Текст книги "Звезды в моих руках"

Глава 10. Жора

Я помогу, Крис, – говорит Юра.

Мне бы сейчас развернуться и уйти, но чутье подсказывает, что лучше остаться. Пока мне ничего не сообщили о состоянии матери, можно не возвращаться домой.

– Да не надо, я сама как-нибудь… – бормочет Крис.

Большинство гостей разбрелось кто куда. Напрасно высматриваю Алю. Улица пустеет.

– Квартира большая. – Подхожу к Кристине и Жилину. – Не справишься.

В спорте между нами конкуренция. Каждый в команде думает о себе, но, как только раздается свисток, мы становимся единым организмом. Играем, используя разные тактики, доверяем товарищам, не ждем от них подвоха. Иногда ссоримся. Вот и сейчас то же самое: мы с Юрой терпеть друг друга не можем, но бросить Кристину в беде не можем.

– Кристина! – Звонкий девичий голос прерывает нас. Роза, кажется. Они ушли вместе с Алей. – Я вернулась, помогу, чем смогу.

– Ой, ребята… – Кристина вытирает слезы благодарности.

Это мой шанс узнать, как связаться с Алей.

Пожарные щедро залили квартиру. Крис отключает электричество в щитке. Мы ходим босиком и черпаем воду ведрами, сливаем в раковину. Окна раскрыты, дым и гарь выветриваются. Никто не жалуется, все работают в поте лица.

Встречаемся на кухне, чтобы передохнуть. Пепельница с балкона стоит на обгоревшем столе. Кристина курит, то и дело затягиваясь.

– Не знал, что ты по никотину, – говорю я.

– Да ты вообще многого обо мне не знаешь, – сухо отвечает она, закатывая глаза.

– Косметика не сгорела? – говорит Роза.

– Нет, – отвечает Кристина.

Уже собираюсь мысленно обвинить их в меркантильности, как Жилин спрашивает:

– Че, все так же хочешь на визажиста учиться?

– Ага. – Крис стряхивает пепел. – Предки, конечно, будут долго орать, но после обгоревшей квартиры не страшно.

– Можем сделать частичный ремонт, – предлагает Жилин. – У тебя тут стены белые, возьмем да покрасим.

– Нет, пусть лучше этим специалисты занимаются.

– Но тебя же накажут, – осторожничает Роза. На ее лице проскальзывает сожаление.

– Пусть. Все же это была непредвиденная ситуация. – Крис понижает голос и оглядывает нас. – На самом деле предки сэкономили на этой микроволновке, вот оно и аукнулось.

– Уж не ты ли ее подорвала? – спрашивает Жилин.

– Нет, это было бы слишком.

Пока Крис с Юрой болтают, возвращаюсь к ведрам. Зачерпываю по два, ношу в ванную. Рядом порхает Роза. Она самая миниатюрная, если сравнить с Крис и Алей, но сил в ней явно больше. Таскает ведра, помощи не просит.

– Роз. – Подлавливаю ее, когда выходит из ванной. – Ты же дружишь с Алей?

– Ага. – Она кивает, с прищуром оглядывает меня. – А-а-а! Так это ты тот парень, с которым она за руку держалась?

– Верно.

– Дай мне свои соцсети, я ей перешлю.

Она словно читает мысли. Собираюсь поделиться с ней номером и ссылкой на профиль в соцсетях, но передумываю. Неизвестно, что подумает мать, когда увидит их. Еще хуже, если начнет расспрашивать.

– Лучше скажи, в какой школе вы учитесь и в какой класс она ходит.

– Почему скрываешь соцсети? – Роза прищуривается и вытирает со лба пот тыльной стороной ладони.

– У меня мама повернута на гиперопеке. Как начнет допрашивать, так не отвертишься.

– А. Ну, ладно.

Роза рассказывает, как пройти к их школе, называет класс, где они учатся вместе с Алей.

– Мы во вторую смену, – добавляет она.

– Отлично. Я в первую.

– Ты ведь хороший парень? Как тебя зовут, кстати?

– Жора.

– Егор или Игорь?

– Георгий.

