Текст книги "Самое модное привидение"

– Надеюсь, ты согласилась, – улыбнулась я.

Марина расплылась в довольной улыбке.

Стены на нашей кухне были покрыты краской, хорошо, что у Лужиных обои, не знаю, правда, как мы будем с ними управляться, но вот качественно покрасить стену в тон мы бы точно не смогли. Да что покрасить, сначала пришлось бы выравнивать после разгрома поверхность и штукатурить.

– Мне кажется, – осторожно начала Марина, – я должна тебе кое-что сказать.

– Выкладывай.

– Может, Ромке лучше уйти… Это личное.

Парень вскочил со стула, видно, не желая причинять мне неудобств.

– Да сиди, – махнула я, даже не представляя, о чем таком запретном может сказать Марина. – Что случилось?

– Ко мне подошла Вика и… предложила деньги.

– За что? – засмеялась я, чувствуя, что это как-то связано с Димой.

– Она хочет, чтобы я ей звонила каждый раз, когда придет твой жених, ну чтобы она знала об этом. Вот я тебе говорила, не отпускай их вместе. Змея эта Вика, точно змея!

Смех меня разбирал все больше и больше, весь этот абсурд уже просто не укладывался в голове.

– Вот наглая, – вынес вердикт Ромка.

– А ты что? – спросила я.

– Послала ее куда подальше, я в таких делах не помощница. Вот если бы она дала деньги за что-нибудь другое, ну мало ли что… а тут я кремень. Хорошего мужика днем с огнем не сыщешь, тебе вон как повезло, а она губы раскатала. Это дело принципа!

– Молодец, – похвалил Ромка.

– Спасибо, Марина, – успокоившись, сказала я. – Вика очень странная, и сердиться-то особенно я на нее не могу, такое ощущение, что ничего она не понимает.

– Ты будь осторожна, присматривай за Димой.

– Хорошо, – пообещала я, не переставая удивляться Викиному энтузиазму.

Глава 18

Пришло время совершить задуманное.

В два часа ночи зажужжал мобильник, на экране появилась надпись «Дима», и я побежала вниз открывать дверь. Радость от того, что я его увижу, перекрывала страх предстоящего приключения. Все же хорошо быть влюбленной.

На Диме были потертые джинсы, серая рубашка и черная куртка, на лице ни тени сомнения, ни малейшего колебания. На секунду я задумалась: как бы он себя повел, попадись кому-нибудь из домочадцев? Вот Дима с молотком в руках над горкой осыпавшейся штукатурки, и тут входит, к примеру, Светлана Аркадьевна… Нет, паники от него не дождешься, наверное, он просто улыбнется и разведет руками. До чего же он милый.

Дима чмокнул меня в щеку и протянул поникший тюльпан.

– Извини, – прошептал он, – цветочек сдох по дороге.

– Тронута до глубины души, – проворчала я, пытаясь скрыть волнение.

Меня жизнь цветами особо не баловала, а тут в два часа ночи целый тюльпан! Как бы не начать завидовать самой себе.

– Ты что, не поцелуешь меня в ответ?

Глаза смеются, ему нравится меня смущать.

– Обойдешься.

Сначала мы отправились в мою комнату, Дима скинул куртку и достал из пакета инструменты, фонарик и клей.

– Хорошо я подготовился?

– Ага, а что мы будем делать, если приклеить обои не получится?

– Ничего, – пожал он плечами. – Делать придется уже не нам, а Светлане Аркадьевне. Вызовет мастеров, и они ей все залатают.

– А если серьезно?

– Не знаю, просто надеюсь на лучшее.

– А ты когда-нибудь вообще обои клеил? – скептически поинтересовалась я.

– Два раза.

– Тогда успех нам гарантирован, – вздохнула я.

Свято веря в удачу, мы двинулись к Лужиным. Открыв коричневую дверь, я почувствовала, как противные мурашки поползли по телу, похоже, все мои страхи собрались у костра, чтобы станцевать джигу.

– Я боюсь, – прошептала я.

– Я тоже, – приободрил меня Дима.

Так и пошли.

