Текст книги "Зимний гость"

Юлия Климова
Зимний гость

С чего началась вражда с соседями, Женька не знала. Конфликт толстыми змеиными корнями уходил в далекое прошлое. Возмущенные рассказы и дребезжащие предположения родственников не совпадали, и правда никак не обретала четких очертаний. Но первая ссора явно случилась еще в те годы, когда деревня дышала полной грудью, по утру вдоль поля вышагивали коровы, а кашу в каждом доме готовили в печи, а не на газовой плите. Теперь в Горниловке зимовали лишь пять-шесть дворов, а остальные уверенно попадали под категорию дачников. И Женька была из дачников. И враги тоже.

– Ты посмотри на них! Ни стыда, ни совести! Вывалили машину песка прямо перед нашей скамейкой. Назло. Вот точно назло! А потом этот песок таскать начнут, и от газона ничего не останется, – возмущенно восклицала тетя Эля, отцовская сестра, когда Женьке было лет семь. – Волковы, они и есть Волковы. Говорящая фамилия! Злые и голодные до чужого добра!

Гора влажного бежевого песка возвышалась метров за пять до скамейки, но надо было признать, что ее большая часть нагло залезала на чужую территорию. А точнее, разлеглась возле участка семьи Женьки. Около дороги, перед забором, земля вроде бы и ничья, но никто же свое драгоценное добро не складирует напротив соседей – иди к себе, и делай что хочешь.

– Вот волчары, каждый день пакостят, – сверкнул глазами дед и похлопал себя по бедру, будто надеялся обнаружить кобуру с пистолетом. – Ничего, соберусь перегной покупать, я им припомню… места около их ворот много…

Про газон тетя Эля, конечно, сказала сгоряча. Она от души желала максимально увеличить масштабы трагедии. Стриженные одуванчики и подорожники никак не тянули на ухоженную лужайку, которой можно гордиться.

Женька минут пять стояла около калитки и внимательно изучала вражий песок. Ей все казалось, что он сейчас оживет, заворочается, точно невиданный сонный зверь, и все же переползет к забору Волковых. И тогда и тетя, и дядя, и дедушка, и папа, и мама наконец успокоятся и перестанут ругаться. Но он не переполз.

Были и другие мелкие истории, повышающие градус раздражения: то каждое утро с участка Волковых тянуло навозом, то кто-то поломал сливу (а известно кто!), то у колорадских жуков «слишком уж довольные рожи, будто они с соседнего участка приперлись!», то «пластмассу жгут, сволочи!», то еще что-то… Но гром грянул на майских праздниках. Женьке уже исполнилось десять. Она хорошо запомнила тот день, когда они дружно, на двух машинах, приехали в Горниловку и… оценили случившиеся перемены. Если раньше от Волковых их отделял пожарный проезд – метра четыре в ширину, то теперь он значительно сократился. И полоска между собственным забором и новеньким забором соседей стала совсем узкой.

Пожарных проездов в деревне было несколько, но никто в них не нуждался, на любой участок можно было заехать, благодаря имеющимся воротам. И народ по-тихому стал делить заросшие травой полосы и присоединять их к своим соткам. Но как делили? Ты мой сосед – тебе половина, и мне половина. Все довольны.

А как поделили Волковы? Нам два с половиной метра, а вам – полтора.

И разницу видно сразу. Она режет глаз так, что солнца на небе не отыскать!

И новый забор поставили – сплошной из шифера. Крепежными трубами к участку Женьки. И будто специально они эту сторону в некоторых местах грязью и краской заляпали…

– Ну ты посмотри на них! – всплеснула руками тетя Эля. – Валь, а ну пойдем разберемся…

Женьке вовсе не хотелось, чтобы мама шла разбираться со страшными соседями, и она на всякий случай подошла поближе и приготовилась пустить жалобную слезу и театрально всхлипнуть.

– Не бабье это дело, – рявкнул дед, подхватил лопату, подумал немного и с силой вогнал ее в землю, демонстрируя высокую степень злости. – Я сам.

– Я с тобой, – поддержал отец.

