Текст книги "Части ее тела"

– В Королеве еще одна находка: бомжиха наткнулась на женскую руку. Сознательной оказалась – притащила ее в полицию. В пакетике… Хотя лучше было ничего не трогать, но у жительницы космической столицы телефона не оказалось, чтобы полицию вызвать. А бросить руку без присмотра она побоялась. Как раз о собаках подумала – могут ведь и сгрызть!

– Рука с маникюром? Ну, раз педикюр был…

– Девушка следила за собой, – согласился Логов. – Скорее всего, была хорошенькой, но это мы узнаем позднее.

– Когда голова найдется?

– Если к тому времени будет на что смотреть… Надеюсь, сможем установить личность девушки уже по найденным фрагментам.

– А почему вы думаете, что это девушка? Ну, в смысле, молодая…

– Цепочка на лодыжке… Обычно их носят юные девушки. Разве не так?

Никита пожал плечами: на ноги взрослых женщин он обычно не обращал внимания. Что они там носят? У Саши ножки были маленькими, с узкими ступнями и аккуратными пальчиками. Их так и тянуло поцеловать… Он резко тряхнул головой: не думать об этом! Белая ракета на въезде в Королев уже неслась им навстречу. Надо собраться. Даже не вспоминать о Сашке. О том, как она спит сейчас, высунув из-под одеяла ножку. Почему-то ему виделось именно так, хотя ни разу Никита не был допущен в ее спальню…

«А Логов? – Он так и обмер. – Нет. Этого не может быть. Просто не может».

– Ты чего волком смотришь? – Артур поймал его взгляд.

Спохватившись, Ивашин опустил глаза:

– Нет, я… Задумался просто.

– Пытаешься вжиться в его шкуру?

– Кого? – не понял он.

– Убийцы. Расчленителя. Это часто помогает, но только при условии, что у тебя крепкие нервы.

– У меня крепкие. – Никита невольно расправил плечи.

Выглядеть мачо ему не удастся никогда, но хоть не слизняком… Каким он видится Сашке, интересно?

Но Артур вернул его на землю, заговорил о следственных мероприятиях, которые надо провести в первую очередь. Помогут ли отпечатки пальцев мертвой руки? Девушки может не оказаться в их базе, если ни разу не привлекалась, не чудила…

– Есть надежда, что ее хватятся родные или друзья, если она жила самостоятельно. Все полицейские участки региона уже предупреждены, что нельзя отмахиваться от заявлений об исчезновении молодой женщины. Кто-то же должен заметить исчезновение девушки с такими красивыми, как говорят полицейские, руками… По крайней мере, одной.

«Почему он отрезал их? – попытался понять Ивашин. – Как же надо ненавидеть ее тело, чтобы расчленить…»

– До конца маршрута осталось сто метров! – радостно возвестил навигатор голосом спортивного комментатора, и Никита поспешно огляделся.

Их окружали старые двухэтажные домики, построенные скорее всего еще до войны. Все они знавали лучшие времена: краска фасадов давно облезла, а кое-где и штукатурка отвалилась, оставив черные жутковатые кляксы. Но на некоторых сохранились «архитектурные излишества» сталинских времен. Высоченные тополя замерли в ледяном сне и только на самых верхних, тончайших ветках покачивались две вороны. Как они только удерживались?

Полосатые ленты, которыми было оцеплено место возможного преступления, так трепетали на ветру, что Никита незаметно поежился – до того не хотелось покидать теплую машину. Хорошо Сашка спала дома… Но Логов решительно выбрался на мороз, и пришлось следовать за ним, куда денешься.

Им навстречу уже спешил Овчинников – худой настолько, что, казалось, его покачивает ветром. Но Никите уже довелось убедиться: силы в этом поджаром теле хоть отбавляй. К тому же он был проворнее полноватого Поливца и легко догонял любого, кто пытался сбежать от ареста.

Церемонии рукопожатия они никогда не устраивали, ограничивались кивками. Оперативник сразу перешел к делу:

– Мужик, собака которого нашла эту ногу, сейчас отогревается, он тут долго куковал. – Овчинников указал на песочного цвета дом с двумя подъездами. – Четвертая квартира.