– В общем, Георгий, я тебе это все сказала не для того, чтобы ты Алю преследовал. Если окажешься каким-нибудь извращенцем, я тебя лично побью. У меня черный пояс по карате! – Она замахивается руками, принимает боевую стойку. Она похожа на мультяшного пингвина, решившего напасть на тигра. Посмеиваюсь. – Поклянись, что не будешь ее доставать.

– Не буду.

– Спасибо, что помогли. Как-нибудь позову вас пообедать за мой счет, – говорит Крис.

Мы прощаемся и расходимся. На часах за полночь, а я до сих пор не дома. Проверяю сообщения в телефоне. Несколько пропущенных вызовов от медсестры, текстовый отчет о состоянии здоровья матери.

Медсестра: Быстро идет на поправку, аппетит хороший, завтра-послезавтра выпишут.

Морщусь, начинаю набирать сообщение: «Можно я заберу ее в понедельник?», и стираю букву за буквой. Нельзя, чтобы она заподозрила, как я отношусь к матери на самом деле. Было бы неплохо, если бы та провалялась в больнице еще день.

Ночь пролетает быстро. Когда открываю глаза, уже одиннадцать утра. Тренировка в два, успею еще полежать. Потягиваюсь, зеваю, встречаю новый день с улыбкой. Впервые за последние годы. Телефон вибрирует. Медсестра сообщает, что мать просит ее навестить. Делать нечего, придется идти. Захожу в душ и обильно поливаю себя и губку гелем для душа. От меня не должно пахнуть вчерашним весельем. Мать ненавидит, когда кто-то, кроме нее, расслабляется.

Наскоро умываюсь, одеваюсь в заранее подготовленную одежду и иду в больницу. Знакомая медсестра встречает меня, провожает к палате. Мать лежит на койке у окна, кроме нее еще три человека. Странно, что она не оплатила себе ВИП-палату.

– Жора, ты пришел. – Мать слабо улыбается и протягивает ко мне руку. – Подойди.

Она лежит, бледная и съежившаяся, над губой испарина, на лице вчерашний идеальный макияж. Значит, нанесла водостойкую косметику, ведь ее не размыло в душе. Я только сейчас осознаю это. Заранее спланировала?

– Присаживайся.

Опускаюсь на край кровати. Для окружающих я послушный сын, для матери – ручная обезьянка. Что скажет, то и буду делать.

У такого незавидного положения есть весомое преимущество: хозяин не ожидает от прирученного зверька укуса, а зверек однажды может подхватить бешенство. Клац – и хозяин умирает.

– Как ты там без меня? Отдохнул? – спрашивает мать с усталой улыбкой. Ее волосы прилипли ко лбу и смешались с потом. Руки холодные, пальцы цепкие.

– Как я могу отдыхать, когда ты лежишь в больнице? – Гляжу на нее со всей серьезностью, на какую способен.

– Я не специально, – тихо признается она. – Прости меня.

– Долго не общайтесь, иначе мама переутомится, – вежливо говорит медсестра и выходит из палаты.

– Я знаю. – Глажу мать по руке большим пальцем. – Ты бы ни за что не умерла, верно? – Чуть сдавливаю кожу между ее большим и указательным пальцами. – Ты бы ни за что не оставила меня одного.

По лицу матери проскальзывает замешательство. Пока она опускает взгляд на свою руку, разжимаю пальцы и продолжаю поглаживать ее. Она долго смотрит на меня. Проверяет.

– Жора, я сегодня еще тут побуду, – наконец, выдыхает мать и закрывает глаза. Решила, что показалось. – Маме нужен покой. И тебе тоже.

Едва не передергиваю плечами. Когда у матери есть на меня планы, она всегда выкидывает что-то, чего раньше не делала. Однажды пролила себе кипяток на ногу, якобы случайно, в другой раз поскользнулась на льду и сломала руку. В больнице она всегда говорила: «Маме нужен покой», давала мне небольшую передышку, а когда возвращалась, муштровала еще суровее.

