Текст книги "Кто эта женщина?"

Лариса устремила на нее внимательный взгляд:

– Вы крепче, чем кажетесь…

– Надеюсь… – Что еще ответить на это, Кира не нашлась.

Лариса улыбнулась:

– Хорошо. У вас паспорт с собой? Давайте я сниму копию, чтобы подготовить приказ.

Киру пробрала дрожь: вот удобный момент. Кивнув, она принялась рыться в сумке, делая вид, что не может найти паспорт, и стала выкладывать на маленький стол, за которым они сидели, всякие мелочи: массажную щетку, блокнот, кошелек, телефон… Она быстро подняла глаза, но Лариса терпеливо ждала, глядя в окно сбоку, за которым пенилась розовой дымкой цветущая магнолия. В ее тонком профиле было нечто боттичеллиевское, только каштановые волосы не вились, коротким каре обрамляя лицо. Сейчас ее обычная энергичность, поразившая Киру, стихла, и проступила печаль…

«Как ей удается скрывать тоску? Это из-за Ильи? Или…» – Кира смахнула в сумку телефон и пододвинула паспорт.

– Вот. Нашелся.

– Спасибо… – Лариса очнулась. – Сейчас скопирую.

Она включила сканер, и Кира спросила:

– Давно у вас это кафе?

– Это музей-кафе, – уточнила Лариса и улыбнулась ей через плечо. – Единственное заведение такого рода в городе! Мы открылись полгода назад, так что, можно сказать, мы еще котята… Это ваш Мышкин натолкнул меня на мысль.

– Почему – мой?

– Ну, он же где-то в ваших местах…

– Мышкин – в Ярославской области. А я из Подмосковья.

– Да, в самом деле… Это все так далеко от нас! Но идея долетела, как видите, и я подумала: раз Мышкин так успешно зарабатывает на своих мышах, почему бы нам не создать некий культ крымской кошки? Вы заметили? Они тут повсюду…

– Как их не заметишь! Они правда какие-то особенные.

Вернувшись к столу, Лариса протянула ей паспорт и присела напротив, но как-то с краешка стула, точно давая понять, что на долгий разговор лучше не рассчитывать.

– Мне хотелось, чтобы наш город не воспринимали только как пляж… У нас ведь богатейшее литературное прошлое – кто здесь только не бывал! И ведь не просто отдыхали – писали стихи. Я уже называла имена, и еще многих можно вспомнить. Но детям скучно выслушивать лекцию о творчестве… Фу, занудство какое! Им нужна сказка. И кошки могут послужить отличными проводниками! Почти у каждого поэта найдутся стихи о кошке. Вот это мы и использовали.

Вцепившись в сумку, Кира слушала, забывая дышать. Ей чудилось, будто и она сама ступает на тропу, ведущую в сказку. Разве не об этом мечталось? Кто-то сильный и мудрый берет ее за руку и вводит в мир, свободный от унылого быта, полный чудес и чистых чувств… Почему бы Ларисе не стать таким проводником?

«Да что за детство? – оборвала себя Кира. – Что я выдумываю? Это такой же бизнес, как и любой другой. Они зарабатывают на кошках и… детях. Никакой сказки…»

Но вслух произнесла:

– Это просто здорово!

– Да и кошки ведь очень красивы…

– Как вы, – удивив себя, брякнула Кира.

Точеное Ларисино лицо просияло:

– Я? Вы вправду так думаете? Приятно. Спасибо. Давно никто не называл меня красивой…

«Илья не называл? – Ее рука опять потянулась к сумке с телефоном. – Если б они были любовниками, наверное, говорил бы что-нибудь в этом роде… Нет, это не она. Все-таки не она».

И неожиданно ощутила облегчение…

Когда Кира вернулась в зал, Ильи там не оказалось. Опустевший столик был убран и ждал других гостей. Впервые ей пришло в голову, что кафе сродни поезду – судьба сводит здесь людей ненадолго, давая шанс открыть друг другу душу. Некоторые им пользуются…

Она не успела. И не была уверена, что решится на откровенность: Кира являлась замкнутым человеком, рассказывать о себе было для нее мучительно. Институтские подруги исчезли как-то сами собой, потому что Станиславу не нравилось, даже если Кира секретничала с матерью. Ему всегда мерещилось, будто они сплетничают о нем, и отчасти был прав. Ее родителям он никогда не нравился, и каждый из них мог объяснить свою неприязнь, расписав по пунктам… Но сильнее всего обоих оскорбляло то, что за три года Станислав так и не сделал их дочери предложение.

