Текст книги "Гибель вольтижера"

– Поэтому в последнее время мы почти не общались с братом, – Ярослава опустила глаза. – С младшим братом… У нас было мало общего. Но это вы и так уже знаете.

Она вскинула ресницы, и Артур кивнул, подумав, что ее глаза стоят двух лазерных указок. Что, если Миша просто заметил ее в публике и это сбило его? «Нет, – опроверг Логов собственную мысль. – Артисты не видят зрителей. С арены, со сцены им видится лишь темная колышущаяся масса».

– Так я и думала. Сплетники не дремлют.

– Обычно их называют журналистами.

Ему удалось вызвать у нее улыбку. Логов знал такую породу людей, с милыми ужимками пытающихся подавить волю собеседника, расправив могучие черные крылья за спиной. Только у Артура не вызывали трепета нули на банковском счете, они были всего лишь нулями.

Но Ярослава тоже была неглупа и угадала в нем человека, не готового пасть на колени перед золотым тельцом. Тряхнув мелкими кудрями, она произнесла живее:

– Что вы хотите узнать, Артур Александрович?

– Если вам не составит труда, – любезно подхватил он, – расскажите о брате.

И добавил ей в тон:

– Младшем.

Улыбка еще кривила красивые губы.

– Миша всегда был очень милым. Хорошеньким малышом. И вырос симпатичным парнем. Крепким. Он же с трех лет занимался спортивной гимнастикой, карате…

– Любил подраться?

– Миша? Ну что вы… С кем? Он в школу-то не ходил, был на домашнем обучении.

Вот это было неожиданно!

– Почему? Здоровый же ребенок?

– Не знаю, – отозвалась она сухо. – У отца были свои причины. Может, он опасался, что Мишку похитят…

– А за вас с братом не опасался?

– Мы с Андреем учились в Англии, – Ярослава произнесла это так просто, будто речь шла о соседнем городе.

Артур присвистнул:

– О как! Не скучали по дому? Я бы в детстве дрался до последнего, лишь бы остаться дома…

Она пожала плечами:

– В России? А какой в этом смысл?

– Не понимаете? Правда? Тогда почему же вы сейчас здесь?

– Бизнес, – это слилось со вздохом. – Отец болен, ему нужна помощь.

Артур с пониманием кивнул:

– Но вы не видите своего будущего в нашей стране?

– Я не вижу смысла в ваших вопросах, – отозвалась Ярослава сухо. – Вы хотели что-то узнать о Мише… Хотя в этом тоже нет смысла.

– Он был изгоем в вашей семье?

– Вы меня не слышите, да?

– Паршивой овцой?

– Вовсе нет! Господи, с чего вы это взяли? Он всегда был папиным любимцем. Хотя при этом таким, знаете, возмутителем спокойствия. Младший ребенок, ему все прощалось с детства.

– Может, вашему отцу как раз это и нравилось в Мише?

Ее аккуратные брови поползли вверх:

– Что вы хотите сказать? Что папа сам взрастил бунтаря?

– Его все слушаются, верно? Вашего отца. Это же чертовски надоедает! Вы не согласны?

Артур уловил, как захотелось Ярославе вскочить (воздух колыхнулся!), быстро пройтись по просторному кабинету, чтобы сбросить вскипевшую ярость. Но в Англии научилась обуздывать неуместные порывы…

– Ни в малейшей степени, – Венгровская обдала его холодом. – Наш отец всегда был для нас образцом для подражания. И мы с братом… Со старшим братом… Гордимся, что продолжаем его дело.

Вздохнув, Логов закатил глаза:

– Вы опять путаете нас с журналистами… Ярослава Борисовна, это не интервью для журнала «Эксперт». Или какие там читают бизнесмены?

– Я предпочитаю Forbes.

– Так и думал! – встрепенулся Логов.

– Неужели? – процедила Венгровская.

Эта игра начинала надоедать Артуру. К его радости, в этот момент, осторожно постучав, вошла секретарша, наполнила офис запахом кофе.

«А до этого чем пахло? – попытался вспомнить Логов. – Не духами… Странно. От таких барышень обычно исходят дивные ароматы! Что с этой не так? Астма? Аллергия? И такое бывает».