Тишина в доме была абсолютная, и хотя мы специально оставили обувь в моей комнате, казалось, будто шаги отдаются громким эхом на всю округу. Спустившись по лестнице, мы на секунду замерли. Тихо. До кухни рукой подать, но вдруг так захотелось, чтобы она была как можно дальше, где-нибудь за морями и океанами, а лучше на другой планете. Представить себе, что через некоторое время мы станем срывать обои и долбить штукатурку, я не могла даже в страшном сне. Дима сжал мой локоть, давая понять, что подобные остановки для нас излишняя роскошь. Тихо вздохнув, я сделала шаг и задела пакет, инструменты предательски брякнули, сердце подпрыгнуло, ухнуло и забилось о грудную клетку. Тихо. Переглянувшись, мы продолжили путь.

Дверь кухни была закрыта, и я медленно потянула ее на себя, очень надеясь, что никакого скрипа за этим не последует. Петли нас не разочаровали, наше вторжение по-прежнему оставалось практически бесшумным. Не теряя времени даром, Дима забрался на стул и стал осматривать интересующее нас место, я помогала ему тем, что держала в дрожащих руках маленький фонарик.

– Обои самоклеящиеся, – прошептал он.

– Это плохо или хорошо? – тихо спросила я.

– Время покажет.

Он поддел край отточенным лезвием и слегка отогнул.

– Ну что, даешь добро на варварство?

– Делай что хочешь, вместе в тюрьму сядем, – благословила я его.

Дима осторожно стал отлеплять обои, гладкая бумага послушно отходила от стены. Оторвав коротенький лист, доходивший до косяка двери, Дима протянул его мне.

– Положи на стол липкой поверхностью вверх, повезло, что ремонт делали недавно, не успело срастись намертво.

Представляю глаза Светланы Аркадьевны или Николая Леонидовича, застукай они нас за этим занятием. Да увидев такое, кто угодно бы сейчас упал без чувств. Надеюсь, этой ночью никому не захочется есть и пить.

А ведь я даже не заметила, как очень многое изменилось во мне. Еще недавно я и помыслить не могла, что решусь на нечто подобное, меня интересовал только диван, как средство для постоянного лежания, и телевизор, как средство внесения некоторого разнообразия в скучную жизнь. И вот теперь я ночью совершаю что-то невообразимое в обществе горячо любимого мужчины. Что творится, что творится!

Дима, стараясь избегать повышенного шума, стал осторожно долбить стену. Хорошо, что дом большой, и мы к тому же находились на первом этаже, на приличном расстоянии от спящих Лужиных, а то наверняка бы разбудили кого-нибудь.

– Отходит легко, – зашептал он, – бери стул, миску какую-нибудь и лезь сюда, надо бы нам поменьше мусорить. Буду счищать посередине, наверняка Глафира Сергеевна ангела хотела повесить ровно над дверью.

Забравшись на стул, я подставила плоскую кастрюльку под Димины руки, серые кусочки отваливались от стены и с легким шмяканьем падали на дно, даже этот звук казался мне слишком громким.

– Теперь ты точно соучастница преступления, – улыбаясь, сказал Дима, – пять лет за это точно дадут.

– Дурак, – зашипела я, – за что дадут, я же у себя дома.

– Не мешай думать, что мы на краю гибели, это, знаешь ли, как-то бодрит.

– Ковыряй быстрее, – взмолилась я, прислушиваясь, – вдруг кто-нибудь придет.

– Будет скандал, – активно орудуя стамеской, ответил Дима, – и все узнают про сокровища, а когда мы со всеми поделимся, то нас простят и полюбят опять.

– Оптимист… Ну уж нет, – заворчала я, пытаясь отковырнуть хоть что-нибудь ногтем, – делиться с Лужиными я не собираюсь, это наш клад.

Не знаю, сколько прошло времени, мне показалось, что не меньше года, но мы все же добрались до темного и ровного кирпича. Очищенное расстояние было размером с два альбомных листа.

– И что теперь? – поинтересовалась я, обнимая кастрюльку. – Все это разворотим, что ли? Мамочка, что же мы наделали!

– Без паники, отступать уже поздно.

– Может быть, мы успеем изобрести машину времени и вернемся назад?

Масштабы нашего разрушения были весьма приличными, в полутьме это вообще казалось чем-то ужасным – черная дыра на фоне светлой стены. Дима осторожно постучал по кирпичу и сморщил нос.

– Дай-ка фонарик, – попросил он.

