Текст книги "Рецепт ее счастья"

– Да, мама, уже побывала… Возвращаюсь… Каков результат? Только что твою дочь выставили за дверь. Нет, даже гребень мне не удалось раздобыть… Нет, нет и нет… Ни за что на свете. Если хочешь, ты можешь теперь сама поехать к Глебу Уфимцеву. – Александра подошла к машине и переложила телефон в другую руку. – Он медведь, понимаешь? Разговаривать с ним совершенно бесполезно, я, во всяком случае, больше этого делать не стану.

Почувствовав новый приступ отчаяния, она быстро закончила разговор, обернулась и в последний раз посмотрел на дом. Маленькое окошко чердака звало и манило ее… Нахмурившись, Александра прокрутила в голове разговор с Уфимцевым, села в машину и захлопнула дверцу. Глупо. Все глупо. И зачем она только приехала сюда?! Хорошо хоть письмо не показала Уфимцеву, не доставила дополнительного удовольствия и повода для издевок этому «медведю». Надеялась… Но теперь надежды нет. Нужно взять себя в руки, забыть раз и навсегда о Пьере, достать свои старые записи, покопаться в них и…

– Я придумаю что-нибудь, – твердо произнесла Александра, выделяя каждое слово, но где-то далеко настойчиво повторялось: «Все пропало, все пропало, все пропало…»

* * *

Англия, давно позабытый год

«…Кэролайн, Ваше письмо явилось для меня приятной неожиданностью. Я бесконечно рад и признателен Вам за каждую строку, за каждое слово.

Я тоже отметил, что погода стоит замечательная, и если прошлый сентябрь измучил всех дождями, то в этом году осадки редки и не слишком докучают.

Очень надеюсь увидеть Вас у Кеннетов, и, прошу, не забывайте, что первые два танца обещаны мне. Надеюсь, Вы не обидитесь за мое настойчивое напоминание об этом…»

Кэри опустила листок на колени, но тут же приподняла его и перечитала ответ в пятый раз. Лестон вновь называл ее лишь по имени, и в этом было что-то томительное и тайное, что укрепляло надежду и переполняло счастьем.

– Ну что, Сьюзан Бакер? Ну что, Эллис Кеннет? – Кэри наклонила голову набок и хитро улыбнулась. – Осмелились бы вы написать письмо Чарльзу Лестону? Точно, нет. – Она бросила игривый взгляд на окно и, не переставая улыбаться, закружилась посреди комнаты.

«О, как можно обидеться на подобные настойчивые напоминания! И уж, конечно, невозможно забыть, кому отданы первые два танца!»

– Извини, Сьюзан, извини, Эллис. – Кэри остановилась и, тяжело дыша, приложила ладонь ко лбу и бухнулась в кресло. Нужно срочно написать ответ! Но нельзя же так скоро! И мальчуган, ее почтальон, сказал, что если понадобится, то его можно будет найти завтра на том же месте приблизительно в то же время. С утра из-за наплыва покупателей он помогает отцу продавать хлеб, а потом до обеда слоняется по улицам.

Аккуратно сложив письмо, Кэри задумалась над текстом ответа. Если бы она окончательно позабыла правила приличия или бы знала Лестона побольше, она бы с удовольствием написала, что Дафна измучила ее нравоучениями, а в них совершенно нет смысла. Все равно же не получится воспринимать окружающий мир так, как воспринимает его мачеха. И чтобы жить по ее правилам, нужно быть…

– М-м-м… не живой, – закончила мысль Кэри. – То есть… – Она приподняла брови. – То есть Дафна хочет того, чего не может быть. Понимаете, мистер Лестон?

Оставив эти умозаключения при себе, вытерпев до вечера, она написала следующее письмо, в котором заверила, что помнит о первых двух танцах и мечтает поскорее оказаться у Кеннетов, чтобы… полюбоваться их картинами.

– Глупые, ненавистные правила приличия, – ворчала Кэри, запечатывая конверт, – меньше всего на свете меня интересуют эти картины.

На следующий день добродушный мальчуган вновь отнес Лестону письмо, но ответа, к великому огорчению, не последовало.

– Я встретил его около дома, он садился в экипаж. До чего же красивые лошади, мисс! – добросовестно рассказывал мальчуган, постоянно шмыгая носом.

– Не отвлекайся, прошу тебя, – ругала и умоляла Кэри.

– Он взял конверт, и все. Я спросил, будет ли ответ, но мистер лишь махнул рукой.

– Он торопился? – подыскивала оправдание Кэри.

– Наверное, мисс, откуда мне знать.