«Впрочем, какая разница», – отмахнулся он. К делу это не могло иметь отношения… Если бы Гоша с матерью сидели рядом с той «тетей», еще можно было бы попытаться освежить запаховую память ребенка, но их разделял ряд… Если уж Логов сейчас не улавливает аромата через стол, вряд ли мальчик мог поймать его в переполненном цирке.

Когда секретарь закрыла за собой дверь, Ярослава разомкнула губы:

– Что еще вы хотели узнать о Мише?

Артур принял непрозвучавшее извинение:

– Если Борис Всеволодович смотрел сквозь пальцы на выкрутасы вашего младшего брата, почему в последнее время Михаил был отлучен от семьи?

Звякнула чашечка:

– Кто вам сказал?

– А это не так?

– Это… – она поискала слова. – Не совсем так. Цирк – это, конечно, было слишком даже для Миши. И стало последней каплей для отца… Он был уверен, что гимнастика и прочее – не более чем детские увлечения. Знаете, для общего развития. Все мы играли в театре, пели в хоре, но никто же не сделал это профессией!

Саша впервые подала голос. Похоже, снобизм Ярославы и ее достал до печенок…

– Ну почему же? Кто-то сделал. Иначе в мире не было бы ни музыкантов, ни артистов.

Смерив ее ледяным взглядом, Венгровская проронила:

– Не в нашей семье.

Артур попытался перевести разговор, пока Сашка не превратила крошечное кофейное блюдце в летающую тарелку:

– Говорят, ваш отец болен?

– Папа? – Ярослава повела головой, будто пыталась высвободиться. – Он умирает. Это можно считать болезнью? Но все эти болячки не являются для смерти обязательными условиями. Миша погиб здоровым человеком. Ну… относительно здоровым.

Артур наклонился вперед:

– Что вы имеете в виду? Наркотики? Алкоголь?

У нее вырвался нервный смешок:

– Вы серьезно? Наркоман под куполом цирка? Думаете, такое возможно?

– Что тогда?

– Ну… Думаю, это не имеет значения. Зачем сейчас ворошить его грязное белье? Несчастный случай с этим никак не связан.

Откинувшись на мягкую спинку, Логов поглядел на нее исподлобья. Женщинам нравился такой взгляд, почему-то он волновал их…

– А если я скажу, что ваш брат стал жертвой убийства?

– Что?!

Ее лицо точно свело судорогой. Если Ярослава притворялась, то очень искусно. Но кто знает, может, артистизм у Венгровских в крови, поэтому она так пытается откреститься от актерства?

– Это пока лишь гипотеза. Мы проверяем.

– За что могли убить Мишу? – Ярослава потрясла головой. – Нет, я не верю! Это ошибка. В вашем деле бывают же ошибки?

Логов развел руками: кто без греха?

– Миша совершенно безобидный. Был, – она поморщилась. – К этому невозможно привыкнуть…

– Со временем привыкнете, – заметил Артур меланхолично.

И уловил удивленный Сашин взгляд: должно быть, это было жестоко с его стороны… Если, конечно, Ярослава хоть чуть-чуть любила брата.

Ей уже удалось взять себя в руки:

– Вы говорите, гипотеза… То есть это ваше предположение, не более того?

– По большей части. Но возникшее не на пустом месте… И все же нужны убедительные доказательства, – он опять подпустил улыбку. – Поэтому вы не обидитесь, если я спрошу, где вы были вчера в полдень? В это время началось представление…

Ярослава вспыхнула:

– Я? Вы что… Вы хотите сказать, что я…

В голосе Логова прозвучал почти неподдельный ужас:

– Ну что вы?! Как вы могли подумать? Вы же его сестра… Я всего лишь хочу исключить вас из числа подозреваемых. Думаю, вы хотите этого не меньше. Поэтому…

Он вопросительно умолк, вынудив ее произнести:

– Я… Наверное, я была здесь. Не помню.

– На работе? В воскресенье?

– О боже, вы совсем меня запутали… Значит, я была дома. Вчера? Ну конечно. Я была с папой.

– Борис Всеволодович может это подтвердить?

С громким звуком опустив кофейную пару на стеклянный приставной столик, Ярослава порывисто поднялась и посмотрела на Логова сверху:

– А вы собираетесь его допрашивать?

– Он может это подтвердить?

