Текст книги "Азбука спасения. Том 12"

Преподобный Симеон Новый Богослов

Как разуметь: начало премудрости страх Господень?

Начало премудрости страх Господень, говорит Писание (Притч.1:7). Премудр же есть един Бог. Почему всякий, желающий внити в царство небесное и быть под Царем Богом, чтоб ум его, и мудрования его, и помыслы его были управляемы Самим Богом, единым воистину Царем, всякий такой прежде всего должен возыметь страх Божий. Но как возыметь страх к Тому, Кого не видишь? – Потому необходимо прежде увидеть Бога, чтоб потом возыметь страх к Нему. А как увидеть Бога, Которого никто никогда не видал? Для этого надобно взыскать умного света Божия, чтоб ум, просветившись им, мог умно узреть Бога. И вот когда кто, таким образом, узрит Бога, то может возыметь и страх Божий, а возымевши страх Божий, может увидеть и понять и себя самого, и сей привременный и суетный мiр, и все дела мiра сего.

Далее, кто видит себя самого и суетность мiра сего, тот, имея всегда присущим в себе страх Божий, не может онеправдовать кого-либо и, когда сам терпит от другого неправду, не делает отмщения, но, чая помощи, от Бога приходящей, терпит благодушно неправду, и дивится, и славит Бога, что Он, видя неправды, долготерпит и сносит неправедного, – сам между тем ревнуя всеусердно приносить всякого рода плоды Святого Духа.

Какие признаки и дела верных и богобоязненных людей?

Итак, мы имеем нужду в умном божественном свете, да соделает он нас причастниками благодати зреть Бога. Но что такое есть свет сей? О сем Сам Христос говорит: Аз есмь свет миру (Ин.8:12). То же говорит и евангелист Иоанн: в Том живот бе, и живот бе свет человеком (Ин.1:4). Изъясняя сие, Иоанн Креститель говорит: веруяй в Сына, имать живот вечный, а иже не верует в Сына, не узрит живота, но гнев Божий пребывает на нем (Ин.3:36). Не верует же во Христа всяк, кто преступает одну и только одну заповедь Его, как Сам Христос говорит: иже аще разорит едину заповедей сих малых… мний наречется в царствии небеснем (Мф.5:19). Неправедный в мале, и во мнозе неправеден есть (Лк.16:10). Но какой гнев пребывает на таком? Гнев клятвы, которая пала на Адама за преступление заповеди Божией, то есть тление и смерть. Но которые пребывают в тлении и смерти, те пребудут и в геенне адской. Почему Господь наш Иисус Христос и говорит: заповедь Его живот вечный есть (Ин.12:50), и: аще кто слово Мое соблюдет, смерти не имать видети во веки (Ин.8:51). Кто же, выходит, не исполняет заповеди Божией, тот сам себя лишает живота вечного.

Итак, прежде всего, надлежит уверовать во Христа, Который есть свет человеком, чтоб увидеть Бога. Каким же образом может он увидеть Бога? Из творений, сотворенных Богом, может он увидеть и познать Творца, то есть неба, земли, моря и прочих тварей, особенно же самого человека, который есть животное разумное, зачинающееся так невзрачно и потом бывающее таким дивным существом, которое мнится быти богом всего видимого, в силу разумности, его отличающей. Кто узрит сим образом Бога, тот, как может не возыметь к Нему страха? А кто страх к Нему возымеет, возможно ли, чтоб тот не благоговеинствовал пред Ним, не смотрел строго за собою и не жил так, как, заповедует Он и определяет в законе Своем?

Какие признаки и дела людей неверных и не боящихся Бога?

