Текст книги "Вопреки. Остаться самим собой"

– Вика, пока мы с тобой гуляли по Стокгольму, мне пришла в голову идея, как помочь тебе с деньгами. Я хочу, чтобы ты жила спокойно, чтобы ты могла сосредоточиться на детях, да и на себе тоже. Я оформлю в своем банке беспроцентную ссуду на тебя. Мы оформим эту ссуду как благотворительную помощь безработной матери-одиночке с двумя детьми, матери, которую банк берет под свою опеку. Это пригодится тебе и в дальнейшем, даже когда ты станешь вполне кредитоспособной. По документам ты лишь раз пройдешь как мать-одиночка. Банку это тоже выгодно.

– Люда! Так ведь не бывает? – Вика продолжала утирать все еще текущие слезы.

– У нас все бывает, если надо, то еще как все бывает! Надень поскорее это платье, нет, давай сначала туфли и сапоги, а потом… Потом вот это платье надень. Посмотри в зеркало, как здорово на тебе все сидит! Какая ты красавица! И перестань плакать: это счастье, когда ты можешь сделать счастливым другого человека! – Люда поправляла поясок на платье, радуясь, что все купленное и без примерки так точно подошло Вике.

Это была их последняя совместная ночь на пароме. Женщины сидели в ночных рубашках, хохотали, вспоминали разные курьезные моменты своего путешествия. В какой-то момент Люда приблизилась к Вике и прошептала ей на ухо:

– Ты для меня – глоток чистейшей воды, которым я утолила жажду своего долгого одиночества, оставив себе на память ощущение свежей утренней росы на губах и на щеках. Ты – счастливое теплое дуновение, внезапно ворвавшееся в мою суровую заиндевевшую душу! Не бросай, пожалуйста, меня! Будь со мной! Нам не нужны эти грубые животные – мужланы.

Вика не сразу поняла, о чем это Людмила говорит. Она еще находилась в состоянии полной эйфории от поездки.

– Конечно, я вас не брошу, я так привязалась к вам, я так вам обязана, я так ценю вашу помощь!

– Вот и хорошо! Ложись спать, завтра утром мы прибываем в Питер.

Вика пыталась заснуть, обдумывая то, что сказала Люда. Нет, ей это просто показалось. Не может быть…

Рано утром Вика проснулась оттого, что Люда, уже одетая и накрашенная, по-матерински нежно своими большими некрасивыми руками гладила ее по голове, пытаясь осторожно разбудить. В глазах ее была тоска расставания.

– Я напугала тебя ночью, не вовремя я это сделала, поторопилась, – Люда со слабой надеждой тихо почти шепотом, выдохнула из себя эту фразу.

Сейчас она не производила впечатления сильной и уверенной в себе дамы, руководителя и патрона. Перед Викой сидела маленькая, слабая, некрасивая и уже не очень молодая женщина, бесконечно одинокая и несчастная. Вика внезапно ощутила чувство щемящей, пронзительной жалости к ней. Они долго молча смотрели друг другу в глаза.

Сказка заканчивалась…

Люда и Вика старались не разговаривать в это последнее короткое утро. Расстались в порту, как только покинули паром. Вика уезжала налегке. Люда, отправляющаяся в Москву в своей новой машине, настояла на том, что она сама привезет все покупки.

Дома Вику ждали радостные дети и прыгающий Мак. Тетя Зоря с честью выполнила задание, но, увидев Вику на пороге, была искренне рада.

Через несколько дней один из «пажей» привез Вике вещи и записку от Люды.

«Дорогая Вика! Я не смогу тебе объяснить, что произошло в моем банке за этот короткий период. Его полностью выкупил монстр – «Инкомбанк». Моя позиция в нем еще не определена. В первый раз я не могу сдержать слово, которое дала. Подождем немного. Извини.

Позвони мне, если почувствуешь необходимость. Людмила».

