Текст книги "Снежинки счастья"

Юлия Кузнецова
Снежинки счастья

Вступление

– Бабах!

Я хватаюсь за лоб и отскакиваю. Подбежал охранник, который до этого момента спокойно курил, наблюдая за тем, как я шла прямо на стеклянную дверь торгового центра.

– Слушайте, я думал, вы прикалываетесь, – с недоумением сказал он мне и толкнул стеклянную дверцу. Она провернулась вокруг своей оси и вернулась на место.

Я не двигаюсь: мой взгляд прикован к бейджику охранника, на нем название торгового центра – «Наполеон». Оно будит воспоминания, тревожит память, причиняет боль.

– Не в себе, что ли? – сердится охранник. – Надо было шагнуть, когда она крутилась!

Он снова толкает дверцу и на этот раз, для верности, и меня – в спину. Запихивает меня в огромный многоуровневый торговый центр, словно монетку в копилку.

– Все нормально? – спрашивает вслед.

Я киваю, не поворачивая головы. Молча. Я не могу говорить. Точнее, я не могу ему объяснить, что я не хотела заходить в «Наполеон». Я не хотела даже приезжать сюда, на другой конец Москвы, да еще и в такой снегопад, когда кажется, что снег решил покончить с новогодними лампочками, фонариками, рекламными растяжками и гирляндами и просто засыпать все, что сверкает и мигает.

Но ноги сами привели меня сюда. Ведь это наше место. Наше с ним.

Ноги делают еще пару шагов, и я опускаюсь на стул кофейни, находящейся прямо у входа. Стараюсь не думать, что мы сидели вдвоем вон там, в углу под пальмой, что я пила латте из бокала на высокой ножке, а он подливал себе в крошечную чашку кофе из френч-пресса.

Так же стараюсь не думать о том, что хотя Новый год кончился, вряд ли раскупили все игрушки, гирлянды, а главное – новогодние костюмы. И тот, жуткий, шуточный, ведьмин, с розовой резиновой мордочкой, с ярко-зелеными тенями и сигаретой в желтых зубах, – тоже, наверное, висит там же, где висел до Нового года.

Передо мной возникает официантка. Она улыбается и протягивает меню.

– Когда это началось?

– Простите? – не понимает она.

– Когда это все началось? – спрашиваю я то ли себя, то ли ее, то ли кофе-латте, нарисованный на первой же картинке меню. – Вдруг он помнит?

– Вы что-то пытаетесь вспомнить? – догадалась официантка.

Улыбка не сходит с ее лица, словно она – человечек из конструктора «Лего». Я киваю.

– Тогда я принесу вам наш новый кофе! Ореховый капучино. Он поможет вам вспомнить все! Как в том фильме с Колином Фаррелом, смотрели? И не забудьте взять купон на бесплатный второй кофе. Приходите сюда со спутником или подругой – и вы сможете их угостить!

Казалось, что ее губы растянуты так, что шире улыбнуться уже и не выйдет, но она как-то ухитряется это сделать (конструктор «Лего»: теперь улыбки наших человечков еще шире!) и удаляется. Я смотрю ей вслед. «Со спутником», «со спутником» – бомкает мое сердце в такт этим простым словам.

Я должна вспомнить точку отсчета.

Я зажмуриваюсь и вижу Олино белое лицо. Белое и распухшее. Она начала задыхаться как-то внезапно. Никто не ожидал, что она упадет на пол, схватится за горло, как в каком-то ужастике, а ее щеки станут расти на глазах.

Я кожей чувствовала страх остальных. А он поднялся с пола и крикнул:

– Амбулансия!

Все впились глазами в его широкую спину в белом свитере крупной вязки, и не только я, а все поняли, что он сейчас что-то сделает, чтобы страх, который охватил нас, развеялся.

Нет, не то, не то… Все это началось ведь гораздо раньше…

Передо мной со стуком и каким-то вежливым восклицанием ставят кофе. Пахнет орехами и ванилью, но я не притрагиваюсь к бокалу.

