Текст книги "Тысяча китайских журавликов"

В восемь утра я стоял перед кабинетом врача-гинеколога и с ужасом рассматривал фотографии родов. Олеся как-то заикнулась о том, чтобы я присутствовал при рождении ребенка, и, в общем-то, эта идея показалась логичной – любишь кататься, присутствуй на родах! – но теперь у меня резко убавилось энтузиазма.

– Вы ко мне? – врач, женщина глубокого постбальзаковского возраста, с любопытством окинула меня взглядом и открыла дверь кабинета.

– Да, здравствуйте! Моя… – я запнулся, – моя жена просила уточнить, насчет…

Я защелкал пальцами, вспоминая название анализа.

– Результаты анализов сторонним людям не выдаются, мужчина, вы в своем уме?

– Понимаете, она себя неважно чувствует и просила меня заехать. К тому же у меня есть рецепт…

Я положил под стопку чистых направлений пятитысячную купюру.

Врач поджала губы.

– Фамилия?

– Шнайдер.

– Олеся? Замуж вышла? Надо же… – Она еще раз с интересом на меня посмотрела.

– Ну… почти. Свадьбу после праздников сыграем. Так вот она просила узнать о… как же это?

– Как ее месячные? Пришли? – перебила меня врач. Она уже успела найти Олесину карту и деловито ее листала. – Первая менструация после операции чаще всего начинается через месяц, но бывает, что и через три.

– К-какой операции? – переспросил я.

– Операции искусственного прерывания беременности. Так называется аборт по-научному. Как раз сегодня, – она посмотрела на календарь, – прошло ровно тридцать дней. Вы сказали, она себя плохо чувствует? Ей срочно надо на осмотр!

– Нет-нет, – сдавленно прошептал я и тоже посмотрел на календарь. Тридцать дней. – Простыла просто.

Она все-таки сделала аборт. И сделала его на следующий же день, как рассказала мне о беременности. И когда я ей звонил и просил не убивать ребенка, никакого ребенка уже не было.

Врач тем временем затянула познавательную лекцию о строении женских половых органов, о том, что половую жизнь после аборта надо начинать не ранее, чем через три недели, и особенно она нажимала на то, что теперь предохраняться надо более тщательно, так как немало случаев беременности, наступившей сразу после аборта. Вот почему Олеська настаивала на сексе еженощно – чтобы залететь. Хм, как бы она оправдала беременность, длящуюся на несколько месяцев дольше положенного?

Я с вежливым интересом выслушал всю гинекологическую информацию, вываленную на меня, и, заверив, что Олеся обязательно ей позвонит «если что», спрятал в карман бумажку со списком витаминов, попрощался и выскочил из кабинета, на ходу доставая мобильник.

Олеся ответила не сразу – я забыл про разницу во времени.

– Привет, красавица! – радостно воскликнул я. – С Наступающим!

– И-игорь, – сонно пробубнила она. – Сегодня же только двадцать девятое… И у нас, между прочим, только шесть утра!

– Прости, милая, но мне просто не терпелось узнать, как твои месячные? Не болезненные ли? А то, как я только что узнал у твоего гинеколога, первая менструация после аборта может доставить крайне неприятные ощущения. Если это так, то можешь приложить к животику грелку и выпить две таблетки ношпы.

– Откуда?.. Кхм… – Олеся мгновенно проснулась. – Игорь, я все объясню!

– Попробуй. Даже любопытно.

– Да, я сделала аборт на следующий же день, как тебе рассказала. Но потом ты позвонил, попросил оставить ребенка, сказал, что мы поженимся, и я… я…

И, конечно, она сорвалась в слезы. Судорожно вздыхая, Олеся пыталась оправдать свой поступок какой-то невероятной любовью, желанием создать семью со мной. И вообще, она, скорее всего, опять беременна, потому что симптомы совпадают.

– Вряд ли, – безразличным тоном ответил я. Разговор уже потерял для меня всякий интерес, хотелось поскорее его закончить, пока поднимающееся глухое раздражение не вылилось в угрозу убийства. – Те таблетки, которые ты горстями глотала, – это же не витамины, да? Это антибиотики, которые тебе прописали после операции. Врач сказала, что пока ты их пьешь, беременность наступить не может. Ладно, мне пора. Постарайся не попадаться мне на глаза, когда за вещами приедешь. Ключ кинь в почтовый ящик.