Заканчивалась долгая холодная зима, и начиналась весна. Вика работала с новым партнером, Борисом, который жил в США, в Нью-Йорке. Пока они были знакомы только заочно: по переписке и по телефонным разговорам. Борис пригласил Вику приехать к нему на неделю с тем, чтобы обговорить детали совместной работы. В связи с поездкой вновь была срочно вызвана тетя Зоря, чтобы девочки не оставались без присмотра. Рассчитывать на Катюшу было нельзя, она опять демонстрировала свой характер, опять начались проблемы в школе, прогулы… Вечерами она приходила поздно, проследить за ней было невозможно, запретов она не слушала.

С Машенькой сидела милейшая воспитательница, которая научила ее бегло читать, ходила с ней в зоопарк, в театр, в музеи, но с Катей справиться она не могла.

Тетя Зоря оказалась верным другом, она тут же приехала и приняла вахту. В ее личной жизни происходили весьма тревожные события.

Жили они с Петром Семеновичем в Перово, в маленькой двухкомнатной квартирке, где кроме книг ничего не было, жили скромно и вполне счастливо, он продолжал работать, она – ухаживать за ним.

А вот его племянница с мужем ревниво относились к их отношениям, они были главными претендентами на квартиру Петра Семеновича. Очень боялись, что теперь квартира может перейти к тете Зоре. С утра до ночи они оговаривали тетю Зорю, пытаясь скомпрометировать ее в глазах мужа. Петр Семенович не обращал на них внимания, но решил предпринять определенные шаги, чтобы защитить свою «Зореньку».

– Викуся! Петр Семенович сегодня привезет тебе деньги, которые он скопил за всю свою жизнь… В долг, но надолго и без всяких процентов. Все равно они быстро обесцениваются. Тебе они сейчас необходимы, распорядись ими, как считаешь нужным, а он будет спокоен, что они не достанутся его милым родственникам. Единственное, рубли надо поменять на доллары, так будет Петру Семеновичу спокойнее.

Тетя Зоря прониклась все-таки Викиными проблемами. Вот чудо!.. Вика обняла тетю, расцеловала ее и заверила, что все до копеечки вернет, как только заработает.

В прекрасном настроении Вика отправилась в Нью-Йорк, предвкушая массу интересных встреч и впечатлений в Новом Свете.

В аэропорту ее встретил водитель и отвез в отель. Вика ущипнула себя за щеку: не мерещится ли ей, что она в Нью-Йорке? Усталая, после длительного перелета, она приняла душ и буквально провалилась в глубокий сон на уютной кровати какой-то неимоверной величины.

Утром в гостиничном окне, с высоты двадцать седьмого этажа, перед Викой предстал величественный город, с небоскребами, Гудзоном, с зелеными парками, прямыми улицами и множеством желтых машин-такси. Вика почувствовала себя героиней какого-то американского кино.

За ней заехал тот же водитель и отвез ее в офис Бориса. В шикарном кабинете нью-йоркского небоскреба сидел хмурый мужчина в инвалидной коляске. Это и был Борис. Теперь было ясно, почему он сам не смог приехать в Москву. Борис оказался жестким собеседником, чувствовалось, что он человек нервный и что сработаться с ним будет сложно. А кроме работы его ничего не интересовало.

Борис был уверен, что и у остальных сотрудников не должно быть других забот, кроме работы. Планов у него было много, но он попросил ни с кем ими не делиться. Секрет. В перспективе он обещал финансирование проектов, но пока просил использовать знакомых с их наработанными связями, вознаграждения готов был платить лишь минимальные. Объяснил это тем, что сначала надо научиться работать и зарабатывать, а уж потом претендовать на высокую зарплату. Офис в Москве тоже пока не нужен. Его партнеры поставят факс и компьютер прямо у Вики дома. Связываться они будут по телефону. Телефонные переговоры будут оплачиваться.

Борис пообещал Вике проценты от прибыли. Алику просил ни слова не говорить о направлении деятельности, и вообще в его офисе Вике делать нечего. Вика вспомнила, о чем ее предупреждала Люда, и почувствовала, что, скорее всего, она влипла.

Секретарша, тоже из бывших русских, предложила чай, кофе.