– Окна во двор выходят, – не спросил, а уточнил Логов.

Овчинников кивнул:

– Следит, не иначе.

– Где его прекрасная находка?

– У Коршуна в лапах…

– Он уже здесь?

– Минут пять как приехал. Опередил судмедэксперта…

На Никиту Логов даже не взглянул, но все равно ему послышался укор: «И меня. Это пока я за тобой заезжал!» Хотя криминалисты практически всегда ухитрялись прибыть на место раньше следователя.

Так ничего и не сказав, Артур направился к низенькому Коршуну, больше похожему на маленькую игуану, чем на свободную птицу. Зачем-то кивнув оперативнику, Никита двинулся следом за начальником, хотя тот и не звал его с собой. Но Логов никогда и не запрещал помощнику присутствовать при его разговорах со специалистами. А как еще научишься премудростям дела?

Когда Артур приблизился, Коршун, держа в руках часть женской ноги, спрятанной в прозрачный пакет, заканчивал фразу:

– …не больше восьми часов. Точнее вам скажет судмедэксперт.

«Убита в районе 23 часов 31 января», – записал Никита в блокнот и сообразил, что наступил февраль. Сегодня в сетях все будут цитировать Пастернака, это повторяется из года в год. Это раздражало: его стихи казались Никите слишком слезливыми, он предпочитал Гумилева. Но с Сашкой о поэзии не спорил, уж в этом она разбиралась куда лучше. Однажды даже устроила им с Сережкой вечер поэтических загадок: читала на память стихи, а они должны были назвать автора. Тогда Никита и запомнил: «Февраль. Достать чернил и плакать!»

– Хоть эти строки у всех застряли в памяти, – как-то заметила Сашка с презрением.

Ее смешили потуги неучей выдать себя за знатоков, поэтому Никита не решался высказываться при ней о литературе. Особенно после того, как увидел обратную сторону листка, на котором она записала свои соображения по делу.

– Что это? – Он тогда уставился на фразу, показавшуюся сплошной тарабарщиной.

Сашка взглянула мельком:

– А… Титульный лист моего индивидуального проекта. Это я еще в школе делала…

Никита прочитал вслух:

– «Скрытый главный герой и ложный протагонист в литературе и кинематографе». Это о чем вообще?

Ее чуть выпяченная нижняя губа задрожала от смеха:

– Цель проекта: разобраться в понятиях «ложный протагонист» и «скрытый главный герой», объяснив тем самым важность анализа системы персонажей в произведениях литературы и кинематографа… Черт, я до сих пор это помню!

– Ну ты даешь, – выдохнул он, глядя на нее с недоверием. – И где эти протагонисты? Я, наверное, и не читал такого…

– Просто не задумывался. Я проанализировала повесть «Белый клык» Джека Лондона, «Мастера и Маргариту», сам знаешь кого… Потом своего любимого «Гамлета».

– «Гамлет» – твоя любимая вещь? – поразился Никита. – Я думал, девушкам ближе «Ромео и Джульетта».

– С чего бы это? Похоже, что я готова покончить с собой из-за подросткового гормонального взрыва?

– Нет, конечно, – торопливо заверил он и снова уставился на листок. – Тут написано: «…и кинематографе».

Она улыбнулась:

– Смотрел «Запрещенный прием» Зака Снайдера? А «Психо» Альфреда Хичкока?

Никита удрученно вздохнул:

– Хватит. Я уже чувствую себя полным дебилом…

– Кстати, «Психо» – это экранизация романа Роберта Блоха «Психоз». Я поспорила бы о достоинствах того и другого, но…

– Не со мной, – подытожил он.

Оба фильма ему удалось посмотреть, и они показались ему чертовски странными. А до книги Блоха он так и не добрался. Ему вообще трудновато было читать одним глазом…

«Интересно, а Логов осилил этот роман? – подумал Никита, на всякий случай записывая все, что говорил Коршун. – Хотя почему – осилил? Может, ему тоже нравятся такие вот ненормальные вещи…»

Ему вдруг представилось, как вечерами Сашка с Артуром сидят на ее уютной кухне, радостно сияющей хохломой, и спорят о ложных протагонистах и скрытых главных героях. И оба понимают, о чем говорят… Им интересно вдвоем, потому что внутренне Саша куда взрослее их с Серегой вместе взятых. Вот почему она и сбагрила Никите своего школьного друга – ей не о чем было с ним разговаривать.