Дело почти дошло до драки, и женщины, возмущаясь и выкрикивая звенящие угрозы, были вынуждены оттаскивать своих мужчин в разные стороны. Позже две отчаянные попытки перенести новый забор врагов не увенчались успехом, металлические трубы, держащие тяжелые листы шифера, глубоко уходили в землю. Да и как восстановить справедливость, если старшие Волковы уезжают из Горниловки только на зиму. И в суд не подашь: пожарные проезды дачникам не принадлежат, отберут и все. Да и ладно бы отобрали (так не доставайся ты никому!), но так и другим соседям картину испортить можно, всех нарушителей разом лишат дополнительной полоски земли.

Старый забор пришлось снести, и теперь Волковы оказались еще ближе: общим стал забор из шифера.

Несправедливость и горечь поражения заставили Женьку долго хмурить брови и вышагивать по дорожке туда-сюда. Она даже не обращала внимания на свои любимые тюльпаны и нарциссы. Беспомощность всегда обидна, и очень хотелось успокоить душу и найти утешение хоть в чем-нибудь.

За баней, справа от малинника, земля вперемешку с булыжниками тянулась волнами около метра. И Женька увидела именно то, чего требовала душа – приличную щель под вражеским забором. Помедлив лишь несколько секунд, она подошла ближе, мстительно прищурилась и сунула носок резинового сапога в эту дырку. На лице Женьки появилась победная улыбка, а карие глаза заискрились. Она представила, что на дворе лето, ее ноги босы, и пальцы касаются травы, растущей на украденном Волковыми полуметре.

«Ну что? Отобрали вы у меня землю? Фигушки! Вот я стою на ней, и ничего вы со мной не сделаете!»

И когда бы Женька потом не приезжала в Горниловку, она всегда первым делом устремлялась за баню и просовывала ногу в щель. Так хоть чуть-чуть она ступала на свою недоступную территорию, и тем самым побеждала врагов.

К тринадцати годам Женька прилично вытянулась, ее темно русые волосы перестали усиленно кудрявиться и наконец-то легли волнами. Теперь на каникулах она не носилась по Горниловке, сломя голову, а прогуливалась с подругами неспеша по единственной улице до речки и обратно. Или разъезжала на велосипеде. Андрей Волков – вражеский сын, тоже проводил время с друзьями, но Женька лишний раз не поворачивала голову в его сторону. Обойдется. Слишком много чести. И даже когда все девчонки в него влюбились, она искренне не понимала, что они в нем нашли. Конечно, Андрею уже шестнадцать лет, и он кажется взрослым. Ну и что? Конечно, высокий и плечистый, говорят, плаваньем занимается. Подумаешь, чудо-чудное! Да бассейн в любом районе есть. Симпатичный? С этим Женька готова была спорить до злости. Но никогда не спорила, потому что ничего кроме презрения в адрес Андрея Волкова показывать не собиралась. Он не был достоин ее гнева. Он наверняка сажал и полол редиску или лук на грядках вдоль забора. На сворованной полоске земли. Враг. Тоже враг!

– Я слышал, чеснок у них сгнил в этом году, – с удовольствием рассказывал дед, с гордостью поглядывая на капусту, нетронутую ни одной гусеницей. – Так не удивительно, с чужой землицы еще ни один супостат добра не получил. И луковая муха у них была, и розы тля пожрала. Хорошее лето. Ох, хорошее!

После десятого класса Женька в Горниловку не ездила. Неожиданно ее накрыла мечта – поступить в медицинский, и она буквально приковала себя к стулу на целый год. Читала, вникала, зубрила, старалась изо всех сил. И Пироговка сдалась: распахнула двери перед новой студенткой Женькой Апраксиной, щедро предложив ей педиатрический факультет.

Еще никогда она не была столь счастлива. Ступеньки, перила, аудитории, потолки, многоэтажная химия, книги, эхо в коридорах, зачетка… Женька будто оказалась именно в том месте, которое было предназначено ей с рождения, которое ее терпеливо ожидало долгие годы, без которого категорически нельзя дальше жить. И, окунувшись с головой в учебу, Женька очнулась только на втором курсе. Очнулась, огляделась по сторонам и встретила внимательный взгляд Лешки Синицына.