Принесла бутерброды. Борис отвлекся на какое-то время от темы работы, рассказал, что он инвалид от рождения, родители сделали все, чтобы он получил высшее образование и стал независимым, вывезли его в США, теперь настала его очередь позаботиться о них.

Их встреча закончилась. Борис выдал Вике пятьсот долларов, пожелал хорошо провести время в городе и мягкой посадки в Москве.

«Этот Борис – злой и несчастный. Как я с ним буду работать?» – подумала Вика. Однако впереди ее ждал Нью-Йорк. «Ну и ладно, как-нибудь да сработаемся…»

Вика взяла адрес отеля и попросила водителя высадить ее в самом центре Манхэттена. «С ума сойти! Я в Нью-Йорке, на Бродвее! Кому скажи – не поверят!»

Целыми днями Вика кружила по городу: сплавала на пароходике к статуе Свободы, съездила в Рокфеллер-центр, поднялась на Эмпайр-стейт-билдинг… Посетила музей Метрополитен, прошлась по Центральному парку, поражаясь множеству бегающих трусцой людей, поблуждала по Чайна-тауну, Гринвич-Виллиджу, Литтл Итали – да где только она не побывала!

Что за чудесный город! Какие приветливые люди! В Музее современного искусства Вика познакомилась с семьей из Греции. Они живо интересовались ситуацией в России, расспрашивали про Горбачева и Ельцина, пригласили Вику в кафе при музее, угостили обедом.

Вика с радостью и благодарностью приняла это неожиданное предложение со стороны новых знакомых. Она экономила каждый цент, не позволяя себе за день съесть и выпить ничего, кроме банки пепси, каких-то кренделей и хот-догов, продающихся на каждом углу. Надо ведь было что-то привезти девочкам, тете Зоре и Петру Семеновичу.

В магазинах Вика увидела такое изобилие и такое малое количество покупателей, что долго не могла освободиться от мысли «и куда все эти продукты и одежда деваются?». Невозможно ведь все это съесть, невозможно сносить всю эту одежду…

«И как это они тут смогли добиться такого благосостояния? Откуда все эти бесценные картины, скульптуры, книги в этой заокеанской стране? Как умудрились американцы создать такую Конституцию, что она смогла всех устроить? Как случилось, что недавние иммигранты стали вдруг столь ревностными патриотами этой страны?»

Вика, конечно, знала ответы на эти вопросы, но ей было обидно, что в такой большой России, с такой историей, даже близко не было подобного патриотизма. Слишком долго здесь травили лучших людей, сажали, расстреливали, мучили… Запугали и унизили народ окончательно, превратили в рабов бессловесных…

Вика высоко оценила щедрый жест Бориса – дать ей шанс познакомиться с этим величественным городом, осознать всю его красоту и мощь…

При этом каждый вечер, по возвращении в отель, Вике становилось немного грустно: «Как же так, я одна в этом замечательном городе, а мой будущий партнер даже и не интересуется, где я и как я. Неужели он не понимает, что я здесь, чтобы как можно больше узнать о нем, о работе… Вот ведь сухарь какой…»

Интересных встреч тоже практически не было: в Нью-Йорке, да и вообще в Америке у Вики не было ни друзей, ни даже просто знакомых. Борис так и не позвонил ей. Водитель проводил Вику в аэропорт, и вскоре она снова была в Москве. Три дня без перерыва она рассказывала своим близким об Америке, о Нью-Йорке, о своей очарованности этим миром.

Друзья Бориса сразу по возвращении Вики действительно установили у нее дома компьютер и факс. Вика обрадовалась, что теперь она будет больше дома, а значит, сможет быть ближе к девочкам.

Борис заваливал ее своими идеями и поручениями, работы становилось все больше, и Вика висела целыми днями на телефоне.

Катю это очень раздражало, у нее были свои виды на телефон. Но работа шла, а вскоре Вика вымучила и первый контракт, вполне прибыльный. Борис сухо похвалил ее и сообщил, что отныне компьютер и факс принадлежат Вике. Вика, не подписав в Нью-Йорке ни одной деловой бумаги с Борисом, поняла, что больше ей пока ничего не светит, да и в дальнейшем, похоже, тоже ожидать особо хорошего нечего. Лишний раз вспомнила Людмилу. Тем не менее, она решила продолжать работу, приобретая ценный практический опыт.