– Иди домой, я хочу поспать. – Мать похлопывает меня по руке и поворачивается на бок. Едва я встаю, она смотрит через плечо и говорит: – Только укрой меня одеялом и поцелуй на прощание, сынок.

Подчиняюсь. Расправляю одеяло, наклоняюсь и целую мать в висок. Она улыбается, закрывает глаза и едва слышно шепчет:

– Набирайся сил, Жора. Тебе они понадобятся.

Слова матери оказываются для меня пророческими: воскресенье трачу на тренировку, перегавкивание с Жилиным и отдых в интернет-кафе. Пробиваю адрес Алиной школы. До нее на автобусе пять кварталов. Расстояние для меня не помеха. Аля – моя мечта, а ради достижения мечты можно потерпеть.

В понедельник иду в школу. Классуха подлавливает меня на перемене. Изображаю подавленность и недосып.

– Жора, как твоя мама? – Сквозь стекла очков смотрят обеспокоенные голубые глаза. Наталья Львовна выглядит хуже, чем обычно. Переживает, что ли?

– Навещал вчера, выглядит плоховато, но держится изо всех сил, – отвечаю тихо и страдальчески, стараюсь не смотреть класссухе в глаза.

– А что случилось? Может, расскажешь подробнее? Тогда я смогу помочь.

– Ну, я и сам не знаю. Она, кажется, перенапряглась на работе. Очень сильно переживала. Знаете, как бывает, когда все вдруг наваливается… – Исподлобья гляжу на Наталью Львовну. Она сочувственно кивает. – Я вам скажу, вы только никому не говорите, ладно?

Если хотите создать порочную связь, сначала скрепите общение с выбранным человеком неким секретом. Неважно, есть он у вас или нет, можете выдумать. Подаюсь вперед и шепчу ей на ухо правду. Наталья Львовна испуганно выдыхает:

– Неужели?.. И как же ты?.. Ой… – Она хватается за грудь.

Нас замечают ученики, снующие по коридорам. Ловлю на себе любопытные красноречивые взгляды, я вижу перешептывающиеся губы учениц с легким слоем помады или блеска. Скоро поползут слухи.

– Жора, если тебе нужна помощь, ты только скажи. Я обязательно сделаю все, что в моих силах, – говорит классуха.

– Конечно, Наталья Львовна. Я ведь могу звонить вам в любое время? – Слабо улыбаюсь, сдерживая победную ухмылку.

– Да. В любое время. – Она у меня на крючке.

Со звонком ученики разбегаются по кабинетам. Поправляю рюкзак на плече и виновато смотрю на собеседницу.

– Извините, Наталья Львовна, у меня урок. Спасибо за вашу доброту. – Легонько касаюсь ее руки. Так, чтобы это было похоже на благодарность, но граничило с чем-то большим. Едва она начинает догадываться, отпускаю ее руку и ухожу на химию.

Глава 11. Аля

Мы с отцом не разговариваем. Пересекаемся на кухне, в коридоре или по пути в ванную. Мама пропадает на работе. Никто не упоминает о всплывшем факте моей позорной биографии. Я не выбирала, от кого родиться, но именно я разрушаю семью. Куда ушли те счастливые дни, когда мы втроем гуляли, ходили по магазинам и смеялись? Даже бабушка не вела себя так грубо с мамой, они лишь перебрасывались едкими словечками и забывали друг о друге до следующей встречи.

Теперь в нашем доме мрачно, тихо и неуютно. От депрессии спасает моя комната. Запираюсь в ней и мастерю оригами. Новые звезды делать не хочется.

Яркую одежду задвигаю поглубже в шкаф. Ей на смену приходят черные, серые и темно-коричневые вещи. Вместо футболок и женственных кофточек надеваю водолазки. В них у меня появляется чувство защищенности, будто длинные рукава и воротник успокаивают, берегут от окружающего мира, враждующих родителей и болезненной правды – мама меня нагуляла…

– Эй, ты где? – доносится до меня голос Розы. Урок закончился, начинается перемена. – Во времени потерялась, что ли? – Она машет рукой перед моим лицом.

– Просто задумалась.