– Ты чего? – спросила она.

– Любуюсь, – просто ответил он.

Три дня Женька то улыбалась, то громко смеялась невпопад, то заваривала чай холодной водой, то хватала учебники, то сидела у окна и задумчиво смотрела на хмурое осеннее небо. Почему-то теперь не получалось быть счастливой без… Лешки. Или наоборот? Счастья стало больше, вот только оно находилось далеко, и требовалось его срочно приблизить.

Женька сама подошла к Лешке в пятницу и пригласила в кино. Она увидела, как в зеленых глазах вспыхнула радость, услышала: «Ты меня опередила, я как раз сегодня собирался позвать тебя куда-нибудь», втянула в легкие пьянящие микрочастицы первой взрослой влюбленности и выдохнула:

– Вот и отлично.

И уже довольно скоро Женька очутилась в крепких объятьях Лешки, а чуть позже пришлось объяснять родителям, что гражданский брак в съемной однушке – это мечта. «И ничего вы не понимаете, и, конечно, распишемся летом, ну что за удовольствие жениться зимой?» Отец кричал, размахивал руками, мама тяжело вздыхала и мотала головой, дед фыркал, тетя Эля твердила: «Он на тебе никогда не женится, знаем мы таких… Да вы всего месяц знакомы, ты куда собралась-то вообще?!» А Женька собралась в ту страну, где у всех сияют глаза, где если и вздыхают, то только от вселенской радости, где каждое слово – ласковое, где уютно, тепло и постоянно светит солнце. Она упаковала вещи с легкостью, расцеловала маму, папу, тетю, деда и пообещала, что станет самой счастливой на свете.

Год пролетел быстро. Новая жизнь вовсе не разочаровала, наоборот, Женька остро почувствовала, что она уже готова превратиться в вечнозеленое дерево, которое сможет пустить корни раз и навсегда. И пусть дуют ветра, гремит гром или метет метель. В жизни всякое бывает, но они же с Лешкой вместе, и это главное. И жилищный вопрос когда-нибудь решится, уже сейчас репетиторство приносит неплохой доход, а потом профессия будет.

Но Лешка бросил Пироговку и устроился официантом в ресторан. Денег в семье прибавилось, однако вместе с ними пришли равнодушие, небрежность в словах, размышления о свободных отношениях, раздражение и холодность попеременно. И все чаще стала звучать фраза: «Я сегодня в ночную смену». Женька уже не чувствовала себя вечнозеленым деревом, да и с каждым днем веток в душе становилось все меньше и меньше… А когда Лешка два раза назвал ее другим женским именем и стал запираться с телефоном в ванной, Женька поняла, что спасать нечего и надо скорее бежать, чтобы не получить остатками правды по лицу и не потонуть под девятым валом боли.

– Я решила уйти, – сказала она.

– Ладно, – ответил он и кивнул, соглашаясь на расставание.

Женька была благодарна родителям, тете Эле и деду за тишину. Никто не сказал: «Ну вот! Мы оказались правы!» Разговоры велись о чем угодно, но не о рухнувшем гражданском браке. Женька выдержала две недели, а потом, испытывая невыносимую потребность отрыдаться где-нибудь далеко, в темном углу, попросила ключи от дачи.

– Да куда ты собралась… – забеспокоился дед. – Там снега по пояс и дров нет!

– Обогреватель есть, – возразила Женька. – И снег на дорогах чистить должны, в Горниловке же народ на зиму остается.

– Я поеду с тобой, – категорично заявила тетя Эля.

– Нет, я одна.

Поспорив еще и с родителями, Женька все же получила право на одиночество в заснеженной деревне. Забор и сугробы отгородят ее от прошлого, тишина убаюкает душу, и рана на сердце, быть может, затянется навсегда. Отправив в сумку вещи и продукты, Женька коротко вздохнула, стянула волосы в хвост, подошла к зеркалу, посмотрела на себя и твердо произнесла:

– Я вернусь и начну новую жизнь. Обязательно счастливую.

