Текст книги "Перуновы дети"

Снова тяжёлое молчание повисло у Великого Дуба. И хотя ясен был день, но мрачные тучи раздумий тревожили души детей Перуновых.

Старый жрец вдруг выпрямился, сказал спокойно и твёрдо:

– Давайте у Богов испросим, Предков, в Сварге пребывающих, что будет с Русью в года грядущие…

Они подошли к Дубу. Велимир возложил на ствол свои руки. Светозар подивился: как схожи кора дерева и руки старика! Жрец приник к дереву и замер. Светозар был уже не новичок в подобных делах и знал, что так старец испрашивает разрешения у Священного Дуба, Отца леса, на разговор с Богами. Наконец Велимир открыл глаза и пошёл в Святилище, жестом пригласив следовать за ним.

Втроём сели в круг. Жрец бросил в огонь смесь трав, от которых пошёл густой душистый дым, и мужи вдыхали его, сосредоточенно наблюдая за каждым движением языков пламени. Дым уносился вверх вместе с их помыслами, и вскоре тела сидящих обрели лёгкость, стали невесомыми, а мысли – свободными и вместе с благовонными курениями воспарили над Дубом, лесом и над всей Русью, дабы вопросить Богов о грядущем.

И видели они дым злой, исходящий от многих пожарищ, и души мёртвых русичей, погибших от огня и мечей, поведали душам волхвов о страшной своей гибели. И зрели волхвы их очами, и раны их на себе ощущали, и через боль ведали о проистекшем. И видели, как славу Сурьи застлала тень, приносящая Зло, и из той темени произошли многие племена жестоких врагов-дасуней, которые текли, и нападали на русичей, и брали в плен, и мучили их, и убивали.

С великой тяжестью возвратились волхвы в тела свои. И давила она так, что не могли поначалу и слова вымолвить. У Светозара кружилась голова и звенело в ушах. И в тот миг птица чёрная – ворон – закружила над Священным Дубом и улетела. И поняли они, что это – знак о начале страшных времён.

Долго сидели в молчании трое мужей: два старца и отрок.

– Говорил я тебе – рано, – укоризненно произнёс старый жрец, обращаясь к Мечиславу, – рано отроку принимать тяжесть волховства…

– Отче, – возразил Мечислав, склоняя голову перед великим старцем, – не те пошли времена на Руси, что Числобог отсчитывал. В сих временах часы коротки, нам может недостать их, чтоб научить Светозара волховскому делу, передать ему древнюю мудрость пращуров…

– Тяжко ему придётся, – отозвался жрец, – смертельная ноша ложится на рамена его, как и на всю Русь отныне…

Они вышли из Святилища и вновь уселись на колоду у избушки Велимира. Так же светило солнце и щебетали лесные пташки. К источнику у холма пришёл красно-бурый красавец олень. Напившись, он мотнул головой и неторопливо скрылся в зарослях. Но Светозара занимало иное.

– Деда, – вопросил он чрезвычайно серьёзно, – скажи, почему мы называемся детьми Перуна и внуками Даждьбога? Иные народы, я слышал, те же христиане, рабами божьими себя нарекают. Отчего токмо в нашей вере славянской мы с богами одного роду-племени?

Старики переглянулись. В их много повидавших очах отразились искры приятного удивления. У старца Велимира сбежала по лицу и спряталась в бороде и усах радостная улыбка. А дед Мечислав, положив юноше на плечо широкую длань, отстранил его от себя, как бы желая получше разглядеть, потом взъерошил русые волосы.

– Ай да острый ум у тебя, Светозарка, что зубы у молодого волчонка!

– Отнеси эти доски на место, – повелел отец Велимир, а взамен возьми те, что по узкой стороне связаны… Сии сказания, – объяснил старец, когда юноша вернулся, – повествуют о временах древнейших и незапамятных. Там вначале есть «Сказание про древнюю старину», прочти его.

