Текст книги "Гарторикс. Перенос"

Глава 12. Эштон

Повсюду была вода. Эштон забился, силясь оттолкнуться от дна и всплыть на поверхность, но дна не было – только жидкое голубоватое свечение, которое сдавливало грудь и не давало дышать. Попробовав плыть, он почувствовал такое сопротивление, словно пытался подняться из глубин Мирового океана.

Голубое нечто окружало его со всех сторон. Эштон забился в нем, как муха, тонущая в смоле, и беззвучно закричал, теряя в легких остатки воздуха. В глазах что-то вспыхнуло, и нечто с оглушительным грохотом рухнуло вниз, увлекая его за собой.

От удара о каменный пол в голове зазвенело. Эштона вырвало, и в легкие вместе с воздухом ворвался прохладный запах с отчетливым металлическим привкусом. Барахтаясь в растекающейся жидкости и широко открывая рот, как рыба, выброшенная на берег, он почувствовал странный холод в затылке – и обернулся.

У самого края лужи стоял невысокий старичок в синем рабочем комбинезоне. В руках он держал деревянную палку с пучком мягких растрепанных веревок, намотанных на один конец. Что-то похожее Эштон видел в виртуальном музее старинного экобыта: оно называлось «шваброй». Волосы у старичка были редкие и легкие, как белые перышки. Из-под таких же легких белых бровей на Эштона с любопытством смотрели пронзительные голубые глаза – того же цвета, что и расплескавшаяся вокруг жидкость.

Заметив взгляд Эштона, старичок спохватился и вернулся к работе. Ловко орудуя своими веревками, он собирал влагу по краям лужи и размазывал ее по каменному полу, постепенно подбираясь всё ближе и ближе к Эштону. В этом зрелище было что-то гипнотическое, так что некоторое время Эштон завороженно следил за возней перепутанных мокрых веревок на полу.

– Ничего не получилось? – наконец спросил он.

Гулкое эхо огромного, судя по всему, помещения сломало его слова, раздробив на отдельные щелчки и хрипы. Старичок поднял голову и хитро улыбнулся.

– Странный вопрос, – сказал он, – чтобы задавать его в самом начале.

Голос у старичка был тонкий и хрупкий, как надтреснутое стекло, и почти не отражался от стен. Во всяком случае, сейчас никакого эха не было слышно.

– Процедура Переноса, – нетерпеливо пояснил Эштон и сделал паузу, пережидая новые щелчки и хрипы, многократно усиленные эхом. – Что-то пошло не так? Я… остался?

– А вот на этот вопрос очень легко ответить, – старичок надул губы, как будто Эштон обещал ему увлекательную интеллектуальную беседу и не сдержал своего обещания. – Зависит от того, где ты сейчас.

О том, чтобы просто оглядеться по сторонам, Эштон почему-то не подумал.

Помещение напоминало гигантскую пещеру, выдолбленную в скале. Шершавые стены едва угадывались в полумраке, потолка не было видно вовсе. Длинные ряды светящихся голубых колонн расходились во все стороны, образовывая странные мерцающие коридоры.

Внутри каждой колонны было мутное темное пятно; приглядевшись к ближайшей, Эштон рассмотрел в ней огромную рептилию с длинным шипастым хвостом, неподвижно висевшую посреди голубого нечто. Глаза у рептилии были закрыты, но Эштон всё равно предпочел отползти подальше. Это было похоже на тренинг в Центре Сновидений, только там 3D-модели странных существ были гораздо меньше.

– Это не Гарторикс, – прошептал Эштон, и всё помещение отозвалось свистящими хрипами. – На Гарториксе же нет людей…

– Ничего себе! – фыркнул старичок, и его легкие брови взлетели вверх, как пушинки от сквозняка. – А кто тогда ты?

Эштон взглянул на свои руки, и его замутило. На каждой было по четыре длинных когтистых пальца; растопырив их, он увидел полупрозрачные перепонки с пурпурными венами внутри. Всё его тело было покрыто переливчатой фиолетово-пурпурной чешуей. По внешней стороне рук, от «мизинца» к «плечам», шли зазубренные костяные гребни. Проведя когтями-пальцами по голове, он нащупал пасть с несколькими рядами острых зубов и такие же костяные гребни, тянувшиеся от надбровных дуг к затылку.