Переключив его на большую яркость, Дима стал внимательно изучать поверхность. Проводя пальцем по кирпичу, он то тер висок, то вздыхал. Я нервно переминалась с ноги на ногу и молилась, молилась, молилась.

– Мне кажется, это здесь, – наконец сказал он, – цемент вокруг кирпича очень аккуратно лежит, ровный, без подтеков, не то что в других местах. Похоже, к этому прикасалась заботливая рука. Однако удивительной женщиной была твоя покойная родственница, на все руки мастер.

– Я вся в нее.

– Охотно верю.

Я вдруг совершенно успокоилась, что-то неуловимое витало в воздухе и с каждым вдохом проникало внутрь, бежало по венам, растекалось по всему телу. Тонкий и терпкий запах тайны был сильнее страха, он звал, манил, отвергая любые промедления.

– Ломай, – выпалила я, хватая молоток.

– Тихо ты, – остудил мой пыл Дима, – надо же все сделать аккуратно, положи молоток и возьми свою кастрюлю.

Вот так всегда, женщину отодвигают на второй план и пихают ей в руки какой-нибудь котелок: вари кашу, любимая, а я пойду добывать мамонта. Хотя, если он назовет меня «любимой», я, уж так и быть, готова встать к плите и даже помыть потом тарелки.

Дима аккуратно, насколько это было возможно, отбил цемент вокруг нужного места, потом стукнул молотком по стамеске, и она легко вошла в стену. Через пару секунд в руках у Димы оказался плоский кирпич, больше напоминавший очень толстую плитку шоколада.

– Бутафория, – пробормотал мой жених, заглядывая внутрь.

– Что там?

Дима просунул руку и достал маленькую прямоугольную шкатулку. Сунув ее в карман, он сказал:

– Изучать будем потом, теперь предстоит самое сложное, делаем косметический ремонт.

Плоский кирпич был вставлен на место, по его краям Дима прошелся тюбиком с клеем. Я в это время высыпала содержимое кастрюли в маленький пакетик (пожалуй, эти крошки лучше унести с собой) и сполоснула дно под тонкой струйкой воды.

– Там должна быть такая пухлая банка, давай ее сюда.

Я метнулась к пакету, быстро нашла то, что требовалось, и протянула Диме.

– Надеюсь, что запах до утра выветрится, хотя вряд ли, – сказал он, намазывая какую-то белую пасту ровным слоем на стену.

– Что это? – спросила я, чувствуя запах краски.

– У друга позаимствовал, он в строительной фирме работает, – зашептал Дима, – какая-то быстросохнущая штука, ею трещины мелкие заделывают.

То, что мы сейчас творили, ни на какие ремонтные работы похоже не было. Я очень надеялась только на одно, что при свете это будет так же ровно, как и в полутьме, и этот кошмар заметят не сразу, а когда хватятся, то с трудом смогут вспомнить, как было раньше, все уже засохнет к тому времени. Капля белой пасты шмякнулась на пол, и я, схватив тряпку, полетела вслед за ней. Отмывая плитку, я сгорала от любопытства: что же там, в шкатулке?!

Обойный лист мы прикрепили почти идеально, то есть безупречно для комнаты с выключенным светом.

– Ты думаешь, незаметно? – спросила я, придирчиво разглядывая стену.

– Вполне сносно получилось, – ответил Дима, – я даже не надеялся на такой результат. А теперь давай сматываться отсюда.

Поставив стулья на место и убрав со стола все, что мы принесли с собой, я бросила прощальный взгляд на кухню. Вроде никаких следов мы не оставили, вот только запах… Вряд ли он выветрится до утра.

Оказавшись в своей комнате, я забегала из угла в угол, ликуя.

– У нас получилось, понимаешь, у нас получилось! – тихо восклицала я, улыбаясь до ушей. – Скорей показывай, что там.

Дима достал деревянную шкатулку, провел по ней рукой, точно она живая и нуждается в ласке, аккуратно отогнул железную скобочку, поднял крышку и посмотрел на меня. Наверное, хотел насладиться в полной мере тем восторгом, который в это мгновение застыл на моем лице.

– Смелее, – улыбнулся он, – ты же у нас самая главная наследница.