– Нет, – выдавила она. – Папа спал. Он теперь много спит.

– А вы сидели рядом?

– Именно!

– Зачем?

– Неужели не понятно? Затем, что он мой отец.

– Который в детстве отправил вас в другую страну…

Она вскинула голову:

– Где я получила прекрасное образование… Умоляю, оставьте ваши плебейские песни про богатых, которые тоже плачут! Главная обязанность родителей дать ребенку лучшую удочку, чтобы он потом всю жизнь был обеспечен рыбой.

– Вы любите рыбу? – негромко спросила Саша.

– Что?

Повернувшись к ней, Ярослава шумно выдохнула, точно готовилась дать сдачи.

– Вы рыбу любите?

– При чем тут… Это же метафора.

– Я понимаю, – отозвалась Саша терпеливым тоном. – Мой вопрос столь же метафоричен: вам нравится та жизнь, которую вы ведете?

С губ Ярославы слетел смешок:

– Шутите, что ли? Наш бизнес…

– Семейный, – ввернула Саша. – А вы мечтали именно об этом? Всю жизнь заниматься семейным бизнесом? Нефть качать?

Она снова приподняла узкий подбородок:

– Да что вы понимаете! На вас джинсы за пять тысяч…

– Ошибаетесь. За две.

– И вы беретесь учить меня жизни?!

– Ни в коей мере, – вмешался Артур. – Мы всего лишь хотим выяснить, кто убил вашего брата. А вы почему-то отказываетесь нам помочь. И это наводит на определенные мысли…

– Я вовсе не…

Логов легонько стукнул ладонью по столу:

– Сядьте.

– Что?

Ему показалось, будто Ярослава сейчас задохнется, но он продолжил давить:

– Где вы были в это время на самом деле?

Опустившись на стул, она бессильно ссутулилась. Ее плечи опустились, а лицо некрасиво обвисло, и теперь Венгровская выглядела на все сорок. Глядя в стол, она пробормотала:

– Я была… в цирке.

Сашкины глаза увеличились вдвое и засветились восторженной синевой. Артур и сам едва не завопил: «Вот черт! Бинго!»

Но Ярослава уже добавила тем же тусклым голосом:

– Я часто там бываю. Скучаю по брату. Только он не знает… Точнее, не знал, что я прихожу увидеть его… А вчера я даже не осталась на представление: сиделка позвонила, что папе стало хуже.

– И вы поехали к нему? Сиделка может это подтвердить?

Она пожала плечами:

– Ну конечно.

– В смысле «ну конечно, она подтвердит любые мои слова, если я того потребую, я же плачу ей»?

– Нет, – Ярослава тряхнула головой. – В том смысле, что я действительно приехала к отцу.

– Во сколько?

– Не знаю. Я не смотрела на часы. Меня волновало другое.

Она вдруг закрыла глаза и шумно втянула воздух:

– Надо было остаться в цирке…

Голос Артура зазвучал мягче:

– Разве ваше присутствие могло бы что-нибудь изменить?

Ее подбородок мелко задергался:

– Я столько раз спасала его… Вы даже не представляете! Мишка однажды с балкона свалился. Не убился бы, мы тогда на втором этаже жили, но внизу валялся его же велосипед! Я успела подскочить и отбросить его. А то переломался бы…

У него упало сердце: «Это не она». В эту минуту Логов уже знал это наверняка. А Ярослава продолжала вспоминать, глядя перед собой остановившимся взглядом…

* * *

Своей в этой непредсказуемой стране Марта Катилюте так и не стала. После развода с первым мужем, исчезнувшим в погоне за вечной юностью, год за годом выпускавшейся из средних школ, она почему-то решила, будто ей удастся спастись от серой прибалтийской тоски в России. Знала, что там жизнь как на пороховой бочке, но именно этого Марте и хотелось.

Только хваленые березы не добавили света ее жизни, она тосковала по янтарному теплу сосен. В Подмосковье они тоже росли, но казались злыми: неприветливо топорщили иглы, прогоняя чужестранку, глухо ворчали, покачивая верхушками. И стволы их были бурыми, угрюмыми…

Все эти годы Марте хотелось вернуться домой. Но Геннадий, за которого она, к собственному удивлению, вскоре вышла замуж, был как-то ненормально предан России. Даром что на четверть поляк… Его фамилию она предусмотрительно не взяла. Сослалась на ненужные трудности с переоформлением документов, с недвижимостью в Латвии, которая якобы должна достаться ей от бабушки. На самом деле копила силы, чтобы завтра начать собирать чемодан… Нет, не сегодня – завтра. И опять не сегодня.