Весенним утром Вика подошла к залежавшейся в кровати Кате. Девочка выглядела ужасно, была очень бледная.

– Что с тобой, котик?

– Мама, я хотела тебе сказать, что вышло так, что я беременна, чувствую себя ужасно, меня тошнит, говорить не могу и не хочу, прошу тебя договориться с врачом по поводу аборта. И не надо на меня с таким ужасом смотреть, и не надо на меня орать – ничего особенного не произошло.

Вика была в отчаянии.

– Катюша, как это ничего особенного не произошло? Тебе же всего пятнадцать… А твой мальчик знает об этом? Я хочу поговорить с его родителями.

– Мама, умоляю тебя, прекрати, пожалуйста… Какой еще мальчик, какие родители? Это только ты у нас можешь познакомиться неизвестно с кем на автобусной остановке, родить ребенка и быть счастливой. Это что, очень здорово – быть матерью-одиночкой двоих детей, без денег?

Продолжать дискуссию было бесполезно. Вика позвонила знакомому врачу и договорилась с ним об аборте для Кати. «Все, все запустила, ничего не могу изменить… С Катиными проблемами надо срочно что-то делать…»

Вика решила разыскать свою школьную подругу Соню, которая жила под Иерусалимом, в Израиле. Она написала ей письмо, где по-матерински просила понять ее проблемы и устроить Катю на работу в их кибуц. Катя как раз окончит 10-й класс, поедет в кибуц, вернется, возможно, немного поумневшей, а главное, не пойдет по рукам и забудет свою отвратительную компанию, которая буквально ее зомбировала. Другая уже Катя пойдет в 11-й класс, другая девочка. Только в этом Вика видела выход из той ситуации, в которой они оказались.

Подруга откликнулась, сделала для Кати приглашение в Израиль, и Катя, после всех своих злоключений, кое-как окончив 10-й класс, отправилась работать в кибуц волонтером на полгода.

Недели через три Вика получила от нее долгожданное письмо:

«Дорогие мои мамочка и Мусик! Я живу в кибуце недалеко от самого прекрасного города в мире – Иерусалима. Кибуц – это как колхоз в России, только здесь совсем другие законы проживания. Наш кибуц очень зеленый благодаря тому, что к каждому кустику и деревцу протянуты тоненькие шланги, по которым по капелькам поступает вода. Все-таки пустыня. Много цветов, но в основном кустарники и апельсиновые деревья. Мы живем в специально выделенных домиках для волонтеров, со всеми удобствами.

На территории есть бассейн, волейбольное поле, велосипеды. Здесь работают ребята со всего мира, многие даже из Америки и Австралии. Совсем другие ребята. Мы говорим на английском языке, а если я что-то не понимаю, мне помогают ребята из России. Наших здесь не много, но есть. Я познакомилась с мальчиком из США, его зовут Айзек – по-нашему Исаак. Он меня старше на пять лет, очень симпатичный и добрый. Мне он сразу же очень понравился. Меня устроили работать на кухне. Я должна три раза в день собирать со столов посуду, относить ее и укладывать в огромные посудомоечные машины, а потом вынимать уже сухую посуду из машин к завтраку, обеду и ужину. Ничего тяжелого носить не приходится, не волнуйся, тут есть тележки. Другие ребята работают в поле, а я не могу, очень жарко, мне врач не разрешил.

Встаем рано, в пять часов, но уже в двенадцать из-за жары все идут спать до четырех вечера, а потом опять встают и немного работают.

