Текст книги "Приходское духовенство и крестьянский мир в начале XX века"

§ 2. Образование духовенства

С XVIII в. от ставленников, готовившихся к священству, требовались специальные образование и подготовка. «Закон положительно определял не возводить на священнослужительские степени неученых, помимо ученых»[86]86
  ПСЗ. 1. Т. 4. № 2352; Знаменский П.В. Приходское духовенство… М., 2003, С. 213–214.


[Закрыть]. При определении кандидата было правилом учитывать его успехи в образовании. Указом 1808 г. предписывалось зачислять в духовное ведомство всех детей духовенства с 7 лет, и уже через 20 лет учащихся было гораздо больше, чем возможных вакансий на священнослужительские места[87]87
  См.: Знаменский П.В. Приходское духовенство. С. 258–259.


[Закрыть]. Избыток детей духовенства послужил одной из причин замкнутости сословия: с одной стороны, кандидатов из самого священства было очень много, с другой – получить образование в семинарии лицам не духовного сословия в данных условиях было непросто. Все духовные лица были обязаны отдавать своих детей в духовные школы и не могли уготовить им другую участь. Беспрепятственный выход из духовного звания не возбранялся лишь безграмотным, недоучившимся или плохо учившимся детям: если они не попадали на место пономаря, они зачислялись в податное сословие и подлежали воинской повинности[88]88
  См.: Там же. С. 390–391.


[Закрыть]. Молодому отпрыску оставался лишь единственный путь – получать образование и идти по стопам родителя-священнослужителя, учительствовать или стать синодальным или консисторским чиновником. По указу 1869 г. определение на службу в церковный клир предусматривалось только для лиц с полным богословским образованием, а в начале XX в. выход из сословия был возможен, но для коммерческих занятий, как уже было сказано выше, у детей духовенства не было соответствующих средств. Единственным верным путем проложить себе дорогу в жизни было получение образования. Характеризуя это время, митрополит Вениамин (Федченков) пишет: «В семинарию шли совсем не для того, чтобы потом служить в Церкви, а потому, что это был более дешевый способ обучения детей духовенства. Школы стали сословными. Но ученики их по окончании семинарии в огромном большинстве уходили по разным мирским дорогам: в университеты, в разные институты, в учителя, в чиновники и только 10–15 процентов шли в пастыри»[89]89
  Вениамин (Федченков), митр. На рубеже двух эпох. М., 1994, С. 94.


[Закрыть]. Епископ Тамбовский Иннокентий (Молчанов) в своем отзыве также писал о том, что дети духовенства, как правило, поступали в пастырские школы ради общего образования, а лучшие из них выбирали затем светскую карьеру[90]90
  См.: Отзывы епархиальных архиереев… М., 2004. Т. 2. С. 453.


[Закрыть]. Из данной ситуации, по словам епископа Енисейского Евфимия (Счастнева), следовало, что «в священники идут не по призванию, не по внутреннему влечению и чувству, а просто потому, что так складываются обстоятельства, просто потому, что иначе некуда деться»[91]91
  См.: Там же. С. 607.


[Закрыть]. По словам товарища обер-прокурора Св. Синода князя Н.Д. Жевахова, «за последние 25–30 лет перед революцией служение Церкви в России сделалось как бы привилегией для детей церковных причетчиков, зажиточных крестьян и мещан, потому что даже дети бедного духовенства, в особенности городского, получали обыкновенно образование в светских учебных заведениях и не шли по стопам отцов, а устраивали свою будущность на разных поприщах государственной и общественной деятельности»[92]92
  Жевахов Н.Д. Воспоминания. М., 1993. Т. 2. С. 300.


[Закрыть]. Уже к середине XIX в. больше всего чиновников-разночинцев приходилось на выходцев из духовного сословия, которые в московской администрации составляли 22 %[93]93
  См.: Иванов В.А. Губернское чиновничество 50–60 гг. XIX в. в России (по материалам Московской и Калужской губерний). Калуга, 1994. С. 43.


[Закрыть]. В Москве был относительно высок образовательный уровень представителей бюрократии: 60 % чиновников и 64 % канцелярских служащих имели образование выше начального[94]94
  См.: Там же. С. 60–61.


[Закрыть].