– Игорь, пожалуйста, выслу…

Я сбросил вызов.

 
                                        * * *
 

День накануне 31-го как всегда выдался сумасшедшим: зачеты, прием долгов, два экзамена, покупка подарков. Катя попросила в качестве подарка скромно – чудо. А еще надо было собрать вещи, потому что рейс первого вечером, и вряд ли у меня будут силы после празднования, значит, стоит упаковать чемодан и лыжи заранее.

Катьке я позвонил, уже почти подъехав к ее дому, в начале двенадцатого вечера.

– Привет, Катенок!

– Приве-ет, – протянула девочка безрадостным голосом.

– Ты дома?

– Угу…

– Что-то случилось? – я напрягся.

– Да, в общем, нет. Ничего не случилось.

– А в частности?

– Вы ведь не отстанете?

– Нет, конечно.

– Тогда точно ничего не случилось.

– Кать, я же слышу.

Катя вздохнула и, почти всхлипывая, начала бормотать:

– Ничего не случилось. Честно. И в этом вся проблема. Мы видимся, только сталкиваясь в универе, и я почти сгораю от тоски и невозможности побыть с вами лишние пять минут… Те разы, что вы подвозили меня до дома, и мы… – «И мы сладко целовались», хотел подсказать я, но не стал ее перебивать. – Я не должна ни на что претендовать, ведь мы просто друзья. Хоть и слишком близкие… Но… Сегодня тридцатое. Завтра Новый год. Потом вы уедете, а потом…

– …а потом приеду! Тем более обещаю, что звонить буду каждый день. Катька! Что за депрессивные мысли накануне праздника?! – У меня отлегло от сердца. Моя девочка просто скучает! – Редко видимся, да. Так сейчас время какое горячее! Разве у тебя не было таких же проблем в сессию с твоим малахольным?

Малахольный – это Мельников. Катя как-то обмолвилась, что он чуть не расплакался, провалив очередной зачет. После этого у меня появилось к нему какое-то жалостливое чувство брезгливости.

– Были… Но… тут другое…

– Какое? – передразнил я ее. – Кстати, знаешь, что я хочу от тебя в подарок на Новый год?

– Поздно. Я вам уже шоколадку купила.

– Тогда хватай свою шоколадку и спускайся, – рассмеялся я и нажал на сброс.

Буквально через пару минут Катя выбежала из подъезда. В майке! Зимой! Вот поганка, заболеть хочет!

Я по-стариковски укоризненно покачал головой и снял с себя куртку.

– Кто же так делает, глупенькая? – Катя нетерпеливо прыгала, пытаясь меня поцеловать, а я тщательно заворачивал ее в куртку. – Быстро в машину!

В машине было тепло, и, согревшись, девочка разделась, оставшись в футболке.

– Как патриотично, – заметил я, кивая на название нашего института у нее на груди.

– А, это? Дорогие одногруппники подарили на день рождения еще на первом курсе. Хорошо, что вы сзади не видели. Там… менее пафосно и матом.

Я снисходительно улыбнулся, но когда она взяла мою руку и приложила ладонью к своей щеке, уже не смог сопротивляться, притянул ее к себе и поцеловал.

Дыхание мгновенно перехватило. Ни одной мысли в голове, в ушах стучат тамтамы. Теорема об остатках! Теорема об остатках! Срочно! «Если натуральные числа… попарно… взаимно просты… то для любых целых… Блядь! Что там дальше?!»

Я отстранился. Надо делать передышки, а то в джинсах уже совсем тесно.

– У меня новость: Олеська не беременна.

– Как это?

– Она все наврала. Видимо, очень хотелось замуж.

– Дрянь какая! А как это обнаружилось?

– Случайно. Я был в женской консультации, куда она на учет по беременности якобы встала. Врач сказала, что последний раз видела ее месяц назад, когда выписывала направление на аборт… И есть еще одна новость.

Катя приготовилась внимательно слушать, все еще сжимая мою ладонь в своих.

– Конец нашей с тобой дружбе, – с самым серьезным и строгим выражением лица произнес я. Девочка побледнела, но я не стал долго ее мучить и сказал: – Конец дружбе и начало нормальных отношений.

– Не верится, – с облегчением выдохнула она. – У нас с вами не может быть нормальных отношений. Все как-то через…

Я не дал договорить, заткнув ей рот поцелуем.