«Опять он! – сердито подумала Кира и кольнула ногтями ладонь, пытаясь привести себя в чувство. – Когда уже он перестанет лезть в мои мысли?!»

Антон подправлял что-то на входе в детский лабиринт. Издали он показался Кире крупным ребенком, увлеченно играющим в одиночестве. Она сама была такой когда-то: выросла уже к третьему классу, а потом больше не прибавила ни сантиметра. Одноклассники потешались над «дылдой», и Кира растеряла и тех подруг, которых надеялась держаться с первого класса и до самого выпуска. Правда, это все равно не вышло бы – их семья часто переезжала из-за отцовской службы, и Кира не успевала хорошенько узнать тех, кто учился с ней вместе. Какая там дружба!

Поэтому, после того как они уехали из сибирского поселка на берегу Томи, Кира всегда играла одна, и это ей даже нравилось. Никто не диктовал свои правила, не подрезал крылья ее фантазии. Куклы исполняли те роли, какие она им придумывала, и по ее велению могли в любую секунду стать другими персонажами.

Да, это ей нравилось… Но не людям, с которыми сводила ее судьба.

– Ты одиночка. Тебе никто не нужен. И я в том числе. Ты просто не способна любить другого человека. – Станислав произнес это уже на пороге. – Ты ничего не сделала для того, чтобы я чувствовал себя счастливым.

Раньше Кира не подозревала, что слова могут сбить с ног, но когда дверь за ним закрылась, упала как подкошенная. Не плакала, нет… Но и сил подняться не находила. А потом не могла вспомнить, сколько пролежала так, блуждая взглядом по узорам ламината.

Ее мир перевернулся в один миг. Оказалось, она плоха не тем, что можно подрезать или накачать, а чем-то глубинным, являющимся самой ее сутью. И как изменить это, Кира не представляла… Может быть, она и в самом деле не любила его? Мечтала ведь о свободе… Почему же его уход в буквальном смысле сбил ее с ног?

– Кира, я здесь!

Голос Антона заставил ее очнуться. Он махнул рукой:

– Иди сюда. Сейчас я отвезу тебя домой. Погоди минутку.

– Не надо! – вырвалось у нее.

Домой совершенно не хотелось. Но и признаться в том, что хочет просто посидеть на набережной и надышаться воздухом вечности, мгновения которой приносили волны, Кира тоже не могла. Антон обязательно увязался бы с ней, а она уже настолько пристрастилась к одиночеству, что не могла принести его в жертву случайному человеку.

«Хороший мальчишка, – думала она об Антоне, – но разве я обязана его нянчить?»

И все же, когда он поднял полные обиды глаза, у нее протяжно заныло сердце. Часто заморгав, Антон отвел взгляд:

– Как хочешь. На чем вы договорились?

– Я выхожу завтра.

– Серьезно? – обрадовался он. – Тебя все устраивает?

Кира вспомнила, что так и не узнала, сколько ей будут платить. И все же ответила:

– Ну да… Что там с лабиринтом?

Он повертел длинной иглой:

– Зашиваю. Похоже, кто-то лапой зацепился…

– В смысле – ногой?

– У маленьких детей – лапы, – проворчал Антон. – И они ими все ломают и рвут… А с Ильей ты что решила?

Кира задохнулась:

– Что… А что я… должна была решить?!

– Он же тоже предложил тебе работу.

– А. – У нее отлегло от сердца. – Ну да… Только это совсем не мое.

– Ты не будешь у него сниматься?

От того, как Антон просиял, ей захотелось погладить рыжие волоски, торчащие у него на макушке.

– Не буду, я же сказала. Не хочу никому позировать. Да и куда мне…

Решив искупить вину откровенностью, Кира выпалила:

– Если б я умела, то лучше снимала бы сама. Не селфи! Я хотела бы делать настоящие снимки. – Она оглянулась на портреты детей, смеявшихся на стенах. – Вот такие…

– В этом Илюха – мастер, – признал Антон и поднялся. Кире показалось – через силу. – Готово.