⁂

Дорогу действительно чистили, да и февраль в этом году выдался сдержанный и малоснежный. До весны осталось чуть больше недели, и это уже чувствовалось. Горниловка медленно, но верно просыпалась от зимнего сна.

Такси остановилось около родного забора, Женька вышла из машины, огляделась, отмечая взглядом скамейку, рябину, фонарный столб, трех маленьких птичек на проводах, и сдвинула защелку на калитке.

– Нда-а… – протянула она и усмехнулась. Снег доходил до колен, а местами был даже выше, и предстояло сначала добраться до сарая, где хранились лопаты, а затем проделать пару дорожек к дому и туалету. – Ничто так не отвлекает от горестных мыслей, как тяжкий труд, – приободрила она себя и сделала первый шаг.

Вытащив лопату из сарая, Женька в первую очередь принялась расчищать тропинку к дому, но уже через пару минут остановилась. Взгляд автоматически устремился правее, к бане, и на губах появилась едкая полуулыбка. Да, Женька выросла, и теперь детские забавы не интересны, но справедливость же никто не отменял.

«Не стоит забывать традиции», – подумала она и изменила направление «раскопок».

Около забора снега было гораздо больше, и место, где земля шла волнами, удалось отыскать не сразу.

– Вот ты где… – шепотом произнесла Женька, сунула ногу в щель и ступила на украденные соседями полметра. – Ну, теперь порядок.

⁂

Джой перестал играть с веткой, напрягся, поднял голову, сделал несколько торопливых шагов к сплошному забору из шифера, остановился, навострил уши и расставил лапы, готовясь в случае опасности к бою. «Там человек», – безошибочно читалось на морде пса.

Чуть помелив, Андрей подошел ближе, встал рядом с Джоем, прищурился и спокойно сказал:

– Тише, тише, это свои.

И он улыбнулся, глядя на кучу снега с определенной долей сожаления. Если бы не эта белая холодная преграда, он бы наверняка увидел ногу Евгении Апраксиной: носок ее сапога или валенка. Она же всегда подходит к этому месту, когда приезжает. И всегда ступает на свои полметра…

– Джой, пойдем, узнаем, с кем она приехала.

Андрей миновал дом, устремился к калитке, вышел на дорогу и посмотрел на навес для машины, возвышающийся на участке Апраксиных.

Машины нет.

Ворота закрыты.

«Джой не мог ошибиться… А вот и следы. Похоже, она приехала одна…»

Андрей хорошо помнил тот день, когда впервые увидел торчащую из-под забора ногу маленькой шустрой Женьки. И случилось это очень давно, лет восемь назад. Лето тогда выдалось жаркое, если куда-то и хотелось идти, то только на речку. Но Андрея не отпускали купаться, пока не прополет клубнику, а грядки как раз тянулись вдоль забора. И вот он дергает сорняки, и вдруг… нога. Босая. И пальцы смешно шевелятся. Конечно, это Женька стоит с той стороны, кто ж еще. Но что она делает и зачем? Андрей бы забыл об этой глупой истории, однако через неделю, когда он вечером в пятницу поливал клубнику, нога появилась опять. В босоножке ярко розового цвета.

«Женька это делает, когда приезжает?»

Сколько ей лет? Одиннадцать-двенадцать? Схватить что ли ее за ногу, и пусть завизжит на всю Горниловку… Андрей тогда усмехнулся и сдержал порыв. С соседями отношения совсем плохие, а если он еще напугает до смерти сопливую Женьку… Так и на военное положение перейти можно.

Но загадка требовала ответов, и Андрей быстро вычислил, что нога появляется сразу, как приезжают Апраксины. А уж потом он понял, что Женька совершает некий ритуал и связан он с давним и несправедливым дележом пожарного проезда. Это ее детская месть: вот вам, получите, моя земля. Иных предположений просто не могло быть, полметра у Апраксиных они действительно оттяпали.

Андрей иногда развлекался тем, что увидит подъезжающую машину соседей, и бежит к клубничным грядкам. Ну, Женька, где там твоя нога? Упрямая ты и симпатичная девчонка.