– То было так давно, что и давность сама от старости выцвела, – начал Светозар, с привычной быстротой погружаясь своим живым воображением в те события, о которых рассказывали старые буковые доски. А рассказывали они о древних Русах-Ойразах, некогда живших у золотой горы Меру, о царе Свароге, правившем ими, и о других царях: Перуне, Дажьбе, Ладе, Яре, Купале, Хорсе, Радогоще, Святе, Коляде, Вышнем, Крыжнем, Овсене, Водянике, Полевике и многих других, которые нарекались богами живыми и носили имена своих Отцов.

Скоро Светозар весь ушёл в чтение, и перед его очами возникли необычайные, удивительные видения.

Глава третья
Дети богов

Глядите, люди, – вот знак от богов! Сие значит, что не исчезнем мы, русы, с лица земли. И Солнце-Сурья будет в небе сиять. И хоть много тягот нам предстоит, одначе найдём мы иные края, в которых жизнь ещё лепшую иметь будем!

Царь Сварог

Волшебные картины о самой глубокой древности русов, о неведомой и прекрасной земле Ойразской рисовались перед Светозаром. Окрашенное собственными чувствами прошлое это рисовалось так явски зримо, будто он сам шёл по нешироким чистым улицам града, мощённого тёмным вулканическим камнем, разглядывая двух-трёхъярусные дома, сложенные из красно-коричневого обожжённого кирпича и покрытые цветной обмазкой. Большинство домов были возведены на крепком каменном фундаменте с применением деревянных брусьев-связей, поскольку на острове нередки землетрясения.

Зелёные лианы дикого винограда, плюща, хмеля увивают тенистые дворы, обращённые к улицам входами с арками, на которых встречаются знаки-надписи, а порой и целые картины, по которым можно судить о проживающих здесь людях.

Вокруг всё ухожено, поскольку помощники Свароговы – Лад да Ряд – следят, чтобы в граде было спокойно, мирно и ладно.

Ослепительно блещет на солнце вершина Золотой горы, которая видна с любого конца острова. Гора воистину «золотая», потому как много в ней разных полезных веществ: и злато, и серебро, и медь, и самоцветы, которые добывались, обрабатывались и широко применялись в ойразских градах, служили средством обмена и торговли с Большой землёй.

Море своей блистающей синью привораживает мысленно блуждающего по древним улицам Светозара. Он «пробегает» мимо городских бань-мовниц, чья арка у входа украшена цветными изразцами, изображающими поливающих друг друга из кувшинов весёлых обнажённых людей; изразцы такого глубокого сине-зелёного цвета, что похожи на кусочки самого моря. Вот арка лекарни, целитель держит в руках сосуд с мазями и какие-то предметы, назначение которых Светозару непонятно. Овощные лавки, гончарные изделия, пряности, дары моря. Наконец: бескрайняя водная ширь, солёный упругий ветер. Взор стремится вдоль набережной, туда, где гордые корабли, будто сказочные белокрылые птицы с высоко поднятыми носами-клювами, уплывают вдаль, к Сварожьему поясу – линии схождения неба с землёй. И летят они между волнами и облаками в дальние страны и неведомые края.

Другие птицы-лодии, сложив белоснежные паруса и спокойно опустив в воду ноги-вёсла, колыхались у каменных и деревянных причалов, принимая в свои чрева либо выгружая на берег товары и рыбу. Велико хозяйство у батюшки-Перуна – и ратное дело в порядке держать, и морскими заботами ведать. А Радогощ и Свято за празднованиями следят, веселие – тоже дело нужное. Особенно когда Полевик, Зернич да Житнич урожай вырастят, Дождич его польёт, Овсень его уберёт, Венич в снопы повяжет, Рыбич рыбы наловит, Пчелич мёду достанет, Ягоднич с Плодичем – фрукты и овощи, да пригласят Огнебога-Семаргла костры возжигать священные, чтоб после трудов праведных люди угощались, пели, своих щедрых богов славили, плясали и радовались.