Воткнув иглу в катушку ниток, он направился к девушке, заметно прихрамывая, но остановился в нескольких шагах.

– Значит, уходишь?

– Увидимся завтра, – твердо сказала она.

– Конечно. Как скажешь… Ой! – Он выдернул иголку из пальца и слизнул крошечную каплю крови.

Кира оглянулась на дверь Ларисиного кабинета.

– Слушай, я правильно поняла? Просто чтобы не попасть впросак! Твоя мама и этот Илья… У них… Отношения?

Рот Антона насмешливо дрогнул.

– Отношения? Какие-то отношения у них, конечно, есть. Он же ее племянник.

– Племянник?!

– Мой двоюродный брат. Кузен. Так понятней?

«Значит, это не ее телефон. – Кире показалось, что он пискнул в сумке. – Но хотя бы Илья – тот самый!»

– Тебе стало легче? Путь свободен?

– О чем ты?!

– Он у нас красавчик, – вздохнул Антон. – И даже не дурак. Все очень плохо…

«Иду ва-банк», – решилась Кира и вытащила найденный телефон.

– Ты давно видел такие?

Он взглянул без интереса:

– Ты до сих пор пользуешься кнопочным?

– Я его нашла. Не знаешь – чей?

– Здесь нашла? – встревожился Антон. – Кто-то из ребятишек посеял?

– Нет. В лесу валялся.

– Откуда ж мне тогда знать, кто потерял?

Кира сунула телефон в сумку:

– Ну, мало ли…

Уже по дороге, медленно продвигаясь к набережной по светлой кривой улочке, улыбающейся румяными черепицами крыш, она пыталась понять, почему не рассказала Антону всего? Не показала фотографию в телефоне… Если они родня, он вполне может знать, с кем Илья встречался. Жива ли та женщина… И все закончилось бы, можно было успокоиться.

«Или как раз этого я и не хочу? – заподозрила Кира. – В моей жизни в кои-то веки появилась тайна… Настоящая загадка. Мне будет обидно, если она решится так быстро? Стоп. Но ведь речь о жизни человека!»

Быстро развернувшись, она поспешила назад, потом опомнилась и позвонила Антону.

– Есть минутка? Мне опять нужна твоя помощь…

* * *

Антон расхаживал вокруг нее, размахивая длинными руками. От этого мельтешения день дробился на мелкие части, точно он, как живая мельница, перемалывал его. Каждый фрагмент таил в себе открытие или откровение, но в одно целое они никак не складывались.

– Да ты в своем уме?! Как ты могла подумать такое о маме? Она кто, по-твоему?!

– Женщина, – вставила Кира. – Очень красивая.

Она следила за передвижениями Антона, сидя на светлой скамье, спрятанной в глубине набережной и окруженной мощными каштанами, на которых покачивались зеленые шипастые плоды, похожие на глубоководные мины. В этих деревьях чувствовалось не уходящее после периода грандиозного цветения спокойное торжество красоты, осознающей свою силу. Кира задумалась: есть ли в Ларисе это осознание? Не похоже. Если, конечно, это действительно она писала те сообщения, полные мольбы о любви… Эта мысль опять змеей вползла в сознание: разве невозможно влюбиться в собственного племянника? Ужасно, конечно, но чего не бывает…

Хотелось поразмыслить над тем, часто ли красота становится залогом счастья, но отвлекал Антон. Он заполнял собой весь пятачок, огороженный кустами лавра. Отдыхающие сюда не заглядывали, их притягивало море. Если бы Кира была одна, тоже выбрала бы другое место – откуда видно голубую дымку горизонта.

– Порядочная женщина! – выкрикнул Антон запальчиво.

Она пробормотала:

– Я не сомневаюсь. Но Лариса – живой человек. И он… Илья – тоже.

– Да ты не слышишь меня?! Он ее племянник! Она, может, ему попу в детстве подтирала!

– Правда? – удивилась Кира. – А на сколько лет Лариса старше? Ему ведь за тридцать?

– Да какая разница?! – опять взорвался Антон. – Это просто немыслимо, говорю я тебе!