В Московской епархии существовало семь духовных училищ: Волоколамское, Дмитровское, Донское, Заиконоспасское, Звенигородское, Коломенское, Перервинское, – по окончании которых выпускники могли поступать в Свято-Троицкую Московскую или Вифанскую духовную семинарии. Для девочек в Московской епархии предусматривались шестиклассное с дополнительным классом Филаретовское училище, в котором обучалось около 600 воспитанниц (в 1904 г. было всего 634 воспитанницы, 598 духовного сословия и 36 иносословных; в 1910 г. – 622, 601 из духовного сословия, 21 иносословных) и в два раза меньшее по численности Мариинское шестиклассное епархиальное женское училище (по епархиальному отчету 1910 г. 290 воспитанниц: 277 духовного звания, 13 иносословных). Годичная оплата в 1904 г. за обучение и пансион для девушек составляла 150 руб., в 1910 г. была незначительно повышена до 156 руб., для духовенства других епархий – 200 руб., светских – 275 и 300 руб. соответственно. В Филаретовском училище К воспитанниц находились на епархиальном обеспечении, некоторые содержались на средства благотворителей[95]95
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 748. Д. 107. Л. 43–50; Оп. 748. Д. 88. Л. 26 об. – 27 об.


[Закрыть]. Выпускницы названных училищ получали звание домашних учительниц.

Подавая прошения о переводе на более доходное место или о рукоположении, священнослужители как аргумент в свою пользу часто приводят необходимость дать образование детям. Например, диакон Михаил Зверев в прошении о замещении священнической вакансии при Покровской церкви села Покровского-Засекина Звенигородского уезда мотивирует свою просьбу следующим образом: «В семействе у меня 10 человек детей девочек… Старшие три девочки учатся в Филаретовском епархиальном училище, одна на средства благотворителя, другие две всецело на моем содержании; желательно и в нынешнем году отдать и 4-ю девочку в Филаретовское училище. Весь доход, получаемый мной, уходит почти что на содержание дочерей-учениц, сами же живем впроголодь. В храм Божий моя жена и некоторые дети не имеют возможности ходить, так как не имеют хотя бы сколько-нибудь приличной одежды – весь скудный доход уходит на образование дочерей»[96]96
  Там же. Оп. 481. Д. 30. Л. 1–1 об.


[Закрыть]. Такое же бедственное положение описывает диакон Никольской церкви села Черленкова Волоколамского уезда Иоанн Яковлевский, прося о месте священника. «Обремененный семейством, которое состоит из жены, двух дочерей и сирот свояченицы и племянницы, и имея бедный приход, я терплю крайнюю нужду. Одной из дочерей 11 лет, нужно образование как средство в будущем иметь кусок хлеба, но я не могу заплатить за ее обучение, получая в год от прихода около 400 рублей»[97]97
  Там же. Д. 35. Л. 3.


[Закрыть]. Диакон объясняет причину необходимости образования: дочери духовенства, если не выходили замуж, должны были зарабатывать своим трудом, получившие образование могли преподавать, иным приходилось работать просфорницами или жить у родственников. Судьба дочерей духовенства, не получивших образования, оборачивалась перспективой замужества за мастеровым либо крестьянином или службы в качестве домашней прислуги[98]98
  См.: Церковные ведомости. 1908. № 49. 6 декабря. С. 2405.


[Закрыть]. Вдова священника София Парусникова пишет: «Будущее моей дочери безотрадно: по недостатку средств она не получила образования и не может занять какую-либо должность»[99]99
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 763. Д. 123. Л. 99.


[Закрыть]. Сама Парусникова работала учительницей церковно-приходской школы.

Образование детей было одной из главных статей расхода в семье клирика, оно являлось залогом будущего как детей, так и самих клириков. Священник Христорождественской церкви села Вишнякова Бронницкого уезда Алексей Беляев писал в прошении о переводе на другое место, что из 630 руб. казенного жалования только на обучение детей он тратит 330 руб.[100]100
  Там же. Л. 154–154 об., 302–302 об.


[Закрыть] Священник Николай Беляев Преображенской церкви села Верзилова Серпуховского уезда просил о переводе на новое место в церковь при фабрике Чернышевых, так как за обучение троих из шести своих детей ему приходилось платить 408 руб., а доход его, кроме обуви и одежды, составлял всего 624 руб. 99 коп.[101]101
  Там же. Л. 172.