В это время из-за мыса по идущей вокруг всего острова мощённой камнем дороге выкатилась невиданная повозка, блестевшая на солнце округлыми медными боками, похожая на огромный котёл. Повозка двигалась без лошадей или какой другой тягловой силы, сама по себе! Остановившись, она загудела, крышка сверху сдвинулась, изнутри выглянул человек и что-то крикнул на стоявший у причала корабль. Оттуда согласно ответили, крышка закрылась, а из чрева медного зверя высунулась огромная рука-клешня, которая ухватила лодию за выступающий брус на носу, слегка приподняла, и чудище, пятясь, потащило судно на песок. Выскочившие мореходы подложили под бока брёвна и стали осматривать прохудившуюся доску, нуждавшуюся в замене. Оказалось, что эта самоходная чудо-повозка, этот медный гигант каждый день обегал остров, охраняя его от незваных пришельцев, и в случае угрозы с моря метал во вражеские корабли огромные камни и жёг их Перуновым огнём.

Подивившись на подобное чародейство, любопытствующий дух Светозара устремился теперь к подножию горы, на зелёном склоне которой высилось храмоподобное сооружение, в нём сам царь Сварог мудрый с другими царями решали дела государства Ойразского. Рядом в высоких зданиях, залитых солнцем через большие световые колодцы, слышались молодые голоса, иногда смех, чаще – сосредоточенное молчание, здесь постигали науки юные сыны и дочери островитян, а также других земель, что находились на морском побережье и управлялись помощниками Сварога. А ещё выше, на одной из удобных площадок, стояла башня с куполом. В этом здании, увенчанном необычной башней, Верховный Кудесник – Звездич, человек с искрящимися глазами, – повествовал затаившим дыхание молодым людям о звёздах и светилах, как и в каком порядке происходит их движение, показывая над собой то одно, то другое созвездие, искусно выложенное на карте звёздного неба, занимавшей всю внутреннюю поверхность башни-полусферы.

– Отсюда, – Звездич указал на созвездие Льва, – когда-то великий Даждьбог прилетел к нам на Железной птице с хвостом, сияющим подобно Солнцу. А потом превратилась она в камень Бел-Горюч, и раскрылся Камень небесный, как свиток, и вышли из него боги живые. Собрались тогда все волхвы, и князья, и старейшины Родов и пришли научиться у богов мудрости и тайным знаниям. И стали боги живые правителями у людей. А Даждьбог женился на прародительнице русов Майе-Златогорке, и от них родились мы – Ойразы-Арии – дети и внуки богов своих, научивших нас ведать Правь, Явь, Навь, жить счастливо и справедливо, и тому мы детей своих и внуков также учить должны…

Юноши и девицы прилежно записывали, а также зарисовывали Железную птицу, Небесный камень, Самоходную повозку и прочие чудеса, о которых рассказывали своим ученикам живые боги.

Только теперь Светозар обратил внимание, что люди, носившие имена богов живых, отличались от остальных высоким ростом и гордой статью. Все правители Ойразов-Русов были крепки и могучи, подобно кипарисам, светловолосы и голубоглазы.

Светозар нетерпеливо перевернул дощечку, спеша читать далее.

 
И вздыбилась земля Ойразская, море кругом закипело.
И всякий зверь на землю падал, не мог стоять,
И много коней, коров ноги поломало.
Тогда царь Сварог приказал лодьи готовить
И бросать всё, кроме самого нужного.
И чтоб молодых жеребят брали, и детей,
Стариков и жён в лодии сажали, а остальное бросали…
 