В панике рванувшись куда-то в сторону, Эштон поскользнулся и растянулся на мокром полу, приложившись мордой о камень. Мощные когти и костяные шпоры на ступнях скребли по шершавым плитам, не давая опоры. Взглянув на ноги, он увидел, что колени, покрытые чешуей, выгибаются в обратную сторону.

– От себя не убежишь – кажется, так? – старичок подошел поближе, с интересом наблюдая за попытками Эштона подняться. – Но и сожрать самого себя никому еще не удавалось. Можно сказать, патовая ситуация.

Эштон вдруг понял, что старичок стоит слева, но ему не нужно даже поворачивать голову, чтобы его рассмотреть. Он видел всё, что было слева и справа, одновременно, – и только впереди, там, где две зоны видимости смыкались, было небольшое слепое пятно.

Уперевшись передними лапами в пол, Эштон приподнялся и медленно, в несколько приемов, подтянул ноги, пару раз задев себя костяными шпорами. Чешуя на боках оказалась довольно крепкой, но он всё равно зашипел от боли, когда острый нарост проскрипел по чешуйчатой коже, оставляя царапины, которые тут же налились пурпуром. Крепко прижав обе ступни к шершавому полу, Эштон напряг все известные ему мышцы и рывком разогнулся, поднимаясь на ноги.

Центр тяжести оказался совсем не там, где ожидалось. Попытавшись выпрямиться, Эштон завалился назад, но что-то крепкое и сильное уперлось ему в копчик, удержав тело в вертикальном положении.

– Можно, конечно, и так, – хмыкнул старичок, – но я бы все-таки научился стоять на своих двоих.

Скосив глаз, Эштон увидел за спиной странную шипастую конечность, упиравшуюся в пол. Попробовав шевельнуть ею, он сразу же потерял равновесие и грохнулся на пол, едва успев выдернуть острые когти лап из-под собственного живота.

– Вот именно поэтому, – назидательно произнес старичок. – Все-таки хвост предназначен совсем для другого.

«Для чего?» – хотел спросить Эштон, но странная конечность взвилась в воздух над его головой, и слова застряли у него в глотке.

Это действительно был хвост – гибкий, длинный и мускулистый. Три ряда острых шипов, соединенных упругими и острыми хрящами, тянулись до самого кончика и там срастались в виде тяжелой трехгранной пики, похожей на смертоносное копье из музея древностей. Эштон поежился от неясного чувства опасности, которое исходило от его же собственного тела: в сочетании со всем остальным такой хвост мог предназначаться только для одного.

– Я что… убийца? – произнес он одними губами так тихо, что даже вездесущее эхо не смогло подхватить ни звука.

– А я откуда знаю? – старичок пожал плечами и вернулся к работе, разгоняя остатки воды по полу. – На этот вопрос можешь ответить только ты.

…На незнакомые звуки тело Эштона среагировало раньше сознания: лапы напряглись, гребни встали дыбом, хвост заходил туда-сюда, со свистом рассекая воздух над головой. Пару раз Эштону пришлось неловко перевалиться на бок, чтобы увернуться от тяжелой костяной пики, – и потому он не сразу понял, что помещение наполнилось металлическим звоном и топотом. Из-за колонн со светящейся голубоватой жидкостью показались существа, напоминавшие 3D-модели с тренинга в Центре Сновидений, но отличавшиеся размерами и осязаемой физической угрозой, которая от них исходила.

Их было пятеро. Двое чем-то походили на обезьян; коренастые, с мощными руками и клыками, торчащими изо рта, они были с ног до головы покрыты жесткой зеленой шерстью. На концах длинных тонких хвостов топорщились кисточки – у одного ярко-алая, у другого ослепительно белая. В кисточки были вплетены гроздья металлических лезвий; задевая каменный пол, они издавали нежный звон.