Так тянулось годами, а Марта все не могла принять душой, что живет в Москве, нелюбимой и чужой, и замужем за сильным, слегка пугающим ее человеком, который был ей совершенно не нужен. Детей у них не было, хотя порой желание родить ребенка становилось просто мучительным, даже снились мельтешащие в воздухе пухлые ножки, которые она ловила губами. Но рожать от Стасовского? Без любви?

А потом в цирк пришел Миша… Заглянул в ее крошечный кабинет и, стоя в дверях, улыбнулся, чуть склонив голову к плечу. Это было так мило, что у нее зашлось сердце. Венгровский обходил всех по очереди, но у бухгалтера задержался, ведь Марта в первый же миг поняла: отпустить его ей не под силу… И сделала все, чтобы Миша задержался. Сначала на чашку кофе… Потом среди равнодушных чисел и унылых таблиц расцвела та самая любовь, о какой она только читала до сих пор.

И Марта сошла с ума. В путаных темных коридорах цирка, пропахших навозом и лошадиным потом, она искала его улыбчивое лицо, молодое тело, припадая к которому и сама становилась гибкой, юной, жадной до ласк, какой и не была никогда. До Мишиного появления у нее ни разу не кружилась голова оттого, что мужчина просто смотрел на нее… А уж когда сжимал ее руку!

Марта даже не отдавала себе отчета, что это она постоянно ищет его, будто жизнь превратилась в погоню за клочком радости. Идти по следу, сбивая лапы, чтобы хозяин просто погладил по голове… И мир поплывет, закружится разноцветной каруселью! Счастливый смех будет вырываться из горла.

Накануне его гибели Марте приснилось, будто она опять в родном городе. Вышла из обычного рейсового автобуса и оказалась в толпе вполне русских бомжей, таких на Площади трех вокзалов полно. Зажав ладонью нос, Марта пробивалась сквозь плотные ряды (откуда их столько?!), мысленно умоляя, чтобы только никто не тронул ее. И все же не удалось избежать кратких соприкосновений плечами, локтями, бедрами… Омерзение так сдавило горло, что потемнело в глазах. Но упасть под ноги этим грязным бродягам, ботинки которых воняли просто убийственно, казалось немыслимым.

«Как они добрались до моего Добеле?! – остро колотилось в мыслях. – Кто вообще пустил их в Латвию?»

– Кто пустил тебя в Москву? – внезапно проорал кто-то из них ей прямо в ухо.

Шарахнувшись, Марта резко обернулась: как смеют задавать ей такой вопрос? Она им не ровня! Разве такая женщина не имела права поселиться в столице России, если там даже подобное отребье привечают? А у нее высшее образование, она из хорошей семьи…

Но со всех сторон злобно зашелестело:

– Грязная сука… Какая же ты сука!

– Я не… Не смейте!

Марта беспомощно замахнулась, ударила вслепую, но неожиданно для себя попала кому-то по носу. По мерзкому сопливому носу… Да еще и разбила, похоже, – кулак стал багровым, только кровь явно была не ее. И боли она не чувствовала… Не в руке точно. Вот в груди сдавило так, что мелькнула мысль о смерти.

Выжила. Проснулась. Но день оглушил так, что отвратительный сон не сразу вспомнился. Настиг, когда упала на постель, в которой больше не было мужа. Геннадий даже на диване не захотел ночевать с ней под одной крышей, уехал к родителям.

«Какая же ты…»

Вслух не произнес ни слова, зубы стиснул так, будто его резали по живому. Наверное, именно так и чувствовал. Но Марта не испытывала ни сострадания к нему, ни стыда. Самой было больно до того, что выла в подушку, как та самая сука, которую с яростной силой пнули в живот, – сердце чуть не оторвалось. А лучше бы совсем… Уже сдохла бы, и черная воронка тоски перестала вытягивать все нутро воем через горло.