После ужина все собираются в большом холле при столовой, взрослые играют в шашки и шахматы, молодые ребята играют на пианино или на гитаре, поют песни. Некоторые песни я знаю – «Битлз», «Роллинг Стоунз», «Криденс»… Родители поют малышам песенки, читают книжечки. Детки тоже поют песенки, особенно классно у них получается по пятницам: «Шабат шалом, шабат шалом» – так приветствуют они наступление субботы. Религией сильно не грузят. В основном рассказывают об истории Иудеи и Израиля, мне очень даже интересно…

Еды навалом, довольно вкусно, немного, правда, однообразно, но это не столь важно. На прошлой неделе нашу группу в первый раз вывезли на экскурсию по Иерусалиму. Я просто влюбилась в этот город. Он древний и молодой одновременно, весь белый. Мы стояли на смотровой площадке рано утром, смотрели на распростертый перед нами в дымке Иерусалим – это какое-то космическое зрелище!

Я столько интересного о нем узнала. Столько истории, легенд и мифов! Я вспоминала книжки, которые ты мне читала на ночь. У Стены Плача я помолилась, впервые в жизни, оставила записочку. В музее «Яд ва-Шем», посвященном Катастрофе евреев, я плакала, все ребята плакали…

Я никак не могу взять в толк, мамочка, не понимаю, как весь мир остался равнодушным и позволил Гитлеру уничтожить такое количество евреев в газовых камерах? И это в ХХ веке! Где же в это время были американцы, французы, англичане? Не знали, не ведали, что творит этот садист? А самое главное, где был Бог? Как мог он оставить всех этих верующих людей, деток маленьких, беспомощных и голодных?

Может быть, именно поэтому все израильтяне такие патриоты, никому особо не доверяют и рассчитывают только на себя, держатся друг друга.

У нас все ненавидят правительство и нашу убогую жизнь, а здесь все не так… Здесь живут нормальные добрые люди… Нам обещали, что нас будут возить на экскурсии один раз в две недели, на север и на юг – значит, я увижу Яффо, Тивериадское озеро, крепость Масада, Мертвое и Красное моря, представляешь? Не завидуй, приезжай ко мне, когда у меня будет заканчиваться «трудотерапия». Мамочка, как я тебя мучила, извини… Нет, правда, теперь я сама себя не узнаю – примерная девочка… Меня здесь все любят, даже не знаю за что, просто так… Я стараюсь, очень стараюсь…

Совсем забыла… Представляешь, вчера наш кибуц посетила какая-то правительственная делегация, и знаешь, кого я встретила? Постаревшего Илью, в костюме, при галстуке, в такую жару, он крутился около Натана Щаранского. Я подошла к нему, не знаю зачем, он меня сначала не узнал, потом удивился. Спросил про Маруську, про тебя. Я сказала, что ты была в Америке и в Швеции, он еще больше удивился… Дал мне 50 шекелей. Уже прощаясь, сказал, что у него не сложилась личная жизнь и вообще плохая наследственность. Вот гад! Бросил нас, жизнь у него не сложилась! Вот такие новости…

Мамочка и Мусик! Если честно, я очень скучаю по дому, по вам и по чертенку Маку. Вот было бы здорово, если бы вы все могли приехать ко мне!

И еще. Я, похоже, влюбилась в Айзека, каждый день плаваю с ним в бассейне, танцую и болтаю. Он очень хороший друг. Я ничего не рассказываю ему про свои злоключения, не хочу, чтобы он знал мое «прошлое».

Целую вас крепко-крепко, обнимаю вас сильно-сильно!

Пишите мне, пусть Марусик нарисует мне что-нибудь, а я покажу Айзеку».

Прочитав письмо, Вика расплакалась. С одной стороны, слава богу, слишком все хорошо. Доброта, доверие и внимание чужих людей к детям оказались самым действенным лекарством для взрослеющей строптивой девочки. С другой стороны, как обидно, что у нее, у Вики, не оказалось в должной степени сил, внимания и терпения, чтобы самой помочь дочери и, наконец, увидеть, как изменилось Катино поведение.

Вика читала и перечитывала Катино письмо. «Какая все же у меня хорошая девочка, только растерявшаяся в своей молодой жизни. Как сделать ее счастливой?»

Борис не переставал забрасывать Вику все новыми заданиями и указаниями. Для Вики все это было хорошей школой ведения бизнеса. Правила игры, возможно, были не совсем справедливы, но опыт, общение с людьми, умение принимать самостоятельно решения, а многие задачи и решать, небольшие, но регулярные денежные компенсации – все это вместе взятое давало ей возможность постепенно выкарабкиваться из ямы, в которую она умудрилась провалиться.