Я тру лоб, пытаясь вспомнить. Интересно, останется шишка от столкновения с дверью?

Вообще, удивительно, как я изменилась! Притащилась на другой конец Москвы, чтобы просто посидеть и подумать. А был бы этот «Наполеон» на Эвересте, я бы и на Эверест взобралась без страховки. Да что там, на Луну бы полетела… Проблема в том, что не нужна я оказалась ни на Луне, ни в далекой стране под названием…

Хватит. Просто надо думать о том, что я изменилась. Я была такая ленивая… Сейчас бы лежала на подоконнике на животе и смотрела бы в окно на то, как кружатся в ритме сумасшедшего танца снежинки…

Стоп!

Снежинки. Вот оно. Вот, когда все это началось.

Глава 1
Снежинки

За окном метет и метет. Подоконники у нас широкие – можно лечь на живот, повернуть голову, прижаться носом к холодному окну и наблюдать за потоком снежинок.

Мне их жаль. Что за жизнь у снежинок? Выскочила из снежной тучи, пролетела минут десять (ну двадцать!), упала на землю и… растаяла. Даже если не сразу растаяла, полежала чуть-чуть на асфальте, все равно… Короткая жизнь у снежинок, что и говорить!

– Дзинь!

Это у Туськи за моей спиной что-то упало – или колба, или стеклянная палочка для перемешивания жидкостей.

– Наталья! – говорю я, изображая низкий сердитый голос моей мамы. – Если ты опять разобьешь у нас в доме свои духи…

– Это не духи, – ворчит Туська, – и вообще, мне она говорила, что гости хвалят приятный запах в вашей гостиной.

– Конечно, – подхватила я, – духи-то ты разбила в маминой спальне! В гостиной, может, и приятно пахнет. Но в спальню папа три дня войти не мог! Все ворчал, что там – парфюмерная фабрика, которую ограбили и по дороге перебили всю продукцию! И вообще, зачем тебе понадобилось смешивать свои духи…

– Это не духи!

– Ладно, масла… Почему именно в спальне моих родителей?

– Потому что во всех остальных комнатах у вас чем-то пахнет! На кухне – едой! У тебя – твоими духами!

– Кстати, они милые.

– Может быть, но они мешают мне! В гостиной пахнет цветами, которые твоей маме на день рождения надарили. Спальня – единственное свободное от запахов место в вашей квартире.

– В нашей квартире, – повторяю я со значением.

Я поворачиваю голову и смотрю на подругу. У Туськи – несчастное выражение лица, но вообще она красавица – две черные толстые косы, огромные синие глаза, стройная, в белом халате, который ей, брюнетке, очень идет. Хотя халат, конечно, жутковатый – один рукав короче другого, по подолу тянется бахрома, но мне он очень нравится. Еще бы, я сама его сшила Туське на уроке технологии еще в восьмом классе.

Она корчит обиженную рожицу, и я понимаю – в их квартире вообще нет ни одного места, свободного от запахов: в каждом свободном углу Туська поразбивала по одному, если не больше флаконов своих аромамасел, а если не поразбивала, то просто что-нибудь ими обмазала – или торшер, или подлокотник кресла, или полотенца в ванной.

– И чего ты хочешь добиться? – ворчу я и снова отворачиваюсь к окну – наблюдать за снежинками и жалеть их.

Интересно, если бы снежинки умели думать, они выбрали бы себе такую жизнь – прыгать вниз с несусветной высоты и быть счастливыми всего несколько минут?

Я бы точно предпочла остаться в туче. Я ленивая настолько, что если меня бросить в болото с крокодилами, я не сразу начну выбираться – посплю пару часиков, если крокодилы будут не против.

А Туська – энерджайзер. Мне кажется, если выключат свет, то можно любой электроприбор подсоединить к Туське – он зарядится на неделю вперед.