Как она на него смотрела, если встречала около поля или дороги… Как на врага. Глаза полыхали, губы сжимались, на щеках вспыхивал румянец гнева. А Андрей чувствовал, что ему хочется подойти к Женьке и сказать: «Чего дуешься? Я тебя вроде не обижал. А взрослые… они сами разберутся». Но он знал, что в ответ его точно испепелят взглядом.

Джой понюхал воздух, фыркнул и, потеряв интерес к соседской территории, поспешил обратно, желая продолжить игру с веткой яблони. Андрей постоял еще немного возле скамейки и тоже направился к своей калитке. Он всегда приезжал в Горниловку пару раз зимой за картошкой для родителей, хранившейся в погребе, и ближе к весне, чтобы накидать снега в теплицу. Около заваленных лапником кустов роз он поднял голову и посмотрел на трубу соседского дома. Дым не валит. Почему? Должна же Женька затопить печку.

⁂

Запасы для печки не радовали. Три куска угля, жалкие щепки и одинокое полено. В августе дед в Горниловку не ездил, лечился в доме отдыха, а у отца случилось обострение радикулита, вот дров на осень, зиму, весну и не заготовили.

Притащив в кухню два обогревателя, одеяло с подушкой и пару пледов, Женька приняла решение, спать на диване возле шкафа с посудой. Наверное, в таком холодильнике могут присниться лишь просторы Сибири, белые медведи и внушительные айсберги. Но, может, это и к лучшему, сейчас даже мысли о личной жизни замерзли накрепко и превратились в полупрозрачный лед.

– До ночи кухня прогреется, – оптимистично произнесла Женька, натянула шапку на уши, включила чайник и приложила к нему ладони, впитывая долгожданное тепло.

Но старенькие обогреватели работали слабо, холод не уходил, и пришлось натягивать дедовскую телогрейку прямо на куртку. Посмотрев на себя в зеркало, Женька удовлетворительно кивнула. Да, именно так должен выглядеть человек, начинающий новую жизнь. Перерождение красивым не бывает: из гусеницы – в кокон, и только затем отрастут крылья бабочки. С грустью улыбнувшись, Женька прислонилась к дверному косяку и вздохнула. Нужно найти себе занятие, раз приехала. А завтра придется вернуться домой, дед был прав, без дров здесь делать нечего.

Приготовив еще чая, Женька вышла из дома и замерла на ступеньках. Белый воздушный пар поднимался над кружкой, и так приятно было на него смотреть…

– Добрый день. Я тебе дрова привез, – раздался незнакомый голос. Женька резко повернула голову вправо и увидела рослого молодого мужчину и… красную тачку, наполненную доверху дровами.

– Вы кто? – автоматически спросила она и через секунду поняла, как зовут этого человека.

Не так уж и сильно он изменился.

Все тот же прямой нос.

Уверенный взгляд.

Тонкие губы.

Ямочка на подбородке.

Андрей Волков.

Вражий сын.

Хотя, если уже выросло новое поколение Волковых и Апраксиных, то более правильное определение – враг. Это же они теперь будут наваливать друг другу перегной около забора, демонстративно спиливать ветки слив и яблонь, посмевших нарушить границу участка, пробравшихся на чужую территорию. Это же им теперь устраивать ссоры и говорить с протяжным удовлетворением: «Хорошее лето, луковая муха все у соседей пожрала». И полоску в полметра земли делить именно им. До конца дней своих.

– Сосед, – просто ответил враг и указал на крышу, где торчала припорошенная снегом труба. – Не пыхтит, а в доме холодно, я подумал, что у тебя дров нет.

Для Женьки это практически был контакт с внеземной цивилизацией, и на пару минут она потеряла дар речи. Даже показалось, будто сердце перестало стучать: раз, два и… тихо.

Не дожидаясь слов благодарности или какой-либо ответной реакции, Андрей развернулся и зашагал к калитке. Женька смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться, и перед глазами проносились воспоминания детства, а в голове звучали обрывки фраз. «Посмотри же, какой он красавчик…» – далекий голос Варьки, живущей в зеленом доме на краю деревни. «Ленка врет, что он ее на велосипеде до речки довез и там поцеловал. Она же толстая и точно бы рухнула с того велосипеда», – голос Светки, всегда бесстрашно прыгающей с тарзанки. «Мне кажется, он самый лучший, ну почему же он на меня совсем не смотрит…» – голос конопатой Вали, маленькой, шустрой и очень доброй.