Борис умело управлял деятельностью из Нью-Йорка, натаскивал Вику, обучал ее, постепенно начал уважать и ценить за преданность и целеустремленность, по-своему, возможно, где-то даже любить и скучать, когда по нескольку дней не удавалось созвониться. Да и Вика со временем увидела в Борисе не только начальника, но партнера и друга. Он стал больше интересоваться ее жизнью, ее детьми, и у Вики пропало ощущение, что этот сухарь в инвалидном кресле – чужой, злой заморский деспот.

Людмила время от времени посылала Вике загадочные посылочки, ничего не прося взамен. Вика звонила ей, сердечно благодарила.

Как-то Людмила пригласила ее в театр, на премьеру нового спектакля. При встрече обе почувствовали себя неловко, разговоры носили формальный характер, выпили после спектакля в ресторане «Берлин» по коктейлю.

Прощаясь, Людмила прижалась к Вике, крепко обняла ее и долго не отпускала, потом быстро поцеловала в щеку и шмыгнула в свою машину. Вика глубоко вздохнула, ей стало как-то грустно и вместе с тем легко и свободно. Одновременно.

Августовский путч 1991 года лишь ускорил революционные перемены, начавшиеся в обществе. Жизнь в стране стремительно менялась, а вместе с ней и жизненные обстоятельства и планы Вики.

Впрочем, она была к этому готова и даже желала этого. «Перемен, мы ждем перемен…» Будут, будут истинные перемены… Свобода слова, свобода выбора, свобода во всем!

Неожиданно объявился Викин чудо-прораб. Он сообщил, что готов постепенно выплатить Вике стоимость ее развалившейся дачи при том условии, что Вика отдаст ее в виде дара директору какого-то подмосковного пансионата. Точь-в-точь как в свое время рекомендовал Сергей. Директор тогда уйдет на пенсию, а он, прораб, станет руководителем этого пансионата и развернет там бурную коммерческую деятельность, превратит его в туристический рай. Вике, в общем-то, было все равно, она очень обрадовалась, но только не понимала, зачем директору ее развалившаяся дача. Но, видимо, была какая-то скрытая цель… Вскоре Вика с гордостью за себя начала возвращать долги…

В Москве воцарился хаос. Общество раскололось по политическим взглядам и пристрастиям: одни поддерживали Ельцина, другие – Горбачева, третьи держались за КПСС… Кто-то тихо спивался, кто-то искал свое место в новой жизни, кто-то уезжал из страны в поисках лучшей доли для себя и своих детей. Развал был везде: в науке, в промышленности, в экономике. Из школ и институтов бежали преподаватели, из больниц – врачи, инженеры покидали свои учреждения.

Многие ушли в «бизнес», что на самом деле было не чем иным, как элементарной коммерцией и примитивной спекуляцией. Торговали все и всем, чем придется. Гиперинфляция, коррупция, аморальный бизнес… Во всех сферах жизни атмосфера была накалена до предела.

Вика волновалась за девочек. Как жить дальше? А если Борис передумает заниматься бизнесом в России? Так прошло лето…

В октябре Вика поехала забирать Катю из Израиля. Вызвала, как всегда, для Маши тетю Зорю с Петром Семеновичем, купила подарки для своей подруги Сони и ее детей и полетела в Иерусалим.

Здесь Вика попала в атмосферу еврейских осенних праздников, таких же теплых и семейных, как и сам теплый и уютный, бело-медовый Иерусалим. Катюшу она нашла очень изменившейся. Ее встречала радушная, загорелая, красивая девушка в компании с милым высоким пареньком.

Они обнялись, и что-то подсказало Вике, что этот добродушный, обаятельный паренек навсегда останется в их жизни и что он станет родным, преданным и заботливым членом их семьи. Прибежала Соня, и все вместе пошли к ней домой, где Вику ждал поистине царский праздничный еврейский ужин с вкуснейшей фаршированной рыбой, блинчиками и множеством закусок. Вика почувствовала себя родной в этой счастливой семье.