Не будет… Больше ничего не будет в жизни. Запаха его дурманящего, от которого слабели ноги и желание растекалось по всему телу… Взглядов, проникающих в самое сердце. Даже забеременеть не удалось от него, что за дура?! Был бы малыш, похожий на Мишу, целовала бы его ножки, вжималась лицом в животик. Страдание проросло бы новой любовью… Не сумела спасти свою жизнь.

– Как он посмел?! – пробормотала Марта в подушку, вспомнив холодный взгляд следователя, которому она явно не понравилась.

Впрочем, ей было плевать. Даже на то, что Логов попытался свалить всю вину на нее… Косвенную вину, конечно, ее ведь даже в цирке не было, когда Миша совершил последний полет.

Но именно к этому сыщик и придрался. Вызвал ее на допрос в Следственный комитет. Марта даже не представляла, где он находится… Теперь не забудет.

В унылой комнате для допросов пахло страхом – здесь побывало много таких, как она.

– Мы ведь уже разговаривали с вами, – напомнила она, стараясь смотреть на следователя спокойно. Нервничают те, кто виноват. Это их паника серой плесенью налипла на стены.

Логов тоже показался ей олицетворением бесстрастности. А беленькая девочка за его спиной, которая выглядела совсем школьницей («Неужели уже юрфак окончила?»), за все время допроса не проронила ни слова. Марте хотелось обрести в ней союзницу: разве женщине, даже такой юной, не проще понять другую женщину? Но в голубых глазах застыл холод. Они тут все такие? Жестокие…

– Я не забыл, – заверил Логов. – Это обычная практика: мы всегда несколько раз беседуем со всеми причастными к преступлению.

– Но я не причастна!

– Неужели? Погибший Михаил Венгровский был вашим любовником. Это уже причастность.

– Но в момент… В тот самый момент… Меня даже в цирке не было. Вы сами видели – я пришла позднее.

– Я видел, как вы выбежали на манеж. И кстати, сделали все, чтобы ваше появление не осталось незамеченным…

– О чем вы говорите?

– Кто-то может подтвердить, где вы находились в полдень?

– Какая разница?! – вспыхнула Марта. – При чем тут вообще я? Что за околесицу вы несете?

Его брови так и подскочили:

– Ух ты! А вы хорошо выучили русский язык! Если б не акцент…

Вот тут он ошибался: у нее не хватало слов, чтобы оправдаться. Но Марта попыталась:

– Я даже не работала с ними! Я же бухгалтер… Как я могла навредить Мише в номере?! Я! Вы хоть понимаете, о чем говорите?

В его серых глазах не теплилось и намека на сострадание. Она вгляделась со страхом: отвращение… До сих пор никто не смотрел на Марту с подобным выражением, ведь она считалась красивой женщиной. За что этот человек так невзлюбил ее?

«Волк! – подумала она почти с ненавистью. – Ему нужна добыча. И плевать, кто ею станет!»

– Не сомневайтесь, – проронил Логов. – Я понимаю.

От его тона у Марты мурашки бежали по спине. На какое-то время она даже забыла о Мишиной гибели, потому что опасность дышала ей в лицо. Этот мужчина видел в ней мерзкую гадину, у него даже губы кривились от брезгливости. Маленькая блондинка за его спиной не могла видеть этого выражения, но ее лицо выражало то же самое, точно они родились близнецами. На каком-то высшем уровне… Потому и чувствуют одинаково. Но неужели эти люди считают любовь преступлением? Пусть и запретную любовь…

– Я даже знаю, о чем вы сейчас думаете, – продолжил следователь тем же тоном. – Пытаетесь оправдать себя? Мол, Венгра погубило вовсе не то, что вы не смогли отказаться от желания жонглировать мужскими сердцами… Они с вашим мужем работали вместе под куполом. Должны были абсолютно доверять друг другу. Нет, это вас не заботило! А каково было Геннадию изо дня в день протягивать руку любовнику своей жены? При этом отлично зная: пара сантиметров промаха избавят его от позора…

– Какого позора? – пролепетала Марта, прижав ладони к щекам. – О чем вы?

– О том, что вся труппа знала о ваших отношениях.

– Вся? Нет. Я не думаю.

– Это я уже понял. Думать – это не ваше. Сострадать тем более…

Марта попыталась вскочить, но подвели ноги, подломились в коленях, и она опять осела на стул:

– Вы читаете мне нотации? Как вы смеете?!

