Текст книги "Дорога к саду камней"

Глава 8
Приказ

Перед боем сконцентрируй свое внимание на определенной цели. Заранее выбирай того, кого собираешься поразить или взять в плен. Он-то и будет твоей целью. Если влетать в сражение с готовностью сражаться со всеми, ничего хорошего не выйдет, ты потерпишь поражение.

Для тебя не должно существовать никого, кроме твоего противника. В этом залог неизбежной победы.

Тода Хиромацу. Секреты школы Голубого тигра

Испытывая душевные страдания от того, что вынужден оставить свою семью в час опасности, и еще от того, что идет по деревне без мечей, Минору как-то добрался до казармы, где забился в угол, стараясь предаться медитации.

Трещали цикады, от жары в домах были раскрыты не только внешние ставни амадо, но и внутренние фусима. Хотя даже это не спасало от духоты. Минору лежал на футоне, думая о том, что еще приготовит для него вдруг получивший неограниченную власть брательник.

«Ну и пусть я умру, – думал юноша, подложив под голову кулак. – Моя смерть докажет отцу мою преданность. Я сумею умереть с честью, не опозорив ни его, ни своего имени. Хотя поймет ли отец?»

Несмотря на то что Ал воспитывал Минору чуть ли не с его рождения, и юноша вполне привык называть отцом голубоглазого, как сиамская кошка, светловолосого иноземца, которого многие за глаза называли Золотым Варваром, он все же понимал, насколько сильно самурай и хатамото[15]15
  Хатамото – личный, особо приближенный слуга. Первоначальное значение – знаменосец.


[Закрыть] самого великого сёгуна Токугава, Арекусу Грюку, отличается от настоящих японцев. На самом деле отца звали Алекс Глюк, но практически никто в Японии не мог произнести иноземную букву «л», вот и получалось неблагозвучное Арекусу Грюку. В отличие от остальных, Минору произносил имя отца чисто, кроме того, знал английский и немного понимал родной язык отца, на котором тот обычно разговаривал, думая, что остался один. Знать родной язык своего приемного отца Минору считал делом чести, так как отец мог заскучать без родной речи, и тогда он, Минору, высказал бы перед ним свои скромные познания.

Отец же был действительно странным, например, будучи хорошим воином, он не любил лить человеческую кровь просто так. И в то время, когда другие отцы посылали своих детей тренироваться в искусстве отсекания голов, практикуясь на узниках, Ал отослал Минору учиться в Такамацу Иаи, так называемому искусству внезапного нападения. Дело, конечно, хорошее и с главой рода не поспоришь, но только в то время, когда друзья по играм уже отсекали головы своим первым собакам и воодушевленно посматривали в сторону пленников, он, Минору Грюку, еще и курицы не обезглавил!

При неприятном воспоминании Минору передернуло. Конечно, уважая рост Минору и его нехилое телосложение, никто не осмеливался сказать гадость ему прямо в лицо, но за спиной наверняка шептались.

В ночном воздухе носились похожие на крики чаек голоса стражи. По заведенному обычаю время от времени они громко окликали друг дружку. Причем, несмотря на то что сейчас семья Алекса Глюка жила в деревне, а самураи охраны привыкли дежурить на стенах замка, в деревне они не оставляли этого обычая, чинно прогуливаясь по чистеньким улицам с таким видом, словно дежурят на стенах неприступной крепости замка сера Глюка, на высоте самой луны…

Минору уже засыпал, когда сменившийся стражник разбудил его, потрепав за плечо.

– Минору-сан, Минору-сан, очнитесь, пожалуйста. Амакаву-сан приказал передать, что на второй день молодой луны вы должны совершить сэппуку.

Минору сел, протирая глаза. Но принесший дурную весть самурай не собирался исчезать, как это и положено странным или страшным снам.

– Амакаву хочет, чтобы я покончил с собой? – Минору попытался скрыть охвативший его ужас, но, по всей видимости, не смог.

Самурай сочувственно покачал головой. Теперь Минору признал его, это был молодой, недавно поступивший на службу к отцу самурай из весьма уважаемого рода, которого рекомендовал ему письмом сам даймё Кияма – глава даймё-христиан. Юноше было около двадцати, и он был последователем Христа.

– Я могу что-то сделать для вас? – Он казался смущенным и растерянным, пожалуй, не меньше, нежели Минору.

– Спасибо. Ничего. – На самом деле Минору хотелось потребовать, чтобы этот парень сейчас же, немедленно скакал к отцу, но такая его реакция на происходящее могла обесчестить и его, и принесшего весть самурая. Поэтому Минору решил смириться с судьбой и не пытаться искать спасения. – Пусть будет, что должно быть, – произнес он, отвернувшись к стене.