Отсюда само собою разумеется, что кто живет не по закону Божию, тот и Бога не боится, а кто Бога не боится, тот не виде Его, кто же не виде Бога, тот не имеет в себе света (умного), кто не имеет сего света, тот не верует во Христа, кто не верует во Христа, не имеет живота в себе. Так как очевидно он не положил начала от страха Божия, который есть начало премудрости, то он есть буй, слеп, мертв. И добре говорит Евангелист Иоанн, что всяк согрешаяй не виде, ни позна Бога (1Ин.3:6). Добре и Пророк Иеремия живописует, – кто есть незнающий Бога? Кто любодействует, кто преступничествует, кто напрягает язык свой, как лук, в ком укрепились ложь и неверство, кто от зла переходит ко злу, кто другу своему посмеивается и не говорит истины, кто научил язык свой говорить одну ложь, кто неправо действует и не хочет обратиться, у кого лихва на лихву и лесть на лесть, коего язык есть стрела уязвляющая и льстивые глаголы уст его, приятелю своему глаголет мирная, внутрь же себе имеет вражду. Таковый не познал Мене и не восхотел уведети Мене, глаголет Господь (Иер.9:3—8).

Если таков незнающий Бога и нехотящий уведать Его, чем разнится он от тех, которые не исповедают Христа и не веруют в Него? Христианин, не верующий Христу, какой христианин? Кто верует Христу, тот творит заповеди Его, а кто не творит заповедей Его, тот и не верует Ему. Неверующий же Христу, не то же ли, что неверный? Итак, все те, которые именуются христианами, но не живут по закону и заповедям Его, да ведают, что они еще не уверовали во Христа, хотя исповедуют Его Богом. Ибо кто истинно верует во Христа, тот не станет жить беззаконно и нарушать заповеди Божии, подобно тому, как тот, кто видит пред собою пропасть, не может броситься в нее, если только он не потерял ума.

Кто тот мертвый, который не живет по Богу?

Да взыщут же таковые того, чтоб уверовать во Христа как должно и таким образом начать жить по Богу, приять в себя умный свет и узреть Бога, страх Божий возыметь и положить начало премудрости, так как начало премудрости есть страх Божий. Вера без дел мертва есть, как тело без души. Ибо вера, дел не имеющая, не имеет Бога, животворящего ее, и мертва есть, яко не стяжавшая того, о чем говорит Христос: любящий Мене, заповеди Моя соблюдет, и Я и Отец приидем к нему и обитель у него сотворим (Ин.14:23), чтоб воскресить из мертвых душу присещением Своим и оживотворить того, кто сподобляется стяжать сие. Вот почему мертва такая вера, мертвы те, которые имеют ее без дел. Кто живет во Христе, тот имеет и нрав Христов, а кто не имеет нрава Христова, тот мертв, и пусть он не обольщает себя, как говорит Христос: что Мя зовете: Господи, Господи, и не творите, яже глаголю? (Лк.6:46). Знак мертвости есть недействование, так как всякий, кто мертв, и бездействен.

Почему кто не действует по Богу, тот мертв для Бога, в том нет жизни по Богу. А кто не живет для Бога и по Богу, такому лучше бы совсем не жить. Телесная наша жизнь есть просто жизнь, как жизнь и всех животных. Но разумная душа должна восприять жизнь, которую подает Бог и которая есть свет человеком, подаемый свыше от Бога. Кто лишен этой жизни, тот живет, как и все неразумные животные, но как он ниспадает до сего, будучи разумным, то будет осужден вместе с бестелесными разумными тварями, лишившимися такой жизни, то есть с демонами, на вечную смерть, или на нескончаемые мучения во аде. Из всего сказанного видно, что главнейшее наше дело состоит в богоугодном житии.

Которые христиане не ведут жизни, подобающей христианам, те немоществуют и в естестве своем, и в силах своих, и в жизни, и деяниях своих. Сила же христианства в том и состоит, что в нем чрез Иисуса Христа получается полное благобытие от Бога, давшего бытие. Почему естественно те не сподобляются жить как должно, и в отношении к Богу, и в отношении к людям, которые не взыскали того, чтоб получить от Бога чрез Иисуса Христа благобытие, которое потеряно в первозданном Адаме.