На плотной бумаге лежало кольцо. Золотое, с прозрачными камешками, собранными в причудливый веер, оно переливалось голубоватыми оттенками и приковывало взгляд. В центре над всей этой красотой возвышался большой синий камень, слегка заостренный кверху, точно бутон, он устремлялся к свету, поражая своей красотой.

Осторожно, словно это реликвия, готовая рассыпаться в любой момент, я взяла кольцо и надела на палец.

– Бриллианты и сапфир, – изрек Дима, – необыкновенно красивая вещь.

– Тяжелый, – тихо сказала я.

– Не советую тебе спускаться с этой вещичкой к завтраку, думаю, ты шокируешь всех.

– Ты что, ты что, – заволновалась я, даже не понимая, что Дима шутит, – чтобы такое носить, надо быть… королевой какой-нибудь.

– А ты и есть королева.

– Это ее кольцо, – многозначительно сказала я, оставляя последние слова Димы без ответа, – я на портрете видела.

– Сколько же ему лет? Дорогущая штука!

– Я его не отдам и не продам, – грозно сказала я.

– Никто этого и не требует, – покачал головой Дима, – оно теперь твое.

Вынув из шкатулки бумагу, я приготовилась увидеть очередную загадку, написанную мелкими буковками. Какого же было мое изумление, когда я поняла, ЧТО держу в руках. Это был план дома! Тот самый план, третий экземпляр, которого никто никогда не видел!

– Это то, что я думаю? – пробормотал Дима, потрясенный не меньше меня.

– Мы у цели!

От радости я запрыгала.

Дима взял план в руки – плотная, но тонкая бумага была довольно приличного размера, схемы этажей располагались одна над другой.

– Как обычно обозначается место, где спрятан клад? – поинтересовалась я.

– Галочка, кружочек, крестик… по-разному.

Изучив план вдоль и поперек, мы не нашли ничего похожего на указатель, но зато обратили внимание на комнату Лизы и Ильи, она была обведена более темными чернилами.

– Это неспроста, – сказала я, – наверняка клад именно здесь.

– Возможно, – задумался Дима, – но обычно мы получали точные указания. Комната, да еще такая большая… Мне кажется, не все так просто.

– Думаю, ты прав… посмотри, с обратной стороны ничего нет?

– Чисто.

– Я видела в одном шпионском фильме, вроде бы это часто применяется, надо бумагу нагреть – и проступят слова.

– Идея прекрасная, только вот за столько лет вся эта бытовая химия должна была улетучиться, но попробовать стоит.

– Прижми к батарее, – посоветовала я, бросаясь к окну.

Наша смешная попытка приблизить миг победы не увенчалась успехом, бумага не заговорила, а мы не запрыгали от радости.

– Что ж, будем довольствоваться этим, – подвела я итог, – без сомнения, комната Ильи имеет какое-то значение. Завтра же примусь за поиски, все осмотрю для начала, поразмышляю… Теперь, когда карта у нас в руках, остался всего один шаг до клада, как подумаю об этом, так просто голова кругом идет от восторга.

– Поверь, я чувствую себя так же. Сколько времени я потратил на поиски, сколько облазил архивов – и вот цель почти достигнута.

В голове промелькнула мысль, а что же будет дальше, когда мы найдем клад, расстанемся ли мы с Димой?.. Но я прогнала эту мысль прочь, думать ни о чем грустном мне сейчас не хотелось.

– Ты забери карту с собой, – сказала я, – а кольцо пусть останется у меня, переживем завтрашний день, и если никто не заметит следов нашего варварства, встретимся и вместе подумаем, где искать. Из-за Глеба у меня душа не на месте, все боюсь, что заберется ко мне в комнату и найдет вещи Глафиры Сергеевны. По-хорошему и дневник, и портрет тебе надо отдать, но я не могу с ними расстаться, мне эти вещи очень дороги.

– Договорились, так действительно будет лучше.

Дима аккуратно сложил план дома и убрал его в плоскую деревянную шкатулку. Отправив коробочку в карман, он спросил:

– Может, чайку попьем?

– Ты что, – изумилась я, – четыре часа ночи!

– Вот не гостеприимный ты, Катька, человек, еще скажи, что выставишь своего жениха сейчас на улицу, и придется мне, точно бездомному псу, идти по безлюдной Москве.