– Могу ли я хотя бы пойти к вашей уважаемой матушке, чтобы доложить о происходящем ей? – Самурай был явно озадачен отсутствием желания спасти себя. – Приказ, конечно, отдан, но формально он отдан не главой рода. Еще можно бороться, – попробовал он убедить Минору.

– Если бы заместитель вашего господина приказал вам совершить самоубийство, вы сделали бы это? – Лежа спиной к собеседнику, Минору было проще скрыть свои чувства.

– Конечно. – Самурай-христианин размашисто перекрестился, но это движение осталось незамеченным Минору.

– Отец говорил, что Христос не одобряет самоубийства.

– А мой отец говорит, что мы сначала японцы, а потом христиане, – высокомерно изрек самурай. – Мы молимся в католических соборах, мы исповедуемся и носим крест. Но при этом мы ничем не отличаемся от остальных верноподданных нашего императора и нашего сегуна.

– Отец еще говорил, что христианство не разрешает иметь наложниц и любовниц, что христиане не спят с мальчиками, что…

– Наш священник тоже говорил все это, но он еще добавлял, что никто и даже он сам не святы. Все мы грешим. И они грешат… – Он запнулся. – Так я, того, схожу к Фудзико-сан, или?..

– Спокойной ночи. – Минору не хотелось оставаться в одиночестве, но столь спокойно, чинно и благородно отпуская слугу, он был почти счастлив уже из-за того, что сумел в такой тяжелой ситуации сохранить свое лицо.

Глава 9
Тайная встреча

Просыпаясь утром, возноси молитвы тем богам, которые покровительствуют твоему господину, заметив твои старания, они наградят его, а он воздаст тебе.

Токугава Иэясу. Из книги «То, что должен знать истинный самурай»

– Но не все так просто в традиционных садах, как это кажется на первый взгляд, мало расчистить место, разложить камни, насыпать горки, провести живописные ручейки или вырыть пруд. Все это, конечно же, будет красиво и достойно восхищения соседей, но не стоит забывать, что хороший сад строился как храм, в котором не безразлично, с какой стороны света делать дверь и где размещать алтарь. – Настоятель помог Осибе перебраться через ручеек, а затем бережно взял на руки Юкки. При этом казалось, что он обнимает не ребенка, а драгоценную вазу эпохи Минь, что некогда держал в руках сам основатель династии легендарный Хонг-Ву. От монаха исходила такая нежность, что на какое-то время Осибе показалось, что эта энергия почти что материальна. Маленькая Юкки была словно укутана розовым облаком нежности. Ее глаза смотрели в глаза старого монаха с удивлением и любовью. Впрочем, это впечатление было обманчивым, девочка по-прежнему не видела и не слышала ничего вокруг себя.

– Самое древнее руководство по садово-парковой архитектуре Японии, известное нам, датируется одиннадцатым веком, – продолжил Дзагару-сан, поставив Юкки на землю и ласково погладив ее по щеке. – Его автор Татибана-но Тосицуна писал: «Чтобы обеспечить благополучие, вода должна протекать с востока, проходить под полом дома и уходить на юго-запад. Тогда воды Голубого Дракона смоют всех злых духов с дома и сада и унесут их к Белому Тигру». – Он показал в сторону домика, возле которого стояли два самурая, которые вежливо приветствовали настоятеля. – Для построения сада камней особо учитывалось месторасположение и включение его в общий ландшафт. Ведь сад должен был отражать картину мира, где камни символизировали горы, препятствующие нашествию злых духов. – Настоятель опустился на корточки перед Юкки, глаза его при этом светились задором. – Посмотрите, Юкки-тян, какие славные у нас тут горы, а вы – прекрасная волшебница, богиня, которая летает над этими горами. – Он простер руку в сторону небольшого овального озера. – Это великий океан, а извилистые ручейки – реки. Когда мы с сестрой были маленькими, мы играли в точно таком же саду, наш отец заказал мастеру скопировать этот сад. Мы играли в куклы, у нас были куклы императора и императрицы, придворных дам и самураев. – Говоря это, настоятель держал тоненькую ладошку Юкки в своих темных, шершавых руках. Его глаза, казалось, могли пронзить самое существо девочки до дна, высвечивая, выжигая притаившуюся в уголках ее души тьму.

Осиба напряглась, ожидая неизбежного чуда, но снова ничего не произошло.