– С тобой что-то явно не так. – Подруга оглядывает меня с прищуром. Только бы не догадалась. – Ты стала одеваться по-другому. У тебя вся одежда теперь закрытая. Когда у нас физра, сразу приходишь в спортивном костюме, чтобы не переодеваться в раздевалке. Неужели ты…

Задерживаю дыхание. Паника нарастает.

– …влюбилась и тайком встречаешься с кем-то? Наверняка у тебя все тело в засосах, а мне говорить не хочешь, да?! – возмущается Роза.

Выдыхаю с нервным смешком.

– Да нет, просто в школе прохладно, меня иногда знобит.

– Не заболела?

– Осенью всегда так, пока батареи не включат. – Для достоверности шмыгаю носом.

– Ладно. – Роза качает головой. – Не встречалась с тем парнем?

– С каким? А, ты про Жору. – Опускаю голову. – Нет.

В класс заходит Кристина. Она выглядит лучше, чем обычно. Роза говорила, что Крис наказали и она добирается до школы на общественном транспорте, а после школы сразу идет домой. Не так уж страшно, если учитывать, какой ущерб квартире нанесла ее вечеринка. Браслет с драконом удачи все же работает?..

– Я сегодня чуть позже приеду, буду на танцах, – говорит Кристина Розе.

– Хорошо. – Она кивает, потом поворачивается ко мне. – Она временно живет у меня, пока в квартире делают ремонт.

– Почему ты мне раньше не сказала? – удивляюсь я.

– Я говорила. Это же ты у нас в облаках витаешь все время. Кстати, хочешь расскажу кое-что? – Киваю. – Конечно, я просила его об этом не говорить, но мне самой не терпится посмотреть, что будет дальше. Так уж и быть, ты тоже должна знать.

Она болтает сама с собой, активно жестикулируя. На ее лице сменяются эмоции, пока Роза наконец не приходит к единению со своими мыслями.

– Он знает, где мы учимся и в каком классе. Я ему рассказала.

– В смысле?

– Когда я пошла помогать Кристине, Жора и Юрка Жилин тоже там были. Я видела, как Жора на меня поглядывал, поэтому решила первой завести эту тему. Он даже поклялся мне, что не сталкер и не маньяк. В общем, если однажды увидишь его у ворот или в школе, не удивляйся, ладно?

– Блин, Роза! – Ее слова смущают и злят одновременно. – А если он сегодня придет? Я одета как чучело! Почему ты мне раньше не сказала?!

Подруга от души хохочет, пока я хватаю зеркальце и спешно наношу блеск для губ.

– Вот! Вот этого я от тебя и ждала. А то одеваешься как монашка, когда такой парень на тебя запал.

Нам запрещают носить вызывающие наряды, длинные серьги и ярко краситься. Школа, конечно, учебное заведение, но девчонки хотят выглядеть красиво. Поэтому у нас в моде натуральный макияж. На ухоженной коже Розы косметика незаметна, зато подчеркивает ее большие глаза и красивые губы. Одноклассники и некоторые учителя верят, что Роза единственная из всего класса не пользуется косметикой. Наивные.

– Понятия не имею, как все сложится, – продолжает Роза. – Я просто хочу, чтобы ты была счастлива.

– Почему ты так интересуешься моими несуществующими отношениями? – Придирчиво рассматриваю тоналку. – Начни встречаться с кем-нибудь сама. Для тебя же это не проблема?

– О, за чужими отношениями всегда веселее и интереснее наблюдать. Свои быстро надоедают.

– Хочешь сказать, что мне тоже может надоесть?

– Кто знает? – Роза разводит руками. – У нас с тобой разные характеры. Мне не нравится одно, тебе – другое. Так сразу не скажешь. К тому же у меня было-то всего двое парней, и они оказались не самыми интересными людьми. А у тебя вообще никого не было, поэтому нельзя судить по одним отношениям… Это как варить первые в жизни макароны и верить, что они не слипнутся.

Растушевываю по векам светло-бежевые тени. Впервые наношу макияж за пятиминутную перемену. Непередаваемый экстрим!