Люди бежали к морю, земля ходуном ходила под ногами. Портики, колонны и арки рушились и, падая, разбивались. По стенам домов пошли трещины, словно огромный спрут вылезал из земных недр, раскидывая повсюду чёрные извивающиеся щупальца. Лошадь со сломанными ногами пыталась встать, ржала и мотала головой; в её огромных, ставших непроницаемыми от боли и страха глазах дрожали крупные слёзы. Повсюду слышался плач, гул, треск и рёв. Люди выскакивали из домов, чтобы не оказаться заживо погребёнными под обломками жилищ, бывших ещё недавно такими надёжными и уютными. Хватая первое, что попадётся под руку, выводили детей, стариков, скотину и спешили к морю, неверно ступая по зыбкой дороге. Будто неведомое живое существо, огнедышащий дракон там, в Земле, играл мышцами под тонкой кожей почвы, намереваясь подняться и стряхнуть всё и вся в бездну.

Камни мостовой вспучивались на виду, повозки запруживали улицы. Пёстрые ручейки текли к пристани, где, несмотря на крики и обилие перепуганных людей, не было паники. Царь Сварог с воеводой Янушем отдавали быстрые и чёткие приказания. Януш, как и остальные воины, находился в полном боевом облачении. Его высокий шелом и копытная броня сверкали при каждом движении. Вот он взмахнул рукой, и отряд воинов с большими – в человеческий рост – щитами выбежал на главную дорогу и стал рассекать надвигающийся из города вал людей, повозок и животных. Крепко упёршись ногами в землю и выставив щиты, они сдерживали напор, в то время как другие быстро разделяли живую реку на отдельные ручейки и направляли людей к разным пристаням.

– Скот сюда гони! Жёны, дети, старые люди – налево, собирайтесь у крайней пристани! Мореходы! Все мореходы – сюда! – кричал высокий молодой воин таким зычным голосом, что его слышали, несмотря на невообразимый шум и вопли.

И обветренные крепкие мужчины бежали по одному из проходов к правому причалу, на ходу сбрасывая одежду, кидались в воду и плыли к своим судам. Цепляясь за спущенные верёвочные концы и вёсла, они ловко карабкались на борт и стремглав включались в работу: поднимали якоря-анки, отвязывали от бортов запасные брёвна и доски, сооружали из них загоны для скота и дополнительные места для людей. Жилистые гребцы садились на вёсла. Несколько коротких минут – и ладья, как гигантская водомерка, взмахнув лапами-вёслами по неспокойному морю, подбегала к причалу, где на неё с двух концов ставились деревянные сходни. Полуголые, потные и разгорячённые погонщики направляли животных на корму. Крича, ругаясь, умоляя и хлопая бичами, они подталкивали обезумевших от страха коров, коней и овец. Некоторых приходилось затаскивать силой либо вовсе вносить на руках.

– Молодняк! Молодняк отбирай! – кричал кормщик. – По наказу царя токмо молодняк и коров брать! Куда? Осади! – махал он рукой старику, пытавшемуся втолкнуть на сходни своего быка. – Живей, живей поднимайся! – кричал он уже в другую сторону, где и без того торопливо бежали женщины с детьми и ручными пожитками. Мореходы, руководимые кормщиком, следили за порядком, помогали на сходнях. Кто-то из погонщиков вскрикнул от боли, поскользнувшись на мокрых досках и угодив под копыта, кто-то, не удержавшись, полетел за борт судна и судорожно грёб, цепляясь за спущенное ему весло. Многие, не дождавшись подхода судна, бросались в море и плыли, облепляя лодии со всех сторон. Мальчонка лет шести жалобно звал мать. Его подхватили, понесли, он вырывался и кричал: «Пусти! Где моя мама?»

Задрав нос и осев на корму, тяжелогружёные суда с обязательным отрядом вооружённых воинов-охоронцев отваливали от причалов один за другим и уходили прочь от дрожащей, колеблющейся земли в море. Оно теперь было их единственной надеждой на спасение, да ещё на прочные борта лодий, опыт кормщика, крепкие руки гребцов и белые крылья парусов, которые вскоре пришлось убрать: ветер всё усиливался. Потом начался дождь и заметно похолодало. А когда последние суда вышли в открытое море, дождь и вовсе перешёл в снег. Ещё недавно разгорячённых борьбой и работой людей начал бить озноб. Не переставая ревели коровы, блеяли овцы, испуганно бились в своих загонах жеребята. Кричали и плакали дети, потерявшие матерей, и матери, разлучённые с чадами. Все говорили хриплыми от надрыва голосами.