Мимо них по ручейку с трудом протискивалась на мелководье крупная серая рыбина. Она отчаянно загребала по дну плавниками, как безногий инвалид костылями, пытаясь перетащить через опасное место свое объемное тело.

– Сад должен был воспроизводить в малых масштабах космическую схему мироздания – мандолу. – Монах выдохнул и оторвал наконец взгляд от кукольного личика Юкки. Со страданием во взгляде он посмотрел на Осибу. Та опустила голову, пытаясь сдерживать слезы. Жена даймё, невестка сегуна и мать наследника Тайку она не имела права показывать своих чувств при посторонних.

Дзагару-сан вздохнул и как ни в чем не бывало продолжил свой рассказ, увлекая по дорожкам маленькую Юкки. На расстоянии от них следовали служанки и самураи охраны.

Осиба оглянулась, приметив неподалеку от озерца беседку, в которой угадывалась грузная фигура даймё Юя, сына покойного ныне члена Совета регентов даймё Оноси, с которым у нее была назначена встреча. Сразу же после того, как они вошли на территорию монастыря Дайбуцу, Осиба встретилась с настоятелем, передав ему подарки. Старый пройдоха, которого Осиба знала еще девчонкой, как обычно принимал посетителей не поднимаясь со своего ложа, откуда, как поговаривали паломники, ему виден целый мир. Должно быть, не желая кланяться даже даймё, настоятель уже много лет притворялся тяжелобольным, тем не менее он всегда был безукоризненно вежливым и не отказывал приезжавшим к нему господам, особенно если те были щедры к монастырю и лично к нему, тайно встречаться в его садах, где подслушать их разговоры было практически невозможно.

Именно хворый, вечно лежащий на своей постели настоятель за чашечкой чая и богоугодной беседой и передал Осибе, что ее уже два дня как дожидается высокий гость, который, так же, как и она, вдруг возжелал поклониться святым местам, и вот как раз сейчас, помолившись в храме, он, должно быть, спустился во внутренний охраняемый садик, где практически в полном одиночестве, всего-то каких-нибудь два телохранителя, теперь медитирует где-нибудь у воды.

Нужно было под любым предлогом оставить ненадолго добрейшего настоятеля храма Канон господина Дзагару, Юкки и слуг, чтобы переброситься парой слов с Юя-сан.

– Сначала садики появились у императора, у его ближайших вельмож и, естественно, в монастырях. Но потом они начали возникать уже повсеместно. Садики с искусственными озерами вроде этого разбивались во внутренних садиках домов, так что с улицы такие уголки красоты могли быть и незаметными. Обычно под садик отводились внутренние дворики, расположенные за стенами дома, огражденными крытыми переходами, и совсем незаметные для прохожих. У вас дома ведь тоже есть такой садик? Да? – Монах снова попытался завладеть вниманием девочки. – Раньше на такие садики обычно выходили окна хозяйки дома и ее служанок. Оттого нередко придворных красоток называли по имени цветов: госпожа Хризантема, госпожа Пион, госпожа Светлая Лилия. Императорские сады отличались прежде всего размерами, в водоемах начали разводить рыбу, которую император, члены его семьи, придворные и гости могли ловить с лодки или из специального домика посреди озера. В дни праздников слуги пускали по воде чашечки с саке, поставленные на деревянные подносики. В одном монастыре близ Киото я видел сад, в котором монахи устраивали исключительно религиозные церемонии, в центре озера возвышалась статуя Будды на лотосе, и музыканты могли плавать вокруг него, сидя в живописных лодках, как его бодхисатвы.

Поняв, что Дзагару-сан на нее не смотрит, Осиба отстала, якобы поправляя ремешок сандалии, и когда один из самураев охраны хотел задержаться около хозяйки, она весело отмахнулась от него, мол, делай, что должен делать, и не шпионь за мной. Когда компания завернула за ближайший куст, супруга даймё Дзатаки быстро вернулась назад, где возле беседки ее уже ждал высокий мужчина с раньше времени постаревшим лицом и глубоко посаженными глазами, посреди которых горбатым утесом торчал острый носик, выдававший в нем северную кровь его матери. Не без интереса Осиба приметила, что запястья опального даймё были покрыты черной шерстью, как у людей с Хоккайдо. Почему-то это не отпугнуло красавицу Осибу, а наоборот, наполнило ее душу давно забытым волнением и жаром. Точно таким же звериным мехом было покрыто все тело покойного Тайку. Правда Хидэёси-сан был маленьким с противным обезьяньим личиком, цепкими, острыми глазками и безобразными зубами. Он был самым некрасивым или, даже можно сказать, безобразным мужчиной из тех, кого она знала. Но одновременно с тем, если остаться с ужасным правителем Японии в одной постели и закрыть глаза…

Если забыть, что великий Тайку на самом деле ничем не отличается от сидящей в клетке под замком черной обезьяны… то… лучше любовника, чем покойный Хидэёси, у нее никогда в жизни не было и быть не могло.

