Текст книги "Дорога к саду камней"

Юлия Андреева
Геймер 2
Дорога к саду камней

Увидишь Будду – убей Будду.

Дзен

Глава 1
Тайная книга

Человек, исполненный решимости, способен контролировать свой последний момент и провести его с честью. Поэтому, если такому человеку даже внезапно отрубят голову, он все равно останется какое-то время стоять на ногах. В этом мне видится великая доблесть.

Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, из династии Фудзимото

– Многие спорят, как правильно отрубать голову: чтобы она падала наземь или оставалась висеть на тоненьком куске кожи. Приверженцы последнего метода считают, что отсеченная полностью голова сразу же покатится в сторону от тела, и может… шутка ли сказать, докатиться до высоких гостей, присутствующих на сэппуку. Это обстоятельство может испортить впечатление от увиденного, опозорив самурая, которому было положено следить за порядком проведения церемонии. Если совершающий сэппуку {1}1
  Сэппуку – ритуальное самоубийство путем вспарывания живота. Провинившийся вассал должен был по приказу своего сюзерена покончить с собой. Этот же приказ в качестве признания заслуг мог получить проигравший сражение враг. Совершить сэппуку – значит, с честью уйти из жизни.


[Закрыть] – владетельный даймё[1]1
  Даймё – удельные князья. Право на звание даймё имели феодалы, чей доход от имений был не менее 10 000 коку.


[Закрыть], для проведения ритуала ему следует отвести помещение в замке. Это не относится к тому случаю, если поступило распоряжения свыше считать приговоренного к сэппуку даймё изменником и предателем. Предатель, если он является представителем древнего рода и князем, по высочайшему повелению должен окончить свою жизнь в менее почетном месте, в саду, на лужайке возле замка, где для этой цели будет сооружен специальный настил. Если, согласно приговору, он должен совершать сэппуку в одиночестве, для него могут воздвигнуть небольшую беседку или отгородить настил ширмами. На церемонии обязательно должен присутствовать самурай, совершающий кайсаку {2}2
  Кайсаку – на ритуальном самоубийстве, сэппуку, рядом с самоубийцей должен присутствовать человек, который обезглавливает его в тот момент, когда самоубийца пронзает себе живот. Это делается для того, чтобы совершающий сэппуку меньше страдал и чтобы его страдания не испортили впечатления для присутствующих на сэппуку.


[Закрыть], то есть помогающий даймё расстаться с жизнью, а также как минимум три наблюдателя. Один из которых может быть самурай, приготавливающий церемонию. Наблюдатели необходимы для того, чтобы доложить о произошедшем во всех подробностях и доставить голову покойного в качестве доказательства смерти. Впрочем, я начал говорить о том, как именно следует отсекать голову, так чтобы она не была до конца отделена от тела и повисала на куске кожи или полностью была отсечена от шеи. Точного ответа на этот вопрос не существует. Что же до меня, то я всегда рубил головы, отсекая их полностью, – произнеся это, Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, член Совета регентов Японии из династии Фудзимото, глава даймё-христиан Японии, кивнул, как бы еще раз подтверждая сказанное, и поклонился, коснувшись циновки лбом, когда его собеседник склонился перед ним в поклоне, преисполненном благоговейного почтения.

– Я надеюсь, вы все записали верно, Такеси-сан? – Кияма снова сел на пятки, выпрямив спину, рыжий отблеск закатных лучей освещал его неподвижное лицо, делая даймё похожим на статую медитирующего Будды. В такой позе он мог находиться часами, при этом ни один мускул лица не двигался, тело оставалось в полном покое.

– Все до последнего слова. – Такеси засуетился напротив своего сюзерена, мелко кланяясь. – Не извольте беспокоиться. Потомки будут благодарны вам за эти разъяснения.

– Я хотел бы попросить тебя поработать со мной над еще одной книгой. – Кияма прикрыл веками глаза, заранее предвкушая удивление своего секретаря. Долгие годы, проведенные рядом с этим человеком, сделали свое дело, и Кияма мог не смотреть на старого Такеси, для того, чтобы в точности воссоздать выражение его лица с запавшими щеками и глазами навыкате, как у выброшенной прибоем на берег рыбы. И то, как неловко он смахивает с лица пот своей безобразной культей, похожей на рачью клешню.

Гости Кияма и его челядь неизменно приходили в восторг от однорукого секретаря, умудряющегося выводить идеальные по своей красоте и гармонии иероглифы левой рукой, в то время как большинство знакомых Кияма не могли похвастаться и третью талантов однорукого.