Мы еще лениво пообсуждали, какая Олеська зараза, прерываясь на долгие поцелуи, но я постоянно косился на часы, боясь пропустить момент.

Тихонько пискнул мобильник – пора!

– Вы торопитесь? – недовольно спросила Катя.

– Нет, но…

– Тогда в чем дело? – Она потянулась за очередной порцией наркотических поцелуев, но я уже приготовился разыгрывать спектакль под названием «Назад в будущее».

– Катя, – торжественно начал я, – как называется эта машина?

– Игорь Владимирович… Вы в порядке?

– Скажи.

– «Порше», вот же на руле эмбле…

Но на руле прозрачным скотчем была прилеплена бумажка с эмблемой другой машины. «GMC». Интересно, угадает?

– «Дженерал Моторс»?

– Молодец, девочка! – Я удовлетворенно чмокнул ее в щеку, перегнулся через сиденье и достал бутылку детского шампанского и два пластиковых стаканчика. – Представь, что это «Де Лориан».

– Машина времени! И куда мы сейчас отправимся? – Катя включилась в игру и заинтриговано следила, как я открываю шампанское и разливаю его по стаканчикам.

– Мы уже на месте. Посмотри, какое сегодня число и сколько сейчас времени, – я протянул свой мобильный и сделал звук магнитолы погромче.

– Тридцать первое декабря?! Через десять минут Новый год!

Я кивнул и приложил палец к губам.

– Слушай…

По радио заиграла пафосная музыка, предшествующая новогоднему обращению президента к народу.

– Дорогие друзья, – начал глава государства. – Прошел еще один год, и в этот год…

– Но как?! – Катя потрясенно переводила взгляд с магнитолы на меня.

– Т-с-с-с, слушай!

Девочка восторженно вслушивалась в прошлогоднюю речь президента, слегка подмонтированную моими программистами – всего-то надо было заменить числительные. И когда гарант прав и свобод человека почти радостно поздравил нас с будущим Новым 2010 годом, Катя ахнула и прижала ладошку к губам. Забили куранты.

– С Новым годом, Катенок! – я легко коснулся губами ее щеки. – Загадывай скорее желание, мы возвращаемся в прошлое.

Куранты пробили положенное количество ударов, заиграл гимн, но на втором куплете запись прервалась, и магнитола автоматически переключилась на радио.

– Это невероятно… – Катя потрясенно качала головой. – Этого просто не может быть! Вы, наверно, смонтировали запись и…

Я закрыл ей рот рукой. Блин, сейчас весь сценарий испортит!

– Отключи свои технические мозги хотя бы на пару минут.

– Вы правы… Простите, – она улыбнулась и подняла стаканчик с шампанским. – Это самая потрясающая встреча Нового года! В будущем!

– Ты просила в подарок чудо. Получилось?

– Получилось…

Она отставила стаканчик, обвила меня руками и поцеловала так, что я почувствовал реальное опьянение от безалкогольной шипучки. Поцелуи были с искусственным вкусом искусственной клубники, с покалыванием на языке от пузырьков, под джазовые баллады из радио… Член окаменел. Никакие доказательства никаких теорем уже не спасали. Отрезвляло только Катькино бесконечное «выканье» в мой адрес. Я ей языком до гланд достаю, а она по имени-отчеству меня называет!

– Вы – волшебник? – спросила она, когда я разливал последнюю порцию шампанского.

– Вот, кстати, про «вы – волшебник». Я могу у тебя попросить кое-что в подарок?

– Блин, подарок! – Катя полезла в задний карман джинсов, но я остановил ее руку.

– Кать. Это не материальный подарок, а такое же чудо.

– Но…

– Я прошу тебя не называть меня на вы. И по отчеству.

Девочка захныкала, уткнувшись лицом в мое плечо.

– Может, лучше шоколадку?

Я отрицательно покачал головой, хотя с детства за плитку шоколада готов был продаться на галеры.

– Это сложно-о, я даже мысленно вас на вы называю…

– И по имени-отчеству?!

– И по имени, и по отчеству.

– Кать… – я лукаво прищурился, – а в постели ты меня тоже по всем званиям будешь называть?

Катя замерла, но губы сами по себе растянулись в улыбке, выдавая все ее нескромные мысли на этот счет.

– Вот когда дойдем до постели, тогда и посмотрим.

Я засмеялся. Дойдем, девочка, обязательно дойдем. А то я уже мозоли на руках натер, вспоминая по утрам твои влажные губы.