[Закрыть] Сходным образом обосновывал просьбу о переводе священник Сергей Успенский села Никольского Московского уезда: «Получаемое мною содержание (около 436 руб. – Ю.Б.) почти все расходуется на образование детей. Одного взноса приходится платить 228 руб., кроме того, дочь, обучающуюся в Мариинском училище, должен обуть, одеть и снабжать книгами, а сыновьям, обучающимся в семинарии, покупать чай с сахаром»[102]102
  Там же. Л. 3.


[Закрыть]. Священник погоста Бобровок Серпуховского уезда Иоанн Смирнов так мотивировал свою просьбу о переводе: «Во-первых, многосемейность (9-ть человек детей), из коих пятеро уже учатся, почти на всем моем содержании»[103]103
  Там же. Л. 105.


[Закрыть]. Священник села Петровского Звенигородского уезда Леонид Голубев просил о переводе, мотивируя также свою просьбу необходимостью обучать шестерых детей: две дочери учатся в Филаретовском училище, два сына в Звенигородской духовной семинарии – все на полном содержании родителей[104]104
  Там же. Л. 207.


[Закрыть]. Точно такая же просьба имелась и у отца Михаила Малинина, священника села Никулина Подольского уезда, – шесть детей, пятеро обучаются, а денег на их содержание у него нет[105]105
  Там же. Оп. 480. Д. 24. Л. 21.


[Закрыть]. Диакон села Кудинова Богородского уезда Григорий Никольский ходатайствовал о назначении на священническое место по причине крайней бедности. Ему пришлось воспитывать семерых детей, четверо из которых обучались на собственный счет[106]106
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 480. Д. 15. Л. 5.


[Закрыть]. Интересны размышления свящ. Евлампия Честнова. Он просил о переводе на более доходное место, мотивируя ходатайство недостатком средств, а особенно отсутствием сбережений на черный день: «Будь дети сыновья, о будущем, конечно, не было бы нужды особенно беспокоиться: дал им образование – и делу конец»[107]107
  Там же. Д. 11. Л. 4.


[Закрыть].

На основании представленного материала можно сказать, что сельское духовенство тратило на обучение детей больше половины своего дохода. Безусловно, в архивах оседали прошения, сконцентрировавшие в себе исключительно негативные черты материального обеспечения приходского духовенства. Например, духовенство городское было более обеспечено, и прошений из его среды не встречается. Но для настоящего исследования важны сам факт наличия подобных ходатайств и то, что ссылки на необходимость образования детей встречаются в большинстве прошений, подтверждавших материальную несостоятельность церковнослужителей. Вышесказанное свидетельствует о важности образования для них и церковного начальства. Духовенство считало себя сельской интеллигенцией, а в своем быте и образе жизни тянулось к чиновничьей среде, к которой было близко и по своему материальному положению, и по осознанию обязательности образования. Для сельского священника учеба детей была очень обременительной, но жизненно важной: примечательно, что наиболее благовидным и распространенным обоснованием для перевода на новое место оказывалась необходимость дать детям возможность учиться. Приход в такой ситуации рассматривался многими священнослужителями как средство обеспечения, и тем, кто оказывался в материальной нужде, приходилось отказываться от своей паствы и просить о переводе на более доходное место, что ставило священников в двусмысленное положение по отношению к прихожанам. Большинство крестьян не имели и начального образования, тем более не понимали стремления священнослужителей дать образование детям.

Большинство клириков Московской епархии имело духовное образование, лишь единицы были выпускниками светских высших учебных заведений. Если попович оканчивал только духовное училище или один-два класса семинарии, он, как правило, мог претендовать только на место псаломщика или диакона. Среди всех кандидатов на священнические места предпочтение отдавалось людям, закончившим семинарию или отчисленным из 4-5-го классов.

Во всех отчетах, сведениях о священниках и претендентах на рукоположение образование указывалось всегда. Например, в консисторских отчетах хранится статистика по уровню образования священнослужителей Московской епархии: «О лицах, рукоположенных в сан священника в 1913, 1914, 1915 гг.»[108]108
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 763. Д. 123. Л. 139.


[Закрыть]:

Данная таблица наглядно показывает, что церковные власти уделяли важное значение образованию своих клириков, 80 % от числа рукополагавшихся были выпускниками семинарий и академий, единицы имели светское образование.