Женька сделала глоток чая и покосилась на красную тачку. И что теперь делать? Не может же она обогреваться дровами врага. Но глупо везти их обратно.

– А пустую тачку надо будет возвращать…

⁂

Нажарив картошки с мясом, Андрей поел, покормил Джоя, вымыл посуду и вытащил из погреба то, что просили привезти родители: картошку, свеклу, компоты, аджику… Он собирался уехать сегодня, но теперь не торопился обратно, да и завтра еще один выходной.

Подойдя к окну, Андрей посмотрел на соседскую крышу. Из трубы валил дым, и это означало, что Женя Апраксина больше не мерзнет, она согрелась.

«Какой же красивой ты стала. И чуть не пристрелила меня взглядом», – улыбнувшись, Андрей надел куртку, валенки, пропустил вперед Джоя и вышел из дома. Никак не получается в теплицу снега накидать, отвлекает то одно, то другое.

Взяв лопату, он прошелся сначала по периметру теплицы, получая удовольствие от работы на морозном воздухе, а затем открыл дверцу и… вновь отвлекся от намеченного плана. Напротив было именно то место, где Женька всегда совершала свой ритуал, когда приезжала в Горниловку. Андрей подошел к забору, немного помедлил и принялся раскапывать снег. Улыбка не сходила с лица, на душе было тепло, будто кто-то неведомый затопил печку и в его груди. Вдох, выдох, и снег летит в сторону.

Пес вскочил и резко залаял, сообщая о незваном госте. Обернувшись, Андрей увидел приближающуюся с опустевшей тележкой Женьку, крикнул: «Джой тихо, свои!», прислонил лопату к забору и поправил съехавшую на глаза шапку. И он почувствовал волнение, которого еще не было пару минут назад.

– Спасибо, – произнесла она, притормозив.

– Не за что, – ответил Андрей. – Надолго приехала?

– Пока не знаю. – Она уже хотела развернуться и уйти, но взгляд остановился там, где Андрей только что копал. Вот баня за забором… Это же ее тайное место. Ее!

⁂

Благодаря дровам, Женька согрелась быстро. Потрескивание в печке, запах, тепло… Все это напоминало о давних беззаботных вечерах детства, когда одной из забав было сидеть, смотреть на огонь и изредка подкладывать тонкие щепки, которые мгновенно вспыхивали.

Тачку она везла на соседний участок очень быстро, хотелось поскорее закончить формальности и не оставить никаких поводов для общения. На войне как на войне. Сделал доброе дело – спасибо, а теперь расходимся по углам ринга, потому что иначе быть не может.

Она увидела Андрея сразу и все же замедлила шаг. Черная лохматая, явно беспородная собака, продемонстрировала клыки и залаяла. Конечно, чего б ей не лаять, если Женька в дедовской телогрейке, объемном длинном коричневом шарфе и пуховом пуленепробиваемом берете тети Эли похожа на разбойника с большой дороги или йети.

– Джой, тихо, свои!

Она своя? Мысленно Женька хмыкнула и отрапортовала заготовленное: «Спасибо». Андрей ответил спокойно, и ощущение, будто на войну пришла только она, а неприятель не явился, кольнуло душу маленькой холодной снежинкой и растаяло.

Какая ему разница, надолго она приехала или нет…

Дежурные вопросы?

Но никому здесь вежливость не нужна.

– А что ты делаешь? – спросила Женька, неотрывно глядя на то место, где обычно совершается акт детской мести и справедливости. Только по ту сторону забора из шифера.

– Снег убираю.

– Зачем?

– Ну-у… – протянул Андрей и, не сдержавшись, улыбнулся. Их взгляды встретились, и около минуты, они смотрели друг на друга, отматывая время назад. Женька летела на машине времени в далекий май, когда впервые просунула ногу под забор, а Андрей устремлялся в июль, когда впервые обнаружил босую ногу маленькой соседки.