Боящийся Бога не боится бесов

Боящийся Бога не боится устремления против него бесов, ни их немощных нападений, равно как и угроз злых людей, но, будучи весь как пламень некий и огнь палящий, когда даже проходит по скрытным и неосвещенным местам, обращает в бегство демонов, которые больше, чем он от них, бегут от него, чтоб не быть опаленными от исходящего из него пламеневидного луча божественного огня. Кто проникнут страхом Божиим, тот не боится обращаться среди злых людей. Имея внутри себя страх Божий и нося непобедимое оружие веры, он силен бывает на все и может делать даже то, что многим кажется трудным и невозможным. Он ходит среди них, как гигант среди обезьянок, или лев, рыкающий среди псов и лисиц уповая на Господа, твердостию мудрования своего, изумляет их, ужасает смыслы их, поражая их словом премудрости, как жезлом железным.

Страх Божий и чувство Его праведного воздаяния сокрушают плоть и кости подобно камню, опускаемому машиной и давящему виноград, прежде истоптанный в точиле. Ибо сначала ногами истаптывают виноград, а потом сдавливают его камнем, чтобы выжать последние соки. Так и страх Божий делает то, что человек становится попранием всех людей. А когда сотрется вконец гордыня его и тщеславное мудрование плоти его, тогда ниспадает на него свыше легчайший и благой камень – святое смирение. И выжимает из него всю сырость плотских удовольствий и страстей, и делает благоугодной и добротной душу, таким образом, смирившуюся и сокрушившуюся слезами, истекающими как река. И эту душу делает источником живой воды, врачующей раны грехов и смывающей их нечистые крови. И весь человек делается белее снега.

Святитель Василий Великий

Если страх Божий не управляет нашей жизнью, не может освятиться тело

Как пригвожденные остаются неподвижными и бездейственными, так и объятые страхом Божиим избегают всякого страстного обуревания грехом.

Удерживаемый страхом от всякого недостойного поступка не лишен сил ни для какой добродетели, но совершен и не имеет недостатка ни в одном из совершенств, свойственных человеческой природе.

Зная, что крепок наш Владыка, бойтесь Его крепости и не отчаивайтесь в Его человеколюбии. Для того чтобы не делать неправды, хорош страх, а для того, чтобы, однажды согрешив, не вознерадеть о себе по безнадежности, хороша надежда на милость.

В ком ясно напечатлено ожидание угрожающего, тому страх не дает времени впадать в необдуманные поступки или помышления.

Святитель Григорий Богослов

Где страх Божий, там соблюдение заповедей. Где соблюдение заповедей, там очищение плоти – этого облака, омрачающего душу и препятствующего ей ясно видеть Божественный луч. Но где очищение, там озарение, озарение же, есть исполнение желания для стремящихся к предметам высочайшим или к Высочайшему, Тому, кто выше всего высокого.

Преподобный Иоанн Лествичник

Когда страх Господень приходит в сердце, то показывает ему все грехи его. Умножение страха Божия есть начало любви.

Святитель Иоанн Златоуст

Страх Божий составляет истинное блаженство

Славнее всех люди, имеющие страх Божий, хотя бы они были доведены до крайней бедности.

Тот, кто сохранил страх Божий, преследует ложь, имея судью в собственной совести. Впавший в забвение страха Божия обрекается на непрестанные заботы, беспокойства и скорби.

Подлинно, ничто так не губит человека, как потеря страха Божия, и, наоборот, ничто так не спасает, как обращение взоров к Богу.

Преподобный Ефрем Сирин

Страх Господень – источник жизни

Страх Господень – кормчий души.

Страх Господень во всяком занятии подает благодать боящимся Господа.

Страх Господень просвещает душу.

Страх Господень истребляет лукавство.

Страх Господень умерщвляет всякое другое пожелание.

Страх Господень ослабляет страсти.

Боящийся Господа не преткнется, потому что ходит во свете заповедей Его.

Бойся Господа, и будет Он тебе стеною, и в день кончины обретешь благодать.

Страх Божий да будет всегда пред очами твоими, и грех не возобладает тобой.

Великий свет в душе – страх Господень, который изгоняет из нее тьму и делает ее чистой.

В ком есть страх Божий, тот не бывает беспечен, потому что всегда трезвится.

В ком есть страх Божий, тот легко спасается от козней врага. Враг ни в чем не уловляет его, потому что он из страха не позволяет себе плотских удовольствий.