При рукоположении из нескольких кандидатов предпочтение отдавалось лицам, имевшим образование не ниже семинарского, что было одной из причин желания духовенства дать своим детям не только начальное образование, так как это открывало для них большие перспективы. По ведомостям о храмах и духовенстве Московской епархии (без Москвы) можно привести следующую статистику[109]109
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 484. Д. 282. Л. 21–22 об.


[Закрыть]:

На 1913 г. в Московской епархии семинарское образование имели 100 % протоиереев и 87 % иереев. Среди диаконов и псаломщиков, имевших образование, были люди, которые занимали эту должность и ожидали священнического места. Таким образом, с уверенностью можно сказать, что наиважнейшей задачей для духовенства было образование своих сыновей и дочерей. Только оно давало возможность иметь в дальнейшем какие-нибудь перспективы на духовном и светском поприще. На образование клирики тратили большую часть своих доходов, с ним связывали надежды на более или менее устроенную старость и будущее своих детей. Часто, устраиваясь на место, священнослужитель должен был содержать не только свою семью и родителей, но и неустроенных братьев и сестер, других родственников… Например, об этом пишет диакон Виктор Никольский в прошении о назначении на священническую вакансию при Троицкой церкви села Мушкина Звенигородского уезда[110]110
  Там же. Оп. 480. Д. 10. Л. 1–1 об.


[Закрыть]. Псаломщик Е. Никольский просит о рукоположении на основании того, что на его попечении находятся семеро братьев и племянников[111]111
  Там же. Оп. 481. Д. 39. Л. 6.


[Закрыть]. Содержать своих сестер и братьев приходилось учителю А. Базилевскому[112]112
  Там же. Д. 42. Л. 4.


[Закрыть]. Одновременно обучение в семинарии было связано с определенными обязательствами перед Церковью. По словам митр. Вениамина, многие «учились не для священства, а чтобы получить места преподавателей, иногда – чиновников, и лишь 10 процентов шли в пастырство»[113]113
  Вениамин (Федченков), митр. Божьи люди. М., 1997. С. 198.


[Закрыть].

Такое явление было характерно не только для начала XX в. Император Александр I в начале своего царствования в 1801 г. отменил запрет Павла I о выходе из духовного звания, но уже в 1803 г. от этого закона пришлось отказаться: воспитанники семинарий стали покидать духовное звание в таком множестве, что способных людей не хватало даже на важнейшие епархиальные места[114]114
  См.: Знаменский П.В. Приходское духовенство… С. 403–404.


[Закрыть]. Получение духовного образования даже за свой счет было дешевле обучения в светских учебных заведениях. Власти пытались удержать учащихся в духовном ведомстве, предоставляя им льготы и связывая определенными обязательствами: по окончании духовной семинарии выпускник «в случае непоступления на службу по духовному ведомству или на учебную службу в начальных народных школах, согласно § 169 Устава духовных семинарий, обязан возвратить сумму, употребленную на его содержание в семинарии»[115]115
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 480. Д. 14. Л. 11–12.


[Закрыть]. Таким образом, духовное образование было практически единственным доступным образованием для духовенства, хотя оно еще крепче привязывало его к духовному сословию, делая практически невозможным выход из него.

Духовенство, живя в деревне и полностью материально завися от крестьянства, было значительно образованнее последнего и имело более высокие социальные требования с соответствующим уровнем расходов. По своему образованию и жизненным потребностям духовенство могло приравниваться к земскому чиновничеству – само оно причисляло себя к интеллигенции.

§ 3. Назначение на место

Согласно церковным канонам, рукополагаться в диаконы мог мужчина, достигший 25 лет, в священники – 30[116]116
  См.: Цыпин В., прот. Курс Церковного права. Клин, 2002. С. 196.


[Закрыть], но на практике это правило не соблюдалось. По окончании семинарии молодой человек мог стать священником в возрасте 23–25 лет, иногда – в 21 год, то есть канонически допустимый возраст не имел существенного значения в вопросе о рукоположении – главную роль в начале ХХ в. играли соображения материального порядка, поскольку будущему клирику было необходимо кормить семью, а зачастую и ближайших родственников: родителей, братьев, сестер. Например, в 21 год стал священником в церкви Космы и Дамиана в селе Меткино Подольского уезда будущий священномученик Петр Розанов. Подобная практика была не только в Московской епархии. В 21 год был рукоположен во иереи свщмч. Михаил Розов в селе Архангельское Ярославской губернии[117]117
  См.: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь. Тверь, 2005. С. 96.