Сколько же души было вложено за этот короткий период в ее девочку, как же она изменилась! Катюша сидела, тесно прижавшись к Айзеку, совсем как невеста с женихом. Ну и хорошо, пусть любят друг друга!

Всем было интересно узнать, что творится в России. Вика с жаром рассказывала о событиях московского лета. Так прошел первый вечер, затем еще один. Соня предложила показать Вике Иерусалим и Тель-Авив, а затем вместе поехать на три дня на Красное море. Вика купалась в этой доброте, тепле и заботе. Как все здорово складывается. Но, как только разговор заходил об отъезде в Москву, у Катюши на глазах наворачивались слезы – она не хотела расставаться с Айзеком.

Вика решила не бередить Кате душу раньше времени. Вместе с Соней они отправились в сказочный Иерусалим. Город потряс Вику своей необычностью. Исторические пласты наслаивались один на другой, реальность и вымысел жили рядом, мифы и легенды переплетались и становились явью…

Все это будоражило и возбуждало Вику. Она проникалась этой новой жизнью в Вечном городе, с его Храмовой горой, Стеной Плача, Храмом Гроба Господня, в духовном центре евреев, мусульман и христиан на все времена, в древнейшем городе на Ближнем Востоке, в святыне трех религий. Как хорошо, что все изменилось, слава богу, в лучшую сторону. Вика слушала рассказ экскурсовода о времени иорданского правления в Иерусалиме в 1947 году.

«Более полусотни синагог в древнем Еврейском квартале и древнейшее еврейское кладбище на близлежащей Оливковой горе были осквернены, уничтожены или использованы под конюшни и курятники, а камнями с надгробий святых раввинов мостили дороги, использовали их в уборных. А сейчас Иордания – один из немногочисленных друзей Израиля в арабском мире».

«Как хорошо, – думала Вика, – что Израиль, Иерусалим в частности, со своей безупречной репутацией по сохранению и почтению священных мест всех религий, выстоял в вечных войнах, а сейчас, несмотря ни на что, процветает».

Казалось, что этот вечный праздник никогда не кончится. И только при ближайшем рассмотрении становилось ясно, что жизнь в Израиле далеко не так проста, как казалось на первый взгляд. То и дело размеренная жизнь счастливых людей обрывалась ужасными террористическими актами и вооруженными провокациями, организуемыми со всех четырех «дружественных» соседских сторон. Эти трогательные и жизнелюбивые израильтяне сопротивлялись безумным актам агрессии, отдавая в армию своих детей – мальчиков и девочек. С тяжелым оружием наперевес они встречались то там, то здесь: в автобусах, в кафе, на улице. От их присутствия и их неизменных улыбок страхи исчезали…

Когда они вернулись в кибуц, у Сони случился приступ аппендицита, и ее направили на операцию. Сонин муж буквально силой вытолкнул сопротивлявшуюся Вику на Красное море. Катя отказалась с ней ехать, предпочтя провести с Айзеком эти последние несколько дней.

Таким образом, Вика очутилась на курорте, даже не мечтая об этом. В Эйлате Вике был забронирован номер в шикарном отеле, огромные балконы боковых номеров здания террасами спускались к морю. Номер на двоих был роскошным – как раз с таким вот огромным балконом. Соня забронировала и оплатила его за полгода.

Вика переоделась и вышла на набережную. Жизнь кипела, родители с маленькими детьми гуляли по набережной вдоль моря. Вика разглядывала Красное море, абсолютно черное вечером, прогуливающихся людей, пальмы на набережной, увешанные гирляндами с лампочками.

Музыка, доносившаяся из отелей, магазинчиков и кафе, праздничное освещение, детские голоса создавали ощущение вечных каникул.

Набережная, однако, оказалась небольшой. Вика возвращалась обратно в отель, она устала и хотела спать, дорога в Эйлат была интересной, но утомительной. В холле гостиницы она обратила внимание на объявление на английском языке: «Осталось два места на завтрашнюю однодневную экскурсию в город Петру, Иордания, – одно из семи современных чудес света. Вас ждет поистине незабываемое путешествие на лошадях, верблюдах и ишаках по древнейшему городу. Вас встретят гостеприимные бедуины, традиционный арабский обед и прочее».