Двое других были похожи на гигантских бронированных насекомых – нечто среднее между жуком и скорпионом. Их тела были закованы в переливчатые панцири из гладких пластин, наползающих друг на друга. Они стояли на двух тонких шарнирных лапках, четыре точно такие же конечности шевелились в воздухе, выпуская и втягивая влажные розовые присоски. Круглые лысые головы с фасеточными глазами прикрывали панцирные воротники, над головами жутким веером возвышались длинные гибкие жала с острыми кончиками.

Последний был наиболее антропоморфным из всей пятерки. На нем была одежда – грубые сапоги, светлые штаны и рубашка с широким поясом; к поясу крепилось нечто вроде легкой чешуи из синего металла, закрывавшей грудь и спину. На поясе болтались две кобуры странной формы с торчащими рукоятками то ли оружия, то ли рабочих инструментов. Он был почти на голову выше остальных; сквозь серую, цвета каменной пыли кожу на лице и руках проступали огненные полосы, похожие на трещины в вулкане. От переносицы и надбровных дуг отходили рифленые костяные наросты, загибавшиеся вокруг головы наподобие рогов.

На шее у всех пятерых блестели металлические ошейники со странной светящейся мембраной в центре. Шестой такой же ошейник держала в руке одна из обезьян.

Эштон бросил вопросительный взгляд на старичка, но тот преспокойно размазывал воду по полу, отходя всё дальше к колоннам и не обращая внимания на существ, которые, впрочем, тоже как будто его не замечали.

Человекообразный кивнул, оба жука опустились на все шесть лапок и медленно направились к Эштону. За ними двинулись обезьяны.

– Кто вы такие? – в панике спросил он, безуспешно пытаясь подняться или хотя бы отползти. – Что вам нужно?

Жалобные щелчки и хрипы рассыпались по помещению, отскакивая от стен.

Человекообразный предостерегающе поднял руку; неведомо как в другой руке у него оказался продолговатый металлический предмет с раструбом на конце.

– Спокойно, – сказал он, и эхо несколько раз повторило это слово на разные голоса. – Иначе нам придется тебя обездвижить.

По крайней мере человекообразный говорил на паназиатском, хотя такого акцента Эштон ни разу не слышал. Это вселяло надежду. На тренинге в Центре Сновидений им рассказывали, что, согласно одной из новейших статистических моделей, все сознания, обитающие на Гарториксе, скорее всего, являются человеческими. Значит, внутри жуков и обезьян тоже были люди, и с ними можно попробовать договориться.

– Расслабь ноги, – произнес человекообразный, по-прежнему направляя металлический раструб на Эштона. – Сконцентрируйся на точке чуть ниже копчика и попробуй расслабить ее тоже.

Это было до того похоже на йогу, что Эштон фыркнул. Но выполнить задание человекообразного оказалось не так-то просто. Тело дрожало и отказывалось повиноваться. Когти на ногах скребли по полу, шпоры то ли на пятках, то ли на вывернутых назад коленках угрожающе торчали в разные стороны…

Одна из обезьян обернулась к человекообразному.

– Время поджимает, – сказала она с еще более экзотическим акцентом. – В седьмом секторе сразу две капсулы на подходе.

Человекообразный взглянул на хвост, со свистом рассекавший воздух над головой Эштона, вздохнул и подошел поближе.

– Чипом сюда, – скомандовал он, прищуриваясь поверх раструба. – Мне нужен прямой выстрел.

– Подождите, – пробормотал Эштон, холодея от страха. – У меня уже почти получилось…

Щелчки и хрипы, в которые эхо превратило его слова, слились с быстрым перестуком двенадцати тонких конечностей. Жуки передвигались молниеносно; Эштон не успел опомниться, как они оказались по обе стороны от него. Хвост мотнулся с такой силой, что Эштон едва устоял на ногах. Жук слева упал на пол, подобрав под себя лапки, втянув голову и превратившись в подобие бронированной капсулы. Костяная пика с оглушительным треском врезалась в панцирь и скользнула вниз, не причинив жуку вреда. Жук справа бросился сверху, придавив пику панцирным животом.

В тот же миг острая боль между глаз пронзила Эштона. Отдернув голову, он увидел обезьяну, которая крутила в воздухе на длинной цепи шипастый металлический шар. Скользящим движением обезьяна выбросила вперед цепь – она тут же намоталась на морду Эштону, снова оглушив ударом шипастого шара в переносицу.