– Хочу тебе напомнить про твою машину, которая стоит за домом, или ты не воспользуешься этим средством передвижения и принципиально пойдешь пешком?

– Забудь про такие мелочи, – улыбнулся Дима, – речь идет о твоей чуткости и гостеприимстве.

Это к чему он клонит, я не пойму? Вообще-то, через пару часов проснется весь дом, неужели его это совсем не беспокоит? Дима встал с кровати и подошел ко мне.

– Не выгоняй меня, Катька, – сказал он даже как-то устало, – я так тебя хочу.

Вот не пойму, в мире все слишком просто или слишком сложно? Почему иногда так трудно сделать то, чего желаешь всем сердцем?

Дима убрал челку с моих глаз, подмигнул, пальцы коснулись моей руки и медленно поползли вверх. Можно было, конечно, закричать: «Спасите, помогите, люди добрые, да что же это происходит!» – но делать этого совсем не хотелось. Я обняла его и прижалась. Дима забормотал ласковые слова, которые, точно осенние листья, плавно и нежно легли на мою душу, страх отступил, его место было занято уже иными чувствами… Желание быть с любимым человеком, точно бескрайняя водная стихия, затопило все оставшиеся сомнения.

– Да, – прошептала я, расстегивая верхнюю пуговицу на Диминой рубашке.

Глава 19

Такое чувство, будто я сижу на берегу моря в коротком летнем платье, теплый ветер кружит надо мной, лаская плечи. Слышны плеск волн и крики чаек. Я счастлива.

Дима ушел приблизительно в половине шестого, чмокнул меня на прощание в нос и пообещал звонить каждый час. Велел скучать, мечтать и постоянно думать о нем. Сколько же прошло времени, сколько я спала… Три часа, четыре? Не важно. Сейчас ничего не важно.

Откинув одеяло, я соскочила с постели, потянулась и засеменила к зеркалу.

– До чего же хороша, просто глаз не оторвать.

Склонив голову набок, я стала с удовольствием разглядывать свое отражение.

– Красивая, очень красивая.

В голове мелькнула злорадная мысль – Вике бы не понравилось то, что произошло в этой комнате под утро. Я улыбнулась.

– Ну ее, эту Вику, как же много в жизни счастья, как же много!

За дверью послышались голоса, затем крики и грохот. Вернувшись с небес на землю, я вспомнила, что предыдущая ночь знаменательна не только нежными объятиями, но и ремонтными работами на кухне Лужиных. По всей видимости, при свете дня наш труд выглядел не совсем презентабельно, и, заметив вторжение, Светлана Аркадьевна поставила весь дом на уши. Имеет право, что тут еще скажешь.

Что делать? Ни в чем сознаваться я не буду, удивлюсь, поохаю, как все, пожму плечами, и на этом поток сочувствий можно закончить. У Ильи недавно стащили документы, так что случившееся наверняка припишут к этой истории, пусть все считают, что в доме опять побывал воришка. А вдруг будет следствие, отпечатки пальцев? Нет, чушь, ничего же не украли. Покричат, покричат и забудут. Вот только Глеб… Он же сразу поймет, для чего разломали стену… А ему никто не поверит. Какие еще сокровища, глупость это полнейшая!

Шум за дверью возрастал. Может быть, и надо выйти, но не знаю, готова ли я уже изображать святую невинность или стоит порепетировать удивление и последующую реакцию.

– Неужели мы так плохо приклеили обои, – пробормотала я, – в темноте все казалось таким ровным и красивым…

Дверь распахнулась, на пороге стояла бледная как мел Маринка.

– Светлана Аркадьевна мертвая!!! – закричала она и бросилась обратно к лестнице.

Я смотрела ей вслед и медленно переваривала новость. О чем она? Светлана Аркадьевна? Что за глупости… Я прикрыла дверь, села на кровать и уставилась на стену. Какое сегодня число? Зачем мне это? Марина все напутала, никто не может быть мертвым, мы же никого не убивали… Послышались крики, кажется, это был Лизин голос, я подскочила и прямо в пижаме помчалась к Лужиным.

Комнаты на втором этаже были пусты, босыми ногами я зашлепала по ступенькам вниз, надеясь, что на первом этаже увижу кого-нибудь. До меня доносились голоса, но я была в таком состоянии, что не понимала, откуда они звучат. Никого. Теперь вверх по лестнице.