– Интересуетесь? Хотите поехать? – раздался низкий мужской голос из-за спины. Вопрос прозвучал на английском языке, но со странным, незнакомым акцентом.

– Хотела бы, но не знаю, сколько это будет стоить, и, кроме того, у меня одноразовая израильская виза, а я не хочу остаться в Иордании.

– Даже не думайте – решайтесь. Стоит совсем недорого, это кто-то отказался от поездки. Так просто не подгадаешь в праздники и чтобы еще и в отпуск. Местным жителям это неинтересно, а мне лично – очень любопытно. Они ищут пару, чтобы сразу продать два билета. Ну что, поедем?

Вика сначала растерялась, но тут же решила, что если не надо организовывать никакой дополнительной визы, то можно поехать. А в оставшиеся два дня она успеет и позагорать, и покупаться в море. Город маленький – все успеет осмотреть.

– Давайте попробуем, только вот надо уточнить по поводу визы.

На следующий день утром Вика уже тряслась в иорданском автобусе по дороге в Петру – столицу Набатейского царства. Рядом с ней сидел рыжий и загорелый здоровенный уэльсец с густыми бакенбардами, в бейсболке со знаком «Умбро», старомодный и напоминающий героев Конан Дойла.

Он внимательно присматривался к Вике, поскольку слушать экскурсовода-иорданца было совершенно невозможно: смесь арабского и английского была ужасающая, кроме того, похоже, он сам толком не понимал, о чем рассказывает.

– Я уже на пенсии. Работал в Уэльсе механиком на шахте. Мы с друзьями приехали по льготным путевкам. У нас прямые рейсы из Лондона в Эйлат. Очень дешево и удобно. Меня зовут Майкл, а вас?

– Меня зовут Вика, очень приятно, я приехала из Москвы. Вы не выглядите как пенсионер. Сколько вам лет?

– Мне пятьдесят один. В Англии всех, кто работает на шахтах, отправляют на пенсию в пятьдесят лет. Я, конечно, не укрепил там свое здоровье, но все-таки силы еще есть. Я просто счастлив, что свободен и могу путешествовать.

– Да, это хорошо, что есть возможность путешествовать. У нас тоже недавно открыли границы. Я уже побывала в Швеции, в США и вот сейчас – сразу в двух странах, в Израиле и в Иордании, – с гордостью подхватила Вика.

– А я нигде, кроме Испании и Франции, не был. Сначала работал – надо было построить дом, потом работал – надо было учить и одевать детей, у меня их пять, потом работал, чтобы накопить на старость. Вот теперь есть пенсия, кое-какие сбережения, можно пару раз в год выбираться путешествовать.

– А жена ваша еще работает? С вами не путешествует? – полюбопытствовала Вика.

– У меня было две жены. Одна родила мне сына и четырех дочек. Семь лет назад она с сыном насмерть разбилась на машине. Сын был за рулем. Никто не знает, что произошло. Давно это было. У сына осталась жена с двумя детьми. Через два года я не выдержал, мне было трудно одному, познакомился с чудесной женщиной, женился, жил счастливо… Вторая жена помогла мне поднять девочек. Затем тяжело заболела – рак, я и девочки выхаживали ее почти три года. Она долго мучилась и страдала. В прошлом году я ее похоронил. Девочки вышли замуж одна за другой, теперь у меня семь внучек, ни одного внука. Очень хочется, чтобы родился внук. Надо же кому-то передать дом.

– Мне очень жаль. Грустно. Хорошо, что вы окружены таким большим количеством женских сердец.

– У нас не принято жить вместе, девочки живут в домах своих мужей, разбросаны по всей Англии и по всему Уэльсу, видимся только по праздникам да по дням рождения.

– Да, печально…

Единственная дорога вилась среди песков пустыни и на первый взгляд казалась абсолютно бесконечной.