– Сейчас будет больно, – услышал он голос человекообразного.

Холодный металл раструба коснулся затылка Эштона. Перед глазами вспыхнул клубок ослепительно-белых нитей, их раскаленный след выжег Эштону мозг, и он перестал видеть.

Сильные руки неожиданно мягко перевернули его на спину. Морду, всё еще стянутую металлической цепью, обтерли прохладным и влажным. Приоткрыв глаза, Эштон с трудом различил серое с огненными прожилками лицо человекообразного, склонившегося над ним.

– Сейчас тебе наденут временный преобразователь, чтобы проверить связки, – сказал он. – Когда я скажу, сделай глубокий вдох.

Дышать и смотреть… Попытавшись пошевелиться, Эштон понял, что ни на что другое попросту не способен. Он ничего не чувствовал от горла до кончиков ног, и поэтому мог только смотреть, как обезьяна с алой кисточкой на хвосте приближается к нему с металлическим ошейником в руках. Ошейник был открыт; на внутренней стороне блестела тонкая синеватая игла.

Нагнувшись над распростертым Эштоном, обезьяна приставила к его горлу иглу и резко надавила.

– Вдох, – услышал Эштон и судорожно втянул в себя воздух.

Пройдя между чешуйками, игла вошла глубоко внутрь, наполнив горло резкой мгновенной болью. Ошейник с тихим щелчком застегнулся на шее, и боль отступила. Всё еще ощущая чужеродный предмет в глотке, Эштон сделал пару осторожных вдохов и выдохов.

– Имя? – требовательно спросил человекообразный, слегка ослабляя цепь на морде.

Эштон назвал свое имя, и эхо вернуло имя странными незнакомыми голосами.

– Работает, – удовлетворенно кивнул один из жуков. – Будем грузить?

– Сейчас, – сказал человекообразный. – Надо выяснить, самец это или самка.

Обезьяна с белой кисточкой на хвосте подошла к Эштону и, бегло осмотрев его тело, присела на корточки возле правого плеча, покопалась в подмышке, подцепила что-то когтями и дернула изо всех сил. Эштон ничего не почувствовал, но увидел, что обезьяна держит в руке синеватую чешуйку неровной формы с толстым корешком, на котором блестели крупные темно-пурпурные капли. Слизав капли языком, обезьяна подняла чешуйку к свету. Корешок был ярко-синий.

– Самец, – сказал человекообразный. – Уровень пять-один.

Бросив чешуйку на пол, обезьяна подхватила Эштона под плечи и с натугой приподняла. Один из жуков обежал вокруг и с гулким стуком опустился на каменный пол. Вторая обезьяна потянула за цепь, намотанную на морду Эштона, и в несколько приемов с помощью первой втащила его на покатую спину жука.

Голова Эштона почти уперлась в воротник из тонких жал, но ноги и хвост волочились по полу: жук был почти в полтора раза короче. Второй приготовился было подползти прицепом, но окрик человекообразного остановил его.

– Ты со мной в седьмой сектор, – сказал он. – Ты тоже, – и ткнул в ближайшую обезьяну. – Если там лопнут обе капсулы, одним сектом не обойтись.

– Не знаю, – обезьяна задумчиво посмотрела на Эштона, неловко растянувшегося на скользкой спине жука. – Уж больно он здоровый.

– Он обездвижен, – с раздражением произнес человекообразный. – Зафиксируйте его цепью, если хотите.

– А если парализатор перестанет действовать? – Жук, на котором лежал Эштон, подал голос. – До пятого уровня путь неблизкий.

– Вот именно, – человекообразный опустил руку на рукоятку, торчавшую из кобуры. – Советую поторопиться.

Голос у него не изменился, но огненные прожилки на лице и руках вспыхнули, как полные раскаленной лавы трещины вокруг жерла вулкана. В воздухе повисла напряженная тишина.

– Ладно, – буркнул наконец второй жук, и эхо отозвалось невнятным ворчанием. – Не такой уж он и тяжелый.

– Конечно, – первый раздраженно взбрыкнул, поправляя сползающее тело Эштона. – Не тебе же его нести.