[Закрыть]. В 25 лет стал священником свщмч. Владимир Хираско в Минской губернии[118]118
  См.: Там же. С. 126.


[Закрыть]. В 21 год священнический путь начал свщмч. Виктор Европейцев в селе Хлыстовка Пензенской губернии. Во Владимирской губернии в селе Романово свщмч. Павел Успенский в 23 года стал священником. Просителями на священническую вакансию выступали лица и преклонного возраста – 6068 лет, в основном долгое время прослужившие в церкви пожилые псаломщики.

До рукоположения в ожидании или подыскании места будущие священнослужители работали учителями в сельских школах. Например, так начинал свой путь священномученик Александр Соколов, который в 1904 г. закончил Вифанскую духовную семинарию, трудился в качестве учителя, в 1905 г. был рукоположен в диаконы, а в 1907 г. – во священники[119]119
  См.: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Московская епархия. Январь-май. Тверь, 2002. С. 64.


[Закрыть]. В течение пяти лет учительствовал священномученик Василий Архангельский до поступления на диаконское место в село Синьково Дмитровского уезда[120]120
  См.: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Январь. Тверь, 2005. С. 92.


[Закрыть].

Нередко над ставленником на протяжении нескольких дней сразу совершались диаконская и священническая хиротонии. Например, при назначении в Троицкую церковь села Колобеева Бронницкого уезда на место священника был отправлен учитель церковно-приходской школы Стефан Мошков, сын псаломщика, 27 лет, окончивший курс Московской духовной семинарии по второму разряду. Он был рукоположен в диаконы 15 июня 1911 г., а через два дня, 17 июня, – во священники[121]121
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 481. Д. 24. Л. 19. Л. 22.


[Закрыть]. Об определении на священническое место при Воскресенской села Родинок церкви Богородского уезда просит в 1911 г. 26-летний учитель Александр Цветков: «Я желал бы помочь своему отцу, бедному сельскому псаломщику, обремененному многочисленным семейством, состоящим из 9 человек одних детей… Как учитель имею жалование 300 руб. в год. Содержание на долю священника приходится не более 800 руб.». Александр Цветков, сын псаломщика, окончил курс Перервинского духовного училища, поступил в 1899 г. в Московскую духовную семинарию, окончил ее в мае 1905 г., был причислен к первому разряду воспитанников. Просьба Цветкова была удовлетворена. Он получил разрешение на вступление в брак, который был заключен 9 января 1911 г., 16 января 1911 г. был рукоположен во диакона, а 22 января 1911 г. – в сан священника[122]122
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 481. Д. 17. Л. 2–3, 18–19 об., 26–28.


[Закрыть]. Таким же образом был рукоположен в священный сан новомученик Сергий Кедров, который закончил Московскую духовную семинарию в 1901 г. и семь лет проработал учителем в церковно-приходской школе. 5 октября 1908 г. в Троицком храме села Фаустово Сергей Кедров обвенчался с Людмилой Александровной, дочерью настоятеля храма Александра Зверева. 17 октября 1908 г. он был рукоположен во диакона, а через день, 19 октября, хиротонисан во священника к Троицкой церкви села Фаустово Бронницкого уезда Московской губернии[123]123
  См.: Дамаскин (Орловский), игум. Житие священномученика Сергия (Кедрова). Тверь, 2002. // http://fond.centro.ru/book/booklet/booklet3.htm. (28.10.2009.)


[Закрыть].

Священник Сергий Кедров с детьми

Государство снисходительно относилось к наследственности церковного служения, так как данная система принципиально не уменьшала числа налогоплательщиков. Церковная власть тоже поощряла наследование служения: попович, наученный грамоте, с детства привычный к церковным службам и порядкам, в старину, даже не имея систематического богословского образования, был лучшим кандидатом в священники. В XVII в. представление о наследовании священнических должностей уже прочно закрепилось в сознании самого духовенства и прихожан[124]124
  См.: ЗнаменскийП.В. Приходское духовенство… С. 94–97.