Неожиданно Осиба подумала, что, быть может, этот мрачный, волосатый, совершенно некрасивый мужчина, возникший сейчас в ее жизни и заставивший ее вспомнить свои самые интимные переживания с Тайку, может быть, столь же хорош в постели, как покойный правитель Японии, поставивший на колени перед собой владетельных даймё, самураев, крестьян и вообще всех.

– Я рада, что вы приняли мое приглашение, тем более что это приглашение не столько мое, как моего сына. – Осиба встряхнула красивой головкой, отгоняя любовный морок. – Простите, что я так сразу приступила к делу, но вы и сами видите, насколько я стеснена во времени. – Она лучезарно улыбнулась Юя-сан, прикидывая, сколько тому могло быть лет. – Я хочу от вас только одного, вашего ответа «да» или «нет». – Ее глаза сияли, улыбка, которая так шла Осибе, делала ее моложе по меньшей мере лет на пятнадцать.

Увлеченный разглядыванием стоящий перед ним красавицы, Юя невольно чувствовал робость.

«А ведь это может быть ловушка, – с тревогой думал он. – Кто она? С одной стороны, мать лишенного престола Хидэёри, который теперь желает вернуть себе наследие отца, с другой – жена брата сегуна. На чьей стороне госпожа Осиба в данный момент?»

– Мой сын ждет! – Осиба оглянулась, отмечая, что ее компания ушла далеко вперед.

– Я отвечу вам в самое ближайшее время, после того как соберу совет даймё моих ханов. – Юя понимал, что Осиба будет злиться на него, но ничего не мог решить без своих ближайших сановников. За «да» следовало платить столько же, если не больше, чем за «нет». А наследник некогда знаменитого даймё Оноси и так слишком много уже потерял в своей жизни.

– Вы не хотите вернуть себе все то, что имел ваш отец, и приумножить его владения? – Осиба подняла красивые брови, отчего сразу же стала еще более привлекательной, чем показалась Юя вначале.

– Вы не так меня поняли, сиятельная госпожа. – В этот момент Юя ненавидел сам себя. – Я всего лишь прошу вас о небольшой отсрочке, немного времени, за которое я смогу понять, какими силами располагаю в данный момент. На что могу рассчитывать.

– Ну? – Осиба снова покосилась на дорогу, по которой ушли монах и ее дочка, и посмотрела в глаза Юя-сан. Нет, он больше не походил на покойного Тайку. Тот не стал бы думать и томить ее ожиданиями. Тайку делал. Рассуждали другие.

– Сам я, разумеется, говорю вам «да», – наконец нашелся Юя, – но сколько самураев я смогу предоставить к моменту начала войны? Во главе какого войска я встану? Передайте своему уважаемому сыну, что я верен ему, но все эти вопросы… я должен решать их на совете вместе с моими людьми. – Он опустил глаза на свои гэта и тут же поднял на Осибу покрасневшее от стыда лицо. – Я присоединюсь к восстанию, даю вам честное слово. Но сейчас… я тронулся в путь сразу же после получения вашего послания, к слову, оно застало меня, когда я с семьей совершал паломничество недалеко отсюда. Должно быть, вы знали об этом. – Он снова смутился. – Для окружающих желание паломников посетить еще один храм не выглядит подозрительным. Вы должны понять, все мы, опальные кланы, вынуждены проверять и перепроверять… Все мы опасаемся шпионов сегуната, сеть шпионов, раскинутая по всей Японии, даже сейчас я не могу быть уверен в том, что нас не подслушивают, что о нашей встрече никто и ничего не узнает…

– С семьей. – Лицо Осибы буквально на глазах теряло свою жесткость, глаза засветились спокойным и ровным огнем, на щеках под белилами пробился румянец. – Пришлите ко мне одного из членов вашей уважаемой семьи, чтобы я могла быть уверена в том, что вы не измените данного мне слова и не предадите моего сына.