Его волосы пламенели на солнце. И весь он, охваченный чистым гневом, показался ей похожим на юного Фаэтона, готового в азарте спалить всю Землю. Не он ли, с его откровенным неприятием греха и нечистоты, вызвал Всемирный потоп? И погиб сам… Эту легенду Кира прочла в самолете, пока летела до Симферополя. Журнал поджидал ее в сетчатом кармане стоявшего впереди кресла.

У нее сжалось сердце:

– Прости. Я и не думала оскорбить твою маму… То есть не думала, что ты воспримешь это как оскорбление. Сейчас многие женщины гордятся молодыми любо…

– Не произноси этого слова! – завопил он, воздев руки. – Ты говоришь о моей семье!

– Прости, прости, – поспешно повторила Кира. – Наверное, я зря втянула тебя в это… Но мне нужен был ответ, понимаешь?

Нависнув над ней, Антон все еще тяжело дышал, однако взгляд его больше не был безумным. Поведя головой, точно отгоняя наваждение, он проговорил чуть ли не по слогам:

– Это не ее телефон. Точка.

– Прекрасно! – искренне сказала Кира. – Честно – я ужасно рада, что не Ларисе пришлось пережить такое… Но ты же понимаешь, загадка не решена. Какая-то женщина может погибнуть из-за Ильи… Или уже…

Присев рядом, Антон взял из ее рук телефон.

– А если просто позвонить? Например, ее матери?

– А если она покончила с собой?

– А если нет? – Его лицо просветлело. – Надо позвонить с него и послушать, что она скажет! Если назовет дочь по имени… или как-нибудь! Зайка, там… Значит, с ней все в порядке. Может, она просто выкинула этот телефон в сердцах и решила плюнуть на Илью?

Кира вздохнула:

– Хорошо бы… А ее мать не подумает, что кто-то над ней издевается? Ну, если все-таки…

– Я звоню. – Антон решительно заработал большим пальцем, отыскивая нужный номер.

– Может быть, лучше отцу? – пискнула Кира, но он отмахнулся и поднес трубку к уху.

Дожидаясь ответа, Антон смотрел ей в глаза, и Кира чувствовала, как с каждым сигналом сердце ее колотится все быстрее. Ей казалось, сознание может покинуть ее в любой момент… Она не сумела расслышать голос, прозвучавший в трубке.

– Добрый день! – бодро произнес Антон. – Похоже, я нашел телефон вашей дочери. Он же определился у вас? Я звоню с него. Как можно его вернуть?

Выслушав ответ, он пробормотал «извините» и нажал отбой. Замерев, Кира ждала объяснений, но Антон в оцепенении смотрел прямо перед собой.

– Что она сказала?!

– Она… – Он перевел взгляд на Киру, – у ее дочери никогда не было такого номера. И она живет в другом городе…

– А… А может, дочь просто не сообщила новый номер?

Антон повертел телефоном у нее перед носом:

– Похоже, что он новый?

От его гнева не осталось и следа. Он был озадачен, сбит с толку, но только не сердит.

– Да что мы… – Антон оборвал себя и задумался. Потом начал заново: – Хорош мучиться! Я просто спрошу у него, и все.

– А он ответит? – засомневалась Кира.

Его рот дрогнул сомнением.

– Тоже верно… Илья вполне может сказать: не лезь не в свое дело. Это в его духе.

– Еще подумает, что это она разболтала…

– А кто она, мы не знаем, – с нажимом на «она» произнес Антон.

И Кира покорно подтвердила:

– Нет.

Сейчас происходящее вокруг этого телефона напоминало запутанную фантасмагорию, и разгадать ее смысл Кире было не под силу. Но сдаваться она не собиралась, хотя теперь абсолютно не представляла, каким будет следующий шаг. Лариса не узнала телефон… Или не обратила внимания? Антон уверяет, что такого у его матери не было. Но, может, она завела телефон для связи только с одним человеком? Тогда зачем там номера родителей? Кира снова и снова возвращалась к мысли еще раз показать телефон Илье… Так же – будто невзначай. В воскресенье он придет вести студию «Мультик за час».

– Жаль, сейчас каникулы, – ответил Антон на ее мысль. – Илья редко появляется летом…

– Каникулы! – спохватилась Кира. – Забыла совсем.