«Скоро и я надоем ей, – подумал он с отчаянием. – Я – полный невежа, и она уже убедилась в этом… Она терпит меня только потому, что я тоже участвую в расследованиях. Всем нужен помощник, не только Логову».

Вдруг ему вспомнился другой фильм, о котором они как-то говорили, – «Двухсотлетний человек», и Никита почувствовал себя таким же очеловеченным роботом: «Этот готов услужить всем». Сашка относится к нему по-доброму, ведь она вообще была не злой… Но в ее глазах Ивашин – не более чем высокоразвитый механизм, к которому просто немыслимо испытывать человеческие чувства.

– Ты уснул? – Логов пихнул его в бок. – Поехали полюбуемся на руку. Показания у везучего собачника без нас возьмут.

* * *

Сегодня Артур дал мне поспать, не заехал позавтракать. Видимо, рассудил, что выпитый мною коньяк – вполне уважительная причина. Наверное, хмель всю ночь накатывал волнами, ведь в перерывах между замахами битой и тянущимися к моему лицу жирными пальцами мне снилось море. То самое, Черное, в котором теперь покоится прах мамы… Я видела, как весело перекатываются солнечные блики по макушкам мелких волн, заманивая к себе. И кожей чувствовала их тепло, оставляющее выпуклые капли. Даже вкус моря ожил на языке, будто я нырнула с головой и нахлебалась воды. Я скучаю по нему… Даже несмотря на то что наша летняя поездка в Евпаторию обернулась сплошным кошмаром.

Не знаю, сколько бы еще хмель вжимал меня в подушку, если б не пришло сообщение и тихое пиликанье не проникло в мое мутное сознание… Нащупав телефон, я приоткрыла один глаз, но, прочитав, тут же села в постели.

– Интересует расчлененный труп девушки? – повторила я вслух и быстро набрала ответ: «Еще как! Уже одеваюсь».

Как все же бодрит с похмелья известие о необычном убийстве!

Нет, я, конечно, никому не желала смерти, но ведь она уже наступила, и точно без моей помощи. Более того, мы с Артуром и его командой намеревались наказать чудовище… Мой азарт был порожден предвкушением охоты за ним, не более того. Но я сама не грешила кровожадностью и с радостью отказалась бы от самого хитроумного и увлекательного расследования, лишь бы неизвестная девушка осталась жива…

На ходу кусая банан (ничего сытнее в меня сейчас не влезло бы), я кубарем скатилась по лестнице. В ту секунду, когда я выскочила из подъезда, Артур изнутри открыл дверцу машины, и мне оставалось только влететь к нему, даже не притормозив. И «Ауди» рванула с места, как истомившаяся легавая.

Никиты на заднем сиденье не оказалось, и от этого я почувствовала предательское облегчение: его тоскливый собачий взгляд заставлял меня испытывать неловкость. Лучшего друга я и не желала, но как его уговорить смириться с этой ролью?

– Рассказывай, – потребовала я, поздоровавшись наспех.

Ловко перестраиваясь, Артур уже мчался по проспекту Мира к Ярославскому шоссе, и меня удивило, что, похоже, мы снова направляемся в Королев. Мне даже стало не по себе: этот расчлененный труп как-то связан с Серегой Малышенковым?! Но Артур наконец заговорил и объяснил все в двух словах – больше пока ничего и сам не знал:

– Сейчас мы заедем к старику, который, возможно, видел убийцу.

– Он видел, как тот распиливал девушку?!

– Ну не так буквально, – протянул Артур. – Но, похоже, он видел машину, в которой перевозили части тела.

Оказалось, что Артуру сообщили о звонке в полицию некоего пожилого королевца, видевшего, как ночью выбрасывали большой пакет в мусорный бак у его дома. Возле магазина, находящегося напротив его окна, остановилась незнакомая машина, из которой выскочил парень. Старик даже подумал, что тот собирается грабить магазин. Но водитель вытащил из багажника пакет и бросил его в мусорный бак. Старик успокоился.