– Катя! – услышала я Лизу и задрала голову.

Они на третьем этаже.

Светлана Аркадьевна лежала около решетки, разделяющей наши половины: руки раскинуты, глаза полуоткрыты, зрачков не видно, без движения и без малейшей надежды на чудо. Тусклая лампочка, слегка покачиваясь, лишь подчеркивала бледность ее лица и всю невозможность происходящего. Светлана Аркадьевна в розовом махровом халате и таких же тапочках была настолько неуместна здесь в этом безжизненном состоянии, что казалось, будто я смотрю плохо смонтированный фильм.

Хотелось зажмуриться и бежать без оглядки, но в то же время эта трагическая картина притягивала взгляд, точно магнит. Обернувшись, я увидела всех в сборе. Маринка уткнулась в плечо Ромки и тихонько завывала, Лиза, нервно теребя край кофты, переводила взгляд с меня на Илью, Глеб, прислонившись к лестнице, которая вела к люку, неотрывно смотрел на мать. Николай Леонидович держал за локоть Вику, его взгляд был направлен куда-то в сторону.

Я шагнула к телу Светланы Аркадьевны, наклонилась и дотронулась до ее руки. Холодная. Другого и не стоило ожидать.

– Я вызвал «Скорую» и милицию, – донеслись до меня слова Ильи.

– Какой кошмар, – пробормотала Лиза, – этого не может быть!

Вот уж точно – этого не может быть… И тут мой взгляд упал на шею Светланы Аркадьевны, темные фиолетовые пятна выступали на бледной коже…

– Ее что, задушили? – обернувшись, спросила я.

– Нам лучше всем уйти отсюда, – медленно проговорил Илья.

Марина завыла еще громче.

Дом был набит какими-то людьми – оперативники, криминалисты, врачи… Все мелькало и доводило до нервной дрожи.

– Меня знобит, – сказала я Лизе, – пойдем на кухню, не могу больше на все это смотреть.

Лиза кивнула.

– Никогда бы не поверила, что такое может случиться в нашем доме, – включая чайник, сказала она. – Вообще не могу понять, как это возможно?

Налив кипятка в кружку, я обхватила ее руками и стала греться, меня так колотило, что зуб на зуб не попадал.

– Это у тебя нервы, – определила Лиза, – давай я тебе чаю налью.

– Не хочу, – мотнула я головой, – пройдет, надо бы к Вике с Глебом сходить, каково им сейчас.

– С ними разговаривают, мы только мешаться будем. Вроде Илья Казакову позвонил, он позже подъедет.

– Как, как ее… задушили… и кто?

Не могу сказать, что я сильно любила Светлану Аркадьевну, вовсе нет. Я могла не вспоминать о ней неделями, меня не интересовала ее жизнь, да и разговаривали мы редко, но она уже давно являлась членом нашей семьи, а теперь что же, ее не будет? Странно и непонятно… Почему-то в воображении не всплывали никакие образы, даже ее внешность сейчас была слишком расплывчатой, чтобы я могла вспомнить какие-то детали. Что она любила? Фиалки? Да, и что еще? Не знаю… Когда жили за городом, мы часто чаевничали под вечер, она то ворчала, то была высокомерна или снисходительна, иногда даже смеялась над какой-то ерундой… Этого всего больше не будет, и почему-то возникало такое чувство, что и не было никогда… В душе не болело… жгло.

– А как ее нашли? Кто?

– Глеб, – садясь напротив меня, сказала Лиза. – Представляешь, родную мать вот так обнаружить.

– Не представляю.

– Он утром встал, завтрака нет, давай Светлану Аркадьевну искать, у них, же кроме нее, никто ничего не делает…

– Теперь научатся сыр на хлеб класть, – мрачно сказала я.

– Не нашел он ее, подумал, что она у нас, я в это время на кухне была, составляла список продуктов. Сказала, что не видела ее, может, она за хлебом ушла или еще куда, дел-то у Светланы Аркадьевны полно… было. Ты, кстати, чего завтракать не спустилась?

– Проспала.

– Через час Глеб опять пришел, говорит, дайте поесть, надоело мать ждать. Маринка ему бутерброды сделала, вот ведь в свой холодильник лень залезть. Ой, что это я, чего его ругаю, господи, что же делается… Убийство, в нашем доме убийство!