– С цепью будет нормально, – сказала обезьяна с алой кисточкой, загремев металлическими звеньями.

С помощью второй обезьяны они несколько раз перекинули цепь через туловище Эштона, крепко примотав его к жуку. Человекообразный хлопнул рукой по панцирю; жук поднялся, расставив в стороны все шесть лапок для равновесия.

– Стойте, – с трудом произнес Эштон, опять удивившись чужим голосам, которыми ответило ему эхо. – Скажите хотя бы, где мы.

– В Банке Памяти, – рассеянно сказал человекообразный, дергая за цепь, чтобы проверить, прочно ли она держится. – Это Зал Ожидания. Из него все попадают в карантин.

– А потом? – спросил Эштон. – Что будет после карантина?

– Увидишь.

Каменный потолок, освещенный голубоватыми отсветами, закачался и поплыл назад. Жук с примотанным к нему Эштоном засеменил вдоль длинного ряда колонн с размытыми силуэтами рептилий. Обезьяна с алой кисточкой шла за ним, остальные свернули в боковой коридор и скрылись.

Зал Ожидания был огромным. Коридоры из светящихся голубоватых колонн образовывали лабиринт, в котором Эштон почти сразу перестал ориентироваться. Он только заметил, что рептилий внутри колонн постепенно сменили другие существа: гигантские насекомые, хищники с когтистыми лапами и даже какие-то птицы, больше похожие на крылатых ящеров. Все они выглядели опасными, но почему-то именно при взгляде на птиц по плечам у Эштона поползли мурашки, а кончик хвоста едва заметно дернулся.

– Давай-ка прибавим, – сказала обезьяна, бросив тревожный взгляд на Эштона. – По-моему, у него гребни опять поднимаются.

– Быстрее всё равно не получится, – жук говорил с трудом: было слышно, что он задыхается. – Придется срезать.

– Ты в своем уме? – обезьяна немного отстала, держась подальше от Эштона. – Это же драк. Ему нельзя в первый сектор.

– Хочешь иметь с ним дело здесь – пожалуйста, – огрызнулся жук. – Мой панцирь ему всё равно пока не пробить. А вот цепь он порвет в два счета.

Обезьяна покрутила головой, что-то соображая.

– Ладно, – сказала она, не отрывая глаз от хвоста Эштона. – Но к Источнику приближаться не будем. Пройдем по внешнему краю первого.

– Как скажешь, – жук дернул панцирем, будто пожимая плечами. – Хотя так получится вдвое дольше, чем через центр.

Свернув направо, они прибавили шаг и скоро оказались в коридоре между колоннами, внутри которых угадывались силуэты существ, словно застывших в каком-то диковинном танце. Эштон не сразу догадался, что это человекообразные, потому что на них не было одежды. Обнаженные серые тела, покрытые огненными прожилками, были одновременно и человеческими, и звериными. Крепкие когти на руках и ногах, две вертикальные щели на лице вместо носа и четыре рога, причудливо загнутых вокруг головы, делали их похожими на лесных обитателей из древних сказок. Человекообразные были красивыми и грозными, как крупные хищники на отдыхе. Эштон невольно залюбовался – и только потом понял, что странное клокочущее рычание, которое вдруг наполнило пространство между колоннами, издает он сам.

– Мурлычет! Он мурлычет, – в панике крикнула обезьяна.

– Слышу, – буркнул жук, переходя на тряский шестиногий галоп. – Всё еще хочешь пройти по внешнему краю?

– К черту, – обезьяна перешла на бег, помогая себе мощными руками. – Давай направо.

Они резко свернули, едва не врезавшись в колонну, и Эштон с изумлением понял, что у нее нет внешней границы, – колонна состояла целиком из жидкости, которую неведомая сила удерживала в воздухе вертикально.

– Быстрей! – завопила обезьяна, обгоняя жука на очередном повороте. – Надо пройти Источник, пока он еще в отключке, – и они снова свернули.

Внезапно Эштон почувствовал обжигающий холод в затылке, словно в основание черепа воткнули острый ледяной клин. Он заворочался, пытаясь избавиться от неприятного ощущения, и повернул голову.