[Закрыть]. При Петре I система наследования приходов утвердилась официально – даже жениться претендовавший на место в церкви должен был только на девице духовного звания, что стало одной из предпосылок формирования кастовости духовенства, практически не пополнявшегося представителями других сословий. Почти весь XVIII в. действовал закон, фактически запрещавший дворянам переходить в духовный ранг; лицам же податных сословий и в XIX в. это разрешалось лишь при нехватке на вакантные должности лиц духовного звания. С другой стороны, и желавших стать священнослужителями было немного, поскольку духовенство с XVIII в. как сословие теряло свой авторитет: права духовенства охранялись недостаточно, светская власть постоянно вмешивалась в дела духовного ведомства, а священноначалие не могло оградить своих подчиненных от посягательств государственных чиновников[125]125
  См.: Там же. С. 461–487.


[Закрыть]. В образованном обществе ругать «попа» стало даже признаком хорошего тона; дворяне, ставшие клириками, лишались части своих привилегий, а телесные наказания были отменены для священнослужителей лишь в 1799 г. императором Павлом I. Естественно, что переход в духовное звание мог быть желанным только в крестьянской среде.

По сложившейся традиции в священники не рукополагали лиц, не состоявших в браке. Например, хиротония в 1860 г. неженатого А.В. Горского вызвала активное обсуждение не только в церковных кругах, но и в светских салонах. А совершение Таинства стало возможным благодаря желанию и огромному авторитету святителя Филарета (Дроздова)[126]126
  Мельков А.С. Жизненный путь и научное наследие протоиерея А.В. Горского. М., 2006. С. 112–116.


[Закрыть]. Очевидно, что наследование приходов – как по мужской линии, так и по женской – и замкнутость духовенства помогали хоть отчасти решить вопрос материального обеспечения. Такая ситуация просуществовала официально до 60-х гг. XIX в., а негласно, в силу экономических причин, – до 1917 г. Кроме того, после выхода за штат священники фактически оставались без средств к существованию – их положение изменилось после 3 июня 1902 г., когда был принят новый пенсионный устав, согласно которому пенсия устанавливалась в размере 300 руб. для священников, 200 – для диаконов и 100 – для псаломщиков. Она выплачивалась лицам, безупречно отслужившим не менее 33 лет, не дослужившим до 33 лет полагалось ⅔ оклада, прослужившим 20–28 лет —⅓ пенсии; вдовы и неустроенные дочери получали половину пенсии. Сельские клирики почти всегда жили в церковных домах, поэтому по увольнении за штат лишались не только дохода, но и жилища; пенсионный возраст для них не имел верхних границ: хотя срок службы и высчитывался, но священники старались служить, пока у них были силы, иногда до 80–90 лет, и уходили за штат только в случае тяжелой болезни.

«Московские церковные ведомости» называли вопрос материального обеспечения «насущным в жизни приходского духовенства». Ведь семья, потерявшая отца-священника, часто шла по миру: «У крестьянина хоть есть дом, земля, община – у священника ничего нет»[127]127
  См.: Московские церковные ведомости. 1906. № 51–52. 24 декабря. С. 291299.


[Закрыть]. Поэтому клирики и стремились передать свое место сыновьям. Наряду с потомственным наследованием места служения существовала практика преемства священнического места в форме закрепления прихода за одной из дочерей умершего настоятеля: либо приход переходил к мужу-священнику одной из дочерей, либо последняя выходила замуж за выпускника духовной семинарии, который впоследствии занимал должность покойного тестя. Так, священник Вознесенской церкви Николотешиловского погоста Клинского уезда обращался к митрополиту Московскому: «На настоящем месте я состою с 1868 г…Ныне меня постигла тяжелая болезнь… Посему покорнейше прошу Ваше Высокопреосвященство уволить меня за штат. При сем осмеливаюсь почтительнейше просить Ваше Высокопреосвященство, как милость, предоставить мое место сыну моему Сергею Мазурову, в текущем 1910 году окончившему курс Московской духовной семинарии. Место это по справедливости можно считать родным для нашей фамилии, так как более ста лет оно преемственно переходило от одного к другому члену нашего же рода и такой долгий период времени делает его как бы колыбелью нашего рода»[128]128
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 481. Д. 36. Л. 4.


[Закрыть]. Просьба священника Иоанна Мазурова была удовлетворена, его 21-летний сын получил разрешение на вступление в брак, 12 ноября 1910 г. был повенчан, а 21 и 24 ноября уже был рукоположен в сан диакона, а затем – иерея[129]129
  Там же. Л. 16–16 об. Л. 18.