– Но мы еще не закончили «Наставления для отроков, воспитывающихся в самурайских семьях»… – Худенький, тщедушный Такеси, должно быть, наконец-то разозлился, Кияма втянул ноздрями воздух с явственным запахом свежего пота.

Повисла пауза.

– Неужели вы хотите бросить сей труд, которого ожидают его высочество, а также великий сёгун? У вас был шанс составить свои «Наставления» первым, обессмертив свое имя… – Такеси невольно прикрыл ладонью рот, опасаясь, что наговорил лишнего.

– Мы будем работать над двумя рукописями одновременно. – Кияма снова замолчал, смакуя наступившую тишину. – Я бы хотел попросить тебя помогать мне в составлении тайной рукописи. Рукописи, о которой никто не будет ничего знать, кроме нас с тобой.

– О, это великая честь для меня. – Такеси снова поклонился, ткнувшись лбом в белоснежное татами и застыв в этой позе полной покорности.

– Признаться, я и затеял писать свои «Наставления» только для того, чтобы никто не подглядел, чем мы занимаемся на самом деле. Шпионы, без сомнения, сообщат нашим врагам, что мы продолжаем работать над текстом «Наставлений», в то время как мы будем делать две книги одновременно. Как тебе такой план? – Кияма открыл глаза, весело поерзав на седельной подушке.

– Прекрасный план, господин даже убедил других даймё написать аналогичные книги, так что теперь все будут уверены, что вы поддерживаете состязания, в то время как… А о чем будет ваша тайная книга?

– Не о чем, а о ком. – Кияма улыбнулся уголками губ. – Признаться, я долго думал, приглядывался к тебе, прежде чем решился посвятить тебя в курс дела.

– Семь поколений моих предков честно служили роду Фудзимото, – захлебнулся в обиде Такеси. Его лицо побелело, а затем словно налилось кровью, на лбу выступила испарина.

– Да, да, я знаю, твои предки и ты сам во все времена были безупречными воинами, – произнося это, Кияма старался не смотреть на культю секретаря, уперев взгляд в прислоненную к стене китайскую ширму с пионами, – но, не скрою, я все же не мог довериться тебе без особой проверки. Поэтому сорок лет назад я и взял тебя в секретари. Сорок лет – немалый срок для проверки верности. Не так ли? – Он усмехнулся, хлопая себя ладонями по коленям.

– Вы знаете меня всю жизнь, господин. Не сорок – а шестьдесят лет. Позволю себе напомнить, что я единственный из детей, обучающихся вместе с вами владению мечом, оставшийся после этих уроков в живых и не будучи при этом сильно искалеченным. – Лицо Такеси из красного сделалось почти черным, так что Кияма невольно подумал, а не случится ли с его секретарем удар.

– Простите меня, господин, мне кажется, я наговорил лишнего. – Такеси снова утер пот со лба.

– Да, да, действительно шестьдесят лет. – Впервые Кияма казался растерянным. – А я, признаться, и не вспомню, каким ты был ребенком. Кажется, что всю жизнь ты был старым тощим дурнем, таскавшимся за мной со своим письменным прибором. – Даймё усмехнулся. – Извини за старого дурака, но я давно уже думаю о тебе как о друге.

– Это великая честь для меня! – Заерзал Такеси. – Признаюсь, я опасался, что вы действительно сочтете меня старым и сошлете в одно из ваших отдаленных поместий. Работа над «Наставлениями» подходит к концу, а я так привык к вашей милости, что лучше уж без разрешения совершу сэппуку, чем соглашусь добровольно покинуть вас. – Такеси снова низко поклонился. – Я обучал грамоте вашего сына и надеялся, что вы доверите мне обучение внуков. Как раз сегодня я хотел просить вас об этом. Но теперь, когда мы будем работать сразу же над двумя книгами, я снова чувствую себя молодым и сильным, я…

– Кстати, все хотел спросить тебя, почему ты не женился?

За седзи мелькнула тень, и тут же кто-то поскребся у входа.

– Заходи, Хана-тян[2]2
  «Тян» или «чан» – уменьшительно-ласкательный суффикс. В этом случае «хана» – цветок или нос, хана-тян – цветочек или носик.


[Закрыть], – пригласил служанку Кияма.

Девушка бесшумно открыла дверь и, войдя в комнату, утвердила перед даймё и его секретарем крошечный столик, на который другая служанка молча поставила бутылочки саке и чашечки. Встав на колени, Хана налила хозяину и затем Такеси, вопросительно поглядев на даймё.

– Можете идти. Не дети, сами справимся. – Кияма проводил служанок взглядом, дождавшись, когда девушки прикроют седзи.