Кто же не имеет страха Божия, тот открыт нападениям диавольским.

Кто не имеет страха Божия, тот парит умом и равнодушен к добру, спит без меры и нерадит о делах.

Кто всегда имеет страх Божий и у кого сердце чистое, тот не любит злословить других, не услаждается чужими тайнами, не ищет себе отрады в падении других.

Страх Божий – вершина познаний, где нет его, там не найдешь ничего (истинно) доброго.

Преподобный авва Дорофей

О страхе Божием

Святой Иоанн говорит в Соборных посланиях своих: совершенна любы вон изгоняет страх (1Ин.4:18). Что хочет сказать нам чрез сие святой Апостол? О какой любви говорит он нам и о каком страхе? Ибо пророк Давид говорит в псалме: бойтеся Господа вси святии Его (Пс.33:10), и много других подобных изречений находим мы в Божественных Писаниях. Итак, если и святые, столько любящие Господа, боятся Его, то, как же святой Иоанн говорит: совершенна любы вон изгоняет страх? Святой хочет нам показать этим, что есть два страха: один первоначальный, а другой совершенный, и что один свойствен, так сказать, начинающим быть благочестивыми, другой же есть страх святых совершенных, достигших в меру совершенной любви.

Например, кто исполняет волю Божию по страху мук, как мы сказали, ещё новоначальный: ибо он не делает добра для самого добра, но по страху наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя Его, собственно, для того, чтобы благоугодить Ему: сей знает, в чём состоит существенное добро, он познал, что значит быть с Богом. Сей-то имеет истинную любовь, которую Святой называет совершенною.

И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо таковый боится Бога и исполняет волю Божию уже не по страху наказания, уже не для того, чтобы избегнуть мучений, но потому, что он, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, боится отпасть, боится лишиться её. И сей совершенный страх, рождающийся от этой любви, изгоняет первоначальный страх: посему-то Апостол и говорит: совершенна любы вон изгоняет страх.

В чем состоит совершенный страх?

Однако невозможно достигнуть совершенного страха иначе, как только первоначальным страхом. Ибо трояким образом, как говорит Василий Великий, можем мы угодить Богу: или благоугождаем Ему, боясь муки, и тогда находимся в состоянии раба, или, ища награды, исполняем повеления Божии ради собственной пользы, и посему уподобляемся наёмникам; или делаем добро ради самого добра, и тогда мы находимся в состоянии сына. Ибо сын, когда приходит в совершенный возраст и в разум, исполняет волю отца своего не потому, что боится быть наказанным, и не для того, чтобы получить от него награду, но, собственно, потому и хранит к нему особенную любовь и подобающее отцу почтение, что любит его и уверен, что всё имение отца принадлежит и ему. Таковой сподобляется услышать: уже неси раб, но сын… и наследник Божий Иисус Христом (Гал.4:7). Таковой уже не боится, как мы сказали, Бога, конечно, тем первоначальным страхом, но любит Его, как и святой Антоний говорит: я уже не боюсь Бога, но люблю Его.

И Господь, сказав Аврааму, когда он привёл для жертвоприношения Ему сына своего: ныне бо познах, яко боишися ты Бога (Быт.22:12), сим означил тот совершенный страх, который рождается от любви. Ибо иначе, как бы он сказал: ныне познах, когда (Авраам) уже сделал столько из послушания Богу, – оставил всё своё и переселился в чужую землю к народу, служившему идолам, где не было и следа Богопочитания, и сверх всего этого навёл на него Бог такое страшное искушение – жертвоприношение сына, и после сего сказал ему: ныне познах, яко боишися ты Бога. Очевидно, что Он говорил здесь о совершенном страхе, свойственном святым, которые уже не по страху мучения и не для получения награды исполняют волю Божию, но, любя Бога, как мы многократно говорили, боятся сделать что-либо против воли Бога, ими любимого. Посему-то и говорит Апостол: любы вон изгоняет страх, ибо они уже не по страху действуют, но боятся, потому что любят. В сём состоит совершенный страх.