– Закрой глаза.

Катя послушно зажмурилась. Я достал из куртки коробку с украшением.

– Повторяй за мной: спасибо…

– Спасибо…

Я откинул ей волосы, обнажая шею.

– …тебе…

– …вам…

– Тебе!

– …тебе…

– …Игорь.

– …Игорь Владимирович…

– Игорь!

– …Игорь…

– Можешь открывать.

Катя открыла глаза и дотронулась пальцами до кулона. Это было оригинальное украшение в виде цветка, у которого один лепесток как будто оторвался. Вещь нереально дорогая из-за драгоценных камней, украшавших лепестки цветка, и в какой-то момент я испугался – а оценит ли девочка такую роскошь?

– Цветик-семицветик! Еще одно чудо!

– С Новым годом, Катенок. Этот цветок будет приносить тебе чудо каждый день.

– Спасибо… – прошептала она.

– …тебе, Игорь! – добавил я.

Катя посмотрела мне в глаза и медленно, как молитву, произнесла:

– Спасибо… тебе… Игорь.

Ну, наконец-то! Я крепко ее обнял и прошептал в ухо:

– Видишь, как все просто?.. Ой, это же моя шоколадка! – Я потянулся и выдернул из заднего кармана ее джинсов какой-то футляр. – Та-ак… Скажи, что это – шоколадка.

– Шоколадка-шоколадка. Открывайте… Открывай то есть.

Я открыл и замер. В бархатном футляре лежала перьевая ручка. «Паркер». И судя по стопке брошюрок – родной-преродной.

– Кать, это…

– …шоколадка со вкусом перьевой ручки!

– Это «Паркер».

Она кивнула.

– Родной.

Опять кивнула.

– Нет.

– Правда, родной! Вот сертификат и…

– Я не об этом.

– Не нравится?

– Нравится… – Я любовно провел пальцами по полированной поверхности ручки. – Но я знаю, сколько она стоит!

Знаю, потому что купил сегодня такую же в подарок Вику. А потом не удержался и купил себе такую же.

– И?

– И нет, я не могу принять от тебя такой дорогой подарок, – я решительно закрыл футляр и протянул его Кате, но девочка отдернула руки.

– Почему?!

– Это слишком дорого! Ты – безработная студентка с копеечной стипендией, и…

– Но я же не побираюсь! Не голодаю! И деньги на подарок не у родителей взяла, а именно со стипендии откладывала.

– Нет.

– Тогда выкинь, на хрен, в окно! – вспылила она и отвернулась, насупившись. – Зря только почку продала.

Я расхохотался.

– Ну-ка, покажи шрам! – я резко отъехал на кресле назад, подальше от руля, потянул Катьку на себя и, едва она на меня перелезла, тут же запустил руки ей под майку. И чуть не кончил от неожиданности, обнаружив, что под майкой нет бюстгальтера… Ее грудь, упругая, с твердыми сосками; шелковистая кожа с капельками пота на позвонках; горячее, сбивающееся дыхание; глаза, влажные от желания… руки, требовательно расстегивающие рубашку… Нет, нет, не ерзай, я же сейчас…

– Стоп, – я дернулся как от тока, почувствовав ее поцелуй на своей шее.

Катя отстранилась.

– Что не так?

– Если мы не остановимся… – Я трижды глубоко вдохнул, пытаясь унять сердцебиение.

– Да, вы правы, – она согласно кивнула и оправила майку. – В смысле, ты прав… Проводишь меня?..

Глава 5

Новый год встретили шумно и весело, первого вечером улетели в Сочи и в полете продолжали праздновать всем самолетом. Как заселялся в отель – не помню, но, проснувшись утром с чудовищной головной болью, обнаружил, что вещи и документы на месте, а лыжи скромно притулились в углу прихожей. Сервис, однако!

Первую неделю я катался, не замечая ничего вокруг: рано утром завтракал, затем на склон до сумерек, потом ужин и спать. Уставал так, что пару раз засыпал на кровати одетый.

Однако каждый день в десять вечера на мобильном срабатывала «напоминалка», я набирал Катин номер, и мы по часу и дольше разговаривали ни о чем. Каждый день – об одном и том же. Сначала я рассказывал ей, как замечательно сегодня покатался, потом она мне – что гуляла с какими-то левыми парнями. Я громко и утрированно ревновал и занудствовал, что-де надо к экзаменам готовиться, а не по каткам с парнями шляться. Затем обсуждали планы на завтра и долго прощались. На следующий день разговоры повторялись почти дословно, но, как это ни странно, не вызывали скуки.