Они пересекали коридор, который оканчивался полукруглым каменным тоннелем. По стенам и потолку тоннеля переливались ярко-синие блики, выплескиваясь наружу пятнами потустороннего серебристого света. У входа стояли навытяжку четыре фигуры, с ног до головы одетых в гладкие доспехи цвета свежей крови, но по рогам, поднимавшимся над головами, Эштон сразу узнал в них человекообразных.

– Красный код! – закричала обезьяна, как только человекообразные вскинули на них длинные металлические трубы. – Свежий драк просыпается!

– Сюда, – скомандовал один из человекообразных, свободной рукой доставая что-то из кобуры на боку.

Обезьяна замешкалась, но жук резко повернул и галопом понесся навстречу человекообразному.

– Стой! – крикнула ему вслед обезьяна. – Он же еще не проснулся. Второй выстрел на первый может его убить…

– Или нет, – раздался холодный голос человекообразного. – Но если он проснется здесь, его точно придется пристрелить.

От затылка до кончика хвоста Эштона бежали странные импульсы, похожие на электрические разряды, но тело всё еще не хотело слушаться. Эштон дернулся и повалился набок, услышав звон лопнувшей цепи. Жук отчаянно забился, пытаясь то ли прижать его к полу, то ли, наоборот, отползти подальше. Еще несколько звеньев лопнули, и Эштон упал на живот.

Он с трудом поднял голову – и наткнулся взглядом на три длинных трубы, направленных прямо на него. Хриплое рычание прорвалось меж его стиснутых челюстей, и горячее кроваво-красное марево поднялось откуда-то из живота, заполнив всего без остатка. Он рванулся вперед, волоча за собой обрывок цепи, и увидел в глазах человекообразных страх, какой невозможно было ни с чем перепутать.

На мгновение человекообразные расступились, и Эштон разглядел за их спинами тоннель, освещенный переливчатыми синими сполохами. В глубине тоннеля копошился старичок в рабочем комбинезоне, размазывая что-то по полу. Почувствовав взгляд Эштона, он поднял голову, кивнул ему и преспокойно вернулся к своей работе.

– Что вы тут делаете? – изумленно выдохнул Эштон, пытаясь подползти ближе.

– То же, что и ты, – старичок пожал плечами и улыбнулся. – Живем.

Эштон хотел спросить, кого он имеет в виду, но кто-то ловко дернул за цепь, так что голова его повернулась, открывая беззащитный затылок. Перед глазами вспыхнул клубок раскаленных белых нитей, и мир погрузился во тьму.

Эштон не сразу понял, что никакой тьмы на самом деле не существует.

Тьма была составлена из глаз, челюстей и лбов, которые проносились мимо него так быстро, что не успевали собраться в лицо, хоть сколько-нибудь похожее на человеческое.

Глаза были янтарные, фасеточные, с вертикальными змеиными зрачками или вообще без зрачков, кроваво-красные, трехцветные, сверкающие, как драгоценные камни. Челюсти – звериные, с несколькими рядами хищных зубов, с клыками, торчащими вверх и вниз, с толстыми жвалами по бокам и частоколом костяных пластин внутри. Лбы были покрыты чешуей, шерстью, хитиновыми пластинами, из них росли рога, причудливо расходясь от висков и переносицы, переплетаясь на затылке и за ушами, поднимаясь над головой.

Сплошной поток всего этого омывал его со всех сторон и с огромной скоростью нес сразу во всех направлениях. В этом потоке было абсолютно не за что зацепиться – да и нечем, потому что никакого тела у него тоже не было.

Это сны, подумал Эштон, – только чтобы почувствовать, что всё еще может думать. Просто какие-то сны. Поток подхватил эту мысль – и она растворилась в разноцветных глазах, несущихся сквозь него. Ни в одном из глаз не было ничего человеческого.

Эти сны – не мои, подумал он еще раз, – и проснулся.

Лежать было холодно и жестко; завозившись, Эштон неуклюже перевернулся на живот и уткнулся мордой в тонкую плетеную циновку из выцветших перьев. Циновка неуловимо пахла едой, и он впервые почувствовал, что проголодался.