Но невозможно (как мы уже сказали выше) достигнуть совершенного страха, если кто прежде не приобретает первоначального. Ибо сказано: начало премудрости страх Господень (Притч.1:7), и ещё сказано: страх Божий есть начало и конец (Сир.1:15,18). Началом назван первоначальный страх, за которым следует совершенный страх святых. Первоначальный страх свойствен нашему душевному состоянию. Он сохраняет душу от всякого зла, как полировка медь, ибо сказано: страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч.15:27).

Итак, если кто уклоняется от зла по страху наказания, как раб, боящийся господина, то он постепенно приходит и к тому, чтобы делать благое добровольно, и мало-помалу начинает, как наёмник, надеяться некоторого воздаяния за свое благое делание. Ибо, когда он постоянно будет избегать зла, как мы сказали, из страха, подобно рабу, и делать благое в надежде награды, подобно наёмнику, то, пребывая, по благодати Божией, во благом и соразмерно сему соединяясь с Богом, он получает вкус благого и начинает понимать, в чём истинное добро, и уже не хочет разлучаться с ним. Ибо кто может разлучить такового от любви Христовой? – как сказал Апостол (Рим.8:35).

Тогда достигает он в достоинство сына и любит добро ради самого добра, и боится, потому что любит

Сей-то есть великий и совершенный страх. Поэтому и Пророк, уча нас отличать один страх от другого, сказал: приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас. Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи? (Пс.33:12,13). Обратите внимание ваше на каждое слово Пророка, как каждое речение его имеет свою силу. Сперва говорит он: приидите ко мне, призывая нас к добродетели, потом прилагает и чада. Чадами называют святые тех, которые их словами обращаются от греха к добродетели, как и Апостол говорит: Чадца моя, имиже паки болезную, дондеже вообразится Христос в вас (Гал.4:19). Потом, призвав нас и приготовив к тому обращению, Пророк говорит: страху Господню научу вас.

Видите ли, дерзновение Святого? Мы, когда хотим сказать что-либо доброе, всегда говорим: «Хотите ли, мы беседуем с вами несколько о страхе Божием, или о другой какой-либо добродетели?» Святой же Пророк не так, но с дерзновением говорит: приидите, чада, послушайте мене, страху Господню научу вас. Кто есть человек хотяй живот, любяй дни видети благи? Потом, как бы услышав от кого-либо в ответ: я желаю, научи меня, как жить и видеть дни благие, он научает, говоря: удержи язык твой от зла, и устне твои, еже не глаголати льсти (Пс.33:14). Итак, он прежде всего отсекает действие зла страхом Божиим.

Удерживать язык свой от зла, значит не уязвлять чем-либо совести ближнего, не злословить, не раздражать. А устнами своими не глаголати льсти значит не обольщать ближнего.

Потом Пророк прибавляет: уклонися от зла. Сперва сказал он о некоторых частных грехах: о злословии, обмане, а потом говорит вообще о всяком зле. Уклонися от зла, т.е. избегай вообще всякого зла, уклоняйся от всякого дела, ведущего к греху. Опять, сказав это, он не остановился на сём, но прибавил: и сотвори благо. Ибо случается, что иной не делает зла, но и добра не делает; иной также не обижает, но не оказывает и милосердия; иной не ненавидит, но и не любит. Итак, хорошо сказал Пророк: уклонися от зла, и сотвори благо (Пс.33:15). Вот он показывает нам ту постепенность трёх устроений душевных, о которой мы упоминали выше. Страхом Божиим он научил уклоняться от зла и тогда уже повелевает начать благое. Ибо, когда кто сподобится освободиться от зла и удалится от него, тогда он естественно совершает доброе, наставляемый святыми.