– Отдыхающие не клюют на мультики, им бы только солнце впитать…

– Где-нибудь в Питере или в Подмосковье можно на этих запасах протянуть зиму…

Почему-то при этих словах ей опять вспомнился мертвый кротик. Наверное, он тоже запасался всякой всячиной, чтобы не голодать под землей… Или? А чем вообще питаются кроты?

– А при чем тут… – удивился Антон, когда она спросила об этом, и вдруг вспомнил сам: – А, тот! Насколько я помню из детской энциклопедии…

Она фыркнула, но он невозмутимо продолжил:

– …кроты – хищники. Они жрут всяких жуков, муравьев, червей, личинки… Никакого вегетарианства! Так что не такие уж они милые, эти кротики.

«Мертвый хищник… С виду такой милый и безобидный. Почему он попался мне в тот день? Это был какой-то знак? Ангел-хранитель пытался предупредить меня? О чем?» – Она силилась вызвать в памяти лицо Ильи. Достаточно было открыть его фотографию, но почему-то сделать это при Антоне казалось невозможным.

Ей хотелось остаться одной – Антон занимал слишком много пространства вокруг и внутри ее. Не удавалось собраться… Кира подумала, что этот рыжий и ее перемолол на части своими длиннющими руками, попробуй теперь склей.

– Пойдем. – Он вдруг встал и протянул ей руку.

– Куда? – испугалась она. – К Илье?

– К морю. Рядом с ним все мысли становятся…

Он опять не договорил, наверное, это было его манерой, Кира до сих пор не могла сказать, будто знает его. Большая рука попыталась поймать ее пальцы, но Кира уклонилась. Просто хорошие знакомые не ходят, держась за руки…

У нее мелькнуло опасение, что сейчас Антон обидится, но он лишь спросил:

– Нога болит?

– Немного.

Невольно взглянув на свое забинтованное колено, Кира вдруг заметила, что, в отличие от всех местных, Антон ходит не в шортах, а в джинсах. Что там у него с ногой? Ему-то самому не больно идти? Несется как угорелый! Хоть и прихрамывает…

Точно услышав ее мысли, Антон замедлил шаг:

– Мы слишком быстро идем.

– Нет-нет, все в порядке.

– Может, понести тебя?

– Ты что?! – Кира даже остановилась. – Я же не настолько беспомощна.

Он с усмешкой заглянул ей в глаза:

– Боишься показаться слабой?

– А я и есть самый слабый человек, – отозвалась Кира с горечью. – Мама дала мне имя с буквой «р», чтобы оно придавало мне силы. И потом царь Кир… Помнишь? Первый правитель, несущий греческие добродетели. Видишь, я выучила, чтобы не забыть! Только это все не обо мне. Наверное, что-то пошло не так… Я ничего не решаю мечом. Просто сбегаю от трудностей, когда они возникают. Надо как-то сопротивляться, а мне проще поменять город.

Слушая ее, Антон смотрел перед собой, и, не видя его глаз, Кира не могла угадать, чем отзываются в нем эти слова. И все же, к собственному удивлению, продолжала говорить. Она не спрашивала себя, зачем приоткрывает ему свою жизнь. Было в нем что-то… родное. Как будто они росли вместе, а потом их насильно разлучили. Но теперь он опять нашелся. Не брат, но друг.

– Я всегда была такой… После школы выбрала факультет, где был самый низкий проходной балл – страшно боялась не поступить вообще. Остаться без диплома? Родителей удар хватил бы!

Она думала, Антон спросит об институте, но он сказал:

– А у меня нет диплома.

– Нет?

«А для меня самой это имеет значение?» – растерялась Кира. И вынудила себя признаться, что она такая же, как ее мать… Ей тоже хотелось, чтобы все шло «правильно». Как у людей… Парень без образования – не лучший вариант.

Конечно, она и раньше подозревала в себе это, и сейчас не была так уж поражена тем, как крепко засел в ней обыватель, учитывавший «корочки», доходы, недвижимость… Люди называли это здравым смыслом. Считалось, что обладать им очень даже неплохо, и многие старательно вскармливали это существо с суетливыми ручками, которое всегда первым подавало голос. Кто просил его вмешиваться сейчас?

– У вас свой бизнес, тебе это и не нужно, – заглушая противные визгливые причитания, сказала Кира.