[Закрыть]. С подобной же просьбой обратился в 1911 г. священник церкви села Покровского Клинского уезда Павел Строков: «Прошу уволить меня за штат, а место мое предоставить сыну моему, который обязуется содержать меня, жену и двух учащихся сыновей»[130]130
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 481. Д. 37. Л. 1.


[Закрыть]. Сын его Николай Строков вступил в брак 2 февраля, 12 февраля рукоположен во диаконы, а 13-го – во священники на место своего отца[131]131
  Там же. Л. 10.


[Закрыть].

Иногда, если представлялась возможность, место наследникам готовили заранее. Псаломщик Илья Погожев Крестовоздвиженской церкви села Воздвиженского Дмитровского уезда просил митрополита «переменяться местами с псаломщиком Дмитровского уезда Спасской села Торбеева церкви Матвеем Уваровым, цель перемены места – чтобы впоследствии мне сдать место внучке, дочери сына моего диакона Сергея Погожева, состоящего при Крестовоздвиженской церкви и имеющего шесть дочерей, ни одной не устроенной»[132]132
  Там же. Оп. 478. Д. 1. Л. 62.


[Закрыть]. Как видно из прошений, если у клирика не было наследника сына, он передавал свое место в приданое дочери. При материальной скудости духовенства такой способ передачи места был очень удобным средством выдать дочь замуж. Диакон Велико-Васильевской церкви села Васильевского Дмитровского уезда Вениамин Никатов прослужил 38 лет, заболел и обратился в консисторию с просьбой, что «желал бы передать свое место изъявившему желание взять в замужество племянницу мою Анну Богоявленскую… псаломщику… Всеволоду Извекову и, сверх того, готового и меня с женою призрети»[133]133
  Там же. Л. 142–142 об.


[Закрыть]. После смерти священника погоста Зеленцина Клинского уезда И. Крутицкого его родным было разрешено приискать его дочери жениха для определения его на вакантное место. Кандидат в скором времени был найден, повенчан и назначен на данное место[134]134
  Там же. Оп. 480. Д. 17.


[Закрыть].

Прошение 38-летнего псаломщика московской церкви Святых отцов семи Вселенских соборов Ивана Преображенского показывает основные мотивы наследственности мест. «Милостиво данный Вашим Высокопреосвященством нашей семье после смерти отца нашего – свящ. Погоста Рудни Богородского уезда Матфея Преображенского – месячный срок для приискания достойного быть священником жениха к сестре моей Анне Преображенской истекает 29 января. Отсутствие у нашей семьи денежных средств, отсутствие у невесты образования, которое отец мой по бедности прихода и по своей многосемейности (2 сына и 4 дочери) не мог дать ей, возраст невесты (30 лет), – все это лишило сироту-сестру возможности в нашем родном доме пристроиться на место отца (т. е., женившись, остаться в доме, где жил их отец священник. – Ю.Б.). Чтобы утереть слезы своей больной матери, желающей после сорокапятилетней совместной жизни лечь в могилу рядом с мужем… я осмеливаюсь… просить… определить меня на место моего отца»[135]135
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 481. Д. 20. Л. 1–1 об.


[Закрыть]. Иван Преображенский в 1892 г. окончил МДС со званием студента, работал законоучителем, в 1896 г. был назначен псаломщиком, которым и оставался до 1911 г. Просьба о назначении на место отца была удовлетворена, 12 февраля 1911 г. он был рукоположен во диакона, а 13 февраля – во священника[136]136
  Там же. Л. 3–3 об., 8.


[Закрыть].

Как на законный способ своего обеспечения смотрит на вакансию мужа Елена Воскресенская – вдова диакона на псаломщической должности села Казанского Богородского уезда. Она обращается к митрополиту со следующим прошением: «Муж мой диакон Иван Воскресенский служил при вышеназванном храме 22 года, после его смерти, последовавшей 3-го октября 1902 года, осталось семь человек детей. Вашим Высокопреосвященством на место моего мужа был определен со взятием в замужество дочери моей Клавдии учитель Михаил Гусев. В настоящее время он, Гусев, переведен в Московский Никитский женский монастырь, и я с дочерьми Анной 42 лет, не способной к труду, Любовью 26 лет и сыном Иваном 23 лет, находящимся в отпуске по болезни с военной службы, и внучкой Антониной остались без угла и без средств. Посему покорнейше прошу. пожалеть сирот, предоставив освободившееся место после зятя Гусева тому лицу, которое будет согласно взять в замужество дочь мою Любовь»[137]137
  Там же. Оп. 478. Д. 1. Л. 104–104 об.


