая, когда за его спиной послышался осторожный кашель.

– Господин, позвольте пару слов? – Начальник охраны выглядел встревоженным, иначе нипочем не стал бы прерывать разговор сюзерена с его слугой. – Парень не виноват. Простите, что невольно подслушал, но… – он низко склонился перед готовым вспылить Алом, – но дело неотлагательное. В общем… – он вздохнул и, подняв глаза на господина, отрапортовал: – Еще две девушки, работавшие вчера на кухне и ухаживавшие за гостями, найдены мертвыми. Сума в канаве за домом гончара, и Намико, служанка Гендзико, в квартале отсюда, за складами.

Повернувшись ко все еще стоящей посреди улицы Фудзико, Ал увидел, как та вычеркивает из списка подозреваемых имена погибших.

Глава 9
Сегун

Если будешь ограничивать себя местом, где тебя родил отец, вообще помрешь с голоду, ибо тебя родила мать!

Тода-но Хиромацу. Секреты школы Голубого тигра

Подготовка к отъезду – дело не господское, то есть и господское, конечно, тоже. Даже самые старательные и исполнительные слуги любят, чтобы их усердие отмечалось или хотя бы замечалось. Прошел высокий господин мимо трудящегося в поте лица работника, взглянул на труды праведные, что деньгой одарил. Приятно. Особенно хорошо, коли сам сюзерен или кто из его ближайших сановников вдруг в толпе слуг одного-единственного вакато[16]16
  Вакато – мальчик, еще не самурай. Находится в услужении у самураев, постигая военную науку и готовясь присягнуть господину и опоясаться двумя мечами.


[Закрыть] углядит. Мальчишка, ясное дело, язык высунувши от усердия, старается, силится, как можно лучше и скорее полученное задание исполнить. Похвала носящему челку юнцу – и для него, и для родителей его вдвойне приятнее, потому как господин, он же в корень зрит. Услужит господину мальчишка, того и гляди до срока велит самурайский пучок делать, лоб точно взрослые брить да два меча у пояса носить! Вот счастье-то! Отсюда мораль – пусть Фудзико берет на себя все заботы по замку, фуражу и содержанию войска, он, Ал, просто обязан хотя бы чуть-чуть вникать в домашние дела. Этих похвалить, этих побранить. Да хотя бы просто кивнуть головой, мол, видел, учел, принял к сведению. Но на этот раз, пожалуй что, придется вновь бросить все на многострадальные плечи супружницы и старшего сына с зятем. Как-нибудь носильщиков они и сами наймут, и основных, и смену, особого провианта в дорогу брать не следует – протухнет на такой-то жаре, а вот воду и саке обязательно. Смену одежды, запасные пеленки для ребятенка – штук пять или даже десять, но не больше. Веера лучше те, что называются «летучая мышь», они и покрепче будут, в смысле, что если ими мух не бить, то вещь сноса не знает. К тому же «летучая мышь» не часто используется в качестве оружия, что в нынешних условиях тоже весьма предусмотрительно. Без лишних сюрпризов до места доберемся. Остановку в пути необходимо сделать с ночевкой. На постоялом дворе, и самого высокого класса. Чтобы без насекомых и чистенько было. Сам-то Ал может и в крестьянском доме заночевать, и в поле, поди, не помрет, но дамы и тем более новорожденный младенец… тут, пожалуй, не одну, а целых две стоянки придется устраивать. Главное, чтобы лишнего с собой не тащили. В замке барахла для всех найдется, нет смысла туда-сюда шмотье перетаскивать. Хотя и Гедзико с Умино, и Минору с Юкки, скорее всего, набрали с собой нарядов, чтобы на празднике пофорсить, перед другими гостями фасон показать, и одежонка-то все праздничная – из дорогущего китайского шелка, вот так за здорово живешь бросить жалко.

А не бросить, так, стало быть, на себе тащить. Не на себе, конечно, но дополнительные носильщики – это, во-первых, лишние рты, лишние места на ночлеге, и во вторых – Будда разберет, сколько через эту дверцу еще шпионов в дом проберется. Вот горюшко-то.

Хотя если за один день в доме прикончили девять человек, не исключено, что к моменту, когда все будет готово к отъезду, вообще никого не останется. Не дай бог, конечно.

Нет, не бежать ему сейчас надо, не пытаться укрыться от невидимых убийц, неизвестно по какой причине вознамерившихся истребить окружение хатамото самого сегуна, а как главе клана попытаться решить этот вопрос раз и навсегда. Самому пройти в осиное гнездо и предъявить претензии Киму. И пусть тогда тот попрыгает, пусть поизвивается бывший адепт ордена «Змеи», потому что, коли его это рук дело, значит, должен он знать, что Ал не прячется, не боится. А коли Ким невиновен – то и того лучше, пущай тогда прикрывает тылы своей высочайшей властью. Шевелится, черт возьми! Во всяком случае, пока не оставил многострадальное тело сына Иэясу, или пусть хотя бы откроет – когда именно намеревается покидать. И в кого, главное дело, вселится.

От таких мыслей у Ала даже в висках застучало, потому что привык уже жить под крылышком главного даймё Японии, привык знать, что защищен и застрахован. А что теперь? То ли сам сегун его извести желает, то ли нашелся и у сегуна вражина достойный, возымевший охоту и наглость истребить самого близкого верховному военному правителю человека, сиречь Арекусу Грюку – хатамото!

Хорошо, если старый маразматик Ким из тела второго сегуна Токугава-но Хидэтада переселится в родственную ему тушку Токугава-но Иэмицу, парню сейчас двадцать восемь, уже почитай двенадцать лет как получил ранг дзюнии и должность гон-дайнагон – самое время дела вершить. Сегунский совет, правда, изначально окрысился против Иэмицу, мол, болен он с детства, слаб и власти не удержит, но Ким историю Японии изучал и ведает, что именно Иэмицу должен после Хидэтада править. Стало быть, проблем не возникнет.

Ал вспомнил Иэмицу, статью больше походившему на деда Иэясу, нежели на тщедушного отца, и ему сделалось не по себе. Потому как одно дело – выбить душу из отвратительного параноика Хидэтада, который из-за плохого сна или мигрени запросто мог запытать в своих подвалах целый штат придворных лекарей, послать на никчемную смерть верных самураев, а потом злобиться на весь мир из своего паучьего угла.

Да заменить такого сегуна на спокойного, рассудительного Кима – благое дело. Даже ради того, чтобы над головой не висел маньяк с дамокловым мечом и неограниченной властью, Ал готов был подписаться под таким решением своего друга, но Иэмицу…

А ведь парень еще даже детьми толком не обзавелся, полыхнуло в голове синим пламенем, да так, что Ал был вынужден остановиться как вкопанный, едва ощутив, как идущий за ним охранник, не сориентировавшись, налетел на него, заехав обутой в соломенный сандаль ногой по лодыжке сюзерена.

– Простите, господин.

– Пустое.

Действительно, двадцативосьмилетний Иэмицу не имел еще наследника, то есть были у него и жена и наложницы, три дочери – колобки с гребенками в жидких волосиках, но мальчика… – Ал прибавил шага, вспоминая список сегунов ветви Токугава, четвертый сегун – правнук Иэясу и законный наследник сегуната должен был родиться только в сорок первом году. Да, именно так и никак иначе: «Токугава-но Иэцуна, сын Токугава-но Иэмицу, будет рожден в 1641 в замке Эдо, в 1645 получит ранг сёнии и должность гон-дайнагон, чтобы в 1651 сделаться сэйи тайсёгуном после смерти отца. Годы правления – 1651–1680».

Получается, что если Ким вселится в тело Иэмицу, сын Иэмицу будет уже не… Его передернуло. Но что же делать? Что решил Ким?

У сегунского дворца их уже ждали, во всяком случае, начальник охраны вышел вперед, едва только из-за поворота появился Ал со свитой. Вообще-то не следовало являться к сегуну пешедралом, но Ал предпочитал пешие прогулки, думалось ему на ходу лучше, да и не сообразил о приличиях. А теперь-то что? Теперь обратно не повернешь.

Оправив пояс с двумя привычными уже мечами – катана и вакидзаси[17]17
  Вакидзаси – короткий традиционный японский меч. В основном использовался самураями и носился на поясе. Его носили в паре с катаной, также затыкая за пояс лезвием вверх.


[Закрыть], Ал шагнул навстречу явно поджидающему его офицеру, за ним, стараясь не отставать, пристроился оруженосец, в обязанности которого, в частности, входило ношение за господином всевозможных пропусков, которые Ал по безалаберности мог забыть дома.

– Мы слышали уже о прискорбных событиях, произошедших в вашем доме, Хидэтада-сама направил к вам своего гонца, не думал, что он такой скорый.

– Никакого посланника у меня не было. Разминулись, должно быть. – Ал пожал плечами, поведение офицера было странным, с одной стороны, он не должен был затевать задушевные разговоры на первом же посту перед замком, с другой – молодое, чуть тронутое оспой лицо самурая показалось Алексу смутно знакомым. Наверняка видел его и не один раз во внутренних покоях, где как раз принято развлекать новоприбывших непринужденным, но недолгим общением. Вот кёгэ[18]18
  Кёге – придворная аристократия.


[Закрыть] и приучился, так что колом теперь не вышибить.

Только что же его из теплых покоев да на сквозняк-то поставили? Наверняка серьезного папочки сынок. Не иначе Ким опять маялся с язвой или зубами, да и понизил в сердцах всю свою личную стражу. Надо будет полюбопытствовать.

Занятый своими мыслями и больше не реагируя на неуместно разговорчивого придворного, Ал прошел еще несколько постов, на каждом из которых ему приходилось предъявлять пропуск, неизменно удивляясь затверделости местных обычаев.

Наконец каменные ступени лестницы под его босыми ногами сменились серыми татами общего коридора, потом циновки на полу сделались более мягкими и белыми, и вот последний пост, возле которого он оставил свои мечи и охрану и вступил на нежнейшие, больше схожие с мягкими коврами белоснежные татами. Полупрозрачные двери бесшумно отъехали в сторону, явив картинку в стиле «полуденный отдых небожителя» – на полуразобраной постели перед Алом склоненный над шахматной доской сидел худосочный Хидэтада.

– Присаживайся, не отсвечивай. – Ким кивнул на сёдзи за спиной приятеля. – Живем, как бляди на витрине, ни вздохнуть, ни пернуть – услышат, увидят, прочухают. Все достало!

– Сделал бы себе европейскую комнату, – Ал пожал плечами, – камень, дерево, железо, можно даже звукоизоляцию сварганить.

– Не надо. – Ким поднял с доски королеву и, сощурив хоречье лицо, принялся рассматривать ее на свет. – Мало ли что случится, охране сподручнее прийти на помощь, когда она может контролировать ситуацию, а за дубовыми дверями из тебя или, скажем, из меня фарш провернут, никто не заметит. Что у тебя, я слышал, опять падеж? Подозреваешь кого?

– Подозреваю. – Ал в упор поглядел на Кима, но тот даже бровью не повел.

– Правильно подозреваешь. Я тоже на нее думаю? – Ким протянул Алу руку с зажатой между большим и указательным пальцем королевой.

– На кого?

– Осиба-сан, кто еще до крови настолько охоч? Она это – можешь не сомневаться. Давненько не показывалась стерва.

– Ей-то зачем? – вытаращился на приятеля Ал.

– А зачем она тебя пытала? Зачем сына извела? Теперь еще ты и дочку у нее забрал, за своего Минору выдал. Тоже нужно понимать.