Глядя слезящимися очами на отдалившийся берег, дед, хотевший провести своего быка, промолвил, выражая сомнение:

– Может, не надобно было так спешить? Там, глядишь, скоро всё успокоится. При моей памяти не раз, чай, так бывало. Кто остался, переждёт на открытом месте, а потом найдёт пристанище, а мы тут среди волн…

– Вот успокоится, тогда и назад повернём, – отвечал мореход, вглядываясь в быстро наступающую темень.

Выйдя в открытое море, лодии сбавили ход и, закачавшись на волнах, как сиротливая стайка птиц, намеревались дождаться утра, а с ним и вестей: утихомирилось ли земледрожание.

Вдруг отдалённый, исходивший от острова гул усилился. Все оглянулись и увидели, как осветилась яркой вспышкой верхушка горы Меру. Она стала червонно-багровой от пламени. Из раскалённого жерла полетели огромные камни, а вниз по склонам ринулась огнедышащая лава, сжигая и убивая всё на своём пути.

Люди в лодиях онемели: земля, сады, жилища, а значит, и все те, кто не пожелал покинуть остров, теперь на их глазах пожирались безумной стихией. Огненный дракон таки вырвался на волю и сжал землю в смертельных объятиях.

Дикий крик отчаяния врезался, как клинок, в шум ветра и волн – это забились в истерике женщины, ещё не успевшие до конца осознать разумом, но мгновенно почуявшие сердцем всю глубину постигшего их горя. Вслед им заголосили дети, почти вовсе не понимавшие того, что происходило, но повинуясь невидимым пуповинам чувств, связующих их с матерями. Мужчины сурово молчали, некоторые украдкой смахивали слезу.

– Надобно было принудить всех покинуть землю, всех до единого! – воскликнул Сварог, подавшись вперёд и сжимая перекладину с такой силой, что пальцы, казалось, вот-вот погрузятся в дерево.

Воевода Януш, стоя рядом, не отрывал взора от светящейся и грохочущей посреди ночной темени горы, не только верхушка которой, но и все склоны уже были покрыты огненной лавой. Какие-то чёрные хлопья вперемешку со снегом сыпались сверху, ветер доносил странные запахи, горячие и неживые, – дыхание самой Смерти.

– Они сами произвели выбор, – глухо произнёс воевода. – Кто о золоте дбался больше жизни, кто на авось понадеялся. Могли спастись, одначе не захотели…

Януш опустил голову. Потом ещё раз взглянул назад, где во всё усиливающейся качке то исчезал, то показывался пылающий остров. Только теперь он обратил внимание, какие огромные волны вставали за кормой и как корабль, взлетая на гребень, резко ухал вниз, в чёрную мокрую пропасть. Гребцы изо всех сил старались держать против ветра, несколько человек налегло на рули. Вокруг опустилась непроглядная темень, лишь вода тяжело билась о нос и борта, всё сильнее перехлёстывая через край. Всем велено было спуститься вниз и законопатить люки, на палубе остались мореходы, несколько воинов и Сварог с Янушем.

– Гляди, царь, ни единой звезды не видно, не разберёшь, где море, где небо! – обеспокоенно прокричал Януш сквозь вой ветра.

– Зажгите фонарь, как бы не растерялись лодьи! – распорядился Сварог.