Ответ так и не пришел, и к Кеннетам она поехала чуть недовольная, чуть огорченная, но увлеченная Лестоном еще больше. «Возможно, он и прав, – размышляла она, поднимаясь по ступенькам. – Есть же эти невыносимые правила приличия…»

Глава 4

Димка Бобриков ей не очень-то нравился. То есть она испытывала к нему положительные чувства и даже некоторую нежность, но это не имело никакого отношения к сердечному трепету, воздушной влюбленности и вдохновенным мечтам. Не имело, и все тут. У Димки были лопоухие уши, конопатое лицо и ярко-рыжие волосы, и Настя буквально млела от этого сочетания. «Ну почему же ты – Бобриков? Ты должен быть Лисичкин, – думала она, улыбаясь, – или Солнышкин. И только не смотри на меня так… Я своего принца еще не встретила». Она то проносилась мимо, то притормаживала, то приходила на тренировку и сидела на жестком пластиковом кресле в зрительном зале – наблюдала. Насте вообще нравилось наблюдать.

Димка смущался, когда она оказывалась поблизости, и в такие моменты становился удивительно милым. Щеки немного розовели, губы подрагивали, глаза сияли. Ему было совершенно все равно, что Настя старше его на два года и что она – младшая сестра тренера… Он немел, терял слова, забывал о возложенной на него ответственности, о целях и о задачах. Но вот о Тольке Горбенко и о Максе Цапкине он не забывал, потому что искренне считал их своими соперниками.

– Насть… – Димка отвел глаза в сторону, помолчал немного и все же закончил мужественную речь: —…давай вечером встретимся… Прогуляемся до поселка и обратно. А?

– С ума сошел? – легко спросила она, не нуждаясь в ответе. – У нас с тобой дружба. Понятно?

– Ну, вот и будем дружить – до поселка и обратно, – протянул Димка и бросил робкий взгляд на предмет своего обожания.

Настя сунула в рот последний ржаной сухарик, похрустела немного, смяла пакет, выбросила его в высокую узкую урну, вынула платок из заднего кармана светлых рваных на коленях джинсов и вытерла руки.

– Тебе шестнадцать лет, – произнесла она, безошибочно зная, что он сейчас вспыхнет. – А мне восемнадцать…

– И что!

– Дружбе, конечно, не помеха. – В Настиных глазах запрыгали смешинки. – Но…

– Ты посмотри на себя. – Димка быстро оглядел ее с головы до ног. – Маленькая и худенькая. Тебе вообще четырнадцать лет дашь.

– Ну ты загнул!

– Ладно, шестнадцать. – Димка сунул руки в карманы брюк. – Ты мелкая, а я большой. И-и-и… нормально смотримся.

Это была правда. Настя выглядела как подросток (до восемнадцати лет явно не дотягивала), а вечные джинсы, укороченные курточки и пиджачки, футболки с бабочками, цветочками и собачонками, челка, падающая на лоб, лишь способствовали этому. Димка же был парнем рослым и крепким. А еще – быстрым, когда он бежал по полю с мячом, аж дух захватывало.

Настя прошлась по раздевалке вдоль скамеек и шкафчиков, резко обернулась, наклонила голову набок и призывно сказала:

– Димка, подойди ко мне.

«Ладно, поцелуюсь с ним, – решила она и бесшумно вздохнула. – Он такой милый».

Ее обжигало любопытство, и очень хотелось увидеть смущение на лице Димки. И порадовать его тоже хотелось. И еще у нее бывало такое частое душевное состояние, когда непременно нужно нашкодить… Настя никогда не боролась с собой – с головой бросалась в омут, а потом пожимала плечами и «получала по ушам» от старшего брата. Виктор заменил ей отца и мать и, конечно, имел право на жесткий воспитательный процесс, но за десять лет успеха в педагогической деятельности не достиг… Футбольную команду строил на раз, два, три, из закоренелых оболтусов отличников делал (только бы Виктор Сергеевич от тренировки не отстранил!), а ее изменить не мог. Не получалось, хоть ты тресни!

Димку уговаривать не пришлось, он остро почувствовал, что сейчас на его улице будет праздник, и рванул к Насте. Притормозил, заглянул ей в глаза и позволил своим ушам покраснеть.

– Я красивая? – «для поддержания разговора» спросила она, не сомневаясь в ответе.