Все изменилось за четыре дня до отъезда.

После моего очередного, явно приукрашенного рассказа, как я чуть не убился на склоне, Катя неожиданно спросила:

– Ты кому-нибудь на кафедре говорил о нас?

– Конечно, нет! А что?

– Да Перумов тут выдал… Я на его экзамен опоздала: пришла, а все уже пишут. Ну, он номер билета записал, зачетку взял – все как надо, в общем. А потом, когда я на место шла, он меня за локоток так, по-отечески, придержал и молвил, мол, Катя, я, конечно, понимаю, что все твои мысли обращены в Сочи, но постарайся сосредоточиться и ответить достойно… Вот я и думаю, откуда бы ему знать, что все мои мысли – в Сочах?

– В Сочи, – невольно поправил я. – Что ж, это только подтверждает мою теорию, что он – инопланетянин.

Катя рассмеялась.

– Ну чего ты смеешься? Я уже двадцать лет преподаю на кафедре, а он хоть бы на грамм изменился. И двадцать лет назад он так же все видел, слышал и все про всех знал.

– А мы с одногруппниками считаем, что он – биоробот! Что у него есть сканер-антенна и что он ею нас всех просвечивает насквозь. Некоторые даже считают, что если постоять с ним подольше – рак можно излечить или, там, СПИД.

– Да? Может, и так. Но в любом случае он не человек.

– Сверхчеловек! А вдруг он…

– Так, ты лучше расскажи – сдалась-то достойно?

Девочка замялась.

– Понимаешь, он когда про Сочи-то упомянул, у меня все из головы и вылетело. Ответила кое-как…

– И что он тебе поставил?

– «Хор.».

– «Хор.»?! Понятно. И то он, наверно, из жалости тебе «хор.» вляпал… В общем, опозорила ты мои седины пред Магистром.

– Извини.

Да шутил я. Мы встречаемся – без году неделю, и я еще не решил, как реагировать на Катины оценки в частности и учебу в целом. Но повисла напряженная тишина. Видимо, Катю моя фраза все-таки задела.

– Если бы ты не был моим преподавателем, как бы ты реагировал на мои оценки? – спросила она после театральной паузы. – На никому не нужные, ничего не значащие оценки?

– Ты обиделась?

– Нет, но сам подумай: учись я на соседнем факультете, ты бы даже внимания не обратил, что я как-то не так сдала экзамен. «Четверка» – это нормальная оценка.

– Учись ты на соседнем факультете – мы бы не познакомились.

– Ну и прекрасно бы было, – выпалила она.

Я потрясенно замолчал. Что значит «прекрасно бы было»?

– Тебя что-то не устраивает? – спросил я ледяным тоном.

– Меня все устраивает, но согласись, нам было бы проще общаться, если бы я училась на другой кафедре.

– То есть… поправь меня, если я ошибаюсь, тебе сложно со мной общаться?

– Ну… Да, мне сложно.

– В чем же сложность?

– Нам… Мне сложно абстрагироваться от того, что ты мой преподаватель, а я твоя студентка.

Я усмехнулся. Оказывается, это ей сложно абстрагироваться. Ну-ну.

– Кать… У нас с тобой отношения начались за сутки до Нового года. После чего я уехал сюда, и весь наш роман заключается в… – я посмотрел на мобильный, – семи с половиной часах телефонной болтовни. И в каком месте тебе сложно абстрагироваться?

– Именно в этой телефонной болтовне.

– Подробнее.

– Я постоянно фильтрую, что тебе можно рассказать, а что нет.

– О боги, – я застонал. – Ты действительно думаешь, что если расскажешь, что вы там с друзьями сидели в баре и матом крыли и меня, и мою криптографию, я восприму это близко к сердцу? Или что большая часть из вас так же, как ты, ни слова не понимает и сдавать экзамен летом будет левыми путями? Или ты боишься навредить своим друзьям, случайно проболтавшись перед экзаменом, что, дескать, Мельников сделал обалденные «шпоры» и спрятал их под чехол мобильного?!

Я почувствовал, что буквально закипаю от гнева. Я, блядь, работой рискую, спутавшись с ней, на все свои принципы ногой наступил, правила нарушил, а ей сложно со мной общаться!