Даже не поворачиваясь к ней, я вижу, как загорелись ее глаза.

– Я хочу придумать такой запах, понимаешь, особенный! Чтобы он нравился всем людям. И чтобы он воздействовал на них определенным образом.

– Парфюмер у Зюскинда тоже хотел, – зеваю я, – как его звали? Гренуй? Он тоже все ходил, особенный запах изобретал. И чем все закончилось? По-моему, его съели, когда он этим запахом намазался.

– Это был запах абсолютной красоты, который притягивал, вызывал любовь к тому, кто им намажется. А я хочу придумать такой, чтобы в человеке, который его на себя нанес, открылось все самое лучшее! Все способности, все эмоции! Чтобы он не боялся показать себя с лучшей стороны.

– Представляю, сколько мне придется проспать, если ты активизируешь этим запахом мою лучшую способность, – пробормотала я, снова зевая.

От моего теплого дыхания на окне образуется кружок. Я рисую на нем сердечко. И только я прикладываю к его центру палец, чтобы закрасить серединку, с внешней стороны вдруг прилепляется снежинка. Она огромная, слепленная из нескольких. Я отдергиваю палец, а она, задержавшись на пару секунду, отрывается и улетает прочь, подталкиваемая порывом ветра.

«А если это здорово? – мелькает вдруг в моей голове. – Лететь на всех парусах, дышать полной грудью, видеть весь мир – пусть даже и несколько минут».

Но тут же одергиваю себя – глупости! Гораздо приятнее лежать на животе на подоконнике в теплой квартире и болтать ногами в белых шерстяных носках и предвкушать чаепитие. Туська обязательно заварит горячий индийский чай с корицей, гвоздикой, кардамоном и молоком, как только закончит свои смешные опыты с аромамаслами…

Подушку бы еще…

Я, не поворачиваясь, протягиваю руку, надеясь дотянуться до дивана и стащить одну из подушек-думочек, сшитых моей мамой из мягкого коричневого плюша.

Вдруг кто-то кричит:

– Ага! Свистать всех наверх!

И раздается жуткий свист. От неожиданности я чуть не падаю на пол.

– Туська! – сержусь я, все же повернувшись к подруге. – Ну сколько тебя просить: не меняй ты рингтон без предупреждения!

Но она не слышит, она уже болтает с кем-то по сотовому.

– Да? Когда? Сегодня? Сейчас? Ну… Мария! Нас с тобой зовут…

Я делаю огромные глаза и изо всех сил качаю головой. Нет! Никуда я не пойду! Они что, с ума сошли?! Снегопад на дворе!

– А сколько там у вас народу? – спрашивает Туська. – Двадцать человек?

Я качаю головой так яростно, что она, кажется, сейчас оторвется.

Туська бросает взгляд на стол, заставленный колбами, пробирками, штативами и армадой маленьких плотно закрученных баночек из темного стекла – ароматическими маслами.

– Придем, – обещает она, и я, со стоном схватив подушку-думочку, швыряю ее в Туську.

В ноги, конечно. Не хватало еще в гостиной грохнуть двадцать банок с аромамаслами! Меня родители из дома выгонят на мороз.

Хотя Туська вроде бы тоже собирается это сделать.

– Прекрасно, – бормочет она, раскрывая чемоданчик, в котором она переносит ароматическое добро и лабораторную посуду, – просто прекрасно!

– Ужасно, – передразниваю я ее, – просто ужасно! Куда мы идем?

– К Егору Клюеву. У него дома вечеринка. Кристина звонила, правда, почему-то с Алиного телефона, говорит, весело.

– Слушай, – нахмурилась я, – это подозрительно. Мы их всех, включая Алю с Егором, видели три часа назад, в школе. И никто не сказал нам про вечеринку! Это странно.

– Почему? – пожала плечами Туська.