Женька прищурилась, и, утопая в смущении и отчаянии, выпалила:

– Это наши полметра!

Вот оно – начало войны нового поколения Волковых и Апраксиных. Джой зарычал, но, увидев поднятую руку хозяина, сразу замолчал. Нельзя.

– Да, ваши, – легко согласился Андрей и кивнул, подчеркивая слова. Женька сделала шаг назад, точно ответ ее сдул с места, и принялась кусать нижнюю губу. – Дурацкая вражда между нашими семьями, не находишь?

– А ты верни землю, и тогда я охотно с тобой соглашусь.

– Не могу. Участок принадлежит отцу, и решения здесь принимает он. Я знаю, он не отдаст. – Андрей подошел ближе и добавил: – Упрямый, ничего не поделаешь, и к тому же ссора между нашими семьями – это давняя история… Ты кофе хочешь? А еще есть жареная картошка.

Спокойные, дружелюбные фразы с одной стороны обезоруживали Женьку, а с другой – задевали.

«Не делай вид, что ты хороший, ты вовсе не такой. – Бросив последний ледяной взгляд на Андрея, она проигнорировала вопрос о кофе, мысленно перечеркнула возможность перемирия и зашагала к себе. – Тачку вернула – отлично, больше здесь делать нечего».

Но перешагнув порог кухни, окунувшись в тепло, Женька почувствовала, что важная часть разговора улетучилась. Эмоции помешали ее ухватить и понять.

– …ссора между нашими семьями – это давняя история… – произнесла Женька слова Андрея и стала медленно разматывать шарф. Что он имел ввиду? Он знает, почему Волковы и Апраксины вечно ругаются? Он знает эту тайну? Хотя, может, родители просто ей ничего не рассказывали, а многим камень преткновения известен…

Шарф упал на пол, но Женька не заметила этого, она пулей вылетела из дома и устремилась обратно. Джой уже не лаял, а смотрел на запыхавшуюся гостью с любопытством.

– Тебе известно, почему наши семьи постоянно ругаются, да?

– А ты не знаешь?

– Нет.

– Твой прадед загулял с моей прабабкой. Она была замужем, он женат. И считается, что именно твой предок сбил с пути истинного добропорядочную женщину, – просто объяснил Андрей. – Но я полагаю, хороши были оба. – Он улыбнулся. – Да и жизнь штука сложная, не нам кого-то судить.

Женька не могла поверить собственным ушам. Представить, что кто-то из семьи Апраксиных полюбил кого-то из семьи Волковых (или наоборот, или все вместе и сразу) было категорически невозможно. Да, сто лет назад здесь была крепкая деревня с коровами, козами и курами, но… Женька замотала головой.

– Это неправда, ты врешь.

Андрей искренне, по-доброму засмеялся и спросил:

– Зачем мне обманывать?

Аргументированного ответа не имелось, да и сердце подсказывало: «Все так и было, не стал бы он придумывать сказки». Женька почувствовала жар, сняла пуленепробиваемый берет тети Эли, и ее волосы каштановыми волнами упали на плечи. Жадно вдыхая морозный воздух, она пыталась успокоить разволновавшуюся душу. Там, на чердаке, в темно-коричневом шкафу лежит альбом со старыми фотографиями. Прадед умер гораздо раньше, чем родилась Женька, но она знает, как он выглядел. Открытое лицо, щедрая улыбка, глаза с хитринкой, но смотрят ласково…

– А у тебя есть фотография твоей… прабабушки? – неожиданно для себя спросила Женька.

– Да.

– Я бы хотела посмотреть. Можно?

– Пойдем, – Андрей махнул рукой в сторону дома.

Сначала представляешь логово врагов как нечто темное, малоприятное и отталкивающе холодное, а потом оказывается, что и ковры на стенах точно такие же, как у тебя – старенькие и милые, вывезенные за ненадобностью из городской квартиры. И стены светлые, и висит прошлогодний календарь с подсолнухами, а у тебя – с ромашками и васильками. И много книг, и так же им нет порядка и возраста. И запах… Знакомый. Смешанный. Тут и дрова, и жареная картошка, и старые журналы… Все, как и у тебя дома.