– Упаси бог! – откликнулся Логов с неожиданным смехом, напугавшим ничуть не меньше. – Нотации читают тем, кого пытаются исправить. Я вас посадил бы… Но, боюсь, ни одни суд не признает вас виновной. К сожалению, у нас не дают срок тем, кто убивает не тело, а душу.

Пытаясь защититься от его несправедливых нападок, Марта вцепилась в плечи, закрыла руками грудь крест-накрест. Это не спасет, если следователь решится добить ее физически, но ей нужно было хоть что-то предпринять! Лишь бы не чувствовать себя жертвой.

– Я не понимаю… Чью душу?! Я любила Мишу. Я…

– Я не о нем. Если убийцей все же окажется ваш муж – а я этому не удивлюсь! – в таком случае ваша вина будет ничуть не меньше, чем его. Нет! – заспорил Логов сам с собой. – Вы виновны в любом случае. Вы провоцировали человека, отвечающего за чужую жизнь, просто упустить эту самую жизнь сквозь пальцы. Это ведь так легко… Ни пистолет не нужен, ни нож. Просто сделать вид, будто ошибся. Это ведь возможно? Ни у кого нет сомнений на этот счет.

Ее пальцы еще крепче впились в плечи:

– Даже… Даже Гена… подтвердил?

– Он же не идиот отрицать очевидное. Воздушные гимнасты без страховки. Можно провернуть идеальное убийство! Правда…

От того, что следователь вдруг замолчал и уставился на нее вприщур, Марте стало совсем тошно от предчувствия: сейчас прозвучит самое страшное. Проклиная себя, она опустила взгляд, просто не могла больше смотреть ему в глаза. В чем еще этот мерзавец хочет обвинить ее?

– Правда, – повторил Логов. – Гимнасты умеют падать, их специально учат этому. А Венгр тренировался с раннего детства. Он не должен был свернуть себе шею… Разве что сломать руку-ногу. Что же его сбило? Как вы думаете?

– Я… Понятия не имею.

Кажется, он не услышал.

– Почему Михаил упустил драгоценные секунды и не успел сгруппироваться?

– Я не знаю! Не знаю!

Марта выкрикнула это и сама расслышала в голосе истеричные нотки. Они прозвучали визгливо, резанули слух, и она безотчетно мотнула головой. Продолжая щуриться, следователь смотрел на нее с благостным выражением варана, жертва которого уже готова сдаться. Ей даже почудилось, будто Логов улыбается…

И вдруг мелькнула непрошеная мысль, у самой вызвавшая отвращение: «А ведь интересный мужчина… Если б мы встретились при других обстоятельствах, мог бы он…» Марта остановила себя: не дай бог, этот тип все прочтет по глазам.

– А я знаю, – он понизил голос, который зазвучал обволакивающе. – Кто-то пустил луч обычной лазерной указки Мише в лицо. Прямо в глаз. Ослепил на миг, и он потерялся в пространстве. Всего на мгновение, но этого хватило.

Она подалась к нему, надеясь ухватиться за протянутую утопающему руку:

– Кто?!

Но это была обманка. Логов не то что отдернул руку, он даже не протягивал ее…

– Вы, – произнес он сухо, а Марте показалось, будто на нее опрокинули ведро кипятка.

– Что? Нет! Как вы можете так…

– Женщина. В публике сидела женщина с фонариком, которая именно это и сделала. Есть свидетель. И я полагаю, этой женщиной были вы.

– Я?!

Легко поднявшись, Логов прошелся по маленькой комнате, в которой совсем не осталось кислорода. Марте казалось, в любой момент она может лишиться сознания. Лицо девушки у стены плавало бледным пятном. Откуда-то всплыла строчка: «Луна, как бледное пятно…» Дальше она не помнила. Кто из их – русских – поэтов написал это? Вспомнить не удалось. Да и зачем?

Слова пробивались сквозь плотную пелену, окутавшую со всех сторон, сдавившую уши.

– У вас был мотив.

– У меня? – она с трудом сглотнула. – Какой?

Логов вздохнул, будто внезапно проникся к ней сочувствием:

– Вы ведь старше Михаила… Не будем уточнять, на сколько лет, но прилично. Парень натешился, получил опыт и решил, что этого достаточно.