Хвост проскрежетал по чему-то твердому, и Эштон обернулся. Сразу за ним была каменная стена – сплошная, неровная и влажная, в извилистых синеватых потеках. Прямо в стену были врезаны толстые металлические прутья решетки, которая полукругом охватывала совсем небольшое пространство, образуя клетку. Справа, слева и напротив в полумраке угадывались такие же клетки, вделанные в стены длинного каменного коридора. Подтянув под себя конечности и обернув вокруг тела длинные шипастые хвосты, в них спали голубые и фиолетовые рептилии.

Эштон осторожно пошевелил челюстями, проверяя, на месте ли цепь. Цепи не было, и ошейника с иглой в горле почему-то тоже. Он оперся на лапы, чтобы подняться, и тихонько зашипел: в правой подмышке что-то отозвалось резкой мгновенной болью. Вывернув шею и скосив глаз, ему удалось рассмотреть крошечную ранку, из которой сочилась темная пурпурная жидкость, – там, откуда обезьяна вырвала у него синеватую чешуйку. Эштон хотел дотронуться до нее, но прежде чем он успел поднять руку, челюсти у него разжались и из пасти вывалился длинный раздвоенный язык. Мягкие присоски на концах языка уткнулись в ранку, и по желобу посредине потекла клейкая зеленоватая слюна. Эштона затошнило от этого зрелища, но, как только слюна достигла поврежденного места, боль сразу же прекратилась.

Это был первобытный инстинкт исцеления – совершенно чуждый ему, но вполне естественный для его странного тела. На всякий случай Эштон еще немного посидел, чувствуя себя нелепо и капая на подстилку зеленой слюной, а потом осторожно отклеил язык от ранки.

Знакомый холод в затылке заставил его поднять голову. Пронзительные голубые глаза внимательно смотрели на него сквозь решетку.

– Где я? – хрипло спросил Эштон.

Эхо гулко защелкало, отскакивая от стен. Фиолетовая рептилия, свернувшаяся в клетке наискосок, дернула хвостом, не открывая глаз. Старичок прислонил свою швабру к решетке и отклонился назад, разминая затекшую поясницу.

– Ты всё время задаешь вопросы, на которые знаешь ответ, – обиженно проворчал он. – Как насчет того, чтобы узнать что-нибудь новое?

– Что, например?

Эштон попробовал закатить глаза и обнаружил, что может посмотреть назад, не поворачивая головы. Смотреть там, правда, было абсолютно не на что.

– Если я скажу, это уже не будет для тебя новым, – назидательно произнес старичок.

Эштон с трудом подавил невесть откуда поднявшееся желание сомкнуть челюсти на мягком морщинистом горле и представил себя на работе – в мягком кресле с ортопедической поддержкой спины, напротив очень упрямого пациента.

– Хорошо, – сказал он, стараясь не отвлекаться на щелчки и хрипы, которые эхо разносило по коридору. – Скажите мне что-нибудь, чего я не знаю. Пожалуйста.

– Что, например? – старичок наклонил голову набок и язвительно улыбнулся.

Эштон задержал дыхание и медленно досчитал до пяти.

– Как вы здесь оказались? – он хотел произнести это ровным голосом, но в рассыпавшихся вокруг щелчках и хрипах слышалось явственное раздражение.

Фиолетовая рептилия в клетке наискосок вскинула морду и блеснула на Эштона желто-зеленым глазом.

– Интересный вопрос, – старичок задумчиво пожевал губами. – Строго говоря, это ты тоже знаешь. Просто не знаешь, что знаешь именно это.

– Fuck! – не сдержался Эштон. В паназиатском были свои ругательства, но в кругах интеллектуалов из обеспеченного среднего класса было модно материться на языках какого-нибудь экзотического семейного наследия.

Эхо защелкало между клетками. Фиолетовая рептилия вскарабкалась на ноги, взметнула над головой покрытый шипами хвост и, распахнув пурпурную пасть, оглушительно зарычала.

– Кевин просит тебя помолчать, – спокойно сказал старичок, легко перекрыв рычание и щелчки рептилии, многократно усиленные эхом. – Иначе ты тут всех перебудишь.