– Конечно! Еще бы! – выпалил Димка и, чуть помедлив, сделал последний шаг. – Насть…

Она положила руки ему на плечи, встала на цыпочки и закрыла глаза. Ее овальное личико было абсолютно спокойным, детским и трогательным. Никому бы не пришло в голову, что это юное создание способно свести с ума кого угодно, причем в рекордно короткие сроки. Что Виктор Сергеевич Веретейников, которому в этом году исполнилось тридцать два года, плохо спит, если берет на учебно-тренировочные сборы свою младшую сестру. И в Москве он тоже плохо спит, потому что этого чертенка лучше далеко от себя не отпускать…

Слова у Димки закончились, он обвил тонкую талию Насти крепкими ручищами и прижался губами к ее губам. Сначала он целовал робко, а потом почувствовал себя увереннее и усилил натиск. Но тут же смешался и превратился в нежного котенка. Настя ответила на поцелуй и… И раздался глухой стук! Это Виктор Сергеевич Веретейников распахнул дверь раздевалки, а та, в свою очередь, врезалась в угол шкафчика.

– Бобриков! – взревел он. – Настя! Я тебя зачем с собой взял?! Чтобы ты целовалась со всей футбольной командой, в основном состоящей из озабоченных бездельников?! А тебя я зачем взял?! Чтобы ты развлекался с моей сестрой?!

Наверное, Виктор еще много чего мог выпалить, но гнев не позволил ему этого сделать.

– Мы один разочек, – пискнула Настя, подняла руки, признавая поражение, и сделала два шага назад. – Сдаюсь, клятвенно обещаю, что до свадьбы больше не буду.

– До какой свадьбы? Я сейчас устрою тебе такой разочек… – Виктор ринулся вперед, но на полпути переключился с одного виновного на другого. – Марш отсюда! – взревел он, глядя на Бобрикова. – А то я сейчас…

– Это я во всем виновата, – закивала Настя.

– А в этом никто и не сомневается! Половина команды ходит, как умалишенная, забыли уже, что такое мяч! Сколько можно вертеть хвостом!

– Виктор Сергеевич, – пробасил Димка, – она ни в чем не виновата… Это я…

– Я сказал, убирайся отсюда!

– Иди, Дима, иди, – благословила Настя и сделала еще три опасливых шага назад. – Мне Виктор Сергеевич ничего не сделает, а тебя в сердцах убить может…

Она развела руками, но тут же прижала их к себе – поджилки тряслись, и сбежать тоже очень хотелось. Посердится, посердится Виктор, а потом успокоится, главное – время переждать.

Димка посмотрел на Настю.

– Иди, – строго приказала она. Рыцари, спасающие ее от гнева брата, сейчас абсолютно не были нужны.

– Завтра чтобы на поле был в шесть утра! – прогремел Виктор, старательно сдерживая все свои порывы. «Оторвать бы сейчас вот эти красные оттопыренные уши!» – читалось на его лице. – Понял? Я сказал, марш отсюда!

Димка исчез, и Настя почувствовала себя более спокойно.

– Я даже не знаю, как так получилось. – Она вжала голову в плечи и изобразила раскаяние. – Наверное, мне не хватает… м-м-м… заботы и внимания…

– Ремня тебе не хватает! Широкого кожаного ремня! Теперь-то пороть уже поздно – это ясно… О чем я раньше-то думал!

Родители умерли давно, и вся забота о маленькой Насте легла на плечи Виктора. Уж он ее и любил, и баловал. Всю жизнь увлеченный футболом, он до травмы колена сам играл за любимый клуб, а потом взялся обучать подрастающее поколение. Времени в обрез, да еще вечные сборы – иногда приходилось обращаться к соседке, чтоб присмотрела, иногда к родственникам. От школы-то далеко Настю не увезешь. А теперь она учится в институте и вообще – катастрофа! Вроде маленькая, худенькая, косметикой практически не пользуется, а табун парней за ней вечно тянется! Или ему из страха так постоянно кажется? Нет, не кажется! Только что видел! Еще в прошлый раз себе слово дал: «Настю брать не буду, хватит, намучился!» Чуть ли не вся команда глазами ее сверлила! Но и не оставишь же одну… Кого хочешь эта малявка вокруг пальца обведет, натворит дел и глаза потупит… «Ой, случайно получилось… Шла мимо, и как-то сам собою армагеддон случился…» И взял опять. И опять та же песня. Третьи сутки Горбенко какие-то заунывные песни поет под гитару, а Цапкин проколол ухо и (идиот!) иголкой нацарапал на руке «Анастасия». Ладно, что у этих шестнадцатилетних бездельников в организме бродит – ясно, но Настя-то уже должна соображать! Восемнадцать лет!