– Теперь – нет, – согласился Антон.

– Конечно, нет. Какой толк в том, что я пять лет училась? Зато родителям не было за меня стыдно.

Самой стало неприятно, что она все свалила на родителей, но поток самооправданий понес ее.

– Им еще было важно, чтобы я вышла замуж, как все… Но вот тут не заладилось. Мы расстались… Точнее, он бросил меня. Станислав.

Произносить имя было не нужно, она поняла это тотчас. Оно будто материализовало Станислава, и он встал рядом. Нет, прямо между ними… Нервно дернув головой, словно тоже ощутил чужое присутствие, Антон хотел что-то сказать, но только сжал ее руку. На этот раз Кира не отняла ее. Слова вскипали в горле. Кажется, впервые в жизни ей не терпелось выплеснуть их, словно таким образом можно избавиться от Станислава. И в это действительно верилось. Рана должна была очиститься… А потом морская вода залечит боль.

Кира внушала это себе, продолжая рассказывать, как скулила в четырех стенах, пока не увидела выход и не купила билет до Симферополя. А оттуда автобусом сюда – в свое детство.

– Мы с родителями жили на Ясной, знаешь?

Он лишь кивнул. Лицо его было сосредоточенно, почти угрюмо, но Кира не сомневалась, что Антон ее не осуждает. Да и за что? За жизнь?

– Отцу в каждом городе давали служебную квартиру. Я их почти не помню, только некоторые места… И море, конечно. Тогда я его впервые увидела. Представляешь, расплакалась! Мама потом часто это вспоминала. Говорила: все дети прыгают в воде, брызгаются, а ты стоишь на берегу, вытянулась в струнку, смотришь куда-то вдаль, а по щекам – слезы. Двадцать лет прошло, представляешь? А я и на этот раз не удержалась. Смотрю на него и плачу. Наверное, всегда хочется плакать, когда сбывается мечта…

– Не знаю, – бросил он коротко. – Мои мечты не сбылись.

Кира заглянула ему в лицо:

– А о чем ты мечтал?

Остановившись, Антон посмотрел ей в глаза, потом повернул ее лицом к морю:

– Пришли. В этом месте никого не бывает.

Этим местом владели валуны. Голубоватые, серые, изумрудные, они невозмутимо позволяли волнам омывать себя, а длинным водорослям – щекотать бока кончиками зеленых волос. И вода в этом месте была зеленоватой, не такой синей, как везде.

– Вот о чем я говорил, – произнес Антон за ее спиной. – Твои глаза… такого цвета.

«Точно, он сказал об этом первым, – вспомнилось Кире. – Потом уже Илья. Но разве очередность имеет значение?»

В радужку своих глаз Кира никогда особенно не всматривалась, но не верить оснований не было… Не зря же Антон вел ее сюда, где кончалась набережная и спуск к воде не был обустроен. Кира с тревогой подумала: позволит ли колено спуститься? Хотелось хотя бы намочить ладони, чтобы на коже остался этот самый волнующий в мире запах…

– Спустимся?

– А у меня получится? – разволновалась Кира.

Ей было страшно поскользнуться и разбередить свою рану. Но море притягивало… Оно казалось прекрасным хищником, которого неудержимо хочется погладить, хотя тот может откусить тебе руку.

– Не бойся, – сказал Антон. – Я не дам тебе упасть.

* * *

Через неделю ей сняли швы, но забирать велосипед из «Кошачьего царства» Кира не торопилась. Не то чтобы она стала побаиваться ездить, но ей больше нравилось ходить пешком по городу, в который девушка стремилась вжиться как можно быстрее. Вечерами изучала карту, чтобы не выглядеть «туристкой», и уже несколько раз сумела подсказать дорогу отдыхающим, испытав веселое чувство гордости.

Иногда Кира незаметно подсаживалась к компаниям старичков, игравших во дворах в домино, совсем как в старых советских фильмах. И вслушивалась в разговоры, чтобы понять, чем тут живут люди. Иногда на нее косились, но еще ни разу не прогнали. Киру защищало забинтованное колено, которое она принималась поглаживать, демонстративно морщась от боли.