Я закусила губу. Нет, пожалуй, не стоит ей говорить, почему то, что одноклассники не позвали нас на вечеринку, – странно. Я не хочу обидеть Тусю.

Потому что у меня мелькает подозрение, что им там смертельно скучно. И они позвонили именно ей, чтобы она пришла, а они потом над ней поржали всласть. В школе никто не позволяет себе этого, но я замечаю взгляды, ухмылки, пальцы у виска, когда Туська увлекается и слишком громко рассуждает о том, как отличить хорошее лавандовое масло от подделки. Да, наверняка ее зовут для потехи. Будут делать вид, что слушают ее, позволят себе нанести духи на запястье… А сами начнут переглядываться и хихикать в кулак. Мол, опять придурочную понесло…

Но как сказать об этом моей подруге?!

И еще – мой слух царапнуло это «Кристина звонила, правда, почему-то с Алиного телефона». Значит, это Алина идея – позвать нас. А Аля никого не зовет просто так.

– Туськ, – начала я, – мы с тобой так устали после школы. Ты, что ли, забыла, как мы приползли и рухнули прямо в прихожей? Вечер пятницы, подруга! Надо отдохнуть!

– Вот именно – вечер пятницы, – ответила она невозмутимо, укладывая в чемоданчик свои пузырьки, – а отдых в нашем с тобой возрасте означает тусовку!

– Ты ведь не тусоваться идешь? – прищурилась я, спрыгивая с подоконника. – Ты ведь что-то задумала.

Туся взяла один из пузырьков и поднесла к глазам.

– Да, – тихо сказала она, – я хочу попробовать это средство. Я найду там кого-нибудь, кто хочет себя показать с лучшей стороны, и договорюсь с ним, чтобы он нанес себе на лоб и запястья новое масло.

Я качаю головой. Отлично… Она еще и про новое масло им будет втирать. Вот уж потеха ждет наших милых одноклассников.

– Сегодня пятница, – повторяю я, – и я хочу заниматься любимым делом.

– Это каким же?

– Ничегонеделаньем, вот каким!

– А мне кажется, у тебя есть еще одно любимое занятие, – хитро улыбается подруга, – как насчет «данеток»? Или, может быть, «ассоциаций»? Или «я никогда не»?

Я закусываю губу. Это правда. Я терпеть не могу двигаться, но игры я люблю. Именно такие, психологические. Или просто в слова и «да-нет». Мне кажется, люди раскрываются в таких играх. И всегда приятно догадаться о чем-то важном для человека, о чем-то, что он скрывал раньше. Тут уж неважно, кто это – одноклассник, которого ты знаешь тысячу лет, или какая-то новая девчонка в компании! В «три факта обо мне» интересно играть даже с родителями – такое о них узнаешь, чего даже и представить себе не мог.

Я задумчиво кусаю губы. Что ж, вы нас позвали? Держитесь! Я вас обыграю, всю толпу. Я придумаю такую «данетку», что они с ума сойдут отгадывать! И тогда у них не будет времени на то, чтобы смеяться над моей подругой. Наоборот, мы с Тусей славно повеселимся, когда вернемся домой.

– Ладно, – ворчу я, – только меня, чур, ничем не брызгать! И перед выходом ты мне чая с молоком обещала! На улицу надо выходить с чем-то теплым в животе. Мама так говорит.

Чай заваривается долго, поэтому мы с Тусей сговариваемся на чашке какао. Она быстро готовит по кружечке для себя и меня, и мы, обжигаясь, пьем горячий ароматный напиток.

Потом вдеваем руки в рукава пуховиков – у меня темно-синий, у Туськи – бордовый, повязываем шарфы, нахлобучиваем смешные шапки – у меня с кисточками, у Туськи – с помпоном.

И, хотя какао и смешные шапки немного примиряют меня с действительностью, и мне уже не так противно выходить из теплой квартиры на холод, я все равно бурчу для порядка, а Туська терпеливо слушает, кивает, утешает меня и обещает развлечений. Сама же при этом сосредоточенно закупоривает пузырек, в котором смешан «волшебный аромат», и устраивает его в кармане.