Два человека, цепляясь за канаты и брусья, стали продвигаться к корме, где в небольшой, защищённой от ветра и воды башенке скоро вспыхнул желтоватый огонь. По примеру Сварогова корабля и другие лодии также зажгли огни, теперь стало видно примерное расположение всего флота. Искорки огней плясали в ревущей тьме, то исчезая, то вспыхивая вновь, и лишь эти призрачные светлячки связывали разбросанных по бушующему морю людей, не давая судам столкнуться или далеко оторваться друг от друга.

Всю ночь мужчины – воины и моряки – сменяли друг друга у руля и на вёслах, вычерпывали кожаными мехами воду. К утру море и ветер несколько поулеглись. Лодии уже не швыряло, как щепки, а плавно поднимало и опускало на высоких волнах. Рассвет наступал медленно и тяжело, будто серое небо, слившись с тёмной водой, не желало с ней расставаться. Море утратило свою прозрачность, вода стала мутной и даже грязной.

Вперёдсмотрящий первым, сидя на высокой мачте, воскликнул испуганным голосом:

– Глядите! Остров… Острова-то нету!

Известие мигом облетело корабль. Люди собрались на верхнем настиле, теснясь у бортов и взбираясь на возвышенности. Вытягивая шеи, они старались разглядеть хоть что-нибудь, похожее на очертания острова, но его не было. Только мутные волны катились за горизонт, и высокая туча пара поднималась к небу там, где ещё вчера находилась земля. С других лодий также стремились, обшаривая водную гладь, ищущие взоры и также не находили ни клочка, ни выступа прежней тверди, ни даже остатка горы Меру, жадная морская пучина поглотила остров за одну-единую ночь.

– Может, мы отплыли слишком далеко, потому и не видим острова? – высказал кто-то робкое предположение.

Все оцепенело молчали. Никто не хотел верить в происшедшее.

Царь приказал трубить в рог, чтобы собрать корабли, но они и так уже бежали к Свароговой ладье, как бегут дети к матери в час опасности и растерянности. Сварог принял на борт старших с других кораблей, и после краткого совета было решено, что Вентырь поведёт лодии дальше на полудень, к Великой Протоке, а сам Сварог вернётся к месту гибели земли Ойразской: может, там кто ещё был жив и нуждался в помощи.

Чем ближе подходил Сварогов корабль к тому месту, тем чаще встречались качающиеся на волнах доски, солома, ветки, предметы домашней утвари, трупы животных и людей. В самом центре бывшего острова море кипело, будто в огромном котле, и пар от него поднимался вверх, сгущаясь в низкие облака. Огромная стая птиц носилась над бурлящими водами, крича и не понимая, куда исчезла земля и деревья, и не имея возможности присесть куда-нибудь для отдыха. Некоторым посчастливилось занять место на плавающих предметах, иные подались прочь от страшного места, но большинство пребывали в растерянности и всё кружили над морем, теряя последние силы. Мелкие пичуги, привыкшие жить перелетая с дерева на дерево либо крыши домов, не могли долго держаться в воздухе, падали и тонули. Туча уставших птиц опустилась на Сварогов корабль. Люди гладили их, утративших страх от изнеможения, и плакали, потому что больше никого из живых существ отыскать не удалось: кого не придавило рухнувшими постройками, не убило раскалёнными камнями и не сожгло расплавленной лавой, тот попросту сварился в кипящей воде, их разбухшие тела плавали вместе с погибшей рыбой, животными и птицами.

Закрыв лицо рукой, Сварог долго сидел, не в силах говорить. Несколько тяжёлых горячих слёз капнуло на дощатый корабельный настил. Затем, поднявшись, царь снял с головы пёструю шёлковую тесьму, обвязывавшую волосы, и бросил её в мутные волны.

– Прощай, земля Ойразская!..

И остальные – кто тесьму, кто яркую ленту или узорчатый пояс – снимали и бросали в море, последнюю дань памяти погибших.

– Теперь назад! – Сварог махнул рукой туда, где остались корабли спасённых, о ком следовало думать и заботиться.