Вскоре стало ясно, что любая беседа рано или поздно каким-то образом сворачивает к теме присоединения полуострова к России. Раньше Киру это не особенно волновало. После крымского референдума она лишь обрадовалась, что теперь сможет перебраться в город, о котором мечтала с детства. Но сейчас ей стало интересно, как к изменениям относятся те, для кого это был вопрос жизни и смерти.

Сейчас на колене бинта не было, только нашлепка лейкопластыря – на всякий случай, но в этом дворике, прикрытом гигантским зеленым зонтом сосны пинии, игроки лишь мельком взглянули на нее и вернулись к беседе. На этот раз самым разговорчивым оказался кряжистый дед с настоящей боцманской трубкой во рту. Правда, вместо тельняшки на нем была обычная футболка оливкового цвета, но Кира все равно мгновенно приписала ему морское прошлое.

– Да пока на местах это жулье не разгонят, один черт, ничего не изменится, – ворчал он. – Путину порезче с ними надо!

– А то он не резкий! С ним только попробуй свяжись… – возражал маленький смуглый старичок с круглым лицом, густо заросшим седой щетиной.

– Да руки у него, поди, до всего не доходят. Страна-то какая? Это ж гигантский кит, а не страна!

– В Севастополе погнали этого черта в Сибирь, и нашего пора туда же. А то гляди: дороги – мама не горюй! Всю подвеску оставишь, если выедешь за порог.

Высокий и очень худой старик хмыкнул:

– Да куда ты ездишь-то?

– Куда надо. Вот мост построят, может, в Москву напоследок скатаюсь. Я там был-то в последний раз… Да уж лет сорок назад! Всю, матушку, тогда своими двоими исходил.

– Так уж и всю? Поди, центр только?

– А ты прям следил за мной, ага?

– Скатаешься скоро. Если доскрипим…

– В мост Россия уже миллиарды вбухала… Да трассу еще строят. На остальные, поди, денег не хватает.

Вокруг самодельного стола прямо на бетонной площадке двора и на каменной изгороди лежали кошки всех мастей. В Крыму они наблюдали за людьми с любой крыши и ограды, невозмутимые южные сфинксы, которых абсолютно не волновало, кому из людей принадлежит власть… Они-то наверняка знали, что господствуют в этом мире!

Кира хотела погладить полосатую с рыжиной кошку, сидевшую на другом конце скамейки, но та презрительно фыркнула и ушла.

«Никто меня не любит, вот и кошки…» – Мысль эта лишь звучала тоскливо, но отозвалась в ее душе неожиданной легкостью.

Кира и сама не уловила, в какой момент в одиночестве, холодным комом лежавшем на сердце до приезда сюда, внезапно проклюнулись ростки, обещавшие обернуться ощущением свободы. Она словно открыла, что жизнь тянет ее за собой, вовлекая в свои перемены и проблемы вместе со всем полуостровом, и это оказывается интересно!

Как и новое дело, которое Кира потихоньку осваивала, с увлечением общаясь с детьми. Оказалось, что у нее неплохо получается – маленькие туристы не стеснялись ее, сразу принимая за свою. А их матерей Кира не раздражала, ведь в ней не было и налета той откровенной сексуальности, которая только мешает в работе с малышами. Не подозревая того, она больше походила на сказочную фею, чем на девушку из сферы бизнеса. Впрочем, ей он и не принадлежал…

Четвертый игрок, которого Кира окрестила про себя «коком», полный и одышливый, тяжело выдохнул:

– Зато электричество провели… Уже забыли, как без света сидели, когда хохлы нам блокаду устроили?

Голос у него неожиданно оказался таким слабым и сиплым, что Кира едва расслышала.

– Вот это верно.

Смуглый старичок вставил:

– А все ж при хохлах почище было…

Но на него сразу набросились:

– А ты не гадь под себя, вот и будет чисто! Кто за тобой убирать должен? Путин?

Даже всем недовольный «боцман» сердито махнул трубкой:

– Уж с такой-то мелочовкой на местах можно разобраться! Но менять начальство надо… Однозначно. Не справляются!

– Зато никто не запретит мне теперь с портретом отца пройти в День Победы, – негромко заметил худой, и все разом замолчали.

Потом «боцман» крякнул:

– Верно. А в Киеве в мае георгиевские ленточки с ветеранов срывали… Дрянь фашистская!