– Варежки надень, там холодно! – советует она мне, когда мы спускаемся в лифте.

– Да, мамочка, – хмыкаю я, – сама надень!

Туся кивает, лезет в карман за любимыми серыми варежками-трансформерами и вдруг раздается:

– Дзынь!

И сразу запах. Не могу сказать, что плохой. Просто очень сильный. Я различаю жасмин, эвкалипт, лимонник и что-то еще, неуловимое, но очень приятное.

– Елки зеленые! – огорчается Туся.

Она шагнула в сторону и села на корточки. Вынула из кармана пачку платочков и привычными движениями принялась собирать осколки пузырька. Мне жаль Туську, но в голову тут же приходит мысль, которую я озвучиваю:

– Так можно никуда не идти?! Супердухи разбились и эксперимент придется отложить!

– Фигушки, – ворчит Туся, поднимаясь, – я запасной пузырек взяла! И сколько раз тебе повторять? Это не духи!

– Ну ладно, ладно, – примиряюще говорю я, – на самом деле это даже хорошо, что они разбились… Жильцы дома будут тебе благодарны за приятный запах в лифте!

Туська обиженно сопит – ей жаль разбившейся склянки. Мы выходим на улицу, задираем головы. У нашего подъезда помигивает фонарь, и в его свете кажется, что сноп снежинок летит прямо на нас.

Я зажмуриваюсь на секунду, а потом смотрю на варежку и, к своему изумлению, обнаруживаю ту самую снежинку! Огромную, слепленную из нескольких других, но очень красивую, кружевную! Что это, где она была? Почему не сразу упала на землю?

Я трясу головой: глупости! Эта снежинка не может быть той же самой. Мало ли снежинок! Хотя, конечно, похожа, очень похожа. Почему она снова подлетела ко мне? Может, зовет с собой куда-то?

– Какой-то бред! – вырывается у меня, и я стряхиваю с варежки приставучую снежинку.

Ветер, словно рассердившись, швыряет мне в лицо горсть других.

– Что? – переспрашивает Туся громко, пытаясь перекричать ветер.

– Какой-то бред, говорю! Вроде я далеко стояла от тебя в лифте, а твои суперду… э… аромат на меня попал! Так что я теперь тоже буду вести себя наилучшим образом!

– Дело не в том, чтобы ты хорошо себя вела! Дело в том, чтобы ты раскрыла себя, понимаешь? Показала все лучшее, что в тебе есть!

– Интересно, что лучшее покажут жильцы нашего дома, когда вдохнут твой аромат в лифте, – проворчала я.

Я потуже завязала шарф и взяла Тусю под руку. Мы направились к дому Клюева.

– Ты ж сама сказала, что они будут благодарны!

– Они-то будут, а вот буду ли я – за то, что ты облила меня духами и вытащила на эту вечеринку, – не знаю! Хотя… тьфу! – Это я выплюнула снег, залетевший мне в рот. – Хотя я уже буду рада любой вечеринке, хоть у Клюева, хоть в зоопарке. Только бы спрятаться от этого холода!

Глава 2
Модное мороженое

Мы подошли к подъезду, но открыть дверь не успели. Она распахнулась сама, и на крыльцо выскочили две девицы, модно одетые, из тех, что умрут от холода, но не наденут шапки даже на Северном полюсе и будут мерзнуть в тонких пальто даже в сорокаградусный мороз. Мне становится холодно даже при одном взгляде на таких – как-то я подхватила какой-то жуткий грипп, забыв дома шарф, в тот раз мне, кстати, здорово помогло масло апельсина, которое Туська заставляла меня носить в специальном аромакулончике.

– Юль, давай вернемся? – попросила одна девчонка вторую, тощую, с острым вздернутым носом. – Ну что он такого обидного сказал?