– Ты всегда мне все запрещаешь, а сам… – Настя подалась вперед и без всяких обид добавила: – У тебя уже было пять женщин. То есть их, наверное, было больше, но я знаю только об этих.

– Я мужчина, и мне не восемнадцать лет, – припечатал Виктор и нервно расстегнул молнию спортивной кофты. Жарко ему стало еще пять минут назад.

– Я запуталась, – пожала плечами Настя. – Восемнадцать лет – это много или мало? Сначала ты говоришь, что…

– Не умничай! – рявкнул Виктор. – Завтра же ты едешь в Москву. И это последний раз, когда я взял тебя с собой.

– Я могу уехать сегодня. На электричке.

– Нет!

– Завтра на электричке? – уточнила она.

– Нет!

– На машине? А с кем?..

– Боже, – простонал Виктор, всплеснул руками и возвел глаза к потолку. – Что мне с ней делать? Вот что? Господи, помоги, научи! У всех сестры как сестры, а у меня маленькое шкодливое чудовище… – Он резко повернулся к Насте и сказал: – Ты хотя бы понимаешь, как мне тяжело с тобой?

– Мне кажется, – начала она тихо, – будет легче, если ты наконец признаешь, что я взрослая.

– В зеркало на себя посмотри, малявка ты этакая!

– Заметь, я на тебя вообще не обижаюсь, – миролюбиво улыбнулась Настя.

– Тихий ужас, – прокомментировал Виктор и добавил: – Иди к себе и не выходи из комнаты до утра. Увижу еще раз с Бобриковым, в порошок сотру. Ясно?

– Вполне, – ответила Настя, прикидывая, какой это по счету ее домашний арест. Три тысячи пятый или три тысячи шестой?

* * *

До сентября почти месяц… Потом будет проще – он вернется в Москву, а у Насти начнется учеба. Наконец-то! Мозги у этой малявки хорошо работают, в институт вприпрыжку бежит. Нет, лучше не задумываться о том, почему она, собственно, туда бежит… Получать знания! Сплошные зачеты и «отлично» – не придерешься! Виктор быстро переоделся и посмотрел на часы. Утрясет, утрясет он все организационные вопросы – не в первый раз! Завтра к нему должен заскочить Андрюха – бывший одноклассник, вот он и отвезет Настю домой. Нет, не домой… К тетке! С Сашей он договорится. Сейчас позвонит и договорится. «Ничего, пообщаются, обменяются впечатлениями, сходят куда-нибудь… Давно же не виделись». А то что за ерунда – живут в одном городе, тридцать минут на метро друг от друга, а встречаются через год по праздникам.

– Оставлять Настю здесь нельзя… Не сборы, а водевиль какой-то получается.

Женщин она его вспомнила, пересчитала… А о том, как извела всех пятерых в порядке общей очереди, не забыла? Ладно, он и сам их не очень-то любил, но не в этом дело…

– К тетке!

Виктор быстро набрал номер Андрея, послушал гудки, а затем произнес с неподдельной радостью и внутренним облегчением:

– Привет, так рад тебя слышать!

– Привет! – раздался в ответ бодрый голос бывшего одноклассника.

– Слушай, у меня к тебе дело есть… Только не вздумай отказывать! На тебя вся надежда. Сестру мою завтра захватишь с собой? Она мне тут совершенно работать не дает.

– Настя? А что такое? Она же у тебя такая симпатичная малышка. Две косы и нос кнопкой.

«Ты что, обалдел?! – чуть не взревел Виктор. – Какие косы, какие кнопки! Это мое личное наказание-чудовище!»

– Да ей уже восемнадцать лет! – только и смог выдохнуть он.

– Обалдеть, вот время летит…

– Понимаешь, Настька моим пацанам головы задурила. Повлюблялись все по уши, а она и рада. Отвезешь ее завтра к тетке?

– Да не проблема, – раздалась в ответ усмешка.

– Только умоляю тебя, передай ее из рук в руки… То есть тетке в руки вручи и лишь после этого уезжай. Одну не оставляй ни на минуту.

– Ты это серьезно?

– Абсолютно. И знаешь еще что… – Виктор замялся, но потом все же решил добавить: – И ты ее не слушай. Вообще не слушай. И лучше на нее не смотри. – Он тяжело вздохнул. – Я тебя завтра еще проинструктирую.