Мне везет, и учителя не замечают косметику. Чем ближе конец учебного дня, тем сильнее трепещет сердце. Не известно, придет ли Жора сегодня. Он и в предыдущие дни не приходил… Если бы сильно хотел, мы бы уже встретились? Сомнения грызут меня, как крысы провод.

– Ну что, будешь его ждать? – спрашивает Роза, когда мы стоим у школьных ворот.

Верчу головой, всматриваюсь в лица и фигуры прохожих. Все не те.

– А надо? – протягиваю с сомнением. – Он ведь не может сказать, когда придет, а сейчас уже поздно и холодно.

– Не, пойдем домой. – Роза берет меня под руку и улыбается. – Вдвоем теплее. По крайней мере, прогуляемся до ближайшего магазина и купим чего-нибудь вкусненького.

В здании рядом с нашей школой каких только магазинов не открывали: и хозяйственный, и магазин шин, даже продавали разливное пиво. В конце концов помещение сдали тем, кто открыл небольшой продуктовый. Пиво школьникам не продают, родители за шинами, может, и зайдут, а вот вкусности или что-то полезное нужны всем.

Роза покупает чипсы, а я – сухарики. Последние хорошо помогают справляться с нервозностью, когда за закрытой дверью слышатся тяжелые шаги отца. Мама то появляется в квартире, то исчезает.

Расплачиваюсь на кассе, когда звонит телефон. На экране высвечивается мамин номер.

– Да, мам?

– Ты где, Алечка?

– С Розой в магазине, а что? Купить что-то?

– Нет. Я приехала забрать тебя. Нужно поговорить с глазу на глаз. Попрощайся с Розой. Жду тебя на противоположной стороне улицы, хорошо?

– Хорошо. – Сбрасываю звонок и в замешательстве смотрю на подругу. – Мама звонила. Говорит, приехала за мной.

– Так это ж хорошо, разве нет?

– Не знаю… Ладно, я побегу. – Прощаемся крепкими объятиями.

Выскакиваю из магазина первой. С трудом дожидаюсь зеленого светофора и бегу на другую улицу. Сигналит незнакомая черная служебная машина. Маму иногда возят на ней, а иногда она сама садится за руль. Она получила права, когда мне было восемь, и я до сих пор горжусь мамой за ее смелость. Что до папы… Он побаивается ездить за рулем из-за аварии в прошлом. В юности он гонял на мопеде и чуть не сбил пешехода. Вывернув руль, папа съехал в канаву и сломал руку. Все зажило, но страх остался, поэтому он зарекся чем-либо когда-либо управлять.

Подхожу к машине. Стекло опускается, и я вижу маму за рулем. Она жестом велит мне сесть. Занимаю пассажирское сиденье, стекло поднимается.

– Как ты, солнышко? – спрашивает мама.

– Нормально. А у тебя все хорошо?

Мама кивает, заводит мотор и выезжает на дорогу.

– У нас не будет другой возможности поговорить, поэтому я хочу сделать это сейчас. – Она напряженно глядит на дорогу. – Я знаю, что вы с папой делали тест ДНК. Мне жаль, что все так получилось. Я должна была сама тебе обо всем рассказать.

Мама резко тормозит. Нас потряхивает, ремень безопасности впивается в грудь. Обхватываю его руками и оттягиваю, чтобы ослабить боль.

– Прости. Я слишком волнуюсь.

Беру маму за руку и сжимаю, говоря взглядом: «Все хорошо». Она грустно вздыхает.

– Мне повезло, что ты у меня такая понимающая, Аленька. На что я рассчитывала? – Мы проезжаем перекресток. Начинается дождь, мама включает дворники. – Ты, наверное, хочешь узнать, кто твой настоящий отец?

Борюсь с любопытством. Узнать, что папа мне неродной, гораздо хуже, чем встретить незнакомца и обнаружить, что он мой отец по крови.

– А мне надо это знать? – Мама понимающе кивает, и ее взгляд затуманивается. Она отворачивается, всматриваясь в блестящую от дождя дорогу.