Андрей принес старенький бархатный фотоальбом с коричневыми ленточками-завязками, раскрыл его на нужной плотной розоватой странице и указал на карточку.

– Вот, – произнес он. – Моя прабабушка – Антонина Сергеевна.

Теперь, когда прошлое обрело все необходимые очертания, и мысленно можно было соединить две фотографии: он и она, Женька почувствовала настойчивую дрожь под ребрами. И интуиция прошептала: «Все правда, они любили друг друга…» Антонина Сергеевна… Нет, она была слишком молода для отчества. Тоня. Светлая коса и курносый нос. И взгляд тоже хитрый и ласковый. Будто и она знает гораздо больше других, но не скажет, ни за что не скажет.

– А чем закончилась эта история? – тихо спросила Женька, будто главные герои давней любви могли ее услышать.

– После скандала им пришлось отказаться от своих чувств. Проходили мимо друг друга и делали вид, будто ничего и не было. Любовь закончилась.

– И ты веришь в это?

– Нет.

Женька обернулась и встретилась взглядом с Андреем.

– Скажи правду.

– Отец рассказывал, что, когда прабабушка и твой прадедушка овдовели, их часто видели на берегу реки. Уверен, им было о чем поговорить. Но это сильно злило и мою семью, и твою. Так я приготовлю кофе?

Женька следила за каждым движением Андрея: как он взял турку, как достал с полки жестяную банку с молотым кофе, как включил воду, как провел пятерней по густым чуть рыжеватым волосам… Развернувшись, он прислонился к мойке и скрестил руки на груди. Серый свитер обтянул плечи Андрея, и Женька поймала себя на мысли, что ей это нравится. Она тоже в Горниловке носит старые вещи, потому что они уютные и расставаться с ними всегда жаль.

Женьке хотелось молчать, и, похоже, Андрей уловил ее настроение и не задавал вопросов. «Кофе вкусный, надо и мне начать варить его в турке, это же просто». Она поймала внимательный взгляд и сразу отвела глаза в сторону.

Как так получилось, что боевой настрой разбился вдребезги, рассыпался? Скоро весна и майские праздники. Дед бережно упакует рассаду помидоров, тетя Эля будет сдувать пылинки с небольших бархатцев и петуний, отец как всегда в самый последний момент побежит за мясом, нужен же шашлык, чтобы отметить открытие сезона, мама разволнуется: «Это невозможно впихнуть в две машины, зачем нам столько рассады…» Из года в год дружная битва за урожай, запах костра, первые одуванчики и «опять ты не так капусту сажаешь». И война с Волковыми из года в год… А что теперь будет делать она – превратившаяся в воздушное облако Женька? Она больше не туча с молниями, а именно облако.

– Спасибо за кофе, я пойду.

– Если ты завтра соберешься домой, то я могу подвезти.

– Нет… Я сама. Спасибо еще раз.

Женька встала, подхватила телогрейку, быстро надела ее и пошла к двери. Джой вильнул хвостом, признавая в гостье нового друга, он не собирался больше лаять.

Андрей поставил чашку на край стола, подошел к окну и стал смотреть на удаляющуюся Женьку. Он знал, настаивать на чем-либо бесполезно, но как же хотелось догнать, развернуть к себе и сказать: «Поехали вместе…»

Женька спала плохо, ей постоянно снилась полоска земли шириной в четыре метра, старый пожарный проезд, а кругом – пустота. С одной стороны стоит прадед, а с другой – прабабушка Андрея. Стоят и смотрят друг на друга. И полоску эту им не перейти. Ну никак не перейти. Она то в бурлящую реку превращается, то засыхает, и появляются огромные черные трещины…

Дотянув кое-как до восьми, Женька встала и приняла твердое решение вернуться в Москву. Она почти позабыла о Лешке, он стал полупрозрачным пятном и уже не мог претендовать на боль в душе. Было и прошло. Как быстро. Почему так? А может, прошло это давно, да только признаться себе в этом было трудно?

В груди теперь дрожало иное, и Женька категорически не хотела находить определение новому состоянию. «Если ты завтра соберешься домой, то я могу подвезти».