– Дело не в том, что он сказал! – еще выше вздернула нос ее подруга. – Дело в том, что он меня заподозрил! В том, что я с ним кокетничаю!

– Ну, ты сама начала про кинотеатры спрашивать, – возразила первая девочка, ежась от холода.

– Я спросила про фильмы! А не про кинотеатры! А он сразу – я не могу тебя пригласить в кино, я не могу с тобой встречаться, понимаешь, у меня такое дело…

Какое дело у неудачного кавалера – мы не расслышали, заскочили в подъезд, перевели дух.

– Бр-р, – дернулась я, стащила варежки и принялась греть ладони дыханием, а Туська засмеялась.

– Думаешь, про кого они? – кивнула она на дверь подъезда.

– Не знаю, – протянула Туся, – похоже на Антонова. Хотя они, может, вообще не с клюевской вечеринки сбежали.

Мы поднялись и так долго старательно топали у двери, стряхивая снег с сапог, что Егор открыл нам без звонка.

– Доставка пиццы, – мрачно сказала я.

– Правда, что ли? – растерялся он.

– Сними очки, Егорыч, – покачала я головой и прошла в квартиру.

– А, прикалываетесь, – с облегчением сказал Егор, но солнцезащитные очки все же снял.

Смешно: кому, кроме Егора, может прийти в голову ходить в квартире в темных очках? Но наш Клюев – да, он такой. Вычитает где-нибудь, что в тренде черное – и будет неделями ходить в тонких черных джинсах-дудочках и майке с угрюмой рожицей.

Так и с очками, а еще – с гаджетами, у него их тысяча, с клубами, в которые ходит, с музыкой, которую слушает. Он всегда на пике моды, наш Клюев, но мне лично кажется, что живет парень в страхе. В страхе узнать о чем-то модном не первым.

Как-то Миха притащил совсем крошечную флешку с гигантской памятью, отец привез ему из Америки, так Клюев побледнел, покраснел и сразу убежал домой. Назавтра пришел в школу без такой модной флешки, но с новостью, что он заказал себе точно такую на Амазоне.

Я иногда думаю, что потешаться над Егором было бы справедливее, чем над Туськой, но у Егора крутые родители, а значит – частые вечеринки в квартире, куча газировки, чипсов, айпэдов и айподов, а над такими обычно никто не смеется…

Вот и сейчас мы, скинув куртки, вошли в комнату и, конечно, не обнаружили там никакого веселья. Девчонки сбились в углу в кучу вокруг Али. Рядом с королевной самые близкие члены свиты – Кристина и Полина, близнецы, которых вместе с Алей можно было принять за тройняшек – настолько одинаково все выглядели: распущенные волосы цвета «пепельный блондин», короткие джинсовые юбки с заклепками, обтягивающие черные футболки, множество серебряных браслетов и, конечно, боевой раскрас.

Судя по всему, девчонки обсуждали маникюр: руки вытянуты перед собой, у Кристины – пузырек с лаком.

Двоечник Антонов и хохотун Сергеев, которые вместе с Клюевым составляют гордое и неповторимое мальчишеское трио нашего гуманитарного класса (за глаза мы зовем их Пузырь, Соломинка и Лапоть), сидели за компом и делали вид, что выбирают музыку.

На самом деле, как только я подошла к ним, чтобы спросить, как называется новая песня Земфиры, которая сейчас как раз звучала, они быстро защелкали клавишами, скрывая окно, в котором сидели на каком-то сайте.

В другом углу развалился в кресле старший брат Егора, Дима, а рядом с ним – две наши одноклассницы, Оля и Вика, но все трое меня мало интересовали – они были настоящими ботанами, и до меня долетали обрывки их разговора:

– А вы собираетесь участвовать в фестивале научно-технических и инженерных проектов? Там вроде с тринадцати лет можно заявки подавать!