– А дальше что? – прервала я Лизкины причитания.

– Прошло еще какое-то время, не засекала я, и вдруг топот, Глеб по лестнице несется, перескакивает через ступеньки, лицо белое такое. Я, конечно, спросила, что случилось, он головой мотает, пять минут успокаивала его, потом сказал, что пошел на третий этаж, уж не знаю, зачем его туда понесло, а там… Кошмар, какой кошмар!

«Наверное, с утра пораньше отправился на поиски клада», – подумала я.

– Так он сразу к тебе побежал?

– Ну да, он Илью стал звать, а потом такой шум начался – Маринка со своими завываниями, Вика заплакала сначала, а потом вроде успокоилась, больше и звука от нее не слышала. Как бы не свихнулась, она и так какая-то странная, а тут вообще чокнуться может.

– Надо будет приглядеть за ней.

– Сейчас подумала, я какая-то ужасная, – тихо сказала Лизка.

– Почему?

– А мне все равно и плакать совсем не хочется. Думаешь, я бесчувственная?

– Нет, не думаю, – пробормотала я.

– Если бы ты умерла, то другое дело, я бы и рыдала, и переживала бы, не сомневайся.

Вздохнув, я посмотрела на Лизу.

– Кто же ее убил и зачем?

– Наверняка воры, люди ведь как думают: раз дом огромный, то золото на каждом столе лежит. А что у нас брать? Нечего.

– Да уж, последнюю краюху хлеба доедаем.

– Нет, я не это имела в виду, ну особых же ценностей в доме нет, Илья еще долг не отдал, драгоценностей кот наплакал.

– Когда она умерла?

– Вроде сказали: приблизительно с двенадцати до двух.

Пытаясь вспомнить более подробно прошлую ночь, я встала и заходила по кухне. Из комнаты мы вышли где-то в половине третьего… вышли и отправились к Лужиным… Если не считать наших шагов и шорохов, то в доме была абсолютная тишина, ни одного постороннего скрипа… Совсем немного разминулись с убийцей, совсем немного…

– Допрашивать теперь будут, – покачала головой Лизка, – а мне и сказать нечего, мы с Ильей спали как сурки. А ты?

А я вот нет…

– Тоже спала.

Кто же, кто же это сделал?

– А когда приедет Казаков? – спросила я.

– Не знаю, вряд ли он появится, пока эти здесь, – Лизка пренебрежительно фыркнула.

– Не злись, работа у них такая, да и надо же найти эту сволочь… Смертную казнь у нас отменили?

– Чего ты такие вопросы задаешь, мне аж дурно стало.

Представить себе человека, который мог совершить такое, я не могла… Задушить… Безумие какое-то!

– Что-нибудь пропало?

– Да нет, – замотала головой Лизка, – правда, я не знаю, что там у Лужиных… Идти туда боюсь.

Озноб вроде отступил, я согрелась и почувствовала себя гораздо лучше.

– Пойду к Глебу и Вике, поговорю с ними.

– Узнай, что у них этот мрачный оперативник спрашивал и не пропало ли чего.

Николай Леонидович понуро сидел на диване. Задумчив, слегка растерян. В руках он держал свернутую трубочкой газету, которой время от времени барабанил по коленке.

– Ушли десять минут назад, – сказал он мне.

Я и сама заметила, что в доме слишком тихо, как-то пронзительно тихо…

– Вы как?

– Ничего не понимаю, – швыряя газету на диван, ответил Николай Леонидович, – абсурд и немыслимая жестокость. Вот так всегда, живем и не думаем, что подобное может коснуться нас, а потом наступает день, и в дверь даже не стучится, а ломится немыслимый кошмар!

Николай Леонидович замахал руками и перешел на крик, я не останавливала его, давая возможность выговориться.

– Этот мир погряз в пороках! На улицу страшно выйти, а тут… В собственном доме! Несчастная, несчастная моя деточка, и зачем, зачем она только пошла туда?!

Хотела бы и я это знать.

– Жили с ней душа в душу, даже не ругались, я ведь и жениться хотел, да вот не успел!

Я поймала себя на мысли, что внимательно слежу за Николаем Леонидовичем: игра это или неподдельные чувства?