– Чего ты еще не можешь мне рассказать? Что ты отфильтровываешь такого, чего я за сто лет преподавания не успел узнать?

– Игорь, пожалуйста, не заводись! Я вообще не это хотела сказа…

– Каждый год через меня проходит одинаковое стадо баранов, которые считают, что они в свои постшкольные годы невероятно умны, хитры и изобретательны. Только все ваши детские игры в «обмани препода», – я махнул рукой, – ясли.

Катя молчала.

Меня трясло. Надо остыть.

Не выключая мобильный, я сунул его в карман джинсов и зашел в ванную ополоснуть лицо водой. В мини-баре нашлась бутылка мерзких «Ессентуков», но горло так пересохло, что сейчас и вода из-под крана показалась бы «Святым источником».

– Пиво пьешь на ночь? – севшим голосом спросила Катя, и я – уже давно слышащий в трубке лишь треск километров между нашими городами, – подавился водой. В носу неприятно закололи пузырьки газа.

– Это «Ессентуки».

– В банке?!

– В бутылке. Стеклянной.

– Отрава.

– Согласен.

Мы опять замолчали. И если честно, впервые мне захотелось послать все к черту. Бред какой, как я вообще с ней мог связаться? Целуется нереально? Да пошла на хрен, другую найду.

Еще пара минут молчания и я, пожалуй, действительно послал бы ее к чертям. Но Катя будто почувствовала мое настроение.

– Мне пора в загон, – пробормотала она. – К остальным овцам и баранам в стадо.

– Очень смешно.

– Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – я уже почти нажал кнопку отбоя, но в последнюю секунду Катя практически крикнула:

– Игорь!

– Что? – без тени заинтересованности спросил я.

– Я… ужасно скучаю!

Да, это был наш ритуал прощания: мне полагалось ответить что-нибудь вроде «Девочка моя, я тоже!»

Но я долго молчал, а потом сухо попрощался и нажал на сброс.

Швырнув телефон на кровать, схватил куртку и вылетел из номера, от души шарахнув дверью. Нужно выпить. Чего-нибудь в разы крепче «Ессентуков».

Фильтрует она, блин! Дура малолетняя. Вот вам, пожалуйста: все прелести отношений со своей студенткой. Еще и экзамен Перумову сдала криво. Интересно все-таки, откуда он про нас знает? Он в теме, что я каждый год катаюсь на лыжах, – это да, но про Катю, по идее, не должен был знать. Точно биоробот. Сидит сейчас где-нибудь, подзаряжается от сети. И пеленгует меня и мои мысли. На всякий случай – доброго вечера, Магистр!

В баре было многолюдно. Свободный столик искать я не стал, заказал двойную порцию виски прямо у стойки. Меня все еще трясло от разговора с Катькой и хотелось побыть одному и хорошенько повариться в своей злости, но – не судьба.

– Привет! – Справа от меня материализовалась барышня.

– Ага, – кивнул я, не оглядываясь на нее, залпом осушил бокал и махнул бармену, чтобы повторил.

– Что, трудный день?

Я прикрыл глаза. Алкоголь кипятком разливался по венам, смывая раздражение и этические барьеры.

– Отнюдь. – Я повернулся и приветливо улыбнулся. Барышня оказалась очень миловидной, с какой-то многообещающей хитринкой в глазах. – Чем вас угостить?

Пока бармен, лихо подкидывая бутылки, смешивал коктейль, мы с девушкой светски беседовали о погоде, трассах и прочей отстраненной ерунде. К своему ужасу, из-за мерного шума в баре я так не расслышал ее имя: то ли Даша, то ли Маша, поэтому пришлось обращаться к ней проверенным универсальным именем: Красавица. Она вывалила на меня массу ненужной информации о том, с кем здесь отдыхает, как часто сюда приезжает, чем занимается по жизни и чем хотела бы заниматься, но больше половины ее щебета я не воспринимал, думая лишь о том, когда мы наконец переместимся к ней или ко мне в номер и я наощупь смогу проверить упругость ее груди.

– …и тогда он сказал, что если мою дипломную работу расширить и добавить еще пару выкладок об исследованиях на…

– Слушай, а у тебя окна в номере куда выходят? – перебил я. Девушка запнулась на полуслове.

– На долину. А что?