Меня передернуло, как от холода. Я и так-то ленивая, а такие вещи заставляют меня осознавать мою лень как жуткий порок. Нет уж, лучше подальше от этих умников.

Я шагнула назад и услышала:

– Осторожнее!

Я обернулась. За дверью сидел незнакомый парень, темноволосый. Свитер – вот на что я обратила внимание. Он был в белоснежном свитере крупной вязки, с деревянными пуговицами на воротнике. Парень сидел на полу, уставившись в айпэд, и я чуть на него не наступила. Он сказал мне: «Осторожнее», не поднимая головы. Мне показалось, что у него есть небольшой акцент. Но какой? Не станешь же просить: «Повтори, пожалуйста, что ты сказал?» Ясное дело, он попросил меня под ноги смотреть. Поэтому я и ответила:

– Простите… То есть прости!

Парень молча кивнул, так и не посмотрев на меня. Какой надменный! Просто царь Иван Грозный в белом свитере.

В комнату вошла Туська, подсела к столу, отодвинула миски с чипсами и полупустые пластиковые стаканчики и достала свой пузырек. Аля опустила руки и, внимательно глядя на Тусю, что-то негромко сказала.

Девчонки, как по команде, повторили Алины жесты. Все уставились на Туську, а она, ничего не замечая, открыла пузырек и поднесла к носу.

Земфира осеклась, вместо нее зазвучало: «Запах пива несет закат от асфальтовых акваторий…» Сергеев толкнул Миху в бок локтем, оба прыснули.

– Антонов! – грозно сказала я, выбрав такой тон, чтобы он вспомнил – между прочим, сегодня утром именно я дала ему скатать алгебру.

– А что? – развел он руками, глупо улыбаясь. – Это «Несчастный случай».

– Классная группа! – подтвердил из кресла Дима.

– А я думала, «Несчастный случай» – это ты про Тусю, – с деланым изумлением сказала Аля, и ее присные захихикали: способность моей подруги разбивать собственные склянки где попало ни для кого не была секретом. Я закусила губу: ну погодите!

– Мороженое будете? – крикнул из коридора Егор, и все засмеялись еще громче.

– Ты сдурел? – удивился Сергеев, перекрикивая Кортнева из «Несчастного случая». – Хочешь устроить нам «Ледниковый период-5»?

– А что? – удивился Егор, входя в комнату с подносом, полным разноцветных баночек. – Вот в Испании мороженое и зимой едят.

Он обернулся на новенького парня за дверью, но тот по-прежнему не отрывал взгляда от айпэда. Он вообще не реагировал на шутки, даже не улыбался. Хм, и вовсе не обязательно есть мороженое, чтобы сделать ледниковый период, – у нас уже есть ледяной царь, от которого так и веет холодом.

– Оно с фисташками, – жалобно сказал Егор, – это же айс!

– Клюев, ты не в теме! – крикнула с места Аля. – Айс – это мороженое с чесноком! По «Домашнему» показывали этого модного повара… как его? Короче, он делал с солью и чесноком.

– С чесноком? – растерялся Егор, нахмурившись и пытаясь понять – прикалываются? Или он и правда упустил какую-то модную тенденцию?

– И салом, – добавил кто-то, и последовал взрыв хохота. Даже Туся оторвалась от своего пузырька и хихикнула.

– Да ну вас, – обиделся Клюев и развернулся, чтобы уйти, но все завопили:

– Егорушка! Егорушка! Не уходи! Давай сюда немодное морожное!

– Оно модное, – чуть не плакал Егор.

– Ладно! Съедим и будет модное! Мы же самый модный в мире класс.

– По крайней мере, самая модная его часть, – со значением сказала Аля и, вытянув ноги, разгладила мягкую ткань юбки.

Все подскочили и расхватали баночки с мороженым с подноса у Егора. Светленькая Оля взяла даже две баночки и добавила со смущенной улыбкой:

– Раз модно, то…

Егор просиял. Мы с Тусей переглянулись – какой он смешной, не видит, что Оля давно уже потеряла от него голову.