– Заложника? – Лицо Юя исказила мука. – Мой старший сын Мисру уже отправился к Токугава-сан в качестве заложника. До него там был мой младший брат… У меня остался только внук Тико, да еще две крошечные доченьки, от третьей жены. Должно быть, вы слышали, госпожа, что две мои предыдущие жены отошли в мир иной, первая, подарив мне наследника Мисру, а вторая, умерев от болезни. Моя третья жена родила только двух девочек-близняшек, и доктор говорит, что она уже не сможет подарить мне других детей. В то время как Мисру не может без личного разрешения Токугава-сан покинуть замка в Эдо. Остается только внук Тико, к которому я очень привязан, Осиба-сан, на сегодняшний день девятилетний Тико – единственный реальный наследник. Если я потеряю и его, некому будет продолжить наш род.

– Пришлите внука, и я буду уверена, что вы не передумаете. – Осиба нервно бросила взгляд в сторону второго озерца, куда должны были отправиться Дзагару-сан и Юкки, и приметила одного из своих самураев, который, не желая мешать ей, сидел на корточках возле большого валуна, готовый в любой момент кинуться на обидчиков госпожи, защищая ее жизнь и честь. – Наш разговор не закончен, уважаемый Юя-сан, – Осиба помахала рукой ожидающему ее самураю, – сообщите мне, как только пройдет ваш совет, но не ждите начала войны. Мы ведем не явную, но тайную войну. Ведем, а не будем вести. Война уже начата, и от того, как быстро вы станете нашим союзником или нашим врагом, зависит судьба вашего клана. – Она лучезарно улыбнулась Юя-сан и, грациозно подобрав полы кимоно, поспешила за своей компанией.

«Интересно, как бы поступил покойный Тайку, если бы его будущий союзник отказался прислать ему внука в заложники? – подумала было Осиба, глядя на безоблачное, чистое небо. – Похитил бы, да и дело с концом, – ответила она сама себе. – Нужно меньше думать, Осиба, меньше думать и больше делать. Вот так и никак иначе».

Вместе с самураем Осиба быстро нагнала, казалось, не заметившего ее отсутствия Дзагару, хотя возможно ли, чтобы он что-то не замечал? Не замечал человек, в обязанности которого долгие годы входили слежка и шпионаж?.. Впрочем, не важно. Если и заметил – не подал вида.

Все вместе они спустились к колодцу, возле которого стояли деревянный ковшичек и пара чашек, услужливый настоятель набрал в ковшик немного воды и, пошевелив губами в благодарственной молитве, налил воду в чашечки и подал с поклоном Осибе и Юкки. За девочку чашку взяла служанка, которая, нежно обняв малышку, привычным уже движением поднесла край чашечки к ее алому ротику.

Когда капелька воды попала в рот Юкки, девочка глотнула и начала пить.

– Мне кажется, Осиба-сан, что ваша дочь все слышит и понимает, однажды ее душа сжалась и спряталась в крохотную ореховую скорлупку, в которой она сразу же заблудилась, точно в лабиринте духов, и теперь никак не может отыскать дорогу домой.

– Как же найти эту дорогу? – Осиба уже не могла сдерживать рыдание, поэтому отвернулась от настоятеля.

– Я почему-то думаю, что Юкки вернет в этот мир что-то необычное. Что-то такое, что сможет поразить ее воображение, заставив мысли крутиться, а мозг работать. – Лицо монаха сделалось печальным. – Я боюсь, что наши тихие прогулки и рассказы о вселенных, спрятанных в садах, ничто для такой крепкой скорлупы, в которой оказалась ваша дочка. Для того чтобы принять всю глубину подобной теории, необходимо быть открытым и прозрачным. Юкки же все еще удерживает в ее убежище поразивший ее два года назад ужас. Она не может воспринять красоту цветка, озера или игру бабочек, потому что, прежде чем показывать ей все это, необходимо разрушить саму скорлупу. Сейчас, возможно, она слышит нас, отдаленно, как если бы находилась за семислойным занавесом. И если вы хотите пробиться к дочери, вам придется достучаться до ее тюрьмы. И… – монах напрягся, – да простит меня Будда! Разбить ее тюрьму! Продолжим же наши прежние практики. Завтра мои люди раздобудут для вас с Юкки более сильное лекарство. И если сердце ее не может разбудить нежная музыка, мы будем бить в металлические барабаны, и пусть льется кровь!

Сказав это, он вымыл лицо водой из колодца и, не говоря больше ни слова, направился в сторону паланкинов.

Осиба отметила, что после неудачной попытки воскресить мозг и душу Юкки, его походка уже перестала быть прыгающей, а спина вдруг сгорбилась, точно настоятель вдруг постарел и утратил сам вкус к жизни.