А утром отправился за молоком и заметил, как бродячий кот пытается порвать пакет, лежащий сверху на горе мусора в баке. И как-то жутковато рычит…

– Рычит? – не поверила я. – Кот?

– Так сказал наш свидетель, – пояснил Артур невозмутимо. – Но не только тебе, деду это тоже показалось странным. Может, поэтому он решился проверить – что в пакете…

– Он не боялся, что рванет?

– Вряд ли кот стал бы с такой страстью рваться к бомбе!

– Ну да, – согласилась я. – И что же там оказалось?

Обойдясь без театральной паузы, Артур сказал:

– Вторая рука. Судя по маникюру и всему остальному, той же девушки.

– И тоже в Королеве?

Он кивнул:

– Убийца разбросал части ее тела по городу. Видимо, считал, что хитроумно замел следы… Но не учел вездесущих бродячих животных и бомжей.

– Как мы вообще будем расследовать убийства, если города очистят от них?!

– И не говори! В общем, старик вызвал полицаев, а те нас. Я решил сам поговорить с дедом. Если он такой везучий, то мог заметить что-нибудь важное.

– Надеюсь, «везучий» ты произнес с иронией?

– А ты ее не расслышала?

Дом старика находился почти на въезде в город – крепкая четырехэтажная «сталинка», напротив которой возник кубик «Пятерочки». Похоже, именно в этот магазин и направлялся наш потенциальный свидетель за молоком, а обзавелся мертвой рукой…

Я вдруг сообразила, что не знаю важной детали.

– Она отрублена или отпилена?

– Отпилена, – уточнил Артур. – Коршун уверен, что бензопилой. Стефанович – это наш судмедэксперт – склоняется к тому же…

– То есть…

– Убийца расчленил труп в пустынном месте. Ночью бензопилу услышал бы весь Королев!

– А потом он привез труп в город, чтобы разбросать его по частям. Что у этого мужика с головой?!

– Это мы скоро выясним, – отозвался Логов так беспечно, будто уже знал имя и адрес кровожадного преступника.

И галантно открыл передо мной дверь подъезда, даже не имеющую кодового замка. Давно я такого не видела… Похоже, Королев – очень спокойный городок. Угораздило же этого расчленителя испоганить такое славное место!

– Борис Станиславович, вы хотели нас видеть, – сказал Артур, когда из-за двери донеслось сиплое: «Кто там?»

И показал в «глазок» удостоверение.

Мне понравилось, что он не стал кричать на весь подъезд о Следственном комитете или полиции. Мало ли какие люди жили по соседству со стариком. Еще заподозрят беднягу в чем-то противозаконном…

Борис Станиславович оказался очень высоким, даже выше Логова, и худым почти как я. Маленькая лысая голова сразу заставила меня вспомнить жирафа, и темные глаза его были также печальны. Впрочем, когда я в последний раз заглядывала жирафу в глаза? От подбородка к шее тянулись тонкие дряблые складки кожи, и это вызывало сострадание: почему-то мне подумалось, что этот человек был одинок всю свою жизнь, а не только в старости.

Не знаю, какие мысли родились у Логова, но он уже шустро разулся, бодрым тоном объясняя, кто мы такие, и потопал за хозяином в комнату. Она оказалась чем-то вроде холла – из нее выходили еще две комнаты, куда нас не пригласили. Старик первым сел за круглый стол в центре и привычным жестом поправил тонкую скатерть малахитового цвета, по низу которой сдержанно пестрели крупные цветы. Неужели он сам выбрал такую? Или у него все же была жена?

– Итак, Борис Станиславович, сегодня ночью вы кое-что увидели… Вам не спалось? – произнес Артур с неподдельным сочувствием.

– Я страдаю бессонницей из-за погодных перемен, – простуженным голосом пояснил старик. – Эта зимняя оттепель принесла с собой головную боль. Я промучился полночи, потом решил выпить таблетку.

Логов открыл блокнот:

– Вы не заметили, в каком часу это было?

– Как же не заметил? Почти в половине второго. Я всегда смотрю на часы, когда встаю.