– Твой настоящий отец не плохой человек. Просто наши пути разошлись. Я встретила твоего папу, у нас завязался бурный роман. Потом я узнала, что беременна. Твой папа случайно увидел использованный тест и сделал мне предложение. Я не смогла рассказать ему правду. У нас все было хорошо, пока Петя… Петр Васильевич не объявился.

Слушаю маму, поглядывая по сторонам. Люди бродят черными шахматными фигурами. В осенних сумерках не видно ни лиц, ни цвета одежды. Интересно, папа уже дома или сегодня снова ночует у бабушки?

– В общем, из-за фотографии с корпоратива, где я была с деловыми партнерами, в том числе и Петром Васильевичем, твой папа заподозрил неладное. Он увидел сходство между тобой и Петром. Когда он спросил, чей ты ребенок, я не смогла соврать. Знаю, я должна была попытаться спасти семью, но на самом деле, Аля, семьи уже давно нет. Мы с твоим папой мало что делаем вместе. Улыбаться на камеру или изображать заботливых родителей на школьных собраниях еще можно научиться, но нельзя быть счастливым, когда жизнь летит в пропасть. Я хочу быть счастливой, Аля.

– А что тебе мешает?

Мама прикрывает глаза, а когда открывает их, ее голос становится холодным и слова звучат как заученные:

– Я хочу развестись с твоим папой, но это будет сложно.

– Почему? Из-за бюрократии?

– Нет… – Она волнуется, впивается пальцами в руль автомобиля.

– Мам… скажи уже?

– Я хочу съехаться с Пет… Петром Васильевичем и начать все заново. Для этого понадобится время, а тебе лучше не видеть, как мы с твоим папой будем постоянно ссориться. Но это же ничего, правда, Аля? Ты ведь сможешь потерпеть годик?

Глава 12. Жора

Свобода заканчивается в понедельник. Мать выписывают, я забираю ее из больницы. Домой идем пешком, потому что ей рекомендовали прогулки на свежем воздухе, хотя называть свежим воздух в нашем городе – лицемерие.

Веду мать под руку. Прохожие видят улыбающуюся маму и улыбаются в ответ. Все как положено: идеальная мама, сопровождаемая идеальным сыном. Ей нравится примерять на себя роли, которые можно скинуть в любое время без обязательств.

– Ты набрался сил? – Киваю. – Хорошо. Потому что мне они понадобятся.

Она уже не скрывает, что питается моими нервами. Во всех книжках про вампиров пишут, как круто, когда вампир ухлестывает за человеком. Романтика, любовь до гроба лежат на поверхности, под ними же скрывается несчастный человек, вынужденный коротать день за днем под бдительным контролем упыря. Ни в одной подобной сказке не говорится, что пара вампиров может жить счастливо. Им нужен кто-то обычный, чтобы скрывать собственные комплексы за его счет. Знай поклонники подобных историй, как на самом деле живется рядом с энергетическим вампиром, они бы сожгли все эти однотипные томики.

– Тебе нужно встретиться с моим врачом, – говорит мать. – Он хотел проконсультировать тебя, но вы разминулись.

– Зачем мне консультация?

– Я так сказала, разве не ясно? – Она притворно хохочет, будто я пошутил.

Змея. Надеюсь, врач даст противоядие.

– Как дела в школе, Жора? Ты исправил двойку?

– Неделя только началась.

Мать хмурится, взгляд становится злым. Еще одно возражение, и она меня размажет. Уничтожит, как букашку.

– Чтобы на днях исправил. У меня нет времени следить, как ты делаешь уроки, или проверять дневник. Если твоя учительница еще раз позвонит мне и скажет про новую двойку, я заставлю свою секретаршу следить за тобой. Тебе это не понравится, молодой человек.

Так и тянет сказать ей, что у нее полно времени на слежку за мной и пьяные выходки. Вместо этого киваю и с улыбкой продолжаю изображать счастливого сына.

На следующий день отхватываю кусочек свободы. Тренировок нет, мать задерживается на работе, а я могу заниматься своими делами. На уборку и приготовление ужина много времени не нужно. За годы рабства я приноровился прятать грязь.