– Да просто я на третьем этаже живу, а прямо под окнами стоит огромная елка. Я так до сих пор и не увидел всей красоты пейзажа… Может, покажешь?..

Барышня все правильно поняла. Старательно сдерживая улыбку, она для приличия слегка смутилась и залепетала что-то про «как-то неудобно, у меня не прибрано», но я уже расплатился по счету и с полупоклоном стоял перед ней, протягивая руку.

Целоваться начали уже в лифте. В номер ввалились единым целым, и прямо в прихожей, не сняв даже куртки, я получил отличный минет.

И все вроде было прекрасно: барышня добросовестно выполнила спортивную программу, но и я, которую неделю находившийся на голодном сексуальном пайке, тоже выступил достойно. Шесть-ноль за технику, пять-девять за артистизм.

Однако, проснувшись утром и увидев рядом с собой эту малознакомую женщину, я почувствовал какую-то брезгливость к самому себе: вот, докатился. Переспал с первой встречной из бара! Фи, поручик!

Это все Громова виновата. Она меня завела.

На завтрак я спустился в самом скверном настроении. Вик и Аня уже поели и собирались уходить, но, увидев меня, Вик остался.

– Чего такой пасмурный?

Я не ответил, жестом подозвал официанта и заказал кофе.

– Видел тебя вчера в баре с барышней. Вон она, кстати, – Вик посмотрел куда-то за мою спину, и я невольно втянул голову в плечи, чтобы казаться незаметным. – Что, не дала?

– И дала, и взяла, – пробормотал я. Вик восхищенно выдохнул.

– Так что же ты такой мрачный?!

– Надоело все. – Я сделал глоток кофе и поморщился. Эх, сейчас бы пива…

– Кольцов, женись, наконец, и будет тебе счастье.

– А ты счастлив?

– Очень.

– Просто у вас еще срок не подошел. Влюбленность – химический процесс, длится не более трех лет, так что…

– Напомню, что мы с Аней уже пять лет. Из них три – женаты. И чувства не потеряли своей остроты.

– Вик, перестань, меня сейчас вырвет, – я скривился, но над его словами задумался. – А на ком жениться?

– Олеська совсем не подходит?

– Да ну, что ты! После этой аферы с беременностью я ее ни видеть, ни слышать не хочу.

– Ну а эта, с которой ты треплешься ежевечерне по мобильному?

– Ну-у… – я отвел глаза. – Что, так слышно?

– Только когда ты ржешь, как конь.

– Может, я вообще не с женщиной разговариваю.

– Игорь! – Вик укоризненно покачал головой.

– Она слишком молода для брака.

– А для секса уже достаточно взрослая?

– Мы еще не спали. Но да – достаточно взрослая.

Вик удивленно вскинул брови.

– Как интересно.

– Я тебе не рассказывал о ней. Она… ну, в общем, мы недавно стали общаться, хотя… скажем так, варились в одной компании уже довольно давно, – я тщательно подбирал слова, пытаясь описать мои с Катей отношения и не выдать действительного положения дел. – И, как я уже заикался, между нами еще ничего не было… Ну, там поцелуи, потискаться в машине… И разговоры по телефону, да.

– И где ты ее… – Вик, видимо, хотел брякнуть «подцепил», но под моим хмурым взглядом осекся. – Угу… Дай подумать, – он посмотрел на потолок, – если вы варились в одной компании, то это либо мы, то есть «Рингос», либо институт. Хм, а с кем же ты мог замутить в «Рингосе»?.. Разве что с Верочкой. Вряд ли. Тогда может…

– Она… – я прикрыл глаза, вдохнул полной грудью воздух, как перед прыжком в воду, и выпалил: – Да, она моя студентка.

Боже, как он ржал. Этот урод, не обращая внимания на косые взгляды постояльцев отеля, хохотал во все горло и по-мультяшному дубасил ладонью по столу. Он закатывал глаза и хватался за сердце. Показывал на меня пальцем и в изнеможении откидывался на стуле. Я терпеливо ждал.

– Блядь, Кольцов, – Вик утер тыльной стороной ладони выступившие слезы, – немедленно извиняйся за все то, что ты мне наговорил пять лет назад.

– Я уже извинялся сто раз.

– А вот теперь извиняйся в сто первый, но зато с полным осознанием дела.

– Извини. Я был не прав.