– Зачем?

Мне показалось, что Борис Станиславович смущенно взглянул на меня, хотя ответил Артуру:

– Молодой человек, когда доживете до моих лет, поймете… Приходится следить за работой… некоторых органов.

– Я понял, – виновато отозвался Артур. – Вы пошли за таблеткой и выглянули в окно…

– Кувшин с водой стоит в кухне на подоконнике.

Он обернулся к окну и вытянул длинную костлявую руку:

– В наших домах очень широкие подоконники. Некоторые даже ставят на них микроволновки. Но я ею не пользуюсь. На газу можно разогреть так же быстро.

– А вреда меньше, – подхватил Артур. – Согласен. И вот вы…

– Я подошел к окну, чтобы налить воды. Нужно же запить таблетку…

На этот раз он взглянул мне в глаза, и я с готовностью кивнула: конечно, нужно!

– В этот момент и подъехал тот парень с мусорным пакетом. Меня еще удивило, что пакет такой маленький. Столько мусора не стоило и вывозить, верно? Я вот стараюсь накопить побольше, чтобы не ходить лишний раз. Но я не в эти баки выношу, у нас свои во дворе имеются.

– Это был именно парень? – уточнил Логов. – В смысле, молодой? Как он двигался?

– Он выскочил довольно шустро, так что, думаю, он еще молод. Не толстый. На нем была черная куртка. Расстегнутая… Черная вязаная шапка. Хотя, возможно, темно-синяя или коричневая, в темноте трудно различить такие нюансы.

«А он наблюдательный!» – удивилась я. И решила, что старику, наверное, чертовски скучно одному, вот он и заполняет жизнь мельчайшими деталями.

Видимо, Артур подумал о том же и откровенно вздохнул:

– А машину вы, конечно, не запомнили…

– Почему это? – обиделся Борис Станиславович. – К вашему сведению, молодые люди, я – инженер. Космические корабли строил. С самим Королевым работал. Неужели я один автомобиль от другого не отличу?

– С Сергеем Павловичем? – ахнул Артур и от возбуждения даже навалился грудью на стол. Глаза у него заблестели, как у мальчишки.

А я испугалась, что сейчас он начисто забудет о нашем деле и примется расспрашивать о главном конструкторе. Мне и самой было бы интересно послушать, но где-то рядом разгуливал монстр с бензопилой и никто не мог поймать его, кроме Логова.

– Славная эпоха была, – с горечью отозвался старик. – Все в прошлом… Сейчас таких гигантов не осталось. Эра пигмеев.

И хотя это не могло не задеть меня, как главного пигмея в этой комнате, я не могла не разделить его сожаления. Такого триумфа и поистине всемирной любви, которая была обращена на первого космонавта Земли, а через него и на самого Королева, остававшегося в тени, наша страна больше не испытает. Теперь все русское, даже если это прекрасно, вызывает только раздражение, а то и неприкрытую ненависть. Я не страдаю ура-патриотизмом, и все же мне досадно от этого. За что меня ненавидеть какому-нибудь американскому Тому? Ничего плохого я ему не сделала и не собираюсь… Если честно, мне вообще нет до него дела!

Кажется, Артура тоже слегка отрезвили последние слова Бориса Станиславовича, и он заговорил уже более деловым тоном:

– Так что же это была за машина?

– Белый джип Toyota Land Cruiser, – отчеканил старик. – Я эту марку хорошо знаю… Номер, увы, не разглядел. Зато точно видел, что у него был «кенгурятник». И дополнительные галогеновые фары на нем установлены. Прямоугольные.

Откинувшись на спинку стула, Артур смотрел на него с неприкрытым восхищением. Которое я вполне разделяла: много ли нам встречалось свидетелей, которые могли сообщить столько сведений?

– Спасибо, – произнес он с чувством. – Борис Станиславович, вы для нас просто находка! Последний вопрос: что стало с котом?

* * *

Отпечатков пальцев, взятых с обнаруженных рук, в базе Комитета не оказалось. Но Артур на это особенно и не рассчитывал… Поиски кинологов тоже ничего не дали: убийца возвращался в машину, и собаки теряли след.