[Закрыть]. Наследование прихода оставалось единственным способом для этой и многих других семей не нищенствовать, сохранить свой дом и хозяйство. Священник села Карпова Коломенского уезда Василий Марков подал прошение об увольнении за штат, так как из ценного имущества у него был только новый дом. Отец Василий просил за свою «долголетнюю службу» удостоить его архипастырской милости назначением на освободившуюся вакансию учителя Михаила Успенского, согласного взять в замужество его дочь. Просьба священника была удовлетворена[138]138
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 480. Д. 30. Л. 1, 6.


[Закрыть].

К наследованию приходов положительно относились и сами прихожане, которые рассматривали данную практику как помощь семьям священнослужителей. София Васильевна Парусникова, учительница Храбровской церковно-приходской школы Дмитровского уезда, обратилась в Московскую Духовную Консисторию с просьбой устроить свою дочь при Скорбященской церкви села Ивановского, найдя ей жениха, кандидата в священники на это место. С.В. Парусникова пишет о желании прихожан помочь ей по любви к ее мужу – диакону этой церкви, и ее родственнику-священнику[139]139
  Там же. Оп. 763. Д. 123. Л. 98.


[Закрыть]. Прихожане села Якшина Подольского уезда обратились к митрополиту Московскому Владимиру со следующим прошением: «После покойного (настоятеля. – Ю.Б.) осталась семья, состоящая из девяти человек неустроенных, по большей части малолетних детей без всяких средств к жизни». Прихожане просили приискать жениха для старшей дочери священника при дальнейшем его назначении на данное место. Просьба прихожан была удовлетворена с определением месячного срока для поиска жениха, а на этот короткий срок к церкви села Якшина был назначен новый священник – учитель Петр Косминский. Прихожане и староста обратились с новой просьбой, ссылаясь на распоряжение митрополита и их просьбу, и Косминскому был предложен другой приход, а священником в селе Якшине стал Сергей Гедеонов, женившийся на дочери своего предшественника[140]140
  Там же. Оп. 480. Д. 35. Л. 5, 6.


[Закрыть]. Таким образом, идея наследования приходов в сознании духовенства была сильно укоренена и связана с его материальным обеспечением, являясь практически неотъемлемой частью его жизни и даже причиной перемены места служения. Приход рассматривался как своеобразная вотчина, законное средство содержания семейств клириков.

Получение псаломщического или священнического места было, пожалуй, единственным выходом из сложного материального положения, поэтому кандидаты в священный сан мотивировали свои прошения трудностями материального плана. Псаломщик Евгений Любимов просил о назначении себя священником при Успенской церкви села Обухова Клинского уезда, «лишившись жизни отца в июле месяце и жизни тестя в декабре месяце прошлого года, не оставивших после себя никаких средств, приютив у себя семь человек сирот, начиная с трехмесячного возраста, нигде не устроенных, не имея возможности содержать их на 500 рублей»[141]141
  ЦИАМ. Ф. 203. Оп. 481. Д. 39. Л. 6.


[Закрыть]. С подобным же ходатайством обратился в консисторию учитель Александр Базилевский, претендовавший на замещение вакансии священника Покровской церкви погоста Юрьевец Коломенского уезда: кроме жены и сына ему, учителю церковно-приходской школы, было необходимо содержать неустроенную 41-летнюю сестру и душевнобольного брата[142]142
  Там же. Д. 42. Л. 4.


[Закрыть]. В описываемом контексте одной из причин наследования места служили дома духовных лиц: новый клирик, не всегда обладавший достаточными средствами, обязывался покупать их, тогда как семья предшественника оставалась без крова. Например, учитель Петр Косминский был назначен в село Крюково Верейского уезда, но не смог принять это предложение, так как дом священника для него оказался неожиданно дорогим – 3000 руб.[143]143
  Там же. Оп. 480. Д. 35. Л. 10.


[Закрыть]