– Ничего подобного!

– Его можно понять… Только вы уже влюбились в него к тому времени. И довольно сильно. Настолько, что не захотели отпускать. И решили, как сотни – да что я… тысячи! – женщин до вас: «Так не доставайся же ты никому».

Маленькая блондинка негромко кашлянула:

– Это слова мужчины. Карандышев из «Бесприданницы» так сказал перед тем, как убить Ларису Дмитриевну.

Живо обернувшись к ней, Логов на мгновение застыл. Лица его Марта в этот момент не видела, но почему-то ей показалось, будто он улыбнулся, – уши дрогнули.

– Запомню, – пообещал он. – Островского я, пожалуй, и не читал, только на сцене видел. Ну, кроме «Грозы», конечно, она же в школьную программу входила.

– До сих пор входит.

– Серьезно? Что-то не меняется… И слава богу! – К Марте он повернулся уже без улыбки: – Итак… Вы поняли, что не в состоянии оторваться от этого источника молодости и наслаждений. Может, вы и не хотели его смерти, только надеялись подпортить репутацию. В идеале Михаила уволили бы и он перестал бы причинять вам боль одним своим присутствием в цирке. Хотя вы ведь знали, что гимнасты работают без страховки, верно? Не могли не знать. Вы понимали, что падение могло закончиться… так, как и закончилось.

– Меня не было в цирке, – упрямо повторила она.

– Тогда где вы были?

Его голос прозвучал спокойно, и все же Марте почудилось, что у следователя кончается терпение и сейчас он шарахнет кулаком по столу. Прямо перед ней…

Она вжалась в спинку стула:

– Я… Это останется между нами? Мне… Понимаете, никто не должен об этом пронюхать.

Опершись о стол, Логов заглянул ей в глаза с откровенным любопытством:

– Да что ж вы такого натворили, роковая женщина?!

– Ничего… Я была у врача.

– У-у, – протянул он разочарованно, рот изогнулся подковой. – И стоило это скрывать?

– Стоило, – это прозвучало еле слышно.

– Вы же отдаете себе отчет, что мы проверим? И если вы не были на приеме…

– Была, – она с трудом сглотнула. – У… венеролога.

На мгновение воцарилась тишина. Потом Логов выпрямился, и голос его прозвучал уже серьезно:

– Это Михаил вас заразил?

Она вынудила себя кивнуть:

– Больше у меня никого не было. Даже с мужем мы не… В последнее время.

– Потому что Геннадий узнал о вашей связи с Венгром…

– Он ни слова мне не сказал!

– Он сделал, – Логов тряхнул головой. – Впрочем, не будем спешить с выводами… На какое время был назначен прием?

– На одиннадцать сорок пять.

– В начале первого вы освободились. Где находится клиника?

Марта назвала адрес. Даже без точных расчетов было понятно: чтобы добраться оттуда, ей при самом благоприятном раскладе понадобилось не менее получаса. Когда она вошла в цирк, Миша был уже мертв – гимнасты выступали третьим номером.

У нее затрепетало сердце: этот хищник ее не сожрет! Не по зубам оказалась… То, что Марта считала позором, обернулось спасением. А мерзкую болячку она вылечит. Заодно излечит душу, время от времени напоминая себе, чем Михаил одарил ее в обмен на любовь. Гадкий, прекрасный мальчишка!

– Ну что ж, – разочарованно протянул следователь. – У вас крепкое алиби – не подкопаешься…

– Я не готовила его. Вы же понимаете?

Он не ответил, нервными жестами собрал какие-то бланки, лежащие перед ним на столе. Похоже, допрос был окончен. И, судя по всему, она вышла сухой из воды!

Тут Марту осенило, что сейчас самый подходящий момент для того, чтобы по-настоящему вырваться на свободу. Тогда и начнется совершенно новая жизнь, и ей самой ничто не будет угрожать.

Она смело поглядела следователю в глаза:

– Знаете, я ведь сказала вам не всю правду.

– Вот как?

– Я не должна лгать. Но, знаете, чувство вины…

Логов прищурился:

– Вы хотите что-то поведать о вашем муже?

Кивнув, Марта опустила взгляд:

– Он знал. Гена. Он все знал о нас с Мишей. У него был мотив…

– Да что вы говорите?