Выхожу на балкон, сажусь в кресло-качалку и читаю классику. Задания по литературе невыносимо скучные, от математики хотя бы скулы не сводит. Просыпаюсь от запаха табака, щекочущего ноздри. Потираю глаза, убираю книгу.

– С добрым утром, – говорит Вася, махнув в знак приветствия. – Вижу, Достоевского читаешь.

Я и забыл про него. Наш сосед с огромной плазмой и пустой квартирой. Стоит по пояс голый, в пушистых тапках на босу ногу и в темно-зеленых штанах в коричнево-желтую клетку. Какая безвкусица. Какое ему дело до того, что я читаю?

– Экзамены скоро, – говорю. – Освежаю в памяти.

– Кому ты брешешь? Я видел, как ты заснул. Спорим, ты ее даже не прочитал?

– Твоя проницательность бесит. – Озвучиваю то, что думаю.

Может, мне удастся избавиться от навязанного общения? Он помог мне выбраться с закрытого балкона, но это не делает нас лучшими друзьями.

– И че? – смеется Вася. – Стыдно стало, что ль?

– Нет. Просто эта концепция устарела. – Мне становится легко.

В школе и с матерью я не высказываю своих мыслей. Проще адаптироваться и подмазываться так, чтобы никто не знал, какой ты на самом деле. С Алей… с ней все сложно. Ей я еще не врал, но не знаю, что будет, когда у нас завяжутся отношения. А с этим чуваком с голым торсом, торчащим на балконе, когда на улице плюс пять, все как-то просто. Будто так и должно быть.

– Какая?

– Раскольников убил людей и раскаялся. В современном мире постоянно кто-то кого-то мочит. Вон, почитай новости: то на бытовой почве, то из-за выпивки, то еще из-за чего. В убийстве уже давно нет ничего удивительного. Во времена Достоевского такое читали, трясясь под одеялом, в наше время можно нагуглить фотки с мест преступлений с самых разных ракурсов и не почувствовать ничего. Почему я вообще должен тратить время на эту книгу?

Замолкаю. От длительного монолога собственный голос звенит в ушах. Никогда так много не говорил.

Вася тушит сигарету и ухмыляется.

– Если твоя училка по литре узнает твое мнение, она засунет его тебе в жопу и поставит два.

– Поэтому я ей ничего не скажу. Напишу сочинение из общеизвестных фактов и псевдоанализа. Ноль творчества или вольнодумства. Другого от нас в школе и не ждут, – хмыкаю я.

– Интересно базаришь. – Вася чешет подбородок с пробивающейся щетиной. – Ты прям бунтарь. Смотрел фильм «Свободные»?[1]1
  Оригинальное название Footlose.


[Закрыть]

– Нет.

– Там в городке запрещена рок-музыка. Типа от лукавого, все дела. И туда приезжает новенький, который танцует под эту музыку. Парниша пошел против системы. Ты мне его напоминаешь.

– Даже не знаю, комплимент это или унижение.

– Посмотри. Может, че нового для себя отметишь. – Слышу звонок стационарного телефона. Вася оборачивается. – Ладно, мне тут уже десятый раз звонят. Че-то срочное, наверн. Бывай.

Он скрывается в квартире. Поглядываю на часы. Ничто не помешает смотреть фильм, пока буду готовить.

Достаю телефон и звоню Кристине. Наши матери знают друг друга, поэтому у моей не возникнет подозрений или вопросов, почему мы общаемся. Крис – отличница, умница и так далее, я же лоботряс, списывающий у одноклассников домашку, подкупающий учителей. Наши богатые родители думают, что у нас могут быть общие интересы. От нас ждут, что мы станем владельцами крупных корпораций или займем посты директоров; может, откроем одну или несколько разных франшиз. Раньше Крис верила, что нас продали друг другу с момента, как УЗИ определило наш пол.

– Да, Жора?

– Пришло время вернуть должок. Где ты сейчас?

– Я пока живу у Розы, это моя одноклассница. А что, придешь, если скажу?

– Да, мне срочно нужна твоя помощь.