Сказав о сем столь хорошо и последовательно, он продолжает: взыщи мира и пожени и. Не сказал только взыщи, но усильно стремись за ним, чтобы достигнуть его. Следите внимательно умом вашим за сею речью и примечайте точность, наблюдаемую Святым. Когда кто сподобится уклониться от зла и потом будет стараться с помощию Божиею делать благое, тотчас восстают на него брани вражеские, и он подвизается, трудится, сокрушается, не только боясь возвратиться опять на злое, как мы сказали о рабе, но и, надеясь, как было упомянуто, награды за благое, подобно наёмнику. И таким образом, терпя нападения от врага, борясь с ним и сопротивляясь ему, он делает благое, но с большою скорбию, с великим трудом. Когда же он получит помощь от Бога и приобретёт некоторый навык в добре, тогда видит он покой, тогда вкушает мир, тогда ощущает, что значит печаль брани и что – радость и веселие мира. И потом уже ищет мира, усильно стремится к нему, чтобы достигнуть его, приобрести совершенно и водворить его в себе.

Что может быть блаженнее души, сподобившейся придти в сию меру духовного возраста? Таковой, как мы неоднократно говорили, находится в достоинстве сына, ибо поистине блажени миротворцы: яко тии сынове Божии нарекутся (Мф.5:9). Кто может отселе побудить душу сию делать добро ради чего-либо иного, кроме наслаждения тем самым добром? Кто может знать радость сию, кроме того, кто испытал её? Тогда-то таковой, как мы уже несколько раз говорили, познает и совершенный страх. Вот мы слышали теперь, в чём состоит совершенный страх святых и в чём состоит первоначальный страх, свойственный нашему душевному устроению, и с чего человек начинает и чего достигает через страх Божий.

Как вселяется в нас страх Божий и что отлучает от него

Теперь мы желаем узнать и то, как вселяется в нас страх Божий, и хотим сказать, что нас отлучает от страха Божия. Отцы сказали, что человек приобретает страх Божий, если имеет память смерти и память мучений, если каждый вечер испытывает себя, как он провёл день, и каждое утро, – как прошла ночь; если не будет дерзновенен в обращении и, наконец, если будет находиться в близком общении с человеком, боящимся Бога. Ибо говорят, что один брат спросил некоторого старца: «Что мне делать, отче, для того чтобы бояться Бога?» Старец отвечал ему: «Иди, живи с человеком, боящимся Бога, и тем самым, что он боится Бога, научит он и тебя бояться Бога».

Отгоняем же страх Божий от себя тем, что делаем противное сему: не имеем ни памяти смертной, ни памяти мучений, тем, что не внимаем самим себе и не испытываем себя, как проводим время, но живём нерадиво и обращаемся с людьми, не имеющими страха Божия, и тем, что не охраняемся от дерзновения. Сие последнее хуже всего: это совершенная погибель. Ибо, ничто так не отгоняет от души страх Божий, как дерзость. Посему, когда спросили авву Агафона о дерзости, он сказал: «Она подобна сильному жгучему ветру, от которого, когда он подует, все бегут, и который портит всякий плод на деревьях». Видишь ли, брат, силу сей страсти? Видишь ли лютость её? И когда его опять спросили, ужели так вредна дерзость? – он отвечал: «Нет страсти вреднее дерзости, ибо она есть мать всех страстей». Весьма хорошо и разумно сказал он, что она есть мать всех страстей, потому что она отгоняет страх Божий от души. Ибо если страхом же Господним уклоняется всяк от зла (Притч.15:27), то, конечно, где нет страха Божия, там всякая страсть. Бог да избавит души наши от всегубительной страсти – дерзости.

Дерзость бывает многообразна: можно быть дерзким и словом, и осязанием, и взором. От дерзости иной впадает в празднословие, говорит мирское, делает смешное и побуждает других к непристойному смеху. Дерзость и то, когда кто прикоснется другого без нужды, когда поднимет руку на кого-либо смеющегося, толкает кого-нибудь, вырвет у него что-нибудь из рук, бесстыдно смотрит на кого-нибудь: всё это делает дерзость, всё это происходит от того, что в душе нет страха Божия, и от сего человек мало-помалу приходит и в совершенное нерадение.

Посему-то, когда Бог давал заповеди закона, Он сказал: благоговейны сотворите сыны Израилевы (Лев.15:31), ибо без благоговения и стыда человек не чтит и Самого Бога и не хранит ни одной заповеди. Посему-то нет ничего вреднее дерзости, посему-то она и есть мать всех страстей, что она изгоняет благоговение, отгоняет страх Божий и рождает пренебрежение; а от того, что мы дерзки друг с другом и не стыдимся один другого, случается, что мы и злословим, и оскорбляем друг друга. Бывает, что кто-нибудь из нас увидит что неполезное, он отходит и осуждает это, и влагает то в сердце другому брату своему и не только сам повреждается, но вредит и брату своему, вливая в сердце его злой яд; и часто случается, что ум того брата был занят молитвою или иным добрым делом, а этот приходит и увлекает его в пустословие, и не только лишает его пользы, но и вводит в искушение: а нет ничего тяжелее, ничего пагубнее, как вредить не только себе, но и ближнему.

Потому хорошо нам, братия, иметь благоговение, бояться вредить себе и другим, почитать друг друга и остерегаться даже смотреть друг другу в лицо, ибо и это, как сказал некто из старцев, есть вид дерзости. И если случится кому видеть, что брат его согрешает, не должно презреть его и умолчать о сём, попуская ему погибнуть, не должно также ни укорять, ни злословить его, но с чувством сострадания и страхом Божиим должно сказать тому, кто может исправить его, или сам видевший пусть скажет ему с любовию и смирением, говоря так: «Прости, брат мой, если не ошибаюсь, мы не хорошо это делаем». И если он не послушает, скажи другому, о котором знаешь, что он имеет к нему доверие, или скажи старцу его, или авве, смотря по важности согрешения, чтобы они его исправили, и потом будь спокоен. Но говори, как мы сказали, с целию исправить брата своего, а не ради празднословия или злословия, и не для укорения его, не из желания обличить его, не для осуждения, и, не притворяясь, что исправляешь его, а внутри имея что-либо из упомянутого.

Ибо, поистине, если кто скажет и самому авве его, но говорит не для исправления ближнего, или не для избежания собственного вреда, то это грех, ибо это злословие, но пусть он испытает сердце своё, не имеет ли оно какого-либо пристрастного движения, и если так, то пусть не говорит.

Если же он, рассмотрев себя внимательно, увидит, что хочет сказать из сострадания и для пользы, а внутренно смущается некоторым страстным помыслом, то пусть он скажет авве со смирением и о себе, и о ближнем, говоря так: совесть моя свидетельствует мне, что я хочу сказать для исправления брата, но чувствую, что имею внутри какой-то смешанный помысл, не знаю, оттого ли, что имел некогда неприятность с этим братом, или это искушение, препятствующее мне сказать о брате для того, чтобы не последовало его исправления – и тогда авва скажет ему, должен ли он сказать или нет. Бывает же, что иной говорит не для пользы брата своего, но по опасению собственного вреда, и не потому, что помнит какое-либо зло, но рассказывая просто так, из празднословия. Но к чему такое злословие? Часто и брат узнаёт, что о нём говорили, смущается, от чего приходит скорбь и ещё больший вред. А когда кто говорит, как мы сказали, единственно ради пользы брата, то Бог не попустит, чтобы произошло смущение, чтобы последовала скорбь или вред.

Итак, постарайтесь, как мы сказали, удерживать язык свой, чтобы не сказать чего-либо худого ближнему и никого не соблазнять ни словом, ни делом, ни взглядом, ни другим каким-либо образом, и не будьте удобораздражительны, чтобы, когда кто-нибудь из вас услышит от брата своего неприятное слово, не возмущаться тотчас гневом, не отвечать ему дерзко и не оставаться в оскорблении на него: это неприлично хотящим спастись, неприлично подвизающимся. Приобретите страх Божий и с благоговением встречайте друг друга, каждый преклоняя главу свою пред братом своим, как мы сказали. Каждый смиряйся перед Богом и перед братом своим и отсекай свою волю. Поистине хорошо, если кто, делая какое-либо и доброе дело, предпочтёт в нём брата своего и уступит ему: таковой получит большую пользу перед тем, кому он уступит. Не знаю, сделал ли я когда что-либо доброе, но если Бог покрыл меня, то знаю, что покрывал потому, что я никогда не считал себя лучшим брата своего, но всегда ставил брата своего выше себя.