Комната слегка качнулась, и пришлось ухватиться за стол, чтобы не упасть. Собственный голос показался Марте плаксивым:

– Вы знали?! Вы даже не удивились…

– Удивился, – возразил Логов. – Только не тому, что Геннадий был в курсе вашего… романа. Меня озадачивает другое: почему вы решили сообщить об этом? Именно сейчас – почему?

И опять этот голос из-за его спины… Марта уже не могла слышать его, а уж тем более видеть эту девчонку – такую самонадеянную и такую… юную!

– Самый подходящий момент обрести свободу, просто посадив мужа, – произнес девчоночий голос. – Предумышленное убийство. Хладнокровное и жестокое. Она надеется, что Геннадий сядет надолго.

От того, как ногти впились в ладони, Марте захотелось завизжать: «Маленькая тварь! Чего ты лезешь во взрослые дела?!» Но следователь не спускал с нее глаз, на дне которых мертвенно поблескивало презрение. Мужчины никогда не смотрели на Марту с таким выражением… И ей вдруг показалось, будто она потеряла не только Мишу, но и всю свою жизнь.

Цепляясь за спасительный канат, ускользающий из ее рук, Марта выкрикнула девчонке в лицо:

– Да что вы знаете? Муж орал мне в лицо, что Мише не жить! Понимаете? Он угрожал убить его.

– Кто-то может это подтвердить? – поинтересовался Логов с таким спокойствием, будто речь шла о какой-то мелочи, а не о реальной угрозе.

Марте опять почудилось, словно мир стронулся и медленно закружился, утягивая ее в темную воронку. Растерянный лепет – неужели это она роняет слова:

– Это слышали все… Он тогда выпил… Гена. Был юбилей Гриши.

– Клоуна?

«Что ты скалишься, маленькая дрянь?!»

– Клоуна. И я там потанцевала с Мишей. Это был просто танец, но нам трудно было скрывать… химию. Понимаете?

Логов кивнул с таким безразличием, точно она пересказывала инструкцию по пользованию кухонным комбайном, а не доказательства ему на блюдечке преподносила!

– И Гена напился тогда…

– Я понял, понял. И вспылил. Мы разберемся, не сомневайтесь. Но знаете, что я вам скажу: настоящий убийца никогда не орет на весь свет о своих планах. Он делает все тихо. Если только он одновременно не самоубийца.

– Вот! – ухватилась Марта с облегчением. – Это все объясняет, правда? Он же не сможет без меня жить. Суицид – вот что у Гены на уме.

Логов впервые посмотрел на нее с интересом. Но то, что он произнес, не порадовало Марту…

– Как вам нравится эта роль! – он покачал головой.

– Какая роль? Ничего я не играю. Я же говорила вам, что работаю бухгалтером.

– Роль роковой женщины, шагающей по трупам. Как бы вам с ума не сойти от счастья, если Стасовский вскроет вены!

– Что вы такое…

– Только я сломаю вам кайф. Черта с два я допущу, чтобы Геннадий покончил с собой из-за такой, как вы!

Логов произнес последние фразы совсем не официально, и как раз это заставило Марту замереть от страха. Она с трудом выдавила:

– Какая я? Что вы знаете обо мне?

– Достаточно, – произнес он жестко.

И это прозвучало как окончание разговора.

* * *

Номер воздушных гимнастов был исключен из программы. Директор цирка уверял: это временно. Ему казалось правильным источать оптимизм и поддерживать свое цирковое семейство. А если объявить конец чего бы то ни было, это повергнет всех в уныние еще большее.

Логов тоже не стал добивать Василия Никаноровича тем, что маленький коллектив воздушных гимнастов, скорее всего, лишится и Геннадия Стасовского. Даже если его вина не будет признана, вряд ли этот парень найдет в себе мужество снова выйти на манеж. Представив себя на его месте, Артур признал: ему точно постоянно мерещился бы призрак Миши Венгра, который снова и снова не дотягивается до его протянутых рук. И разве даже через десяток лет ловитору удастся убедить себя, что он сделал все возможное? Сейчас Геннадий уверен в этом?

Ганев опять уступил кабинет, чтобы Логов смог побеседовать со Стасовским. Собирая со стола бумаги, которые были вовсе не нужны ему, директор пробормотал: