Текст книги "Ветер из Ига"

– Я, между прочим, выиграл спор и теперь могу жениться на ком пожелаю.

– Но жениться – это ты загнул, – пожал плечами даймё. – Думать иногда пробовал? Что было бы, если бы мы все женились на ком хотим, а не на ком должны?.. Да и не собираешься ли ты соединить свою судьбу с этой бешеной дикаркой?

– Ну, поиграть мне с ней, во всяком случае, можно? Клетку куплю, на цепь посажу, из миски есть заставлю… – Он виновато улыбнулся. – Жениться вряд ли… такая член отгрызет, не подавится, а вот сделать из дикой кошки послушного котенка попробовать можно.

– Делай что знаешь, – махнул рукой Ким-Дзатаки. Теперь, когда вопрос с женитьбой отпал, он не видел ничего зазорного в том, чтобы позволить Хаято маленько развлечься.

Остальную часть пути он думал только о том, как окажется в замке со своей малышкой и как накормит ее до отвала. Было обидно, что, отправляясь на штурм замка в Такамацу, они не взяли с собой никакой еды, но не будешь же останавливаться на привал и ловить для малютки рыбу. Поэтому он только прижал к себе крошку и погнал коня рысью.

Глава 4
Тайные планы

Нужно немедленно пресекать любые разговоры о деньгах между самураями, потому что это неприлично и недостойно истинного воина. Впрочем, самурай не должен вести подобные разговоры и с женщинами. Потому как жена самурая и сама из самурайского рода, сама самурай, а самурай и самурай не могут говорить друг с другом на столь мелочные темы.

Вместо того чтобы учить жену, сколько она должна выплатить твоим самураям, а сколько взять на хозяйство, предоставь ей самой решать эти проблемы. Отдай приказ и жди, как она поступит.

Тода Хиромацу. Секреты школы Голубого тигра

Замыкающие кавалькаду четверо рядовых самураев, десятник Юкио и сотник Кадзума тихо переговаривались между собой.

– Виданное ли дело, чтобы взять замок, вырезать всех в деревне и уйти без добычи, всего-то полудохлая узница, что по дороге от истощения зачахнет, да соплячка, – повернувшись к друзьям, со злобой выдавил самурай Ядро.

– К тому же это и не наша добыча, а даймё с сыном, – поддакнул ему Юкио. – Что скажешь, сотник, – обратился он к что-то обдумывающему начальнику по фамилии Кадзума, – может, завтра с утреца добраться до этого места да и поискать, чего там под полами припрятано? Синоби – они ведь бедняками никогда не были.

– Вам же было велено обо всем забыть, – пожал плечами Кадзума.

– Но, Кадзума-сан, разве ж мы трепаться собираемся, мы по-тихому сделаем свое дело, все равно добро в замке теперь пропадет. Не мы, так другие все растащат, а нам какая от этого польза? Сражались, кровь лили, а в результате ничего.

– По этой дороге все равно не проехать будет, завтра тут еще охотники, пожалуй, будут топтаться, приметно больно. – Кадзума огляделся.

– А и не надо по этой, есть же другая дорога, знаю я эту дорогу, правда, там ведьмак-травник местный живет. Крестьяне его со страху в лес прогнали, а теперь – у кого какая беда случится – по одному ходят, о милости просят. Говорят, людей пропавших ищет, зубы заговаривает, бабам во время родов помогает, – он вздохнул, – правда, и порчу злую наслать может. За что платят, то и исполняет, жить-то надо.

– Колдун, говоришь, ведьмак? – Кадзума задумался. С одной стороны, выходило, что ведьмак – существо опасное и лучше его не трогать, с другой – мало ли бед в провинции происходит, и если поймать насылающего напасти на крестьян колдуна, скорее всего, за этот подвиг даймё щедро вознаградит героев.

– Настоящий ведьмак, в прошлом годе случилось, помните, странное дело, над деревней Ицугару туча прошла с градом и, почитай, весь урожай побила. А над соседней ничего, обошлось. А ведь обе деревни всего ручьем и разделены. Да и ручьишко-то, тьфу, цапля вброд перейдет, хвостика не подмочит. Думали, гадали, а потом припомнили, что вдова кузнеца из Айщихара поссорилась за неделю до этого с женой рыбака оттого, что та, мол, рыбу ей негодную подсунула и чуть было не отравила. За дело такое вдова обещала отомстить и, должно быть, отомстила, потому как видели ее позже недалече от домика ведьмака с узлом. Туда шла с узлом, а обратно без. Веселая такая, говорят, песни распевала. А через неделю как раз град и случился.

– Вот, значит, как, – сотник почесал затылок. – Из-за бабьих козней, выходит, хозяйское добро страдает. Непорядок.

– А я слышал о том граде по-другому, – дернул сотника за рукав Юкио, – слышал я, будто бы два крестьянина этих деревень поссорились из-за девицы, которую потом сотник Агира-сан, которого вызвали замирение производить, себе забрал, чтобы крестьянам больше не ссориться между собой. А они все равно к колдуну бегали и отомстить просили.

– Почему же не сотнику отомстили? – Невольно заулыбался Кадзума, представив, как большие градины сыплются на неказистого, с большими отвислыми усами и крошечным личиком Агира, а тот от них хоронится под большим щитом. Умора… Кадзума никогда не любил Агира, считая его повышение до должности командующего целой сотней несправедливым. Потому как не было у выскочки Агиры ни стольких удачных походов, как у Кадзумы, ни стольких женщин. Сидел век вечный с одной-единственной, не самой красивой бабенкой, всю жизнь при складах или при ставке, нормального боя не нюхал, кровью ни разу, даже чтобы просто узнать, что это такое, не умывался. Да, скорее всего, у Агиры и ноги, что у бабы, без единого шрама, и тело белое и мягкое, словно и не самурай. Ноги без шрамов, нет, пожалуй, это он, Кадзума, хватил, потому как если у мужчины нет ни одной боевой отметины на бедрах, хороший доктор за пару монет ему какие угодно вырежет: и от ножа, и от копья, и даже по касательной от меча, только заживает дольше.

– Да сотнику разве ж можно мстить? – прервал поток мыслей Кадзумы Юкио. – За своего сотника самураи и зарубить могут, если что. Крестьяне друг с дружкой наперво поссорились, а затем колдун порчу наложил.

– Почему тогда только на одну деревню наложил? – проявил интерес молодой Кару.

– За что заплатили, то и сделал. Что он, дурак, лишнее перерабатывать.

Сотник задумался. По всему выходило, что если удастся связать ведьмака да по-тихому привести его к даймё и все его деяния перед Токугава-но Дзатаки выложить, вряд ли тот станет слишком долго валандаться со злодеем, а, скорее всего, велит провести скорое дознание, а то и зарубят колдуна под горячую руку. Туда ему и дорога.

Смельчакам, провернувшим же такое важное дело, он, без сомнения, выскажет благодарность, а то и повысит.

Кадзума довольно улыбнулся, предвкушая торжественный прием у даймё. Хотя, если Дзатаки и откажется отблагодарить своих верных самураев, всегда останутся собранные в опустошенном замке вещи. Оружие, драгоценности, даже посуда и одежда. Все пригодится в хозяйстве или будет отдано в лавки торговцам и с честью пропито.

Выходило, что при любом раскладе они оставались при барышах.

Что же до риска, Кадзума, конечно, не мог не верить в могущество горных отшельников, способных летать по воздуху или обращаться в разных зверей и птиц, но только где эти великие и ужасные ямабуси?[10]10
  Ямабуси – буквально горный воин.


[Закрыть] Когда даже грозные синоби отравились, как котята, и еле ползали во время их появления.

Тем более он никак не мог поверить в то, что где-то рядом, буквально под боком, может поселиться действительно серьезный колдун. Ну травник, ну деревенский полудурок, которого выперли из собственной деревни за то, что он девок молодых портил или имел обыкновение разгуливать по улицам нагишом. Таких случаев на памяти сотника было сколько хочешь.

Кого-то считали ведьмаком за то, что тот имел отвратительную особенность не снимать в домах свои грязные сандалии. Кому-то доставалось за то, что он жарил при односельчанах вонючее мясо и поклонялся Христу, третий был нечист на руку, четвертый купил на рынке у китайца связку чеснока и, сдуру наевшись его, провонял всю деревню… Бывали случаи, когда разорившиеся крестьяне уходили целыми семьями в горы разбойничать, или какой-нибудь окончательно свихнувшийся ронин решался оставить мир и поселиться в одиноком шалаше посреди чистого поля или высоко в горах. Да мало ли за что еще могли выгнать из деревни. И если всех этих бедолаг затем называть колдунами и трястись от одного упоминания о них, тогда следует вообще сидеть дома и не высовываться.

Но разве это удел уважающих себя самураев?

Глава 5
Подарок с сюрпризом

Кто – еще до сражения – побеждает предварительным расчетом, у того шансов много; кто – еще до сражения – не побеждает расчетом, у того шансов мало. У кого шансов много – побеждает; у кого шансов мало – не побеждает; тем более же тот, у кого шансов нет вовсе. Поэтому для меня – при виде этого одного – уже ясны победа и поражение.

Сунь У

Когда отряд оставил наконец замок и мертвую деревню, на наблюдательном пункте в горах произошло некоторое шевеление, которое, впрочем, было незаметно со стороны воинов Дзатаки. С каменной стены были сброшены сразу же несколько веревок, по которым с ловкостью обезьян спустились черные фигуры. Сначала четыре, затем еще шесть. Когда все оказались на земле, канаты были втянуты обратно.

– Вы думаете, они не раскроют нашего человека, – спросил молодой синоби идущего в шаге перед ним мужчину средних лет, который как раз в этот момент открыл взмокшее от пота лицо и теперь разматывал зацепившуюся за капюшон тряпицу.

– Они слепы и глухи. Я однажды целые сутки провел на женской половине замка одного даймё, и что же? Меня, совершенно чужого человека, там приняли за недавно поступившего стражника. Вот я и простоял целый день, а потом еще ночь как офицер стражи. – Он тихо рассмеялся. – Мой же брат так и вовсе, выполняя задание, умудрился провести трое суток в замке, прежде чем ему удалось подстеречь заказанного человека и убить его.

– Да, я слышал эту историю. – Молодой синоби ухмыльнулся в усы. Брат наставника был по-настоящему прославленным синоби, потому что был безоговорочно предан своему клану и мог, наверное, все. Однажды, получив задание прикончить какого-то придворного, он прокрался во внутренний садик и сразу же нырнул в пруд, устроившись под листьями лотосов и высунув на поверхность бамбуковую трубочку. Таким образом он просидел под водой около трех суток, позволяя себе лишь в ночное время выныривать и дышать обычным способом. Так он сидел до тех пор, пока к озеру не подошел придворный, которого следовало убить. Выскочив из воды, синоби зарубил кёгэ, после чего покинул место преступления.

Об этом подвиге уже много лет рассказывали детям синоби как о примере безукоризненного отношения к своему делу и безусловной преданности.

Быстро добравшись до замка, синоби рассредоточились по территории, подсчитывая нанесенный урон.

– Все идет по плану, – доложил через несколько минут тщательной проверки тощий жилистый синоби с маленьким коричневатым, похожим на лежалую тыкву лицом и злыми глазами сказочного злодея. – Как и планировалось, они понесли небольшие потери. Думаю, что это заставит их не усомниться в том, что они действительно одержали победу. – Он расплылся в довольной улыбке. – Вы были правы, наставник, Токугава Дзатаки действительно еще более предсказуем, нежели его братец Иэясу.

– Я не был бы настолько уверенным в происходящем. – Тот, кого называли наставником, расчесал длинными паучьими пальцами жидкие седые волосы, собрав их в пучок. – Вы уверены, что нашему агенту удалось проникнуть к ним? Что они не раскусят и не убьют его?

– По вашему приказанию мы подстрелили канонира Дзатаки, единственного человека в его отрядах, который реально мог разбираться в пушках, отменно стрелял сам и мог научить других. Теперь Дзатаки придется кем-то заменить канонира. А заменит он его не кем попало, а именно нашим человеком.

– Хорошо. Вы успокоили меня. – Наставник поднял с земли продолговатый камешек и какое-то время разглядывал его.

– Почему вы не отдали приказа пристрелить Дзатаки прямо здесь? Он был не менее открыт, чем другие дураки? – нарушил ход мыслей наставника Лежалая тыква. – Заказчик будет требовать скорейшего выполнения заказа. Зачем понадобилось оставлять здесь наших людей? Они все равно подсыпали отравы в колодец, ну, обнаружили бы в замке переодетые в наши одежды трупы крестьян, какая разница. – Он казался раздраженным.

– Будда Амида свидетель, Дзатаки – не самая сложная цель, не самое мудреное задание, которое мы когда-либо получали. Ерунда. Другое дело – орден «Змеи», который стоит за Дзатаки. Орден, который действует на нашей территории, а мы о нем ничего не знаем. Тебе не кажется это странным? А, Мертвый Кречет?

Услышав свое имя, синоби быстро обернулся, ища глазами чужих, но поскольку все было спокойно, пожал плечами.

– Мы не можем позволить столь могущественному ордену находиться на нашей земле, влияя на политику в стране, заменяя одного даймё другим, по своему усмотрению подкладывая наложниц и любовников в постели наших князей, с тем, чтобы затем контролировать их потомство. У меня есть сведения, и они подтверждаются другими кланами синоби, что орден способен присылать к нам людей из далекого будущего. Из времени других законов, других, не известных нам школ и способов убивать. Мы должны добраться до притаившихся в наших провинциях «змей», стиснуть их шеи и заставить отдать нам секреты или умереть. Убить Дзатаки – это слишком просто, вытрясти из Дзатаки имена других «змей», узнать, где их замок, где ставка, пленить руководство… да… эти задачи достойны того, чтобы положить за них и все наши жизни. А ты говоришь – убить Дзатаки…

Глава 6
Спасенная девочка

Война – это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели. Поэтому прежде чем решиться на столь серьезный шаг, необходимо испробовать все прочие средства. Во-первых, надо разбить замыслы противника. На следующем месте – разбить его союзы, и наконец – разбить его армию.

Сунь У

– Меня попросили рассказать что-нибудь о человеческой природе. Ну что я могу сказать нового о человеке, о котором уже давно все сказано. Настоятель «Храма Разводов» на Миуре почтенный Гёдзаку как-то рассказывал мне, что если сперва лицо человека рассечь мечом по диагонали, пописать на него и затем потоптаться плетеными сандалиями, с лица слезет кожа! Вот, собственно, и все, что я могу рассказать о человеческой природе.

Дзатаки кивнул секретарю, что на сегодня больше не нуждается в его услугах. Последнее время размеренная жизнь второго лица в государстве изменилась настолько, что и сам Ким-Дзатаки диву давался. Вроде хорошенькая маленькая девочка, может, даже слишком хорошенькая, слишком напуганная, слишком несчастная, а ради нее он готов забыть о государственных делах, о любимой жене, наложницах, забыть поесть или прогуляться перед сном, забыть о безопасности… С каждым днем грозный даймё привязывался к малышке все сильнее и сильнее, любил ее все крепче и крепче, так, словно спасенная им девочка была ему родной. Его плотью и кровью, его долгожданным ребенком, да что там ребенком, разве когда-нибудь он думал, что можно с такой силой любить детей? Разве когда-то, еще в теле князя Киямы, он нянчился так с сыном Умино? С любимым внуком Судатё? Возможно, потому что прежде он находил более важные занятия, нежели посидеть с ребенком.

Так или иначе, Дзатаки дни напролет проводил рядом с малышкой, то и дело вызывал к ней то придворного лекаря, проверить, все ли в порядке со здоровьем бывшей пленницы, то массажиста, а то и, позабыв о своем высоком положении в стране, сняв полотняную куртку, с нежностью заботливой няньки сам принимался разминать крохотное тельце маленькой чаровницы.

Он не знал и не ведал, кем была спасенная им девочка, да и по большому счету не хотел знать. Должно быть, малышка была украдена из семьи какого-нибудь даймё, но как узнать какого? Не будешь же рассылать гонцов по всем ханам Японии?

Хотя поначалу он действительно хотел поступить именно так, вернуть девочку родителям, но потом сама мысль расстаться с хорошеньким ребенком сделалась для старого князя невыносимой. Временами, смотря в лучистые глазки девчоночки, князь провинции Синано думал, что она вот-вот заговорит с ним. Так бывает, после перенесенных страданий человек нередко теряет дар речи. Для взрослого человека немудрено, а тут крохотная маленькая пичуга, которую оторвали от матери и, заколотив в ящике, оставили совсем одну…

При одной мысли о том, что Хаято мог не услышать плача и девочка осталась бы заживо погребенной в подземелье, сердце Кима-Дзатаки обливалось кровью.

Занятый малышкой, он совсем позабыл свои обычные дела и обязанности, сославшись на недомогание, почти перестал бывать при дворе сегуна, не интересовался делами в своих владениях, почти не встречался с «сыном». Странная магия маленькой девочки заставила Кима с головой уйти в ее выхаживание, позабыв даже о том, что сын настоящего Дзатаки, Хаято, приволок из замка синоби другую пленницу, сидящую там на цепи деву, которую из профилактических соображений Ким-Дзатаки поначалу даже распорядился убить.

Глава 7
Вылазка

Сто раз сразиться и сто раз победить – это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего – покорить чужую армию не сражаясь.

Сунь У

– Ну, вот вроде и знак. – Толстомордый самурай по прозвищу Ядро ткнул плеткой в сторону надрубленной ветки. – Дальше, сотник, твоя воля, но коням неможно.

– Нельзя так нельзя. – Маленький, юркий и совсем не похожий на сотника Кадзума в голубой куртке и штанах, которые он специально одел, чтобы его форма не бросалась в глаза, ловко соскочил из седла. Спешились и остальные: степенно – Ядро и наперегонки – братья Кару. На этот раз Кару-старший уговорил сотника взять с собой недавно поступившего на службу братишку, ходившего пока в вакато и топчущего на ратной службе свои первые сандалии.

– Стало быть, сотник, за этим леском аккурат и стоит, – он сделал знак, отгоняющий нечистую силу, – домик ведьмаковый, – продолжал свои пояснения Ядро, важно оправляя одежду и со значением водя глазами. Все-таки ведьмак – это вам не безропотные крестьяне и даже не нищий, промышляющий разбоем на большой дороге ронин. Ведьмак опасен неизвестностью, потому как ни в жизнь не угадаешь, какой гадости от него ожидать. А посему святое правило: ведьмака либо не трожь, либо руби с одного удара. Чтобы «мама» сказать не успел, не то чтобы заклинание какое прошептать. Все зло у них в этих заклинаниях. Скажет недоброе слово – и сам ляжешь, и весь род твой до седьмого колена сухим деревом рухнет. А посему нельзя трогать ведьмака!

– Лесок небольшой, но надежный, до поры до времени схоронит, – стучал зубами Ядро. – Я потому и сказал, что нельзя на ведьмака целым отрядом идти, приметно больно. Отряд простор любит. Даже десяток господина Юкио не прошел бы, уж простите меня за смелость, Юкио-сан. Зато мы как мышки проскользнем. С той стороны – дома, поля крестьянские, обзор как на ладони, бей не робей, с этой – лесок. Редкий, но верный, тишком пройдем, авось ведьмино отродье и не приметит.

– Клацалками меньше лязгай, не ровен час, беду накличешь. – Выставил кулак Юкио. – А десяток, это я понимаю, отчего ты отговаривал сотника взять с собой мой десяток, небось, добычей, жадюга, делиться не хочешь. Все тебе одному загрести надо.

Кадзума неодобрительно покачал головой.

– Гляди, Ядро, что-нибудь недоброе почую, вообще доли лишу. – Он презрительно сплюнул и, оглядевшись, махнул рукой: мол, пошли.

– Коней привяжи, дубина, – послышался за спиной шепот старшего Кару.

Сотник не оборачиваясь шел через лес. За ним на кривых полусогнутых ногах семенил Ядро, чуть отстав, шли братья Кару, замыкал шествие десятник Юкио. Сотник чувствовал всех своих ребят кожей – с этими рубаками он попадал не в одну заварушку. Со всеми, кроме, разумеется, младшего Кару. Но зато достаточно воевал рядом с его отцом, да и старшего брата знал точно облупленного. Все они: Юкио, Ядро, старший Кару – были его побратимами, братьями по кровавой работенке, которую задавали самураям их князья.

Резкий крик Юкио да ругательства Ядра оборвали мысли сотника. Он обернулся и застыл, не в силах поверить в случившееся: побратимов не было. Там, где они шли, трава все еще была примятой, качались потревоженные ветки кустов. Но ребята пропали!

Тут невидимая петля дернула его за ногу и, шарахнув мордой о близстоящее дерево, подвесила между небом и землей.

Рядом висели, болтаясь из стороны в сторону, попавшиеся самураи, а из-за деревьев с пиками и мечами наперевес смотрели на них закутанные в черное синоби.

– Лес, он реденький, но верненький. Нам верный, – прокашлялся тот, кого местные крестьяне прозвали ведьмаком. Огромная черная борода его и спутанные длинные волосы доходили почти что до земли, делая его схожим с лесным духом, разбойничьи глазки хитро посверкивали из-под, по всей видимости, никогда не стриженной челки.

– Мы самураи Токугава-но Дзатаки, – на всякий случай представился Кадзума, продолжая раскачиваться из стороны в сторону, – мое имя Кадзума, я состою в должности сотника, это мои люди. Мы находимся на земле, принадлежащей нашему клану. Поэтому приказываю вам немедленно отпустить нас или будете иметь дело с дядей сегуна Хидэтада.

– Не отпустите – худо будет! – предупредил в свою очередь Юкио, злобно глядя в замотанные морды и пытаясь одновременно с этим дотянуться до ножа, который он перед поездкой специально закрепил на ноге ремнем, оба его меча выпали и теперь валялись на земле. – Совсем страх потеряли, что ли, нешто не видите – самураи перед вами, причем двое в звании офицеров. Да уже за то, что вы петлями лес обложили, вас всех следует истребить, чтобы и следа памяти не осталось.

– Оставить вас в живых было бы глупо, – ответил за колдуна один из замотанных. – Не отпускайте их, ваша милость, они сразу же донесут Дзатаки, что видели здесь синоби, и наш план будет раскрыт.

– Никто и не собирается отпускать этих красавчиков, – колдун почесал спрятанное под лохматой бородой брюхо, – вот только, боюсь я, что как бы мне сие ни было противно, а хоронить их придется в земле, потому как дым далеко виден. А бросить трупы здесь – накликать плохую болезнь. Да и кто-нибудь вполне отыскать может.

– В деревне Ицугару пять десятков наших воинов стоят, завтра сюда придут, за наши головы посчитаются, – крикнул Ядро. – Что они, по-вашему, раскопанной земли не приметят? Кострища не отыщут? Дыма не унюхают? Наши командиры не под забором найденные, не суками выкормленные, свою службу знают, враз вас всех поймают. А так, отпустили бы нас подобру, поздорову, а мы бы и сами сюда больше не сунулись, и другим сказали, что здесь все чисто. Разведка мы – неужто не ясно?!

– Посчитаются, коли отыщут. – Ведьмак поднял руки и зашептал что-то, глядя на самураев.

Десятник собрал последние силы, извернулся в воздухе, выхватил нож, метнул его в черную бороду. Ведьмак охнул и, удивленно уставившись в торчащую из плеча рукоять ножа, закончил заклинание.

Огненный обруч сжал голову злосчастного Юкио, рядом с ним вопили от боли остальные самураи, неведомо откуда взявшийся ветер закружил подвешенных людей, срывая их с мест и разрывая на мелкие части, так что вскоре, когда буря стихла, над поляной одиноко болтались в воздухе утратившие свою добычу петли, с которых все еще стекала горячая, густая кровь.