– Вы его понимаете? – с удивлением спросил Эштон, вызвав новый взрыв раздражения у «Кевина».

– Конечно, – старичок пожал плечами. – Так же, как и тебя.

– В смысле?.. – начал было Эштон и тут же остановился.

Щелчки и хрипы захлебнулись на полуслове, и он вдруг понял: то, что он всё это время принимал за эхо, было звуками, которые издавал он сам.

– Эй! – крикнул он фиолетовой рептилии, с недоверчивым ужасом слушая хриплое щелканье у себя в горле. – Как тебя… Кевин!..

Рептилия ответила громогласным щелкающим рыком и хлестнула хвостом по решетке. В соседних клетках завозились, поднимаясь на ноги, другие рептилии, и коридор наполнился оглушительной какофонией щелчков и клокочущего рычания.

– Ладно, поговорите тут без меня, – старичок быстро пошаркал по коридору, гоня перед собой одному ему видимую влагу. – Но советую успокоиться до того, как придет охрана с парализаторами.

Эштон испуганно примолк, но остальных было уже не остановить, и охрана – несколько человекообразных в нагрудных кольчугах с парализаторами и десяток обезьян с длинными толстыми копьями – пришла почти сразу.

Свернувшись на циновке и старательно притворяясь спящим, Эштон смотрел, как человекообразный подошел к беснующемуся Кевину и приказал наклонить голову. Кевин ответил коротким хриплым рычанием и щелкнул пастью. Тогда обезьяна, подошедшая с другой стороны, просунула сквозь решетку копье и ткнула его в спину. Послышался сухой треск, в воздухе запахло жженой костью, Кевин взвизгнул как ужаленный и обернулся. В тот же миг человекообразный поднял парализатор и выпустил тонкий белый луч прямо в открывшийся затылок, где между вздыбленными гребнями блестело нечто похожее на серебристую татуировку – клубок перепутанных тонких линий. Кевин неестественно выгнулся и рухнул на пол, подмяв под себя хвост.

– Это он?

Негромкий холодный голос раздался прямо над головой Эштона, и он испуганно зажмурился.

– Вроде да, – сказал другой голос со знакомым странным акцентом. – Гребни необычного цвета, я запомнил. И полосы над ушами.

– Не думала, что он выживет, – произнес первый голос, совершенно не похожий на женский.

– Я же говорил, он здоровый, – буркнул второй. – Как думаешь, его заберут в D13?

– Не знаю, – Эштон мог поклясться, что обладательница холодного мужского голоса равнодушно пожала плечами. – Он выжил, а нас не отправили на Периферию. Это всё, что меня заботит.

Рычание и хрипы, наполнявшие коридор, почти затихли, Эштон услышал удаляющиеся шаги. Приоткрыв один глаз, он увидел человекообразного в кольчуге, с рифлеными рогами, причудливо загнутыми на затылке, и приземистую обезьяну с алой кисточкой на хвосте. Они направлялись к соседней клетке, где щелкала пастью последняя перевозбужденная рептилия в ярко-синих пятнах.

Наступившая тишина еще долго не нарушалась даже случайным вздохом. Те рептилии, кому удалось избежать парализатора, свернулись клубками, изредка сверкая по сторонам желтыми или зелеными глазами. Обездвиженные медленно приходили в себя, ворочаясь и зализывая ожоги длинными раздвоенными языками.

Эштон постепенно привыкал к габаритам своего нескладного тела и уже не задевал решетку хвостом или шпорами при малейшем движении. На самом кончике морды у него обнаружилось нежное чувствительное место, а по обеим сторонам верхней челюсти – длинные щели ноздрей. Всё его тело покрывала прочная чешуя. В спокойном состоянии она переливалась красивым фиолетовым цветом, выгодно оттеняя алые шипастые гребни на руках и хвосте; у других рептилий гребни были гораздо бледнее, в диапазоне от нежно-фиолетового до зеленого. Но стоило ему разозлиться, как чешуйки на животе и руках наливались пурпуром, а от испуга чешуя шла синими пятнами и полосами, так что при одном только взгляде можно было сразу понять, что у него на уме.