Развернув паруса, лодия пошла быстрым ходом и догнала своих уже у Великой Протоки. Флотилия повернула к показавшемуся впервые за три дня берегу. Завидев корабли, на суше собралось много людей. Здесь тоже были погибшие и пострадавшие, море сильно вышло из берегов и затопило прибрежные поселения. Теперь, стоя на высоком холме, они вглядывались в очертания парусников, которые море несло на ладонях волн. Ещё недавно такое грозное, оно будто очнулось от приступа бешенства и стало тихим, умиротворённым, тем самым морем, которое кормило людей, доставляло их суда к дальним берегам и просто радовало своим простором, ветром, живой синевой глубин. Словно стараясь загладить вину, оно, затаив дыхание, бережно качало на своей груди спасшихся от ужасного бедствия.

Приблизившись, лодии стали на мелководье, бросив якоря. Мужчины, спрыгнув в воду по плечи, принимали спускаемые плоты, помогали грузиться на них детям, женщинам и старикам и переправляли их на сушу. Остальные добирались вплавь. Некоторые люди с кораблей встречали на берегу своих знакомых или родственников, что уплыли раньше по делам на Большую землю. И снова крики, слёзы радости и горя повисли над землёй и морем.

Подошёл Сварогов корабль. Януш, спрыгнув за борт вместе с несколькими воинами, перебросил через плечо толстый канат и налёг на него, увлекая лодию ближе к берегу. Многие люди с Большой земли узнали его:

– Януш! Януш идёт!

Воевода выходил из моря, с его копытной брони стекала вода, и сам он был похож на великую рыбу, блестящую чешуёй на солнце.

Сварог ступил на качающийся плот, и воины уже хотели переправить его к берегу, как вдруг взор его устремился в воду и застыл. Жестом приказав воинам отойти, не отрывая взгляда, погружённого в тёмную глубину, он протянул руку вверх:

– Дайте тризуб!

С лодии подали тризуб. Все вокруг затаили дыхание, наблюдая, как Сварог, зажав древко в деснице, некоторое время примеривался, а затем, коротко выдохнув, резким сильным толчком послал тризуб в воду. Через минуту он уже поднял над головой большую трепещущую рыбину.

Послышались восклицания:

– Царь! Царь рыбу поймал!

Лицо Сварога прояснилось. Он зычно крикнул:

– Глядите, люди, – вот знак от богов! Сие значит, что не исчезнем мы, русы, с лица земли. И Солнце-Сурья будет в небе сиять. И хоть много тягот нам предстоит, одначе найдём мы иные края, в которых жизнь ещё лепшую иметь будем! Как нашли когда-то землю Ойразскую праотцы наши, когда упала с неба одна Луна и Великий потоп погубил многие страны, но часть пращуров спаслась на острове, где жили боги живые. И мы, их потомки, Русы-Ойразы, приумножимся и станем народом великим, как то предсказано богами!

– Слава Сварогу! – воскликнул Януш, подняв меч.

– Слава! – эхом подхватили воины.

И люди на берегу и в лодиях, в очах которых вновь зажглась искра надежды и веры, вторили:

– Слава! Богам-пращурам слава!

– Русскому Солнцу слава!

Лишившимся живота – вечная память…

Светозар поднял очи, подёрнутые туманом, – они ещё пребывали там, в прошлом, переживая страшную трагедию. Старцы ждали, не мешая.

– Так что, выходит, мы настоящие дети богов? – выходя из оцепенения, изумлённо спросил отрок. – Тех, которые прилетели с неба, правили нашими Родами и слились с ними? Отчего ж тогда, – он заволновался, – нынче творится такое? Разве не имеем мы боле силы богов наших и пращуры не смотрят теперь из Сварги синей, не помогают нам?

Мечислав похлопал отрока по плечу, а отец Велимир ответил почти сердито:

– Как они будут помогать тем, кто их забыл? Кто ищет себе новых богов и топчет пращурские святыни?