Свободного времени мало, лучше всего сделать это сейчас. Сутки без душа как-нибудь переживу. Я мог бы попросить Крис помочь мне перед школой, но риск, что она проспит, слишком велик.

– Ну, хорошо. Это, конечно, чужая квартира, но ты ведь ненадолго? Мне потом перед хозяевами отчитываться, если они тебя увидят.

– Не бойся. Я активирую ниндзя-режим и уйду через окно.

– Тут одиннадцатый этаж, – смеется Крис.

Она скидывает мне адрес. Дверь открывается, едва жму на звонок. Кристина стоит в джинсовых шортах и топе на голую грудь, поверх накинут прозрачный халат.

– Ты пришла из девяностых?

– Эй, я же буду визажистом, – дуется она, пропуская меня в квартиру. – Я должна не только видеть моду, но и помнить и уметь воссоздавать образы.

– Ладно, визажист, мне как раз нужна твоя профессиональная помощь. – Разуваюсь, вешаю куртку на крючок и прохожу за ней в комнату. – Что ты забыла в квартире Розы?

– Да так, уговорила предков отпустить меня пожить среди обычных людей. Типа посмотрю на квартиру среднего класса и пойму, как надо ценить то, что у меня есть. – Крис усмехается. – Я что, зря столько лет на папе тренировалась глазки строить? Да он через пару дней растает и все мне простит.

Хмыкаю и осматриваюсь. Кровать, в сложенном виде, застелена светло-сиреневым покрывалом. В углу скромно стоит раскладушка. Компьютерного стола нет, вместо него огромный туалетный столик.

– Она разрешила мне попользоваться им, представляешь? – говорит Крис, заметив мой взгляд. – Так что тебе нужно, Жорик?

– Нарисуй на мне синяки.

– Что? В смысле, для чего? – Ее глаза округляются, как у разбуженной совы.

– Просто нужно, и все. Ты ведь моя должница, так что выполни просьбу.

– Ну… Ладно. Давай попробуем. Только где их нарисовать?

Стягиваю свитер, бросаю на кровать. Расстегиваю пуговицы на рубашке одну за другой, распахиваю ее. Крис краснеет и не может оторвать глаз от моего торса.

– Здесь. – Показываю пальцем на живот.

– Эм… Ты предлагаешь мне изрисовать твой торс синяками?

– Только понатуральнее. Представь, что меня избили.

– А как же лицо? Руки? Ноги?

– Лицо и ноги обойдутся. – Снимаю рубашку и вешаю на спинку стула. – Давай, покажи мастер-класс. Руки, спина, живот и грудь – вот твой холст.

Сажусь на стул и выпрямляюсь. Смущение покидает Крис. Она разглядывает мое тело уже по-деловому, потом осторожно щупает.

– У тебя ведь нет аллергии на косметику?

– Понятия не имею.

– Если что-то выскочит, я тут ни при чем, понял?

– Понял.

Крис набирает кисточки, тени, румяна и прочую ерунду.

– Еще одна просьба. Нанеси водостойкую косметику. Желательно так, чтобы ничего не размазалось, если я засну.

– Ты слишком многого хочешь. Не обещаю, что будет выглядеть идеально, – говорит Крис. – А теперь помолчи и дай мне сосредоточиться!

Она смешивает что-то, как художник краски, наносит сначала себе на руку, потом подносит ее к моей коже и сравнивает. Наконец, находит нужный оттенок и улыбается. Работа кипит. Кончик кисточки щекочет кожу.

Время летит, посмеиваясь над моей нервозностью. Совсем скоро мать вернется домой, и я отхвачу от нее очередную взбучку, если не прибуду вовремя и не приготовлю ужин.

– Готово! Кажется. – Крис отстраняется и придирчиво меня осматривает. – Ну-ка повернись.

Послушно кружусь, переступая с ноги на ногу.

– Ну, если сильно не приглядываться, – она вдруг приближается к синяку на моей груди и втягивает воздух, – и не принюхиваться, это можно принять за синяки.

– Спасибо. – Надеваю рубашку и застегиваю пуговицы. Крис раскладывает косметику по местам. – Ты мне очень помогла.