Промокнув лицо большим платком, худой заметил:

– Мой зятек все бухтит, что при России трудно стало бизнес вести – все по закону приходится делать. Раньше, мол, чиновнику дал на лапу – и дело сделано, а теперь не проходит.

– Да куда там! Прям уж, в России взятками давятся? – хохотнул «боцман».

Худой старик согласился:

– При Салтыкове-Щедрине брали и всегда брать будут. Эту беду не искоренить…

– И дороги…

– И дураков! – «Боцман» громко стукнул костяшкой домино о стол. – Рыба!

«Прошла эйфория, – подумала Кира, выбравшись из двора на улицу. – Но и сожалений особенных нет! В любом российском городе то же самое можно услышать. Может, мы никогда и не будем жить богато… Я – точно не буду. Но я никогда и не жила так! Даже с родителями. Со Станиславом… И ничуть не страдала! Мне весело сейчас… Небо такое высокое! И впереди – море. У меня все есть для счастья!»

Она закинула на плечо большую сумку, в которой лежал первый аванс, выданный Ларисой, и быстро зашагала к своему музею-кафе. Уже несколько дней Кира встречала посетителей, предлагая им придумать «слово дня» на букву «к». Сегодня были заготовлены семь пустых окошек – сложное задание! Красота. Кентавр. Котлета. Она провожала гостей в зал, выдавала настольные игры детям и пароль от вай-фая подросткам и родителям. И возвращалась к своей стойке у входа – в зале дежурил Антон.

Оказалось, он дивный аниматор. Кира покатывалась со смеху, наблюдая, как нарядившийся гигантским котом Антон забавляется с детьми в игровом зале. В его голосе появлялись настоящие кошачьи нотки и завывания. В такие моменты Кира следила за происходящим за столиками, приносила кофе и чай, меняла игры. А некоторым объясняла правила – в первый день пришлось прочитать все вкладыши: большая часть игр была ей незнакома.

Вокруг все весело мельтешило, горланило, приплясывало. И Кире, затосковавшей в одиночестве, нравилось, что жизнь наконец закипела, а она оказалась в самой гуще. Только одна фигура оставалась неподвижной, погруженной в свой смутный мир, что ни происходило бы за спиной. Кира уже знала, что бабушку Антона зовут Зинаида Андреевна и в прошлом году она перенесла инсульт. После этого ее реальность ограничилась пределами телеэкрана…

Трудно было понять – замечает ли Зинаида Андреевна что-либо вне экрана телевизора, но этим утром она неожиданно повернулась, когда Кира подошла поправить кремового цвета жалюзи. Так медленно, что боковой взгляд не уловил движения…

– Пусть солнце немного пробивается. Не закрывай совсем, милая, – попросила она, и Кира обмерла, впервые услышав ее голос.

Рука испуганно отдернулась, точно ее поймали на краже солнца. Повернувшись на голос, она робко улыбнулась:

– Конечно. Пусть светит… Я Кира. Я теперь тут работаю.

Последние слова не достигли цели. Она догадалась об этом, услышав:

– Мой мальчик… Он очень хороший. Не обижай его.

– Хороший, правда. Тоже… солнечный, – ответила Кира искренне.

– В детстве мы звали его Лисенком. Да. Слишком солнечно. Закрой, пожалуйста.

Не позволив себе удивиться и уж тем более выразить неудовольствие, Кира быстро поддернула шнур, и угол возле телевизора погрузился в полумрак. Зинаида Андреевна откинулась в кресле, сжав подлокотники:

– Вот. Хорошо. Слишком солнечно.

«А ведь Антон похож на нее, – заметила Кира. – Такие же крупные черты лица. Только он – рыжий, а она – седая. Похоже, она была красивой… Глаза до сих пор большие».

– В Крыму всегда так, – отозвалась она, не зная, как еще поддержать разговор.

– Мы были с Петей в Крыму, – оживилась Зинаида Андреевна и опять подалась вперед. – Мы мечтали построить там дом.

Опустив сухие веки, она завороженно улыбнулась и покачала головой, словно разглядывала сквозь время дом своей мечты. От окна на ее лицо падали мелкие быстрые тени от листьев, которыми забавлялся ветер, и казалось, будто это проскальзывают из прошлого дни, прожитые куда веселее, чем это.