– Но мы ведь помним? – почти с отчаянием произнёс Светозар.

– Помним, Светозарка, потому что для нас, волхвов, это главней самой жизни. И на нас лежит обязанность, чтоб мы людей своих просвещали, чтобы власть наша – князья да бояре – веры своей держались и народу исправно служили. Одначе власть теперь с мечом супротив народа собственного поднялась. А меч, Светозарка, словом тяжко одолеть, ой как тяжко, даже нам, кудесникам…

С нелёгким сердцем возвращались Светозар с Мечиславом к себе. Выйдя на Перунову поляну, уселись на ствол огромного дерева, некогда вывороченного бурей, и долго пребывали в молчании. Где-то в отдалении куковала кукушка, мирно гудели жуки и пчёлы. Вдруг Мечислав настороженно поднял голову, встал и выпрямился, будто собираясь выполнить упражнение «древо», с которого обычно начиналось каждое их воинское занятие. Однако старый воин не двигался, чуткое ухо уловило в привычных лесных звуках едва уловимые чужие: кукушка смолкла на половине своего «ку-ку», а потрескивания в чаще указали на продвижение зверей.

Видя, как напряжённо вслушивается Мечислав в говор леса, отрок затревожился.

В это время над головами послышался громкий сорочий треск, и на сухой сук бревна опустилась Стрекотуха. Ей вторили другие сороки, оповещая лес о вторжении чужаков.

Старик обернулся к мальцу:

– Собери котомку, живо! – и снова обратил взор в сторону лесной чащобы.

Светозар сорвался с места, вбежал в избушку, привычно уложил котомку. Еды взял поболе – на двоих, им ведь не впервой отправляться в дальний путь на несколько дней. Когда выскочил на поляну, обычно суровый Мечислав неожиданно сгрёб мальца, прижал к себе, ласково погладил огромной дланью по русым вихрам. Голос его дрогнул.

– Уходи, Светозарушка! Уходи, соколик мой, помни заветы Перуновы! И про меня вспоминай. Я всегда с тобой буду, даже когда отправлюсь к пращурам в Ирий. Ты только не разучись землю слушать, на звёзды глядеть и людей разуметь. Нам, сыновьям Перуновым, всегда приходилось трудно, и губить нас будут нещадно за правду нашу, только дух Прави убить невозможно. Когда-нибудь люди вспомнят, что они дети богов, и возлюбят сей мир, станут поступать по справедливости, и потечёт тогда земля молоком и мёдом. Но сколь много кровушки удобрит ещё Мать Сыру Землю… Светозарушка, прощай, соколик ненаглядный! Беги, нельзя боле мешкать! Предупреди людей в слободе, пусть уходят, проведи их по тем тропам, которые знаешь. Особо позаботься об отце Велимире, я на тебя во всём полагаюсь…

Светозар только теперь уразумел, что Мечислав решил остаться.

– Дедушка, я не пойду! Я должен быть с тобой! Ежели надо, защищать… Кумиров отстаивать… Я…

– Ты жить должен. И не смей умереть, пока не передашь людям наши заветы. Иди! Да помни, встретимся здесь, на земле, или там, – старик указал на небо, – спрошу с тебя по всей строгости!

Он поцеловал отрока в лоб, затем отстранил и подтолкнул к тропе. С другой стороны уже явственно различалось фырканье коней, бряцание оружия и громкие возгласы.

– Постой, возьми Стрекотуху. – Мечислав бережно взял притихшую птицу и передал отроку. – Когда будете в безопасности, – добавил волхв, – пошли её ко мне, это будет знак.

Светозар медлил, переминаясь с ноги на ногу, лицо его побелело.

Взгляд старика стал грозен.

Отрок не смог ослушаться. Он побежал, прижимая к груди птицу и глотая слёзы. Последнее, что увидел, обернувшись, – как старик опять спокойно опустился на поваленное дерево и замер так, положив руку на мощное корневище.