– А Глеб с Викой как? – спросила я.

– Не знаю, он отказался со мной разговаривать, а Вика… – Николай Леонидович махнул рукой. – Она вообще редко со мной общается.

– Вы им сейчас очень нужны.

– Да кому я нужен? Разве обо мне они думают…

Николай Леонидович осекся, взял газету, нервно развернул ее и сделал вид, что читает.

Я пошла на кухню, честно говоря, было страшно поднимать голову и смотреть на наше ночное рукоделье, но все же лучше ко всему подготовиться заранее.

Кусок обоев был приклеен кривовато, в нескольких местах можно было разглядеть следы от пасты, которой Дима мазал стену, запах так до конца и не выветрился. Я вообще удивляюсь, как обои приклеились к мокроватой замазке, наверняка стоит только дотронуться до них, и все отвалится. Если бы Светлана Аркадьевна увидела это, то… Но она не увидит, ее уже нет. Никому другому, особенно при нынешних обстоятельствах, не придет в голову, что здесь усиленно поработали, вряд ли кто-нибудь помнит, как было раньше.

Я подняла с пола несколько крошек штукатурки, забытых ночью, выбросила их в мусорное ведро и вздохнула:

– Вот такая штука жизнь.

На столе был разлит чай, стояла грязная кружка, рядом лежал кусок хлеба, явно кем-то надкушенный, и толстая вялая муха, не испытывая особого страха передо мной, прогуливалась по сахарнице, потирая время от времени лапки. Никогда Светлана Аркадьевна не допускала такого, у нее всегда был идеальный порядок.

– Вот такая штука жизнь, – повторила я, направляясь к Вике.

Вика сидела за столом у окна, она что-то сосредоточенно писала и не сразу заметила мое появление. Волосы собраны в тугой хвост, губы шепчут какие-то слова, может, она вспоминает молитву? Вещи разбросаны по всей комнате, наверное, еще вчера она выбирала, в чем пойдет на свидание с Димой. Теперь разве до этого, в ее душе траур… Испытывая некоторую неловкость и не зная, как лучше заговорить с Викой, я тихо спросила:

– Ты не голодна?

– Что?

Она оторвалась от своего занятия и посмотрела на меня.

– Если тебе что-нибудь нужно, ты скажи.

– Да, мне нужно. Вот эту записку передай, пожалуйста, Диме, только не читай, это личное.

– Что? – не поняла я.

– У меня убили мать, – резко сказала Вика, – и я хочу, чтобы самый близкий человек был сейчас рядом.

Может быть, это чудовищно, но в моей голове вдруг пронеслась мысль, а не убила ли она Светлану Аркадьевну только для того, чтобы иметь повод лишний раз увидеться с Димой… Нет, надо гнать от себя подобные мысли прочь, не безумна же она, в конце концов.

– Ты ему уже позвонила? – спросила Вика, начиная быстро запихивать вещи в шкаф. – Что он сказал?

– Нет, не звонила, было не до этого.

– Ну что же ты, немедленно позвони, а лучше дай мне его номер, я сделаю это сама.

Вика достала из шкафа черную водолазку, приложила ее к себе и подошла к зеркалу, размышляя, по всей видимости, пойдет ли ей траур.

Вероятно, у нее шок… Она не понимает до конца, что произошло, и поэтому так себя ведет.

– Я передам твою записку Диме. Если он посчитает нужным, то позвонит тебе, – ответила я.

– Все же несправедливо, что у тебя есть его телефон, а у меня нет! – крикнула мне вслед Вика.

С Димой мы встретились около университета. Пока я рассказывала о случившемся, он курил, не переставая. Мне повезло, что у Димы был перерыв между лекциями, ждать встречи до вечера было бы невыносимо, хотелось выговориться и хоть немного отвлечься.

– Сказать, что я в шоке, это ничего не сказать.

– Приблизительно такое же состояние и у меня, – ответил Дима. – Ты-то как? Помощь нужна?

– Да нет, признаться честно, для меня это не настолько болезненно… Просто ступор в душе, никак не могу прийти в себя. Дома все разбрелись по комнатам, тихо до жути, только телефон иногда трещит, то из газеты позвонят, то еще откуда-нибудь. Если и разговариваем, то шепотом, как будто разбудить кого боимся…