Другие части тела убитой девушки тоже пока никто не обнаружил. Логов велел поставить в известность полицию всего Подмосковья – парню на джипе ничего не стоило увезти их в соседние города. Москва, Мытищи, Ивантеевка, Щелково, Пушкино, даже Сергиев Посад и Долгопрудный – все были в состоянии боевой готовности и получили ориентировку на белую «Тойоту», которую видел инженер Малкин – такую фамилию носил Борис Станиславович. Но ни одного сигнала за день так и не поступило, даже пропавшую девушку никто не искал, и это просто выводило Артура из себя.

В такие дни, когда расследование прочно увязало и Логов не мог сдвинуть его с мертвой точки, ему хотелось забиться в угол и молча прислушиваться к сигналам Вселенной, которая иногда посылала их. Но Сашка настояла, чтобы он приехал на ужин: на нее снизошло вдохновение приготовить лазанью, а такое случалось нечасто, нужно было ловить момент.

По дороге к ней он чуть не уснул в «пробке» и очнулся, только заметив кривую надпись, сделанную краской на металлической створке ворот: «Сюр – иногда можно». Почему-то ему сразу увиделись ногти на отпиленной руке: на больших и средних пальцах, а также на мизинцах они были покрыты бирюзовым лаком, поверх которого восседали крошечные жуки, прорисованные с невероятной тщательностью. На ярко-желтых указательных и безымянных были тончайшими линиями выполнены полупрофили и женские силуэты.

– Сюр? – спросил он, показав фотографии Сашке.

С лазаньей к этому моменту они уже разделались, Артур не хотел, чтобы девочку стошнило в тарелку. Только Сашка и глазом не моргнула, забрала у него телефон и внимательно изучила рисунки.

– Это не сюр. – Она покачала головой. – У девушки был вкус.

– Ты считаешь? Ты сделала бы такое?

Растопырив пальцы, Сашка с разочарованием оглядела свои обгрызенные ногти:

– Куда мне…

Ему захотелось пожалеть эти несчастные тоненькие пальчики, но таких вольностей Артур себе не позволял. Все же он не был Сашиным отцом… А тому-то хотелось погладить ее ручки, согреть их в ладонях?

«Сергей Каверин», – всплыло имя, которое он старался не вспоминать. Зла на него не держал… Убили мужика, чего теперь на него злиться? За то, что ему посчастливилось встретить Оксану раньше почти на два десятка лет? Или за то, что подарил миру такую вот Сашку, без которой сейчас было бы совсем тоскливо?

Она уже с умным видом рассуждала об изящности линий, воссоздавших на ногтях убитой чей-то силуэт и контур лица, прикрытого копной волос. Едва сдерживая улыбку, Артур пытался вслушаться в слова, ведь Сашка всегда говорила толковые вещи, но почему-то его часто смешило это, словно младенец осмеливался читать ему лекцию. Слишком юным казалось ее личико с этой выступающей нижней губой, нежной кожей и прозрачной голубизной больших глаз…

Только Сашка не была младенцем, а во многих вещах разбиралась получше его.

– Понятно, что маникюрша использовала так называемые стоковые векторные иллюстрации… Просто они напомнили мне, какие уникальные рисунки некоторые художники создают простым карандашом. Я даже не о великих сейчас. Не о Микеланджело или Леонардо, куда уж… Если поближе, то у Пикассо и у Ван Гога тоже были карандашные портреты. Но и сейчас есть настоящие мастера! Ты когда-нибудь видел работы Цезаря Дель Валя? Это колумбийский художник. Нет?! Ну что ты… Он – гений. Сейчас…

И, схватив телефон, она быстро набрала имя в поисковой строке, продолжая говорить:

– Его работы – это не просто портреты… Каждый – целая история взаимоотношений человека с миром. Разных людей. И отношения разные. Вот, смотри!