* * *

Англия, давно позабытый год

Дом Кеннетов находился в престижном районе, и уж, конечно, никто не сомневался, что у Эллис Кеннет, обладательницы лебединой шеи, округлых плеч и тонкой талии, никаких проблем с приданым нет. В этом году ей исполнилось девятнадцать, но пристроить дочку замуж родители не спешили. Глава семьи считал, что вполне вправе придирчиво выбирать мужа для единственного чада, и, как поговаривали, уже отказал трем претендентам, желающим назвать Эллис своей женой. Придирчивость – это была семейная черта Кеннетов, и привычка морщить нос успешно передавалась из поколения в поколение многие годы.

Кэри не раз приходилось испытывать на себе высокомерный и презрительный взгляд Эллис, недвусмысленно подчеркивающий тот факт, что Кеннеты по положению находятся куда выше Пейджов. Но задевало это только первое время, так как всегда можно найти уловку, которая поможет отгородиться от колких насмешливых глаз. Кэри иногда мысленно пририсовывала на нос Эллис крупную, бесформенную, коричневую бородавку, и от этой тайной шалости становилось веселее. И после этого фразы: «Дорогая, откуда у тебя такое ужасное платье?» или «А что, твоя мачеха не разрешает тебе носить украшения?» – летели уже мимо, не принося огорчения.

Кеннеты встречали гостей у дверей зала. Балы в этом семействе давались довольно часто, и обстановка Кэри была знакома, меняли положение лишь кресла, стулья и столы, и в вазах стояли то одни цветы, то другие, в зависимости от времени года, настроения хозяев и цвета платья Эллис. Этим вечером хозяева решили удивить гостей пирамидой, сооруженной из искрящихся бокалов, но даже если бы сейчас с потолка ударили гром и молния или попросту бы рухнула многоэтажная люстра, Кэри не выказала никакого интереса. Чарльза Лестона пока не было видно, и только это волновало и даже наполняло душу досадным раздражением. «Я здесь, а где он?» Тонкие брови почти встречались на переносице, а из груди вырывался очередной тихий нетерпеливый вздох.

– И Маркус Гилл, и Тод Джефф уже приехали, – многозначительно произнесла Дафна. – Кэролайн, я надеюсь, ты вспомнишь все, о чем я тебе говорила, перестанешь витать в облаках и сосредоточишь свое внимание на одном из этих молодых людей. Мне приятна мать Гилла – очень разумная женщина, ты ей, кстати, очень нравишься.

– Да, конечно, – автоматически согласилась Кэри, пропустив мимо ушей половину слов мачехи. Какой Гилл, какой Джефф… Сегодня на ней надето бледно-голубое платье с пышными рукавами, нежными кружевами, украшенное тремя небольшими атласными розами на груди, волосы собраны на затылке, ровные локоны касаются шеи, сердце поет, а дерзкие мечты щекочут нос…

– Посмотри на Эллис, она умеет подать себя. Тебе, моя дорогая, нужно брать с нее пример. – Дафна прикоснулась кончиками пальцев к виску, прищурилась и добавила: – Вот уж кто точно не останется старой девой. Эта участь ужасна, надеюсь, мне не нужно объяснять тебе почему?

– Не нужно, – торопливо мотнула головой Кэри, разумно опасаясь, что сейчас ей придется выслушать длинную речь, выводом из которой будет срочное и обязательное замужество с одним из выбранных мачехой кандидатов. «Ни за что!» – мысленно добавила она и увидела Чарльза Лестона. О, он выглядел великолепно, и сразу был окружен Кеннетами. «Морщи нос! Ну же!» – привычно потребовала Кэри, глядя на Эллис, но та с удовольствием одарила нового гостя улыбкой и произнесла минимум две фразы. К сожалению, их смысл остался неизвестен, зато Лестон лишь учтиво коротко ответил, кивнул и отправился дальше, давая возможность хозяевам проявлять радушие и по отношению к другим.

– …я раньше не верила подобным разговорам, но однажды убедилась сама, – долетела до слуха последняя фраза Дафны.

– В чем? – автоматически переспросила Кэри, выдохнув на этот раз счастливо.

– В том, – последовала продолжительная пауза, – что старые девы дурно пахнут. Да-да, моя дорогая, они со временем начинают источать неприятный запах, и с этим уже ничего нельзя поделать.

Дафна дернула острым плечом, окатила Кэри взглядом, означающим: это может случиться и с тобой, и засеменила к матери Маркуса Гилла. Огромный нелепый бант, прикрепленный к ее малиновому платью на линии талии, покачивался в такт движениям, будто соглашался с каждым произнесенным словом.

«Лучше бы меня сопровождал отец, – мрачно подумала Кэри, – вряд ли он когда-нибудь нюхал хоть одну старую деву».