– Так почему ты не женился, старый хрыч? Неужели тебе жалованья мало? Или всю жизнь собирался чужих детей грамоте обучать? Теперь, небось, поздно тебе обзаводиться семьей. Силы уж не те, да и твой стручок, поди, давно уже не тот, что в молодости. Признайся, небось, уже давно и что делать-то с ним позабыл? – Кияма отпил из своей чашечки, с удовольствием потягивая напиток. – Впрочем, ученые занятия ревнивы, они не допускают, чтобы человек расходовал себя на жену и детей.

– Ваша правда. – Такеси снова низко поклонился, оставаясь в таком положении и украдкой смахивая слезу. – А о чем ваша новая книга? Точнее о ком?

– Я хотел бы написать о человеке, прошедшем через время и появившемся здесь, в чуждой ему стране, чужом времени, чтобы изменить ход истории, или… – Кияма задумался.

– Что значит «прошедшем через время»? – не понял Такеси.

– Я буду диктовать тебе о человеке, пришедшем из будущего.

– Но так не бывает! Простите меня. – Такеси подавился саке и был вынужден откашляться. – Наше учение говорит о том, что нет будущего и нет прошлого, одно сплошное настоящее.

– Я посвящу тебя в тайну, о которой сейчас знают только в ордене «Змеи»[3]3
  Змея – по-японски «хэби». В дальнейшем тексте будут использованы и японский, и русский вариант, в зависимости от контекста.


[Закрыть]. – Кияма перешел на шепот, его лицо по-прежнему оставалось почти что неподвижным, но рука сделала движение, изображающее в театре змею.

Такеси кивнул, вытаращив на господина глаза.

– Как ваш секретарь, я, разумеется, слышал об этом ордене, но не знаю…

– Орден «Змеи» – это люди, умеющие проникать в любое время и любое место на нашей земле. Они могут заслать своего воина в древний Китай, где он, поддерживаемый членами ордена, живущими в том времени, будет представлен ко двору императора. Впоследствии он займет важный пост и будет влиять на политику страны.

– Но откуда в древнем Китае возьмутся люди ордена? – На краткий миг Такеси показалось, что господин тронулся рассудком.

– Я же уже сказал, они пронизывают мир вдоль и поперек, и если им необходимо подготовить государственный переворот в какой-либо стране, они ищут человека, который сможет стать во главе бунта. И если его нет в той стране, его берут из другой. А если его нет ни в одной другой стране, его берут из другого времени. «Змеи» есть повсюду.

– Но может ли быть представлен ко двору императора человек, явившийся из другого времени? – усомнился Такеси. Его старые ноги давно уже устали, но он не смел подняться или поменять позу.

– Ты смотришь в самый корень. – Кияма довольно крякнул, подливая себе саке. – Посторонний никогда не сможет встать у власти, где все места распределены между сыновьями правящей элиты. Но для того и орден, чтобы взявшийся неведомо откуда чужестранец был бы принят в один из влиятельных домов и назван сыном и наследником. После чего он уже может явиться ко двору императора.

– А куда девается их наследник? – Такеси все еще не мог поверить в реальность происходящего.

– Наследник может умереть от болезни или быть убитым во время путешествия. Обычно берут человека никому не известного, например, воспитанного где-нибудь в провинции. Много ты знаешь юношей, которых родители впервые представляют ко двору сегуна? Ты знаком со всеми домочадцами мелких даймё? Конечно же нет.

– О ком вы собираетесь писать? – Такеси налил себе немного саке, не зная, как скрыть внезапно охватившее его возбуждение, его руки ходили ходуном, голова старчески тряслась.

– Я назову его имя чуть позже. – Кияма проникновенно посмотрел в глаза Такеси. – О нем и еще обо мне. – Он снова замолчал, ожидая вопросов, и поскольку Такеси ничего не спросил, затравленно глядя на своего господина, продолжил: – Ты не можешь владеть мечом, потому что сын твоего господина, будучи еще ребенком, случайно покалечил тебя.

– Вы отсекли мне кисть, если быть точным, – Такеси кивнул, – но все это в прошлом. Вы мой господин, и я должен…

– Потом, когда тебе и сыну твоего сюзерена было по шестнадцать лет, он изнасиловал твою невесту, и она покончила с собой. – Темные глаза Кияма впились в хлипкую фигурку секретаря.

– Я просил тогда разрешение у вашего благородного отца совершить сэппуку, но он отказал мне. Решил, что одной рукой я не смогу правильно вспороть себе живот. Так что нет смысла и позориться. Он был великим знатоком традиций.

– А потом в двадцать я взял тебя к себе секретарем, и мы стали, наконец, друзьями. Так или нет?