– Нет, не так! – Он продолжал периодически хихикать и смотрел на меня с каким-то превосходством. – Извиняйся так, чтобы я поверил, что ты, скотина, понял, какой скотиной тогда был.

Я не ответил. Я правда не знал, что сказать. Как объяснить, что и сейчас, сам вляпавшийся в это дерьмо, считаю такую связь неправильной.

Вик принял мои безмолвные извинения, снисходительно хмыкнув:

– Порадуй меня, скажи, что она первокурсница!

– Не дождешься.

– Младше?! С подготовительных курсов, что ли?

– Слушай, эти отношения и без твоих подъебов изрядно подпортили мне жизнь, так что – отвали.

– Ну-ну.

– Я серьезно.

– Ладно, не буду тебя сейчас пытать, но ты мне должен.

– Что я тебе должен?

– Должен рассказать все.

Я пожевал губу. Вик залпом допил чай и поднялся.

– Мы на какую трассу сейчас?

– Я… не знаю. Езжайте пока без меня. Я позвоню, как соберусь.

Он похлопал меня по плечу, еще раз хохотнул и скрылся в холле, а я заказал завтрак.

– Свободно? – Маша (Даша?), не дожидаясь разрешения, уселась на место Вика. В лыжном комбинезоне она выглядела едва ли не эффектнее, чем в нижнем белье. – Над чем это твой друг так потешался?

– Я сказал, что ты оказалась девственницей, – грубо пошутил я, но она оценила.

– Ты забавный. Мы с друзьями собираемся на четвертую очередь, хочешь с нами?

Четвертая очередь? Я посмотрел в окно – слишком облачно, на четвертой очереди не видно сейчас ни хрена. Экстремально. Предельная концентрация. Ни одной лишней мысли в голове.

– Нет, но спасибо за приглашение, – я постарался как можно теплее улыбнуться, хотя, скорее всего, получился кривой оскал.

Даша (Маша?) пожала плечами.

– Что ж, тогда увидимся вечером. – Она многообещающе подмигнула и ушла.

А я решил вообще сегодня не кататься.

После завтрака бесцельно побродил по заснеженной территории отеля, напился дармового глинтвейна на всю оставшуюся жизнь и, как в том анекдоте, – много думал. О жизни в целом, о Катьке в частности. И чувствовал себя полным идиотом из-за вчерашнего разговора и, главное, из-за последующей ночи с этой Машей (Дашей… Блядь, да как ее зовут-то?!). А еще вспоминал события семилетней давности…

Когда в конце девяностых и без того нищенскую зарплату преподавателей урезали до горсти копеек в месяц, народ начал искать альтернативные способы зарабатывания денег и Вик предложил мне заняться сопровождением клиентов 1С. Язык программирования оказался несложным, запросы клиентов были пустяковыми, и вскоре мы на пару обслуживали несколько фирм, приносивших небольшой, но стабильный доход. Когда клиентов набралось больше двух десятков и справляться вдвоем стало сложнее, мы сняли комнату в двушке недалеко от института, купили пять подержанных «Пентиумов», посадили за них более или менее способных, но неприкаянных в то смутное время выпускников нашего вуза, а чтобы хозяйка квартиры особенно не раздражалась, предложили ей неплохую прибавку к пенсии за должность секретаря на телефоне. Так образовался первый состав будущей фирмы «Рингос». И так мы проработали вплоть до приснопамятного августа 98-го года.

Дефолт лихо снес едва устаканившийся бизнес. Мне, как негласному директору этой юридически-неорганизованной компании, стало нечем платить ребятам зарплату, и фирму распустили, раздав компьютеры и оргтехнику вместо выходного пособия.

Пришлось опять пытаться жить на копеечную зарплату, при этом мы с Виком продолжали сопровождать самых стойких клиентов, часто обслуживая их в долг, работая, по сути, нелегально. И в какой-то момент Вик решил удариться в репетиторство. Набрал учеников и стал мотаться по городу, с кем-то занимаясь программированием на ныне вымершем языке, кого-то подтягивая по физике, а кого-то готовил к поступлению в наш вуз. Деньги неплохие, но, на мой взгляд, слишком муторные: отчитав в институте свою «схемотехнику», он летел на один конец города к ученику, потом на противоположный конец – к другому, затем возвращался в институт на семинары, после чего еще трое ребят приезжали к нему домой. Такая работа не для меня – ненавижу разъезды, и вообще: баранов мне и в рабочее время в институте хватает.