На узком экране Артур увидел сморщившегося от боли и раздражения парня, зажавшего ладонями уши. А вокруг него роились буквы, не складывающиеся в слова и фразы. Он не хотел их слышать, но буквы, монотонное гудение которых Артур услышал, не исчезали. Преследовать его они будут всю жизнь…

На втором рисунке уже другой (а может, тот же самый!) парень был загнан в угол пустой комнаты. Даже не комнаты, а незапертого отсека, из которого можно было выйти в любой момент. Только этот человек не хотел наружу… Уткнувшись лбом в стену, он застыл, тоже наверняка закрыв глаза. Трудно было рассмотреть, но Артуру показалось, будто парень стоит не на земле, а чуть над ней. Он не желает иметь с этим миром ничего общего, но голова его плотно вжалась в угол. Она держит его… Горе от ума?

– Он хорош, – кивнул Артур и вернул телефон Сашке. – Тебе нравятся именно такие вещи?

– Депресняк? А тебе хотелось бы, чтоб я любовалась Линдой Хабер?

– Это еще кто?

– Канадская гиперреалистка. Она стремится к тому, чтобы ее рисунки походили на фотографии. Рисует толстеньких младенцев, собачек и счастливых чернокожих влюбленных.

Логов хмыкнул:

– Чем плохо?

– И то правда! – произнесла она издевательским тоном. – Вот подарю тебе такой примитив, будешь любоваться…

Рассмеявшись, он предложил миролюбиво:

– Вернемся к нашим… ногтям. Ты, как я уже понял, не эксперт по этой части, но, может, читала что… Такой маникюр многие мастера могут сделать?

Сашка пожала плечами:

– Никогда не интересовалась этой темой. Вот Машка тебе помогла бы…

О покойной сестре она почти не вспоминала, по крайней мере вслух, и от того, что сейчас Машино имя было произнесено так походя, Артуру стало не по себе. Уже отболело? Зажило? Сколько должно пройти, чтобы Сашка так же легко смогла говорить о матери?

– Да, она знала в этом толк, – согласился он. – Придется завтра наведаться в какой-нибудь маникюрный салон. Сейчас я уже все – выдохся. До дома доехать бы.

– Если нет сил, можешь спать на диване.

Она произнесла это так спокойно и приветливо, что Артур сразу согласился. Если б он только заподозрил, будто Сашку смущает его присутствие, то непременно уехал бы. Уж как-нибудь добрался бы до дома… Но его обдало теплом от одной только мысли: не придется выходить на холод, садиться в непрогретую машину и тащиться по темному городу в пустую квартиру, где никто никогда не скажет: «Спокойной ночи!»

Она улыбнулась и встала:

– Я постелю.

А минут через десять, приняв теплый душ и забравшись под одеяло, Артур зажмурился от удовольствия, услышав тихий шелест:

– Спокойной ночи…

* * *

Звонок застал его, когда Логов показывал маникюрше фотографии – не отрезанных мертвых рук, конечно, ему сделали отдельно изображения рисунков на ногтях. Из мастериц салона он выбрал рыжую и поджарую, с цепким взглядом. Ей было лет тридцать, она уже наверняка знала свое дело, но оно еще не надоело ей хуже горькой редьки, как самой взрослой и толстой из них, с печатью отвращения на лице.

– Ну, я такого не рисовала, – уверенно ответила рыжая, рассмотрев снимки. – И никто из наших.

– А вы как делаете? – поинтересовался Артур на всякий случай. Мало ли, какие еще сюрпризы жизнь подкинет…

Похожее на мордочку умного мопса лицо сразу ожило – она почувствовала себя в своей тарелке и зачастила:

– Зимой обычно всех на волшебство тянет, так что чаще всего выбирают лунный маникюр. – Она взглянула на его пальцы, державшие ручку. – Вы, я смотрю, не следите за трендами… Знаете такое выражение – «negative space»?

– Ну я догадываюсь, что оно значит…

– Этой зимой все интересовались. Вот такой однотонный маникюр, как на ваших фотках, тоже часто делали. Он хорошо сочетается с разными узорами, снежинками, стразами.

– Стразами? Прямо на ногтях?

Кажется, ей польстило, что удалось удивить следователя, и она вдохновенно продолжила:

– А еще спросом пользовался дизайн, который мы называем «стеклянным». Похоже, будто на ногтях кусочки битого стекла.

– Я столько нового от вас узнал! – восхищенно произнес Логов, почти не играя.