– Да, и я очень благодарен вам за это.

– Ты никогда не думал поквитаться со мной за то горе, что я тебе причинил?

Такеси молчал.

– Значит, думал. – Кияма бросил на пол чашку, и она покатилась по татами. – Почему не убил?

– Вы мой природный господин, мы все в вашей власти, – машинально произнес Такеси. Его огромные, навыкате глаза при этом застыли, сам он словно пребывал в трансе. – Все что ни сделает господин – правильно. И наше дело принимать с покорностью и смирением.

– Ты мог жить рядом с чудовищем, искалечившим тебя и убившим твою любовь?! – Кияма на секунду отвернулся.

– Я и сам не знаю, как это произошло… Я очень виноват перед вами, господин. Я достоин смерти. – Такеси поставил на столик свою чашку. – Вы испытывали меня, господин, и я оказался недостойным ваших милостей. Теперь я готов признаться, что после смерти Эрики я целыми днями молился, чтобы вы умерли. А потом вы и вправду заболели, и я испугался, что вы умрете, и ваш род прервется. Я и сам был готов умереть вместе с вами или еще лучше за вас. Я чувствовал свою вину, видел, как вы страдаете. И ничего уже не мог сделать. Когда проказа покрыла ваше лицо и руки, когда… – Он задохнулся, закашлявшись. – О, я мечтал умереть вместе с вами. Как мечтал! – Лицо старика осветилось, глаза сияли. – Я бинтовал себя вашими бинтами, я пил из вашей чашки и ел вашими палочками. Но не заболел. А потом, вы приняли христианство и заставили всех нас креститься. Мне было больно чувствовать себя изменником Будды и его бодхисатв. Но я понял, что принесу жертву, отказываясь от веры наших предков. Христос велел прощать, и я искренне простил вас. И вот вы не только поправились, а и изменились! Ваша мать не так могла прочувствовать изменения, произошедшие с вами, ваши женщины не так поняли это, как ощутил это я. Вы предстали перед нами совершенно другим человеком. Вы стали христианином, вы перестали убивать и насиловать направо и налево. Вы стали заботиться о своей земле, о своем доме, о славе предков! Вы взяли меня, калеку, своим секретарем и ни разу не унизили меня тем, что я не могу поднять меча. Вы стали совершенно другим человеком, не проклятием рода Фудзимото, как называли вас за глаза с самого детства, а его благословением. Вы стали другим…

– Я и есть другой. – Кияма поспешно поднялся, успев заткнуть ладонью рот Такеси и повалив его при этом на пол. – Молчи, пожалуйста, молчи, или я буду вынужден убить тебя на месте. Сейчас я уберу руку, и ты будешь молчать и выслушаешь мою исповедь. – Такеси моргнул в знак согласия.

Медленно Кияма убрал руку, готовый в любой момент перерезать секретарю горло откуда-то взявшимся у него ножом когай[4]4
  Когай – маленький ножик, располагается на ножнах катаны, используется в хозяйственных целях.


[Закрыть].

Глава 2
Испытание длиною в сорок лет

Если кровь ударила тебе в голову, смочи слюной верхнюю часть уха, после этого к тебе вернется спокойствие, и ты сможешь более здраво мыслить.

Это средство следует держать втайне от других.

Тода Хиромацу. Секреты школы Голубого тигра

– Так вот, я – воин ордена «Змеи», родившийся в далеком будущем в стране, о которой ты ничего не слышал. Я не японец и не имею никакого отношения к славному роду династии Фудзимото. Поверь мне – это правда. Бывают самозванцы на престол, но самозванцы, утверждающие, что не имеют никаких прав на этот престол, самозванцев на нищету или лютую смерть… – Он улыбнулся, все еще готовый в любой момент наброситься на Такеси. – Наш орден заменил меня на скончавшегося от проказы настоящего Кияма. Волей судьбы я действительно очень похож на покойного, да и его лицо слишком долгое время скрывали бинты и маска, чтобы домочадцы успели забыть, каким он был. Христианство было ловкой отговоркой, с одной стороны – чудо, с другой – ты сам сказал, что после моего «волшебного исцеления» я изменился и стал другим человеком. Я развелся с женой, так как почти невозможно обмануть женщину, разделявшую с тобой ложе, и прогнал всех наложниц, я должен был заменить всех ближайших слуг, так как они могли узреть различия и заподозрить неладное, но я пожалел одного тебя, калеку, так как узнал, что мой предшественник сделал с тобой и твоей девушкой. Я не мог вернуть тебе любимую, не мог излечить твою руку, и я, конечно же, боялся, что ты захочешь отомстить мне. Но я так отчаянно нуждался в друзьях… Теперь ты знаешь, что настоящий Кияма умер в мучениях, как ему и следовало за его злодеяния. Я же совсем другой человек – считай началом нашего знакомства день, когда выздоровевший Кияма впервые покинул самостоятельно свою комнату. И не обращай внимание, что я так похож на твоего обидчика. Я не он – он не я.