Когда я ещё был в монастыре аввы Серида, случилось, что служитель старца аввы Иоанна, ученика аввы Варсануфия, впал в болезнь, и Авва повелел мне служить Старцу. А я и двери келлии его лобызал извне с таким же чувством, с каким иной поклоняется честному кресту, тем более был я рад служить ему. Да и кто не пожелал бы сподобиться послужить такому Святому? Самое слово его было достойно удивления. Каждый день, когда я, окончив мое служение, делал перед ним поклон, чтобы получить от него прощение и уйти, он всегда говорил мне что-нибудь. Старец имел обыкновение повторять четыре изречения и, как я сказал, всякий вечер, когда мне надлежало уходить, он всегда говорил мне, сверх всего иного, одно из сих четырёх изречений и начинал так: «сказал я однажды», – ибо у Старца было обыкновение ко всякой речи прибавлять, «сказал я однажды, брат, – Бог да сохранит любовь, – отцы сказали: чрез сохранение совести в отношении к ближнему рождается смиренномудрие».

Опять в другой вечер он говорил мне: «Сказал я однажды, брат, – Бог да сохранит любовь, – отцы сказали: никогда не должно предпочитать свою волю воле брата своего». Иной раз он опять говорил: «Сказал я однажды, брат, – Бог да сохранит любовь, – отцы сказали: бегай от всего человеческого и спасёшься». И опять говорил он: Сказал я однажды, брат, – Бог да сохранит любовь, – отцы сказали: друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов (Гал.6:2). Каждый вечер, когда я уходил, Старец всегда давал мне одно из этих четырёх наставлений, подобно тому, как кто-либо дает наставление отправляющемуся в путь, и так они служили охранением всей моей жизни.

Однако, несмотря на то что я имел такую любовь к Святому и столько заботился о служении ему, лишь только я узнал, что один из братии скорбит, желая служить ему, пошёл я к Авве и просил его, говоря: «Этому брату приличнее меня послужить Святому, если сие угодно тебе, господине Авва». Но ни Авва, ни сам Старец не дозволили мне сего, однако я сделал прежде по силе своей всё, что мог, дабы предпочесть брата. И проведя там девять лет, не знаю, сказал ли я кому-нибудь худое слово, хотя я имел послушание, – чтобы не сказал кто-нибудь, что я не имел его. И, поверьте, я очень помню, как один брат, идя вслед за мною от больницы до самой церкви, поносил меня, а я шёл впереди его, не говоря ни слова. Когда же Авва узнал это, – не знаю, кто сказал ему о сём, – и хотел наказать брата, я пошёл и пал ему в ноги, говоря: «Ради Господа, не наказывай его, я согрешил, брат нисколько не виноват».

И другой также, по искушению ли, или от простоты, Бог знает почему, немалое время каждую ночь пускал свою воду над моею головою, так что и самая постель моя бывала омочена ею. Также и некоторые другие из братий приходили ежедневно и вытрясали свои постилки перед моей келлией, и я видел, что множество клопов набиралось в моей келлии, так что я не в силах был убивать их, ибо они были бесчисленны от жара. Потом же, когда я ложился спать, все они собирались на меня, и я засыпал только от сильного утомления, когда же вставал от сна, находил, что всё тело моё было изъедено, однако же я никогда не сказал кому-нибудь из них: не делай этого, или зачем ты это делаешь? И я не помню, чтобы я когда-либо произнёс слово, могущее смутить или оскорбить брата. Научитесь и вы друг друга тяготы носити, научитесь благоговеть друг перед другом, и если кто из вас услышит от кого-нибудь неприятное слово, или если потерпит что сверх ожидания, то он не должен тотчас малодушествовать, или тотчас возмущаться гневом, чтобы во время подвига и пользы не оказался он имеющим сердце расслабленное, беззаботное, нетвёрдое, не могущее выдержать никакого приражения, как бывает с дыней: если хотя малый сучок коснётся её, тотчас делает в ней повреждение, и она гниёт.