– Ну что? – капризным голосом спросила Аля. – Играть-то будем?

Тут в комнату вошли те две девочки, которых мы встретили у подъезда.

– Юля! Маша! – обрадовался Егор. – Как хорошо, что вы вернулись!

Юля фыркнула и уселась на диван.

– Я вас познакомлю, – сказал Егор, – Маш, вот, садись на стул.

Я не повернула головы, «Маша» явно относится к новой девочке – Егор знает о том имени, на которое я откликаюсь.

– Итак, – сказал Егор, обращаясь ко мне, – это Юля и Маша, а это…

Он указал на Тусю:

– Наташа и…

– Тоже Маша! – встряла Аля.

Я бросила на нее короткий взгляд.

– Мария, – четко сказал Егор, показывая на меня – это Мария.

– То есть тоже Маша? – не поняла Юля.

– Нет, – покачал головой Егор, – она не любит, чтобы ее называли Машей. Только Марией.

Антонов кивнул, подтверждая его слова. Еще бы – утром я не давала ему тетрадь с алгеброй, пока он не сообразил, что кричать «Машка! Машка!» – не лучший способ со мной законтачить.

– Так и говорить – Мария? – продолжала недоумевать Юля. – На «вы», что ли?

– Зачем, можно на «ты», – улыбнулась я ей и протянула свое мороженое – мое горло не окрепло еще достаточно после того гриппа.

– Как в Испании, – добавил Егор, – там же нет никаких «Маш», только «Мария».

– Просто Мария, – со смехом сказала Аля, и близнецы тут же послушно фыркнули.

«Солистка и хор девочек-зайчиков!» – подумала я сердито, но тут заметила, что парень за дверью поднял голову и смотрит на меня.

Смотрит внимательно, словно я стала экраном айпэда, и на мне тоже показывали что-то интересненькое.

Он оказался кареглазый. Крупный нос с горбинкой, тонкие губы.

– Ешьте мороженое, оно тает! – сказал кто-то над ухом.

Но таяло не только модное фисташковое мороженое. Неожиданно растаяла и я – под взглядом этого парня. Никто не смотрел на меня так: прямо, смело и внимательно, ни капельки не боясь, что его будут дразнить.

Сердце забилось, глухо и больно – тук-тук… тук-тук… Мы как будто очутились в комнате одни. Голоса остальных доносились словно через пелену тумана. Мне почудилось, что он слышит глухие болезненные удары моего сердца. Слышит их и видит меня насквозь.

Из забытья меня вывел насмешливый голос Али:

– Тусенька! Тебе удалось донести до нашей вечеринки целый пузырек и не расколотить его?

– Один в лифте разбился, – бесхитростно призналась Туся.

Послышался смех.

– Ну показывай, чего принесла! – велела Аля. – Это духи для чего? Они помогут мне окрутить физрука так, чтобы он двояки постирал?

Я тряхнула головой. Нет, нельзя дать им издеваться над Тусей!

– Аля, – крикнула я через всю комнату, – ты же хотела поиграть? Так вперед? Ассоциации? Или «я никогда не»?

– В «я никогда не» – не хочу, – обиженно надула губы Аля, – потому что я уже все попробовала на свете, а вы все – все «никогда не»!

– Тогда давай в «три факта» обо мне? – предложила я, перекрикивая смех.

Я сощурилась, и Аля наклонила голову и сощурилась в ответ. Потом кивнула. Приняла, значит, вызов.

Что ж, я сделаю их всех в эту игру и докажу, что мы с Туськой – сильнее Али и ее шайки, и они не смеют над нами издеваться. А еще было бы круто выиграть на глазах этого парня, который по-прежнему смотрел на меня так, словно был застывшей восковой фигурой, не способной повернуть голову в другую сторону…