– Значит, вы не Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми? Настоящий Кияма, член Совета регентов Японии, глава даймё-христиан Японии, скончался? Так? – Старик выглядел растерянным, но необыкновенно заинтересованным. Это был хороший знак.

– И так, и не так. – Фальшивый Кияма погладил черную с проседью, похожую на серебряную дорожку луны бороду. – Кияма Укон-но Оданага, господин Хиго, Сацумы и Осуми, из династии Фудзимото, действительно умер в двадцать лет. Но вот членом Совета регентов Японии и главой даймё-христиан Японии стал не он, а именно я. Так что какая-то польза роду Фудзимото от меня все же была. Что же до тебя, друг мой, то, признаюсь, я все время пытался как-то загладить его вину перед тобой. Но что тут сделаешь?..

– Вы могли заставить меня жениться, – подумав, сказал Такеси. Теперь он не сидел на пятках, а полулежал там, где его оставил лже-Кияма. – Я бы высказал протест, но не посмел ослушаться. А потом, быть может, я привык к своей жене, и у нас сейчас были дети и внуки.

– Не знаю. – Лже-Кияма пожал плечами. – Я думал, что ты верен своей возлюбленной.

– Если вы пошутили надо мной, господин, выдумали сказку, чтобы я раскрыл перед вами свое сердце, считайте, что вам это удалось. – Такеси вздохнул. – Признаюсь, это я и только я повинен в том, что вы… или тот, настоящий Кияма… заболел проказой. Считаю своим долгом признаться, что это я купил у прокаженного некоторые его вещи и подсунул вам. То есть вам или тому, настоящему Кияма. – Такеси выдержал взгляд господина. – Я действительно отомстил обидчику. Отомстил подло и очень жестоко. И нет мне прощения ни на этом, ни на том свете.

– Понимаю, ты не мог поднять меча и…

– Мог! – Лицо секретаря из пунцового сделалось бледным. – Моя левая рука натренирована не менее, нежели была правая. Много раз я думал, как рубану сверху вниз, и тело молодого господина развалится на две части. Я во второй раз совершил предательство. Мне не следовало так думать, не следовало травить господина. Я должен был служить роду Фудзимото, как служили ему семь поколений моих предков. Но я ничего не мог с собой поделать, я подумал, что меч – это очень быстро. И что вы, то есть он, умрет, не мучившись. Я хотел, чтобы он страдал, невыносимо страдал… Убейте меня, господин!

– Ты поступил правильно. – Кияма ухмыльнулся. – И я рад, что все наконец разрешилось. Ты отомстил, убив обидчика, я же твой друг. И в доказательство дружбы я посвящу тебя в тайны и сделаю одним из нас, одним из членов ордена «Змеи». – Даймё плеснул в чашку секретаря саке, но поскольку руки старика сильно тряслись, заботливо поднес напиток к его губам.

Немного успокоившись, Такеси, пошатываясь, вышел из покоев своего сюзерена.

– Вам нездоровится, – остановила его принесшая столик служанка.

– Просто выпил лишку, – улыбнулся Такеси. – Наш господин, он сильный, как Суса-но-о-но микото[5]5
  Суса-но-о-но микото – герой японского эпоса. Другие имена Хая-Суса-но-о-но микото, Такэхая-Суса-но-о-но микото. Упоминается в «Кодзики».


[Закрыть], а я слабый, ветхий, пара чашечек могут с ног свалить.

За его спиной зашуршало, и первая заметившая хозяина девушка почтительно встала на колени.

– Отдыхай, старый пьяница, – добродушно похлопал его по плечу Кияма, – через несколько дней я соберусь с мыслями, вызову тебя в замок и расскажу о нем. – Даймё повернулся ко все еще коленопреклоненной служанке и, когда та подняла голову, погладил ее по щеке. – Позови ко мне мою младшую наложницу, – весело попросил он, все еще вглядываясь в почти что черные глаза оробевшей перед ним девушки. И когда та поспешно поднялась и убежала исполнять приказание, Кияма вплотную приблизился к лицу своего секретаря.

– Через несколько дней ты узнаешь, кто тот другой, что явился сюда из грядущего, из… – Он махнул рукой и вернулся в свои покои, оставив ошарашенного Такеси в одиночестве.