В зеленых глазах зажегся опасный огонек:

– Я могла бы удивить вас еще чем-нибудь…

Он не успел сообразить, как ответить на откровенное предложение, когда зазвонил телефон. Обрадовавшись, Артур остановил ее, подняв указательный палец:

– Простите, я на минутку.

Звонил Володя Овчинников, и это наверняка было важно – по пустякам он следователя не дергал. Отойдя в сторону, Артур сел в красное кресло для ожидающих своей очереди и сдержанно ответил:

– Слушаю.

– В Черкизовское отделение обратилась женщина – дочь пропала. Девятнадцать лет. В последний раз была дома вчера утром, сказала матери, что переночует у подруги, потом сразу в институт. Учится на факультете дизайна.

Артур встал:

– Дизайна? Мать еще в отделении? Пусть удержат ее. Уже еду.

Издали помахав рыжей бестии и подарив ей самую душевную улыбку, Логов попрощался сразу со всеми и выскочил из салона. Такие ситуации, когда женщины откровенно цеплялись за его красоту, давно не поражали Артура, но всякий раз он чувствовал небольшую неловкость, точно его лицо посулило им удовольствие, а он обманул. Логов внушал себе, что не должен испытывать чувства вины, и, в общем, это вполне удавалось ему. Поэтому, уже сев в машину, он начисто забыл об этой девушке, которую его любимый Стейнбек назвал бы «бойкой».

Его мысли неслись впереди него к тому участку в районе Черкизова, где ждала другая женщина, и нужно было понять, как сказать ей, что, возможно, это ее дочь какой-то ублюдок раскромсал на куски и выкинул в помойку. Давно ли она целовала эти ножки, некогда пухлые, в перевязочках… Эти ладошки нежно прижимались к ее лицу… Господи, как сказать матери о таком?!

Но Логов умел находить верный тон и знал, что в такие минуты его взгляд наполняется неподдельным состраданием. Он действительно испытывал его, притворяться не приходилось, хотя Разумовский учил его, когда только взял на работу в Следственный комитет:

– Не допускай никакого личного отношения. Пожалеешь человека, который как-то замешан в деле, а потом окажется, что он – виновен. Жалость порождает необъективность. Ты должен оставаться беспристрастным и в равной степени отстраненным ото всех.

Этому Логов до сих пор не научился.

И когда Артур вошел в полицейский участок и увидел маленькую темноволосую женщину, которая была не старше его, сердце его дрогнуло. Молодой сержант со скучающим видом сидел с ней рядом – ему приказали сторожить свидетеля. Прямо на полу у ее ног стояли три пустых стаканчика, она пыталась подбодрить себя кофе. Но тонкое лицо ее с мелкими чертами выражало испуг и растерянность, против которых кофеин бессилен.

«Может, это не ее дочь», – подумал Артур с надеждой и направился к ней.

– Сержант, свободны.

В его голосе не звенел металл, но все слушались его беспрекословно, и Логов не сомневался, что полицейский тотчас исчезнет. Он сел на его место рядом с темноволосой женщиной, глядевшей на него со страхом, и мягко произнес:

– Меня зовут Артур Александрович Логов, я – следователь. А как я могу к вам обращаться?

– Елена… Михайловна. – Голос у нее оказался низким, прозвучал он совсем тихо, будто она сообщала ему страшную тайну.

Он кивнул, призывая ее продолжать, и она добавила:

– Старостина.

– Ваша дочь не вернулась домой…

– Я хотела подать заявление. – Она оглянулась на дежурного, разговаривавшего по телефону. – Но он почему-то вызвал вас…

– Это я попросил его. – Артур достал блокнот. – Елена Михайловна, как зовут вашу дочь? Мне нужно полное имя. Точные данные.

Было заметно, как она внутренне собралась от этих слов – началась работа, а не пустой треп.

– Надежда Анатольевна Старостина.

– Я так понял, ей девятнадцать лет, и она учится на факультете дизайна.

Она только кивнула. Пока ее ничего не испугало еще больше, ведь следователь говорил о ее дочери в настоящем времени. И улыбался, расспрашивая о ее девочке:

– Надежда хорошо рисует?